Страница:
– Если она так и пойдет, прикрываясь своим клином, то мы не сможем как следует прицелиться, сэр, пока она сама не повернется для стрельбы, – тихо сказал Эш.
– Сделайте, что сможете, лейтенант.
Саймондс повернулся к своему собственному экрану и горевшей на нем красной точке вражеского корабля с ощущением полной уверенности. Харрингтон не собиралась поворачиваться для ракетного обстрела. Она хотела подойти вплотную для лучевой атаки, и он почувствовал смешанное с ненавистью невольное уважение к ней. На таком расстоянии ее корабль ни за что не выживет, но если она не погибнет и сумеет подойти вплотную, то нанесет «Гневу» тяжелейшие повреждения. Он знал это и принимал как должное, потому что, несмотря на все повреждения, «Гнев Господень» выживет и атакует Грейсон. Это он тоже знал.
Иного Бог просто не допустит.
– Понятно.
Хэмиш Александер постарался, отвечая на рапорт капитана флагманского судна, не показать охвативших его эмоций. Если «Уверенный» не видит «Трубадура», значит, «Трубадур» погиб. Несмотря на то как он рисковал, изменяя настройки гипергенератора, всю дорогу он понимал, что почти наверняка помощь прибудет слишком поздно. Но они не опоздали, и радость спорила в нем с печалью от потери эсминца.
Он разделил линейные крейсера на четыре дивизиона и расставил их так, чтобы они отдельными группами вышли из гиперпространства, покрыв как можно большую территорию. Они вошли в нормальное пространство на максимальной скорости, и за спиной кого-то до сих пор рвало, но он не жалел, что так быстро прошел альфа-стену.
Дивизион «Уверенного» вышел из гиперпространства так, чтобы Грейсон оказался между ними и звездой Ельцина, прикрытый сразу с двух сторон. Проецируемые на экране векторы рассказали ему о ситуации. Суда Александера не только обошли два корабля на экране, но и подрезали их угол подхода к Грейсону. Это давало ему скорость при сближении в почти двадцать тысяч километров в секунду, а расстояние до «Саладина» было всего двенадцать световых минут. Таким образом «Уверенный» пересечет его курс за пять и шесть десятых световых минуты до Грейсона… и приблизится на расстояние выстрела за три минуты до этого.
Они успели. Несмотря на все препятствия, несмотря на потерю «Трубадура» – они успели на помощь Грейсону и «Бесстрашному».
– Не понимаю, почему «Саладин» не пытается уйти, – пробормотал Эдвардс. – Не думают же они, что сумеют справиться со всеми нами, милорд!
– Кто знает, о чем думают религиозные фанатики, капитан? – Александер слегка улыбнулся капитану «Уверенного», потом снова посмотрел на экран и поморщился.
Курс «Бесстрашного» делал намерения Харрингтон кристально ясными. Меньшего он и не ожидал от офицера с таким прошлым, как у нее, но это ничуть не уменьшило его уважение к ее мужеству. Александер только благодарил бога за то, что теперь ей не придется доказывать свою решимость.
Он взглянул на Элис Трумэн, на лице которой впервые с момента прибытия на «Уверенный» отразилась слабая надежда. Она привела помощь на два дня раньше, чем это было возможно… и это значило, что «Бесстрашный» выживет.
Но он знал из доклада Трумэн, что крейсер лишился гравитационных датчиков, и без «Трубадура» некому было передавать ей данные разведмодулей. Харрингтон не узнает о его прибытии, пока он сам ей не скажет. Он повернулся к офицеру по связи.
– Запишите для передачи на «Бесстрашный», Гарри. Капитан Харрингтон, это адмирал Белой Гавани с корабля Ее Величества «Уверенный», подхожу с ноль-три-один с восемнадцатым дивизионом линейных крейсеров, расстояние двенадцать и пять десятых световых минут. «Саладин» будет в зоне моего огня приблизительно через восемьдесят две минуты. Отходите и оставьте его нам, капитан. Вы свое дело сделали. Белая Гавань закончил.
– Записано, адмирал! – сказал лейтенант с широкой улыбкой.
– Так отправляйте, Гарри, отправляйте! – ответил он с такой же улыбкой и откинулся на спинку кресла.
– Джойс.
– Да, мэм?
– Мне бы хотелось послушать музыку, Джойс. – Метцингер удивленно моргнула, и Хонор улыбнулась.
– Включи через микрофоны Седьмую Хаммервелла, пожалуйста.
– Седьмую Хаммервелла? – Метцингер встряхнулась. – Сейчас, мэм.
Хонор всегда любила Хаммервелла. Он тоже был родом со Сфинкса, и сердцем всех его творений была холодная величественная красота ее родины. Она откинулась в кресле, когда из громкоговорителя донеслись звуки шедевра величайшего композитора Мантикоры, и люди начали переглядываться, а удивление сменилось удовольствием от омывающих их души голосов струнных и деревянных духовых инструментов.
Корабль Ее Величества «Бесстрашный» мчался к врагу, а с ним и печальная прелесть «Привета Весне» Хаммервелла.
Он проверил время. На таком расстоянии ответному сообщению понадобится еще пять-шесть минут, чтобы дойти до него, и он заставил себя расслабиться.
– Возможно, она боится, что «Саладин» обстреляет планету, если она ослабит давление, – сказал он Хантеру, но не сумел убедить даже самого себя.
У него было четыре линейных крейсера и двенадцать менее мощных кораблей для поддержки, и «Саладину» было ни за что не обойти их, если учесть их изначальное преимущество в скорости. При наличии за спиной такой огневой мощи Харрингтон не было смысла продолжать курс. Пока расстояние не позволяло «Саладину» открыть огонь, но через десять минут все изменится.
– О боже, – прошептала Элис Трумэн, и Александер взглянул на нее. Лицо коммандера побелело, и она нервно кусала губы.
– В чем дело, коммандер?
– Она не знает, что мы здесь, – напряженно объяснила ему Трумэн. – Она так и не получила вашего сообщения, милорд. У нее не работает связь.
Взгляд Александера на мгновение остекленел, потом он понял. Ну разумеется. Харрингтон уже потеряла «Трубадур», а ее собственное ускорение составляло едва ли два с половиной километра в секунду за секунду. Это свидетельствовало о боевых повреждениях, и если пострадала и секция связи, а не только гравитационные датчики…
Он повернулся к начальнику штаба.
– Байрон, сколько до входа в зону дальности ракет?
– Тридцать девять и шесть десятых минуты, сэр.
– А до того, как их векторы пересекутся?
– Девятнадцать минут, сэр, – без выражения произнес Хантер, и Александер сжал зубы от боли, которая была еще острее из-за только что пережитой радости. Двадцать минут. Меньше мига для Вселенной, но в них вся разница, потому что они все-таки не успели.
Грейсон будет спасен, но «Бесстрашный» погибнет у них на глазах.
– Сколько до перехвата? – спросила она ровным тоном.
– Восемнадцать минут, шкипер – а в зону дальности ракет мы войдем через шесть с половиной.
– Отлично. – Она очень аккуратно положила руки вдоль подлокотников командирского кресла. – Защите – готовность!..
– Да, милорд? – голос капитана был приглушен; он тоже наблюдал за разворачивающейся перед ними трагедией.
– Разверните дивизион на девяносто градусов по левому борту. Мне нужен немедленный огонь по «Саладину».
– Но… – удивленно начал Эдвардс, и Александер резко прервал его.
– Выполняйте, капитан!
– Сию секунду, милорд!
Байрон Хантер искоса поглядел на адмирала и откашлялся.
– Сэр, расстояние больше ста миллионов километров. Нам ни за что не…
– Я знаю расстояние, Байрон, – Александер так и не оторвал глаз от дисплея, – но больше мы ничего сделать не можем. Может, Харрингтон при подходе заметит ракеты на радаре – если у нее еще есть радар. А может, у «Саладина» тоже пострадали приборы. Если он не уходит потому, что тоже не знает, что мы здесь, может, он уйдет, когда узнает об этом. Черт, если он и дальше сохранит прежний курс, то мы можем даже попасть в него!
Он наконец поднял глаза, и начальник штаба увидел отчаяние в его глазах.
– Больше мы ничего не можем, – очень тихо повторил он, и восемнадцатый дивизион линейных крейсеров дал залп.
Их поврежденные глушители и имитаторы постарались обмануть и ослепить ракеты нападающих, а они узнали о манере ведения огня «Гнева» намного больше, чем лейтенант Эш узнал об их собственной. Три четверти первого залпа потеряли контакт и ушли в строну, а лазеры подрагивали, как охотничьи собаки, наводимые компьютерами на уцелевшие ракеты.
Лучи когерентного света уничтожали цели с отчаянной скоростью, но все их остановить было невозможно, и чудо у «Бесстрашного» не получилось. Из прорвавшихся большая часть разбилась о непроницаемый гравитационный пояс на днище, но некоторые пошли «сверху» и «снизу», чтоб атаковать стенки. Снова загудели сигналы тревоги, гибли люди, уничтожались орудия, но крейсер, не обращая внимания ни на что, продолжал сближаться с противником, и в боевой рубке царило молчание. Хонор Харрингтон неподвижно сидела на своем месте, расправив плечи, как исходная точка спокойствия в этой тишине, и смотрела на экран.
Еще семь минут до перехвата.
Он уставился на световую точку на экране. Из корабля, как кровь из ран, толчками била атмосфера…
Она была неверной, она была слабой презренной женщиной. Почему же она идет и идет на него?
– Понятно.
Спокойный голос Хонор не отражал ее собственного страха. Они уже пять минут выдерживали огонь «Саладина» и получили девять попаданий, два из них серьезные, а чем ближе они подходили, тем аккуратнее становился огонь линейного крейсера.
Их двигатели отработали через три минуты, в двенадцати и трех десятых миллиона километров после запуска, на скорости почти в сто шесть тысяч километров в секунду. Теперь они шли вперед по баллистическому курсу, и на экране Хэмиша Александера их видно не было. В животе у него залег тяжелый ком. Даже на такой скорости они только через четыре минуты войдут в зону атаки, и с каждой секундой шансы, что они попадут, уменьшались.
– Шестая пусковая и восьмой лазер уничтожены, капитан, – доложил коммандер Брентуорт. – Доктор Монтойя сообщает, что отсек два-сорок разгерметизирован.
– Вас поняла. – Хонор сжалась от боли. Когда жертвы переполнили медотсек, два-сорок превратили в аварийную палату для больных. Она надеялась, что аварийные койки раненых спасли хоть кого-нибудь, но в глубине души знала, что большинство из них погибли.
Ее корабль снова вздрогнул, и по нему пронеслась очередная волна смерти и увечий, но часы на ее экране продолжали отсчитывать оставшееся время. Еще четыре минуты. «Бесстрашному» надо продержаться еще четыре минуты.
Саймондс кивнул и выпрямился в кресле, готовясь к побоищу, которое вот-вот начнется.
Лейтенант в изумлении уставился на них. Они подходили на невероятной скорости оттуда, где их быть не могло. Не могло!
Но они там были. Они пролетели больше сотни миллионов километров, пока «Гнев Господень» двигался им навстречу, и само отсутствие у них работающих двигателей помогло им избежать всех оставшихся пассивных датчиков «Гнева». Для таких мелких объектов на панели Эша максимальное расстояние обнаружения составляло чуть более полумиллиона километров, а это при их скорости составляло меньше пяти секунд.
– Ракеты на три-два-пять! – воскликнул он, и Саймондс повернулся к вспомогательному экрану.
Только пять из них были достаточно близко, чтобы атаковать «Гнев», и у них больше не было двигателя, чтобы подправить свою траекторию, но «Гнев» не менял своего нынешнего курса уже больше двух часов. Они пересекли его курс и взорвались одновременно – как раз напротив незащищенной горловины импеллерного клина.
«Гнев Господень» затрясся как безумный, когда в его правый борт впились полдюжины рентгеновских пучков, и Мэтью Саймондс побелел от ужаса, увидев, что на них идет второй залп ракет.
– Лево на борт! – крикнул он.
Рулевой мгновенно выполнил маневр, отворачивая уязвимый нос «Гнева» от новой угрозы, и Саймондс вздохнул от облегчения.
Потом он понял, что наделал.
– Отставить последний приказ! – крикнул он.
– Право на борт! Всем орудиям – огонь!
У него не было выбора. «Гнев» слишком медленно слушался руля, а он еще и усилил свою первоначальную ошибку. Ему надо было завершить поворот как можно быстрее и перекатиться под выстрел дном или верхом клина. Вместо этого рулевой послушался обоих отданных ему приказов и остановил поворот, возвращаясь в прежнее положение. На несколько секунд «Гнев» завис носом к «Бесстрашному».
Носовые орудия линейного крейсера изрыгнули огонь. Два мощных лазера начали лихорадочно обстреливать цель, внезапно возникшую перед носом корабля. Первый залп бесполезно ударился о дно клина «Бесстрашного», а затем крейсер начал опрокидываться… «Гнев» продолжал вести огонь в упор, пронзая защитную стену «Бесстрашного», а броня на таком расстоянии почти не защищала. Видно было, как отлетают обломки. Но крейсер все же повернулся бортом с уцелевшими орудиями…
Четыре лазера и три куда более мощных гразера ударили залпом, и перед ними не было защитной стены.
Мэтью Саймондс еще успел подумать, что подвел своего Бога, – а потом «Гнев Господень» исчез в облаке плазмы.
Глава 35
– Сделайте, что сможете, лейтенант.
Саймондс повернулся к своему собственному экрану и горевшей на нем красной точке вражеского корабля с ощущением полной уверенности. Харрингтон не собиралась поворачиваться для ракетного обстрела. Она хотела подойти вплотную для лучевой атаки, и он почувствовал смешанное с ненавистью невольное уважение к ней. На таком расстоянии ее корабль ни за что не выживет, но если она не погибнет и сумеет подойти вплотную, то нанесет «Гневу» тяжелейшие повреждения. Он знал это и принимал как должное, потому что, несмотря на все повреждения, «Гнев Господень» выживет и атакует Грейсон. Это он тоже знал.
Иного Бог просто не допустит.
* * *
Ни один из искалеченных полуослепших кораблей уже не мог разглядеть ничего дальше своего противника, даже если бы и захотел. Поэтому ни один из них не заметил широко разошедшиеся гиперследы шестнадцати линейных крейсеров с эскортом, внезапно вышедших из гиперпространства в двадцати трех и семидесяти шести сотых световой минуты от звезды Ельцина.* * *
– Да, милорд, – сказал капитан Эдвардс. – Слежение ясно читает оба импеллерных следа. На три-один-четыре линейный крейсер, значит, на три-два-четыре «Бесстрашный». «Трубадура» нигде не видно.– Понятно.
Хэмиш Александер постарался, отвечая на рапорт капитана флагманского судна, не показать охвативших его эмоций. Если «Уверенный» не видит «Трубадура», значит, «Трубадур» погиб. Несмотря на то как он рисковал, изменяя настройки гипергенератора, всю дорогу он понимал, что почти наверняка помощь прибудет слишком поздно. Но они не опоздали, и радость спорила в нем с печалью от потери эсминца.
Он разделил линейные крейсера на четыре дивизиона и расставил их так, чтобы они отдельными группами вышли из гиперпространства, покрыв как можно большую территорию. Они вошли в нормальное пространство на максимальной скорости, и за спиной кого-то до сих пор рвало, но он не жалел, что так быстро прошел альфа-стену.
Дивизион «Уверенного» вышел из гиперпространства так, чтобы Грейсон оказался между ними и звездой Ельцина, прикрытый сразу с двух сторон. Проецируемые на экране векторы рассказали ему о ситуации. Суда Александера не только обошли два корабля на экране, но и подрезали их угол подхода к Грейсону. Это давало ему скорость при сближении в почти двадцать тысяч километров в секунду, а расстояние до «Саладина» было всего двенадцать световых минут. Таким образом «Уверенный» пересечет его курс за пять и шесть десятых световых минуты до Грейсона… и приблизится на расстояние выстрела за три минуты до этого.
Они успели. Несмотря на все препятствия, несмотря на потерю «Трубадура» – они успели на помощь Грейсону и «Бесстрашному».
– Не понимаю, почему «Саладин» не пытается уйти, – пробормотал Эдвардс. – Не думают же они, что сумеют справиться со всеми нами, милорд!
– Кто знает, о чем думают религиозные фанатики, капитан? – Александер слегка улыбнулся капитану «Уверенного», потом снова посмотрел на экран и поморщился.
Курс «Бесстрашного» делал намерения Харрингтон кристально ясными. Меньшего он и не ожидал от офицера с таким прошлым, как у нее, но это ничуть не уменьшило его уважение к ее мужеству. Александер только благодарил бога за то, что теперь ей не придется доказывать свою решимость.
Он взглянул на Элис Трумэн, на лице которой впервые с момента прибытия на «Уверенный» отразилась слабая надежда. Она привела помощь на два дня раньше, чем это было возможно… и это значило, что «Бесстрашный» выживет.
Но он знал из доклада Трумэн, что крейсер лишился гравитационных датчиков, и без «Трубадура» некому было передавать ей данные разведмодулей. Харрингтон не узнает о его прибытии, пока он сам ей не скажет. Он повернулся к офицеру по связи.
– Запишите для передачи на «Бесстрашный», Гарри. Капитан Харрингтон, это адмирал Белой Гавани с корабля Ее Величества «Уверенный», подхожу с ноль-три-один с восемнадцатым дивизионом линейных крейсеров, расстояние двенадцать и пять десятых световых минут. «Саладин» будет в зоне моего огня приблизительно через восемьдесят две минуты. Отходите и оставьте его нам, капитан. Вы свое дело сделали. Белая Гавань закончил.
– Записано, адмирал! – сказал лейтенант с широкой улыбкой.
– Так отправляйте, Гарри, отправляйте! – ответил он с такой же улыбкой и откинулся на спинку кресла.
* * *
Расстояние продолжало сокращаться, и Хонор знала, что исход может быть только один. Она заставила себя принять его с того самого момента, как «Саладин» начал сближение. Она понимала страх окружающих – она и сама боялась и хотела жить. Но именно ради такой цели Хонор поступила во флот и приняла ответственность и привилегию служить своему монарху и своему народу, и не важно было, что Грейсон – чужая планета.– Джойс.
