«Я боюсь покидать детство, хотела бы остаться в нем навсегда, — признавалась в письме к Элеку Наташа М. и поясняла свою позицию: — Некоторые мои подруги стараются помоднее выглядеть, быть «сверхсовременными» в разговорах. А мне они скучны…» И Наташа, порассуждав о своем будущем, пришла к выводу: «Я поняла права и обязанности детства, постараюсь их не забыть».
   Элек перечитал призыв Левы Н.: «Элек, помоги!» — и его осенило: «Может, их познакомить?…» Он испугался такой смелой мысли: как это он, железный робот, смеет распоряжаться будущим двух людей? Они оба страдают от одиночества, но ведь они люди, они должны сами решать свою судьбу…
   Какое-то время он сидел неподвижно. Потом вставил в машинку чистый лист, задумчиво отстучал: «Дорогой Лева…» — и вынул, отложил в сторону. Вставил другой, написал: «Дорогая Наташа!..» Ясно, что венчать оба листа будет подпись: «Электроник». Но какие строки уместятся между началом и концом?
   Он увидел что-то очень зеленое, спокойное, приятное — наверное, летний лес, пронзенный солнечными лучами, и немного успокоился. Потом представил себе яблоневый сад с ароматной пеной цветов, над которыми вместе с бабочками и шмелями порхают лукавые ребячьи записочки… Белые бабочки весны, экзаменов, летних каникул порхали в школах над партами. Теперь ясно: все записки должны прилетать точно по адресу.
   Элек принял решение.
   «Дорогая Наташа! Представь, что существует на свете одинокий человек, — быстро писал он, едва касаясь клавиш машинки. — Нет, не я — совсем другой. Зовут его Лев…»
   А Леве Электроник написал, как относится его сверстница Наташа к прекрасной поре человечества, называемой детством, как вглядывается она со своего корабля, плывущего по веселой и беззаботной реке Детства в океан Будущего…
   Он работал вдохновенно, выбирая из мешков по два разных письма, соединял подчас грустное со смешным, откровение с мудрствованием, лукавство с печалью. Главное было — не ошибиться, найти сходные натуры, заинтересовать друг друга общностью интересов, а главное — большой целью: истинной дружбой.
   Пожалуй, психолог мог бы написать о поисках Электроникой сходных характеров целый научный трактат, хотя метод, который он применял, давно известен как метод «психологической совместимости». По этому методу подбираются экипажи космических кораблей, подводных лодок, полярных станций — словом, везде там, где люди должны в трудных условиях понимать друг друга с полуслова и поддерживать.
   Электроник формировал «экипажи дружбы». Например, прочитав тревожное письмо Любы Олиной о том, что в их классе есть мальчишки, которые радуются и хохочут, увидев плачущую девчонку, Элек хотел сначала откликнуться открытым письмом к мальчишкам Любиного класса. Но потом подумал, порылся в почте и нашел письмо Славы Велика, которое начиналось знаменитым призывом французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот пробный камень!..» А дальше Слава писал, какие интересные личности встречаются среди девчонок его класса…
   Так Электроник находил единомышленников в разных школах и городах, а иногда, неожиданно, и в соседних подъездах.
   Позже Сыроежкин всерьез убедится, что существует «эффект Р.Электроника». А пока что снова позвонила Бублик и радостно выпалила в трубку:
   — Ой, Сергей, у меня теперь неразлучная подружка Лена. Вот она рядом, дышит в трубку — слышишь? Передай от нас Элеку большое, пребольшое спасибо. Мы и не знали, что живем в одном доме…
   — Передам, — сказал Сергей. — А ты напиши о себе и Лене Айзеку Азимову.
   — Ты имеешь в виду «эффект Р.Даниэля»? — Бублик рассмеялась.
   — И Электроника, — добавил Сергей.
   Он вошел в комнату, сказал Элу:
   — Тебе привет от Р.Электроника… И от Бубликов…

ВЗРЫВ ЭНЕРГИИ

   В четверг утром, как обычно, шло совещание в министерстве просвещения.
   Министр заглянул в сводки, отложил в сторону бумаги, задорно сказал:
   — Это интересно! Что за взрыв энергии? Что скажете, товарищи?
   — Разрешите, Георгий Петрович? — Из-за стола поднялся пожилой инспектор.
   — Пожалуйста, Василий Иванович.
   — Успеваемость в средних и даже старших классах неожиданно повысилась на восемнадцать процентов, — доложил инспектор.
   Присутствующие оживились.
   — Конкретные данные свидетельствуют, — продолжал инспектор, просматривая свои записи, — что процент четверочников и пятерочников возрос не только по математике, литературе, физике, но и по таким предметам, как прилежание, черчение и физкультура…
   — И по пению! — прервал его инспектор по младшим классам.
   — Да, и по музыке, и по рисованию, — подтвердил Василий Иванович.
   Мимолетные улыбки участников совещания свидетельствовали, что опытный инспектор и его молодой коллега зарылись в сводках и цифрах, поверили приподнято-весенним рапортам школ и даже самого гороно — городского отдела народного образования, не перепроверили данные, перед тем как докладывать. Где это видано, чтобы ребята весной были прилежными, чтобы они пели хором, возились с красками и подтягивались на брусьях, когда каждый зеленый куст манит на улицу…
   Василий Иванович сразу уловил ироничное настроение. Тем более, что со своего председательского места министр бросил реплику, мол, прилежание дело индивидуальное, а потому достаточно сложное для обобщения. Инспектор был начеку, во всеоружии. Он вытащил из кармана пачку мятых листов и огласил некоторые личные свидетельства учеников:
   «Мы, девочки-хорошистки, дружно решили быть отличницами…»
   «…Всем классом болеть за одного…»
   «…Теперь к доске мы бежим бегом…»
   «…А я решила догнать Электроника не только в учебе, но и в спорте».
   Прочтя эти строки, Василий Иванович оглядел сидящих за столом и опустился на свое место.
   — Позвольте, у меня тоже полно таких записочек! — проговорила заведующая гороно, роясь в объемистом портфеле.
   — Это не записочки, уважаемая Ольга Сергеевна, а мысли вслух, — парировал инспектор.
   За столом происходило нечто странное: участники совещания доставали из карманов, папок и портфелей листки с корявыми буквами и прилежными ученическими строками, передавали их министру.
   — Что это еще за Электроник? — иронично спросил заместитель министра, вернувшийся только что из отпуска. — Насколько я помню себя в детстве, никто в школе не относился серьезно к музыке, рисованию да и к физкультуре. Одни лишь одиночки…
   — Представьте, что сейчас все не так! — парировал инспектор. — Особенно в спорте.
   Министр быстро просмотрел листки из школьных тетрадей, и глаза его сощурились.
   — Как вы это оцениваете, Василий Иванович? — спросил он инспектора.
   — Как метод Электроника! — высказался с места инспектор средних классов, наблюдая энергичные кивки инспектора младших классов. — Ребята называют именно его как пример для подражания.
   Кое-кто приготовился записывать.
   — Еще один метод? — вмешался в разговор заместитель министра, которому вкратце пояснили про Электроника. — На моей памяти были самые разные опыты… Может, хватит, товарищи?
   Георгий Петрович встал с председательского места, обошел Т-образный стол заседания, остановился за спиной заместителя.
   — Вы правы, Серафим Васильевич, — произнес он. — Делать эксперимент бесконтрольным мы не имеем права. Но и проходить мимо того нового, что подсказывает жизнь, не можем…
   Опять авторучки потянулись к блокнотам и застыли. Министр молчал, отыскивая глазами нужного человека.
   — Гель Иванович, какими еще гениальными, а точнее говоря — человеческими свойствами обладает ваш Электроник?
   Только сейчас многие узнали знаменитого Громова — авторитетного специалиста в современной педагогической науке. Был он высок, осанист, спокоен. Но когда министр представил его собранию, Громов по-мальчишески покраснел, фальцетом ответил:
   — Откровенно говоря, более никакими!.. Пока никакими, — поправился профессор.
   — Что же тут изучать… — пробормотал негромко заместитель министра, но его услышали все.
   — Должен вас разочаровать, товарищи, — продолжал спокойно Громов. — Процент успеваемости может упасть, когда ребята забудут об Электронике и перестанут ему подражать. Да он и создан не как киногерой, он решает другую важную задачу…
   — Какую? — спросили сразу несколько голосов.
   — Простите, может, это звучит слишком общо или с житейской точки зрения чуть наивно. — Громов оглядел присутствующих. — Но для науки чрезвычайно важно. Робот стремится стать человеком. Настоящим человеком во всех его проявлениях. Проще говоря, он учится у ребят, а ребята у него.
   С минуту в зале стояла тишина: каждый осмысливал такую простую, доступную для любого из них и такую близкую и одновременно далекую для робота цель…
   — А мы разве собрались здесь ради отметок? — спросил присутствующих Георгий Петрович. — Надеюсь, никто так не думает? Серафим Васильевич, — обратился он к заму, — скажи, пожалуйста: ты знаешь, что значит — настоящий человек?
   — Вроде бы знаю… — Заместитель министра пожал плечами.
   Участники совещания обменивались короткими репликами: что дальше, к чему ведет министр?
   А тот сел во главе стола, постучал авторучкой по дереву крышки и метнул лукавый взгляд в сторону Громова.
   — А я, представьте, так до конца и не знаю!.. — Министр неожиданно улыбнулся. — И хотел бы уточнить для себя это важное определение.
   Все с удивлением уставились на него. А он нажал на кнопку звонка, вызвал секретаршу, спросил:
   — Товарищи, кто будет чай?… — И, увидев, как все обрадовались, сказал: — Зиночка, чаю всем!
   Когда принесли чай, Георгий Петрович уже по-деловому, по-министерски, продолжил:
   — Итак, прошу высказываться: что значит, по-вашему, быть человеком?
   Они шагали, по дворам — Электроник и Сыроежкин, и теперь, в ярком солнечном свете, друзей узнавали все встречные. Пестрый шлейф болельщиков тянулся за ними.
   «Вот они!» — слышались восклицания. «Кто?» — «Как кто? Проснись! Элек и Серега!..» — «Живые?» — «Настоящие!..» — «А это — неужели Рэсси?…» — «А какой еще пес так запросто летает!!!»
   Трусивший впереди черный терьер то и дело подскакивал на месте, распускал крылья, взмывал над крышами, высматривая что-то свое, вызывая восторг ребят. По пути Сергей и Элек пожали множество рук, дали десятки автографов, обменялись на ходу мнениями о фантастике, спорте, учебе, получили приглашение в гости, на школьные вечера и клубные спектакли. Какой-то шальной Валерка долго кружил возле них на велосипеде и заявлял, что он поборет своего соперника Калабашника. Несколько владельцев собак присоединились к процессии, но вынуждены были отстать из-за страшного шума и возбуждения своих питомцев. А один малыш долго путался под ногами Электроника, пытаясь произнести необычную для него, почти нескончаемую фразу: «Я стал дис-цип-ли-ни-ро-ван-ным…»
   Никто не понимал, что ищут знаменитости на спортивных площадках, почему Электроник так внимательно вглядывается в лица именно девчонок, почти гипнотизируя некоторых из них. Все решили, что это новая, таинственная игра. Никто не знал, что они ищут и не могут найти девочку с несмеющимися глазами, ту самую, которую пока не обнаружил Рэсси. Элек ответил на все вопросы и призывы своих корреспондентов, но ему не давало покоя самое первое письмо. Девчонки, на которых обращал внимание Электроник, улыбались, смеялись, что-то кричали, махали в ответ, и не было среди них человека с несмеющимися глазами. Элек стал уже сомневаться: может, такая девочка и не существует?… Но подпись под письмом была настоящая, отсутствовал только обратный адрес. Пусть человек без улыбки — один во всем мире, один среди всего человечества, все равно он нуждается в помощи. Электроник твердо знал, что не прекратит поиски.
   Элек и Сергей обошли добрый десяток площадок, несколько стадионов. У всех девчонок были живые, ясные, улыбчивые глаза. Они решили было возвратиться в школу, где их ждал Таратар, но тут их внимание привлекло одно дорожное происшествие.
   Возле сквера на обочине лежал перевернутый мотоцикл с коляской. Руль был странно изогнут. Собралась небольшая группа любопытных. Приехали машина «Скорой помощи» и милицейский наряд. Выяснилось, что мотоциклист, внезапно вылетев из-за поворота, налетел на школьницу и, резко повернув руль, врезался в ствол дерева. Так утверждали несколько человек. Однако странность истории заключалась в том, что ни пострадавшая, ни виновник аварии на месте не оказались. Свидетели были растеряны, ничего толком объяснить не могли.
   — Вот он! — сказал, осмотревшись, Электроник и указал на могучий старый тополь.
