– Какое прекрасное утро! – с чувством сказал Звягин, вздевая руку к легким облачкам.
   Епишко мрачно сопел. Дома он с грохотом свалил все в угол и утер пот.
   – Мой дом – моя крепость! – Звягин отодрал болтающийся клок обоев, с треском распахнул пыльное окно: – Ты стекла мыть умеешь, пожарник?
   Епишко незамедлительно выдавил стекло, порезав руку, и горестно наблюдал, как тонкая струйка крови смешивается с мыльной водой и капает в лужицу на полу.
   – Наплюй, – посоветовал Звягин, – в понедельник купим в магазине новое.
   – Там не будет.
   – Тогда у столяра в жэке.
   – Его не поймать.
   – Дома поймаем.
   – У него стекла не будет.
   – За живые-то деньги? с чего бы не быть? Не делай проблем. У тебя пластырь есть? А бинта тоже нет? А йод? Ну хоть анальгин-то есть? – у меня от твоих подвигов уже башка потрескивает.
   Жизнь переворачивалась: обои клеились, двери красились, барахло выкидывалось, изнемогающая от любопытства соседка звала есть оладьи и томно блестела глазами. Мельтешащий Епишко с завистью следил за скупыми точными движениями Звягина. Загрузил в новый таз гору носков и приступил к стирке, брызгая и суетясь, как енот-полоскун.
   – Торопиться, – наставительно сказал Звягин, – означает делать медленные движения без перерывов между ними. Заповедь первая: не суетись. Не дергайся.
   За полночь он вернулся домой и полез под душ.
   – Тебе же завтра сутки дежурить, – вздохнула жена, открывая холодильник. – Ты родной дочери неделями не видишь.
   – «Неудачей от него разит, как псиной», – сказал Звягин, кидая соломинку в стакан с молоком. – На что может рассчитывать человек, когда у него все в полном беспорядке?..
   – Ну создашь ты ему порядок… Надолго ли?
   – Понимаешь, он словно провоцирует все мыслимые и немыслимые происшествия обрушиваться ему на голову. Некоторым ведь втайне нравится быть страдальцами. Они от этого получают удовлетворение, раз не могут получать удовлетворения от другого.
   – Ну что же ты тут можешь изменить, Леня?..
   – Дать ему понюхать удачи. Ощутить ее вкус. И отучить его жалеть себя и растравлять свои горести. Налей еще…
   Он посчитал, что полученного заряда Епишко хватит на три дня, и навестил его на четвертый.
   – Почему верхний свет не горит?
   – Лампочка перегорела.
   – Почему новую не вкрутил?
   – Нету…
   – Не мог купить?
   – Да вроде была… а стал искать – не нашел… – Епишко пребывал в самом мрачном расположении духа. Он сел в старенькое кресло в углу и нахохлился, как мокрый воробей.
   – Вы говорите: то, се… Но как бороться с тем, что автобус уходит из-под носа? Что твоя очередь к кассе всегда медленнее других? Что в магазине оказывается санитарный день, а часы в самый неподходящий момент встают?
   – Тьфу. Выходить на автобус за пятнадцать минут. Не обращать внимания на соседние очереди. Раз в год отдавать часы чистить и регулировать. В магазин перед выходом звонить. Усвой простое правило: делать все не в последний миг, а сразу, как только можно.
   – А билет на поезд?
   – Закажи за тридцать суток с доставкой на дом – это свободно.
   – А выберешься за город – и вдруг дождь?
   – Слушай прогноз погоды. Возьми зонтик.
   – А он теряется!
   – Сунь в сумку, повесь через плечо.
   – А то, что ногу подворачиваешь по дороге?
   – Бегай по утрам, делай зарядку, разминай суставы, связки.
   – От судьбы не застрахуешься, – упорствовал Епишко. – Я вот знаю случай: в грозу человека в чистом поле убило.
   – А не лезь в грозу в чисто поле! – обозлился Звягин. – А влез – так держись по низинкам. Короче: жить хочешь? Если нет – я пошел.
   – Хочу, – тоскливо сознался Епишко.
