– Пойдем? – ласково спросил он, скорее для формальности, чем реально интересуясь моим мнением. А зачем, если последние полгода, которые у нас с ним проистекает стойкая любовная связь, я не отказалась ни разу.
– Слушай, мне еще надо отчеты заполнить. Я даже дедов не закончила, – вдруг начала отмазываться я.
– А я тебе потом помогу с отчетами, – мурлыкнул Саша, исчерпывающе засовывая руку под мой балахон.
– Знаю я тебя, задрыхнешь и ни слова не напишешь! – чрезмерно резко отмахнулась от его руки я. Саша с изумлением посмотрел на меня.
– Я что-то не понял. Что случилось? – Я нахмурилась. Вот так за здорово живешь потерять нормальные полноценные и ни к чему не обязывающие любовные отношения? Только потому, что в первом подъезде завелся ледяной красавец, который к тому же мне не звонит?! Ну, уж нет.
– Ничего, просто устала. Давай в другой раз?
– Ну, ладно, – разочарованно протянул Саша. И надул губы, как мальчишка, которому не дали плюшевого поросенка. Смена закончилась, мы разъехались по домам, где, в тиши своей комнаты (телефон по-прежнему молчал) я смогла, наконец, признать, что жду звонка. И никак не могу обойтись без этого звонка, а вот без Саши Большаковского, напротив, могу, и совершенно не напрягаясь. Полная лажа! Я влипла, я мечтаю, чтобы этот Дима, который так чудно заваривает чай и делает глинтвейн, снова появился в моей жизни! И никакие доводы разума не способны меня остановить, потому что при мысли, что он уедет в свой этот Ямбург, а я его больше никогда не увижу, меня пробивает дрожь, а на лбу выступает холодный пот. Может ОРВИ? Ох, что же будет с моим сердцем потом, когда он меня бросит и забудет? Но, как известно, бабы дуры, и я не исключение.
– Еще только один раз, и все! – малодушно сказала я себе, поднимаясь по лестнице на девятый этаж первого подъезда. В тридцать вторую квартиру, естественно.
Глава четвертая, в которой мужчин становится слишком много. Даже для меня
– Слушай, мне еще надо отчеты заполнить. Я даже дедов не закончила, – вдруг начала отмазываться я.
– А я тебе потом помогу с отчетами, – мурлыкнул Саша, исчерпывающе засовывая руку под мой балахон.
– Знаю я тебя, задрыхнешь и ни слова не напишешь! – чрезмерно резко отмахнулась от его руки я. Саша с изумлением посмотрел на меня.
– Я что-то не понял. Что случилось? – Я нахмурилась. Вот так за здорово живешь потерять нормальные полноценные и ни к чему не обязывающие любовные отношения? Только потому, что в первом подъезде завелся ледяной красавец, который к тому же мне не звонит?! Ну, уж нет.
– Ничего, просто устала. Давай в другой раз?
– Ну, ладно, – разочарованно протянул Саша. И надул губы, как мальчишка, которому не дали плюшевого поросенка. Смена закончилась, мы разъехались по домам, где, в тиши своей комнаты (телефон по-прежнему молчал) я смогла, наконец, признать, что жду звонка. И никак не могу обойтись без этого звонка, а вот без Саши Большаковского, напротив, могу, и совершенно не напрягаясь. Полная лажа! Я влипла, я мечтаю, чтобы этот Дима, который так чудно заваривает чай и делает глинтвейн, снова появился в моей жизни! И никакие доводы разума не способны меня остановить, потому что при мысли, что он уедет в свой этот Ямбург, а я его больше никогда не увижу, меня пробивает дрожь, а на лбу выступает холодный пот. Может ОРВИ? Ох, что же будет с моим сердцем потом, когда он меня бросит и забудет? Но, как известно, бабы дуры, и я не исключение.
– Еще только один раз, и все! – малодушно сказала я себе, поднимаясь по лестнице на девятый этаж первого подъезда. В тридцать вторую квартиру, естественно.
Глава четвертая, в которой мужчин становится слишком много. Даже для меня
Не знаю, как у вас, а у меня очень трепетные отношения с собственной совестью. Она меня всегда готова понять, а я всегда готова ей все-все объяснить, и, в крайнем случае, если уж я творю что-то совершенно из ряда вон, пообещать, что я так больше никогда не буду. Например, когда я чувствую, что совершенно распустилась и не слежу за здоровьем, я сразу же обещаю себе, что брошу курить. Не позже следующего месяца, зуб даю! И сразу же у меня на душе наступает покой и гармония. Распаковывая новую пачку «Честерфилд», я точно знаю – это скоро кончится. Скоро я стану «сама правильность», буду делать зарядку, бегать по утрам и, главное, перестану наполнять свои легкие дымом. Все эти дни вплоть до начала того самого следующего месяца (понедельника, дня получки, начала отпуска и т. п.), все дни наполнены душевным комфортом и ожиданием скорейших позитивных перемен в моей жизни.