   Среди яркой зелени, метрах в пяти от земли, в развилке двух стволов застряло что-то похожее на бесформенный мешок.
   Два милиционера направились к тополю.
   Но Элек уже взбирался по толстому шершавому стволу, цепляясь за ветви. Он высвободил мотоциклиста в белом шлеме из западни и без труда усадил на толстый сук, прислонив спиной к стволу. Мотоциклист стонал с закрытыми глазами, вяло бормотал: «Не хо-чу…»
   — Что с ним? — крикнул врач «Скорой».
   — Он спит, — сказал Элек.
   Милиционеры переглянулись — мол, дело ясное: только нетрезвый мог после такого акробатического прыжка уснуть на дереве.
   — Скажи ему: пусть спускается! — крикнул один из милиционеров.
   — Он не может, — объяснил сверху мальчик.
   Милиционеры тихо переговаривались, явно не торопясь лезть на дерево для установления личности нарушителя. «Скорая» подрулила под тополь, и врач с санитаром взобрались на крышу машины.
   — Элек, мы в школу опаздываем! — крикнул из толпы Сергей.
   Мальчик на дереве обхватил свободной рукой мотоциклиста под мышки, осторожно передал его в руки медиков, спрыгнул на землю. Парня в шлеме уложили на носилки. Только сейчас он стал приходить в себя.
   — Где пострадавшая? — спросил милиционер.
   — Какая пострадавшая? — слабым голосом произнес лежавший на носилках.
   — Ну, девочка… Школьница…
   Мотоциклист приподнял голову, припоминая, что с ним случилось, и отрывисто забормотал:
   — Это она… на меня… налетела и… сшибла!
   Он вытянулся на носилках.
   — Где она?
   Парень лишь поморщился в ответ.
   Все удивились странным словам мотоциклиста.
   — Где девочка? — продолжал милиционер.
   — Я видел! — заявил старичок с батоном в авоське. — Она убежала!.. Точно… Вон туда. — Он указал на аллею. — Очень быстро убежала.
   Внезапная догадка озарила Электроника.
   — Как она была одета? — спросил он старика.
   — Во всем синем, — живо отозвался тот. — В спортивном, что ли…
   — Это она, — прошептал Элек Сергею и подозвал пса, на которого в суматохе никто не обращал внимания. — Рэсси, ко мне! — Тот был уже рядом. — След, Рэсси!
   Пес покружил вокруг дерева и, взяв след, помчался по скверу.
   А мальчишки исчезли из толпы.
   Последний в этом учебном году урок Таратара оказался для восьмого «Б» самым трудным.
   Предстояло решить важный вопрос: кем быть дальше? Программистами или монтажниками?
   С девятого класса ученики математической школы делились, как известно, на две разные, хотя и родственные специальности. Программисты носили белые халаты и управляли «мозгом» и «душою» электронно-вычислительных машин: они учились разрабатывать и вводить в машины различные программы. Монтажники в синих халатах имели дело, как они говорили, «с железками», а на самом деле пытались разобраться в очень сложных и тонких схемах микроэлектроники. Естественно, что любой добросовестный программист мог сам найти поломку в машине, а монтажник — составить программу сложной задачи. Однако в специализации имелся свой смысл: после школы перед каждым были тысячи дорог, а он уже сумел опробовать себя на одной из них.
   Сначала восьмой «Б» единодушно выразил желание пойти в программисты. Как же иначе! Кто открыл Электроника? Кто воспитал его? Кто из него сделал почти что человека?… Только они — выдумщики, теоретики новых изобретений.
   Таратар смотрел на своих восьмиклассников и радовался. За годы учения все они буквально у него на глазах превратились из беспомощных младенцев в самостоятельных граждан. Пожалуй, даже чересчур самостоятельных… Он помнил прекрасно рубежи, которые они пережили: как они выходили на нетвердых ногах к доске и писали мелом загадочные для них знаки и символы; как, фыркая и подскакивая, сражались на переменках, неся перед собой невидимые копье и щит; как ораторствовали, гордо откинув взъерошенные головы и выпятив подвижные кадыки на длинных шеях, яростно спорили друг с другом, приберегая в качестве самого веского аргумента тяжеленный портфель. За несколько лет, проведенных в стенах школы, его ребята пережили почти всю сознательную историю человечества, и некоторые скучные эпохи прессовались подчас в считанные часы, а наиболее увлекательные растягивались на месяцы и годы. Теперь они — восьмиклассники. Превосходнейшая стадия человеческого возраста для осознания своего места в мире!
   — Так не пойдет! — бодро произнес Таратар, и класс удивленно уставился на него. — Неужели здесь все теоретики? — чуть насмешливо продолжал учитель математики. — Кто-нибудь должен захотеть трудиться не одной головой, а и руками!
   Они, его питомцы, смотрели на учителя с некоторой долей насмешки в глазах. Неужели он сомневается в их способностях?
   — А что? — спросил кто-то, и вопрос прозвучал как вызов. Таратар принял вызов, очки его воинственно сверкнули.
   — Ничего. Сейчас проверим, все ли способны задать машине точный вопрос. Электроник, приготовься к ответам на вопросы. Итак, Корольков.
   Классный Профессор был, конечно, начеку.
   — Элек, скажи, будут ли созданы машины, которые превзойдут все способности человека?
   — Если человек окажется менее способным, чем машина, — спокойно сказал Элек, — то это будет поражением человека. Машина в данном предполагаемом случае невиновна.
   — Один ноль в пользу Электроника, — резюмировал учитель. — Разовьем тезис Электроника. Слово имеет Виктор Смирнов.
   Виктор неторопливо поднялся с места, оглядел внимательно Электроника, словно выискивая в нем слабое место.
   — Превзойдет ли робот человека в обучении? — спросил он.
   — Это может случиться, — ответил Элек, — если человек сам перестанет учиться. Машине, между прочим, обучаться труднее, чем человеку… — добавил он.
   — Кукушкина… — продолжал учитель.
   Кукушкина легкомысленно тряхнула тугими, подвижными, как плеть наездника, косичками.
   — А что, если отказаться вовсе от машин? — выпалила она и застыла с открытым ртом.
   В классе раздался глухой ропот. Электроник покачал головой, поднял руку.
   — Это невозможно, Кукушкина, — бесстрастно констатировал он. — Историю, как известно, вспять не повернешь.
   — Кукушку с поля! — крикнул басом Гусев, стукнув кулаком-дынькой по парте. — Удалить из игры!
   Наверняка разгорелась бы привычная сцена словесной классной потасовки. Но встал с места Сергей Сыроежкин, громко объявил:
   — Запишите меня в монтажники, Николай Семенович!
   — Тебя? — удивленно переспросил Таратар.
   — Да, меня.
   — Хорошо, Сережа.
   «Сергей… в монтажники… почему?» — Над партами повис вопрос.
   Почему? Сергей не стал объяснять, что он увидел в тот момент удивительный город — подводный или космический, город с цехами бесшумных автоматов, город с заманчиво убегающими вдаль светлыми улицами. Что добывали в том городе — океаническую руду, редкой чистоты кристаллы или новую энергию, — мальчик не знал, но предчувствовал, что это город его будущего; он ясно различил мелькнувшие среди подводных зданий силуэты его жителей. Всего несколько мгновений прожил он в фантастическом городе и поверил в него.
   Почему? Вслух он ответил на вопрос так:
   — Хочу быть, как и Элек, рабочим. Я читал в книгах, что «робот» значит — «рабочий». Это на самом деле так. Разве Элек не работяга?
   Он с улыбкой взглянул на друга, сел на место. И все в душе согласились с Серегой.
   Вслед за Сыроежкиным попросился в рабочие Макар Гусев. И еще десять восьмиклассников записались в монтажники.
   — С Элеком не пропадем! — радостно объявил Макар, ощущая себя полноправным представителем новой бригады.
   Таратар поздравил восьмиклассников с переходом в девятый класс.
   — А вы, Николай Семенович, в какой пойдете осенью? — спросил кто-то.
   — В пятьдесят девятый, — ответил учитель и, увидев улыбки на некоторых лицах, подтвердил: — Доживете до моего возраста и тоже станете пятидесятидевятиклассниками. А потом шестидесяти… Так-то вот!
   Элек вошел в комнату Сергея. Он мельком взглянул на заваленный письмами стол и направился к балкону. Рэсси едва слышно, но настойчиво вызывал его.
   С высоты восьмого этажа Электроник увидел то, что он давно ожидал. На зеленой лужайке замер на задних лапах большой черный пес, а вокруг него кружила танцующим шагом девочка в синем спортивном костюме.
   Рэсси приветствовал хозяина коротким, очень выразительным гавканьем.
   Девочка подняла голову.
   — Элек, ты?
   — Я!
   — Иди, мы ждем.
   Он бросился по лестнице вниз, пытаясь вычислить, что значат для его будущего эти простые и такие странные слова.

НА СТАРТ!

   Электроник сразу понял, что это она — девочка с несмеющимися глазами. Взгляд темных глаз был внимательным. Казалось, девочка видит каждого насквозь.
   Он протянул руку:
   — Здравствуй! — И представился: — Электроник, а проще — Эл.
   Ладонь ее была холодной, пожатие крепким.
   — Здравствуй, — ответила девочка и назвала себя: — Электроничка, Эля.
   На какое-то мгновение он растерялся, смутился. «Эля?… Электроничка?…» Он рассмотрел девочку.
   Лицо привлекательное, смуглое. Короткая, почти мальчишечья стрижка, каштановые волосы. Спортивная фигура. Руки и ноги в движении, словно спортсменка разминается на месте. Словом, девчонка как девчонка. Только вот ее глаза — они напоминали строгий, беспристрастный объектив кинокамеры…
   — Значит, ты… Электроничка? — повторил Элек, моделируя про себя десятки возможных биографий новой знакомой.
   — К чему терять время, Эл? — будничным тоном сказала спортсменка, как будто они были знакомы сто лет. Нагнувшись вперед, отведя руку назад, она неожиданно скомандовала: — На старт! Ты готов? Раз… два… три! Марш!
   На слове «марш» девочка сорвалась с места, резко стартовала. Электроник бросился за ней. Они в темпе пересекли двор и выбежали на улицу.
   — Ты куда? — крикнул Элек. — Давай поговорим!
   — Поговорим по дороге, — бросила через плечо его новая знакомая.
   — Рэсси, возвращайся! — велел Элек Терьеру, который мягкими прыжками следовал за ними. — Передай Сергею, что я вернусь к ужину.
   Электроничка бежала быстро, как завзятый спортсмен; спутник ни на шаг не отставал от нее, внимательно следя за улицей, транспортом, пешеходами. На перекрестке Электроничка, не снижая темпа бега, ринулась на красный свет. Она проскочила перед самым носом малолитражки. Встречные автомобили резко затормозили, пропуская резвых нарушителей.
   — Так нельзя! — выпалил в спину девчонки Электроник. — На красный надо остановиться.
   — Я не хочу, — ответила на ходу Электроничка.
   Только сейчас Элек удостоверился, что мотоциклист был ни в чем не виноват, налетев на выскочившую из кустов школьницу. На втором перекрестке Элечка одним прыжком преодолела улицу с движущимся транспортом, и Элек вынужден был последовать за ней.
   — Ты что, не соображаешь?! — крикнул он, догоняя. — Ведь есть правила уличного движения…
   — Не знаю никаких правил, — спокойно проговорила спутница, не сбавляя скорости бега. — Вперед!
   — Пойми, это такие же машины, как и мы, — убеждал на ходу Электроник. — Без правил может случиться авария.
   — А кто придумал правила?
   — Человек, — сказал Элек.
   Электроничка так внезапно остановилась перед красным светом, что мальчик чуть не налетел на нее.
   — Говори правила, — потребовала Элечка. А когда зажегся зеленый, моментально среагировала: — На старт! Марш!..
   В конце концов они нашли выход, чтоб двигаться в сложном потоке городского движения без остановок и не прерывать беседы: пристроились в «хвост» колонны автобусов, которые в сопровождении милицейского патруля везли пионеров за город. Светофоры давали автоколонне зеленую улицу, и это помогло Элеку быстро и наглядно объяснить новой знакомой правила движения, хотя сами они и нарушали их. Впрочем, популярный ныне бег трусцой в сложном потоке городского транспорта не привлекал особого внимания прохожих.
   — «Осторожно, дети!» — прочитала Эля надпись на заднем стекле автобуса и спросила: — Почему этим детям они дают зеленый, а нам — красный?
   — Кто они?
   — Светофоры.
   Пришлось объяснять разницу движения отдельного пешехода и колонны детей, рассказывать, как работают светофоры, как управляют автоматами люди в милицейской форме…