Страница:
Лучше журавль в небе, чем утка под кроватью.
Или чёрный ворон у подъезда.
1 апреля 2002-го года.
Идея.
Изначально идея была следующей: приблизить провинцию к столице (приблизить, не превратить). Идея гуманная, благородная. Как любая другая идея. Первоначальный замысел которой непременно извратится в процессе претворения. В жизнь. Как в данном случае.
Когда отправилась группа столичных чиновников доводить до сведения представителей далёкой провинции. Идею. С которой представители далёкой провинции легко согласились, накормив до отвала столичных чиновников экологически чистой продукцией. С выпивкой.
И вернулись столичные чиновники в столицу. Сытыми. Отчего глаза у них стали голодными. Хотя раньше в них наблюдался блеск разума. Теперь же он был блеском хищника. Которого нужно кормить. И кормить. И кормить. Чтобы он не сожрал ближнего. Только за то, что голоден.
И хлынула провинция в столицу. Осваивать, якобы, ценности. Которые осквернила, так и не освоив. И начались новые правила. Что хорошо забытые старые. С чем боролись и изживали в столице. И хотели внедрять в провинции. В которой пережитки старого бытуют поныне.
И обрели статус. Законности... В парках отдыха бродят парнокопытные. И щиплют травку прямо с газонов. Удобряя асфальт свежим навозом. И солнце столичное будит петух-горлопан. Который и здесь нашёл себе курочек. Что несут ему яйца. Яйца не простые. Золотые.
Покорённая столица нынче провинция.
А идея была хорошей.
8 апреля 2002-го года.
Каменный Век.
Было время. И камни были тяжёлыми. Очень. В них мы видели силу. И мощь оружия. Без них не обходилось ни одно мероприятие (читай драка) в школе. И за её пределами. Камни восстанавливали "справедливость".
Камнями заправлялись рогатки. После чего не пели птицы утром. И не горели фонари вечером. Затем рогатка конфисковывалась, уши надирались. И звучало очередное последнее предупреждение. Что забывалось. Быстро.
Мы били камнями окна. Бывало витрины, не скрою. Или бросали их в море (только никак не в колодец). А ещё выбирали плоские камни и запускали их по водной глади. Озера. И они, попрыгав по воде, незаметно тонули...
Юность. Камешки стучали по стеклу. Окна комнаты. Где ждала она. У которой были строгие родители. И они никуда её не пускали. И не звали к телефону. Тогда камешки служили пейджером. И мы всё же виделись.
Ах, женщины! Сколько радости дарили Вы мне. Сколько памяти оставил я Вам. Озолотив много шей, ушей и пальцев. Забросав разноцветными каменьями. Где Вы теперь? Где камни те? Есть ли Вы вместе взятые?
Дети уже взрослеют. Их дети уже растут. И надо мной они уже насмехаются. Старый, говорят, примитивный. А они современные. И обстановка у них модная. А дома им построил я. Между прочим каменные.
Вот и вся моя жизнь, камни, которые я разбросал. Теперь я их собираю: в почки, печень и жёлчный пузырь. И это не всё. Я возьму от этой жизни ещё один камень. Последний. Тот, что накроет меня после меня. Надгробный.
Время разбрасывать камни, время собирать камни. Время стирает камни. В песок. А песок уходит сквозь пальцы. И всё проходит.
Ничто не вечно.
9 апреля 2002-го года.
Близорукость.
Он носил очки. И уверенно молчал. И они стеснялись у него спросить, признаться в собственном невежестве. И все говорили: "Он умный". Отчего вопрос оставался не заданным. Ответ - неизвестным. И все опять говорили. И снова стеснялись. А он по-прежнему молчал. И носил очки. Потому, что плохо видел.
Очки приносили ему очки. А молчал он оттого, что был патологически глуп.
Хотя все думали, что он дальнозоркий.
10 апреля 2002-го года.
Аншлаг.
Вчера посчастливилось мне побывать на концерте джазовой музыки. И я впервые за последние много лет вдруг подумал: а ведь можно жить. Мало того не стоит умирать. И даже наслаждаться получается, пока играют эти пальцы. Не перевелись, стало быть, на Земле нашей таланты сочинять и таланты исполнять. И таланты слушать, о чём свидетельствует полный зал довольно молодой публики. Которая присутствовала не ради самого процесса (мероприятие, мол), а пришла внимать, обонять и осязать творчество. Искусство. И всех сплотила музыка хоть на время. Представления. Но сплотила ведь. Значит и у нас получается. Была бы идея...