Впрочем, я могу поклясться перед лицом своей совести в чем угодно, не только в том, что по утрам перестану хвататься за сигарету раньше, чем за чайник или зубную щетку.
– С завтрашнего дня я буду рационально распределять свое время. Обещаю, что стану составлять списки неотложных дел! – говорю себе я. И действительно, на моей тумбочке всю неделю пылится список:
1. Почистить пальто (потому что готовь сани летом, а что-то там зимой, значит, чистить пальто в июле – правильно);
2. Отскрести зубную пасту от кафеля в ванной (а то Полина Ильинична меня окончательно достанет своим ворчанием);
3. Поливать цветы еще до того, как с них опали все листья!!! Цветы – они не деревья, с них листья опадать не должны!!!
4. Научиться говорить «нет» (с этим у меня по жизни проблема).
5. Не забыть (в очередной раз) купить соль. Хватит рассказывать Полине Ильиничне, что соль ей вредна. В конце концов, это уже пошло.
6. Перестать встречаться с Димой! – и это я тоже себе могу пообещать.
Однако пообещать – не значит жениться, и уж кому-кому, а моей совести это отлично известно. Ибо именно она постоянно впоследствии вынуждена выслушивать, почему у меня ничего не получилось. Отчего это я, как и в прошлом месяце, стряхиваю пепел от сигареты в бабулин горшок с облетевшей азалией, а в ванной по-прежнему все заляпано зубной пастой. И почему я так и не сумела сказать соседу-Диме из Ямбурга «нет». Правда, если быть до конца точной, я все-таки кое-что выполнила из обещанного, которого, как известно, три года ждут. Я купила соль! Да! Все-таки, я не абсолютно безнадежна! И я перешла на «Соверен», которые, как мне кажется, гораздо легче. Ну, по крайней мере, дешевле. И Дима их курит, так что мы с ним пахнем одним и тем же табачком.
– Значит, ты все-таки добилась своего? Спишь с соседом! А почему же ты не смогла его оставить? – интересуется моя совесть. Ну, что я ей могу ответить. Ведь ТАКОЕ случается не каждый день. И потом, он скоро уедет и мне незачем будет себя изводить. А пока… Спишь – это было не то слово. Спала я с Большаковским, до той счастливой минуты, когда этот прекрасный принц из Ямбурга не открыл мне дверь. А с Димой я… летала. И мне было наплевать, что для этого я нарушила еще одну свою заповедь, которая запрещает интересоваться мужчиной, который не позвонил.
Когда я, не в силах сдержать свой страстный порыв, пришла к его двери, раскрасневшаяся и взволнованная, ее мне открыла его тетя. Она внимательно осмотрела меня, потом жестом пригласила внутрь и прошаркала в глубь квартиры.
– Как ваше самочувствие? – не растерялась я. – Сердчишко не пошаливает?
– Так вы Маша? Вам что, мое сердце интересно или моего племянника? – ехидно поинтересовалась старушка, пристально разглядывая меня в упор. Оказывается, она сходила в комнату за очками, и теперь имела счастье лицезреть меня во всей моей растрепанной красе.
– Ну… я хотела узнать… собственно… – я растерялась. Еще бы, я как-то не рассчитывала, что его тетушка окажется в курсе нашей маленькой эскапады.
– С моим сердцем все в порядке, – исчерпывающе развела руками старушка и замолчала. Я переминалась с ноги на ногу.
– А как тут ваш гость? – наконец, выдавила я, ругая себя почем зря за то, что приперлась сюда. Теперь мне было обеспечено внимание всего двора, всего старушечьего взвода.
– Дима! К тебе пришли! – наконец соизволила проскрипеть бабуся. Я почувствовала, как кровь отлила, наконец (слава Богу) от моих щек и ушей, и прилила к низу живота, в область брюшного пресса. Можно было снова смело диагностировать тахикардию.
– О, привет, – удивленно посмотрел на меня Дима. Он был в шортах и майке, с мокрыми руками. Глаза холодные, красивые, внимательные. М-а-м-а!
– И зачем было брать телефон? – строго свела брови я. Именно эта фраза была моим официальным поводом для визита. Но при виде него я была готова раздеваться сразу, и не обсуждая причин и поводов.
– Телефон? – удивился он. – А, твой телефон! Ну, я думал, что, может, еще увидимся.
– И что же? Не смог набрать номер? Пальцы сломал? Вызвал бы меня, я бы тебе гипс наложила? – взвинченным тоном продолжала я.