   – Тогда держи, – Звягин достал подарок: блокнот и ручку. – Вставать – в семь ноль-ноль. И в течение получаса подробно записывать, что и когда сегодня надо сделать. Каждому делу отводить на двадцать минут больше нужного: иметь в запасе десять минут до начала и десять – после конца.
   – У меня будильника нет, – облегченно сказал Епишко.
   – Я предупредил соседку: уж позаботится, чтоб ты не проспал!
   Неделю Епишко старался, как прощенный второгодник. Стосковавшись по утреннему сну, объявил грохочущей в дверь соседке, что болен, температурит, и позднее пойдет в поликлинику. Но до поликлиники он не дошел. Медицина явилась к нему на дом, с треском распахнув дверь ногой и роняя капли с зонта.
   – Ну? – угрожающе спросил Звягин.
   – К-как вы вошли?.. – всполошился Епишко.
   – Взял запасной ключ у твоей соседки. Что болит – мозоли от подушки?
   Раскрыл сумку:
   – Градусник сюда… Покажи-ка язык… пульс… кулак сожми – давление хоть в десант… Скудоумный симулянт! Клистир и холодную простыню – вот что я тебе прописываю! И учти – с живого я с тебя не слезу, – пообещал Звягин.
   Подстанывая от старательности, Епишко кинулся приводить себя в порядок.
   – Холодильник исправен?
   – Нет… Я не успел зайти в ателье!
   – Чем так был занят?
   – Там все равно на год очередь… У меня денег нет!
   Звягин нехорошим взглядом обвел комнату:
   – Сейчас будут. – И снял с тумбочки телевизор.
   – Что вы делаете?! – закричал Епишко.
   – Придержи дверь. – Звягин боком прошел в коридор. – Беги ловить такси.
   Выйдя из скупки телевизоров на Апраксином, он протянул Епишко шестьдесят рублей:
   – Получи цену крови за свой антироботин.
   – Зачем вы продали мой телевизор?! – взбунтовался Епишко, наскакивая на Звягина к немалому развлечению прохожих.
   – Чтоб ты делал свою жизнь, а не смотрел на чужие, – вразумительно отвечал Звягин.
   В буфете «Европейской» он купил коробку конфет, которую и вручил приемщице в ателье ремонта холодильников: осклабился, прищурился, пророкотал ей что-то на ушко. Приемщица засмеялась, заволновалась и исчезла.
   – Завтра в первой половине дня, – щебетнула она, выныривая из-за занавески и улыбаясь обольстителю.
   – Учись, пока я жив, – посоветовал на улице Звягин ослепленному этим фейерверком Епишко. – Холодильник вообще полезнее телевизора – не отнимает время, а наоборот экономит, храня продукты, – а в здоровом теле здоровый дух. Кстати о теле – сейчас купим тебе гантели и тренировочный костюмчик подешевле: бегать по утрам будешь.
   – Я под машину попаду, – мстительно сказал Епишко.
   – Похоронят, – равнодушно отозвался Звягин.
   И стал рассуждать о везении и невезении. Вечный вопрос. «Что было бы, если б такой-то избежал невезения…» Говорят, в характеристиках западных капитанов даже есть графа: «Удачлив ли?» На удачу надо плевать – тогда она придет сама. И быть к ней готовым: недостойному она не поможет – он не сумеет ею воспользоваться, удержать. Ее надо добиваться, но на нее нельзя рассчитывать: везет тому, кто сам себя везет. Когда человек может и без удачи, своим горбом и разумом добиться цели – при любых обстоятельствах! – вот тогда удача сама идет навстречу.
   Газовали грузовики, мигали светофоры, текла толпа, – Звягин рубил воздух ладонью, вбивая в Епишко тезисы, как патроны в обойму. Неудачи бессильны против того, кто твердо гнет свою линию. Раз не везет, два, сто, – но не бесконечно. И когда человек обретает умение и мужество держаться вопреки любому невезению – вот тогда он в порядке; и с первой крохой удачи – а эти крохи выпадают всем! – он попрет, как танк.
   В дальние дали несло бледнеющего Епишко напором чужой страсти. Но страшно было оторваться от привычного причала.
   – Но ведь бывают случайности, когда рушится все?
