Вэнс Джек Холбрук. Удар милосердия

   Паскоглу потёр затылок.
   — Позвольте сделать мне одно маленькое предположение, мистер Диаспорус. Положим, Бонфиса убили вы. Какие причины...
   Диаспорус резким жестом прервал Паскоглу.
   — Ха! Я не стал бы чернить свой список триумфов столь жалкой победой!
   — Всё же предположим, что у вас была причина убить его...
   — Какая может быть причина? Он не принадлежал к знатной семье, не бросал мне вызова, а по виду даже не достоин подметать песок на арене.
   — А если он вас оскорбил?.. — жалобно простонал Паскоглу.
   Магнус Рудольф вмешался в разговор:
   — Просто из удовольствия продолжить беседу предположим, что мистер Бонфис обрызгал белой краской фасад вашего дома.
   В два прыжка Диаспорус оказался перед Магнусом Рудольфом и окинул его жестоким взглядом.
   — Что, что он сделал?
   — А! Понимаю! Я бы отравил этого дикаря. Но, по всей видимости, Бонфис не совершил такой ошибки. Как я понял, его смерть была обставлена с приличием, он погиб от престижного оружия.
   Паскоглу посмотрел в потолок и протянул руку посетителю.
   — Спасибо, мистер Диаспорус. Спасибо за помощь.
   Диаспорус вышел, а Паскоглу сказал в микрофон:
   — Пожалуйста, пришлите в библиотеку мистера Торна 199.
   Они молча ждали, пока появился Торн 199, тонюсенький человек с громадной круглой головой, который принадлежал к сильно мутировавшей расе. У него была изжелто-восковая кожа и яркое сине-оранжевое одеяние с красным, как и мокасины, воротником.
   Паскоглу оправился от первого потрясения.
   — Спасибо, что пришли, мистер Торн. Я пытаюсь установить...
   — Позвольте мне одно замечание? — задумчиво произнёс Магнус Рудольф.
   — Какое? — сухо осведомился Паскоглу.
   — Боюсь, что мистер Торн одет не в тот наряд, который он несомненно выбрал бы по столь важному случаю. Вот если бы он пожелал нарядиться в чёрное и белое и не забыл бы чёрную шляпу...
   Торн 199 ожёг Магнуса Рудольфа ненавидящим взглядом.
   Паскоглу не знал, как быть. Он переводил взгляд с Магнуса Рудольфа на Торна 199 и обратно.
   — Этот костюм подойдёт, — хрипло сказал Торн 199. — В конце концов, мы не будем говорить о вещах, имеющих серьёзные последствия.
   — Увы, нет! Мы стараемся установить обстоятельства смерти Лестера Бонфиса!
   — О которой мне ничего неизвестно!
   — Тогда вам нет смысла протестовать против чёрного и белого.
   Торн 199 повернулся и покинул библиотеку.
   — При чём тут чёрное и белое? — не выдержал Паскоглу.
   Магнус Рудольф вставил плёнку в проектор.
   — Сегодня утром я ознакомился с обычаями полуострова Колар на Дуаске. У них удивительная символика одежд. К примеру, оранжевые и синие цвета, в которых появился Торн, свидетельствуют о фривольном настроении и сознательном презрении к тому, что мы, земляне, называем фактами. Напротив, чёрное и белое — цвета ответственности и мудрости. Когда они дополнены чёрной шляпой, коларцы обязаны говорить только правду.
   Паскоглу сдержанно кивнул:
   — Хорошо, а пока я допрошу двух священников с Камбизы.
   Он с извиняющимся видом глянул в сторону Магнуса Рудольфа.
   — Как я понял, они совершают человеческие жертвоприношения на Камбизе, это так?
   — Совершенно верно, — подтвердил Магнус Рудольф.
   Как раз в этот момент появились священники с Камбизы, два рыжих неприветливых молодца с красными рожами, мясистыми губами и бегающими глазками, наполовину погребёнными в жировых складках щёк. Паскоглу начал в официальном тоне:
   — Я расследую дело о смерти Лестера Бонфиса. Вы совершили вместе с ним путешествие на «Малер принцепс», быть может, вы заметили что-нибудь, что могло бы пролить свет на обстоятельства его смерти?
   Священнослужители дружно скривили рты, моргнули и отрицательно качнули головами:
   — Такие люди, как Бонфис, нас не интересуют.
   — Вы не поддерживали с ним никаких взаимоотношений?
   Священнослужители молча глядели на Паскоглу своими колючими, как шипы, глазками.
   Паскоглу не желал признать себя побеждённым:
   — Я слыхал, вы собирались принести в жертву одного из дикарей Бонфиса. Это правда?
   — Вы не знаете наших обычаев, — жалобно и в то же время мрачно ответил Фодор Имплиега. — Великий бог Камб существует в каждом из нас, все мы — части целого, а целое состоит из частей.
   — Вы использовали слово «жертва», — подхватил Фодор Банзосо. — Это неправильно. Вы должны были сказать: «Отправиться к Камбу!» Как если бы вы шли к костру, чтобы погреться, а огонь в нём горит тем жарче, чем больше душ в него бросают.
   — Ясно, ясно, — кивнул Паскоглу. — Бонфис отказался дать вам одного из своих дикарей...
   — Нет, речь не шла о жертве!
   — Могу ли я прервать ваши споры? — спросил Магнус Рудольф. — Думаю, мне удастся сберечь драгоценное время. Как вы знаете, мистер Паскоглу, я провёл часть утра в исследованиях. Случайно я наткнулся на описание жертвенных ритуалов камбийцев. Для того чтобы ритуал был действенным, жертва должна стоять на коленях и касаться лбом пола. В этом положении ей втыкают в уши две иглы и оставляют в коленопреклонённом состоянии в позе ритуального челобития. Бонфис лежал вытянувшись — правила не были соблюдены. Полагаю, Фодор Имплиега и Фодор Банзосо не виновны — по крайней мере в данном случае.
   — Это правда, — сказал Фодор Имплиега. — Мы никогда бы не оставили тело в забвении!
   Паскоглу надул щёки:
   — Пока всё.
   Именно в этот момент вернулся Торн 199. На нём были чёрные панталоны в обтяжку, белая блуза, чёрный жакет, наряд завершала чёрная треуголка. Он столкнулся в дверях с уходящими монахами.
   — Теперь надо задать всего один вопрос, — сказал Магнус Рудольф. — Как вы были одеты вчера вечером?
   — Итак, как вы были одеты вчера вечером? — повторил Паскоглу.
   — На мне было синее и пурпурное.
   — Вы убили Лестера Бонфиса?
   — Нет.
   — Вне всяких сомнений, мистер Торн 199 говорит правду, сказал Магнус Рудольф. — Коларцы совершают акты насилия, будучи либо в серых панталонах, либо в зелёном жакете и красной шляпе. Можете исключить мистера Торна из списка подозреваемых.
   — Ну что же, — согласился Паскоглу. — С вами всё, мистер Торн.
   Торн 199 вышел, и Паскоглу обескураженно заглянул в список. Потом сказал в микрофон:
   — Попросите зайти мистера Эркюля Старгарда.
   Эркюль Старгард оказался очаровательным молодым человеком — из-под копны светлых курчавых волос сияли синие глаза. На нём были штаны горчичного цвета, чёрный расклёшенный жакет и высокие чёрные сапоги. Паскоглу встал с кресла.
   — Мистер Старгард, мы пытаемся выяснить всё, что может иметь отношение к трагической смерти мистера Бонфиса.
   — Не виновен, — заявил Эркюль Старгард. — Я не убивал эту свинью.
   Паскоглу вздёрнул брови:
   — У вас были причины не любить его?
   — Да, могу сознаться, я недолюбливал мистера Бонфиса.
   — И в чём же причина такого нерасположения?
   Эркюль Старгард презрительно поглядел на Паскоглу:
   — Откровенно говоря, мистер Паскоглу, не вижу, как мои эмоции могут повлиять на ход следствия.
   — А если именно вы то лицо, которое убило Бонфиса? — возразил Паскоглу.
   Старгард пожал плечами.
   — Это был не я.
   — Вы мне можете доказать это более убедительным способом?
   — Вероятно, нет.
   Магнус Рудольф наклонился вперёд.
   — Быть может, я смогу помочь мистеру Старгарду?
   Паскоглу метнул в него убийственный взгляд:
   — Не думаю, что мистер Старгард нуждается в помощи.
   — Я пытаюсь только отмести лишнее, дабы прояснить ситуацию, — заметил Магнус Рудольф.
   — Да, и отметаете всех подозреваемых одного за другим, — сухо оборвал его Паскоглу. — Итак, что у вас на этот раз?
   — Мистер Старгард — землянин и, будучи таковым, воспитан в рамках нашей культуры. В отличие от большинства людей и гоминидов с внешних миров ему с детства внушили, что человеческая жизнь бесценна и что посягнувший на неё непременно понесёт заслуженное наказание.
   — Это никогда не останавливало убийц, — проворчал Паскоглу.
   — Но это же не позволяет землянину убивать в присутствии свидетелей. Даже если речь идёт о дикарях. Следовательно, мы со спокойной совестью можем вычеркнуть мистера Старгарда из списка подозреваемых.
   Лицо Паскоглу вытянулось.
   — Но... кто остаётся? — он заглянул в список. — Гекатец.
   Паскоглу подошёл к микрофону.
   — Пришлите мне мистера... — его брови вздёрнулись. — Пришлите мне гекатца.
   Гекатец не принадлежал к гуманоидам, хотя внешне походил на человека. Высокое существо на тонких ногах с лицом, покрытым белой хитиновой оболочкой, и чёрными угрюмыми глазами. Руки его заканчивались эластичными мембранами, лишёнными пальцев, и это сразу бросалось в глаза. Он остановился в дверях, изучая комнату.
   — Входите, мистер... — Паскоглу осёкся. — Я не знаю вашего имени; вы отказались его сообщить... Будьте любезны войти...
   Гекатец переступил порог.
   — Вы, люди, забавные животные. У каждого есть своё особое имя. Я знаю, кто я есть, зачем же клеить на себя этикетку? Возмутительно называть каждую реальность отдельным звуком.
   — Мы предпочитаем знать, о чём говорим, — возразил Паскоглу. — Поэтому мы фиксируем предметы в нашем мозгу по их названиям.
   — И тем самым лишаете себя великих интуитивных прозрений, — торжественным тоном провозгласил гекатец. — Вы меня позвали для того, чтобы спросить о человеке с этикеткой Бонфис. Он умер.
   — Вы правы. Вы знаете, кто его убил?
   — Безусловно, — ответил гекатец. — Разве остальные не знают?
   — Нет. Кто его убийца?
   Гекатец посмотрел вокруг, и, когда его взгляд вернулся к Паскоглу, его глаза ничего не выражали.
   — Совершенно очевидно, я ошибся. Но даже если бы я знал, лицо желает, чтобы его подвиг остался в тайне. Так почему же я должен поступать наперекор его желанию? Если я знал, то уже не знаю.
   Паскоглу что-то забормотал, но Магнус Рудольф серьёзно произнёс:
   — Весьма разумная позиция.
   Паскоглу захлестнула волна гнева.
   — Я считаю такое поведение немыслимым! Было совершено убийство, это существо утверждает, что знает убийцу, и не желает его назвать!.. Вот запрём его в номере до прибытия ближайшего патруля!
   — Если вы сделаете это, — заявил гекатец, — я выпущу в атмосферу содержимое моих споровых мешков. Ваше «Колесо» мгновенно заселят сотни тысяч анималькулей, и если вы уничтожите хоть одного из них, вы будете виновны в том же преступлении, как то, что занимает вас в данный момент.
   Паскоглу подошёл к двери и распахнул её.
   — Уходите! Вон! Садитесь на первый же корабль! Я категорически запрещаю вам возвращаться!
   Гекатец вышел, не проронив ни звука. Магнус Рудольф встал и хотел последовать за ним. Паскоглу схватил его за руку:
   — Минуточку, мистер Рудольф. Я нуждаюсь в совете. Я был слишком нетерпелив и потерял голову.
   Магнус Рудольф задумался.
   — А чего вы ждёте от меня?
   — Найти убийцу! Избавить меня от неприятностей!
   — Ваши требования могут оказаться противоречивыми!
   Паскоглу рухнул в кресло и закрыл лицо руками:
   — Прошу без загадок, мистер Рудольф!
   — Вообще-то, мистер Паскоглу, вам не нужны мои советы. Вы опросили всех подозреваемых и теперь представляете, в условиях каких цивилизаций они сформировались.
   — Да-да, — прошептал Паскоглу. Он схватил список, пробежал его глазами, затем искоса глянул на Магнуса Рудольфа. — Кто? Диаспорус? Он?
   Магнус Рудольф поморщился.
   — Это рыцарь Дакки, гладиатор-любитель с высокой репутацией. Убийство подобного рода нанесёт урон его достоинству и престижу. Вероятность не более одного процента.
   — Хм! А Фьямелла Тысяча-Подсвечников? Она утверждала, что преследовала его с целью убийства.
   Магнус Рудольф нахмурился.
   — Меня тоже интересует эта дама. Убийство вследствие разочарования в любви вещь отнюдь не невозможная, но мотивы Фьямеллы не совсем однозначны. Насколько я понимаю, её честь пострадала от отказа Бонфиса и её целью было восстановить репутацию. Доведя беднягу Бонфиса до смерти своим шармом и красотой, она необычайно высоко поднялась бы в глазах сородичей. При ином исходе она слишком много теряет. Вероятность — один процент.
   Паскоглу сделал отметку в списке.
   — А Торн 199?
   Магнус Рудольф отрицательно махнул рукой.
   — На нём не было костюма смерти. Проще простого. Вероятность — один процент.
   — Ну ладно! — воскликнул Паскоглу. — А священнослужители Банзосо и Имплиега? Им же надо было принести жертву своему богу.
   Магнус Рудольф покачал головой:
   — Работа была испорчена. Неудачное жертвоприношение равнозначно для них тысяче лет греховной жизни.
   Паскоглу неуверенно заметил:
   — А может, они не веруют?
   — А зачем тогда жертвоприношение? — парировал Магнус Рудольф. — Вероятность — один процент.
   — Ладно, — согласился Паскоглу. — Остаётся Старгард. Но вы утверждаете, что он бы не совершил убийства в присутствии свидетелей...
   — Это выглядит на редкость маловероятным, — ответил Магнус Рудольф. — Можно было бы предположить, что Бонфис был шарлатаном, его дикари — мошенниками, а Старгард тем или иным способом замешан в авантюре...
   — Да-да, — с жаром подхватил Паскоглу. — Я как раз и думал о таком варианте.
   — Единственное слабое место в этом построении — безупречная репутация Бонфиса как антрополога. Я наблюдал за этими дикарями из палеолита и думаю, они — истинные дикари. Они робки и растеряны. Цивилизованный человек, который попытался бы имитировать дикарство, непременно впал бы в гротеск, напирая на их кровожадность. Варвар в процессе адаптации ведёт себя по примеру воспитателя, в нашем случае Бонфиса. Я наблюдал, как во время обеда они старательно повторяли действия Бонфиса. А когда мы осматривали тело, они выглядели совершенно потерянными, обеспокоенными, даже испуганными. В них нет ни капли сознательной хитрости, которая свойственна цивилизованному человеку, пытающемуся выпутаться из неприятной ситуации. Думаю, следует считать непреложной истиной то, что Бонфис и его дикари были именно теми, за кого себя выдавали.
   Паскоглу вскочил на ноги и принялся нервно расхаживать взад и вперёд по библиотеке.
   — Значит, дикари не могли убить Бонфиса.
   — Весьма маловероятно. А если согласиться с тем, что они истинные дикари, то следует отбросить мысль о сообщничестве Старгарда и вычеркнуть его из списка подозреваемых: особенности воспитания, о которых упоминалось, не позволяют ему совершить убийство.
   — Ну а гекатец?
   — Это — самый маловероятный убийца, — сказал Магнус Рудольф. — По трём причинам. Во-первых, он не человек и ему не знакомы чувства ярости и мщения. На Гекате не существует насилия. Во-вторых, не будучи человеком, он не имел никаких точек соприкосновения с Бонфисом. Леопард не нападает на дерево. То же самое гекатец. В-третьих, он как физически, так и психологически не в состоянии убить Бонфиса. У него нет пальцев, а кожистой мембраной не нажмёшь на спуск под спусковой скобой. Думаю, вы со спокойной совестью можете вычеркнуть гекатца из списка.
   — А кто же остаётся?! — в отчаянии воскликнул Паскоглу.
   — Остались вы, я и ...
   Дверь открылась. На пороге возник бонза в красном одеянии.
 

4

   — Входите, входите, — дружелюбно произнёс Магнус Рудольф. — Мы только что закончили следствие. И пришли к заключению, что из всех тех, кто живёт в данный момент в «Колесе», вы единственный, кто мог убить Бонфиса. Поэтому мы освобождаем помещение библиотеки.
   — Что?! — вскричал Паскоглу, уставившись на бонзу. Тот принял извиняющийся вид.
   — Я надеялся, — заявил бонза, — что моя роль в этом деле не привлечёт внимания.
   — Вы слишком скромны, — возразил Магнус Рудольф. — Что дурного в том, что о человеке судят по его добрым деяниям?
   Бонза поклонился.
   — Мне не нужны похвалы. Я лишь исполнил свой долг. Вы свою работу закончили, а передо мной ещё горы труда.
   — Прошу прощения. Мистер Паскоглу, пойдёмте, мы мешаем нашему почтенному гостю предаться медитации.
   Магнус Рудольф увлёк за собой в коридор ошеломлённого Пана Паскоглу.
   — Как? Это он — убийца? — с трудом выдавил Паскоглу.
   — Да. Бонфиса убил он, — подтвердил Магнус Рудольф. — Это ясно как день.
   — Но почему?
   — Из самых добрых побуждений. Бонфис говорил со мной вчера вечером. Совершенно очевидно, что он страдал серьёзным психическим расстройством.
   — Но его можно было вылечить! — возмущённо воскликнул Паскоглу. — Зачем было убивать? Ради облегчения страданий?
   — Согласно нашим представлениям, убивать не стоило, — согласился Магнус Рудольф. — Но не забывайте, что бонза искренне верит в перевоплощение. Он уверен, что освободил беднягу Бонфиса от неприятностей, когда тот обратился к нему за помощью. Бонза убил Бонфиса ради его же блага.
   Они вошли в кабинет Паскоглу, который задумчиво уставился в окно.
   — Что же мне делать? — прошептал он.
   — Увы, — вздохнул Магнус Рудольф, — не ждите от меня совета.
   — Вряд ли будет справедливым наказывать этого добряка бонзу... Смехотворно. Что же мне делать?
   — Дилемма, — подтвердил Магнус Рудольф.
   Воцарилось молчание. Паскоглу задумчиво теребил ус. Наконец Магнус Рудольф сказал:
   — Самое главное в том, что вы хотите уберечь ваших клиентов от новых проявлений этой излишней филантропии. Не так ли?
   — Безусловно! — воскликнул Паскоглу. — Я могу замять смерть Бонфиса. Объяснить всё несчастным случаем. Могу отослать дикарей на их родину.
   — К тому же я бы тщательно изолировал бонзу от любого, кто впал в меланхолию. Бонза — человек энергичный и преданный своему делу, а потому может расширить круг своей благотворительности.
   Паскоглу внезапно схватился за голову. Выпучив глаза, он уставился на Магнуса Рудольфа.
   — Сегодня утром я чувствовал себя совершенно подавленным. И говорил с бонзой... Я поделился с ним своими неприятностями. Пожаловался на расходы...
   Дверь бесшумно распахнулась. В комнату заглянул бонза. На его добрейшем лице светилась добрейшая улыбка.
   — Я вам не помешаю? — спросил он, глядя на Магнуса Рудольфа. — Я надеялся застать мистера Паскоглу в одиночестве.
   — Я собирался уйти, — вежливо ответил Магнус Рудольф. — Если вы будете так добры, что простите меня...
   — Нет, нет! — закричал Паскоглу. — Не покидайте нас, мистер Рудольф!
   — Тогда мы встретимся в другой раз, — вежливо сказал бонза и тихо затворил за собой дверь.
   — Я не вижу выхода, — простонал Паскоглу.
   — Ни в коем случае не говорите об этом бонзе, — посоветовал Магнус Рудольф.