– Знаешь, дорогая, ты так исчерпывающе показала, как я тебе «нужен», что звонить мне перехотелось, – он вытер мокрые руки об майку.
– И как ты мне нужен? – я облизнулась. Он был мне очень нужен, но признаваться себе в этом мне не хотелось.
– Как собаке пятая нога. Вот так.
– И что? Может, это у нас, у женщин, такие игры.
– А я не люблю играть, – вредничал он. – Я люблю, когда все по-честному.
– По-честному? – ахнула я. Интересно, где это видано, чтоб мужчина любил по-честному?
– Слушай, а чего ты приперлась? Что, стетоскоп забыла? – довольно грубо спросил он.
– Нет. Я хотела тебя еще раз увидеть. Потому что я как дура, мариновала взглядами телефон. Дырку в нем прожгла, теперь придется новый покупать. Так что можешь уже потирать ручки. Мне без тебя плохо. Ну, не буду мешать, – я повернулась и собралась уходить. Он стоял посреди коридора с открытым ртом и пялился на меня. Еще бы, подобный монолог нечасто услышишь. Я неторопливо выдвигалась в сторону лестницы, и чувствовала, как его взгляд прожигает мою худую спину. Кстати, под его взглядом я не чувствовала себя тощей коровой, которую пора пристрелить, чтоб не мучилась. Так я себя обычно чувствовала под взглядом Большаковского.
– Подожди меня, я тебя провожу, – коротко бросил он. Через пятнадцать минут мы уже целовались в парке, окутывающем окрестные дома вокруг Песчаной площади. Поскольку было утро, парк был пуст. Только редкие залетные пешеходы шли к метро. Конечно, я была готова и на большее, но и у меня, и у него дома было по старушенции, так что пришлось нам довольствоваться общественно разрешенными частями друг друга, всякими там объятиями, губами, глазами (в его я никак не могла наглядеться). И, конечно же, языками. В смысле, разговорами. Он рассказал мне, что работает в Ямбурге вахтовым методом, по полгода подряд выкачивает из земли газ. Что там средняя температура зимой минус пятьдесят, что на лету там птицы дохнут, но он-то сам к холодам относится нормально. С детства любил на лыжах кататься. Это меня восхитило так, как только может восхищаться человек, который ходит в лыжах точно так же как и без них. Поскольку в Грозном со снегами все плохо, разве что на шапках гор можно горсточку наскрести, то в школе на физ-ре мы гоняли мяч. И теперь я предпочитаю передвигаться по заснеженным лесам Подмосковья без двух пристегнутых к ногам палок.
Впрочем, я могу поклясться перед лицом своей совести в чем угодно, не только в том, что по утрам перестану хвататься за сигарету раньше, чем за чайник или зубную щетку.
– С завтрашнего дня я буду рационально распределять свое время. Обещаю, что стану составлять списки неотложных дел! – говорю себе я. И действительно, на моей тумбочке всю неделю пылится список:
1. Почистить пальто (потому что готовь сани летом, а что-то там зимой, значит, чистить пальто в июле – правильно);
2. Отскрести зубную пасту от кафеля в ванной (а то Полина Ильинична меня окончательно достанет своим ворчанием);
3. Поливать цветы еще до того, как с них опали все листья!!! Цветы – они не деревья, с них листья опадать не должны!!!
4. Научиться говорить «нет» (с этим у меня по жизни проблема).
5. Не забыть (в очередной раз) купить соль. Хватит рассказывать Полине Ильиничне, что соль ей вредна. В конце концов, это уже пошло.
6. Перестать встречаться с Димой! – и это я тоже себе могу пообещать.
Однако пообещать – не значит жениться, и уж кому-кому, а моей совести это отлично известно. Ибо именно она постоянно впоследствии вынуждена выслушивать, почему у меня ничего не получилось. Отчего это я, как и в прошлом месяце, стряхиваю пепел от сигареты в бабулин горшок с облетевшей азалией, а в ванной по-прежнему все заляпано зубной пастой. И почему я так и не сумела сказать соседу-Диме из Ямбурга «нет». Правда, если быть до конца точной, я все-таки кое-что выполнила из обещанного, которого, как известно, три года ждут. Я купила соль! Да! Все-таки, я не абсолютно безнадежна! И я перешла на «Соверен», которые, как мне кажется, гораздо легче. Ну, по крайней мере, дешевле. И Дима их курит, так что мы с ним пахнем одним и тем же табачком.
– Значит, ты все-таки добилась своего? Спишь с соседом! А почему же ты не смогла его оставить? – интересуется моя совесть. Ну, что я ей могу ответить. Ведь ТАКОЕ случается не каждый день. И потом, он скоро уедет и мне незачем будет себя изводить. А пока… Спишь – это было не то слово. Спала я с Большаковским, до той счастливой минуты, когда этот прекрасный принц из Ямбурга не открыл мне дверь. А с Димой я… летала. И мне было наплевать, что для этого я нарушила еще одну свою заповедь, которая запрещает интересоваться мужчиной, который не позвонил.
