Вейнбаум Стенли. Сила воли

   Дважды они делали остановку, и оба раза достаточно было одного-двух дней, чтобы понять, что новый район не отличается от места их первоначальной посадки: те же вздутые, испещренные жилками растения, тот же непрерывно дующий Нижний Ветер, тот же издевательский хохот из кровожадных глоток триоптов.
   Но третье место оказалось не похожим на остальные. Они сели на дикое, унылое плато у подножия Больших Гор Вечности. Далеко на западе половина горизонта еще слабо светилась в вечном закате солнца, но все пространство на юго-западе было погружено во тьму и скрыто от людского взора стеной могучих гор, взметнувшихся в черные небеса на высоту двадцати пяти миль. Разумеется, в этой стране бесконечной ночи горы оставались невидимыми, но двое всем существом своим ощущали колоссальную мощь этих невидимых пиков.
   И было еще нечто такое, отчего они чувствовали близость могучих Гор Вечности. Здесь было тепло, не так тепло, как в Зоне Сумерек, но значительно теплее, чем на равнине внизу. Термометры показывали минус четырнадцать снаружи. Огромные пики, достигая своими вершинами уровня Верхних Ветров, вызывали вихревые потоки, и теплый воздух, отклонившись от обычного курса, нес свое тепло вниз, смягчая холодное дыхание Нижнего Ветра.
   Хэм угрюмо осмотрел равнину, освещенную огнями ракеты.
   — Не нравится мне это место, — проворчал он. — Мне эти горы никогда не нравились, а уж после того, когда ты, как чокнутая, напрямик потащилась через них в Прохладную Страну, я их просто терпеть не могу.
   — Как чокнутая! — немедленно отозвалась Пэт. — А кто назвал эти горы? Кто пересек их? Кто их открыл? Мой отец — вот кто!
   — И потому ты считаешь, что получила их в наследство, — парировал он, — и что стоит тебе свистнуть, как они упадут перед тобою ниц и прикинутся мертвыми, а Проход Сумасшедшего вдруг обернется дорожкой в парке. Только позволь напомнить, что лежала бы ты сейчас в каньоне кучкой обглоданных косточек, если бы я не оказался рядом и не вытащил тебя оттуда.
   — Ой, посмотрите на него — такой робкий янки! — огрызнулась Пэт. — Я иду наружу, посмотрю, что там и как. — Она натянула на себя малицу и шагнула к люку. — А ты… а ты разве не идешь со мной? — спросила она нерешительно.
   Он ухмыльнулся:
   — Разумеется, просто я хотел, чтобы ты попросила об этом сама.
   Он быстро надел свой защитный костюм и последовал за ней.
   Да, это место было не похоже на другие. Поверхность плато представляла собой все то же унылое нагромождение камня и льда, которое они видели на равнине внизу. Тут были изломанные шпили самых фантастических очертаний, а дикий ландшафт, искрящийся в свете огней, в точности повторял причудливую картину места их первой стоянки.
   Но холод здесь был не такой пронизывающий. На этой планете с увеличением высоты становилось теплее, а не холоднее, как на Земле, потому что при подъеме приближалась полоса Верхних Ветров; к тому же здесь, в Горах Вечности, Нижний Ветер, разорванный мощными пиками на отдельные порывы, завывал уже с меньшей яростью.
   И растительность была не такой скудной. Повсюду встречались вздувшиеся, в прожилках, «грибы», и Хэму приходилось все время глядеть под ноги, чтобы не наступить на какое-нибудь растение и снова не услышать в ответ всхлипывания, словно от боли, которые действовали ему на нервы. Пэт не мучили такие сравнения, она утверждала, что всхлипы — это всего лишь тропизм *, что образцы, которые она вытаскивала из почвы и увлеченно пластала, чувствуют боль не сильнее яблока на зубах, и что при любых обстоятельствах биолог должен оставаться биологом.
   Где-то вдали между горных шпилей раздался издевательский хохот триопа, и Хэму уже в который раз почудилось, что среди неясных теней на границе светового круга он различает очертания этих демонов тьмы. Во всяком случае, если они там и были, то свет удерживал их на достаточном расстоянии, так как рядом не пролетел еще ни один камень.
   И все-таки это было странное ощущение — передвигаться, оставаясь все время в центре светового круга. Хэму все время казалось, что сразу за чертой света его подстерегают какие-то, одному Богу известные, невероятные, таинственные существа, хотя разум подсказал, что такие чудовища не могли бы остаться незамеченными.
   Перед ними в свете огней блестела не то ледяная стена или вал, не то отвесная скала, которая далеко протянулась слева направо, преграждая путь.
   Внезапно Пэт указала на нее рукой.
   — Смотри! — воскликнула она, не отводя луча света. — Полости во льду, похоже на норы. Видишь?
   Он видел маленькие черные отверстия размером, пожалуй, с крышку канализационного люка, целый ряд таких отверстий у подножия ледяной стены. Чтото черное быстро пронеслось с хохотом вверх по ледяному склону и пропало — триоп. Может быть, это их берлоги? Он прищурился.
   — Там что-то есть! — тихо сказал он Пэт.
   У половины отверстий перед входом что-то лежало, или это просто камни, чтобы закрывать вход?
   Осторожно — пистолеты наготове — они двинулись вперед. Вокруг было тихо, но по мере того как поток света усиливался, предметы все меньше и меньше походили па камни, и наконец они увидели знакомый рисунок прожилок и мясистые выпуклые очертания.
   По крайней мере, эти существа являлись новой разновидностью. Хэм сумел разглядеть ряд точек, похожих на глаза, а внизу множество ножек. По форме эти создания напоминали опрокинутые корзинки объемом в бушель *, все в прожилках, дряблые на вид и совершенно без органов чувств, если не считать точек-глаз по всей окружности. А сейчас
   * Тропизм — ответная реакция растений на внешний раздражитель.
   * Бушель — мера емкости сыпучих тел. 1 бушель равен 36,35 литра.
   ему удалось даже заметить полупрозрачные веки, которые опустились, видимо, для того, чтобы защитить глаза от яркого света.
   Они стояли едва ли в дюжине футов от одного из существ. Пэт после минутного колебания шагнула вперед и встала у неподвижной загадки.
   — Ну! — сказала она. — Это что-то новенькое, Хэм. Привет, старина!
   В следующее мгновение оба оцепенели от страха, пораженные, совершенно сбитые с толку. Исходивший, как им показалось, от мембраны в верхней части тела существа, послышался щелкающий голос:
   — Привет, старина!
   В воздухе повисла угрожающая тишина. Хэм держал в руке пистолет, но даже возникни такая необходимость, не смог бы применить оружие — он совершенно забыл, что вооружен. Хэм был парализован и оглушен одновременно.
   Но вот Пэт справилась с волнением.
   — Это… невозможно! — тихо сказала она. — Это тропизм. Существо просто отражает все звуки, которые доходят до его поверхности. Ведь правда, Хэм?
   — Я… я… конечно! — Он пристально смотрел на прикрытые глаза. — Должно быть, так и есть. Слушай! — Он наклонился вперед и заорал прямо на существо: — Приве-е-ет! Сейчас оно ответит.
   И оно ответило.
   — Это не тропизм, — прощелкало оно на визгливом, но безупречном английском языке.
   — Это не эхо! — задохнулась Пэт, пораженная. Она подалась назад. — Мне страшно, — простонала она, схватив Хэма за руку. — Уйдем скорее!
   Он заслонил ее собой.
   — Ну уж нет. Я, конечно, всего-навсего робкий янки, — усмехнулся он, — но я не уйду, пока не выпытаю у этого живого фонографа, что — или кто — у него там тикает.
   — Не надо, Хэм! Мне страшно!
   — Похоже, оно не опасно, — заметил он.
   — Оно не опасно, — подало голос существо, сидящее на льду.
   Хэм хватанул ртом воздуха, а Пэт тихонько заскулила от ужаса.
   — Кто… кто ты? — спросил он запинаясь.
   Ответа не последовало. Прикрытые глаза не отрываясь смотрели на него.
   — Что ты? — попытался он снова.
   И снова нет ответа.
   — Откуда ты знаешь английский? — спросил он наугад.
   Щелкающий голос произнес:
   — Я не знаешь английский.
   — Тогда… м-м… тогда как ты говоришь по-английски?
   — Ты говоришь по-английски, — объяснила эта загадка природы довольно логично.
   — Я не имею в виду почему. Я спрашиваю, откуда ты знаешь?
   Но Пэт уже частично справилась со страхом, и ее быстрый ум ухватил суть дела.
   — Хэм, — прошептала она возбужденно, — оно пользуется только словами, которыми пользуемся мы. Оно узнает их значение от нас!
   — Я узнает значение от вас, — подтвердило существо, игнорируя грамматику.
   На Хэма снизошло озарение.
   — Господи! — раскрыл он рот. — Так значит, это мы должны пополнить его словарь.
   — Ты говоришь, я говоришь, — подсказало существо.
   — Ну, конечно! Видишь, Пэт? Мы можем сказать что угодно. — Он немного подумал. — Давай попробуем… В процессе исторического развития человеческой расы…
   — Заткнись! — оборвала его Пэт. — Янки! Ты находишься на территории, принадлежащей английской короне. «Быть или не быть — вот в чем вопрос…»
   И пошло-поехало. Внезапно Хэм поймал себя на мысли, до чего фантастична и нелепа ситуация, в которой они оказались. Вот Пэт, старательно пересказывающая историю о Красной Шапочке этой личности с ночной стороны Венеры, начисто лишенной чувства юмора.
   Услышав раскаты хохота, девушка обернулась и смущенно посмотрела на него.
   — Ты еще расскажи ему о Мюнхгаузене на половине кобылы! — сказал он, задыхаясь от смеха. — Вдруг выжмешь из него улыбку!
   Пэт рассмеялась вслед за ним.
   — Нет, но в самом деле, это же серьезно, — наконец сказала она. — Вообрази, Хэм! Разумная жизнь на темной стороне! А ты вообще-то разумный? — спросила она вдруг у существа на льду.
   — Я разумный, — заверило ее существо. — Я разумно разумный.
   — Во всяком случае, лингвист ты замечательный, — сказала она. — Хэм, ты когда-нибудь слышал, что можно выучить английский язык за полчаса? С ума можно сойти! — Как видно, ее страх перед существом совсем пропал.
   — Ну что ж, давай этим воспользуемся, — предложил Хэм. — Как тебя зовут, приятель?
   Ответа не было.
   — Конечно, — вставила Пэт. — Он не может сказать нам свое имя, пока мы его как-нибудь не назовем, а мы не можем этого сделать, потому что… О! Ладно, давай тогда назовем его Оскар. Вполне подходящее имя.
   — Прекрасно. Оскар, так кто же ты все-таки?
   — Человеческий. Я человек.
   — Что-что? Провалиться мне на месте, если это так!
   — Это слова, которые вы мне сказали. Для себя я — человек для вас.
   — Подожди-ка. «Для себя я…»Я понял, Пэт. Он хочет сказать, что единственные слова, которые у нас есть для определения того, чем он себя считает, это слова вроде «человек»и «человеческий». Ну, хорошо, тогда каков твой народ?
   — Народ…
   — Я имею в виду твою расу. К какой расе ты принадлежишь?
   — Человеческой.
   — О-о, — простонал Хэм. — Попробуй ты, Пэт.
   — Оскар, — сказала девушка, — ты говоришь, что ты — человек. Ты млекопитающее?
   — Для себя человек — это млекопитающее для вас.
   — О Господи! — Она попыталась еще раз: — Оскар, как размножается ваша раса?
   — Я не имею слов.
   — Ты был рожден?
   Странное лицо без тела или тело без лица слегка изменилось. На полупрозрачные веки, закрывающие множество глаз, легли другие, более плотные, впечатление было такое, что существо нахмурилось в глубокой задумчивости.
   — Мы не рождаемся, — прощелкал он.
   — Тогда… семена, споры, партеногенез? Или деление?
   — Споры, — взвизгнула живая загадка, — и деление.
   — Но…
   Она замолчала в замешательстве. В наступившей тишине откуда-то слева послышался насмешливый крик триопа; оба непроизвольно обернулись, пристально посмотрели вдаль и в ужасе отпрянули. Они увидели, как у самой границы светового круга один из этих демонов схватил и понес то, что, без всякого сомнения, было обитателем пещер. И, что всего ужасней, все остальные так и остались сидеть перед своими норами, сохраняя абсолютное спокойствие.
   — Оскар! — закричала Пэт. — Они схватили одного из ваших!
   Ее оборвал звук выстрела, но Хэм промахнулся.
   — О-о! — Пэт задохнулась от гнева. — Дьяволы! Они схватили его!
   От существа перед ними не последовало никаких комментариев.
   — Оскар! — крикнула она. — Неужели тебе совершенно безразлично? Они убили одного из ваших! Ты понял это?
   — Да.
   — Но… неужели тебе все равно? — Пэт уже чувствовала нечто вроде человеческой симпатии к этим существам. Они могли говорить, они стояли выше животных. — Тебя это нисколько не трогает?
   — Нет.
   — Но кто они вам, эти дьяволы? Что такого они делают, если вы позволяете им убивать себя?
   — Они нас едят, — невозмутимо ответил Оскар.
   — О-о! — в ужасе воскликнула Пэт. — Но… но почему вы…
   Она замолчала. Существо медленно отползало к своей норе.
   — Постой! — крикнула она. — Они не подойдут! Наши фонари…
   Из норы послышался щелкающий голос:
   — Холодно. Я ухожу, потому что холодно.
   Наступила тишина.
   Холод усиливался. Порывистый Нижний Ветер дул все сильнее, и, окинув взглядом гряду, Пэт увидела, что все обитатели пещер отступают к своим норам. Она оглянулась и беспомощно посмотрела на Хэма.
   — Может быть, я спала? — прошептала она.
   — Тогда мы оба спали, Пэт. — Он взял ее за руку и повел назад к ракете, иллюминаторы которой приветливо светили во мраке.
   В ракете, согревшись и сняв свои нелепые одеяния, Пэт устроилась в кресле, поджав под себя стройные ноги, закурила сигарету и почувствовала, что способна и дальше развивать свои здравые идеи относительно данной проблемы.
   — Чего-то мы здесь недопонимаем. Хэм, тебе не кажется, что разум Оскара какой-то странный?
   — Это чертовски быстрый разум.
   — Да, он достаточно разумен. Интеллект на уровне человеческого или даже… — она запнулась, — выше человеческого. Но это не разум человека. Он какой-то иной — чужой, не похожий на наш. Не совсем точно могу объяснить, что я чувствовала, но ты заметил, что Оскар совсем не задавал вопросов. Ни одного!
   — Да ну! А ведь и правда. Странно!
   — Это ужасно странно. Любой человеческий разум, встретив иную мыслящую форму жизни, задал бы множество вопросов. Мы так и сделали. — С глубокомысленным видом она затянулась сигаретой. — И это еще не все. Это… это безразличие, когда триоп напал на его товарища. Разве это по-человечески, или вообще по-земному? Я видела, как паук, охотившись за мухами, схватил одну, не спугнув при этом всего мушиного роя. Но разве нечто подобное возможно с разумными существами? Конечно, нет. Даже в стаде оленей или в стае воробьев с их неразвитым мозгом такое немыслимо. Убей одного, и испугаются все.
   — Правильно, Пэт. Они чертовски странные парни, эти приятели Оскара. Весьма странные животные.
   — Животные? Только не говори мне, что ты не заметил, Хэм.
   — Не заметил чего?
   — Оскар не животное. Он растение, теплокровное подвижное растение. Все время, пока мы с ним разговаривали, он пускал корешки в землю под собой и вокруг. А отростки, похожие на ножки, — стручки. На них он не ходит, он передвигается на корнях. А еще…
   — Что еще?
   — А еще, Хэм, эти стручки в точности такие же, как те, которыми нас забросали триопты в каньоне Гор Вечности и от которых мы тогда чуть не задохнулись.
   — От которых ты чуть было не отправилась на тот свет, ты хочешь сказать.
   — Во всяком случае, у меня хватило ума их запомнить, — возразила она, покраснев. — Но дело вот еще в чем. Разум Оскара — это разум растения! — Она затянулась сигаретой и помолчала, пока Хэм набивал свою трубку.
   — Как ты думаешь, — вдруг спросила она, — не помешает ли колонизации Венеры присутствие Оскара и его компании? Я понимаю, что они живут на темной стороне, но представь, что здесь найдут полезные ископаемые и начнется их коммерческое освоение. Конечно, люди не могут жить без солнечного света, но ведь можно основать вахтовые поселки. Что тогда с ними будет?
   — И что же?
   — Вот я и думаю. Хватит ли на этой планете места для двух разумных рас? Не пересекутся ли рано или поздно их интересы?
   — Что из этого? — проворчал он. — Эти создания примитивны, Пэт. Они живут в пещерах, не знают ни культуры, ни оружия. Для человека они не представляют угрозы.
   — Но у них замечательно развитый интеллект. Откуда ты знаешь, быть может, те, кого мы здесь встретили, всего лишь дикое племя варваров, а где-нибудь на бескрайних просторах темной стороны существует растительная цивилизация. Тебе известно, что цивилизованность не является привилегией человечества; вспомни хотя бы великолепную угасающую культуру Марса или следы погибшей цивилизации на Титане. Человеку просто случайно выпала судьба, совершенно не похожая на другие, по крайней мере пока это так.
   — Все это, в общем, правильно, Пэт, — согласился он. — Но если приятели Оскара по отношению к другим не более драчливы, чем к кровожадным триоптам, тогда они довольно безобидны.
   Она вздрогнула.
   — Я никак не могу этого понять. А что, если…
   — Если что?
   — Я… не знаю. Мне пришла в голову одна мысль, довольно жуткая. — Она резко подняла голову. — Хэм, завтра я собираюсь точно определить, насколько действительно разумен Оскар. Абсолютно точно… если только смогу.
   Совершенно неожиданно в этом деле возникли некоторые трудности. Когда на следующий день Хэм и Пэт приблизились к ледяной гряде, с трудом преодолев невероятные нагромождения льда и камня, они вдруг остановились в полной растерянности, недоумевая, в каком ряду пещер находится именно та, перед которой они стояли и разговаривали с Оскаром. В блеске отраженных огней все отверстия казались совершенно одинаковыми, а существа около них глазели на людей, полуприкрыв глаза, с абсолютно непроницаемым видом.
   — Да-а, — с сомнением протянула Пэт, — давай все-таки попытаемся. Эй, там, ты — Оскар?
   Щелкающий голос ответил:
   — Да.
   — Я не верю ему, — возразил Хэм. — Тот сидел выше и правее. Эй! Ты Оскар?
   Другой голос щелкнул:
   — Да.
   — Но вы не можете оба быть Оскаром!
   Избранник Пэт ответил:
   — Мы все Оскар.
   — О, это неважно, — вставила Пэт, предвидя возражения Хэма. — Очевидно, то, что знает один, знают все; так что безразлично, кого мы выберем. Оскар, вчера ты сказал, что ты разумен. Ты более разумен, чем я?
   — Да. Гораздо более разумен.
   — Ха! — хихикнул Хэм. — Что, съела?
   Она фыркнула:
   — Это ставит его на милю выше тебя, янки! Оскар, ты когда-нибудь говоришь неправду?
   Плотные веки накрыли полупрозрачные.
   — Неправду, — повторил резкий голос. — Неправду. Никогда. Нет необходимости.
   — Хорошо. Ты… — Она вдруг осеклась, услышав приглушенный хлопок. — Что это? О! Смотри, Хэм, один из его стручков лопнул! — Она отступила на шаг.
   Они почувствовали сильный резкий запах, напомнивший им страшный час, проведенный в каньоне, но в этот раз запах был не настолько сильным, чтобы вызвать удушье у Хэма или обморок у Пэт. Резкий, едкий и все-таки не лишенный приятности.
   — Зачем это, Оскар?
   — Так мы… — Голос вдруг умолк.
   — Размножаетесь? — подсказала Пэт.
   — Да. Размножаемся. Ветер переносит наши споры от одного к другому. Мы живем там, где ветер.
   — Но вчера ты сказал, что вы размножаетесь делением.
   — Да. Споры оседают на наших телах и происходит… — Голос снова умолк.
   — Опыление?
   — Нет.
   — Раздражение?
   — Да.
   — И после этого появляется нарост?
   — Да. Когда рост прекращается, мы разделяемся.
   — Фу! — фыркнул Хэм. — Нарост!
   — Заткнись! — огрызнулась Пэт. — Просто нарост — это и есть ребенок.
   — Нарост — это ребенок… Пусть так, но я очень рад, что не стал ни женщиной, ни тем более биологом.
   — Я тоже, — сдержанно ответила Пэт. — Оскар, что ты знаешь?
   — Все.
   — Ты знаешь, откуда пришли люди?
   — С той стороны, где свет.
   — Да, но до того?
   — Нет.
   — Мы с другой планеты, — торжественно сказала девушка. Так как Оскар молчал, она добавила: — Ты знаешь, что такое планета?
   — Да.
   — И ты знал еще раньше, чем я произнесла это слово?
   — Да, гораздо раньше.
   — Но откуда? Ты знаешь, что такое машины? Ты знаешь, что такое оружие? Ты знаешь, как делать эти вещи?
   — Да.
   — Тогда почему ты их не делаешь?
   — Нет необходимости.
   — Нет необходимости! — Она раскрыла рот от удивления. — Да будь у вас свет, даже просто огонь, — вы могли бы держать этих туристов, то есть я имею в виду триоптов, на безопасном расстоянии, вы не дали бы им пожирать себя!
   — Нет необходимости.
   Она беспомощно повернулась к Хэму.
   — Не думаю, — прошептала она. — Дело в другом, в чем-то, чего мы не понимаем.
   — Оскар, откуда тебе известно все это?
   — Разум.
   У пещеры неподалеку тихо хлопнул еще один стручок.
   — Но как? Скажи мне, как вы объясняете факты?
   — С помощью других фактов, — прощелкало существо на льду. — Разум может построить картину… — молчание.
   — Вселенной? — подсказала Пэт.
   — Да. Вселенной. Я начинаю с одного факта и делаю из него выводы. Я строю картину Вселенной. Затем я беру другой факт и делаю из него выводы. Если эта картина Вселенной, которую я построил, идентична первой, я знаю, что эта картина верна.
   Пэт и Хэм с благоговением воззрились на существо.
   — Послушай-ка! — сказал Хэм, переведя дыхание. — Если это правда, мы сможем узнать у Оскара все, что угодно! Оскар, ты можешь объяснить нам, чего мы еще не знаем?
   — Нет.
   — Почему нет?
   — Сначала вы должны дать мне слова. Я не могу объяснить того, для чего у нас нет слов.
   — Это правда, — прошептала Пэт. — Однако, Оскар, я знаю слова: время и пространство, энергия и материя, закон и причина. Расскажи мне о высшем законе Вселенной!
   — Это закон… — молчание.
   — Сохранения энергии или материи? Гравитации?
   — Нет.
   — Учение о… Боге?
   — Нет.
   — О жизни?
   — Нет. Жизнь не имеет значения.
   — Но… У меня нет больше слов.
   — Существует вероятность, — с усилием сказал Хэм, — что такого слова вообще пока нет!
   — Да, — щелкнул Оскар. — Это закон вероятности. Все эти слова обозначают различные проявления закона вероятности.
   — Боже мой! — выдохнула Пэт. — Оскар, тебе известно значение слов: звезды, созвездия, планеты, туманности и атомы, протоны и электроны?
   — Да.
   — Но откуда? Разве ты когда-нибудь видел звезды, они же вечно закрыты облаками? Или Солнце, закрытое Барьером?
   — Нет. Достаточно сделать вывод, потому что возможна только одна форма существования Вселенной. Реально только то, что возможно; то, что невозможно, также и нереально.
   — В этом, кажется, есть какой-то смысл, — тихо сказала Пэт. — Только я еще не совсем поняла какой. Оскар, тогда почему вы не воспользуетесь своим знанием, чтобы защитить себя от врагов?
   — Нет необходимости. Нет необходимости чтолибо делать. Через сто лет мы… — молчание.
   — Будете в безопасности?
   — Да… нет.
   — Что? — Внезапно ее поразила ужасная догадка. — Ты хочешь сказать, что вы исчезнете?
   Девушка совсем растерялась.
   — Но господи, Оскар! Разве ты не хочешь жить? Разве твой народ не хочет выжить?
   — Хочет, — резко сказал Оскар. — Хочет… хочет… хочет… Это слово не имеет значения.
   — Оно означает… желание, потребность.
   — Потребность не имеет значения. Желание… желание… у моего народа нет желания выжить.
   — О-о, — произнесла устало Пэт, — но для чего вы тогда размножаетесь?
   Как бы в ответ ей лопнул еще один стручок, осыпав их остро пахнущей пылью.
   — Потому что так надо, — прощелкал Оскар. — Когда споры находят нас, это надо делать.
   — Понятно, — медленно прошептала Пэт. — Хэм, я, кажется, поняла. Давай вернемся в корабль.
   Не попрощавшись, она повернулась и пошла к ракете, он задумчиво последовал за ней.
   На обратном пути с ними случилась маленькая неприятность: какой-то одинокий триоп, скрывавшийся за грядой, швырнул камень и разбил левый фонарь на шлеме Пэт. Девушка едва ли обратила на это внимание, она скользнула взглядом в ту сторону и побрела дальше. Но весь обратный путь с левой стороны, освещенной лишь фонарем Хэма, их сопровождали гиканье, вопли и хохот. В ракете Пэт устало бросила сумку для образцов на стол и села, даже не сняв комбинезона. Несмотря на жару, Хэм также не стал раздеваться, а безучастно опустился на кровать.
   — Я устала, — сказала девушка, — но все же не настолько, чтобы не понять, что все это значит.
   — Ну что ж, давай послушаем.
   — Хэм, — сказала она, — в чем основное различие между жизнью растения и животного?
   — Ну, растения получают питание прямо из почвы и воздуха, а животные используют в пищу растения или других животных.
   — Не совсем так, Хэм. Некоторые растения являются паразитами, они тоже живут за счет других организмов. Вспомни Хотлэнд или хотя бы некоторые земные растения — грибки, орхидеи, а тем более росянку, что питается мухами.
   — Ну, тогда — животные могут передвигаться, а растения — нет.
   — Опять неверно. Вспомни перекати-поле. Да и простейшие — они растения, но плавают в поисках пищи.
   — Но в чем тогда разница?
   — Иногда это трудно понять, — тихо сказала она, — но мне кажется, что сейчас я понимаю. Разница в следующем: животными движет желание, а растениями — необходимость. Понимаешь?
   — Ни черта.
   — А ты подумай. Растение, даже способное передвигаться, поступает так или иначе потому, что оно так создано. Животное поступает так по своему собственному желанию, потому что оно создано желать.