   – У настоящего человека – практически нет! Цезарь в лодчонке нарвался на весь вражеский флот – приказал править к флагманскому кораблю и объявил всех своими пленниками! Верить в себя! Верить. И делать все возможное – тогда невозможное получится само!
   «Его нельзя оставлять без присмотра… Но не могу же я пасти его ежедневно: у меня десять суточных дежурств, семья и собственные заботы…»
   Расхаживая дома вдоль книжных полок, Звягин составлял список:
   1. Джек Лондон. «Мартин Иден», «Морской волк», рассказы.
   2. Э.Войнич. «Овод».
   3. Б.Полевой. «Повесть о настоящем человеке».
   4. В.Богомолов. «Момент истины».
   5. Тарле. «Наполеон», «Талейран».
   6. А.Парадисис. «Жизнь и деятельность Балтазара Коссы».
   7. Р.Сабатини. «Одиссея капитана Блада».
   8. Дюма. «Три мушкетера».
   9. С.Цвейг. «Звездные часы человечества».
   10. Трухановский. «Адмирал Нельсон».
   11. Джованьоли. «Спартак».
   Дочь заглянула ему через плечо:
   – Если это список рекомендательной литературы мне на лето, папочка, то биографий я терпеть не могу, а остальное, кончив уже восьмой класс, давным-давно читала!..
   – Это не тебе, – Звягин взъерошил ей светлую короткую стрижку.
   – А-а, твоему неудачнику! Он еще не стал суперменом?
   – Уже научился злиться, следить за собой, мечтать, кажется, начинает… Парень впечатлительный, пусть читает книги, укрепляющие дух: они заразительны. Не помешает.
   Епишко честно читал Лондона, сидя в честно убранной комнате, когда Звягин ввалился к нему с шахматами и учебником для начинающих:
   – Семь рублей сорок копеек – с тебя. Доставка бесплатно.
   – З-зачем мне шахматы? – удивился Епишко. – Я гантелями занимаюсь! – гордо добавил он, надувая грудь и топыря плечики.
   – Дисциплинировать мышление. Уметь сосредотачиваться. Искать варианты и не зевать. Защищаться и добиваться победы. Игра древних владык, – а уж они понимали толк в судьбе. Расставляй!
   И трижды разнес хозяина в дым, даже не трогая тяжелых фигур.
   Через неделю Епишко, проработавший пол-учебника, неким чудом сумел свести вничью.
   – Прогресс, – обронил Звягин. – Когда сумеешь выиграть, сделаю тебе один подарок. Не угадывай, не представишь.
   Заинтригованный Епишко зашел раз-другой в Екатерининский садик, где на скамейках под сенью листвы разыгрывали баталии всевозможные любители шахмат: уж они-то знали и умели все. Настал день, когда он звенящим от торжества голосом объявил противнику мат.
   – Ты смотри! – кисло признал Звягин. – Способности, что ли?
   – Я еще в школе когда-то немножко играл, – сияя и конфузясь, утешил Епишко. – Вы просто в миттельшпиле попали в ловушку, это Алехин…
   – Алехин, – пробурчал Звягин. – По утрам бегаешь?!
   – Бегаю…
   – А брюки кто гладить будет?!
   – Я в понедельник гладил…
   – Развел опять свинарник!
   – Леонид Борисович, – осмелел Епишко, – а… подарок?..
   – Обещал – сделаю. В воскресенье.
   Но еще до воскресенья, когда на подстанции «скорой» он дремал в комнате отдыха после выезда на дорожное происшествие, его позвали к телефону.
   – Леонид Борисович! – ликующе заорала трубка.
   – Чего орешь на всю станцию? – спросил Звягин.
   – Мне дали премию!!
   – Государственную?
   – И благодарность в приказе! К годовщине театра! И десять рублей!
   – Ну и нормально, – сказал Звягин. – Так и должно быть. Поздравляю, Толя.
   – А что это у вас там хлопает?
   – Бригада на выезд поехала. Ну, будь, не занимай телефон.
   Он протянул трубку в окошко диспетчерше Валечке, положившей ее.
   – У вас радость, Леонид Борисович? – полюбопытствовала Валечка.
   – Больной на поправку пошел, – ответил Звягин. – А что, Валечка, похож я на афериста?