...Тогда и флюгер сможет определять направление ветра.
Концерт же был великолепен.
15 апреля 2002-го года.
Midnight.
Полночь. Почти сказочное понятие. Воспетое поэтами и писателями время. Когда происходят чудеса. Сколько написано об этом песен. И музыкальных произведений. И похотливые мысли приходят в голову, как только слышишь это слово. Полночь.
И она приходит. Наступает. На всей нашей маленькой планете, несмотря на многочисленные часовые пояса. В которых затерялось человечество. В постоянных поисках друг друга. Где полдень для одних глубокая ночь для прочих. Которым утро только снится.
И день сменяет день. Такой же сложный. И пустой. Ведь новый день приходит в полночь. Когда часы показывают время. Которого нет: ноль часов ноль минут. 00. Как на двери сортира. Куда уходит то, что некогда имело вкус. Пьянило. И радовало душу.
В полночь даже карета превращается в тыкву.
А Вы о ней песни поёте.
22 апреля 2002-го года.
Сумерки.
(возвращаясь с работы домой)
Заметный вечер. Настолько заметный, что у людей страдающих куриной слепотой уже начинаются проблемы с перемещением по местности. Солнце клонит к закату. И совершенно ясно к чему оно клонит. Оно просто спешит на Запад. Отчего и спешит. И спешит не столько туда, сколько спешит отсюда. Да и как не спешить, когда стоит спешить. Как туда, так и отсюда.
Зябко. Весна уродилась не тёплая. И не греет кости, обижая душу. Обжигая ладонь о лоб. Который горяч не в пример холодной голове. Тяжёлой пустоте, что давит на плечи, заставляя сутулиться. Зима прошла. Зима продолжается. И дождь, моросивший намедни, превращая серый асфальт в чёрную сырость, всё ещё продолжает быть. Живя в грязных лужах.
Много шума. Ветра и автобусов. Многоместных и разноцветных. Всяких. Которые беспорядочно бегают во все стороны, в разные концы. И поделили город на маршруты. Абсолютный сумбур на дорогах. И на старых узких улицах, рассчитанных для гужевого транспорта, вечный трафик. Копоть и сажа. И тяжёлый воздух. В котором воспалённые ноздри мучительно выискивают кислород.
А перед глазами чистое поле. Свежий вечер и костёр. У которого я в компании бардов, да ещё с вином налитым. Красным. И сложные слова на несложную музыку заставляют уважать гитары струны. Это воля. И душа спокойна. И... Простите. Меня тут чуть не переехал очередной автобус. Впрочем, спасибо, что не переехал, а всего лишь обрызгал. Водой из лужи. Что вчерашний дождь.
Даже дождь вчерашний. Какая досада.
15 мая 2002-го года.
Таракан в сметане.
Я музыкант. Художник, композитор. И душа моя поёт без микрофона. Она ревёт мелодию без слов. Жестокое ля-ля с дежурною улыбкой. На устах.
Но изрыгаю радость. Для цензора в гражданском одеянии. Который получил диплом консерваторий. И знает в деле толк, и может двинуть полк.
Поэтому минора нет. И быть не может. Его фильтрует моя аранжировка. И выдаёт сплошной мажор. Для масс патриотическое блюдо.
А для меня кусочек хлеба в рот. Кусок не драгоценного металла на лацкан пиджака с заштопанной подкладкой. Желудок полон, я опять голодный.
Я снова музыкант. И композитор. Только не художник.
17 мая 2002-го года.
З/К поневоле.
Воры у воров воруют ворованное. Обвиняя воров в воровстве. Обзывая воров ворами. Объявляя себя ворами в законе (возмущая тем самым воров коронованных). И поднимаясь, опускаются, грабя общак. Нарекая содеянное конфискацией. После чего новые воры обворовывают старых воров. И обвиняют их в воровстве.
И этот бардак продолжается вечно. Ибо на смену ворам приходят грабители. Сущие волки, иногда позорные. Перед деяниями которых робеют даже криминальные авторитеты. Которыми пугают тех, у которых уже нечего украсть. И воровать они не научились. Вот и верят всему, что слышат. Чем их пугают.
