- Опять ничего не вышло! - вскричал судья Жаррикес. - Попробуем другое число.
   Он рассудил, что автор документа мог выбрать и другой год - например, тот, когда было совершено преступление.
   Оно произошло в 1826 году.
   Итак, действуя как и в прошлый раз, судья составил следующую таблицу:
   1826 1826 1826
   СГУЧ ПВЭЛ ЛЗИР
   и получил:
   Р.СС О.ЫЕ К.ЖК
   - такой же набор букв без всякого смысла, в котором тоже не хватало несколько букв, и по той же причине!
   - Проклятое число! - вскричал судья. - Придется отказаться и от этого! Возьмем еще одно. А может, этот мошенник выбрал число украденных им конто?
   Украденные алмазы были оценены в восемьсот тридцать четыре конто, и судья написал следующую таблицу:
   834 834 834 834
   СГУ ЧПВ ЭЛЛ ЗИР
   которая дала такой же неудовлетворительный результат, как и предыдущие:
   ЙФП ПМ. ХИЗ .ЕМ
   - К черту документ и того, кто его выдумал! - закричал судья Жаррикес и отшвырнул бумагу так, что она улетела в дальний угол комнаты. - Тут даже святой потерял бы терпение!
   Но когда судья немного поостыл, он не захотел признать свое поражение и снова взялся за документ. Опыты, проделанные им с первыми строками абзацев он повторил и с последними, но... тщетно! Потом он перепробовал все, что подсказывало ему разгоряченное воображение. Он подставлял числа, обозначавшие возраст Жоама Дакосты, несомненно известный преступнику, дату его ареста, дату вынесения приговора в суде Вилла-Рики, дату назначенной казни, и т.д. и т.д., кончая числом жертв преступления в Тижоке!
   Ничего! Каждый раз - ничего!
   Судья Жаррикес пришел в такое исступление, что можно было и впрямь опасаться за его рассудок. Он прыгал, бесновался, размахивал руками, как будто схватился с кем-то врукопашную. Потом вдруг закричал:
   - Попробую наудачу, и если логика бессильна - да поможет мне небо!
   Рука его схватилась за шнурок звонка, висевшего возле письменного стола. Звонок яростно зазвонил, судья подошел к двери и распахнул ее.
   - Бобо! - позвал он.
   Прошло несколько секунд.
   Бобо, отпущенный на волю негр, любимый слуга Жаррикеса, не показывался. Должно быть, он не решался войти к своему хозяину.
   Снова раздался звонок. Снова Жаррикес позвал Бобо, но тот, как видно, решил, что на этот раз в его интересах прикинуться глухим.
   Наконец, когда звонок затрезвонил в третий раз и шнурок лопнул, в дверях появился Бобо.
   - Что вам угодно, хозяин? - спросил он, благоразумно не переступая порога.
   - Подойди сюда и не говори ни слова! - приказал судья, и негра бросило в дрожь от его горящего взгляда.
   Бобо подошел.
   - Бобо, слушай внимательно, что я тебе скажу, и отвечай мне тотчас же, ни капли не раздумывая, не то я...
   Ошеломленный Бобо, вытаращив глаза и разинув рот, вытянулся перед хозяином, как солдат, и ждал.
   - Ты готов?
   - Готов.
   - Внимание! Говори сразу, не задумываясь, первое число, которое придет тебе в голову!
   - Семьдесят шесть тысяч двести двадцать три! - выпалил Бобо, не переводя дыхания.
   Как видно, он думал угодить хозяину, выбрав число побольше.
   Судья Жаррикес подбежал к столу и, схватив карандаш, подписал под текстом число, названное негром, который при данных обстоятельствах был слепым орудием случая.
   Разумеется, было бы совершенно невероятно, если бы это число - 76223 оказалось ключом к документу. Новая попытка привела лишь к одному результату: вызвала ярость Жаррикеса, с губ которого сорвалось такое ругательство, что Бобо мигом исчез.
   15. ПОСЛЕДНИЕ ПОПЫТКИ
   Однако не один судья Жаррикес тратил силы на бесплодные поиски. Бенито, Маноэль и Минья тоже пытались соединенными усилиями вырвать у документа тайну, от которой зависела жизнь их отца. Не отставали от них и Фрагозо с Линой. Но тщетно пускали они в ход всю свою изобретательность: роковое число было по-прежнему неуловимо.
   - Найдите же, Фрагозо! - твердила юная мулатка. - Найдите число!
   - Найду! - уверял Фрагозо.
   Но не находил.
   Надо сказать, однако, что у Фрагозо созрел план, о котором он не хотел говорить даже Лине; этот план не давал ему покоя, и он решил его осуществить: отыскать тот отряд полиции, в котором служил бывший лесной стражник, и узнать, кто мог быть автором зашифрованного документа, признавшим себя виновником преступления в Тижоке. Ведь та часть провинции Амазонки, где орудовал этот отряд, и даже место, где несколько лет назад Фрагозо встретил Торреса, находились совсем недалеко от Манауса. Стоило только спуститься на пятьдесят миль вниз по Амазонке до устья ее правого притока Мадейры, и там, наверно, удалось бы встретить начальника лесной стражи, под командой которого служил Торрес. Через два-три дня Фрагозо мог бы уже поговорить и с бывшими товарищами Торреса.
   "Да, конечно, это-то я сделаю, - думал он, - а дальше что? Если даже я добьюсь успеха; что мне это даст? Допустим, мы убедимся, что один из товарищей Торреса недавно умер, разве это докажет, что умерший и есть виновник преступления? Разве это подтвердит, что он передал Торресу документ, в котором признается в преступлении и обеляет Жоама Дакосту? И, наконец, разве это Даст нам ключ к документу? Нет! Только два человека знали шифр: преступник и Торрес. И обоих нет в живых!"
   Так рассуждал Фрагозо. Было совершенно очевидно, что поездка его ни к чему не может привести. А между тем эта мысль не давала ему покоя. Непреодолимая сила принуждала его ехать, хотя он не был даже уверен, отыщет ли в Мадейре прежний отряд полиции. К тому же отряд мог в это время перейти в другую часть провинции, и, чтобы добраться до него, у Фрагозо не хватит времени. А главное, чего он добьется? Какого результата?
   И все же на другой день, 29 августа, еще до восхода солнца, Фрагозо, никого не предупредив, украдкой сошел с жангады, отправился в Манаус и отбыл на одной из многих лодок "эгаритеа", ежедневно спускавшихся вниз по Амазонке.
   Когда он не явился ни к обеду, ни к ужину, все были очень удивлены. Никто, даже юная мулатка, не знал, чем объяснить отсутствие этого преданного слуги в такие трудные минуты.
   Кое-кто даже спрашивал себя, и не без основания, не сделал ли чего бедняга над собой с отчаяния, что, встретив Торреса на границе, сам пригласил его на жангаду.
   Но если Фрагозо и корил себя за это, то что же говорить о Бенито! В первый раз; в Икитосе, именно он пригласил Торреса на фазенду. Во второй раз, в Табатинге, он же привел авантюриста на жангаду и взял с собой в путешествие. В третий раз снова он вызвал Торреса на дуэль и убил, уничтожив единственного свидетеля, чьи показания могли спасти его отца!
   Теперь Бенито винил себя во всем: и в аресте отца, и в ужасных последствиях, к которым этот арест может привести!
   Будь Торрес жив, Бенито мог бы надеяться так или иначе, угрозами или посулами, заставить его отдать документ. За большие деньги Торрес, который не был замешан в преступлении, наверно, согласился бы заговорить. И так долго разыскиваемое документальное доказательство было бы представлено суду. Да, без сомнения!.. Но единственный человек, который мог представить это доказательство, убит рукою Бенито!
   Вот что несчастный юноша твердил матери, Маноэлю и себе самому. Вот какую жестокую ответственность возлагала на него совесть.
   Однако стойкая Якита, делившая свое время между мужем, с которым проводила все дозволенные ей часы, и сыном, впавшим в такое отчаяние, что близкие опасались за его рассудок, не теряла твердости и мужества.
   Она по-прежнему оставалась отважной дочерью Магальянса, достойной подругой хозяина икитосской фазенды.
   Правда, Жоам Дакоста всем своим поведением поддерживал ее в тяжелом испытании. Этот человек доблестной души и строгой нравственности, неутомимый труженик, вся жизнь которого была борьбой, ни на минуту не падал духом.
   Самым жестоким ударом для него была смерть судьи Рибейро, который не сомневался в его невиновности. Но и этот удар не сломил Жоама, хотя он и надеялся восстановить свою честь лишь с помощью своего бывшего защитника. Вмешательству Торреса он придавал лишь второстепенное значение. К тому же он и не подозревал о существовании документа, когда решил уехать из Икитоса на родину и отдать себя в руки правосудия. Он мог предъявить лишь доказательства морального порядка. Конечно, если бы в ходе дела неожиданно нашлось какое-либо юридическое доказательство, он не стал бы им пренебрегать; но если из-за ряда прискорбных обстоятельств оно исчезло, значит, он оставался в том же положении, в каком перешел бразильскую границу, - в положении человека, который говорит: "Вот мое прошлое, вот мое настоящее, я принес вам всю свою безупречную трудовую жизнь. Первый ваш приговор был несправедлив. После двадцатитрехлетнего изгнания я сам отдаю себя в ваши руки. Я здесь! Судите меня".
   Вот почему смерть Торреса и невозможность прочесть найденный при нем документ не произвели на Жоама Дакосту такого сильного впечатления, как на его семью, друзей и слуг - на всех, кто принимал в нем живое участие.
   - Я уповаю на свою невиновность, - твердил он Яките, - как уповаю на господа бога! Если он сочтет, что жизнь моя еще полезна моим близким и нужно чудо, чтобы ее спасти, он сотворит это чудо, а если нет - я умру. Он один мне судья!
   Между тем волнение в Манаусе с каждым днем все усиливалось. Дело Дакосты обсуждали с необыкновенной горячностью. Общество, падкое на всякие тайны, было так взбудоражено, что все только и говорили о таинственном документе. К концу четвертого дня никто уже не сомневался, что разгадка криптограммы приведет к оправданию осужденного.
   Надо сказать, что каждый мог и сам попытаться разгадать непонятный документ. Местная газета "Диарио до Гран Пара" напечатала его факсимиле [(лат. fac simile - "сделай подобное") - точное воспроизведение рукописи, документа, подписи средствами фотографии и печати], и множество оттисков распространялось в городе по настоянию Маноэля, решившего не пренебрегать ничем из того, что могло бы помочь разгадать тайну, - даже случайностью, за которой порой скрывается перст провидения.
   Кроме того, была обещана награда в сто конто тому, кто разгадает непонятный шифр и прочтет документ. Это было целое состояние! Итак, множество людей всех сословий потеряли охоту есть, пить и спать и сидели не отрываясь над загадочной криптограммой.
   До сих пор, однако, все это ни к чему не привело и, вероятно, самые искусные отгадчики на свете напрасно проводили бы над ней бессонные ночи.
   Публику предупредили, что решение загадки следует немедленно направлять судье Жаррикесу, в его дом на улице Бога-отца, но до вечера 29 августа никто ничего не прислал и, как видно, не сможет прислать.
   Из тех, кто мучился над этой головоломкой, больше всех был достоин сожаления судья Жаррикес. В результате естественного хода мысли он теперь тоже разделял общее мнение, что документ связан с делом в Тижоке, написан рукою самого преступника и снимает вину с Жоама Дакосты. И потому с еще большим пылом искал ключ. Он делал это не только из любви к искусству, но из чувства справедливости и сострадания к невинно осужденному человеку. Если правда, что человеческий мозг, работая, тратит некий содержащийся в организме фосфор [фосфор входит в состав нервной, мозговой и костной тканей человеческого организма], то мы не взялись бы определить, какое количество фосфора истратил судья - такую громадную работу проделал его мозг, и все же он ничего не добился, решительно ничего!
   Но, несмотря ни на что, судья и не думал отказываться от своей задачи. Он рассчитывал теперь только на случай и хотел и требовал, чтобы этот случай пришел ему на помощь. Он старался поймать его всеми возможными и невозможными способами. Он приходил в бешенство, в ярость, и, что еще хуже, в бессильную ярость!
   Какие только числа не перепробовал он во второй половине дня - всякие числа, взятые просто с потолка - вообразить невозможно! Ах, если б у него было время, он не колеблясь бросился бы в безбрежное море комбинаций, которые образуются из десяти цифр десятичного счисления. Он посвятил бы этому всю жизнь, рискуя свихнуться задолго до конца работы. Свихнуться? Да был ли он и сейчас в своем уме?
   Тут ему пришло в голову, что, может быть, документ нужно читать справа налево. Он перевернул его и, поднеся к свету, попробовал применить прежние приемы. Снова неудача! Испробованные раньше числа и на этот раз не дали желанного результата. А может быть, документ надо читать снизу вверх, от последней буквы к первой? Его составитель мог придумать этот трюк, чтобы еще больше затруднить чтение. Нет! Эта новая комбинация дала лишь еще один ряд загадочных букв.
   К восьми часам вечера судья Жаррикес опустил голову на руки, разбитый, опустошенный, не в силах шевелиться, говорить, думать, связать одну мысль с другой.
   Вдруг снаружи послышался шум. И тотчас, несмотря на строжайший запрет, дверь в его кабинет распахнулась.
   На пороге стояли Бенито и Маноэль. На Бенито было страшно смотреть; несчастный юноша едва держался на ногах, и Маноэль поддерживал его.
   Судья вскочил.
   - В чем дело, господа, что вам нужно? - спросил он.
   - Число!.. Число!.. - отвечал Бенито, не помня себя от горя. - Шифр документа!
   - Вы его нашли? - воскликнул Жаррикес.
   - Нет, сударь, - сказал Маноэль. - А вы?
   - Нет... Не нашел!
   - Нет?! - простонал Бенито.
   И в полном отчаянии, выхватив из-за пояса кинжал, он хотел пронзить себе грудь.
   Судья и Маноэль бросились на него и не без труда его обезоружили.
   - Бенито, - сказал судья Жаррикес, стараясь говорить спокойным голосом, - если ваш отец не может избежать наказания за преступление, которого не совершил, то у вас есть дело поважнее, чем убивать себя!
   - Какое же? - вскричал Бенито.
   - Вы должны попытаться его спасти!
   - Но как?..
   - Догадайтесь сами. Не мне вам говорить!
   16. ПРИГОТОВЛЕНИЯ
   На другой день, 30 августа, Бенито и Маноэль обсуждали новый план действий. Они поняли мысль судьи, которую тот не захотел ясно высказать перед ними. Теперь они обдумывали, как устроить побег осужденному, которому грозила казнь.
   Больше ничего не оставалось делать.
   Всем было ясно, что непонятный документ не имеет никакой цены и останется мертвой буквой для властей в Рио-де-Жанейро, что первый приговор, объявивший Жоама Дакосту виновником преступления в Тижоке, не будет отменен и что приказ о казни последует немедленно, ибо в приговоре нет ни слова о смягчении наказания.
   Следовательно, Жоам Дакоста должен без колебаний еще раз бежать от несправедливого приговора.
   Молодые люди сразу условились, что будут хранить свой план в глубокой тайне и не сообщат о нем даже Яките и Минье. Они не хотели подавать им надежду, которая может и не сбыться. Как знать, не помешают ли им непредвиденные обстоятельства осуществить этот побег!
   Теперь молодые люди очень нуждались в помощи Фрагозо. Такой сметливый и преданный помощник был бы им чрезвычайно полезен; но Фрагозо до сих пор не вернулся. Расспросили Лину, но и она не могла сказать, куда он исчез и почему ушел с жангады, никого не предупредив.
   И, разумеется, если бы Фрагозо предвидел, что дело примет такой оборот, он не покинул бы семью Дакосты ради попытки, не сулившей никаких определенных результатов. Уж лучше бы он помог устроить побег заключенному, чем разыскивать товарищей Торреса! Но Фрагозо исчез, и поневоле пришлось обходиться без его помощи.
   На рассвете Бенито и Маноэль сошли с жангады и отправились в Манаус. Быстро добравшись до города, они углубились в узкие улочки, еще пустые в этот ранний час. Через несколько минут они были уже у места заключения Дакосты и обошли кругом пустырь, на котором стоял старый монастырь, превращенный в тюрьму.
   Прежде всего надо было изучить место действия.
   В одном из выступов здания, в двадцати пяти футах над землей, находилось окошко камеры, где был заперт Жоам Дакоста. Окошко это было забрано довольно расшатанной железной решеткой, которую будет нетрудно подпилить и выломать, если удастся до нее добраться. Камни в стене были неровные, со впадинами и выступами, на них можно опираться ногой, поднимаясь по веревке. Если ловко забросить веревку, можно зацепить ее за прутья решетки, которые по бокам заканчивались крючками. Поднявшись к окну, Бенито и Маноэль должны будут вынуть два-три прута, чтобы в отверстие мог пролезть человек, и войти в камеру, после чего им останется только спустить узника по веревке, привязанной к железной решетке; дальше побег не представит больших затруднений. Ночь обещала быть очень темной, действий их никто не заметит, а к рассвету Жоам Дакоста будет уже в безопасности.
   Целый час Маноэль и Бенито ходили взад и вперед, стараясь не привлекать к себе внимания, и очень тщательно все осмотрели: и расположение окна, и решетку, и место, где лучше забросить веревку.
   - Итак, мы условились обо всем, - сказал Маноэль. - Но надо ли предупреждать твоего отца?
   - Нет, Маноэль! Не будем говорить ни ему, ни матушке о попытке, которая может кончиться неудачей.
   - Она удастся, Бенито! Только надо все предусмотреть, а если начальник тюремной охраны что-нибудь заметит...
   - У нас будет с собой достаточно золота, чтобы его подкупить.
   - Хорошо. Но когда отец наш выйдет из тюрьмы, мы не можем спрятать его ни в городе, ни на жангаде. Где мы найдем ему убежище?
   Это был второй вопрос, который следовало решить, вопрос чрезвычайно серьезный, и вот к чему они пришли.
   В ста шагах от тюрьмы пустырь пересекал канал, вливавшийся в Риу-Негру. Если пирога будет здесь ждать беглеца, то по этому каналу проще всего добраться до реки. Ведь от тюремной стены до канала не больше ста шагов.
   Бенито и Маноэль решили, что в восемь часов вечера от жангады отчалит пирога с лоцманом Араужо и двумя сильными гребцами. Она поднимется по Риу-Негру, войдет в канал, проскользнет к пустырю и там, спрятанная в высокой траве у берега, будет ждать беглеца хоть всю ночь.
   Но куда отправится Жоам Дакоста на этой лодке?
   Молодые люди обсудили и этот, последний вопрос и, тщательно взвесив все доводы "за" и "против", пришли к следующему решению.
   Вернуться в Икитос было бы и трудно, и весьма опасно. Путь туда слишком долог и по берегу реки, и по Амазонке. Ни на лошади, ни на пироге они не успеют скрыться от погони. Да и сама фазенда не будет теперь надежным убежищем для беглеца. Вернувшись туда, он не останется ее прежним хозяином, Жоамом Гарралем, а будет осужденным Жоамом Дакостой, всегда под угрозой выдачи бразильским властям, и не сможет вести прежнюю жизнь.
   Бежать по Риу-Негру на север провинции или за пределы бразильских владений? На это потребуется слишком много времени, а Жоаму Дакосте необходимо прежде всего скрыться от немедленной погони.
   Спуститься вниз по Амазонке? Но на обоих берегах реки множество населенных мест, деревень и городов. Приметы беглеца будут разосланы всем начальникам полиции. Значит, ему угрожает арест задолго до того, как он доберется до побережья Атлантического океана. А если и доберется, то где и как он спрячется, дожидаясь случая отплыть на каком-либо корабле, чтобы скрыться за морями от бразильского суда?
   Рассмотрев эти планы, Бенито и Маноэль пришли к заключению, что все они невыполнимы. Только один давал надежду на спасение.
   Вот какой. Выбравшись из тюрьмы, сесть в пирогу, дойти по каналу до Риу-Негру, спуститься по течению под управлением Араужо до ее слияния с Амазонкой, потом вдоль правого берега Амазонки еще ниже миль на шестьдесят; плыть по ночам, прятаться днем и таким образом добраться до устья Мадейры.
   Этот приток, берущий начало в отрогах Кордильер и принимающий в себя еще сотню притоков, представляет собой широкий водный путь, который ведет в самое сердце Боливии. Пирога может пройти по нему, не оставив никаких следов, и скрыться в каком-нибудь укромном месте - в поселке или деревушке по ту сторону бразильской границы.
   Там Жоам Дакоста будет в сравнительной безопасности; если понадобится, он может переждать даже несколько месяцев, пока подвернется случай добраться до побережья Тихого океана и сесть на судно, идущее в один из приморских портов. Если судно доставит его в какой-нибудь из Северо-Американских штатов, он спасен. Тогда он решит, нужно ли ему собрать все свое состояние, окончательно покинуть родину и искать за океаном, в Старом Свете, последнее прибежище, чтобы закончить там свою так жестоко и несправедливо исковерканную жизнь.
   Куда бы он ни поехал, семья его последует за ним без колебании, без сожалений; в эту семью, разумеется, войдет и Маноэль, которого свяжут с ней неразрывные узы. Вопрос этот даже не обсуждался.
   - Идем, - сказал Бенито, - к вечеру все должно быть готово, нельзя терять ни минуты.
   Молодые люди вернулись к Риу-Негру по берегу канала. Таким образом они убедились, что путь свободен и никакое препятствие - ни шлюз, ни судно не помешают пироге пройти. Дальше они отправились по левому берегу притока, избегая ставших уже людными улиц города, и вернулись на жангаду.
   Прежде всего Бенито зашел к матери. Теперь он достаточно хорошо владел собой, чтобы скрыть от нее терзавшую его тревогу. Он хотел ее успокоить, убедить, что надежда еще не потеряна, что тайна документа будет разгадана, что общественное мнение, во всяком случае, за Жоама Дакосту, и под его давлением суд должен дать родным достаточно времени, чтобы представить юридическое доказательство невиновности осужденного.
   - Да, матушка, поверьте, завтра нам уже наверное не придется бояться за отца! - заключил он.
   - Да услышит тебя бог, сын мой! - ответила Якита, которая так пытливо смотрела на сына, что он с трудом выдерживал ее взгляд.
   В свою очередь, Маноэль, как будто по уговору с Бенито, постарался успокоить Минью, уверяя ее, что судья Жаррикес убежден в невиновности Жоама Дакосты и приложит все силы, чтобы его спасти.
   - Я так хочу вам верить, Маноэль! - ответила девушка, но не могла сдержать слез.
   Маноэль поскорее отошел от нее. Он чувствовал, что и на его глаза навертываются слезы, противореча тем обнадеживающим словам, которые он только что говорил.
   Между тем подошел час ежедневного свидания с заключенным, и Якита с дочерью поспешно отправились в Манаус.
   А Бенито и Маноэль целый час разговаривали с лоцманом Араужо. Они рассказали ему свой план во всех подробностях и советовались с ним, как лучше подготовить побег и какие меры принять для безопасности беглеца.
   Араужо все одобрил. Когда наступит ночь, он осторожно, чтобы не вызывать подозрений, проведет пирогу по каналу, который ему хорошо знаком, до того места, где надо ждать Жоама Дакосту. Потом ему будет совсем не трудно вернуться обратно к устью Риу-Негру, и пирога спустится по течению, незаметная среди разных обломков, всегда плывущих по реке.
   Араужо не возражал и против намерения доплыть по Амазонке до Мадейры. Он тоже считал, что лучшего плана не придумать. Русло Мадейры он знал на протяжении более ста миль. Если, вопреки вероятности, погоня пойдет в этом направлении, то в здешних довольно пустынных краях ее будет легко обмануть и забраться хоть в самую глубину Боливии; а если Жоам Дакоста захочет покинуть свою страну, для него будет не так опасно сесть на судно с Тихоокеанского побережья, как с Атлантического.
   Согласие Араужо сразу подбодрило молодых людей. Они верили в практическую сметку лоцмана и имели на то основания. А уж в преданности этого доброго человека не приходилось сомневаться. Он, не задумываясь, поставил бы на карту свою свободу и даже жизнь, чтобы спасти хозяина икитосской фазенды.
   Араужо немедленно, но в строжайшей тайне приступил к подготовке побега. Бенито дал ему крупную сумму золотом на случай неожиданных расходов во время плавания по Мадейре. Лоцман велел приготовить пирогу, заявив, что отправляется на поиски Фрагозо: он до сих пор не вернулся, и это очень тревожило всех его спутников.
   Потом Араужо сам уложил в пирогу запас провизии на несколько дней, а также веревки и инструменты, за которыми молодые люди должны были прийти на набережную в условленном месте и в назначенный час.
   Команда жангады не обратила особенного внимания на эти приготовления. Даже двух негров, которых лоцман выбрал гребцами за их силу, он не посвятил в свои планы. Впрочем, на них он мог вполне положиться. Араужо не сомневался, что, когда они узнают, что помогли бежать своему хозяину из темницы, когда Жоам Дакоста будет освобожден и отдан на их попечение, они пойдут на все и не побоятся даже рискнуть жизнью ради спасения беглеца.
   После обеда все было уже готово к отплытию. Оставалось только дождаться темноты.
   Но, прежде чем начинать, Маноэль хотел в последний раз увидеть Жаррикеса. Быть может, судья скажет ему что-нибудь новое по поводу документа. Бенито предпочел остаться на жангаде и дождаться возвращения матери и сестры.
   Итак, Маноэль отправился к судье Жаррикесу один, и был немедленно принят.
   Судья по-прежнему безвыходно сидел у себя в кабинете и был все так же возбужден. Документ, измятый его нетерпеливой рукой, по-прежнему лежал перед ним на столе.
   - Сударь, - проговорил Маноэль, и голос его дрогнул, - вы получили из Рио-де-Жанейро?..
   - Нет, - ответил судья, - приказ еще не получен... Но его можно ждать с минуты на минуту!..
   - А документ?
   - Ни черта не выходит! - взорвался судья. - Я пробовал все... Все, что мне подсказывало воображение! И все без толку!
   - Без толку!