   Дело в том, что премия Епишко стоила ему двухчасового уламывания начальника пожарной охраны («Епишке благодарность?!») и разъяснительной беседы с директором театра, которому он пообещал достать дефицитное лекарство для жены; с них еще была взята клятва хранить тайну.
   Что же до воскресного подарка, то он был преподнесен в ЦПКиО. Первый желтый лист слетал на песок аллеи. Епишко лизал мороженое, изгибаясь вопросительным знаком, чтоб не закапать брюки.
   – В блокнот все свои дела с утра записываешь?
   – Записываю… почти все.
   – На работу не опаздываешь?
   – Всего один раз… чуть-чуть.
   – А вот и подарок, – объявил Звягин, простирая руку. – Первый прыжок!
   Они стояли перед парашютной вышкой. Епишко задрал голову, уронил мороженое и попятился.
   Девичья фигурка встала на фоне неба, шагнула и поплыла вниз под куполом, скользящим по вертикальному тросу.
   – Восемнадцатилетние пацаны прыгают с самолетов, ночью, на воду, на лес! – а тут тебя еще внизу страхуют.
   Дядька под вышкой приобнял парашютистку; отстегнул лямки.
   – А лямки не расстегнутся? – шепотом паниковал Епишко, подпихиваемый по крутой лесенке крепкой дружеской рукой.
   – У меня семьсот прыжков, – успокоил Звягин, – исключено.
   – Можно с-сломать ногу…
   – А зачем?
   Он пожал руку и шепнул что-то инструктору наверху, лично проверил мелко дрожащему Епишко крепление – и неожиданно сильно столкнул вниз:
   – Ахх…
   Ужинать он привел его к себе. Счастливый Епишко сидел за белой скатертью и неумело ковырял ложечкой пирожное: он стеснялся.
   – Терпеть не могу условностей, – сказал Звягин и, подцепив пальцами пирожное, отправил в рот. – Аристократа не может уронить ничто. Всегда поступай как удобнее – и все будет отлично.
   – Простите, вы каким видом спорта занимались? – спросила проинструктированная жена.
   Епишко покраснел.
   – У вас, знаете, такая упругая походка человека, много занимавшегося спортом.
   Правда, прощаясь, Епишко опрокинул-таки вешалку, на что умница-дочь мгновенно закричала, что эта проклятая вешалка падает на нее каждый день, и давно пора ее выкинуть!
   Проснувшись среди ночи, жена обнаружила Звягина на кухне: поигрывая желваками и жестко щурясь, он писал крупным почерком:
   «Я ЖЕЛЕЗНЫЙ.
   Я ВСЕ МОГУ.
   Я ВСЕГДА ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО.
   ТРУДНОСТЕЙ ДЛЯ МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
   Я СМЕЮСЬ НАД НЕВЕЗЕНИЕМ.
   ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ ПОБЕДИТЕЛЯМ.
   СДЕЛАТЬ ИЛИ СДОХНУТ!
   Я ДОБИВАЮСЬ СВОЕГО ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
   Я ИДУ ПО ЖИЗНИ, КАК ТАНК.
   Я ОБАЯТЕЛЕН, СИЛЕН, НАХОДЧИВ, ВЕСЕЛ.
   Я ГНУ СУДЬБУ В БАРАНИЙ РОГ.
   УДАЧА ВСЕГДА СО МНОЙ.
   ЖИЗНЬ – ЭТО БОРЬБА, И Я НЕПОБЕДИМЫЙ БОЕЦ.
   Я НИЧЕГО НЕ БОЮСЬ.
   Я ПОБЕДИТЕЛЬ, И ЖИЗНЬ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ!
   Я УВЕРЕН В СЕБЕ.
   Я НЕПОБЕДИМ».
   Жена вытаращила глаза:
   – Ты начал писать белые стихи или заболел манией величия?
   Звягин нацедил в стакан молоко из холодильника и кинул туда голубую соломинку.
   – У него сильнейший, застарелый комплекс неполноценности, – сказал он. – Это надо было переломить. Сейчас дело сдвинулось, он на взлете. Это надо развить, поддержать, закрепить. Вот – как бы аутотренинг. Пусть по утрам и на ночь повторяет себе сии заповеди. Человек ведь может убедить себя в чем угодно, – так надо убеждать в хорошем, а не плохом, нет?
