Страница:
– Ничего, один раз можно, – напористо подавал он заготовленные фразы, как снаряды из погребов. – Я разденусь, ты не возражаешь?
И раньше, чем она успела ответить, скинул куртку.
– Говори, что ты хотел, и уходи, – зло велела Валя.
– Ты не пригласишь старого друга в комнату?
– Я сейчас не могу, – повторила она, но Ларик уже ловко обогнул ее и двинулся в квартиру, не заботясь оставляемыми на паркете следами сапожек.
– Добрый вечер, – слегка поклонился он родителям, сидевшим перед телевизором. – Извините за непрошенный визит.
– Какие цветы! – сочувственно отозвался отец; как все отцы, он понимал неудачливого претендента на сердце своей дочери.
Ларик вспомнил, что в руке у него снопик белых роз, и прижал локоть к боку, чтобы рука не дрожала.
– Где ты отыскал такую прелесть, – кисловато отреагировала мать.
– Конфисковал у спекулянта, – небрежно сказал Ларик и быстро проследовал в Валину комнату. Чуть растерявшейся от этого натиска, ей ничего не оставалось, как идти за ним.
В комнате, разумеется, тихо звучал магнитофон, на низком столике под неярким настенным светильником – нарезанный торт, кофе, лимон, а на диване сидел приветливый и снисходительный Игорь. Все было плохо… но все было правильно, естественно, ожидаемо, в точности так, как и предусматривалось, Ларик был к этому готов. И оттого, что события развивались по твердо намеченному плану, он вдруг почувствовал себя свободно – хозяином положения. Инициатива оказалась в его руках: он знал, что будет дальше, а они не знали, он вел партию, а они вынуждены были на ходу отыскивать защиту.
– Хлеб да соль, – приветствовал Ларик и включил верхний свет, разом разрушив интим. – Валь, где ваза?
– У тебя что-то срочное? – нетерпеливо спросила она.
– А, вот она. – Снял с полки хрустальную вазу, сунул в нее букет и протянул Игорю: – Вы не были б так любезны налить воды?
Тот машинально взял вазу, помешкал, не успевая найти достойную линию поведения; мягко согласился:
– Пожалуйста…
– Я сама налью, – раздраженно выручила его Валя и вышла с проклятой вазой, усугубившей напряженность.
– Какая неожиданная встреча, – сказал Ларик, чувствуя, что он выигрывает по очкам, и понемногу раскрепощаясь. И протянул Игорю руку. Тот пожал ее с доброжелательным превосходством.
– Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи, – с улыбкой сказал он (переводя разговор на удобный ему уровень: поэзия, эрудиция, ирония, полунамеки…).
Ларик посмотрел на него с сожалением, как на больного, отрепетированным перед зеркалом взглядом.
– Морозище зверский, – сказал он.
– Давно такой зимы не было, – поддержал Игорь.
– Готовимся жениться? – спросил Ларик. (Нет, он недаром готовился: голос был не спертый, не сдавленный – нормальный!)
Он достиг цели – сбил противнику дыхание: Игорь никак не мог попасть в ритм этого неожиданного разговора.
– Ну, – он прикрылся неопределенной улыбкой, – это не только от меня зависит…
– Не скромничай, Игоряша, – Ларик хлопнул его по колену. – В данном случае это зависит только от тебя. Или она тебе не нравится?
У Игоря заело речевой аппарат: ответить хамски означало признать свое поражение в словесном поединке, ответить вежливо – признать унизительную зависимость от наглеца, а находчивый ответ не придумывался. К его облегчению, вернулась Валя.
– Я сел, ничего? – спросил у нее Ларик.
– Если сел, так чего теперь спрашивать?
Установиться молчанию Ларик не давал.
– Торт вкусный? – просто спросил он Игоря.
– Ничего…
– Ты принес? Ну, наверное, выбрал получше. Валь, не смотри на меня зверем, ладно? Я только съем кусок торта, если меня угостят, и ни секунды больше не стану вам портить личную жизнь. Да не ходи за лишним блюдцем! – Он положил ломоть на тарелку Игоря, подвинул к себе, откусил.
– Цветы с Кузнечного рынка? – улыбчиво попробовал Игорь забрать инициативу.
– Мы любим жесты, – подыграла ему Валя.
– Кто что любит, – сказал Ларик с набитым ртом. – Чужая душа потемки. Как там наука насчет души говорит?
– Мы технари… – усмехнулся Игорь.
– По принципу: если нельзя делать науку, то надо делать хоть диссертацию? И правильно. Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
– Каждому свое. Не всем же строить дворцы.
– Верно. Некоторым приходится там и жить. В диссертации, наверное, бетонная коробка выглядит лучше, чем на стройплощадке. Я неумно шучу сегодня; извини.
Валя демонстративно взглянула на часы и встала.
– Не уходите, он сам уйдет, – сказал Ларик и аккуратно вытер пальцы салфеткой. – Игорь, прошу как мужчина мужчину: выйди на минутку, нам надо поговорить. Не переживай, потом я уйду насовсем, и твое счастье будет полным. Будете ворковать без помех целую жизнь.
В некотором понятном унижении Игорь посмотрел на Валю и поднялся. Когда в такой ситуации просят выйти, срабатывает рефлекс мужского достоинства – отказаться как-то неудобно, невозможно…
– Шустрые у тебя одноклассники, – нашелся он сказать с порога. (Нервничающий человек не способен к остроумию. Вечером, вспоминая эту встречу, Игорь нашел массу достойных ответов.)
– Когда будет нужно, вас позовут, – успокоил Ларик, закрывая за ним дверь.
Он погасил верхний свет и сел.
– Потрудись объяснить свое шутовство, – сказала Валя, выключив музыку.
Ларик сказал спокойно, тепло:
– Ладно тебе… Просто я хотел попрощаться.
– Ах. В очередной раз. Ты уезжаешь или решил умереть?
– Нет, я не уезжаю и не решил умереть.
– Ты ведь грозился!
– Зачем отягощать твою совесть таким событием. Ведь ты не была бы мне за это благодарна, правда? Хоть память о себе оставить приличную.
– Боюсь, что уже не получится.
– А Игорь твой слабак. Я бы на его месте выставил меня вон.
– Вот потому ты не на его месте.
– Да не хочу я ругаться, – сказал Ларик. – Просто вдруг во мне что-то кончилось. Напрочь исчезло, понимаешь? Ну и захотелось сказать тебе на прощание что-нибудь хорошее…
– Так говори и иди.
– Раздумал. Пусть все хорошее он тебе скажет. Мне было здорово с тобой. Счастливо.
Он распахнул дверь:
– Входите, коллега, мы уже кончили.
Игорь приятно беседовал с родителями.
– Я тебя провожу, – с намеком сказал он, жаждя реванша.
Ларик укоризненно вздохнул:
– Пожалуйста. Только не сейчас – имей уважение к хозяевам. Я пришел сюда не затем, чтобы бить гостей дома. Как меня найти – Валя знает.
Он сделал общий поклон, улыбнулся Вале ободряюще:
– Не сердись. Все будет хорошо, – и удалился.
И еще целый час, добираясь до общежития, он находился в роли: чувствовал себя свободным, сильным, великодушным, преодолевшим свою любовь и муку, оживленно-злым. Ночью уткнулся в подушку, привычные думы и воспоминания нахлынули, размыли волю, он вновь ощутил свою слабость, зависимость, отчаяние, и уже удивился тому, как сумел держаться, и даже не понимал своего недавнего состояния, словно разговор тот вел совсем другой, чужой человек.
После его ухода интонация вечера сломалась. Музыка, полумрак, тихие речи, впечатление сгладилось… Но осталась некая крохотная неловкость, мельчайшее неудобство, душевный дискомфорт. Неприятная царапинка осталась в памяти, мешающая прежней непринужденности.
9. Информация – безусловно основа интуиции.
10. Что думает медицина о несчастных влюбленных.
11. Как устранить соперника?
12. Я вас насквозь вижу!
13. Знакомые бывают крайне некстати.
14. Если друг оказался вдруг…?
И раньше, чем она успела ответить, скинул куртку.
– Говори, что ты хотел, и уходи, – зло велела Валя.
– Ты не пригласишь старого друга в комнату?
– Я сейчас не могу, – повторила она, но Ларик уже ловко обогнул ее и двинулся в квартиру, не заботясь оставляемыми на паркете следами сапожек.
– Добрый вечер, – слегка поклонился он родителям, сидевшим перед телевизором. – Извините за непрошенный визит.
– Какие цветы! – сочувственно отозвался отец; как все отцы, он понимал неудачливого претендента на сердце своей дочери.
Ларик вспомнил, что в руке у него снопик белых роз, и прижал локоть к боку, чтобы рука не дрожала.
– Где ты отыскал такую прелесть, – кисловато отреагировала мать.
– Конфисковал у спекулянта, – небрежно сказал Ларик и быстро проследовал в Валину комнату. Чуть растерявшейся от этого натиска, ей ничего не оставалось, как идти за ним.
В комнате, разумеется, тихо звучал магнитофон, на низком столике под неярким настенным светильником – нарезанный торт, кофе, лимон, а на диване сидел приветливый и снисходительный Игорь. Все было плохо… но все было правильно, естественно, ожидаемо, в точности так, как и предусматривалось, Ларик был к этому готов. И оттого, что события развивались по твердо намеченному плану, он вдруг почувствовал себя свободно – хозяином положения. Инициатива оказалась в его руках: он знал, что будет дальше, а они не знали, он вел партию, а они вынуждены были на ходу отыскивать защиту.
– Хлеб да соль, – приветствовал Ларик и включил верхний свет, разом разрушив интим. – Валь, где ваза?
– У тебя что-то срочное? – нетерпеливо спросила она.
– А, вот она. – Снял с полки хрустальную вазу, сунул в нее букет и протянул Игорю: – Вы не были б так любезны налить воды?
Тот машинально взял вазу, помешкал, не успевая найти достойную линию поведения; мягко согласился:
– Пожалуйста…
– Я сама налью, – раздраженно выручила его Валя и вышла с проклятой вазой, усугубившей напряженность.
– Какая неожиданная встреча, – сказал Ларик, чувствуя, что он выигрывает по очкам, и понемногу раскрепощаясь. И протянул Игорю руку. Тот пожал ее с доброжелательным превосходством.
– Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи, – с улыбкой сказал он (переводя разговор на удобный ему уровень: поэзия, эрудиция, ирония, полунамеки…).
Ларик посмотрел на него с сожалением, как на больного, отрепетированным перед зеркалом взглядом.
– Морозище зверский, – сказал он.
– Давно такой зимы не было, – поддержал Игорь.
– Готовимся жениться? – спросил Ларик. (Нет, он недаром готовился: голос был не спертый, не сдавленный – нормальный!)
Он достиг цели – сбил противнику дыхание: Игорь никак не мог попасть в ритм этого неожиданного разговора.
– Ну, – он прикрылся неопределенной улыбкой, – это не только от меня зависит…
– Не скромничай, Игоряша, – Ларик хлопнул его по колену. – В данном случае это зависит только от тебя. Или она тебе не нравится?
У Игоря заело речевой аппарат: ответить хамски означало признать свое поражение в словесном поединке, ответить вежливо – признать унизительную зависимость от наглеца, а находчивый ответ не придумывался. К его облегчению, вернулась Валя.
– Я сел, ничего? – спросил у нее Ларик.
– Если сел, так чего теперь спрашивать?
Установиться молчанию Ларик не давал.
– Торт вкусный? – просто спросил он Игоря.
– Ничего…
– Ты принес? Ну, наверное, выбрал получше. Валь, не смотри на меня зверем, ладно? Я только съем кусок торта, если меня угостят, и ни секунды больше не стану вам портить личную жизнь. Да не ходи за лишним блюдцем! – Он положил ломоть на тарелку Игоря, подвинул к себе, откусил.
– Цветы с Кузнечного рынка? – улыбчиво попробовал Игорь забрать инициативу.
– Мы любим жесты, – подыграла ему Валя.
– Кто что любит, – сказал Ларик с набитым ртом. – Чужая душа потемки. Как там наука насчет души говорит?
– Мы технари… – усмехнулся Игорь.
– По принципу: если нельзя делать науку, то надо делать хоть диссертацию? И правильно. Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
– Каждому свое. Не всем же строить дворцы.
– Верно. Некоторым приходится там и жить. В диссертации, наверное, бетонная коробка выглядит лучше, чем на стройплощадке. Я неумно шучу сегодня; извини.
Валя демонстративно взглянула на часы и встала.
– Не уходите, он сам уйдет, – сказал Ларик и аккуратно вытер пальцы салфеткой. – Игорь, прошу как мужчина мужчину: выйди на минутку, нам надо поговорить. Не переживай, потом я уйду насовсем, и твое счастье будет полным. Будете ворковать без помех целую жизнь.
В некотором понятном унижении Игорь посмотрел на Валю и поднялся. Когда в такой ситуации просят выйти, срабатывает рефлекс мужского достоинства – отказаться как-то неудобно, невозможно…
– Шустрые у тебя одноклассники, – нашелся он сказать с порога. (Нервничающий человек не способен к остроумию. Вечером, вспоминая эту встречу, Игорь нашел массу достойных ответов.)
– Когда будет нужно, вас позовут, – успокоил Ларик, закрывая за ним дверь.
Он погасил верхний свет и сел.
– Потрудись объяснить свое шутовство, – сказала Валя, выключив музыку.
Ларик сказал спокойно, тепло:
– Ладно тебе… Просто я хотел попрощаться.
– Ах. В очередной раз. Ты уезжаешь или решил умереть?
– Нет, я не уезжаю и не решил умереть.
– Ты ведь грозился!
– Зачем отягощать твою совесть таким событием. Ведь ты не была бы мне за это благодарна, правда? Хоть память о себе оставить приличную.
– Боюсь, что уже не получится.
– А Игорь твой слабак. Я бы на его месте выставил меня вон.
– Вот потому ты не на его месте.
– Да не хочу я ругаться, – сказал Ларик. – Просто вдруг во мне что-то кончилось. Напрочь исчезло, понимаешь? Ну и захотелось сказать тебе на прощание что-нибудь хорошее…
– Так говори и иди.
– Раздумал. Пусть все хорошее он тебе скажет. Мне было здорово с тобой. Счастливо.
Он распахнул дверь:
– Входите, коллега, мы уже кончили.
Игорь приятно беседовал с родителями.
– Я тебя провожу, – с намеком сказал он, жаждя реванша.
Ларик укоризненно вздохнул:
– Пожалуйста. Только не сейчас – имей уважение к хозяевам. Я пришел сюда не затем, чтобы бить гостей дома. Как меня найти – Валя знает.
Он сделал общий поклон, улыбнулся Вале ободряюще:
– Не сердись. Все будет хорошо, – и удалился.
И еще целый час, добираясь до общежития, он находился в роли: чувствовал себя свободным, сильным, великодушным, преодолевшим свою любовь и муку, оживленно-злым. Ночью уткнулся в подушку, привычные думы и воспоминания нахлынули, размыли волю, он вновь ощутил свою слабость, зависимость, отчаяние, и уже удивился тому, как сумел держаться, и даже не понимал своего недавнего состояния, словно разговор тот вел совсем другой, чужой человек.
После его ухода интонация вечера сломалась. Музыка, полумрак, тихие речи, впечатление сгладилось… Но осталась некая крохотная неловкость, мельчайшее неудобство, душевный дискомфорт. Неприятная царапинка осталась в памяти, мешающая прежней непринужденности.
9. Информация – безусловно основа интуиции.
Звягин воспринял доклад Ларика удовлетворенно: «Первый раунд ты выиграл. Следующее: выясни толком, что за человек твой соперник». Армейская закваска сидела в нем прочно: сбор информации, ее анализ и оценка, составление плана действий – и неукоснительное его выполнение; излюбленная метода, иной не признавалось.
– Жаль, что ты не женщина.
– Почему?!
– Женщины обладают удивительным даром узнавать о людях такую подноготную, которую те сами подчас не подозревали.
В Ларике боролись презрение к сплетням и ревность.
– А как?
– Твои проблемы. Сведи знакомство со старушками из его соседей. Найди его одноклассников или однокашников по институту, а еще лучше – однокашниц. Поболтай о нем как бы между прочим с лаборантками и вахтершами в его НИИ. Послушай, что говорят о его родителях – где о родителях, там и о детях. Заготовь себе истории: устраиваешься на работу, или он не отдает тебе долг, или ты беспокоящийся брат его девушки, или он хотел купить у тебя магнитофон, или ты приезжий, познакомился с ним в отпуске и теперь думаешь, можно ли у него остановиться… Сообразишь! И не лезь с назойливыми расспросами – хвали его как бы с сомнением, и тебе все выложат сами: люди обожают позлословить за спиной, особенно о тех, кто на вид удачлив.
Ларик исчез на неделю. Звягин, уподобляясь Наполеону, возведшему в принцип личную проверку всех деталей, отправился в Институт культуры – взглянуть на его избранницу.
Прогремел звонок, хлопнули двери аудиторий, девушки заполнили коридор: он угадал Валю почти сразу. (Хотя описание Ларика напоминало скорее знаменитое: «Ростом она была эдак примерно с ангела».) Светлое скуластое личико, серые ясные глаза с раскосинкой, невысокая фигурка – ужасно складная девочка (тот тихий омут, в котором черти водятся. Самоуверенный Звягин полагал себя крупным физиономистом. Хотя практика подтверждала, что ошибался он и вправду редко).
Игорь, встреченный им в вестибюле своего НИИ, ему, однако, тоже понравился. На вид крепкий, не мелкий, походка уверенная, взгляд прямой и веселый – симпатичный такой смугловатый парень. Возвращаясь домой, Звягин копался в себе, пытаясь определить причину своей к нему неприязни: неужели просто успел влезть в шкуру бедолаги Ларика? Хм – отчасти он уже чувствовал себя Лариком, уже прикидывал на зуб ближайшее будущее, как актер прикидывает новую роль, чувствуя, как маска срастается с кожей.
– Жаль, что ты не женщина.
– Почему?!
– Женщины обладают удивительным даром узнавать о людях такую подноготную, которую те сами подчас не подозревали.
В Ларике боролись презрение к сплетням и ревность.
– А как?
– Твои проблемы. Сведи знакомство со старушками из его соседей. Найди его одноклассников или однокашников по институту, а еще лучше – однокашниц. Поболтай о нем как бы между прочим с лаборантками и вахтершами в его НИИ. Послушай, что говорят о его родителях – где о родителях, там и о детях. Заготовь себе истории: устраиваешься на работу, или он не отдает тебе долг, или ты беспокоящийся брат его девушки, или он хотел купить у тебя магнитофон, или ты приезжий, познакомился с ним в отпуске и теперь думаешь, можно ли у него остановиться… Сообразишь! И не лезь с назойливыми расспросами – хвали его как бы с сомнением, и тебе все выложат сами: люди обожают позлословить за спиной, особенно о тех, кто на вид удачлив.
Ларик исчез на неделю. Звягин, уподобляясь Наполеону, возведшему в принцип личную проверку всех деталей, отправился в Институт культуры – взглянуть на его избранницу.
Прогремел звонок, хлопнули двери аудиторий, девушки заполнили коридор: он угадал Валю почти сразу. (Хотя описание Ларика напоминало скорее знаменитое: «Ростом она была эдак примерно с ангела».) Светлое скуластое личико, серые ясные глаза с раскосинкой, невысокая фигурка – ужасно складная девочка (тот тихий омут, в котором черти водятся. Самоуверенный Звягин полагал себя крупным физиономистом. Хотя практика подтверждала, что ошибался он и вправду редко).
Игорь, встреченный им в вестибюле своего НИИ, ему, однако, тоже понравился. На вид крепкий, не мелкий, походка уверенная, взгляд прямой и веселый – симпатичный такой смугловатый парень. Возвращаясь домой, Звягин копался в себе, пытаясь определить причину своей к нему неприязни: неужели просто успел влезть в шкуру бедолаги Ларика? Хм – отчасти он уже чувствовал себя Лариком, уже прикидывал на зуб ближайшее будущее, как актер прикидывает новую роль, чувствуя, как маска срастается с кожей.
10. Что думает медицина о несчастных влюбленных.
На «скорой» его новая затея обсуждалась оживленно.
– Нет, – неодобрительно сказал Джахадзе, – ты не прав. Есть хороший человек, она хочет за него замуж…
– Ты лучше скажи, откуда у аспиранта машина? – рявкнул Звягин. – Он только жить начал, какая у него стипендия?
– Папа купил, – здраво ответил Джахадзе.
– А станет приличный человек ездить на машине, купленной папой? Молодости стыдно быть преуспевающей! Диссертация по микроклимату микрорайонов – чушь свинячья!.. Папенькин бездельник.
Вошел фельдшер и мрачно стал прислушиваться к разговору.
– Опять несчастненького себе нашли, Леонид Борисович, – брюзгливо произнес он.
– А ты что здесь делаешь?
– Жду.
– Чего?
– Пока вода на кухне закипит. У меня кипяток кончился. Машина-то вся в крови, замерзла – не отдерешь. – Он повертел перед собой иззябшие сизые руки.
– Так что ты предлагаешь – подождать, пока мы с тобой поедем за этим несчастненьким на «из-под поезда?» – спросил Звягин. – Давно не было? Понравилось машину отмывать, Гриша?
Гриша пробурчал нечленораздельно и включил телевизор.
– Настоящий мужчина всегда держит себя с женщиной на высоте, – сказал Джахадзе.
– А если не держится?
– Тогда это не мужчина.
– А если жить без нее не может?
– Тогда это не мужчина, – повторил Джахадзе упорно.
– А если другой нравится ей больше?
– Докажи ей, что ты лучше него.
– А если не умеет?
– Тогда это не мужчина.
Злой и невыспавшийся Гриша высказался в том духе, что лоботрясы они все, а вот помыл бы он на тридцатиградусном морозе «скорую» от крови, глядишь, и мозги встали бы на место.
Вообще к несчастным влюбленным на «скорой» относятся скептически. То есть не то чтобы медики не верили в любовь, отнюдь. Просто они по роду службы больше прочих граждан сталкиваются с прозаическими, так сказать, последствиями страстей, когда последствия принимают оборот, требующий медицинского вмешательства. И жертвы, хлебнувшие уксусной эссенции, или полоснувшие себе вены, или учинившие над собой какое иное непотребное действо, вызывают у бригады справедливое возмущение: работы и так хватает! А выезд специализированной машины влетает в сотню-полторы рублей, и в это самое время может ждать погибающий больной.
– Помните, я летом с Заможенко выезжал на падение с высоты? – Гриша высморкался. – Ах, семнадцать лет, первая любовь, он ее обманул, и бедная Лиза раскрывает окно своего пятого этажа, зажмуривает глаза и с именем коварного на устах шагает вниз. Хоть бы она раньше посмотрела в этот самый низ! Ковыляла себе бабуля в булочную – и ахнуть не успела: перелом шейных позвонков, разрыв спинного мозга, привет. Сходили за хлебцем… И то сказать: полцентнера рухнет с пятого этажа тебе на голову! А девице – хоть бы хны: сломала ключицу, через десять дней ушла домой на собственных ногах. И к суду ведь не привлекли!
История была давняя, обсосанная; комментариев не последовало. Гриша сквозь заледенелое окно послал проклятие недомытой машине и потопал на кухню. Звягин молвил задумчиво:
– Не каждой женщины можно добиться…
– И нэ надо! – поднял волосатый палец Джахадзе.
– …но зато каждая женщина может добиться мужчины, если он не против. Фокус заключается в таком повороте дела, чтобы добивалась она. Мышеловка за мышью не бегает.
Трансляция захрипела ужасно и прокашляла:
– Десять тридцать два, рука в конвейере.
– Простудилась Валечка, – посочувствовал Звягин, неторопливо вставая и потягиваясь.
В коридоре столкнулся с Гришей – громыхнул пустой чайник.
– Только отмыл, – в отчаянии воззвал он. – И сейчас опять! Когда морозы кончатся!..
Кренясь на вираже в успевшем промерзнуть салоне, мечтая о тепле и отдыхе, пожелал:
– Пусть хоть на свадьбу потом позовет. А то как пахать – извольте, а как все хорошо – не вспомнит.
– Есть старый анекдот, – сказал Звягин. – Родился мальчик, здоровый, нормальный, пора начать говорить – а он молчит. По врачам таскают, к светилам пробиваются, – молчит. Пять лет, шесть. И вдруг однажды после обеда произносит: «Бифштекс сегодня был горелый». Родители в ажиотаже: «Ах, ох, что такое, чудо! почему же ты раньше молчал?» – «А раньше все было в порядке».
– Ха-ха-ха, – сказал Гриша. – Ну и что?
– А то, что когда все в порядке, врачи никому не нужны. Мы вступаем в действие, когда что-то неладно. – Закинул ногу на ногу, крутнулся в креслице: они с сиреной проскакивали перекресток на красный свет. Заключил: – И просто – не нравится мне несчастная любовь.
– И почему бы это?
– А мне вообще все несчастное не нравится.
– Нет, – неодобрительно сказал Джахадзе, – ты не прав. Есть хороший человек, она хочет за него замуж…
– Ты лучше скажи, откуда у аспиранта машина? – рявкнул Звягин. – Он только жить начал, какая у него стипендия?
– Папа купил, – здраво ответил Джахадзе.
– А станет приличный человек ездить на машине, купленной папой? Молодости стыдно быть преуспевающей! Диссертация по микроклимату микрорайонов – чушь свинячья!.. Папенькин бездельник.
Вошел фельдшер и мрачно стал прислушиваться к разговору.
– Опять несчастненького себе нашли, Леонид Борисович, – брюзгливо произнес он.
– А ты что здесь делаешь?
– Жду.
– Чего?
– Пока вода на кухне закипит. У меня кипяток кончился. Машина-то вся в крови, замерзла – не отдерешь. – Он повертел перед собой иззябшие сизые руки.
– Так что ты предлагаешь – подождать, пока мы с тобой поедем за этим несчастненьким на «из-под поезда?» – спросил Звягин. – Давно не было? Понравилось машину отмывать, Гриша?
Гриша пробурчал нечленораздельно и включил телевизор.
– Настоящий мужчина всегда держит себя с женщиной на высоте, – сказал Джахадзе.
– А если не держится?
– Тогда это не мужчина.
– А если жить без нее не может?
– Тогда это не мужчина, – повторил Джахадзе упорно.
– А если другой нравится ей больше?
– Докажи ей, что ты лучше него.
– А если не умеет?
– Тогда это не мужчина.
Злой и невыспавшийся Гриша высказался в том духе, что лоботрясы они все, а вот помыл бы он на тридцатиградусном морозе «скорую» от крови, глядишь, и мозги встали бы на место.
Вообще к несчастным влюбленным на «скорой» относятся скептически. То есть не то чтобы медики не верили в любовь, отнюдь. Просто они по роду службы больше прочих граждан сталкиваются с прозаическими, так сказать, последствиями страстей, когда последствия принимают оборот, требующий медицинского вмешательства. И жертвы, хлебнувшие уксусной эссенции, или полоснувшие себе вены, или учинившие над собой какое иное непотребное действо, вызывают у бригады справедливое возмущение: работы и так хватает! А выезд специализированной машины влетает в сотню-полторы рублей, и в это самое время может ждать погибающий больной.
– Помните, я летом с Заможенко выезжал на падение с высоты? – Гриша высморкался. – Ах, семнадцать лет, первая любовь, он ее обманул, и бедная Лиза раскрывает окно своего пятого этажа, зажмуривает глаза и с именем коварного на устах шагает вниз. Хоть бы она раньше посмотрела в этот самый низ! Ковыляла себе бабуля в булочную – и ахнуть не успела: перелом шейных позвонков, разрыв спинного мозга, привет. Сходили за хлебцем… И то сказать: полцентнера рухнет с пятого этажа тебе на голову! А девице – хоть бы хны: сломала ключицу, через десять дней ушла домой на собственных ногах. И к суду ведь не привлекли!
История была давняя, обсосанная; комментариев не последовало. Гриша сквозь заледенелое окно послал проклятие недомытой машине и потопал на кухню. Звягин молвил задумчиво:
– Не каждой женщины можно добиться…
– И нэ надо! – поднял волосатый палец Джахадзе.
– …но зато каждая женщина может добиться мужчины, если он не против. Фокус заключается в таком повороте дела, чтобы добивалась она. Мышеловка за мышью не бегает.
Трансляция захрипела ужасно и прокашляла:
– Десять тридцать два, рука в конвейере.
– Простудилась Валечка, – посочувствовал Звягин, неторопливо вставая и потягиваясь.
В коридоре столкнулся с Гришей – громыхнул пустой чайник.
– Только отмыл, – в отчаянии воззвал он. – И сейчас опять! Когда морозы кончатся!..
Кренясь на вираже в успевшем промерзнуть салоне, мечтая о тепле и отдыхе, пожелал:
– Пусть хоть на свадьбу потом позовет. А то как пахать – извольте, а как все хорошо – не вспомнит.
– Есть старый анекдот, – сказал Звягин. – Родился мальчик, здоровый, нормальный, пора начать говорить – а он молчит. По врачам таскают, к светилам пробиваются, – молчит. Пять лет, шесть. И вдруг однажды после обеда произносит: «Бифштекс сегодня был горелый». Родители в ажиотаже: «Ах, ох, что такое, чудо! почему же ты раньше молчал?» – «А раньше все было в порядке».
– Ха-ха-ха, – сказал Гриша. – Ну и что?
– А то, что когда все в порядке, врачи никому не нужны. Мы вступаем в действие, когда что-то неладно. – Закинул ногу на ногу, крутнулся в креслице: они с сиреной проскакивали перекресток на красный свет. Заключил: – И просто – не нравится мне несчастная любовь.
– И почему бы это?
– А мне вообще все несчастное не нравится.
11. Как устранить соперника?
…Привыкнув решать задачи поэтапно, он сосредоточился на первой: вывести из игры нежеланного конкурента. Хм, стариннейший вопрос влюбленных… В средневековой Италии, скажем, попросту нанимали убийц. Не подходит. Во времена инквизиции хватало анонимного доноса – и неугодный исчезал. В д’артаньяновской Франции вызывали на дуэль и закалывали, чем упрочивали собственную славу. Тоже не то. Имелись способы простецкие: набить морду, отвадить угрозами, – иногда действенно, и даже справедливо отчасти, мужчине подобает сила и храбрость; женское сердце поощряет победителя. Но не всем дано выступать героями, и не всегда это помогает… Надо, чтоб она перестала обращать на него внимание, разочаровалась, чтоб он ей надоел. Итогом размышлений в конце концов явилась забавная страница в блокноте:
«Как устранить соперника.
1. Быть сильнее духом, чем он. Выдержаннее. Храбрее.
2. Узнать о нем все, понять его до конца.
3. Если можно – подружись с ним: другу легче вырыть яму, чем врагу.
4. Копни его прошлое.
5. Найди его союзников. Учти своих друзей.
6. Найди ему врагов. Сыграй на чьей-то зависти или интересе.
7. Выясни его слабые места. Научись использовать их. Борись с ним в том, в чем он слаб.
8. Выясни его отрицательные стороны. Продемонстрируй их.
9. Выясни его сильные места. Избегай столкновений в том, в чем он силен.
10. Заставь его нервничать – это ведет к ошибкам.
11. Заставь его совершать поступки, рисующие его с неприглядной стороны и роняющие в ее глазах.
12. Хвали ей то в нем, что ей наверняка не понравится.
13. Чрезмерно перехваливай ей то в нем, что ей нравится – это вселяет сомнение, недоверие.
14. Не выказывай неприязни к нему – ты должен выглядеть доброжелательным и объективным: тогда тебе поверят.
15. Каждую его черту оберни неприглядной: самолюбие – тщеславием и высокомерием, энергичность – карьеризмом и неразборчивостью в средствах, вежливость – подхалимажем и лакейством, юмор – цинизмом и пошлостью, неторопливость – тупостью, чувствительность – слабостью и слюнтяйством, храбрость – жлобством, осмотрительность – трусостью, щедрость – низменными купеческими замашками, неторопливость – тупостью и т. п.
16. Любой его поступок объясняй низменностью мотивов и цели, но всегда не впрямую, а как бы хваля, одобряя, сомневаясь.
17. Внушить им недоверие друг к другу.
18. Скомпрометировать их в глазах друг друга.
19. Создать каждому неверное впечатление о другом, чтобы слова и поступки одного вызывали у другого не желаемый ответ, а непонимание, досаду, разочарование. В конце концов они должны стать антиидеалом друг для друга.
20. Если позволяет время – старайся завести их отношения в тупик, дать им исчерпаться, выдохнуться.
21. Выстави его немужественным: за трусость женщина может принять растерянность, равнодушие, расчет.
22. Извлекай пользу из любого случая. Организуй случаи сам».
«Как устранить соперника.
1. Быть сильнее духом, чем он. Выдержаннее. Храбрее.
2. Узнать о нем все, понять его до конца.
3. Если можно – подружись с ним: другу легче вырыть яму, чем врагу.
4. Копни его прошлое.
5. Найди его союзников. Учти своих друзей.
6. Найди ему врагов. Сыграй на чьей-то зависти или интересе.
7. Выясни его слабые места. Научись использовать их. Борись с ним в том, в чем он слаб.
8. Выясни его отрицательные стороны. Продемонстрируй их.
9. Выясни его сильные места. Избегай столкновений в том, в чем он силен.
10. Заставь его нервничать – это ведет к ошибкам.
11. Заставь его совершать поступки, рисующие его с неприглядной стороны и роняющие в ее глазах.
12. Хвали ей то в нем, что ей наверняка не понравится.
13. Чрезмерно перехваливай ей то в нем, что ей нравится – это вселяет сомнение, недоверие.
14. Не выказывай неприязни к нему – ты должен выглядеть доброжелательным и объективным: тогда тебе поверят.
15. Каждую его черту оберни неприглядной: самолюбие – тщеславием и высокомерием, энергичность – карьеризмом и неразборчивостью в средствах, вежливость – подхалимажем и лакейством, юмор – цинизмом и пошлостью, неторопливость – тупостью, чувствительность – слабостью и слюнтяйством, храбрость – жлобством, осмотрительность – трусостью, щедрость – низменными купеческими замашками, неторопливость – тупостью и т. п.
16. Любой его поступок объясняй низменностью мотивов и цели, но всегда не впрямую, а как бы хваля, одобряя, сомневаясь.
17. Внушить им недоверие друг к другу.
18. Скомпрометировать их в глазах друг друга.
19. Создать каждому неверное впечатление о другом, чтобы слова и поступки одного вызывали у другого не желаемый ответ, а непонимание, досаду, разочарование. В конце концов они должны стать антиидеалом друг для друга.
20. Если позволяет время – старайся завести их отношения в тупик, дать им исчерпаться, выдохнуться.
21. Выстави его немужественным: за трусость женщина может принять растерянность, равнодушие, расчет.
22. Извлекай пользу из любого случая. Организуй случаи сам».
12. Я вас насквозь вижу!
– Это только кажется иногда, что до человека никому нет дела. Кого-то ты обидел, не заметив; кому-то помог в трудный час, и он помнит; почти всегда найдется тот, кто не прочь занять твое место в жизни – берегись его; а кто-то сделал тебе добро – и любит в тебе собственную добродетель, – со вкусом рассуждал Звягин.
– Итак: двадцать шесть лет, аспирант, папа-профессор, машина, неплох собой. Клад, а не жених; холост, не пьет, алиментов не платит. Значит, всегда найдется женщина, которой он нравится, которая имела бы на него виды, не прочь и в лепешку расшибиться, чтоб женить его на себе. Осталось ее найти…
Дальше. В аспирантуру желающих больше, чем мест. А он, кстати, не блистал в институте. И вряд ли папины связи не сыграли роли в гладком начале его карьеры. (Вообще люди удачливые обычно не подозревают, в скольких сердцах возбуждают зависть.) Наверняка есть знакомые или однокашники, обиженные, обойденные им. Кто-то был влюблен в девушку, предпочевшую его. Кто-то перебивался в студентах на гроши, пока он одевался и веселился на папины деньги, кто-то мечтает о такой машине. Кое-кто не откажется насолить ему, отомстить за обиду или унижение.
Ну, а она? Средняя семья, обычная девочка. В брак по расчету не стремится. Во-первых потому, что пока вообще не торопится замуж: двадцать лет, красива, обаятельна, уверена, стало быть, что сможет выйти без проблем – а покуда жизнь весела и прекрасна, и можно наслаждаться молодостью, данной лишь раз. Вот года в двадцать три девушки начинают дергаться: пора, накатывает страх засидеться в старых девах. Во-вторых, единственная дочь, балована, капризна, привыкла следовать своим чувствам – и не поступится ими ради выгоды: такая девушка хочет быть счастливой, делая то, что ей хочется.
Он искушеннее: испробовал соблазнов, настроен на карьеру – не идеалист, наверняка уверен, что «знает жизнь», следовательно, не слишком верит в людскую искренность и способен заподозрить расчет в любом поступке. Она наивна, доверчива и не знает людей: юность занята собой, благополучие позволяет не задумываться о несправедливости жизни, к хорошеньким девочкам все благоволят; она естественна. Такие натуры цельны, влюбляются до умопомрачения. А тот, кто руководствуется в жизни выгодой и удобством, предпочтет необременительный роман или выигрышную женитьбу. Помилуйте, да между ними пропасть, и не я буду строить через нее мост!
Он сидел перед пылающей печкой с видом заговорщика на конспиративной квартире – обдумывал то, что узнал за последние дни от Ларика, и составлял планы.
– Итак: двадцать шесть лет, аспирант, папа-профессор, машина, неплох собой. Клад, а не жених; холост, не пьет, алиментов не платит. Значит, всегда найдется женщина, которой он нравится, которая имела бы на него виды, не прочь и в лепешку расшибиться, чтоб женить его на себе. Осталось ее найти…
Дальше. В аспирантуру желающих больше, чем мест. А он, кстати, не блистал в институте. И вряд ли папины связи не сыграли роли в гладком начале его карьеры. (Вообще люди удачливые обычно не подозревают, в скольких сердцах возбуждают зависть.) Наверняка есть знакомые или однокашники, обиженные, обойденные им. Кто-то был влюблен в девушку, предпочевшую его. Кто-то перебивался в студентах на гроши, пока он одевался и веселился на папины деньги, кто-то мечтает о такой машине. Кое-кто не откажется насолить ему, отомстить за обиду или унижение.
Ну, а она? Средняя семья, обычная девочка. В брак по расчету не стремится. Во-первых потому, что пока вообще не торопится замуж: двадцать лет, красива, обаятельна, уверена, стало быть, что сможет выйти без проблем – а покуда жизнь весела и прекрасна, и можно наслаждаться молодостью, данной лишь раз. Вот года в двадцать три девушки начинают дергаться: пора, накатывает страх засидеться в старых девах. Во-вторых, единственная дочь, балована, капризна, привыкла следовать своим чувствам – и не поступится ими ради выгоды: такая девушка хочет быть счастливой, делая то, что ей хочется.
Он искушеннее: испробовал соблазнов, настроен на карьеру – не идеалист, наверняка уверен, что «знает жизнь», следовательно, не слишком верит в людскую искренность и способен заподозрить расчет в любом поступке. Она наивна, доверчива и не знает людей: юность занята собой, благополучие позволяет не задумываться о несправедливости жизни, к хорошеньким девочкам все благоволят; она естественна. Такие натуры цельны, влюбляются до умопомрачения. А тот, кто руководствуется в жизни выгодой и удобством, предпочтет необременительный роман или выигрышную женитьбу. Помилуйте, да между ними пропасть, и не я буду строить через нее мост!
Он сидел перед пылающей печкой с видом заговорщика на конспиративной квартире – обдумывал то, что узнал за последние дни от Ларика, и составлял планы.
13. Знакомые бывают крайне некстати.
Осуществление планов началось в ближайшую субботу. В субботу Игорь повел Валю «выпить чашку кофе, посидеть», предусмотрительно заказав два места во вполне престижном и дорогом заведении – варьете «Кронверк».
Зальчик был уютен, музыка ненавязчиво тиха, заранее задобренный официант фамильярно-услужлив, заказ продуманно дорог – атмосфера светской жизни, скромного времяпрепровождения для избранных.
– Не жалеешь, что зашли сюда?
– По-моему, здесь неплохо. – Она улыбнулась, коснулась его руки.
Потом свет мягко угас, направленные лучи сложились в шатер, возникли почти нагие танцовщицы, извиваясь в согласном ритме. Из темноты блестели белки глаз и рдели сигаретные огоньки. И то, что за стеной чернел морозный вечер, а здесь, в комфортном тепле, припахивающем кухней, баром и духами, под вкрадчивую музыку переступали на высоких каблуках стройные раздетые женщины, создавало особенное настроение причастности к тайному, естественности того, что обычно не дозволяется, как бы разрешение на интимность. Зрители изображали, что смотрят не более чем простое эстрадное представление.
Игорь счел уместным заметить, что танцуют они неважно: здесь те, кто не попал ни в балет, ни в мюзик-холл (полушепотом слегка разрядил возникшее напряжение). «Хорошие фигуры», – ответила Валя, отметив и его такт, и нарочитый тон завсегдатая, и налитую ей рюмку. Интересно, что чувствуют танцовщицы? Просто работа? Преодолевают стыдливость – или наоборот, испытывают от этого удовольствие? А в остальном они нормальные женщины – или профессия накладывает отпечаток на поведение? Или она просто ханжа?
Номер сменился, певец во фраке запел по-английски с хорошим петербургским акцентом. В зале расслабились, заговорили, звякнули вилками.
После перерыва сбоку площадки устроилась группа, грянула во все децибелы мощных колонок, вмерзшее в лед дерево корабельного корпуса запело в резонанс. Пошли танцевать.
Сделалось жарко и весело. Каблуки били в палубный настил. Конец мелодий покрывался аплодисментами. Хлопало шампанское, и пробки летели сквозь обручи табачного дыма. Праздник качал списанный в плавучие кабаки корабль.
Игорь извинился и вышел. Она отпила остывший кофе. К столику приблизился парень в вареной джинсовке:
– О, кого я вижу! Привет! – И прежде чем она успела ответить, хозяйски приобнял и мазнул поцелуем.
– Вы с ума с-сошли!..– (Врезать ему? Где Игорь? Драка будет?)
– Валечка, ты на меня еще сердишься? За что?
– Вы с ума сошли?!
– С каких пор мы на вы, Валька?
Вернувшийся Игорь с изумлением вникал в их беседу. Незнакомец обернулся, и на лице его отразилось понимание ситуации.
– Занята – так и сказала бы, чего комедию ломать, – бросил он тихо, но не настолько, чтоб Игорь не расслышал. И вдруг – узнал, расплылся:
– Игорек! Вот кого не ожидал увидеть, – дружелюбно протянул руку.
Тот машинально пожал ее. Навис традиционный вопрос: «В чем дело?». Оказавшийся знакомым незнакомец повел себя непринужденно и расторопно:
– Это твоя дама?
– Именно, – как можно более весомо и значительно ответил Игорь. – Что за дела, Толя?
– Надо ж так обознаться, – Толя засмеялся, развел комически руки и, словно не веря глазам, внимательно взглянул на Валю еще раз. – Вы удивительно похожи на одну мою знакомую. (Постарался принять джентльменскую позу.) И вот в этом полумраке, под легким градусом, я принял вас за нее.
– Смотреть лучше надо, – выпалила Валя, злясь уже на Игоря, не вовремя отошедшего и имеющего таких знакомых, а сейчас туповато стоящего истуканом вместо того, чтоб осадить хама как подобает.
– Простите великодушно, – куковал Толя. – Я еще удивился – и зачем она прическу сменила? Старик, у тебя прекрасный вкус, поздравляю. Девушка, ваш кавалер – бывшая звезда курса, блистал в… короче, блистал. Дорогой, если даже незнакомые клюют на твою избранницу – значит, она стоящая, эта… человек. Простите, простите, я пьян, исчезаю, – он поклонился Вале преувеличенно вежливо, с каким-то заговорщицким видом, Игоря хлопнул по плечу покровительственно – и быстро удалился.
Игорь покачал головой и сел, посмеиваясь. Однако изгадить настроение куда проще, чем поднять. Что-то мешало ему отнестись к происшедшему как к мелкому и исчерпанному недоразумению…
– …Милые у тебя однокашники, – дергала плечиком Валя.
Но через десять минут им уже опять было весело, все сгладилось, все было хорошо, когда он замолчал. Спросил:
– Откуда он знает, как тебя зовут?
– Понятия не имею. Он же сказал, что ошибся!
– Значит, его знакомая не только похожа на тебя, но еще и тезка?
Он завертел головой, встал, прошел по залу, выискивая Толика. Того уже не было.
Зальчик был уютен, музыка ненавязчиво тиха, заранее задобренный официант фамильярно-услужлив, заказ продуманно дорог – атмосфера светской жизни, скромного времяпрепровождения для избранных.
– Не жалеешь, что зашли сюда?
– По-моему, здесь неплохо. – Она улыбнулась, коснулась его руки.
Потом свет мягко угас, направленные лучи сложились в шатер, возникли почти нагие танцовщицы, извиваясь в согласном ритме. Из темноты блестели белки глаз и рдели сигаретные огоньки. И то, что за стеной чернел морозный вечер, а здесь, в комфортном тепле, припахивающем кухней, баром и духами, под вкрадчивую музыку переступали на высоких каблуках стройные раздетые женщины, создавало особенное настроение причастности к тайному, естественности того, что обычно не дозволяется, как бы разрешение на интимность. Зрители изображали, что смотрят не более чем простое эстрадное представление.
Игорь счел уместным заметить, что танцуют они неважно: здесь те, кто не попал ни в балет, ни в мюзик-холл (полушепотом слегка разрядил возникшее напряжение). «Хорошие фигуры», – ответила Валя, отметив и его такт, и нарочитый тон завсегдатая, и налитую ей рюмку. Интересно, что чувствуют танцовщицы? Просто работа? Преодолевают стыдливость – или наоборот, испытывают от этого удовольствие? А в остальном они нормальные женщины – или профессия накладывает отпечаток на поведение? Или она просто ханжа?
Номер сменился, певец во фраке запел по-английски с хорошим петербургским акцентом. В зале расслабились, заговорили, звякнули вилками.
После перерыва сбоку площадки устроилась группа, грянула во все децибелы мощных колонок, вмерзшее в лед дерево корабельного корпуса запело в резонанс. Пошли танцевать.
Сделалось жарко и весело. Каблуки били в палубный настил. Конец мелодий покрывался аплодисментами. Хлопало шампанское, и пробки летели сквозь обручи табачного дыма. Праздник качал списанный в плавучие кабаки корабль.
Игорь извинился и вышел. Она отпила остывший кофе. К столику приблизился парень в вареной джинсовке:
– О, кого я вижу! Привет! – И прежде чем она успела ответить, хозяйски приобнял и мазнул поцелуем.
– Вы с ума с-сошли!..– (Врезать ему? Где Игорь? Драка будет?)
– Валечка, ты на меня еще сердишься? За что?
– Вы с ума сошли?!
– С каких пор мы на вы, Валька?
Вернувшийся Игорь с изумлением вникал в их беседу. Незнакомец обернулся, и на лице его отразилось понимание ситуации.
– Занята – так и сказала бы, чего комедию ломать, – бросил он тихо, но не настолько, чтоб Игорь не расслышал. И вдруг – узнал, расплылся:
– Игорек! Вот кого не ожидал увидеть, – дружелюбно протянул руку.
Тот машинально пожал ее. Навис традиционный вопрос: «В чем дело?». Оказавшийся знакомым незнакомец повел себя непринужденно и расторопно:
– Это твоя дама?
– Именно, – как можно более весомо и значительно ответил Игорь. – Что за дела, Толя?
– Надо ж так обознаться, – Толя засмеялся, развел комически руки и, словно не веря глазам, внимательно взглянул на Валю еще раз. – Вы удивительно похожи на одну мою знакомую. (Постарался принять джентльменскую позу.) И вот в этом полумраке, под легким градусом, я принял вас за нее.
– Смотреть лучше надо, – выпалила Валя, злясь уже на Игоря, не вовремя отошедшего и имеющего таких знакомых, а сейчас туповато стоящего истуканом вместо того, чтоб осадить хама как подобает.
– Простите великодушно, – куковал Толя. – Я еще удивился – и зачем она прическу сменила? Старик, у тебя прекрасный вкус, поздравляю. Девушка, ваш кавалер – бывшая звезда курса, блистал в… короче, блистал. Дорогой, если даже незнакомые клюют на твою избранницу – значит, она стоящая, эта… человек. Простите, простите, я пьян, исчезаю, – он поклонился Вале преувеличенно вежливо, с каким-то заговорщицким видом, Игоря хлопнул по плечу покровительственно – и быстро удалился.
Игорь покачал головой и сел, посмеиваясь. Однако изгадить настроение куда проще, чем поднять. Что-то мешало ему отнестись к происшедшему как к мелкому и исчерпанному недоразумению…
– …Милые у тебя однокашники, – дергала плечиком Валя.
Но через десять минут им уже опять было весело, все сгладилось, все было хорошо, когда он замолчал. Спросил:
– Откуда он знает, как тебя зовут?
– Понятия не имею. Он же сказал, что ошибся!
– Значит, его знакомая не только похожа на тебя, но еще и тезка?
Он завертел головой, встал, прошел по залу, выискивая Толика. Того уже не было.
14. Если друг оказался вдруг…?
Подозрение легко заронить и трудно рассеять. Проходящие дни не изгладили инцидент в памяти Игоря: «Та ли она, какой хочет казаться?» Как известно, ничто так не похоже, как полная невинность и большая опытность. Теперь при каждой встрече он приглядывался к Вале внимательнее, и сомнения язвили его самолюбие: неужели с другим, серым и заурядным его однокурсником, она?.. Валя почувствовала перемену в нем, была то кротка, то обидчива, он махнул рукой – перестал думать о неприятном: так хорошо, когда все хорошо…