– Слева к лесу прижиматься не надо, там между полем и рощей овраг. Зато здесь – пройдем, и быстро.
– Я с вами согласен.
Согласен он! Можно подумать, они Веннена собрались обсуждать или этого кошачьего Барботту!
– А вы, полковник, где будете во время атаки? Если я правильно понял генерала Ариго, мое место – рядом с вами.
– В первом эскадроне, теньент.
Выяснить, что станет делать первый эскадрон, Арно не успел, они как раз вышли к своим лошадям, где уже болтался Гирке, причем не один.
– Все готово, можем начинать. Как поле?
– Ровно и чисто. Дриксы в шестистах бье. Эскадрону, что пойдет на левом фланге, лучше держаться подальше от леса.
– Вам понятно, господа?
Господа кивками подтвердили, что понятно. У Приддов и офицеры такие же… заразы! Лилового больше не носят, а все равно «спруты».
– Господа, вперед, – отдал наконец приказ Валентин, и капитаны сорвались в галоп. Капитаны, не полковник.
Первый эскадрон первым в бой, само собой, не пошел. Пришлось торчать на месте и наблюдать безупречную кавалерийскую атаку по безупречной же местности. Удовольствия чужое совершенство не доставляло, но Арно добросовестно запоминал подробности. На однокорытника он не взглянул. Ни разу.
Люди рубились, «спруты» взирали. Резерв, резерв… до самого конца боя, что ли? Оказалось, не до конца. Всадник – Реми Варден – подлетел галопом, переводя дух, прокричал: «Наши ударили навстречу!» – и умчался.
Гирке с Валентином переглянулись. Слова у этой пары были не в чести.
– Теньент? – полувопросительно буркнул Гирке.
– У меня приказ: доложить о результатах атаки. Пока этого результата нет, я – с вами.
– Хорошо. Пистолеты только проверьте.
Вот спасибо, сам бы не догадался!
– Галопом. Вперед!
Никаких тебе «Храни-Создатель-Талигов!»… Да и к чему оно? Не Кадела! Это еще не Кадела…
Глава 5
1
2
3
4
5
6
Глава 6
1
2
3
– Я с вами согласен.
Согласен он! Можно подумать, они Веннена собрались обсуждать или этого кошачьего Барботту!
– А вы, полковник, где будете во время атаки? Если я правильно понял генерала Ариго, мое место – рядом с вами.
– В первом эскадроне, теньент.
Выяснить, что станет делать первый эскадрон, Арно не успел, они как раз вышли к своим лошадям, где уже болтался Гирке, причем не один.
– Все готово, можем начинать. Как поле?
– Ровно и чисто. Дриксы в шестистах бье. Эскадрону, что пойдет на левом фланге, лучше держаться подальше от леса.
– Вам понятно, господа?
Господа кивками подтвердили, что понятно. У Приддов и офицеры такие же… заразы! Лилового больше не носят, а все равно «спруты».
– Господа, вперед, – отдал наконец приказ Валентин, и капитаны сорвались в галоп. Капитаны, не полковник.
Первый эскадрон первым в бой, само собой, не пошел. Пришлось торчать на месте и наблюдать безупречную кавалерийскую атаку по безупречной же местности. Удовольствия чужое совершенство не доставляло, но Арно добросовестно запоминал подробности. На однокорытника он не взглянул. Ни разу.
Люди рубились, «спруты» взирали. Резерв, резерв… до самого конца боя, что ли? Оказалось, не до конца. Всадник – Реми Варден – подлетел галопом, переводя дух, прокричал: «Наши ударили навстречу!» – и умчался.
Гирке с Валентином переглянулись. Слова у этой пары были не в чести.
– Теньент? – полувопросительно буркнул Гирке.
– У меня приказ: доложить о результатах атаки. Пока этого результата нет, я – с вами.
– Хорошо. Пистолеты только проверьте.
Вот спасибо, сам бы не догадался!
– Галопом. Вперед!
Никаких тебе «Храни-Создатель-Талигов!»… Да и к чему оно? Не Кадела! Это еще не Кадела…
Глава 5
Талиг. Придда
400 год К.С. 2-й день Летних Ветров
1
Кавалеристы Лецке разворачивались для атаки. Генералу Ариго нечасто доводилось рассматривать поле боя вот так – в подробностях и с безопасного расстояния. В Торке с горки особо не покомандуешь, в Торке лезешь в драку сам, и насколько же это проще!
Холмик для наблюдения попался удачный, с него Жермон видел все. Видел, как чуть левее облюбованной высоты Лецке двинулся рысью на дриксенских легкоконных. Те, обнаружив в тылу чужую кавалерию, в растерянности пребывали недолго – несколько минут суетливых перестроений, и разбившиеся на мелкие группы «гуси» уже сами идут вперед. С очевидными намерениями устроить «карусель» вокруг более тяжелых противников, закрутить их, замедлив, а то и сорвав атаку. Правильное решение. На первый взгляд, а второго у дриксов быть не должно.
За спиной уже почти рванувшихся друг на друга кавалеристов готовилась к столкновению пехота – «гуси» неспешным шагом надвигались на прижатых к оврагу врагов, то ли не замечая возникшую на фланге суматоху, то ли не придавая ей серьезного значения. Выйти на дистанцию удара кесарцы не успели: пропели трубы, и, обогнув тянувшуюся вдоль поля рощу, на сцену вышел полк Придда. Из самóй рощи тут же затрещали выстрелы, над деревьями поплыли серые дымные облачка – крайний левый батальон дриксов угодил под огонь. Вот теперь, голубчики, вы задумаетесь всерьез. Так и есть – наступление остановилось.
Зрительная труба приближала дальний край поля, где дриксенская кавалерия правого фланга, оставив в покое талигойцев у оврага, разворачивалась на помощь своим. Ну-ну…
– Пока все идет неплохо, – почти одобрил Карсфорн.
– Не сглазьте.
Нанести превосходящими силами удар отступающим и сбросить их вниз дриксы не успели, преимущество в кавалерии перешло к талигойцам, инициатива – тоже. Жаль, не было ни времени, ни возможности сговориться с марагонцами о согласованных действиях. Но офицеры в полку должны быть дельные, раз уж довели сюда не спасающуюся толпу, а боевые части.
Будто отвечая, из черно-белых рядов донесся знакомый сигнал, и в центре взвилось знамя с «Победителем дракона» – марагонцы все поняли правильно.
Холмик для наблюдения попался удачный, с него Жермон видел все. Видел, как чуть левее облюбованной высоты Лецке двинулся рысью на дриксенских легкоконных. Те, обнаружив в тылу чужую кавалерию, в растерянности пребывали недолго – несколько минут суетливых перестроений, и разбившиеся на мелкие группы «гуси» уже сами идут вперед. С очевидными намерениями устроить «карусель» вокруг более тяжелых противников, закрутить их, замедлив, а то и сорвав атаку. Правильное решение. На первый взгляд, а второго у дриксов быть не должно.
За спиной уже почти рванувшихся друг на друга кавалеристов готовилась к столкновению пехота – «гуси» неспешным шагом надвигались на прижатых к оврагу врагов, то ли не замечая возникшую на фланге суматоху, то ли не придавая ей серьезного значения. Выйти на дистанцию удара кесарцы не успели: пропели трубы, и, обогнув тянувшуюся вдоль поля рощу, на сцену вышел полк Придда. Из самóй рощи тут же затрещали выстрелы, над деревьями поплыли серые дымные облачка – крайний левый батальон дриксов угодил под огонь. Вот теперь, голубчики, вы задумаетесь всерьез. Так и есть – наступление остановилось.
Зрительная труба приближала дальний край поля, где дриксенская кавалерия правого фланга, оставив в покое талигойцев у оврага, разворачивалась на помощь своим. Ну-ну…
– Пока все идет неплохо, – почти одобрил Карсфорн.
– Не сглазьте.
Нанести превосходящими силами удар отступающим и сбросить их вниз дриксы не успели, преимущество в кавалерии перешло к талигойцам, инициатива – тоже. Жаль, не было ни времени, ни возможности сговориться с марагонцами о согласованных действиях. Но офицеры в полку должны быть дельные, раз уж довели сюда не спасающуюся толпу, а боевые части.
Будто отвечая, из черно-белых рядов донесся знакомый сигнал, и в центре взвилось знамя с «Победителем дракона» – марагонцы все поняли правильно.
2
Кан мчался голова в голову с полковничьим чалым. Где носило Валентина, Арно не волновало – полк Придда ведет Гирке, значит, с ним идти в бой и о нем докладывать после боя, а о чем докладывать – будет! И здесь, и в Тарме.
Первый эскадрон двинулся с места последним, зато туда, где был нужней всего. Справа талигойцы уже схлестнулись с кинувшимися на помощь своей пехоте дриксенскими драгунами. Гирке пронесся мимо – его «гуси» были уже рядом. Много. Слетелись, да?!
Кан и чалый ворвались в схватку бок о бок. Полковник с ходу разрядил в кого-то пистолет, Арно сдержался – заряженное оружие еще пригодится… Сминая разбегавшихся одиночек, они проскочили между двух групп «крашеных». Блеснуло. Арно живо поднял жеребца на дыбы. Умница Кан не только послушно вскинулся, но и повернулся – сам! – на задних ногах, уходя сразу от нескольких пик. Чуть было не напоролся… И ведь знал же! Ничего, привыкнем.
Едва жеребец опустился, Арно бросил левую руку к ольстре. Выстрел – и намеченный пикинер, сложившись вдвое, оседает, ломая строй. Сбоку визжит и падает под ударами пик лошадь – кто-то не смог вовремя остановиться. За спинами дриксов – взрыв криков. Сквозь резкие чужие слова пробивается привычное «Тали-и-и-и-г!»… Привстать на стременах, увидеть за чужими синими и серыми мундирами родные, черно-белые… Значит, первую линию уже прорвали!
– Направо, направо бери!
Командир эскадрона. Размахивает шпагой, собирая рассыпавшихся вояк. За спиной офицера из дымного облака выныривают двое синих. Арно изворачивается, не выпуская шпаги, вытягивает пистолет, висящий у седла справа… Есть, но пикинеры внезапно бросаются в атаку. Тьфу ты, кляча несусветная! Осадить Кана, не целясь выпалить в надвигающуюся шеренгу… Отдача привычно дергает руку, и тут болью отзывается бок, а небо кувыркается. Кувыркается и темнеет, звуки боя пропадают и тут же вновь врываются в уши… Возвращается и свет, вместе с прущими вперед враз выросшими дриксами.
Первый эскадрон двинулся с места последним, зато туда, где был нужней всего. Справа талигойцы уже схлестнулись с кинувшимися на помощь своей пехоте дриксенскими драгунами. Гирке пронесся мимо – его «гуси» были уже рядом. Много. Слетелись, да?!
Кан и чалый ворвались в схватку бок о бок. Полковник с ходу разрядил в кого-то пистолет, Арно сдержался – заряженное оружие еще пригодится… Сминая разбегавшихся одиночек, они проскочили между двух групп «крашеных». Блеснуло. Арно живо поднял жеребца на дыбы. Умница Кан не только послушно вскинулся, но и повернулся – сам! – на задних ногах, уходя сразу от нескольких пик. Чуть было не напоролся… И ведь знал же! Ничего, привыкнем.
Едва жеребец опустился, Арно бросил левую руку к ольстре. Выстрел – и намеченный пикинер, сложившись вдвое, оседает, ломая строй. Сбоку визжит и падает под ударами пик лошадь – кто-то не смог вовремя остановиться. За спинами дриксов – взрыв криков. Сквозь резкие чужие слова пробивается привычное «Тали-и-и-и-г!»… Привстать на стременах, увидеть за чужими синими и серыми мундирами родные, черно-белые… Значит, первую линию уже прорвали!
– Направо, направо бери!
Командир эскадрона. Размахивает шпагой, собирая рассыпавшихся вояк. За спиной офицера из дымного облака выныривают двое синих. Арно изворачивается, не выпуская шпаги, вытягивает пистолет, висящий у седла справа… Есть, но пикинеры внезапно бросаются в атаку. Тьфу ты, кляча несусветная! Осадить Кана, не целясь выпалить в надвигающуюся шеренгу… Отдача привычно дергает руку, и тут болью отзывается бок, а небо кувыркается. Кувыркается и темнеет, звуки боя пропадают и тут же вновь врываются в уши… Возвращается и свет, вместе с прущими вперед враз выросшими дриксами.
3
Схватка получалась классической. Как в Двадцатилетнюю, когда чисто конные корпуса были делом обычным. Что-то похожее делал, охотясь за Пеллотом, Рене Эпинэ, только он никого не выручал, да и Талиг тогда уже оправился. Войну переломили в другом месте. В нескольких местах.
– Баваар. Нужно проскочить к марагонцам. Тащите сюда кого-нибудь потолковей из офицеров.
– Слушаюсь.
Странно у них выходит. Объединенные силы Маллэ и гарнизона Ойленфурта должны быть гораздо больше. Авангард? Тогда остальные там, где пушки, а дриксенский генерал рехнулся и раздробил силы, желая поспеть всюду? Рехнувшийся дрикс, ха… Скорее уж наоборот, раздроблены ойленфуртцы, и теперь их добивают по частям.
– Жермон, вы разрешали Савиньяку остаться у Придда?
– Я велел ему доложить о результатах.
– Вы понимаете, что он пошел в бой?
– Само собой, Гэвин. Парень – торский офицер, я не собираюсь таскать его в ольстре.
– Но разве его перевод в адъютанты не означает, что…
– Означает. Арно – Савиньяк, хоть пока и мелкий. Пусть посмотрит на войну и снизу, и сверху. И на своего однокорытника заодно. Да успокойтесь вы. Ничего с обалдуем не случится. С ним – нет…
– Баваар. Нужно проскочить к марагонцам. Тащите сюда кого-нибудь потолковей из офицеров.
– Слушаюсь.
Странно у них выходит. Объединенные силы Маллэ и гарнизона Ойленфурта должны быть гораздо больше. Авангард? Тогда остальные там, где пушки, а дриксенский генерал рехнулся и раздробил силы, желая поспеть всюду? Рехнувшийся дрикс, ха… Скорее уж наоборот, раздроблены ойленфуртцы, и теперь их добивают по частям.
– Жермон, вы разрешали Савиньяку остаться у Придда?
– Я велел ему доложить о результатах.
– Вы понимаете, что он пошел в бой?
– Само собой, Гэвин. Парень – торский офицер, я не собираюсь таскать его в ольстре.
– Но разве его перевод в адъютанты не означает, что…
– Означает. Арно – Савиньяк, хоть пока и мелкий. Пусть посмотрит на войну и снизу, и сверху. И на своего однокорытника заодно. Да успокойтесь вы. Ничего с обалдуем не случится. С ним – нет…
4
«Выбили из седла!» Мысль еще доходила до сознания, а тело уже действовало: перекатиться подальше, встать, оглядеться. И тут же вновь нырнуть вниз – синий «гусь», похоже, тот самый, что ссадил теньента с седла, вознамерился довести дело до конца. Тяжелый мушкетный приклад пронесся над самой макушкой, удержись на голове шляпа, точно б снесло. Времени для нового замаха Арно противнику не оставил: не вставая на ноги, лишь опершись свободной рукой о землю, теньент бросил тело в низкий длинный выпад. Проткнув мундирное сукно, клинок почти без сопротивления вошел в живот, и смертельно раненный мушкетер повалился на своего убийцу.
Где-то совсем близко лязгала сталь, в несколько голосов что-то проорали. Всё потом… Сейчас вот этот… «синий». Арно выскользнул из-под умирающего, не дав придавить себя к земле, и торопливо завертел головой. Ура, пикинеры теперь перли не прямо на него, а куда-то влево, к лощине на краю леса. Справа конники Придда, объединившись с пехотой, разгоняли изрядную «гусиную» компанию, в самой гуще мелькнул и скрылся знакомый серый мориск. Далековато… Зато совсем рядом обнаружились капрал-кавалерист, тоже спешенный, и пара вражеских трупов. Трупы молчали, капрал ругался за троих – его палаш не пережил схватки. Незадачливому рубаке осталось плеваться и прикидывать, сойдет ли трофейный мушкет за дубину. Арно завертел головой, отчаянно боясь увидеть лежащего Кана. Затошнило, по щеке наискось помчался муравьиный табун, но мертвого или умирающего жеребца нигде не было. Ускакал, кляча несусветная… Ничего, отыщется!
Приходить в себя было некогда. Новая волна рукопашной, захлестнув с десяток оторвавшихся от своих марагонцев, докатилась до них с капралом. Свои и чужие вперемежку вывалились из проутюженной лощины, и Арно придвинулся к соседу, ловя момент для атаки. Двух верзил, намертво вцепившихся друг в друга, теньент предоставил самим себе, но в паре шагов слева оседал, зажимая руками рассеченное лицо, черно-белый марагонец. Арно бросился на победителя.
Где-то совсем близко лязгала сталь, в несколько голосов что-то проорали. Всё потом… Сейчас вот этот… «синий». Арно выскользнул из-под умирающего, не дав придавить себя к земле, и торопливо завертел головой. Ура, пикинеры теперь перли не прямо на него, а куда-то влево, к лощине на краю леса. Справа конники Придда, объединившись с пехотой, разгоняли изрядную «гусиную» компанию, в самой гуще мелькнул и скрылся знакомый серый мориск. Далековато… Зато совсем рядом обнаружились капрал-кавалерист, тоже спешенный, и пара вражеских трупов. Трупы молчали, капрал ругался за троих – его палаш не пережил схватки. Незадачливому рубаке осталось плеваться и прикидывать, сойдет ли трофейный мушкет за дубину. Арно завертел головой, отчаянно боясь увидеть лежащего Кана. Затошнило, по щеке наискось помчался муравьиный табун, но мертвого или умирающего жеребца нигде не было. Ускакал, кляча несусветная… Ничего, отыщется!
Приходить в себя было некогда. Новая волна рукопашной, захлестнув с десяток оторвавшихся от своих марагонцев, докатилась до них с капралом. Свои и чужие вперемежку вывалились из проутюженной лощины, и Арно придвинулся к соседу, ловя момент для атаки. Двух верзил, намертво вцепившихся друг в друга, теньент предоставил самим себе, но в паре шагов слева оседал, зажимая руками рассеченное лицо, черно-белый марагонец. Арно бросился на победителя.
5
«Гуси» проиграли. Уцелевшие кто разбегался по округе, кто отступал, сохраняя подобие порядка – Жермон видел, как один батальон прорвался под огнем драгун самым краем рощи, – а те, кому не посчастливилось… Больше в Марагоне они воевать не будут, и это хорошо.
– Дальше, капитан. Генерала вы потеряли ночью?
– Утром. «Гуси» нас вроде бы отпустили, но живо опомнились… Быстрее, чем нам бы хотелось. Мы, честно говоря, не ждали от них столь усердного преследования. Город они осаждали без особого рвения, мы рассчитывали, что и тут поосторожничают. Ошиблись.
…Марагонцы шли в арьергарде, им все шишки и достались. Легкоконные вместе с драгунами висели на плечах, а стоило чуть остановиться, подтягивалась пехота.
– До вечера дотянули бы. – Усталый капитан не храбрился, говорил как думал. – Дотянули бы точно, но людей бы полегло… Да и овраг этот… Хотели обойти – не пустили, стервецы, пришлось напрямую. А батальон, который с «Дубовым» остался… Их, считай, похоронили.
– С «Дубовым»?
– Прошу простить… Капитан Ластерхавт-увер-Никш заменил раненого полковника Генца. Остался прикрывать наш отход, с ним человек шестьсот было.
– На севере, артиллерия, – это они?
– Больше некому.
Опять «Дубовый Хорст», вот ведь встреча! Несладко ему сейчас приходится… А уж тем, кто при нем!
– Придда, Гирке, Лецке – ко мне. И Баваара.
– Дальше, капитан. Генерала вы потеряли ночью?
– Утром. «Гуси» нас вроде бы отпустили, но живо опомнились… Быстрее, чем нам бы хотелось. Мы, честно говоря, не ждали от них столь усердного преследования. Город они осаждали без особого рвения, мы рассчитывали, что и тут поосторожничают. Ошиблись.
…Марагонцы шли в арьергарде, им все шишки и достались. Легкоконные вместе с драгунами висели на плечах, а стоило чуть остановиться, подтягивалась пехота.
– До вечера дотянули бы. – Усталый капитан не храбрился, говорил как думал. – Дотянули бы точно, но людей бы полегло… Да и овраг этот… Хотели обойти – не пустили, стервецы, пришлось напрямую. А батальон, который с «Дубовым» остался… Их, считай, похоронили.
– С «Дубовым»?
– Прошу простить… Капитан Ластерхавт-увер-Никш заменил раненого полковника Генца. Остался прикрывать наш отход, с ним человек шестьсот было.
– На севере, артиллерия, – это они?
– Больше некому.
Опять «Дубовый Хорст», вот ведь встреча! Несладко ему сейчас приходится… А уж тем, кто при нем!
– Придда, Гирке, Лецке – ко мне. И Баваара.
6
Последний противник Арно, получивший удар в грудь лейтенант-пехотинец, уже затих. Костлявое лицо казалось маской, рука сжимала рукоять бесполезной шпаги. Хозяину она не помогла, а пистолета у дрикса не оказалось. С Фельсенбургом так легко управиться не получилось бы. И вообще стало бы жалко… потом. А так если кому и придется жалеть, то Вальдесу.
– Ваша лошадь, Савиньяк.
Валентин. Закопченный, встрепанный, мундир располосован. Все как у человека, кроме физиономии. С такой только Арамоне врать или… дознавателям в Багерлее?
– Спасибо. Один «крашеный» меня таки ссадил.
– Полагаю, эта ошибка стала для него роковой.
– Да, – подтвердил Арно. – Что мне доложить генералу?
– Атака, как вы видите, оказалась успешной. Потери небольшие. Точно подсчитаем чуть позже. Марагонцы быстро разобрались, что к чему, и помогли нам, ударив навстречу. Если вас не затруднит, доставьте к генералу двоих пленных. Капитан и лейтенант, больше офицеров взять не удалось. В ожидании приказа мы соберем эскадроны и будем готовы к дальнейшим действиям. Надеемся уложиться в полчаса. Вам помочь?
– Нет, – отрезал Арно и вдруг добавил: – Я, конечно, расшибся, но сесть на лошадь в состоянии.
После падения немного кружилась голова, а бок явно не радовался знакомству с дриксенским прикладом, так что вскочить в седло, едва коснувшись стремени, не вышло. А, ладно, влез и влез. К седлу был аккуратно приторочен плащ, и если бы только он. К плащу прилагалась шляпа! Вот ведь… Зар-раза. Арно немедленно нахлобучил возвращенную собственность.
– Удачи, господин полковник. – Теньент в достойном самого плюмажного из маршалов жесте поднес руку к шляпе. – Я доложу генералу, что вы сделали все, что было в ваших силах.
– Благодарю вас, теньент. – Перецеремонить Придда если кому и удастся, то уж точно не Савиньяку! – Счастливого пути.
А вот развернуть Кана с тем блеском, которого пол-лета добивался Эмиль, Арно удалось. Шляпа… Что значит шляпа в сравнении с первой приличной победой кампании?! И с тем, что… ошибки могут быть лучше правоты, если правота эта подлая.
– Ваша лошадь, Савиньяк.
Валентин. Закопченный, встрепанный, мундир располосован. Все как у человека, кроме физиономии. С такой только Арамоне врать или… дознавателям в Багерлее?
– Спасибо. Один «крашеный» меня таки ссадил.
– Полагаю, эта ошибка стала для него роковой.
– Да, – подтвердил Арно. – Что мне доложить генералу?
– Атака, как вы видите, оказалась успешной. Потери небольшие. Точно подсчитаем чуть позже. Марагонцы быстро разобрались, что к чему, и помогли нам, ударив навстречу. Если вас не затруднит, доставьте к генералу двоих пленных. Капитан и лейтенант, больше офицеров взять не удалось. В ожидании приказа мы соберем эскадроны и будем готовы к дальнейшим действиям. Надеемся уложиться в полчаса. Вам помочь?
– Нет, – отрезал Арно и вдруг добавил: – Я, конечно, расшибся, но сесть на лошадь в состоянии.
После падения немного кружилась голова, а бок явно не радовался знакомству с дриксенским прикладом, так что вскочить в седло, едва коснувшись стремени, не вышло. А, ладно, влез и влез. К седлу был аккуратно приторочен плащ, и если бы только он. К плащу прилагалась шляпа! Вот ведь… Зар-раза. Арно немедленно нахлобучил возвращенную собственность.
– Удачи, господин полковник. – Теньент в достойном самого плюмажного из маршалов жесте поднес руку к шляпе. – Я доложу генералу, что вы сделали все, что было в ваших силах.
– Благодарю вас, теньент. – Перецеремонить Придда если кому и удастся, то уж точно не Савиньяку! – Счастливого пути.
А вот развернуть Кана с тем блеском, которого пол-лета добивался Эмиль, Арно удалось. Шляпа… Что значит шляпа в сравнении с первой приличной победой кампании?! И с тем, что… ошибки могут быть лучше правоты, если правота эта подлая.
Глава 6
Бергмарк. Агмштадт. Талиг. Надор. Найтон
400 год К.С. 3—4-й день Летних Ветров
1
Вольфганг-Иоганн, правитель Горной марки, был храбр, надежен, любопытен, в меру начитан и без меры суеверен. Верный союзник, заядлый охотник и отменный кулачный боец, он мог бы при ином раскладе стать отличным полковником или сносным генералом. Разница между маркграфом и тем же Айхенвальдом заключалась в том, что маркграфу Лионель командовать своими основными силами не доверил бы. Что до политики, то в обычные годы Вольфганг-Иоганн смотрел на нее, как на погоду. Когда идет дождь, охота не в радость, когда Талиг думает о мире, хорошо не повоюешь. Обидно, конечно, но куда деваться… Нынешний год обычным не был, и маркграф, узнав о перемирии, и не подумал спорить – Излом есть Излом. Если это дошло до Хайнриха, Горная марка и подавно завяжет ножны до будущей весны. Бергер из вежливости пробежал глазами договор, поставил подпись, и началось. Друг и соратник жаждал знать все! Не о соглашении и даже не о Хайнрихе – о том, как били варитов. Лионель слишком поздно вспомнил, что маркграф пишет нечто вроде военного трактата. Пишет и никому не показывает.
Когда Северная армия, повторно «разбив» Фридриха у Ор-Гаролис, «перешла» границу Гаунау, окна стали синими, а Савиньяк не охрип лишь благодаря настоянному на горных травах вину. Выпито было изрядно, может быть, поэтому Лионель как вживую увидел разбухающие от талой воды ручьи и вдруг понял, что закончившаяся весна стала самой счастливой в его жизни.
– Второго Весенних Волн мы были на подходах к городу. – Вновь проходить былыми дорогами, если ты на них ни разу не ошибся, приятно. – Серьезных укреплений в Альте-Вюнцель не имелось, граница считалась мирной, но старые стены уцелели. Горожане спешно закрыли ворота, стали ждать. Я не спешил – три дня армия двигалась достаточно шустро, можно было и отдохнуть. Место для лагеря я выбирал с учетом будущей битвы. К вечеру лагерь разбили, отставшие части и обозы подходили всю ночь. Наутро я отправил к городским властям парламентеров с требованием явиться на переговоры. «Фульгаты» тем временем прочесывали окрестности – и перехватывали гонцов.
Во второй половине дня городская делегация явилась в лагерь. В обмен на отказ от штурма и последующего грабежа я предложил им выплатить контрибуцию и предоставить припасы вместе с повозками и тягловой силой.
– Правильно! – одобрил маркграф и сделал пару пометок. – Ждать врага лучше натощак, добыча отвлекает и развращает. Что ответили вариты?
– Они ждали появления своих армий и принялись выгадывать время. Обещали поднатужиться и все собрать, дайте нам, мол, дня четыре. Получили три и отбыли, прося Создателя о скорейшем подходе помощи.
Бергер расхохотался, Савиньяк негромко кашлянул, в окно заглянула пожилая, но еще бодрая луна. Проклятье, все это, вплоть до последнего чиха, придется расписывать для Рудольфа. То есть для фок Варзов, потому что с Фридриха станется отобрать у Бруно командование. При перевесе у дриксов Неистовый может обернуться для Вольфганга крупными неприятностями: старик за много лет привык к такому же старику, который если и прыгнет, то подстелив сено, и сено это всегда можно загодя обнаружить. В Надоре фок Варзов караулил бы Бруно у перевалов, не оглядываясь на Кадану… Фридрих мог бы добиться успеха.
Сквозняк донес о том, что двери на галерею открылись, сквозняк и легкие шаги. Супруге маркграфа стало скучно, а может, она вроде милейшего Бертрама считала разогретый ужин преступлением.
– Вы заставляете себя ждать. – Урфриду Лионель не видел со дня ее свадьбы. Старшая дочь Рудольфа была красивой невестой и стала очень красивой женой. – Заставляете себя ждать дам и, что гораздо хуже, оленину. Маршал, своему супругу я не удивляюсь, но вы же состоите в дружбе с Валмонами!
– Разговор тоже может стать пиром, сударыня! – И хорошо, что этот пир прерван, говорить несколько часов подряд и не осипнуть могут только ликторы и церковники.
– Именно пиром, Фрида! – Вольфганг-Иоганн поднял измазанный чернилами палец. – И мы славно попировали! Ты думаешь, мы сидели за столом и пили вино? Нет, мы были по ту сторону гор! Я видел, как вариты прыгают в Изонис… И это в Весенние Скалы!
– Не сомневаюсь, что зрелище было захватывающим. Ты сказал?
– Фрида, днем раньше, днем позже. Это же ничего не меняет…
– Но помешало бы тебе вытрясать из гостя душу. Лионель, вы достаточно знаете бергеров. Они – лучшие из союзников, но у них есть несносная привычка. Бергер не сообщает новостей, пока не выжмет собеседника досуха, а Иоганн за вас только взялся.
– Самое главное он знает, – прогудел маркграф и потер смятое еще в юности ухо, – про Бруно и Ракана я отписал еще за перевал.
– Отцовский гонец, – покачала головкой Фрида, – последний отцовский гонец прибыл позже.
– Ну хорошо, хорошо… Зарезали королеву Катарину. Сынок Эгмонта отличился. Он у нее на свободе разгуливал, а таким место если не в Занхе, то в Багерлее!
– Сильвестр считал, что Занхой не начинают, а заканчивают. – Мятежник Борн застрелил маршала Савиньяка. Сын мятежника Окделла зарезал дочь Каролины Борн. Еще один замкнувшийся круг. Мать бы оценила, если б смогла стать равнодушной. Мать сейчас так часто вспоминается…
– Не знаю, как вы, маршал, но я огорчена. Как и отец. Последнее время Катарина вела себя очень достойно.
– Да, печально. – Лионель поцеловал Урфриде руку. – Сударыня, так вы говорите, нас ждут дамы и оленина?
Когда Северная армия, повторно «разбив» Фридриха у Ор-Гаролис, «перешла» границу Гаунау, окна стали синими, а Савиньяк не охрип лишь благодаря настоянному на горных травах вину. Выпито было изрядно, может быть, поэтому Лионель как вживую увидел разбухающие от талой воды ручьи и вдруг понял, что закончившаяся весна стала самой счастливой в его жизни.
– Второго Весенних Волн мы были на подходах к городу. – Вновь проходить былыми дорогами, если ты на них ни разу не ошибся, приятно. – Серьезных укреплений в Альте-Вюнцель не имелось, граница считалась мирной, но старые стены уцелели. Горожане спешно закрыли ворота, стали ждать. Я не спешил – три дня армия двигалась достаточно шустро, можно было и отдохнуть. Место для лагеря я выбирал с учетом будущей битвы. К вечеру лагерь разбили, отставшие части и обозы подходили всю ночь. Наутро я отправил к городским властям парламентеров с требованием явиться на переговоры. «Фульгаты» тем временем прочесывали окрестности – и перехватывали гонцов.
Во второй половине дня городская делегация явилась в лагерь. В обмен на отказ от штурма и последующего грабежа я предложил им выплатить контрибуцию и предоставить припасы вместе с повозками и тягловой силой.
– Правильно! – одобрил маркграф и сделал пару пометок. – Ждать врага лучше натощак, добыча отвлекает и развращает. Что ответили вариты?
– Они ждали появления своих армий и принялись выгадывать время. Обещали поднатужиться и все собрать, дайте нам, мол, дня четыре. Получили три и отбыли, прося Создателя о скорейшем подходе помощи.
Бергер расхохотался, Савиньяк негромко кашлянул, в окно заглянула пожилая, но еще бодрая луна. Проклятье, все это, вплоть до последнего чиха, придется расписывать для Рудольфа. То есть для фок Варзов, потому что с Фридриха станется отобрать у Бруно командование. При перевесе у дриксов Неистовый может обернуться для Вольфганга крупными неприятностями: старик за много лет привык к такому же старику, который если и прыгнет, то подстелив сено, и сено это всегда можно загодя обнаружить. В Надоре фок Варзов караулил бы Бруно у перевалов, не оглядываясь на Кадану… Фридрих мог бы добиться успеха.
Сквозняк донес о том, что двери на галерею открылись, сквозняк и легкие шаги. Супруге маркграфа стало скучно, а может, она вроде милейшего Бертрама считала разогретый ужин преступлением.
– Вы заставляете себя ждать. – Урфриду Лионель не видел со дня ее свадьбы. Старшая дочь Рудольфа была красивой невестой и стала очень красивой женой. – Заставляете себя ждать дам и, что гораздо хуже, оленину. Маршал, своему супругу я не удивляюсь, но вы же состоите в дружбе с Валмонами!
– Разговор тоже может стать пиром, сударыня! – И хорошо, что этот пир прерван, говорить несколько часов подряд и не осипнуть могут только ликторы и церковники.
– Именно пиром, Фрида! – Вольфганг-Иоганн поднял измазанный чернилами палец. – И мы славно попировали! Ты думаешь, мы сидели за столом и пили вино? Нет, мы были по ту сторону гор! Я видел, как вариты прыгают в Изонис… И это в Весенние Скалы!
– Не сомневаюсь, что зрелище было захватывающим. Ты сказал?
– Фрида, днем раньше, днем позже. Это же ничего не меняет…
– Но помешало бы тебе вытрясать из гостя душу. Лионель, вы достаточно знаете бергеров. Они – лучшие из союзников, но у них есть несносная привычка. Бергер не сообщает новостей, пока не выжмет собеседника досуха, а Иоганн за вас только взялся.
– Самое главное он знает, – прогудел маркграф и потер смятое еще в юности ухо, – про Бруно и Ракана я отписал еще за перевал.
– Отцовский гонец, – покачала головкой Фрида, – последний отцовский гонец прибыл позже.
– Ну хорошо, хорошо… Зарезали королеву Катарину. Сынок Эгмонта отличился. Он у нее на свободе разгуливал, а таким место если не в Занхе, то в Багерлее!
– Сильвестр считал, что Занхой не начинают, а заканчивают. – Мятежник Борн застрелил маршала Савиньяка. Сын мятежника Окделла зарезал дочь Каролины Борн. Еще один замкнувшийся круг. Мать бы оценила, если б смогла стать равнодушной. Мать сейчас так часто вспоминается…
– Не знаю, как вы, маршал, но я огорчена. Как и отец. Последнее время Катарина вела себя очень достойно.
– Да, печально. – Лионель поцеловал Урфриде руку. – Сударыня, так вы говорите, нас ждут дамы и оленина?
2
Футляр для писем был обляпан незабудками и графскими коронами, как яйцо дурной курицы пометом. В коронах и незабудках был и кошелек. Аглая Кредон таки стала на старости лет графиней, и Луиза почувствовала себя дурой, круглой, неуклюжей и несчастной, будто в юности. А вот нечего было пускать сахарные слюни и пользоваться губернаторскими оказиями! Отписала Герарду с регентом, и хватит. Капитанша убрала нитки в корзинку и отправилась в столовую – первую в ее жизни устроенную по собственному вкусу, с горя устроенную и от безделья, но для себя. Маменька сочла бы, что в доме слишком много гераней и комнатных роз и слишком мало фарфоровых собачек и кружевных слюнявчиков. Маменька бы сказала… Луиза подошла к буфету и налила вина. В стакан. Себе. На ночь глядя. Она стояла у буфета и пила добытые верным пивоваром «Слезы возлюбленной». Назло пропавшей молодости и обосновавшейся наконец в графском замке престарелой бабочке. Бедные слуги господина Креденьи, бедные фамильные портреты, старинные шпалеры и портьеры без узоров, им теперь не жить!
Скрипнуло – достойная вдова воровато обернулась, но за предосудительным занятием ее застал Маршал. Котяра, где бы его ни носило, как-то узнавал, что буфет открыт, и являлся. Требовать свою настойку.
– Нет! – отрезала Луиза, поворачивая ключ.
– Мра! – сказал кот, став на дыбки и запуская когти в подол добротного, но скромного платья. – Мра! Хочу! Дай! Не могяу-у-у-у!
– Пьяница паршивый, – буркнула Луиза. – Ну какой ты, причеши тебя хорек, маршал? Так, капитанишка…
Оскорбленный кот покрутил задом и тяжело взлетел на шкафчик с тоже дареными тарелками. Теперь поганец засядет наверху и станет мстить, пытаясь зацепить лапой всех, кто пройдет мимо. Луиза прихватила недопитый стакан и вернулась к материнскому письму. Незабудки наивно голубели, совсем как на болотце. Сверху – цветочки, под ними – грязюка, в лучшем случае загубишь башмаки, в худшем утонешь… Женщина поджала губы не хуже покойной Мирабеллы и принялась срывать личные печати госпожи графини. Из футляра пахнýло розовым маслом. Маменька не забыла ничего, даже шелковую голубую ленточку с графской сосной, перехватившую письмо, которое начиналось тоже по-графски.
«Любезная дочирь, – раньше она все же писала «дарагая», – мой Муж и Супруг атлучился па гасударствиным дилам к асобе Регента Талига и на Ваше наглое письмо атвичаю я. Ваша затея пайти в услужение и ни слушать добрых саветав привила к таму што Вы папали в жалкую правинцыю и взяли прастанароднае имя. Вы ни кагда ни чиво ни делали дастойна и пазорили нашу фамилию. Ваш преест в КРЕДЕНЬИ нижылатилен. Мой Муж и Супруг апридилит Вам садиржание, но Вы ни будите раскрывать свае имя и хвалитца радством са значитильными пирсонами. У афицераф каторые приижжают в наш замок плахое мнение о Вашем пакойнам муже. У ниво плахая рипутацыя его ни принимали в парядачнам опщистве. Он пазорит нашу фамилию. Патаму аткрыто принемать мы можим аднаво Герарда каторый благадаря маиму знакомству с герцагам Алва кеналийский барон. Мы палучаим письма ат Герарда он састаит при асобе Маршала Савиньяка. Мой Муж и Супруг думаит падать прашение, штобы Герарда сделали наследникам титула вместа волчий стаи радни. Для этава Герард ни должен иметь дела с измениками. Ваша служба придавшим нашиво добраво Фердинанда Манрикам а патом узорпатару Ракану пазорит нашу фамилию. В благародных дамах все далжно быть прикрасно и лицо и фегура и туалеты и манеры. Вы дурны сабой и ни умеите адиватца и разгаваревать с кавалерами. Вы пазорите нашу фамилию и патаму ни далжны паивлятца в КРЕДЕНЬИ.
Селина пускай астаетца с Вами под чужым иминем. Ваша доч по вашей глупасти служыла кампанёнкай систры и дочири приступнека и ни может быть принета в нашем доме. Граф КРЕДЕНЬИ пазаботитца о ее приданам и женихе пожже патаму што он занят гасударствиными дилами. Амалия и Жюль уехали к Вашей систре Карлотте на васпитание. Ани будут абиспечины, но в КРЕДЕНЬИ им ни места.
Пасылаю Вам и Вашей дочири дваццать залатых талов но ни расчитывайте что я буду Вас садержать в роскаши.
Прибывающая к Вам в распалажении графиня Аглая-Амелия-Иоланта-Фелицыя КРЕДЕНЬИ. Писана в замке КРЕДЕНЬИ в сопственых апартаментах».
Луиза сосредоточенно перевязала письмо ленточкой и сунула в футляр, как в могилу. Прочь из «парядачнаво опщиства»! Глупо, но она едва не заплакала, хоть и не ждала иного после того, как переехала в особняк Алвы, оставив маменьку в мещанском предместье. Оскорбление было смертельным, зато теперь графиня Креденьи посрамила вдовую дуэнью. Предварительно вскрыв предназначенное «Мужу и Супругу» письмо. Мать вечно подслушивала и копалась в чужих вещах, но граф все равно на ней женился. Хотя сейчас все дыбом, будто при первом Франциске, в такие времена каких только свадеб не случается…
Вино Луиза допивать не стала, отнесла на кухню, где дожидался своего соуса кролик. Что ж, соус будет винным. Задержавшаяся кухарка весело выслушала пожелание и пообещала, что господин Гутенброд оближет пальчики. Луиза улыбнулась – она устала спорить с Найтоном, а Найтон уже выдал госпожу Карреж за пивовара… Пивовар – зять графини Креденьи! Роскошная месть, только опоздала «любезная дочирь» выскакивать замуж «назло маменьке» лет на двадцать.
Стакан в столовую Луиза вернула сама. Караулящий на шкафчике кот занес лапу, но женщина увернулась и постучалась к Селине. Тайн у дочки не водилось, но Луиза слишком хорошо помнила собственные распахивающиеся не ко времени двери.
– Мама? – Сэль уже собиралась ложиться, но лечь – еще не уснуть. – Что-то случилось?
– Все хорошо, – улыбнулась вдова капитана с «дурной рипутацыей». – Твоя бабушка вышла замуж за твоего дедушку и радуется. Она прислала нам двадцать таллов. Как ты смотришь, если мы пожертвуем их церкви?
– Конечно… Мама, это на дорогу? Мы должны ехать в Креденьи?
– А ты хочешь?
– Нет!
– Я тоже не хочу. Будем ждать Герарда здесь.
Скрипнуло – достойная вдова воровато обернулась, но за предосудительным занятием ее застал Маршал. Котяра, где бы его ни носило, как-то узнавал, что буфет открыт, и являлся. Требовать свою настойку.
– Нет! – отрезала Луиза, поворачивая ключ.
– Мра! – сказал кот, став на дыбки и запуская когти в подол добротного, но скромного платья. – Мра! Хочу! Дай! Не могяу-у-у-у!
– Пьяница паршивый, – буркнула Луиза. – Ну какой ты, причеши тебя хорек, маршал? Так, капитанишка…
Оскорбленный кот покрутил задом и тяжело взлетел на шкафчик с тоже дареными тарелками. Теперь поганец засядет наверху и станет мстить, пытаясь зацепить лапой всех, кто пройдет мимо. Луиза прихватила недопитый стакан и вернулась к материнскому письму. Незабудки наивно голубели, совсем как на болотце. Сверху – цветочки, под ними – грязюка, в лучшем случае загубишь башмаки, в худшем утонешь… Женщина поджала губы не хуже покойной Мирабеллы и принялась срывать личные печати госпожи графини. Из футляра пахнýло розовым маслом. Маменька не забыла ничего, даже шелковую голубую ленточку с графской сосной, перехватившую письмо, которое начиналось тоже по-графски.
«Любезная дочирь, – раньше она все же писала «дарагая», – мой Муж и Супруг атлучился па гасударствиным дилам к асобе Регента Талига и на Ваше наглое письмо атвичаю я. Ваша затея пайти в услужение и ни слушать добрых саветав привила к таму што Вы папали в жалкую правинцыю и взяли прастанароднае имя. Вы ни кагда ни чиво ни делали дастойна и пазорили нашу фамилию. Ваш преест в КРЕДЕНЬИ нижылатилен. Мой Муж и Супруг апридилит Вам садиржание, но Вы ни будите раскрывать свае имя и хвалитца радством са значитильными пирсонами. У афицераф каторые приижжают в наш замок плахое мнение о Вашем пакойнам муже. У ниво плахая рипутацыя его ни принимали в парядачнам опщистве. Он пазорит нашу фамилию. Патаму аткрыто принемать мы можим аднаво Герарда каторый благадаря маиму знакомству с герцагам Алва кеналийский барон. Мы палучаим письма ат Герарда он састаит при асобе Маршала Савиньяка. Мой Муж и Супруг думаит падать прашение, штобы Герарда сделали наследникам титула вместа волчий стаи радни. Для этава Герард ни должен иметь дела с измениками. Ваша служба придавшим нашиво добраво Фердинанда Манрикам а патом узорпатару Ракану пазорит нашу фамилию. В благародных дамах все далжно быть прикрасно и лицо и фегура и туалеты и манеры. Вы дурны сабой и ни умеите адиватца и разгаваревать с кавалерами. Вы пазорите нашу фамилию и патаму ни далжны паивлятца в КРЕДЕНЬИ.
Селина пускай астаетца с Вами под чужым иминем. Ваша доч по вашей глупасти служыла кампанёнкай систры и дочири приступнека и ни может быть принета в нашем доме. Граф КРЕДЕНЬИ пазаботитца о ее приданам и женихе пожже патаму што он занят гасударствиными дилами. Амалия и Жюль уехали к Вашей систре Карлотте на васпитание. Ани будут абиспечины, но в КРЕДЕНЬИ им ни места.
Пасылаю Вам и Вашей дочири дваццать залатых талов но ни расчитывайте что я буду Вас садержать в роскаши.
Прибывающая к Вам в распалажении графиня Аглая-Амелия-Иоланта-Фелицыя КРЕДЕНЬИ. Писана в замке КРЕДЕНЬИ в сопственых апартаментах».
Луиза сосредоточенно перевязала письмо ленточкой и сунула в футляр, как в могилу. Прочь из «парядачнаво опщиства»! Глупо, но она едва не заплакала, хоть и не ждала иного после того, как переехала в особняк Алвы, оставив маменьку в мещанском предместье. Оскорбление было смертельным, зато теперь графиня Креденьи посрамила вдовую дуэнью. Предварительно вскрыв предназначенное «Мужу и Супругу» письмо. Мать вечно подслушивала и копалась в чужих вещах, но граф все равно на ней женился. Хотя сейчас все дыбом, будто при первом Франциске, в такие времена каких только свадеб не случается…
Вино Луиза допивать не стала, отнесла на кухню, где дожидался своего соуса кролик. Что ж, соус будет винным. Задержавшаяся кухарка весело выслушала пожелание и пообещала, что господин Гутенброд оближет пальчики. Луиза улыбнулась – она устала спорить с Найтоном, а Найтон уже выдал госпожу Карреж за пивовара… Пивовар – зять графини Креденьи! Роскошная месть, только опоздала «любезная дочирь» выскакивать замуж «назло маменьке» лет на двадцать.
Стакан в столовую Луиза вернула сама. Караулящий на шкафчике кот занес лапу, но женщина увернулась и постучалась к Селине. Тайн у дочки не водилось, но Луиза слишком хорошо помнила собственные распахивающиеся не ко времени двери.
– Мама? – Сэль уже собиралась ложиться, но лечь – еще не уснуть. – Что-то случилось?
– Все хорошо, – улыбнулась вдова капитана с «дурной рипутацыей». – Твоя бабушка вышла замуж за твоего дедушку и радуется. Она прислала нам двадцать таллов. Как ты смотришь, если мы пожертвуем их церкви?
– Конечно… Мама, это на дорогу? Мы должны ехать в Креденьи?
– А ты хочешь?
– Нет!
– Я тоже не хочу. Будем ждать Герарда здесь.
3
«Стих – своих – певец – наконец… Лист – свист… Вышине… вышине – мне!»
Он вспомнил все слащавые рифмы, придуманные графиней Ариго, вспомнил ее саму в темно-синем, почти черном бархате, маркизу Эр-При в алом и мать, самую молодую из троих. Две девочки сидели отдельно от дам, перед ними лежали похожие на уставших зеленых выдр венки, а слуги разносили бумагу и перья. Турнир поэтов в Гайярэ, затеянный хозяйкой дома. Отмеряющая время клепсидра, заданные рифмы и сонет, который требовалось сочинить за два часа. Ли сочинил, вызвав приступ негодования и хохота. Хохотал в кои-то веки выбравшийся в гости старик Эпинэ, графиня Ариго поджимала губы и выговаривала матери и дядюшке Рафиано, тот качал головой, а потом заметил, что Лионель выполнил все необходимые условия. То, что сонет посвящен не недоступной возлюбленной, а несчастной жабе, нарушением не является, ибо наличие прекрасной дамы заранее не оговорено.
Он вспомнил все слащавые рифмы, придуманные графиней Ариго, вспомнил ее саму в темно-синем, почти черном бархате, маркизу Эр-При в алом и мать, самую молодую из троих. Две девочки сидели отдельно от дам, перед ними лежали похожие на уставших зеленых выдр венки, а слуги разносили бумагу и перья. Турнир поэтов в Гайярэ, затеянный хозяйкой дома. Отмеряющая время клепсидра, заданные рифмы и сонет, который требовалось сочинить за два часа. Ли сочинил, вызвав приступ негодования и хохота. Хохотал в кои-то веки выбравшийся в гости старик Эпинэ, графиня Ариго поджимала губы и выговаривала матери и дядюшке Рафиано, тот качал головой, а потом заметил, что Лионель выполнил все необходимые условия. То, что сонет посвящен не недоступной возлюбленной, а несчастной жабе, нарушением не является, ибо наличие прекрасной дамы заранее не оговорено.