   – Думаешь, он уже переменился?
   – Нет, конечно. Еще не раз начудит, падет духом, станет опускаться опять. Тут и надо будет ставить подпорки, как под провисающие провода. А там и выздоровеет. Его невезение – как вирусы, которые здоровый организм давит автоматически. Его духу я и прописал цикл антибиотиков. А что, разве плохую «молитву» сочинил? – спросил он с авторской гордостью.
   …Предоставленный сам себе Епишко продержался без опеки две недели. По истечении этого контрольного срока Звягин обнаружил признаки упадка:
   – Чего рожа кислая? Веник! Швабру! Совок!!
   С мусором из-под дивана вылетел пожухший лотерейный билет.
   – Проверял… это старый.
   Звягин брезгливо поднял двумя пальцами билет:
   – Тираж двадцатого августа – какой же старый, пять дней прошло. Пусто?
   Епишко неопределенно пожал плечами.
   – Газеты нет? Нет. Спроси у соседки, это совсем недавно.
   Епишко покорно, подчиняясь бессмысленному приказу, пошаркал ногами к соседке и принес «Труд». С неохотой повел пальцем по таблице – и открыл рот:
   – Электрофон «Аккорд-стерео», девяносто рублей!..
   – Врешь, – не поверил Звягин. – А серия? Покажи.
   – Впервые в жизни, – ошарашенно прошептал Епишко. – Ур-ра!..
   – Можно подумать, «Жигули», – сказал Звягин. – Нормально. Завтра получим в сберкассе и отоварим. Порядок давай!
   Девяносто рублей употребили с толком: выбрали светлосерый пиджак вроде звягинского, брюки и голубую сорочку. Старый пиджак Звягин тут же сунул в урну: «Чтоб и духу его неудачливого не оставалось!» На оставшиеся два рубля Епишко вознамерился постричься «у мастера», и стал похож на помощника режиссера.
   Позднее жена как-то поинтересовалась у Звягина, где его часы. Он досадливо дернул углом рта: потерял, – видимо, расстегнулся браслет, когда на выезде тащил носилки.
   – Леня!
   – Ну что?..
   – Ты никогда ничего не теряешь.
   – Ну вот – начал терять… Может, невезение заразно?..
   – Заразно! Скажи правду. Почему ты должен еще свои деньги тратить на этого охламона! Ведь продал, продал?..
   – А если б подарил? – укорил Звягин. – Ну, продал. Я не курю, не пью, не собираю марки – могут же у меня быть хоть какие-то самочинные мужские расходы? Ну купил я ему в сберкассе у одного выигравший билет… всего-то девяносто ре – а может они ему всю жизнь изменят.
   Жизнь посредством девяноста рублей изменяться не спешила. На спинке стула висел вспученный пиджак в мерзостных разводах, а на самом стуле сидел Епишко и горевал.
   – Я его постирал, – пожаловался он.
   – Браво, первая валторна! – поздравил Звягин. – Стирал – уже хорошо. А зачем? Профилактически? Или цвет плохой?
   – Да я на улице об машину запачкался…
   – Хорошо: ведь не попал под нее. У меня вчера на выезде человек поскользнулся и влетел головой в витрину – вот это да. А таких запачканных – полная химчистка. Почему туда не сдал?
   – Там долго…
   – А срочная? Встань-ка; мышцы окрепли, спина распрямилась, все в порядке, – да ты посмотри на себя в зеркало: у тебя же глаза другие стали! Мужчине жалеть тряпку, тьфу!
   В «Мужской одежде» Звягин высмотрел серый костюм-тройку. Епишко сглотнул слюну.
   – Бери. Рекомендую. Самое то.
   Епишко удивился:
   – Откуда деньги-то?
   – А? – удивился Звягин. – А почему не заработаешь?
   – Как?..
   – Так же, как все… Ну – нет, так нет. Пошли.
   Он оставил Епишко в глубокой задумчивости: почему одни зарабатывают деньги, а другие нет. И можно ли перейти из одной категории в другую.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента