Страница:
– Повернись ко мне спиной, – процедил Пётр сквозь зубы, сними свой ремень…
Марина повиновалась, и он крепко скрутил ей руки за спиной.
– Вот так…
– Зачем ты? – попробовала она заговорить мягким тоном.
– Чтобы ты не вздумала удрать… Сиди… Жди меня… Я скоро… скоро…
– Мне холодно, Петя, и руки больно от ремня… Слышишь меня?
Он не ответил. Посмотрев на мужа, Марина увидела, что он прислонился спиной к шершавому стволу сосны и свесил голову, будто лишившись сил. Волосы поникли, мокрые и тяжёлые, нависли тёмной прядью над сведёнными бровями. Пётр Чернодеревцев впал в забытье, бормоча непонятные обрывки фраз про кровь, шаманов и украденную душу.
Коршуновы
Клыки безумства
Марина повиновалась, и он крепко скрутил ей руки за спиной.
– Вот так…
– Зачем ты? – попробовала она заговорить мягким тоном.
– Чтобы ты не вздумала удрать… Сиди… Жди меня… Я скоро… скоро…
– Мне холодно, Петя, и руки больно от ремня… Слышишь меня?
Он не ответил. Посмотрев на мужа, Марина увидела, что он прислонился спиной к шершавому стволу сосны и свесил голову, будто лишившись сил. Волосы поникли, мокрые и тяжёлые, нависли тёмной прядью над сведёнными бровями. Пётр Чернодеревцев впал в забытье, бормоча непонятные обрывки фраз про кровь, шаманов и украденную душу.
Коршуновы
– Чтоб им всем пусто было, – то и дело рычал Матвей, – вынудили-таки, сволочи, по тайге шнырять.
– Болтай поменьше, – рявкнул Павел, глядя себе под ноги, – да благодари Бога за то, что он нас от пули уберёг.
– Чего мне его благодарить-то? – огрызнулся Матвей. – Может, мне и за устроенную на нас засаду благодарить его? Нет уж, брательник, ты про Бога мне не впаривай. Я всю жисть лишь на собственные руки и ноги полагался и вот до сих пор на воле. Из всяких передряг целым выходил. И Бог твой тут ни при чём.
– Прикуси язык… Слышишь? – Павел остановился, насторожившись всем телом. Его заросшее лицо напряглось, глаза сверкнули. – Голоса вроде…
– Кажись, слышу что-то.
– Дождь мешает, сука проливная. Но голоса есть, это как пить дать. Где мы сейчас? – Павел осмотрелся, ноздри его шевельнулись. – Никак навозом конским тянет, чуешь?
– Есть малость. Тут, наверное, база, где туристы ночуют, высказал предположение Матвей и встряхнулся, разбрызгивая во все стороны накопившуюся в одежде воду. – Верно говорю, Павло, тут где-то база должна быть. Мы ж сколько отмахали, аж до самого озера дотопали, а у них здеся тропа проходит от Ушлой Низины до Вороньей Горы.
– Тогда валяем далее, – решительно сказал Павел.
Он был старше Матвея года на четыре, впрочем, выглядели братья почти ровесниками. Трудно было определить по внешнему виду, кого из них жизнь потрепала сильнее. Два глубоких шрама через всю левую половину лица Матвея придавали его внешности особую свирепость, но в облике Павла имелось нечто неуловимое, что заставляло думать, глядя на него, что он обладал более суровым и даже жестоким нравом.
Сейчас оба они, промокшие до корней волос, выпачканные по грудь в грязи, покрытые многодневной щетиной, источающие густой запах немытых тел, – одним словом, внушающие всей своей наружностью подозрение, взяли ружья наперевес и приготовились к любой неожиданности.
– Вперёд? Ты хочешь, чтобы мы пошли на базу? – Матвей по-собачьи наклонил голову набок. Казалось, что уши его вот-вот встанут торчком.
– Ясный пень, на базу. Мне в тайге ждать неколи. Пожрём там с туристами, отогреемся. Нам пужаться нечего. Назовёмся охотниками, скажем, что заплутались во время грозы, с пути сбились. Чё тут гадать-то? – Павел перебросил ружьё через плечо. – Пошли. Авось выведет кривая.
– Рискованно это, Павло, – неуверенно покачал головой младший Коршунов.
– Ты башкой не тряси. У нас выбора нет. До Куюса нам ещё топать и топать. А здесь мы переждём чуток, сил поднаберёмся, может, что-нибудь разузнаем, лошадок прихватим и за пару дней спустимся в низину. Там осмотримся и, если всё чин чинарём, если легавые нас не заметут, то рванём дальше на север.
– Зря ты того инспектора порешил, – посетовал Матвей.
– Он сам на мой ствол вышел, к тому же меня на мушку подцепил, язва, – хищно оскалился Павел. – Мне теперь никак нельзя им в лапы даться.
– Это точно, – поддакнул Матвей и тоже бросил ружьё за плечо. – Пошли, что ли?
Они медленно двинулись вперёд, вслушиваясь в неясные звуки, доносившиеся откуда-то спереди. Вскоре они вышли на широкую, хорошо утоптанную тропу, поперёк которой тут и там тянулись могучие корни деревьев, скользкие, блестящие, омытые дождём и похожие на щупальца неведомых чудовищ. Минут через пять сквозь мокрую листву стала видна первая избушка, затем появилась вторая. На одной белел рогатый олений череп, стена другой была сплошь увешана ремнями и верёвками. Не менее десяти человек уныло бродили по залитому водой пространству между бревенчатыми строениями, негромко переговариваясь.
– Что-то они хмурые какие-то, – произнёс негромко Матвей, – туристы обычно шумнее ведут себя, веселее, беззаботнее.
– Да, мрачноваты они для отдыхающих, – согласился старший брат, – погода, что ли, придавила их?
– Не нравится мне это место, Павло, – скрипнул зубами Матвей. – Чует моё ретивое, что не дело нам сюда соваться.
– Выбирать не приходится, у меня живот от голода в узел свернулся. Пошли. Только ты язык не очень-то распускай и держи себя в руках. Норов свой поглубже запрячь, а то я тебя знаю, стервеца.
Они вышли на опушку спокойно, не таясь, надев на лица маски доброжелательных, но очень утомлённых людей.
– День добрый! – воскликнул Павел, приближаясь к туристам.
– Кому добрый, а кому и не очень, – донеслось в ответ сквозь негромкий гул голосов.
– Случилось что? – старший Коршунов довольно-таки естественно изобразил любопытство.
Навстречу шагнуло человек пять, и один из них, одетый в стёганку и мятые военные штаны, заправленные в высокие сапоги, сказал:
– Неприятность у нас случилась, человека застрелили насмерть.
– Как так?
– Турист наш тронулся, похоже, в уме. Ни с того ни с сего шарахнул из дробовика и убил Ваську, одного из инструкторов. Наповал… Врач уже не нужен.
За спиной человека в стёганке стоял седовласый старикан и бормотал что-то нечленораздельное. Он то и дело надевал на нос очки, затем снимал их и нервно крутил пальцами.
– Сегодня сорока у нас на задах с самого утра строчила – примета в руку: к гостям или к вестям. Вы проходите в дом, вон в ту избу, в этой мы покойника положили до приезда милиции, – сказал человек в стёганке.
При упоминании о приезде милиции Павел Коршунов насторожился, но ничего не сказал и едва уловимо показал брату глазами, чтобы тот ничего не спрашивал.
– Я тут покамест за старшего, – объяснил человек в стёганке. – Меня Иваном зовут. Я на базе дежурил до приезда группы.
– Что ж так мало вас?
– Из инструкторов, которые с туристами приехали, здесь сейчас только Олегыч. Был ещё Женька, но запропастился куда-то, пожал плечами Иван. – Боюсь, как бы его этот сумасшедший тоже не порешил. Олегыч сейчас бродит поблизости, ищет его… А вы откуда такие измученные?
– Оттуда, – Павел неопределённо махнул рукой вверх по тропе, – в грозу заплутались, теперь хотим до Куюса добраться… Перекусить не найдётся?
– Только что суп поспел, тушёнкой заправили, – без малейшего аппетита в голосе сообщил Иван. – Славно, что у вас ружья имеются. Мы теперь не знаем, чего от этого сумасшедшего ожидать. Он ведь умыкнул Васькину двустволку. У нас, правда, ещё два ружья есть, но всё-таки… Сумасшедший есть сумасшедший…
– Долго вы плутали? – подошёл к ним мужчина лет тридцати семи и протянул Коршуновым руку. – Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Лисицын, друзья кличут Лисом.
– А мы, – Павел замялся на пару секунду, – Коршуновы… Павел и Матвей Коршуновы.
– Братья? – совсем не весело улыбнулся Сергей, думая о чём-то своём.
– Братья, – кивнул Павел.
– Не наткнулись ни на кого?
– В каком смысле? – насторожился Матвей. – Чего это нам натыкаться на кого-то? Мы сами по себе.
– Что вы так набычились сразу? – удивился Сергей. – Я имею в виду нашего Петра… Ну того, который спятил…
– Не-е, не видали никого, – решительно замотал головой Павел.
– Пойдёмте-ка суп хлебать. Слышите запах? Похоже, наши женщины сварганили недурственные щи, – Лисицын взмахнул рукой, – там и поговорим. Может, вы присоветуете что-нибудь. Вы, как я понимаю, люди бывалые, лес знаете.
– Это точно, – сплюнул Матвей, – сызмальства по тайге шныряем.
– И всё-таки сбились с пути, – хмыкнул Сергей.
– С кем не бывает…
Войдя в дом, Коршуновы устроились за длинным столом поближе к двери. В доме царила почти тишина, туристы, пришибленные сознанием случившегося на их глазах убийства, чувствовали себя потерянными. Они приехали в горы Алтая отдохнуть, но теперь ощущали себя почти заложниками обезумевшего человека. Они были отрезаны от цивилизованного мира, они всерьёз испугались за свои жизни.
Снаружи послышался топот копыт.
– А вот и Олегыч! – радостно воскликнул Иван, вытирая руки о стёганку. – Какие новости?
Коршуновы одновременно повернули головы к двери и увидели хмурого мужчину лет сорока. Пришедший обвёл глазами всех собравшихся и кивком головы пригласил Ивана выйти:
– Подойди, пошептаться надо…
Иван не заставил себя ждать и быстро выбрался из-за стола. Сергей Лисицын покрутил деревянную ложку в руке, облизал её и тоже поднялся, решив разузнать, что стряслось. Олегыч бросил на него короткий взгляд, когда он подошёл к нему следом за Иваном, но не прогнал, он чувствовал в Лисицыне человека серьёзного и решительного.
– Я нашёл Женьку, – сообщил Олегыч едва слышно, – он убит, два удара ножом в спину… прямо под сердце. Между прочим, моим ножом убит. Нож-то мой поутру пропал, видать, этот псих его спёр у меня…
– Дела… – протянул Иван и поскрёб ногтями заросший подбородок.
– А это кто такие? – тихонько спросил Олегыч, стрельнув глазами на Коршуновых.
– Не знаю, – пожал плечами Иван. – Назвались Коршуновыми. По мне, хоть Коршуновы, хоть Орловы, хоть Кукушкины. Лишь бы беды не принесли.
– С ружьишками пришли? Охотники, что ли? – уточнил Олегыч.
– С дробовиками, – сказал Сергей, не поворачиваясь к дому, – утверждают, что заплутались в тайге во время грозы.
– Может быть, – неопределённо пробормотал Олегыч, – всё может быть. Что нам с Женькой-то делать?
– Надо бы сюда его доставить, – не то предложил, не то спросил Иван.
– Надо-то, конечно, надо, – Сергей сжал руки в кулаки и хрустнул пальцами, – только ведь народ до смерти перепугается. Второй труп! Представляете, что это такое для обычных горожан?
– А ты сам-то не боишься, что ли? – полюбопытствовал Олегыч. – Мы-то хоть и не каждый день с такими делами сталкиваемся, но всё же разного понюхали в тайге.
– Мне тоже приходилось через кровь пройти, – кисло улыбнулся Сергей.
– Это у тебя пулевое? – Олегыч указал пальцем на расстёгнутую на груди Сергея рубашку; там виднелись два следа, похожие на желваки.
– Это давнишняя история, – отмахнулся Лисицын, – с войны осталось.
– Где случилось? – в глазах Олегыча вспыхнул неподдельный интерес.
– В Ченгремском районе. Меня свои ранили. Можно сказать, что убили.
– Чего ж так? Специально, что ли? – не поверил Иван. – Я многое про Кавказ слыхал, рассказывают, что там иногда наши наших же косили не то по глупости, не то по приказу…
– Нет, я случайно попал под пули. Мы на засаду напоролись, я журналистом там был, – пояснил Лисицын. – Офицеры с инспекцией ехали и нарвались на засаду. Всех покосило на месте, некоторых в голову добивали. Я под машиной залёг…
Перед глазами Сергея возникла картина из страшного военного прошлого. Он увидел грязное дно завалившегося на бок грузовика, услышал приглушённый стрекот автоматов, разглядел неподвижные тела в простреленных гимнастёрках, битое стекло взорванного «уазика», чью-то фуражку под каплями дождя. И снова почувствовал тупой удар в грудь…
– И что? – вернул его к действительности Олегыч. – Все погибли?
– Думаю, что все. Очень всё быстро случилось. Затем на холме появился наш БТР и стал лупить из пулемёта, за ним шли спецназовцы. Тут меня и пришпилило к земле. А выходил меня, как это ни странно, один из тех горцев, что участвовал в засаде. До сих пор не знаю, что заставило его поступить таким образом. Он и сам не смог объяснить, сказал только, что так было нужно…
– Выходит, ты, Серёга, тёртый калач, – заключил Олегыч.
– Нет ли у вас чего горячительного? – гаркнул Матвей, выглянув из открытой двери.
– Водки, что ли? – откликнулся Иван. – Есть у меня маленько спирта.
– Не мешало бы дёрнуть чуток, чтобы оклематься после дождя. Угостишь, не зажмёшься? – ухмыльнулся Коршунов.
– Чего там зажиматься, – Иван залез на верхнюю полку, громыхнул жестянками и извлёк из глубины хорошенькую бутыль из чёрного стекла. Бутыль увесисто булькнула, показывая, что во чреве её плескалась отнюдь не малость спирта, а добрый литр, а то и более того. – Подставляй кружку, Матвей. Брат твой присоединится?
– В стороне от угощения не останусь, – подал голос старший Коршунов, – наливай.
– Воды зачерпните для запивки, – посоветовал Олегыч.
– Не-е, мы чистого махнём, дело привычное, – улыбнулся Матвей и запрокинул голову, одним махом влив в себя содержимое алюминиевой кружки. – Ах, славно дерёт!
***
Шум поднялся внезапно. Сергей сидел возле задумчиво курящего Ивана на лавке, представляющей собой широкую доску, приколоченную к двум вертикальным чурбанам, и вслушивался в звук падающих с деревьев капель, когда послышался внезапный грохот жестяных мисок и кружек, полетевших на пол.
– Да сколько же можно, уберите вы свои руки в конце концов! – женский голос воскликнул не столько возмущённо, сколько испуганно.
– Что там у них? – вздрогнул Иван и резко встал. Нервы у всех были достаточно напряжены.
– Пойдём-ка туда, – откликнулся Лисицын и быстро вошёл в избу.
Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить всю обстановку. Коршуновы успели изрядно набраться, их разморило, и Матвея потянуло на развлечения. Судя по всему, он пытался приударить за одной из туристок, пышногрудой и голубоглазой. Сергей Лисицын обратил на неё внимание в первый же день приезда в Нижний Лагерь. Она не отличалась красотой, можно даже сказать, что была совсем простенькой, а то и невзрачной. Но её голубые глаза заменяли все остальные прелести, которыми обладают смазливые барышни. Её звали Тамара. Она всегда вела себя тихо, неприметно, как мышонок, будто старалась всячески избегать постороннего внимания. И вдруг на неё положил глаз пьяный, насквозь пропотевший мужик с грязными волосами и рожей, усеянной чёрной щетиной.
– Прекратите же лапать меня! – Она передвинулась уже на самый край лавки и прижалась спиной к стене.
– Да ладно тебе, – развязно отвечал Матвей, тяжело оглаживая широкой тёмной ладонью женское плечо. – Не маленькая небось, ничто, как говорится, человеческое…
– Прекратите! – Она попыталась встать, но Матвей больно впился крепкими пальцами в её плечо и усадил на прежнее место.
– Сидеть, соска! – внезапно повысил голос Матвей, и его рука властно скользнула с плеча Тамары на белую шею. – Эка от тебя славный дух идёт, чисто молочный…
Павел Коршунов тем временем пересел из-за стола на пол в угол избы на чей-то свёрнутый в рулон мягкий спальник и в блаженстве откинул голову назад, уперевшись растрёпанным затылком в стену. В ногах у него стояла очередная кружка со спиртом, рядом лежало ружьё. Вслушиваясь в голос младшего брата, пристававшего к Тамаре, он расслаблялся, словно внемля убаюкивающей песне.
От внезапно пробудившегося в Матвее буйства туристы оторопели, сгрудились, боясь проронить лишний звук. Весь мир превратился для них теперь в неукротимый кошмар, оскалившийся бешеными клыками и выставивший перед собой сизый срез ружейного ствола, от которого разило только что сгоревшим порохом. Несколько часов назад рехнувшийся Пётр застрелил на их глазах инструктора Василия. Теперь пришли эти двое, тоже вооружённые, напились, превратились в свиней и могли в любую секунду начать палить из всех ружей куда ни попадя.
– Отпустите же меня! – взмолилась Тамара, снова попыталась освободиться и полными отчаянья глазами взглянула на остальных людей.
Кто-то из мужчин неуверенно подал голос, деликатно попросив Матвея прекратить хулиганство, но тот лишь рыкнул в ответ. Его взор затуманился. Потеряв над собой контроль, он сгрёб Тамару в охапку одной рукой и выволок из-за стола, не выпуская из другой ружья. Девушка вскрикнула.
В это время и вошли в избу Сергей и Иван.
В два прыжка Лисицын покрыл пространство, отделявшее его от Матвея, и впился в его взъерошенную шевелюру. Пальцы ощутили жирность давно не мытых волос. Матвей удивлённо гыкнул, поддался сильному движению Лисицына, выгнулся, оскалился и в следующую секунду громко охнул: Сергей наградил его двумя короткими, неуловимо быстрыми ударами в поясницу. Матвей грузно опустился на пол, громко стукнувшись коленями.
– Ну, язва, щас я тя урою, – прошептал он.
Однако ему потребовалось не менее минуты, чтобы очухаться, Сергей же тем временем забрал у него двустволку и положил на стол.
– Нужно уметь себя вести… – начал было Лисицын, повернувшись к Матвею спиной, но в то же мгновение браконьер вскочил на ноги и бросился на него, выпучив красные блестящие глаза.
– Серёга! – только и успел выкрикнуть Иван.
Лисицын услышал шум позади и стремительно повернулся. Выпитый спирт заметно притупил чувства браконьера, только поэтому он смог столь легко прийти в себя. Однако движения его были неточными. Огромный кулак размашисто скользнул в воздухе, но не попал, как Матвею того хотелось, в голову Лисицына. Кулак стукнул в плечо. Сергей качнулся, продолжая разворачиваться, ловко упёрся руками в стол за спиной и оттолкнулся от пола обеими ногами. Его тело взмыло вверх, сжалось в комок на уровне груди Матвея и тут же распрямилось, как тугая пружина. Две сильные ступни одновременно ткнулись в грудь Матвея и отшвырнули его к стене.
Браконьер не упал, стена удержала его. Он рванулся влево, затем сразу метнулся вправо и выбежал в дверь, свалив могучим ударом возникшего на его пути Ивана. Сергей бросился за ним. Разбежавшись, он кубарем бросился Матвею под ноги и сбил его в лужу, подняв столб холодных грязных брызг. Браконьер быстро трезвел от сыпавшихся на него ударов и сам не плошал, отбиваясь тяжёлыми кулаками. Однако против Сергея у него было мало шансов.
Когда из дома выбежали люди и Иван подлетел к дерущимся, руки Матвея были уже заломлены за спину. Его чумазое лицо скривилось в бессильной ярости, волосы налипли на глаза.
– Всё нормально, – посмотрел на подбежавшего инструктора Лисицын. – Больше он не будет кусаться. Надо бы скрутить его до приезда милиции.
– Это уж хрен вам! Немедля отвалите от него! – послышался хриплый окрик.
Все оглянулись и увидели Павла с поднятым ружьём. Пока продолжалась драка, на старшего Коршунова никто не обращал внимания, про него просто забыли, сочтя за уснувшего. Однако он знал, что делать. Он затаился, как это умеют делать настоящие таёжные жители, притих, сделавшись как бы невидимым, но теперь встал и взял ситуацию под контроль.
– Оставьте брательника, – взмахнул он двустволкой. – Слышь, Матвей? Поднимайся и скоренько вали в ту хату.
– Зачем? – сплёвывая кровь с губ, избитый браконьер медленно поднялся.
– У них там рация. Лупани в неё разок картечью, чтобы не трепались больше ни с кем. Нам с тобой и без того ищеек на хвосте хватает. Давай живее! И кончай кулаки сжимать, драки боле не будет. Успокойся или я тебя самого продырявлю, слышишь? Шибко много с тобой хлопот…
Павел бросил брату второй дробовик, и младший Коршунов недовольно побрёл в избу, где находилась крохотная радиостанция. В дверях он остановился и злобно ухмыльнулся:
– А ну выходь! Нечего меня подкарауливать, хрен пеньковый!
Из дома шагнул расстроенный Олегыч с топором в руке.
– Глазастый чёрт, – проворчал инструктор, проходя мимо Матвея.
– Глазами кормлюсь, – бросил в ответ браконьер и сильно ткнул Олегыча стволом в спину. – Топай, топай.
Через несколько секунд раздался выстрел, слившийся с металлическим визгом покорёженной рации, затем второй, и вскоре Матвей появился на пороге, вгоняя в ружьё новые патроны.
– Так что теперь прощайте, – сказал Павел, садясь верхом на кобылку и не сводя с толпившихся людей оружия. – Отдыхайте на здоровье, места здесь пригожие.
– А с тобой, язва, – крикнул Матвей, впрыгивая на второго коня и обращаясь к Лисицыну, – я когда-нибудь свижусь!
Всадники быстро скрылись, оставив туристическую базу в гробовом молчании.
– Ну что, братцы? – Иван медленно обвёл глазами собравшихся. – Сколько нас тут? И не сумели совладать с двумя бандитами? Аль стволов у нас своих нет? Как сопляков каких-то уделали нас! Тьфу!.. Кстати, теперь уж нечего темнить, настроение у всех изгажено, так что скажу вам всё до конца.
– Что ещё? – ахнул женский голос.
– Этот сумасшедший Пётр убил и Женьку нашего. Ножом в спину.
– Ой…
– Вы должны всё знать. Отдых у вас не получился, к сожалению. Пока не прибудет милиция, мы никуда отсюда не двинемся. А там уж вы решайте сами, поедете вы дальше или двинетесь обратно, – сказал Олегыч.
– Словом, сейчас у нас здесь военное положение, – подвёл итог Лисицын. – Держитесь все вместе. Из дома не выходите.
– А если по нужде, то как? – спросил неуверенный мужской голос.
– По нужде придётся с охраной, – после некоторого раздумья решил Иван. – Я, Олегыч или Сергей, в общем, кто-нибудь из нас будет с вами ходить, держа ружьё наготове. У нас есть два дробовика.
– И женщины тоже под вашим присмотром будут… в туалет… ну?.. – задала вопрос голубоглазая Тамара, успевшая прийти в себя.
– Иначе нельзя, – решительно ответил Сергей.
– Ужас какой-то…
Тем временем Коршуновы скакали вниз по тропе. Матвей матерился, Павел мрачно молчал.
– Съехать нам надо где-то с тропы, – сказал вдруг Павел.
– Чего это?
– Они поутру милицию из Куюса вызвали из-за того убитого. Так что мы завтра наткнёмся на патруль, это уж как пить дать, а то и раньше.
– Вот бляди городские…
И тут они умолкли.
Впереди, поставив коня поперёк тропы, молча смотрел на Коршуновых незнакомый мужчина. Он сидел верхом, нагнувшись вперёд и опершись локтем на холку своего несёдланого скакуна. На руке его лежало охотничье ружьё, направленное на Коршуновых. Но не это поразило братьев, а то, что незнакомый всадник был совершенно голый. Единственный предмет туалета, если так можно выразиться, составлял висевший на талии патронташ. Нагое тело совсем не спортивного сложения было густо обмазано глиной от бёдер до шеи. Грязь покрывала и его лицо.
– Болтай поменьше, – рявкнул Павел, глядя себе под ноги, – да благодари Бога за то, что он нас от пули уберёг.
– Чего мне его благодарить-то? – огрызнулся Матвей. – Может, мне и за устроенную на нас засаду благодарить его? Нет уж, брательник, ты про Бога мне не впаривай. Я всю жисть лишь на собственные руки и ноги полагался и вот до сих пор на воле. Из всяких передряг целым выходил. И Бог твой тут ни при чём.
– Прикуси язык… Слышишь? – Павел остановился, насторожившись всем телом. Его заросшее лицо напряглось, глаза сверкнули. – Голоса вроде…
– Кажись, слышу что-то.
– Дождь мешает, сука проливная. Но голоса есть, это как пить дать. Где мы сейчас? – Павел осмотрелся, ноздри его шевельнулись. – Никак навозом конским тянет, чуешь?
– Есть малость. Тут, наверное, база, где туристы ночуют, высказал предположение Матвей и встряхнулся, разбрызгивая во все стороны накопившуюся в одежде воду. – Верно говорю, Павло, тут где-то база должна быть. Мы ж сколько отмахали, аж до самого озера дотопали, а у них здеся тропа проходит от Ушлой Низины до Вороньей Горы.
– Тогда валяем далее, – решительно сказал Павел.
Он был старше Матвея года на четыре, впрочем, выглядели братья почти ровесниками. Трудно было определить по внешнему виду, кого из них жизнь потрепала сильнее. Два глубоких шрама через всю левую половину лица Матвея придавали его внешности особую свирепость, но в облике Павла имелось нечто неуловимое, что заставляло думать, глядя на него, что он обладал более суровым и даже жестоким нравом.
Сейчас оба они, промокшие до корней волос, выпачканные по грудь в грязи, покрытые многодневной щетиной, источающие густой запах немытых тел, – одним словом, внушающие всей своей наружностью подозрение, взяли ружья наперевес и приготовились к любой неожиданности.
– Вперёд? Ты хочешь, чтобы мы пошли на базу? – Матвей по-собачьи наклонил голову набок. Казалось, что уши его вот-вот встанут торчком.
– Ясный пень, на базу. Мне в тайге ждать неколи. Пожрём там с туристами, отогреемся. Нам пужаться нечего. Назовёмся охотниками, скажем, что заплутались во время грозы, с пути сбились. Чё тут гадать-то? – Павел перебросил ружьё через плечо. – Пошли. Авось выведет кривая.
– Рискованно это, Павло, – неуверенно покачал головой младший Коршунов.
– Ты башкой не тряси. У нас выбора нет. До Куюса нам ещё топать и топать. А здесь мы переждём чуток, сил поднаберёмся, может, что-нибудь разузнаем, лошадок прихватим и за пару дней спустимся в низину. Там осмотримся и, если всё чин чинарём, если легавые нас не заметут, то рванём дальше на север.
– Зря ты того инспектора порешил, – посетовал Матвей.
– Он сам на мой ствол вышел, к тому же меня на мушку подцепил, язва, – хищно оскалился Павел. – Мне теперь никак нельзя им в лапы даться.
– Это точно, – поддакнул Матвей и тоже бросил ружьё за плечо. – Пошли, что ли?
Они медленно двинулись вперёд, вслушиваясь в неясные звуки, доносившиеся откуда-то спереди. Вскоре они вышли на широкую, хорошо утоптанную тропу, поперёк которой тут и там тянулись могучие корни деревьев, скользкие, блестящие, омытые дождём и похожие на щупальца неведомых чудовищ. Минут через пять сквозь мокрую листву стала видна первая избушка, затем появилась вторая. На одной белел рогатый олений череп, стена другой была сплошь увешана ремнями и верёвками. Не менее десяти человек уныло бродили по залитому водой пространству между бревенчатыми строениями, негромко переговариваясь.
– Что-то они хмурые какие-то, – произнёс негромко Матвей, – туристы обычно шумнее ведут себя, веселее, беззаботнее.
– Да, мрачноваты они для отдыхающих, – согласился старший брат, – погода, что ли, придавила их?
– Не нравится мне это место, Павло, – скрипнул зубами Матвей. – Чует моё ретивое, что не дело нам сюда соваться.
– Выбирать не приходится, у меня живот от голода в узел свернулся. Пошли. Только ты язык не очень-то распускай и держи себя в руках. Норов свой поглубже запрячь, а то я тебя знаю, стервеца.
Они вышли на опушку спокойно, не таясь, надев на лица маски доброжелательных, но очень утомлённых людей.
– День добрый! – воскликнул Павел, приближаясь к туристам.
– Кому добрый, а кому и не очень, – донеслось в ответ сквозь негромкий гул голосов.
– Случилось что? – старший Коршунов довольно-таки естественно изобразил любопытство.
Навстречу шагнуло человек пять, и один из них, одетый в стёганку и мятые военные штаны, заправленные в высокие сапоги, сказал:
– Неприятность у нас случилась, человека застрелили насмерть.
– Как так?
– Турист наш тронулся, похоже, в уме. Ни с того ни с сего шарахнул из дробовика и убил Ваську, одного из инструкторов. Наповал… Врач уже не нужен.
За спиной человека в стёганке стоял седовласый старикан и бормотал что-то нечленораздельное. Он то и дело надевал на нос очки, затем снимал их и нервно крутил пальцами.
– Сегодня сорока у нас на задах с самого утра строчила – примета в руку: к гостям или к вестям. Вы проходите в дом, вон в ту избу, в этой мы покойника положили до приезда милиции, – сказал человек в стёганке.
При упоминании о приезде милиции Павел Коршунов насторожился, но ничего не сказал и едва уловимо показал брату глазами, чтобы тот ничего не спрашивал.
– Я тут покамест за старшего, – объяснил человек в стёганке. – Меня Иваном зовут. Я на базе дежурил до приезда группы.
– Что ж так мало вас?
– Из инструкторов, которые с туристами приехали, здесь сейчас только Олегыч. Был ещё Женька, но запропастился куда-то, пожал плечами Иван. – Боюсь, как бы его этот сумасшедший тоже не порешил. Олегыч сейчас бродит поблизости, ищет его… А вы откуда такие измученные?
– Оттуда, – Павел неопределённо махнул рукой вверх по тропе, – в грозу заплутались, теперь хотим до Куюса добраться… Перекусить не найдётся?
– Только что суп поспел, тушёнкой заправили, – без малейшего аппетита в голосе сообщил Иван. – Славно, что у вас ружья имеются. Мы теперь не знаем, чего от этого сумасшедшего ожидать. Он ведь умыкнул Васькину двустволку. У нас, правда, ещё два ружья есть, но всё-таки… Сумасшедший есть сумасшедший…
– Долго вы плутали? – подошёл к ним мужчина лет тридцати семи и протянул Коршуновым руку. – Давайте знакомиться. Меня зовут Сергей Лисицын, друзья кличут Лисом.
– А мы, – Павел замялся на пару секунду, – Коршуновы… Павел и Матвей Коршуновы.
– Братья? – совсем не весело улыбнулся Сергей, думая о чём-то своём.
– Братья, – кивнул Павел.
– Не наткнулись ни на кого?
– В каком смысле? – насторожился Матвей. – Чего это нам натыкаться на кого-то? Мы сами по себе.
– Что вы так набычились сразу? – удивился Сергей. – Я имею в виду нашего Петра… Ну того, который спятил…
– Не-е, не видали никого, – решительно замотал головой Павел.
– Пойдёмте-ка суп хлебать. Слышите запах? Похоже, наши женщины сварганили недурственные щи, – Лисицын взмахнул рукой, – там и поговорим. Может, вы присоветуете что-нибудь. Вы, как я понимаю, люди бывалые, лес знаете.
– Это точно, – сплюнул Матвей, – сызмальства по тайге шныряем.
– И всё-таки сбились с пути, – хмыкнул Сергей.
– С кем не бывает…
Войдя в дом, Коршуновы устроились за длинным столом поближе к двери. В доме царила почти тишина, туристы, пришибленные сознанием случившегося на их глазах убийства, чувствовали себя потерянными. Они приехали в горы Алтая отдохнуть, но теперь ощущали себя почти заложниками обезумевшего человека. Они были отрезаны от цивилизованного мира, они всерьёз испугались за свои жизни.
Снаружи послышался топот копыт.
– А вот и Олегыч! – радостно воскликнул Иван, вытирая руки о стёганку. – Какие новости?
Коршуновы одновременно повернули головы к двери и увидели хмурого мужчину лет сорока. Пришедший обвёл глазами всех собравшихся и кивком головы пригласил Ивана выйти:
– Подойди, пошептаться надо…
Иван не заставил себя ждать и быстро выбрался из-за стола. Сергей Лисицын покрутил деревянную ложку в руке, облизал её и тоже поднялся, решив разузнать, что стряслось. Олегыч бросил на него короткий взгляд, когда он подошёл к нему следом за Иваном, но не прогнал, он чувствовал в Лисицыне человека серьёзного и решительного.
– Я нашёл Женьку, – сообщил Олегыч едва слышно, – он убит, два удара ножом в спину… прямо под сердце. Между прочим, моим ножом убит. Нож-то мой поутру пропал, видать, этот псих его спёр у меня…
– Дела… – протянул Иван и поскрёб ногтями заросший подбородок.
– А это кто такие? – тихонько спросил Олегыч, стрельнув глазами на Коршуновых.
– Не знаю, – пожал плечами Иван. – Назвались Коршуновыми. По мне, хоть Коршуновы, хоть Орловы, хоть Кукушкины. Лишь бы беды не принесли.
– С ружьишками пришли? Охотники, что ли? – уточнил Олегыч.
– С дробовиками, – сказал Сергей, не поворачиваясь к дому, – утверждают, что заплутались в тайге во время грозы.
– Может быть, – неопределённо пробормотал Олегыч, – всё может быть. Что нам с Женькой-то делать?
– Надо бы сюда его доставить, – не то предложил, не то спросил Иван.
– Надо-то, конечно, надо, – Сергей сжал руки в кулаки и хрустнул пальцами, – только ведь народ до смерти перепугается. Второй труп! Представляете, что это такое для обычных горожан?
– А ты сам-то не боишься, что ли? – полюбопытствовал Олегыч. – Мы-то хоть и не каждый день с такими делами сталкиваемся, но всё же разного понюхали в тайге.
– Мне тоже приходилось через кровь пройти, – кисло улыбнулся Сергей.
– Это у тебя пулевое? – Олегыч указал пальцем на расстёгнутую на груди Сергея рубашку; там виднелись два следа, похожие на желваки.
– Это давнишняя история, – отмахнулся Лисицын, – с войны осталось.
– Где случилось? – в глазах Олегыча вспыхнул неподдельный интерес.
– В Ченгремском районе. Меня свои ранили. Можно сказать, что убили.
– Чего ж так? Специально, что ли? – не поверил Иван. – Я многое про Кавказ слыхал, рассказывают, что там иногда наши наших же косили не то по глупости, не то по приказу…
– Нет, я случайно попал под пули. Мы на засаду напоролись, я журналистом там был, – пояснил Лисицын. – Офицеры с инспекцией ехали и нарвались на засаду. Всех покосило на месте, некоторых в голову добивали. Я под машиной залёг…
Перед глазами Сергея возникла картина из страшного военного прошлого. Он увидел грязное дно завалившегося на бок грузовика, услышал приглушённый стрекот автоматов, разглядел неподвижные тела в простреленных гимнастёрках, битое стекло взорванного «уазика», чью-то фуражку под каплями дождя. И снова почувствовал тупой удар в грудь…
– И что? – вернул его к действительности Олегыч. – Все погибли?
– Думаю, что все. Очень всё быстро случилось. Затем на холме появился наш БТР и стал лупить из пулемёта, за ним шли спецназовцы. Тут меня и пришпилило к земле. А выходил меня, как это ни странно, один из тех горцев, что участвовал в засаде. До сих пор не знаю, что заставило его поступить таким образом. Он и сам не смог объяснить, сказал только, что так было нужно…
– Выходит, ты, Серёга, тёртый калач, – заключил Олегыч.
– Нет ли у вас чего горячительного? – гаркнул Матвей, выглянув из открытой двери.
– Водки, что ли? – откликнулся Иван. – Есть у меня маленько спирта.
– Не мешало бы дёрнуть чуток, чтобы оклематься после дождя. Угостишь, не зажмёшься? – ухмыльнулся Коршунов.
– Чего там зажиматься, – Иван залез на верхнюю полку, громыхнул жестянками и извлёк из глубины хорошенькую бутыль из чёрного стекла. Бутыль увесисто булькнула, показывая, что во чреве её плескалась отнюдь не малость спирта, а добрый литр, а то и более того. – Подставляй кружку, Матвей. Брат твой присоединится?
– В стороне от угощения не останусь, – подал голос старший Коршунов, – наливай.
– Воды зачерпните для запивки, – посоветовал Олегыч.
– Не-е, мы чистого махнём, дело привычное, – улыбнулся Матвей и запрокинул голову, одним махом влив в себя содержимое алюминиевой кружки. – Ах, славно дерёт!
***
Шум поднялся внезапно. Сергей сидел возле задумчиво курящего Ивана на лавке, представляющей собой широкую доску, приколоченную к двум вертикальным чурбанам, и вслушивался в звук падающих с деревьев капель, когда послышался внезапный грохот жестяных мисок и кружек, полетевших на пол.
– Да сколько же можно, уберите вы свои руки в конце концов! – женский голос воскликнул не столько возмущённо, сколько испуганно.
– Что там у них? – вздрогнул Иван и резко встал. Нервы у всех были достаточно напряжены.
– Пойдём-ка туда, – откликнулся Лисицын и быстро вошёл в избу.
Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить всю обстановку. Коршуновы успели изрядно набраться, их разморило, и Матвея потянуло на развлечения. Судя по всему, он пытался приударить за одной из туристок, пышногрудой и голубоглазой. Сергей Лисицын обратил на неё внимание в первый же день приезда в Нижний Лагерь. Она не отличалась красотой, можно даже сказать, что была совсем простенькой, а то и невзрачной. Но её голубые глаза заменяли все остальные прелести, которыми обладают смазливые барышни. Её звали Тамара. Она всегда вела себя тихо, неприметно, как мышонок, будто старалась всячески избегать постороннего внимания. И вдруг на неё положил глаз пьяный, насквозь пропотевший мужик с грязными волосами и рожей, усеянной чёрной щетиной.
– Прекратите же лапать меня! – Она передвинулась уже на самый край лавки и прижалась спиной к стене.
– Да ладно тебе, – развязно отвечал Матвей, тяжело оглаживая широкой тёмной ладонью женское плечо. – Не маленькая небось, ничто, как говорится, человеческое…
– Прекратите! – Она попыталась встать, но Матвей больно впился крепкими пальцами в её плечо и усадил на прежнее место.
– Сидеть, соска! – внезапно повысил голос Матвей, и его рука властно скользнула с плеча Тамары на белую шею. – Эка от тебя славный дух идёт, чисто молочный…
Павел Коршунов тем временем пересел из-за стола на пол в угол избы на чей-то свёрнутый в рулон мягкий спальник и в блаженстве откинул голову назад, уперевшись растрёпанным затылком в стену. В ногах у него стояла очередная кружка со спиртом, рядом лежало ружьё. Вслушиваясь в голос младшего брата, пристававшего к Тамаре, он расслаблялся, словно внемля убаюкивающей песне.
От внезапно пробудившегося в Матвее буйства туристы оторопели, сгрудились, боясь проронить лишний звук. Весь мир превратился для них теперь в неукротимый кошмар, оскалившийся бешеными клыками и выставивший перед собой сизый срез ружейного ствола, от которого разило только что сгоревшим порохом. Несколько часов назад рехнувшийся Пётр застрелил на их глазах инструктора Василия. Теперь пришли эти двое, тоже вооружённые, напились, превратились в свиней и могли в любую секунду начать палить из всех ружей куда ни попадя.
– Отпустите же меня! – взмолилась Тамара, снова попыталась освободиться и полными отчаянья глазами взглянула на остальных людей.
Кто-то из мужчин неуверенно подал голос, деликатно попросив Матвея прекратить хулиганство, но тот лишь рыкнул в ответ. Его взор затуманился. Потеряв над собой контроль, он сгрёб Тамару в охапку одной рукой и выволок из-за стола, не выпуская из другой ружья. Девушка вскрикнула.
В это время и вошли в избу Сергей и Иван.
В два прыжка Лисицын покрыл пространство, отделявшее его от Матвея, и впился в его взъерошенную шевелюру. Пальцы ощутили жирность давно не мытых волос. Матвей удивлённо гыкнул, поддался сильному движению Лисицына, выгнулся, оскалился и в следующую секунду громко охнул: Сергей наградил его двумя короткими, неуловимо быстрыми ударами в поясницу. Матвей грузно опустился на пол, громко стукнувшись коленями.
– Ну, язва, щас я тя урою, – прошептал он.
Однако ему потребовалось не менее минуты, чтобы очухаться, Сергей же тем временем забрал у него двустволку и положил на стол.
– Нужно уметь себя вести… – начал было Лисицын, повернувшись к Матвею спиной, но в то же мгновение браконьер вскочил на ноги и бросился на него, выпучив красные блестящие глаза.
– Серёга! – только и успел выкрикнуть Иван.
Лисицын услышал шум позади и стремительно повернулся. Выпитый спирт заметно притупил чувства браконьера, только поэтому он смог столь легко прийти в себя. Однако движения его были неточными. Огромный кулак размашисто скользнул в воздухе, но не попал, как Матвею того хотелось, в голову Лисицына. Кулак стукнул в плечо. Сергей качнулся, продолжая разворачиваться, ловко упёрся руками в стол за спиной и оттолкнулся от пола обеими ногами. Его тело взмыло вверх, сжалось в комок на уровне груди Матвея и тут же распрямилось, как тугая пружина. Две сильные ступни одновременно ткнулись в грудь Матвея и отшвырнули его к стене.
Браконьер не упал, стена удержала его. Он рванулся влево, затем сразу метнулся вправо и выбежал в дверь, свалив могучим ударом возникшего на его пути Ивана. Сергей бросился за ним. Разбежавшись, он кубарем бросился Матвею под ноги и сбил его в лужу, подняв столб холодных грязных брызг. Браконьер быстро трезвел от сыпавшихся на него ударов и сам не плошал, отбиваясь тяжёлыми кулаками. Однако против Сергея у него было мало шансов.
Когда из дома выбежали люди и Иван подлетел к дерущимся, руки Матвея были уже заломлены за спину. Его чумазое лицо скривилось в бессильной ярости, волосы налипли на глаза.
– Всё нормально, – посмотрел на подбежавшего инструктора Лисицын. – Больше он не будет кусаться. Надо бы скрутить его до приезда милиции.
– Это уж хрен вам! Немедля отвалите от него! – послышался хриплый окрик.
Все оглянулись и увидели Павла с поднятым ружьём. Пока продолжалась драка, на старшего Коршунова никто не обращал внимания, про него просто забыли, сочтя за уснувшего. Однако он знал, что делать. Он затаился, как это умеют делать настоящие таёжные жители, притих, сделавшись как бы невидимым, но теперь встал и взял ситуацию под контроль.
– Оставьте брательника, – взмахнул он двустволкой. – Слышь, Матвей? Поднимайся и скоренько вали в ту хату.
– Зачем? – сплёвывая кровь с губ, избитый браконьер медленно поднялся.
– У них там рация. Лупани в неё разок картечью, чтобы не трепались больше ни с кем. Нам с тобой и без того ищеек на хвосте хватает. Давай живее! И кончай кулаки сжимать, драки боле не будет. Успокойся или я тебя самого продырявлю, слышишь? Шибко много с тобой хлопот…
Павел бросил брату второй дробовик, и младший Коршунов недовольно побрёл в избу, где находилась крохотная радиостанция. В дверях он остановился и злобно ухмыльнулся:
– А ну выходь! Нечего меня подкарауливать, хрен пеньковый!
Из дома шагнул расстроенный Олегыч с топором в руке.
– Глазастый чёрт, – проворчал инструктор, проходя мимо Матвея.
– Глазами кормлюсь, – бросил в ответ браконьер и сильно ткнул Олегыча стволом в спину. – Топай, топай.
Через несколько секунд раздался выстрел, слившийся с металлическим визгом покорёженной рации, затем второй, и вскоре Матвей появился на пороге, вгоняя в ружьё новые патроны.
– Так что теперь прощайте, – сказал Павел, садясь верхом на кобылку и не сводя с толпившихся людей оружия. – Отдыхайте на здоровье, места здесь пригожие.
– А с тобой, язва, – крикнул Матвей, впрыгивая на второго коня и обращаясь к Лисицыну, – я когда-нибудь свижусь!
Всадники быстро скрылись, оставив туристическую базу в гробовом молчании.
– Ну что, братцы? – Иван медленно обвёл глазами собравшихся. – Сколько нас тут? И не сумели совладать с двумя бандитами? Аль стволов у нас своих нет? Как сопляков каких-то уделали нас! Тьфу!.. Кстати, теперь уж нечего темнить, настроение у всех изгажено, так что скажу вам всё до конца.
– Что ещё? – ахнул женский голос.
– Этот сумасшедший Пётр убил и Женьку нашего. Ножом в спину.
– Ой…
– Вы должны всё знать. Отдых у вас не получился, к сожалению. Пока не прибудет милиция, мы никуда отсюда не двинемся. А там уж вы решайте сами, поедете вы дальше или двинетесь обратно, – сказал Олегыч.
– Словом, сейчас у нас здесь военное положение, – подвёл итог Лисицын. – Держитесь все вместе. Из дома не выходите.
– А если по нужде, то как? – спросил неуверенный мужской голос.
– По нужде придётся с охраной, – после некоторого раздумья решил Иван. – Я, Олегыч или Сергей, в общем, кто-нибудь из нас будет с вами ходить, держа ружьё наготове. У нас есть два дробовика.
– И женщины тоже под вашим присмотром будут… в туалет… ну?.. – задала вопрос голубоглазая Тамара, успевшая прийти в себя.
– Иначе нельзя, – решительно ответил Сергей.
– Ужас какой-то…
Тем временем Коршуновы скакали вниз по тропе. Матвей матерился, Павел мрачно молчал.
– Съехать нам надо где-то с тропы, – сказал вдруг Павел.
– Чего это?
– Они поутру милицию из Куюса вызвали из-за того убитого. Так что мы завтра наткнёмся на патруль, это уж как пить дать, а то и раньше.
– Вот бляди городские…
И тут они умолкли.
Впереди, поставив коня поперёк тропы, молча смотрел на Коршуновых незнакомый мужчина. Он сидел верхом, нагнувшись вперёд и опершись локтем на холку своего несёдланого скакуна. На руке его лежало охотничье ружьё, направленное на Коршуновых. Но не это поразило братьев, а то, что незнакомый всадник был совершенно голый. Единственный предмет туалета, если так можно выразиться, составлял висевший на талии патронташ. Нагое тело совсем не спортивного сложения было густо обмазано глиной от бёдер до шеи. Грязь покрывала и его лицо.
Клыки безумства
Пётр пришёл в себя так же внезапно, как и впал в забытье. Оглядевшись, он увидел скорчившуюся Марину со скрученными за спиной руками.
– Сидишь? – равнодушно спросил он.
– Петенька, развяжи меня, милый…
Пётр поднялся, не обращая внимания на её просьбу, и неторопливо обвёл глазами лес. Дождь прекратился, но повсюду слышался звук капающей с косматых ветвей воды. Кустарник мелко подрагивал нежной зеленью под осыпающейся тут и там водой.
– Петенька, я больше не могу так, – взмолилась Марина, – я насквозь продрогла. Слышишь ты меня или нет?!
Её хныканье внезапно переросло в истеричный крик. Пётр молча сделал несколько шагов взад-вперёд, подобрал с земли ружьё и присел на корточки перед женой. Она увидела его глаза.
Взгляд мужа показался совершенно отсутствующим, и её голос снова сошёл на шёпот.
– Петя, что с тобой? Где ты сейчас? О чём ты думаешь?
– Я здесь, – спокойно ответил он и вдруг без всякого предупреждения схватил Марину за горло.
– Я здесь, поэтому не надо кричать во всю глотку. Ты можешь привлечь внимание, женщина. Я забрал тебя с собой для того, чтобы ты была со мной, так как ты принадлежишь мне по праву. Но если ты станешь обузой, я тебя убью. Знай это и помни.
Он произнёс эти слова ровным, почти монотонным голосом, будто плохой актёр читал заученную роль. В его интонации не слышалось угрозы, но от этого Марине сделалось куда страшнее, а беспощадно впившиеся в горло пальцы сказали значительно больше, чем голос мужа.
Пётр снова встал и, казалось, сразу забыл о жене. Его взор устремился в небо. Губы его произносили что-то беззвучно.
Ни с того ни с сего он начал раздеваться. Марина невольно вздохнула, подумав, что Пётр решил заняться с ней любовью. В этом случае она могла легко вернуть к себе его расположение, расслабить его, усыпить бдительность. Но он, раздевшись догола, даже не взглянул на женщину. Марина увидела, как его белое тело, гладкое, непропорциональное, похожее на громадную сосиску, мягко двинулось сквозь кусты, раздвигая мокрую листву, и как-то сразу скрылось из вида. Наступило томительное ожидание. Минут десять спустя, Пётр снова появился перед женой, только теперь он был тщательно вымазан чёрной глиной от шеи до самого паха. Лишь волосатые ноги его остались по-прежнему белыми. Не проронив ни слова, Пётр остановился перед Мариной и провёл грязной ладонью по своему лицу, оставив тёмные следы на лбу и щеках.
– Петенька, – захныкала испуганная женщина и затрясла короткими каштановыми волосами, – что ты надумал? Я боюсь…
Продолжая молчать, он обвязал вокруг пояса патронташ, заткнул за него нож, перебросил через плечо ружьё и шагнул к жеребцу. Не обращая ни малейшего внимания на причитания жены, он спокойно скрылся в чаще.
Он не мог понять, что заставляло его делать тот или иной шаг, он будто повторял чьи-то поступки, отдавшись во власть чужой воли.
– Сидишь? – равнодушно спросил он.
– Петенька, развяжи меня, милый…
Пётр поднялся, не обращая внимания на её просьбу, и неторопливо обвёл глазами лес. Дождь прекратился, но повсюду слышался звук капающей с косматых ветвей воды. Кустарник мелко подрагивал нежной зеленью под осыпающейся тут и там водой.
– Петенька, я больше не могу так, – взмолилась Марина, – я насквозь продрогла. Слышишь ты меня или нет?!
Её хныканье внезапно переросло в истеричный крик. Пётр молча сделал несколько шагов взад-вперёд, подобрал с земли ружьё и присел на корточки перед женой. Она увидела его глаза.
Взгляд мужа показался совершенно отсутствующим, и её голос снова сошёл на шёпот.
– Петя, что с тобой? Где ты сейчас? О чём ты думаешь?
– Я здесь, – спокойно ответил он и вдруг без всякого предупреждения схватил Марину за горло.
– Я здесь, поэтому не надо кричать во всю глотку. Ты можешь привлечь внимание, женщина. Я забрал тебя с собой для того, чтобы ты была со мной, так как ты принадлежишь мне по праву. Но если ты станешь обузой, я тебя убью. Знай это и помни.
Он произнёс эти слова ровным, почти монотонным голосом, будто плохой актёр читал заученную роль. В его интонации не слышалось угрозы, но от этого Марине сделалось куда страшнее, а беспощадно впившиеся в горло пальцы сказали значительно больше, чем голос мужа.
Пётр снова встал и, казалось, сразу забыл о жене. Его взор устремился в небо. Губы его произносили что-то беззвучно.
Ни с того ни с сего он начал раздеваться. Марина невольно вздохнула, подумав, что Пётр решил заняться с ней любовью. В этом случае она могла легко вернуть к себе его расположение, расслабить его, усыпить бдительность. Но он, раздевшись догола, даже не взглянул на женщину. Марина увидела, как его белое тело, гладкое, непропорциональное, похожее на громадную сосиску, мягко двинулось сквозь кусты, раздвигая мокрую листву, и как-то сразу скрылось из вида. Наступило томительное ожидание. Минут десять спустя, Пётр снова появился перед женой, только теперь он был тщательно вымазан чёрной глиной от шеи до самого паха. Лишь волосатые ноги его остались по-прежнему белыми. Не проронив ни слова, Пётр остановился перед Мариной и провёл грязной ладонью по своему лицу, оставив тёмные следы на лбу и щеках.
– Петенька, – захныкала испуганная женщина и затрясла короткими каштановыми волосами, – что ты надумал? Я боюсь…
Продолжая молчать, он обвязал вокруг пояса патронташ, заткнул за него нож, перебросил через плечо ружьё и шагнул к жеребцу. Не обращая ни малейшего внимания на причитания жены, он спокойно скрылся в чаще.
Он не мог понять, что заставляло его делать тот или иной шаг, он будто повторял чьи-то поступки, отдавшись во власть чужой воли.