Когда я, не в силах сдержать свой страстный порыв, пришла к его двери, раскрасневшаяся и взволнованная, ее мне открыла его тетя. Она внимательно осмотрела меня, потом жестом пригласила внутрь и прошаркала в глубь квартиры.
– Как ваше самочувствие? – не растерялась я. – Сердчишко не пошаливает?
– Так вы Маша? Вам что, мое сердце интересно или моего племянника? – ехидно поинтересовалась старушка, пристально разглядывая меня в упор. Оказывается, она сходила в комнату за очками, и теперь имела счастье лицезреть меня во всей моей растрепанной красе.
– Ну… я хотела узнать… собственно… – я растерялась. Еще бы, я как-то не рассчитывала, что его тетушка окажется в курсе нашей маленькой эскапады.
– С моим сердцем все в порядке, – исчерпывающе развела руками старушка и замолчала. Я переминалась с ноги на ногу.
– А как тут ваш гость? – наконец, выдавила я, ругая себя почем зря за то, что приперлась сюда. Теперь мне было обеспечено внимание всего двора, всего старушечьего взвода.
– Дима! К тебе пришли! – наконец соизволила проскрипеть бабуся. Я почувствовала, как кровь отлила, наконец (слава Богу) от моих щек и ушей, и прилила к низу живота, в область брюшного пресса. Можно было снова смело диагностировать тахикардию.
– О, привет, – удивленно посмотрел на меня Дима. Он был в шортах и майке, с мокрыми руками. Глаза холодные, красивые, внимательные. М-а-м-а!
– И зачем было брать телефон? – строго свела брови я. Именно эта фраза была моим официальным поводом для визита. Но при виде него я была готова раздеваться сразу, и не обсуждая причин и поводов.
– Телефон? – удивился он. – А, твой телефон! Ну, я думал, что, может, еще увидимся.
– И что же? Не смог набрать номер? Пальцы сломал? Вызвал бы меня, я бы тебе гипс наложила? – взвинченным тоном продолжала я.
– Знаешь, дорогая, ты так исчерпывающе показала, как я тебе «нужен», что звонить мне перехотелось, – он вытер мокрые руки об майку.
– И как ты мне нужен? – я облизнулась. Он был мне очень нужен, но признаваться себе в этом мне не хотелось.
– Как собаке пятая нога. Вот так.
– И что? Может, это у нас, у женщин, такие игры.
– А я не люблю играть, – вредничал он. – Я люблю, когда все по-честному.
– По-честному? – ахнула я. Интересно, где это видано, чтоб мужчина любил по-честному?
– Слушай, а чего ты приперлась? Что, стетоскоп забыла? – довольно грубо спросил он.
– Нет. Я хотела тебя еще раз увидеть. Потому что я как дура, мариновала взглядами телефон. Дырку в нем прожгла, теперь придется новый покупать. Так что можешь уже потирать ручки. Мне без тебя плохо. Ну, не буду мешать, – я повернулась и собралась уходить. Он стоял посреди коридора с открытым ртом и пялился на меня. Еще бы, подобный монолог нечасто услышишь. Я неторопливо выдвигалась в сторону лестницы, и чувствовала, как его взгляд прожигает мою худую спину. Кстати, под его взглядом я не чувствовала себя тощей коровой, которую пора пристрелить, чтоб не мучилась. Так я себя обычно чувствовала под взглядом Большаковского.
– Подожди меня, я тебя провожу, – коротко бросил он. Через пятнадцать минут мы уже целовались в парке, окутывающем окрестные дома вокруг Песчаной площади. Поскольку было утро, парк был пуст. Только редкие залетные пешеходы шли к метро. Конечно, я была готова и на большее, но и у меня, и у него дома было по старушенции, так что пришлось нам довольствоваться общественно разрешенными частями друг друга, всякими там объятиями, губами, глазами (в его я никак не могла наглядеться). И, конечно же, языками. В смысле, разговорами. Он рассказал мне, что работает в Ямбурге вахтовым методом, по полгода подряд выкачивает из земли газ. Что там средняя температура зимой минус пятьдесят, что на лету там птицы дохнут, но он-то сам к холодам относится нормально. С детства любил на лыжах кататься. Это меня восхитило так, как только может восхищаться человек, который ходит в лыжах точно так же как и без них. Поскольку в Грозном со снегами все плохо, разве что на шапках гор можно горсточку наскрести, то в школе на физ-ре мы гоняли мяч. И теперь я предпочитаю передвигаться по заснеженным лесам Подмосковья без двух пристегнутых к ногам палок.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента