Страница:
Бак отворачивался, пытаясь не слушать просительного голоса жены, но чувствовал, что должен будет выполнить когда-нибудь её просьбу. Джесс выглядела такой несчастной, каким он никогда не был в городе. Похоже, их дороги расходились.
-- Бак, я так больше не выдержу.
-- Папа, -- подхватывала Лола, -- я тоже хочу домой.
Два месяца в диком краю принесли не облегчение, как рассчитывал Бак, но заботы. Одна печаль ушла, другая заняла её место. Мысленно Бак уже согласился отвезти семью обратно в Лэсли, но никак не мог заставить себя посадить их в фургон и погнать лошадей на восток.
Пару раз наведывались Лакоты. Эллисон спокойно беседовал с ними, угощал их мясом и кофе. Индейцы смеялись, но притаившаяся у окна Джессика не верила, что эти одетые в длинные рубашки или закутанные в одеяла всадники не сделают ей ничего плохого. Замерев от ужаса, она разглядывала их длинные косы, ожерелья, колчаны со стрелами и украшенные перьями круглые щиты. Бедная женщина не отличалась твёрдостью духа, и отрезанность от цивилизованного мира, обещавшая ежедневные превратности судьбы, сводила её с ума.
Однажды появились Поуни. Они объяснялись с Эллисоном знаками и курили трубку. Джессика, поражённая устрашающим видом их бритых голов, целый день после их визита не могла вымолвить слова и не отходила от окна, считая, что такие дикие люди не могли не вернуться, чтобы убить цивилизованных граждан. Её стало трясти от одной мысли, что эти посетители могли появиться в отсутствие мужа.
Бак отлучался часто, но пытался не уезжать далеко. Всё чаще стал он задумываться над тем, что откладывать поездку в город нельзя. Измученное лицо жены, потерявшее красоту и свежесть, постоянные слёзы терзали его сердце. Ему, выросшему в суровой и неласковой природе, привыкшему рассчитывать на собственную смекалку и сноровку, никогда не приходила раньше мысль, что жизнь в прерии или горах не могла по казаться желанной и прекрасной, если человек был брошен в неё по чужой воле. Теперь он ясно видел это.
-- Завтра мы уезжаем, -- сказал он жене хмуро, -- складывайте вещи.
В тот же день он обнаружил примерно в миле от дома, где ручей нёс хрустальные воды по густо заросшей лощине, следы лошадей и брошенные старые мокасины. По отделке обуви он понял, что это был отряд Шайенов. Это не обеспокоило бы его, хоть отряд и состоял из шести человек, но по следам краски на ветке орешника, которая, должно быть, зацепилась за чье-то голое тело, он понял, что отряд был военным. Это меняло все дело.
Бак прискакал к дому и велел жене и дочери какое-то время не покидать жилище. Деревянные стены надёжнее брезентового покрытия фургона.
-- Я скоро вернусь, -- сказал он, ничего не поясняя, и умчался.
Наступила ночь, и всё погрузилось в непроглядную тьму. Чувство незащищённости по ночам обострялось у Джессики особенно. Рёв зверей в лесной чаще, свист ветра, шуршание травы наводили на неё непреодолимый ужас. Только спокойное дыхание мужа обычно убеждало, что опасности не было. Она привыкла следить за ним, как за барометром. Но в ту ночь он не вернулся.
Джессика взобралась на кровать с ногами, не раздевшись, обняв ружьё одной рукой и прильнувшую к ней дочь другой, и смотрела на дверь. Ей чудилось, что за стенами дома собираются в огромную безжалостную стаю звери и дикари. Она слышала хруст гравия под чьими-то ногами, храп лошадей в загоне. Внезапно наступила пронзительная тишина, от которой Лола и мать мгновенно похолодели. Затем заржали лошади, раздался громкий рык и безумный крик, который нельзя было отнести ни к одному живому существу. Постепенно крик принял форму изорванного лошадиного ржания.
Джессика поняла, что готова умереть с минуты на минуту. Сердце её прыгало по всему телу, колотилось в затылок и глаза. Возможно, лишь присутствие не менее перепуганной дочери не позволило ей лишиться чувств.
Когда топот утих, перестали трещать прутья загона за стенами, женщина отчетливо различила чавканье и ворчание. Кто-то долго и страшно ел возле самых стен дома. Затем донёсся жуткий вой волка.
Утром Джессика очнулась, уложила поудобнее спящую Лолу и выглянула в окно. Одна из стен загона была опрокинута и растоптана. В большой луже крови лежал, облепленный мошкарой, хорошо объеденный каркас коня. Чёрные куски мяса клочьями висели на рёбрах. Другие лошади разбежались.
-- Где же ты, мой муж? -- заплакала Джессика, не подозревая даже, сколько других женщин на бескрайних равнинах задавали изо дня в день точно такой же вопрос. -- Что теперь станет с нами?
Сознание собственной ничтожности и подвластности обстоятельствам подняли в её душе волну жгучей обиды и горечи. Из прелестного существа, окружённого лаской и вниманием, беспощадная судьба превратила её в жалкого птенца, брошенного на пожирание зверью. Для чего? Неужели это расплата за грехи?
Днём она видела двух волков, которые трусцой направлялись к останкам задранного коня. Она выстрелила в хищников и с радостью обнаружила, что они пустились наутёк.
Ночью они вернулись. Вероятно, их было больше двух. Они выли прямо под дверью. Слышалась ожесточенная грызня возле обглоданного конского трупа, рычание, клацание зубов. Джессика гладила дрожащей рукой Лолу по голове и что-то бессмысленно говорила. Голос её срывался, переходил с шёпота на истеричный полукрик. Девочка, как и мать, не отрывала глаз от двери, возле которой шуршала под когтями волка земля. В горле Джесс пересохло, как только она поняла, что хищник рыл землю лапами. В щель под дверью прорывалось настойчивое сопение. Вот уже появился нос волка, десна под вздёрнутой губой, мокрые клыки...
Джессика вздрогнула и отогнала видение прочь, однако исчезла лишь пасть хищника, сопение зверя и звук скребущихся когтей остались. Это происходило наяву. Джессика схватила ружьё и бросилась к окну. Приоткрыв ставни, она высунула ствол наружу, направила его сверху вниз прямо в сторону двери и тут же выстрелила. Комната наполнилась пороховой вонью. За стеной громко заскулило и тяжело забилось о землю. Шелест травы сказал, что остальные волки убежали.
Утром Джессика слегка приоткрыла дверь и в щель увидела неподвижное косматое тело с разорванным брюхом. Волк лежал футах в пяти от дома, куда он сумел отползти. Вокруг была набрызгана кровь.
2
Опасения Эллисона насчёт военного отряда оказались не лишёнными оснований. Проехав по следам милю-другую, он обнаружил на пологом склоне среди деревьев шестерых индейцев: трёх Арапахов и трёх Шайенов. Они сидели вокруг костра, оголённые до пояса, покрытые слоем краски на плечах, руках и лицах. Отряд проводил окуривание магической травой. Это означало, что дикари уже были готовы к нападению. Они приводили себя в полное соответствие с требованием военной тропы. На случай смерти, они должны были выглядеть торжественно (перья в волосах, украшения и амулеты, священная раскраска на теле) перед лицом невидимых жителей Неба. Но так как Бак знал, что поблизости не было никого, кроме его семьи, то совершить набег индейцы собирались именно на его дом. Привыкший к разного рода неожиданностям, Бак решил действовать быстро и нагло. Он беззвучно поднял винчестер. Отчётливо виднелись три широкоскулых молодых лица Арапахов и затылки Шайенов. На индейцах плясали густые тени листвы и подрагивали солнечные пятна. Бак взял на прицел центрального Арапаха и потянул спусковой крючок. Под грохот выстрела индеец откинулся навзничь. Его сосед покатился по земле после мгновенно прозвучавшего второго выстрела, хватаясь за грудь. Третий Арапах застыл на месте с дымящимся пучком травы в руках. Шайены рассыпались в траве, жирной краской вспыхивая на солнце. Арапах бросился бегом к стоящим неподалёку мустангам, виляя между стволами деревьев. Бак выстрелил в него, но пуля не попала в цель, с визгом оторвав кусок коры над головой дикаря. Эллисон пустил коня во всю прыть прямо на индейцев. Они уже подскакивали верхом и разлетались в разные стороны, но не прошло и минуты, как они развернулись и помчались на него, крича и держа стрелы наготове. Очередной выстрел свалил кого-то из индейцев с коня. Тотчас редкое облачко дыма распустилось над одним из дикарей. Пуля прожужжала высоко в листве, не причинив белому человеку вреда. Однако в следующую секунду лошадь Эллисона споткнулась, и он кувырком полетел в траву. Рассекая клубы пыли, воткнулась в землю стрела, рядом другая. Бак ответил выстрелом, но поторопился и не попал ни в кого. Его лошадь уже стояла на ногах, и сквозь ноги её он видел обнажённых всадников, гнавших своих косматых пони к нему. Бак стремительно поднялся, чтобы прыгнуть в седло. Одновременно с его рывком лошадь дёрнулась, громыхнуло индейское ружьё. Животное осело, мотая головой и хрипя. Бак успел откатиться, чтобы тяжёлое тело кобылы не придавило его. Он выстрелил наугад, и Шайены придержали коней. Они находились совсем близко. Бак прицелился и свалил ближайшего воина, ранив его в живот. Индеец перевернулся, поднялся на ноги, качнулся и упал. На его раскрашенном лице Бак прочитал удивление. На это он и делал ставку. Индейцы должны были растеряться, должны были отказаться от драки, потому что они уже проиграли. Зная веру краснокожих в чудеса, Эллисон рассчитывал, что храбрые уедут, решив, что их белый противник охраняется сильным талисманом. Однако два оставшихся Шайена не уехали совсем. Они остановились на безопасном расстоянии, спрыгнули на землю, сели на корточки и стали следить за Баком. Он выпрямился. Шагах в шести от него шевелился раненый Шайен. На вздувшихся мышцах его спины, покрытых краской, налипли хвоя и травинки. Бак огляделся и тут услышал выстрел. Сильный удар в левое плечо сбил его с ног. Он не видел стрелявшего. Должно быть, это пришёл в себя один из тех, кого он посчитал за мёртвого. Сквозь траву, повернув голову, Бак различил направившихся к нему двух Шайенов. Среди деревьев стояла согнутая фигура Арапаха, оперевшаяся всем корпусом о старинное длинноствольное ружьё. Верховые индейцы быстро приближались. Вот уже белки глаз стали видны, слышно, как длинные косы с вплетёнными в них бусами постукивали об ожерелья из медвежьих клыков. Один из воинов спрыгнул на землю, держа в руке лук, и шагнул к поверженному Бледнолицему, намереваясь притронуться к нему. Многие обычаи степных племён ушли в прошлое, но давняя традиция дотрагиваться до противника в бою, чтобы заработать славу, осталась. Шайен нагнулся, и Эллисон спустил курок, всаживая последнюю пулю в горло дикаря. Брызнула кровь, пачкая широкое белое перо, лопнула кожа. Индейца отшвырнуло. Эллисон издал подобие смешка, обрадовавшись своему манёвру. Второй Шайен издал пронзительный крик, в котором негодование слилось воедино с потрясением. Он взмахнул топориком и саданул им по голове белого человека. Эллисон не успел издать ни звука и упал на спину. Кровь залила ему лицо. Шайен объехал вокруг несколько раз, низко свесившись с пони, затем быстро слез, подбежал к странному Бледнолицему, опустился на колени и умело положил его лицом к земле, как переворачивали его далекие предки поверженных врагов, заслуживших уважение в бою. Затем индеец сел на коня и поскакал к двум израненным товарищам.
3
Бак разлепил глаза, но ничего не увидел. Он шевельнул головой, и она ошпарила его брызгами боли. В мозгу вспыхнуло, по спине разлился огонь. Бак приоткрыл губы, но совсем немного, так как малейшее движение мышц на лице словно наполняло голову кипятком. Между губ проникли стебельки мятой травы, и Бак понял, что он лежал лицом вниз. Тогда он попытался перевернуться, что удалось ему не сразу, однако тьма не рассеялась, даже когда он лёг на спину. Над ним плыла глубокая ночь. Он повернулся на бок и, скрипя зубами, стал медленно ползти, делая едва уловимые движения. Временами он проваливался в забытье, затем заново открывал глаза, чувствуя, как его поочерёдно охватывали жар и озноб. Но он продолжал ползти на звук воды.
Заря застала его почти возле ручья. За ночь он прополз всего футов двадцать, но совершенно обессилел и потерял сознание. При этом голова его уткнулась тяжело в песок, и свежая кровь полилась из раны с новой силой. Густой красной лентой она затекла ему в открытый рот и ухо. Прийдя в чувство, Бак опустил лицо в воду и едва не захлебнулся, не в силах поднять голову, чтобы набрать воздуха. Он слегка ополоснул лицо, но кровь продолжала струиться из глубокой раны на голове и через минуту снова застлала ему глаза. Из охватившей его мглы Бак вынырнул, когда услышал топот копыт, и разлепил веки. Заходящее солнце просвечивало косыми лучами траву. Перед самыми глазами ползали муравьи, многие бегали по его лицу. Бак ощутил, как по всему телу закипели пузырьки крови, заметались жгучие иголочки. Он напрягся и подтянул ноги к животу. Правая рука упёрлась в землю, и он, испытывая головокружительную боль, заставил себя подняться на колени. Между деревьями гарцевали верховые индейцы. Некоторые были в парадных убранствах, держали в руках щиты и копья. Некоторые прикрывались только набедренными повязками, и за поясом у них торчали дубинки. В лучах вечернего солнца все они выглядели по-настоящему красными. Воины заметили покрытого кровью белого человека сразу и в полном молчании окружили его. Бак вытянул перед собой руку с раскрытой ладонью и, тяжело ворочая языком, сказал на языке Лакотов:
-- Сегодня плохой день для смерти. Великий Дух велел мне жить -- Его голос звучал слабо, но отчётливо.
Индейцы обменялись несколькими певучими фразами на языке Шайенов. С высокого жеребца цвета смолы спрыгнул индеец с единственным пером в волосах и с длинными косами, пущенными по груди, и подошёл к Баку, заглядывая ему в лицо. Он сильно повернул голову белого человека, чтобы увидеть рану, и издал удивлённое восклицание. Затем он разорвал рубашку Эллисона и обнаружил вздувшееся плечо с пулевым ранением навылет. Бак стиснул зубы, но сдержался и не проронил ни звука. Когда индеец вновь посмотрел ему в глаза, Бак узнал в нём Лакота по имени Поймать Лисицу.
-- Вода-На-Камнях всё ещё ждет меня? -- прошептал он. -- Поймать Лисицу отвезёт меня к моей жене?
4
В лагерь Плохих Лиц, с которыми стояли также палатки Шайенов из группы Воинов Собаки, Бак Эллисон въехал верхом, сидя за спиной Поймать Лисицу. Рана на его голове была наскоро обработана, но кровь не переставала сочиться, плечо раздулось. Он мог бы лечь на волокуши, но отказался, решив проявить максимум воли, чтобы произвести впечатление на Шайенов, которые не были знакомы с ним.
Как он объяснил позже, индеец, нанёсший ему заключительный удар, привёз в лагерь весть о доблестном белом человеке, который обладал великим чудом и силой, который не знал страха и не хотел умирать. Воины Собаки и Плохие Лица (примерно человек двадцать общим числом) наутро отправились на место странной схватки, чтобы подобрать тела погибших и посмотреть на труп удивительного Бледнолицего. Они домчались до цели к вечеру и были поражены, увидев белого окровавленным, но живым.
Поймать Лисицу и Язык Бизона, которые приехали с отрядом, доводились двоюродными братьями индейской жене Бака Эллисона. Но они не сразу признали его, покрытого загустевшей кровью и коротко остриженного. Услышав родную речь и имя Воды-На-Камнях, они промыли Бледнолицему раны и оторопели от очередного изумления: перед ними оказался Далёкий Выстрел, известный воин Оглалов, сын Жёлтой Птицы.
В деревню ехали без спешки, с остановками, потому что Бак плохо держался на лошади. Мир плыл перед его глазами, будто его погрузили в воду.
Когда же отряд добрался до стойбища, собралась толпа, слышались причитания женщин над убитыми юношами. Бак соскользнул с коня и сел на землю, не в силах больше держаться. Шайены кричали на него, принимая за пленника. Несколько женщин бросились на Бака с криками и бранью, и одна стукнула его кулаком по голове. На несколько секунд он лишился чувств, но судорожно сжатые пальцы держались за ногу Поймать Лисицу. Прибывшие воины подняли голоса на женщин и замахали копьями на старух. Молодая индеанка с глубокими шрамами на щеках проскочила между мужчинами и плюнула Эллисону в лицо. Поймать Лисицу сильно оттолкнул её и воскликнул что-то на языке Шайенов. Язык Бизона крикнул Баку, чтобы тот снова сел на пони и не слезал, покуда они не въедут в лагерь Лакотов. С тяжёлым сердцем наблюдал Бак за вспышкой гнева, причиной которой во всех отношениях послужил он сам.
-- Ты останешься в моём доме, -- объявил Поймать Лисицу, помогая белому человеку сползти с лошади и пройти в типи, перед входом которого стоял высокий шест с развешанными на нём скальпами. Бак слышал индейца, но почти ничего не понимал. Ватный туман окутывал его.
-- Через десять дней мы свернём палатки и отправимся на север. Там встретятся многие Лакоты, чтобы решить, что делать с белыми пришельцами, которых становится всё больше. Они, подобно мухам вокруг лошадей, роятся возле нашего народа. Красное Облако недоволен и говорит, что Длинные Ножи обманули его. Но воевать не хочет.
-- Где моя жена?
-- Вода-На-Камнях в лагере Неистовой Лошади. Мы встретим их позже.
В типи вошёл лекарь. Его голову украшал скальп бизона с торчащими рогами, окрашенными в красный цвет. Из-под мохнатого головного убора свисали длинные косы, переплетенные кожей гремучей змеи. На голом сухом старческом теле виднелось множество начерченных жёлтых полосок. За спиной лекаря стоял мальчуган и держал сумку с пахучими снадобьями и большой бубен. Взглянув внимательно на обмякшего белого человека, старик велел всем покинуть жилище и сунул в рот костяной свисток.
Возле входа в палатку собрались женщины и мужчины. Некоторые расспрашивали, кто такой Далёкий Выстрел. Кое-кто стал рассказывать о нём истории, в которых он оживлял Человека-Который-Ходит-Посередине и совершал другие сказочные поступки. Были такие, которые выражали удивление тем, что Далёкий Выстрел слишком похож на Бледнолицего. Но едва зазвучал бубен, все умолкли. Бубну вторил свисток колдуна, напоминавший клёкот орла. Затем колдун запел. Через короткое время, которого не хватило бы, чтобы вода в котле закипела, лекарь вышел и спокойно направился через деревню к своему жилищу. За ним молча следовал мальчик с сумкой, бережно неся бубен.
Лакоты заглянули в палатку. Там стоял густой запах трав. Бак крепко спал, лицо его было спокойным, бледность ушла.
5
-- Там никого не было, брат мой, -- повторял молодой индеец, -- я говорю правду.
-- Не может быть. Куда же они делись? -- вопрошал взволнованно Бак. -- Женщина и девочка, у них красивые светлые волосы.
-- Нет. Дом из дерева есть. Загон поломан, там лежит скелет коня, а вокруг много волчьих следов. Около жилища растерзано тело большого волка. Его кто-то убил, потому что кровь была сначала, до того, как появились койоты и сожрали его.
-- И нет женщины? Ты уверен? -- Бак пристально следил за индейцем. -- Не обманывает ли меня Огонь Руки? Может, молодые воины напали на дом и увели женщину?
-- Нет. Огонь Руки не лжёт, его язык прям. Это знают все. Наши воины не застали в деревянном доме никого, но видели много отпечатков копыт с подковами. Раньше нас там побывали Длинные Ножи. Я думаю, они забрали твою женщину.
Бак опустил голову. Незнакомые прежде чувства глубокой вины и утраты сжали его сердце. Где теперь искать? Не обманывает ли индеец? Впрочем, разве удержались бы юноши от похвальбы, если бы привели пленную женщину или добыли её скальп?
Три дня провёл он в лагере Плохих Лиц и заметно оправился. После посещения старого лекаря боль в голове и плече ушла, отёк почти пропал, кровь перестала сочиться из раны. Оставались естественная слабость и головокружение.
На четвёртый день пришёл Шайен и принёс Баку его винчестер. Эллисон видел, что индейцу стоило больших душевных сил вернуть добытое в бою оружие, но не отдать он не мог, ведь Далёкий Выстрел оказался вовсе не врагом (ведь это Шайены готовились напасть на него и его семью, а любой мужчина имеет право защищать свой дом, пусть то и неприятный для осознания, но всё же правдивый факт).
В тот же день в палатку беззвучно, как привидение, проскользнула молодая женщина, которая бранила Эллисона в день его приезда и оскорбила его плевком в лицо. Она молча села перед мужчиной и положила перед ним новые мокасины, искусно украшенные иглами дикобраза, и большую сумку с бисерной вышивкой. Затем индеанка застыла в ожидании его слов. Бак показал знаками, что не таит зла в сердце. Женщина улыбнулась, отчего глубокие рубцы на её щеках превратились в рельефные борозды.
Когда лагерь снялся с места, Бак уже уверенно сидел верхом. Он ехал молчаливый, но вполне умиротворённый. Шуршали по траве волокуши, лаяли собаки, смеялись дети. Безоблачное небо сверкало, насыщенное солнечным воздухом.
-- К нам приезжали Болтающиеся-Около-Форта, -- рассказывал Поймать Лисицу, скача рядом с Эллисоном, -- они говорили, что Красное Облако получил для племени землю около Лошадиного Ручья. Он больше не выйдет на военную тропу. Красный Лист и Маленькая Рана остались с ним. Я слышал, что многие Оглалы приехали на совет и дотрагивались до этих вождей, как до врагов в бою. Юноши кричали, что вожди должны покинуть землю Лакотов, раз они превратились в Бледнолицых. Белый Отец послал Крапчатому Хвосту подарки, но отряд воинов выехал встретить посланцев и не пустил их в агентство Крапчатого Хвоста. Подачки Бледнолицых делают разум некоторых вождей безвольным... Плохие времена наступили. На душе у меня тяжело, потому что многие наши люди оставляют свои сердца в фортах белых людей.
ПЛОХИЕ ЛИЦА
(1872)
1
Вынув из чехла винчестер, Бак принялся за чистку оружия. Вода-На-Камнях приходила временами, присаживалась на корточки напротив мужа и с любовью смотрела на него. Затем, спохватившись, она поспешно возвращалась к наваленной на бизоньей шкуре груде свежего мяса и продолжала резать его на тонкие длинные кусочки. Вокруг стояло множество лошадей, перепачканных кровью, с которых женщины уже успели снять тюки, полные мяса и крови бизонов, но мальчики ещё не отогнали их к реке, чтобы обмыть.
-- Славная была охота, -- сказал с довольной улыбкой Далёкий Выстрел, -- я знал, что мы вдоволь набьём быков. Великий Дух спел мне об этом во сне.
-- Зима была тяжелой, но теперь у нас много мяса, -- ответила через плечо Вода-На-Камнях, работая ножом. -- Скоро Сын Белой Травы станет твоим помощником.
-- Да, -- согласился Бак, любуясь ловкими движениями женщины, -- он должен скорее взрослеть. Вскоре Лакотам потребуются сильные воины. Нам уже сейчас нужны ловкие люди, они всегда нужны... Ты знаешь, что Пятнистый Рог попал на охоте под ноги бизона?
-- Я слышала об этом, -- ответила жена, -- говорят, его сбросил конь.
-- Да. От тела мало что осталось, но его останки всё равно привезли в деревню на волокушах. Я видел, как его жена, обезумев, перерезала коню горло и умылась кровью. Похоже, горе убьет её.
-- Бедная женщина, -- Вода-На-Камнях обернулась и серьёзно посмотрела мужу в глаза. -- Я умру, если с тобой произойдёт что-то на войне или охоте. Я отправлюсь следом за тобой по тропе. Ты вернулся ко мне из другого мира, где люди становятся ленивыми, грязными, где от них дурно пахнет. Но ты вернулся, значит, твоё сердце связано со мной вечными узами. Ты мой муж до самой смерти.
Далёкий Выстрел спрятал винчестер в чехол и приблизился в жене. В эту минуту её лицо показалось ему прекрасным, как никогда. Бак протянул руку и дотронулся до того места, где шрам рассекал бровь жены. Чёрные волосы изуродованной брови под грубой кожей его пальцев ощутились, как шелковистая весенняя трава под тяжёлой подошвой усталой ноги. Бак придвинулся и коснулся шрама губами, язык скользнул по плотному рубцу.
-- Зачем? -- засмеялась она. -- Люди будут смотреть и говорить, что мой муж не похож на воина, что у него нежное сердце.
-- Мужчины Лакотов умеют воевать. Но почему они должны стыдиться сердечных порывов? Возлюбленные дарят друг другу сердца, для них ставят палатку, чтобы они жили вместе и могли любить. Никто не смеётся над этим. Почему же нельзя показывать свою любовь через много лет после свадьбы? Почему я не могу говорить тебе о любви на глазах своего народа? Я хочу, чтобы все знали об этом, чтобы разделили моё счастье. И я хочу, чтобы в минуты горя со мной плакали все Лакоты. Это моя семья, огромная семья, и мне хочется чувствовать бой нашего общего сердца.
-- Ты никогда раньше не говорил таких слов.
-- Сегодня я счастлив. Я почувствовал это на охоте, когда вокруг меня мчались мои братья и я видел восторг в их глазах. Оказывается, ещё осталась жизнь.
-- Разве она должна была исчезнуть?
-- Вода-На-Камнях красива, и ей, как всякой женщине, хочется, чтобы красота никогда не покидала её, -- засмеялся Бак, -- точно так же все Лакоты надеются, что их жизнь не изменится. Но уже много земли отдано белым. Я видел, что делают белые на той земле. Я понял, что жизнь красного человека подошла к закату. Мы похожи на остров посреди безбрежного океана Бледнолицых, и вода продолжает наступать.
-- Твои слова печальны.
-- Да, я скорблю. Я вижу, что смерть народа близка. Но сегодня я понял также, что на этом острове осталась настоящая жизнь. Её мало, но она есть. И я хочу пользоваться ею и радоваться, покуда осталось время. Как только начнутся танцы, я приму в них участие. Я хочу движения. Танец -- это движение, а движение -- это жизнь. Мы будем двигаться по кругу в едином ритме, и наша песнь будет единым голосом. Я чувствую, что сегодня, как никогда раньше, Лакоты должны соединиться с Большим Кругом в своём круговом танце. Сегодня я буду петь песни и говорить тебе о любви, потому что завтра этого можно не успеть сделать. Впереди нас ждут беды...
-- Бак, я так больше не выдержу.
-- Папа, -- подхватывала Лола, -- я тоже хочу домой.
Два месяца в диком краю принесли не облегчение, как рассчитывал Бак, но заботы. Одна печаль ушла, другая заняла её место. Мысленно Бак уже согласился отвезти семью обратно в Лэсли, но никак не мог заставить себя посадить их в фургон и погнать лошадей на восток.
Пару раз наведывались Лакоты. Эллисон спокойно беседовал с ними, угощал их мясом и кофе. Индейцы смеялись, но притаившаяся у окна Джессика не верила, что эти одетые в длинные рубашки или закутанные в одеяла всадники не сделают ей ничего плохого. Замерев от ужаса, она разглядывала их длинные косы, ожерелья, колчаны со стрелами и украшенные перьями круглые щиты. Бедная женщина не отличалась твёрдостью духа, и отрезанность от цивилизованного мира, обещавшая ежедневные превратности судьбы, сводила её с ума.
Однажды появились Поуни. Они объяснялись с Эллисоном знаками и курили трубку. Джессика, поражённая устрашающим видом их бритых голов, целый день после их визита не могла вымолвить слова и не отходила от окна, считая, что такие дикие люди не могли не вернуться, чтобы убить цивилизованных граждан. Её стало трясти от одной мысли, что эти посетители могли появиться в отсутствие мужа.
Бак отлучался часто, но пытался не уезжать далеко. Всё чаще стал он задумываться над тем, что откладывать поездку в город нельзя. Измученное лицо жены, потерявшее красоту и свежесть, постоянные слёзы терзали его сердце. Ему, выросшему в суровой и неласковой природе, привыкшему рассчитывать на собственную смекалку и сноровку, никогда не приходила раньше мысль, что жизнь в прерии или горах не могла по казаться желанной и прекрасной, если человек был брошен в неё по чужой воле. Теперь он ясно видел это.
-- Завтра мы уезжаем, -- сказал он жене хмуро, -- складывайте вещи.
В тот же день он обнаружил примерно в миле от дома, где ручей нёс хрустальные воды по густо заросшей лощине, следы лошадей и брошенные старые мокасины. По отделке обуви он понял, что это был отряд Шайенов. Это не обеспокоило бы его, хоть отряд и состоял из шести человек, но по следам краски на ветке орешника, которая, должно быть, зацепилась за чье-то голое тело, он понял, что отряд был военным. Это меняло все дело.
Бак прискакал к дому и велел жене и дочери какое-то время не покидать жилище. Деревянные стены надёжнее брезентового покрытия фургона.
-- Я скоро вернусь, -- сказал он, ничего не поясняя, и умчался.
Наступила ночь, и всё погрузилось в непроглядную тьму. Чувство незащищённости по ночам обострялось у Джессики особенно. Рёв зверей в лесной чаще, свист ветра, шуршание травы наводили на неё непреодолимый ужас. Только спокойное дыхание мужа обычно убеждало, что опасности не было. Она привыкла следить за ним, как за барометром. Но в ту ночь он не вернулся.
Джессика взобралась на кровать с ногами, не раздевшись, обняв ружьё одной рукой и прильнувшую к ней дочь другой, и смотрела на дверь. Ей чудилось, что за стенами дома собираются в огромную безжалостную стаю звери и дикари. Она слышала хруст гравия под чьими-то ногами, храп лошадей в загоне. Внезапно наступила пронзительная тишина, от которой Лола и мать мгновенно похолодели. Затем заржали лошади, раздался громкий рык и безумный крик, который нельзя было отнести ни к одному живому существу. Постепенно крик принял форму изорванного лошадиного ржания.
Джессика поняла, что готова умереть с минуты на минуту. Сердце её прыгало по всему телу, колотилось в затылок и глаза. Возможно, лишь присутствие не менее перепуганной дочери не позволило ей лишиться чувств.
Когда топот утих, перестали трещать прутья загона за стенами, женщина отчетливо различила чавканье и ворчание. Кто-то долго и страшно ел возле самых стен дома. Затем донёсся жуткий вой волка.
Утром Джессика очнулась, уложила поудобнее спящую Лолу и выглянула в окно. Одна из стен загона была опрокинута и растоптана. В большой луже крови лежал, облепленный мошкарой, хорошо объеденный каркас коня. Чёрные куски мяса клочьями висели на рёбрах. Другие лошади разбежались.
-- Где же ты, мой муж? -- заплакала Джессика, не подозревая даже, сколько других женщин на бескрайних равнинах задавали изо дня в день точно такой же вопрос. -- Что теперь станет с нами?
Сознание собственной ничтожности и подвластности обстоятельствам подняли в её душе волну жгучей обиды и горечи. Из прелестного существа, окружённого лаской и вниманием, беспощадная судьба превратила её в жалкого птенца, брошенного на пожирание зверью. Для чего? Неужели это расплата за грехи?
Днём она видела двух волков, которые трусцой направлялись к останкам задранного коня. Она выстрелила в хищников и с радостью обнаружила, что они пустились наутёк.
Ночью они вернулись. Вероятно, их было больше двух. Они выли прямо под дверью. Слышалась ожесточенная грызня возле обглоданного конского трупа, рычание, клацание зубов. Джессика гладила дрожащей рукой Лолу по голове и что-то бессмысленно говорила. Голос её срывался, переходил с шёпота на истеричный полукрик. Девочка, как и мать, не отрывала глаз от двери, возле которой шуршала под когтями волка земля. В горле Джесс пересохло, как только она поняла, что хищник рыл землю лапами. В щель под дверью прорывалось настойчивое сопение. Вот уже появился нос волка, десна под вздёрнутой губой, мокрые клыки...
Джессика вздрогнула и отогнала видение прочь, однако исчезла лишь пасть хищника, сопение зверя и звук скребущихся когтей остались. Это происходило наяву. Джессика схватила ружьё и бросилась к окну. Приоткрыв ставни, она высунула ствол наружу, направила его сверху вниз прямо в сторону двери и тут же выстрелила. Комната наполнилась пороховой вонью. За стеной громко заскулило и тяжело забилось о землю. Шелест травы сказал, что остальные волки убежали.
Утром Джессика слегка приоткрыла дверь и в щель увидела неподвижное косматое тело с разорванным брюхом. Волк лежал футах в пяти от дома, куда он сумел отползти. Вокруг была набрызгана кровь.
2
Опасения Эллисона насчёт военного отряда оказались не лишёнными оснований. Проехав по следам милю-другую, он обнаружил на пологом склоне среди деревьев шестерых индейцев: трёх Арапахов и трёх Шайенов. Они сидели вокруг костра, оголённые до пояса, покрытые слоем краски на плечах, руках и лицах. Отряд проводил окуривание магической травой. Это означало, что дикари уже были готовы к нападению. Они приводили себя в полное соответствие с требованием военной тропы. На случай смерти, они должны были выглядеть торжественно (перья в волосах, украшения и амулеты, священная раскраска на теле) перед лицом невидимых жителей Неба. Но так как Бак знал, что поблизости не было никого, кроме его семьи, то совершить набег индейцы собирались именно на его дом. Привыкший к разного рода неожиданностям, Бак решил действовать быстро и нагло. Он беззвучно поднял винчестер. Отчётливо виднелись три широкоскулых молодых лица Арапахов и затылки Шайенов. На индейцах плясали густые тени листвы и подрагивали солнечные пятна. Бак взял на прицел центрального Арапаха и потянул спусковой крючок. Под грохот выстрела индеец откинулся навзничь. Его сосед покатился по земле после мгновенно прозвучавшего второго выстрела, хватаясь за грудь. Третий Арапах застыл на месте с дымящимся пучком травы в руках. Шайены рассыпались в траве, жирной краской вспыхивая на солнце. Арапах бросился бегом к стоящим неподалёку мустангам, виляя между стволами деревьев. Бак выстрелил в него, но пуля не попала в цель, с визгом оторвав кусок коры над головой дикаря. Эллисон пустил коня во всю прыть прямо на индейцев. Они уже подскакивали верхом и разлетались в разные стороны, но не прошло и минуты, как они развернулись и помчались на него, крича и держа стрелы наготове. Очередной выстрел свалил кого-то из индейцев с коня. Тотчас редкое облачко дыма распустилось над одним из дикарей. Пуля прожужжала высоко в листве, не причинив белому человеку вреда. Однако в следующую секунду лошадь Эллисона споткнулась, и он кувырком полетел в траву. Рассекая клубы пыли, воткнулась в землю стрела, рядом другая. Бак ответил выстрелом, но поторопился и не попал ни в кого. Его лошадь уже стояла на ногах, и сквозь ноги её он видел обнажённых всадников, гнавших своих косматых пони к нему. Бак стремительно поднялся, чтобы прыгнуть в седло. Одновременно с его рывком лошадь дёрнулась, громыхнуло индейское ружьё. Животное осело, мотая головой и хрипя. Бак успел откатиться, чтобы тяжёлое тело кобылы не придавило его. Он выстрелил наугад, и Шайены придержали коней. Они находились совсем близко. Бак прицелился и свалил ближайшего воина, ранив его в живот. Индеец перевернулся, поднялся на ноги, качнулся и упал. На его раскрашенном лице Бак прочитал удивление. На это он и делал ставку. Индейцы должны были растеряться, должны были отказаться от драки, потому что они уже проиграли. Зная веру краснокожих в чудеса, Эллисон рассчитывал, что храбрые уедут, решив, что их белый противник охраняется сильным талисманом. Однако два оставшихся Шайена не уехали совсем. Они остановились на безопасном расстоянии, спрыгнули на землю, сели на корточки и стали следить за Баком. Он выпрямился. Шагах в шести от него шевелился раненый Шайен. На вздувшихся мышцах его спины, покрытых краской, налипли хвоя и травинки. Бак огляделся и тут услышал выстрел. Сильный удар в левое плечо сбил его с ног. Он не видел стрелявшего. Должно быть, это пришёл в себя один из тех, кого он посчитал за мёртвого. Сквозь траву, повернув голову, Бак различил направившихся к нему двух Шайенов. Среди деревьев стояла согнутая фигура Арапаха, оперевшаяся всем корпусом о старинное длинноствольное ружьё. Верховые индейцы быстро приближались. Вот уже белки глаз стали видны, слышно, как длинные косы с вплетёнными в них бусами постукивали об ожерелья из медвежьих клыков. Один из воинов спрыгнул на землю, держа в руке лук, и шагнул к поверженному Бледнолицему, намереваясь притронуться к нему. Многие обычаи степных племён ушли в прошлое, но давняя традиция дотрагиваться до противника в бою, чтобы заработать славу, осталась. Шайен нагнулся, и Эллисон спустил курок, всаживая последнюю пулю в горло дикаря. Брызнула кровь, пачкая широкое белое перо, лопнула кожа. Индейца отшвырнуло. Эллисон издал подобие смешка, обрадовавшись своему манёвру. Второй Шайен издал пронзительный крик, в котором негодование слилось воедино с потрясением. Он взмахнул топориком и саданул им по голове белого человека. Эллисон не успел издать ни звука и упал на спину. Кровь залила ему лицо. Шайен объехал вокруг несколько раз, низко свесившись с пони, затем быстро слез, подбежал к странному Бледнолицему, опустился на колени и умело положил его лицом к земле, как переворачивали его далекие предки поверженных врагов, заслуживших уважение в бою. Затем индеец сел на коня и поскакал к двум израненным товарищам.
3
Бак разлепил глаза, но ничего не увидел. Он шевельнул головой, и она ошпарила его брызгами боли. В мозгу вспыхнуло, по спине разлился огонь. Бак приоткрыл губы, но совсем немного, так как малейшее движение мышц на лице словно наполняло голову кипятком. Между губ проникли стебельки мятой травы, и Бак понял, что он лежал лицом вниз. Тогда он попытался перевернуться, что удалось ему не сразу, однако тьма не рассеялась, даже когда он лёг на спину. Над ним плыла глубокая ночь. Он повернулся на бок и, скрипя зубами, стал медленно ползти, делая едва уловимые движения. Временами он проваливался в забытье, затем заново открывал глаза, чувствуя, как его поочерёдно охватывали жар и озноб. Но он продолжал ползти на звук воды.
Заря застала его почти возле ручья. За ночь он прополз всего футов двадцать, но совершенно обессилел и потерял сознание. При этом голова его уткнулась тяжело в песок, и свежая кровь полилась из раны с новой силой. Густой красной лентой она затекла ему в открытый рот и ухо. Прийдя в чувство, Бак опустил лицо в воду и едва не захлебнулся, не в силах поднять голову, чтобы набрать воздуха. Он слегка ополоснул лицо, но кровь продолжала струиться из глубокой раны на голове и через минуту снова застлала ему глаза. Из охватившей его мглы Бак вынырнул, когда услышал топот копыт, и разлепил веки. Заходящее солнце просвечивало косыми лучами траву. Перед самыми глазами ползали муравьи, многие бегали по его лицу. Бак ощутил, как по всему телу закипели пузырьки крови, заметались жгучие иголочки. Он напрягся и подтянул ноги к животу. Правая рука упёрлась в землю, и он, испытывая головокружительную боль, заставил себя подняться на колени. Между деревьями гарцевали верховые индейцы. Некоторые были в парадных убранствах, держали в руках щиты и копья. Некоторые прикрывались только набедренными повязками, и за поясом у них торчали дубинки. В лучах вечернего солнца все они выглядели по-настоящему красными. Воины заметили покрытого кровью белого человека сразу и в полном молчании окружили его. Бак вытянул перед собой руку с раскрытой ладонью и, тяжело ворочая языком, сказал на языке Лакотов:
-- Сегодня плохой день для смерти. Великий Дух велел мне жить -- Его голос звучал слабо, но отчётливо.
Индейцы обменялись несколькими певучими фразами на языке Шайенов. С высокого жеребца цвета смолы спрыгнул индеец с единственным пером в волосах и с длинными косами, пущенными по груди, и подошёл к Баку, заглядывая ему в лицо. Он сильно повернул голову белого человека, чтобы увидеть рану, и издал удивлённое восклицание. Затем он разорвал рубашку Эллисона и обнаружил вздувшееся плечо с пулевым ранением навылет. Бак стиснул зубы, но сдержался и не проронил ни звука. Когда индеец вновь посмотрел ему в глаза, Бак узнал в нём Лакота по имени Поймать Лисицу.
-- Вода-На-Камнях всё ещё ждет меня? -- прошептал он. -- Поймать Лисицу отвезёт меня к моей жене?
4
В лагерь Плохих Лиц, с которыми стояли также палатки Шайенов из группы Воинов Собаки, Бак Эллисон въехал верхом, сидя за спиной Поймать Лисицу. Рана на его голове была наскоро обработана, но кровь не переставала сочиться, плечо раздулось. Он мог бы лечь на волокуши, но отказался, решив проявить максимум воли, чтобы произвести впечатление на Шайенов, которые не были знакомы с ним.
Как он объяснил позже, индеец, нанёсший ему заключительный удар, привёз в лагерь весть о доблестном белом человеке, который обладал великим чудом и силой, который не знал страха и не хотел умирать. Воины Собаки и Плохие Лица (примерно человек двадцать общим числом) наутро отправились на место странной схватки, чтобы подобрать тела погибших и посмотреть на труп удивительного Бледнолицего. Они домчались до цели к вечеру и были поражены, увидев белого окровавленным, но живым.
Поймать Лисицу и Язык Бизона, которые приехали с отрядом, доводились двоюродными братьями индейской жене Бака Эллисона. Но они не сразу признали его, покрытого загустевшей кровью и коротко остриженного. Услышав родную речь и имя Воды-На-Камнях, они промыли Бледнолицему раны и оторопели от очередного изумления: перед ними оказался Далёкий Выстрел, известный воин Оглалов, сын Жёлтой Птицы.
В деревню ехали без спешки, с остановками, потому что Бак плохо держался на лошади. Мир плыл перед его глазами, будто его погрузили в воду.
Когда же отряд добрался до стойбища, собралась толпа, слышались причитания женщин над убитыми юношами. Бак соскользнул с коня и сел на землю, не в силах больше держаться. Шайены кричали на него, принимая за пленника. Несколько женщин бросились на Бака с криками и бранью, и одна стукнула его кулаком по голове. На несколько секунд он лишился чувств, но судорожно сжатые пальцы держались за ногу Поймать Лисицу. Прибывшие воины подняли голоса на женщин и замахали копьями на старух. Молодая индеанка с глубокими шрамами на щеках проскочила между мужчинами и плюнула Эллисону в лицо. Поймать Лисицу сильно оттолкнул её и воскликнул что-то на языке Шайенов. Язык Бизона крикнул Баку, чтобы тот снова сел на пони и не слезал, покуда они не въедут в лагерь Лакотов. С тяжёлым сердцем наблюдал Бак за вспышкой гнева, причиной которой во всех отношениях послужил он сам.
-- Ты останешься в моём доме, -- объявил Поймать Лисицу, помогая белому человеку сползти с лошади и пройти в типи, перед входом которого стоял высокий шест с развешанными на нём скальпами. Бак слышал индейца, но почти ничего не понимал. Ватный туман окутывал его.
-- Через десять дней мы свернём палатки и отправимся на север. Там встретятся многие Лакоты, чтобы решить, что делать с белыми пришельцами, которых становится всё больше. Они, подобно мухам вокруг лошадей, роятся возле нашего народа. Красное Облако недоволен и говорит, что Длинные Ножи обманули его. Но воевать не хочет.
-- Где моя жена?
-- Вода-На-Камнях в лагере Неистовой Лошади. Мы встретим их позже.
В типи вошёл лекарь. Его голову украшал скальп бизона с торчащими рогами, окрашенными в красный цвет. Из-под мохнатого головного убора свисали длинные косы, переплетенные кожей гремучей змеи. На голом сухом старческом теле виднелось множество начерченных жёлтых полосок. За спиной лекаря стоял мальчуган и держал сумку с пахучими снадобьями и большой бубен. Взглянув внимательно на обмякшего белого человека, старик велел всем покинуть жилище и сунул в рот костяной свисток.
Возле входа в палатку собрались женщины и мужчины. Некоторые расспрашивали, кто такой Далёкий Выстрел. Кое-кто стал рассказывать о нём истории, в которых он оживлял Человека-Который-Ходит-Посередине и совершал другие сказочные поступки. Были такие, которые выражали удивление тем, что Далёкий Выстрел слишком похож на Бледнолицего. Но едва зазвучал бубен, все умолкли. Бубну вторил свисток колдуна, напоминавший клёкот орла. Затем колдун запел. Через короткое время, которого не хватило бы, чтобы вода в котле закипела, лекарь вышел и спокойно направился через деревню к своему жилищу. За ним молча следовал мальчик с сумкой, бережно неся бубен.
Лакоты заглянули в палатку. Там стоял густой запах трав. Бак крепко спал, лицо его было спокойным, бледность ушла.
5
-- Там никого не было, брат мой, -- повторял молодой индеец, -- я говорю правду.
-- Не может быть. Куда же они делись? -- вопрошал взволнованно Бак. -- Женщина и девочка, у них красивые светлые волосы.
-- Нет. Дом из дерева есть. Загон поломан, там лежит скелет коня, а вокруг много волчьих следов. Около жилища растерзано тело большого волка. Его кто-то убил, потому что кровь была сначала, до того, как появились койоты и сожрали его.
-- И нет женщины? Ты уверен? -- Бак пристально следил за индейцем. -- Не обманывает ли меня Огонь Руки? Может, молодые воины напали на дом и увели женщину?
-- Нет. Огонь Руки не лжёт, его язык прям. Это знают все. Наши воины не застали в деревянном доме никого, но видели много отпечатков копыт с подковами. Раньше нас там побывали Длинные Ножи. Я думаю, они забрали твою женщину.
Бак опустил голову. Незнакомые прежде чувства глубокой вины и утраты сжали его сердце. Где теперь искать? Не обманывает ли индеец? Впрочем, разве удержались бы юноши от похвальбы, если бы привели пленную женщину или добыли её скальп?
Три дня провёл он в лагере Плохих Лиц и заметно оправился. После посещения старого лекаря боль в голове и плече ушла, отёк почти пропал, кровь перестала сочиться из раны. Оставались естественная слабость и головокружение.
На четвёртый день пришёл Шайен и принёс Баку его винчестер. Эллисон видел, что индейцу стоило больших душевных сил вернуть добытое в бою оружие, но не отдать он не мог, ведь Далёкий Выстрел оказался вовсе не врагом (ведь это Шайены готовились напасть на него и его семью, а любой мужчина имеет право защищать свой дом, пусть то и неприятный для осознания, но всё же правдивый факт).
В тот же день в палатку беззвучно, как привидение, проскользнула молодая женщина, которая бранила Эллисона в день его приезда и оскорбила его плевком в лицо. Она молча села перед мужчиной и положила перед ним новые мокасины, искусно украшенные иглами дикобраза, и большую сумку с бисерной вышивкой. Затем индеанка застыла в ожидании его слов. Бак показал знаками, что не таит зла в сердце. Женщина улыбнулась, отчего глубокие рубцы на её щеках превратились в рельефные борозды.
Когда лагерь снялся с места, Бак уже уверенно сидел верхом. Он ехал молчаливый, но вполне умиротворённый. Шуршали по траве волокуши, лаяли собаки, смеялись дети. Безоблачное небо сверкало, насыщенное солнечным воздухом.
-- К нам приезжали Болтающиеся-Около-Форта, -- рассказывал Поймать Лисицу, скача рядом с Эллисоном, -- они говорили, что Красное Облако получил для племени землю около Лошадиного Ручья. Он больше не выйдет на военную тропу. Красный Лист и Маленькая Рана остались с ним. Я слышал, что многие Оглалы приехали на совет и дотрагивались до этих вождей, как до врагов в бою. Юноши кричали, что вожди должны покинуть землю Лакотов, раз они превратились в Бледнолицых. Белый Отец послал Крапчатому Хвосту подарки, но отряд воинов выехал встретить посланцев и не пустил их в агентство Крапчатого Хвоста. Подачки Бледнолицых делают разум некоторых вождей безвольным... Плохие времена наступили. На душе у меня тяжело, потому что многие наши люди оставляют свои сердца в фортах белых людей.
ПЛОХИЕ ЛИЦА
(1872)
1
Вынув из чехла винчестер, Бак принялся за чистку оружия. Вода-На-Камнях приходила временами, присаживалась на корточки напротив мужа и с любовью смотрела на него. Затем, спохватившись, она поспешно возвращалась к наваленной на бизоньей шкуре груде свежего мяса и продолжала резать его на тонкие длинные кусочки. Вокруг стояло множество лошадей, перепачканных кровью, с которых женщины уже успели снять тюки, полные мяса и крови бизонов, но мальчики ещё не отогнали их к реке, чтобы обмыть.
-- Славная была охота, -- сказал с довольной улыбкой Далёкий Выстрел, -- я знал, что мы вдоволь набьём быков. Великий Дух спел мне об этом во сне.
-- Зима была тяжелой, но теперь у нас много мяса, -- ответила через плечо Вода-На-Камнях, работая ножом. -- Скоро Сын Белой Травы станет твоим помощником.
-- Да, -- согласился Бак, любуясь ловкими движениями женщины, -- он должен скорее взрослеть. Вскоре Лакотам потребуются сильные воины. Нам уже сейчас нужны ловкие люди, они всегда нужны... Ты знаешь, что Пятнистый Рог попал на охоте под ноги бизона?
-- Я слышала об этом, -- ответила жена, -- говорят, его сбросил конь.
-- Да. От тела мало что осталось, но его останки всё равно привезли в деревню на волокушах. Я видел, как его жена, обезумев, перерезала коню горло и умылась кровью. Похоже, горе убьет её.
-- Бедная женщина, -- Вода-На-Камнях обернулась и серьёзно посмотрела мужу в глаза. -- Я умру, если с тобой произойдёт что-то на войне или охоте. Я отправлюсь следом за тобой по тропе. Ты вернулся ко мне из другого мира, где люди становятся ленивыми, грязными, где от них дурно пахнет. Но ты вернулся, значит, твоё сердце связано со мной вечными узами. Ты мой муж до самой смерти.
Далёкий Выстрел спрятал винчестер в чехол и приблизился в жене. В эту минуту её лицо показалось ему прекрасным, как никогда. Бак протянул руку и дотронулся до того места, где шрам рассекал бровь жены. Чёрные волосы изуродованной брови под грубой кожей его пальцев ощутились, как шелковистая весенняя трава под тяжёлой подошвой усталой ноги. Бак придвинулся и коснулся шрама губами, язык скользнул по плотному рубцу.
-- Зачем? -- засмеялась она. -- Люди будут смотреть и говорить, что мой муж не похож на воина, что у него нежное сердце.
-- Мужчины Лакотов умеют воевать. Но почему они должны стыдиться сердечных порывов? Возлюбленные дарят друг другу сердца, для них ставят палатку, чтобы они жили вместе и могли любить. Никто не смеётся над этим. Почему же нельзя показывать свою любовь через много лет после свадьбы? Почему я не могу говорить тебе о любви на глазах своего народа? Я хочу, чтобы все знали об этом, чтобы разделили моё счастье. И я хочу, чтобы в минуты горя со мной плакали все Лакоты. Это моя семья, огромная семья, и мне хочется чувствовать бой нашего общего сердца.
-- Ты никогда раньше не говорил таких слов.
-- Сегодня я счастлив. Я почувствовал это на охоте, когда вокруг меня мчались мои братья и я видел восторг в их глазах. Оказывается, ещё осталась жизнь.
-- Разве она должна была исчезнуть?
-- Вода-На-Камнях красива, и ей, как всякой женщине, хочется, чтобы красота никогда не покидала её, -- засмеялся Бак, -- точно так же все Лакоты надеются, что их жизнь не изменится. Но уже много земли отдано белым. Я видел, что делают белые на той земле. Я понял, что жизнь красного человека подошла к закату. Мы похожи на остров посреди безбрежного океана Бледнолицых, и вода продолжает наступать.
-- Твои слова печальны.
-- Да, я скорблю. Я вижу, что смерть народа близка. Но сегодня я понял также, что на этом острове осталась настоящая жизнь. Её мало, но она есть. И я хочу пользоваться ею и радоваться, покуда осталось время. Как только начнутся танцы, я приму в них участие. Я хочу движения. Танец -- это движение, а движение -- это жизнь. Мы будем двигаться по кругу в едином ритме, и наша песнь будет единым голосом. Я чувствую, что сегодня, как никогда раньше, Лакоты должны соединиться с Большим Кругом в своём круговом танце. Сегодня я буду петь песни и говорить тебе о любви, потому что завтра этого можно не успеть сделать. Впереди нас ждут беды...