– Да, мэм?
– Мне бы хотелось послушать музыку, Джойс. – Метцингер удивленно моргнула, и Хонор улыбнулась.
– Включи через микрофоны Седьмую Хаммервелла, пожалуйста.
– Седьмую Хаммервелла? – Метцингер встряхнулась. – Сейчас, мэм.
Хонор всегда любила Хаммервелла. Он тоже был родом со Сфинкса, и сердцем всех его творений была холодная величественная красота ее родины. Она откинулась в кресле, когда из громкоговорителя донеслись звуки шедевра величайшего композитора Мантикоры, и люди начали переглядываться, а удивление сменилось удовольствием от омывающих их души голосов струнных и деревянных духовых инструментов.
Корабль Ее Величества «Бесстрашный» мчался к врагу, а с ним и печальная прелесть «Привета Весне» Хаммервелла.
* * *
– «Бесстрашный» не сходит с курса, милорд, – сказал капитан Хантер, и Александер нахмурился. Его сообщение должно было дойти до Харрингтон уже пять минут назад, но ее курс так и не изменился.Он проверил время. На таком расстоянии ответному сообщению понадобится еще пять-шесть минут, чтобы дойти до него, и он заставил себя расслабиться.
– Возможно, она боится, что «Саладин» обстреляет планету, если она ослабит давление, – сказал он Хантеру, но не сумел убедить даже самого себя.
* * *
– Входим в зону ведения огня через семьдесят пять минут, – доложил Саймондсу астрогатор, и Меч кивнул.* * *
Хэмиш Александер нахмурился еще сильнее. «Уверенный» был в пространстве Ельцина уже полчаса, но Харрингтон сохраняла курс. Она по непонятным причинам все еще шла на свою безнадежную битву, и это было странно.У него было четыре линейных крейсера и двенадцать менее мощных кораблей для поддержки, и «Саладину» было ни за что не обойти их, если учесть их изначальное преимущество в скорости. При наличии за спиной такой огневой мощи Харрингтон не было смысла продолжать курс. Пока расстояние не позволяло «Саладину» открыть огонь, но через десять минут все изменится.
– О боже, – прошептала Элис Трумэн, и Александер взглянул на нее. Лицо коммандера побелело, и она нервно кусала губы.
– В чем дело, коммандер?
– Она не знает, что мы здесь, – напряженно объяснила ему Трумэн. – Она так и не получила вашего сообщения, милорд. У нее не работает связь.
Взгляд Александера на мгновение остекленел, потом он понял. Ну разумеется. Харрингтон уже потеряла «Трубадур», а ее собственное ускорение составляло едва ли два с половиной километра в секунду за секунду. Это свидетельствовало о боевых повреждениях, и если пострадала и секция связи, а не только гравитационные датчики…
Он повернулся к начальнику штаба.
– Байрон, сколько до входа в зону дальности ракет?
– Тридцать девять и шесть десятых минуты, сэр.
– А до того, как их векторы пересекутся?
– Девятнадцать минут, сэр, – без выражения произнес Хантер, и Александер сжал зубы от боли, которая была еще острее из-за только что пережитой радости. Двадцать минут. Меньше мига для Вселенной, но в них вся разница, потому что они все-таки не успели.
Грейсон будет спасен, но «Бесстрашный» погибнет у них на глазах.
* * *
Летящий финал «Привета Весне» достиг развязки и затих, и Хонор глубоко вздохнула. Она выпрямилась и посмотрела на Кардонеса.– Сколько до перехвата? – спросила она ровным тоном.
– Восемнадцать минут, шкипер – а в зону дальности ракет мы войдем через шесть с половиной.
– Отлично. – Она очень аккуратно положила руки вдоль подлокотников командирского кресла. – Защите – готовность!..
* * *
– Капитан Эдвардс!– Да, милорд? – голос капитана был приглушен; он тоже наблюдал за разворачивающейся перед ними трагедией.
– Разверните дивизион на девяносто градусов по левому борту. Мне нужен немедленный огонь по «Саладину».
– Но… – удивленно начал Эдвардс, и Александер резко прервал его.
– Выполняйте, капитан!
– Сию секунду, милорд!
Байрон Хантер искоса поглядел на адмирала и откашлялся.
– Сэр, расстояние больше ста миллионов километров. Нам ни за что не…
– Я знаю расстояние, Байрон, – Александер так и не оторвал глаз от дисплея, – но больше мы ничего сделать не можем. Может, Харрингтон при подходе заметит ракеты на радаре – если у нее еще есть радар. А может, у «Саладина» тоже пострадали приборы. Если он не уходит потому, что тоже не знает, что мы здесь, может, он уйдет, когда узнает об этом. Черт, если он и дальше сохранит прежний курс, то мы можем даже попасть в него!
Он наконец поднял глаза, и начальник штаба увидел отчаяние в его глазах.
– Больше мы ничего не можем, – очень тихо повторил он, и восемнадцатый дивизион линейных крейсеров дал залп.
* * *
«Гнев Господень» выпустил первые ракеты, и искалеченные приборы «Бесстрашного» смогли разглядеть их только за полмиллиона километров. Это оставило Рафу Кардонесу и Каролин Уолкотт всего семь секунд на то, чтобы с ними справиться. На использование противоракетных снарядов этого времени не хватило бы.Их поврежденные глушители и имитаторы постарались обмануть и ослепить ракеты нападающих, а они узнали о манере ведения огня «Гнева» намного больше, чем лейтенант Эш узнал об их собственной. Три четверти первого залпа потеряли контакт и ушли в строну, а лазеры подрагивали, как охотничьи собаки, наводимые компьютерами на уцелевшие ракеты.
Лучи когерентного света уничтожали цели с отчаянной скоростью, но все их остановить было невозможно, и чудо у «Бесстрашного» не получилось. Из прорвавшихся большая часть разбилась о непроницаемый гравитационный пояс на днище, но некоторые пошли «сверху» и «снизу», чтоб атаковать стенки. Снова загудели сигналы тревоги, гибли люди, уничтожались орудия, но крейсер, не обращая внимания ни на что, продолжал сближаться с противником, и в боевой рубке царило молчание. Хонор Харрингтон неподвижно сидела на своем месте, расправив плечи, как исходная точка спокойствия в этой тишине, и смотрела на экран.
Еще семь минут до перехвата.
* * *
Мэтью Саймондс гневно заревел, видя, что «Бесстрашный» приближается, несмотря на штормовой встречный огонь. По крейсеру били семьдесят две ракеты в минуту, его боезапас таял, как замок из песка под дождем, но она не сделала ни единого выстрела в ответ, и неуклонное приближение пронзило его холодком страха сквозь пелену гнева и усталости. Он попадал в нее, он знал, что попадал, но она все шла и шла, как неумолимая колесница богов, которую могла остановить только смерть.Он уставился на световую точку на экране. Из корабля, как кровь из ран, толчками била атмосфера…
Она была неверной, она была слабой презренной женщиной. Почему же она идет и идет на него?
* * *
– Перехват через пять минут, шкипер.– Понятно.
Спокойный голос Хонор не отражал ее собственного страха. Они уже пять минут выдерживали огонь «Саладина» и получили девять попаданий, два из них серьезные, а чем ближе они подходили, тем аккуратнее становился огонь линейного крейсера.
* * *
Мощный залп мчался через пространство, восемьдесят четыре ракеты, выпущенные четырьмя линейными крейсерами, идущими со скоростью тридцать тысяч километров в секунду. За ним вылетел еще один, и еще один, но слишком уж большим было расстояние.Их двигатели отработали через три минуты, в двенадцати и трех десятых миллиона километров после запуска, на скорости почти в сто шесть тысяч километров в секунду. Теперь они шли вперед по баллистическому курсу, и на экране Хэмиша Александера их видно не было. В животе у него залег тяжелый ком. Даже на такой скорости они только через четыре минуты войдут в зону атаки, и с каждой секундой шансы, что они попадут, уменьшались.
* * *
«Бесстрашный» встряхнуло, когда в правый бок ему врезались два лазерных пучка.– Шестая пусковая и восьмой лазер уничтожены, капитан, – доложил коммандер Брентуорт. – Доктор Монтойя сообщает, что отсек два-сорок разгерметизирован.
– Вас поняла. – Хонор сжалась от боли. Когда жертвы переполнили медотсек, два-сорок превратили в аварийную палату для больных. Она надеялась, что аварийные койки раненых спасли хоть кого-нибудь, но в глубине души знала, что большинство из них погибли.
Ее корабль снова вздрогнул, и по нему пронеслась очередная волна смерти и увечий, но часы на ее экране продолжали отсчитывать оставшееся время. Еще четыре минуты. «Бесстрашному» надо продержаться еще четыре минуты.
* * *
– Перехват через три и пять десятых минуты, – хрипло сказал лейтенант Эш.Саймондс кивнул и выпрямился в кресле, готовясь к побоищу, которое вот-вот начнется.
* * *
– Ракеты входят в зону финальной атаки… сейчас! – выдохнул капитан Хантер.* * *
На панели лейтенанта Эша загорелся сигнал тревоги, предупреждавший о близости вражеских снарядов, загудел предупреждающий сигнал, и на экране вспыхнула стайка красных точек.Лейтенант в изумлении уставился на них. Они подходили на невероятной скорости оттуда, где их быть не могло. Не могло!
Но они там были. Они пролетели больше сотни миллионов километров, пока «Гнев Господень» двигался им навстречу, и само отсутствие у них работающих двигателей помогло им избежать всех оставшихся пассивных датчиков «Гнева». Для таких мелких объектов на панели Эша максимальное расстояние обнаружения составляло чуть более полумиллиона километров, а это при их скорости составляло меньше пяти секунд.
– Ракеты на три-два-пять! – воскликнул он, и Саймондс повернулся к вспомогательному экрану.
Только пять из них были достаточно близко, чтобы атаковать «Гнев», и у них больше не было двигателя, чтобы подправить свою траекторию, но «Гнев» не менял своего нынешнего курса уже больше двух часов. Они пересекли его курс и взорвались одновременно – как раз напротив незащищенной горловины импеллерного клина.
«Гнев Господень» затрясся как безумный, когда в его правый борт впились полдюжины рентгеновских пучков, и Мэтью Саймондс побелел от ужаса, увидев, что на них идет второй залп ракет.
– Лево на борт! – крикнул он.
Рулевой мгновенно выполнил маневр, отворачивая уязвимый нос «Гнева» от новой угрозы, и Саймондс вздохнул от облегчения.
Потом он понял, что наделал.
– Отставить последний приказ! – крикнул он.
* * *
– Он поворачивается! – закричал Раф Кардонес, и Хонор резко выпрямилась. Не может быть!..– Право на борт! Всем орудиям – огонь!
* * *
– Носовые – огонь! – отчаянно выкрикнул Саймондс.У него не было выбора. «Гнев» слишком медленно слушался руля, а он еще и усилил свою первоначальную ошибку. Ему надо было завершить поворот как можно быстрее и перекатиться под выстрел дном или верхом клина. Вместо этого рулевой послушался обоих отданных ему приказов и остановил поворот, возвращаясь в прежнее положение. На несколько секунд «Гнев» завис носом к «Бесстрашному».
Носовые орудия линейного крейсера изрыгнули огонь. Два мощных лазера начали лихорадочно обстреливать цель, внезапно возникшую перед носом корабля. Первый залп бесполезно ударился о дно клина «Бесстрашного», а затем крейсер начал опрокидываться… «Гнев» продолжал вести огонь в упор, пронзая защитную стену «Бесстрашного», а броня на таком расстоянии почти не защищала. Видно было, как отлетают обломки. Но крейсер все же повернулся бортом с уцелевшими орудиями…
Четыре лазера и три куда более мощных гразера ударили залпом, и перед ними не было защитной стены.
Мэтью Саймондс еще успел подумать, что подвел своего Бога, – а потом «Гнев Господень» исчез в облаке плазмы.
Глава 35
Хонор Харрингтон шагнула, и ее встретил звук боцманских дудок. Ее здоровый глаз удивленно распахнулся, а Нимиц на плече напрягся. Адмирал Белой Гавани вызвал ее на последнюю рабочую встречу перед тем, как она уведет «Бесстрашный» домой, но рядом с ним в шлюпочном отсеке «Уверенного» ждал посол Лэнгтри. Это уже было странно, но рядом стояли и такие важные особы, как адмирал Уэсли Мэтьюс и сам Бенджамин Мэйхью. Ее рука автоматически поднялась в приветственном салюте, а в голове одно за другим возникали предположения.
Хэмиш Александер подождал, пока Протектор Мэйхью и Энтони Лэнгтри найдут стулья, потом сел за свой стол, разглядывая стоявшую перед ним женщину.
Ее кот явно нервничал, но она выглядела спокойно, хотя наверняка должна проявить удивление. Он вспомнил, как увидел ее впервые. Тогда она тоже была спокойна. Она поднялась на борт доложить о повреждениях и жертвах с полнейшим безразличием, которое вызвало у него раздражение. Казалось, ее все это не волнует, а люди – просто часть корабельного оборудования, оружие, которое можно использовать и забыть.
Ее бесчувственная отстраненность привела его в ужас… но потом поступил доклад, что коммандер МакКеон каким-то образом сумел вывести почти сто человек из своего экипажа в единственном уцелевшем боте, и ее маска дала трещину. Он заметил, что она отвернулась, пытаясь скрыть слезы в здоровом глазу, и плечи ее затряслись. Он встал между ней и офицерами своего штаба, чтобы никто ничего не заметил. Только теперь он понял, что эта женщина была особенной. Ее броня отстраненности была такой прочной потому, что горе и боль под ней были неимоверно сильны.
В его памяти возник и другой момент – день, когда она в каменном молчании наблюдала, как люди, которые насиловали и убивали членов экипажа «Мадригала», предстали перед грейсонским палачом. Удовольствия ей это не доставило, но она держалась с таким же спокойствием, с каким шла под выстрелы «Саладина». Не ради себя, а ради людей, которые никогда этого не увидят, – и эта непоколебимая решимость добиться для них справедливости помогла ему окончательно понять ее.
Он ей завидовал. Он был вдвое старше, и его карьере, только что увенчавшейся завоеванием системы Эндикотта, мог позавидовать любой – но сам он завидовал ей. Ее эскадра была истерзана и разбита, а два оставшихся от нее корабля превратились в развалины. Девятьсот членов ее экипажей погибли, а еще триста были ранены, и она никогда не поверит – как и сам он не поверил бы на ее месте, – что не в ее силах было уменьшить количество смертей. В этом она была не права, как был бы не прав на ее месте и он, а главное, невозможно умалить значения того, что сделали она и ее люди. Что ее люди сделали ради нее, потому что она оставалась собой.
Он откашлялся, и когда Харрингтон повернулась к нему, его снова поразила привлекательность четких черт ее лица. Этому ощущению не мешали даже старомодная повязка на глазу и парализованная половина лица, и он мог только гадать, какое впечатление она производила до ранения.
– Как вы понимаете, капитан Харрингтон, – тихо сказал он, – я пригласил вас на борт не просто ради совещания перед отбытием.
– Да, сэр? – В ее слегка смазанном голосе чувствовалась всего лишь нотка вежливого интереса, и он улыбнулся, откинувшись назад вместе со стулом.
– Именно. Видите ли, капитан, между Грейсоном и Мантикорой в последнее время курсирует масса документов. В том числе, – он перестал улыбаться, – довольно резкая жалоба от достопочтенного Реджинальда Хаусмана.
Ее спокойный взгляд ничуть не изменился.
– С сожалением должен вас известить, капитан, что лорды Адмиралтейства занесли выговор в ваше личное дело. Каковы бы ни были причины – а я согласен, что причины были, – для офицера Ее Величества нет оправдания физическому насилию над гражданским представителем Короны. Надеюсь, вам больше не придется об этом напоминать?
– И я тоже надеюсь, милорд, – сказала она, и ее тон означал совсем не то, что имел в виду он. В нем не было высокомерия или вызова, но и извинения не было, и Александер наклонился вперед.
– Поймите меня, капитан, – сказал он тихо. – Никто не оспаривает того, чего вы добились здесь, и ни один офицер флота особо не переживает по поводу господина Хаусмана. Я забочусь не о нем, а о вас.
Что-то отразилось в ее спокойном карем глазу. Она слегка наклонила голову вбок, а ее кот повторил движение, уставившись на адмирала неподвижными зелеными глазами.
– Вы выдающийся офицер. – (Она покраснела, но не отвела глаз.) – Но ваши пороки вытекают из ваших добродетелей, капитан. Прямые действия – не всегда лучшая политика, и нельзя забывать, что существуют пределы. Если будете слишком часто их переходить – не важно, по каким причинам, – ваша карьера закончится. На мой взгляд, это будет трагедией и для вас, и для флота. Не дайте этому случиться.
Он задержал ее взглядом на мгновение, и она наконец кивнула.
– Понимаю, милорд, – сказала она совершенно другим голосом.
– Отлично. – Александер снова откинулся в кресле. – Надеюсь, вы уже достаточно напуганы, так что перейдем к следующему вопросу. Я с удовольствием сообщаю вам, капитан, что, за исключением этой маленькой слабости – бить морды ее представителям, – Ее Величество весьма вами довольна. Как я понимаю, она намеревается лично выразить вам свою благодарность по возвращении вашем на Мантикору. Полагаю, это снимет любое… э-э… негативное воздействие от выговора.
Она покраснела еще жарче. Впервые с того момента, как он ее встретил, она перестала выглядеть спокойной и уверенной.
– Должен также сообщить вам, что некий капитан Альфредо Ю, ранее служивший во флоте Народной Республики Хевен, был подобран у Эндикотта и попросил политического убежища у Короны. – Харрингтон выпрямилась в кресле, напряженно посмотрев на него, и он кивнул. – Я посылаю его домой на вашем корабле и рассчитываю, что вы окажете ему уважение, соответствующее его рангу.
Они обменялись кивками.
– У меня все, но, если я не ошибаюсь, Протектор Бенджамин хотел вам что-то сказать.
Александер вежливо повернулся к правителю Грейсона.
– Да, капитан Харрингтон, хочу, – сказал Мэйхью с улыбкой. – Моя планета никогда не сможет достойно отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали, но мы осознаем свой долг – и не только перед вами, но и перед вашими экипажами, и всем вашим королевством. Мы хотим выразить свою благодарность в ощутимой форме. С разрешения королевы Елизаветы через сэра Энтони я прошу именно вас подписать от ее имени черновой договор о заключении союза.
Хонор ахнула, и он грустно улыбнулся.
– Если бы был жив адмирал Курвуазье, его бы подписывал он. Я уверен, что он именно вас хотел бы видеть на своем месте, и я прошу вас ради него завершить его дело. Вы согласны?
– Я… – Хонор пришлось остановиться и прочистить горло. – Я почту за честь, сэр. За огромную честь. Я… – Она прервалась и покачала головой, не в состоянии продолжать.
– Спасибо, – сказал Мэйхью, помахав рукой. – Есть, однако, еще пара небольших вопросов. После установления новых отношений с Мантикорой мы ожидаем, что орбитальные фермы – и население – начнут расти куда быстрее. По моей просьбе Палата утвердила лицензию на создание нового владения на нашем самом южном континенте. С вашего разрешения, мы собираемся назвать его Владением Харрингтон, и я прошу вас принять права и обязанности Землевладельца для себя и своих наследников.
От изумления Хонор так резко вскочила на ноги, что Нимиц покачнулся и для равновесия глубоко впился когтями в подкладку.
– Сэр… Протектор Бенджамин… Я не могу… То есть вы не можете… – Она сбилась, отчаянно пытаясь найти слова, которые выразили бы ее чувства: шок, недоверие, остатки воспоминаний о том, как с ней обращались, когда она только прибыла сюда…
– Пожалуйста, сядьте, капитан, – перебил ее Мэйхью, и она ошеломленно подчинилась. Он улыбнулся шире. – Я прагматик, капитан. У меня сразу несколько мотивов, чтобы попросить вас принять этот дар.
– Но я офицер Ее Величества, сэр. У меня другие обязанности.
– Я это понимаю. С вашего позволения, я намереваюсь назначить управляющего, который будет заниматься ежедневными делами вашей усадьбы. Но владение ваше будет вполне реальным, капитан, и время от времени вам будут пересылать документы, которые потребуют вашего одобрения и подписи. Кроме того, Ельцин и Мантикора не так уж далеко друг от друга, и мы надеемся часто вас здесь видеть, хотя и понимаем, что вы не сможете лично управлять своими людьми. Но, кроме дохода – а через несколько лет он будет довольно значительным, и Палата искренне желает, чтобы вы его приняли, – есть куда более важная причина, по которой вы должны согласиться. Понимаете ли, вы нам нужны.
– Нужна, сэр?
– Да. В ближайшие десятилетия Грейсон переживет огромные перемены, как экономические, так и политические и социальные. Вы станете первой женщиной-Землевладельцем в нашей истории, но далеко не последней, и вы нужны нам как образец, как пример, чтобы полноправно включить женщин в общество. И, простите за откровенность, ваш… решительный характер и то, что вы подверглись пролонгу, означает, что вы будете очень ярким примером – и очень надолго.
Хэмиш Александер подождал, пока Протектор Мэйхью и Энтони Лэнгтри найдут стулья, потом сел за свой стол, разглядывая стоявшую перед ним женщину.
Ее кот явно нервничал, но она выглядела спокойно, хотя наверняка должна проявить удивление. Он вспомнил, как увидел ее впервые. Тогда она тоже была спокойна. Она поднялась на борт доложить о повреждениях и жертвах с полнейшим безразличием, которое вызвало у него раздражение. Казалось, ее все это не волнует, а люди – просто часть корабельного оборудования, оружие, которое можно использовать и забыть.
Ее бесчувственная отстраненность привела его в ужас… но потом поступил доклад, что коммандер МакКеон каким-то образом сумел вывести почти сто человек из своего экипажа в единственном уцелевшем боте, и ее маска дала трещину. Он заметил, что она отвернулась, пытаясь скрыть слезы в здоровом глазу, и плечи ее затряслись. Он встал между ней и офицерами своего штаба, чтобы никто ничего не заметил. Только теперь он понял, что эта женщина была особенной. Ее броня отстраненности была такой прочной потому, что горе и боль под ней были неимоверно сильны.
В его памяти возник и другой момент – день, когда она в каменном молчании наблюдала, как люди, которые насиловали и убивали членов экипажа «Мадригала», предстали перед грейсонским палачом. Удовольствия ей это не доставило, но она держалась с таким же спокойствием, с каким шла под выстрелы «Саладина». Не ради себя, а ради людей, которые никогда этого не увидят, – и эта непоколебимая решимость добиться для них справедливости помогла ему окончательно понять ее.
Он ей завидовал. Он был вдвое старше, и его карьере, только что увенчавшейся завоеванием системы Эндикотта, мог позавидовать любой – но сам он завидовал ей. Ее эскадра была истерзана и разбита, а два оставшихся от нее корабля превратились в развалины. Девятьсот членов ее экипажей погибли, а еще триста были ранены, и она никогда не поверит – как и сам он не поверил бы на ее месте, – что не в ее силах было уменьшить количество смертей. В этом она была не права, как был бы не прав на ее месте и он, а главное, невозможно умалить значения того, что сделали она и ее люди. Что ее люди сделали ради нее, потому что она оставалась собой.
Он откашлялся, и когда Харрингтон повернулась к нему, его снова поразила привлекательность четких черт ее лица. Этому ощущению не мешали даже старомодная повязка на глазу и парализованная половина лица, и он мог только гадать, какое впечатление она производила до ранения.
– Как вы понимаете, капитан Харрингтон, – тихо сказал он, – я пригласил вас на борт не просто ради совещания перед отбытием.
– Да, сэр? – В ее слегка смазанном голосе чувствовалась всего лишь нотка вежливого интереса, и он улыбнулся, откинувшись назад вместе со стулом.
– Именно. Видите ли, капитан, между Грейсоном и Мантикорой в последнее время курсирует масса документов. В том числе, – он перестал улыбаться, – довольно резкая жалоба от достопочтенного Реджинальда Хаусмана.
Ее спокойный взгляд ничуть не изменился.
– С сожалением должен вас известить, капитан, что лорды Адмиралтейства занесли выговор в ваше личное дело. Каковы бы ни были причины – а я согласен, что причины были, – для офицера Ее Величества нет оправдания физическому насилию над гражданским представителем Короны. Надеюсь, вам больше не придется об этом напоминать?
– И я тоже надеюсь, милорд, – сказала она, и ее тон означал совсем не то, что имел в виду он. В нем не было высокомерия или вызова, но и извинения не было, и Александер наклонился вперед.
– Поймите меня, капитан, – сказал он тихо. – Никто не оспаривает того, чего вы добились здесь, и ни один офицер флота особо не переживает по поводу господина Хаусмана. Я забочусь не о нем, а о вас.
Что-то отразилось в ее спокойном карем глазу. Она слегка наклонила голову вбок, а ее кот повторил движение, уставившись на адмирала неподвижными зелеными глазами.
– Вы выдающийся офицер. – (Она покраснела, но не отвела глаз.) – Но ваши пороки вытекают из ваших добродетелей, капитан. Прямые действия – не всегда лучшая политика, и нельзя забывать, что существуют пределы. Если будете слишком часто их переходить – не важно, по каким причинам, – ваша карьера закончится. На мой взгляд, это будет трагедией и для вас, и для флота. Не дайте этому случиться.
Он задержал ее взглядом на мгновение, и она наконец кивнула.
– Понимаю, милорд, – сказала она совершенно другим голосом.
– Отлично. – Александер снова откинулся в кресле. – Надеюсь, вы уже достаточно напуганы, так что перейдем к следующему вопросу. Я с удовольствием сообщаю вам, капитан, что, за исключением этой маленькой слабости – бить морды ее представителям, – Ее Величество весьма вами довольна. Как я понимаю, она намеревается лично выразить вам свою благодарность по возвращении вашем на Мантикору. Полагаю, это снимет любое… э-э… негативное воздействие от выговора.
Она покраснела еще жарче. Впервые с того момента, как он ее встретил, она перестала выглядеть спокойной и уверенной.
– Должен также сообщить вам, что некий капитан Альфредо Ю, ранее служивший во флоте Народной Республики Хевен, был подобран у Эндикотта и попросил политического убежища у Короны. – Харрингтон выпрямилась в кресле, напряженно посмотрев на него, и он кивнул. – Я посылаю его домой на вашем корабле и рассчитываю, что вы окажете ему уважение, соответствующее его рангу.
Они обменялись кивками.
– У меня все, но, если я не ошибаюсь, Протектор Бенджамин хотел вам что-то сказать.
Александер вежливо повернулся к правителю Грейсона.
– Да, капитан Харрингтон, хочу, – сказал Мэйхью с улыбкой. – Моя планета никогда не сможет достойно отблагодарить вас за то, что вы для нас сделали, но мы осознаем свой долг – и не только перед вами, но и перед вашими экипажами, и всем вашим королевством. Мы хотим выразить свою благодарность в ощутимой форме. С разрешения королевы Елизаветы через сэра Энтони я прошу именно вас подписать от ее имени черновой договор о заключении союза.
Хонор ахнула, и он грустно улыбнулся.
– Если бы был жив адмирал Курвуазье, его бы подписывал он. Я уверен, что он именно вас хотел бы видеть на своем месте, и я прошу вас ради него завершить его дело. Вы согласны?
– Я… – Хонор пришлось остановиться и прочистить горло. – Я почту за честь, сэр. За огромную честь. Я… – Она прервалась и покачала головой, не в состоянии продолжать.
– Спасибо, – сказал Мэйхью, помахав рукой. – Есть, однако, еще пара небольших вопросов. После установления новых отношений с Мантикорой мы ожидаем, что орбитальные фермы – и население – начнут расти куда быстрее. По моей просьбе Палата утвердила лицензию на создание нового владения на нашем самом южном континенте. С вашего разрешения, мы собираемся назвать его Владением Харрингтон, и я прошу вас принять права и обязанности Землевладельца для себя и своих наследников.
От изумления Хонор так резко вскочила на ноги, что Нимиц покачнулся и для равновесия глубоко впился когтями в подкладку.
– Сэр… Протектор Бенджамин… Я не могу… То есть вы не можете… – Она сбилась, отчаянно пытаясь найти слова, которые выразили бы ее чувства: шок, недоверие, остатки воспоминаний о том, как с ней обращались, когда она только прибыла сюда…
– Пожалуйста, сядьте, капитан, – перебил ее Мэйхью, и она ошеломленно подчинилась. Он улыбнулся шире. – Я прагматик, капитан. У меня сразу несколько мотивов, чтобы попросить вас принять этот дар.
– Но я офицер Ее Величества, сэр. У меня другие обязанности.
– Я это понимаю. С вашего позволения, я намереваюсь назначить управляющего, который будет заниматься ежедневными делами вашей усадьбы. Но владение ваше будет вполне реальным, капитан, и время от времени вам будут пересылать документы, которые потребуют вашего одобрения и подписи. Кроме того, Ельцин и Мантикора не так уж далеко друг от друга, и мы надеемся часто вас здесь видеть, хотя и понимаем, что вы не сможете лично управлять своими людьми. Но, кроме дохода – а через несколько лет он будет довольно значительным, и Палата искренне желает, чтобы вы его приняли, – есть куда более важная причина, по которой вы должны согласиться. Понимаете ли, вы нам нужны.
– Нужна, сэр?
– Да. В ближайшие десятилетия Грейсон переживет огромные перемены, как экономические, так и политические и социальные. Вы станете первой женщиной-Землевладельцем в нашей истории, но далеко не последней, и вы нужны нам как образец, как пример, чтобы полноправно включить женщин в общество. И, простите за откровенность, ваш… решительный характер и то, что вы подверглись пролонгу, означает, что вы будете очень ярким примером – и очень надолго.