И я живу в этой хазе. Несладкой малине. Мотая срок. Неся в общак. Приговорённый к пожизненному заключению по пункту в личном деле: место рождения. И я живу в географической плоскости. В гражданском браке с географической плоскостью. С которой не регистрирую свои отношения. Потому, что она изменяет.
Неужели век воли не видать?
29 мая 2002-го года.
Дезинформационный выпуск новостей.
Нас вечно пугали цыганами. Нам говорили: "Они конокрады". И мы боялись их пуще огня. Потому, что они конокрады. Хотя красть им у нас было нечего. И коней у нас никогда не было. И видели мы их разве что в цирке. Или на картинках, и не всегда цветных. Хотя навозу конского всегда и везде у нас было, хоть отбавляй.
Нас вечно пугали цыганами. И мы верили в то, что коней у нас нет потому, что цыгане конокрады. И не всегда понимали, почему у нас нет коней тогда, когда рядом не было цыган. И вряд ли они когда-либо были. Но знали они конокрады. И думали: лучше не иметь своих коней, чем иметь рядом цыган. Конокрадов.
Нас вечно пугали цыганами. Осуждая их кочевое бытиё, не оседлый образ жизни. Обзывая целые семьи оскорбительным для нашего слуха словом табор. И шахматистов-любителей называли цыганами лишь за то, что они в процессе игры выиграли чьего-то коня. И конь с доски исчез. Стало быть, был краден. А коней крадут только цыгане.
Нас вечно пугали цыганами. И тот, кто пугал нас цыганами, дружил с цыганами. И слушал цыганские романсы не только в праздники. И владел целой конюшней породистых коней. Которых цыгане у него почему-то не крали. И даже не думали. Они просто пели. И танцевали. Чем нас и пугали. Потому, что нам говорили: "Они конокрады".
Нам вечно что-то говорят, чем-то вечно пугают.
5 июня 2002-го года.
Родина-Мать зовёт!
На центральной площади происходила церемония казни преступника, виновного во многих злодеяниях против многого. И многих. Погода была по-весеннему хороша, поэтому народу было больше, чем планировалось. Пришлось даже выставлять театральные кресла, наспех отвинченные от партера по такому случаю. Пиво наливали из разных бочек в разных концах площади. Кормили сосисками да чипсами, впрочем, было вкусно. Зрители зрели зрелище, которое приводило их в неописуемый восторг. Некоторые даже плакали и кричали: "Бис". Палач смущался, что было видно по его движениям. Хотя ни разу не промахнулся. И отрубал только строго отведённые места. Голову, например. И так далее. Маска на нём краснела, глазницы ничего не выражали. Сам за время всей процедуры не издал ни единого звука. Профессионал, словом, любо было глядеть.
Казнили человека. Убивали старуху. Родившуюся не весть когда. Но так давно, что свидетелей и ровесников уже не было в живых. А сама поведать о себе не имела физической возможности. Ибо родилась со врождённой глухотой, немотой и слепотой в придачу. И жила прикованной к постели все свои года, своё богатство. Пока не заподозрили её (а в последствии и доказали участие) во многих злодеяниях против многого. И многих. И изолировали от общества. Говаривали, что при задержании она отчаянно сопротивлялась, ругалась нецензурными словами и даже пыталась бежать. Но бдительные блюстители порядка не допустили беспорядка. В результате чего народ получил уникальную возможность участвовать на церемонии. Казни. Которая ему, тому же народу, начинала нравиться. Возбуждая нервы. Доводя до экстаза. Достигая апогея.
Старуху разрубали на части. Палач честно трудился, народ пил и наблюдал, погода не подводила. Всё шло как нельзя лучше. А вечером были танцы. Народное гулянье. Гулял и стар, и млад. Гулял без дураков, от души. И день этот был объявлен всенародным праздником. В честь которого даже пушки стреляли, правда, холостыми снарядами. Зато пиротехники демонстрировали своё мастерство на славу. Что так отпугивало животных-дворняжек. Которые ждали свой кусок. От старухи. А пьяные мужики тем временем приставали к нетрезвым бабам. В чьих глазах читалась откровенная похоть. И каждый делал всё, чего не стоило бы делать. И делал так, как будто делал это в последний раз. И приговаривал: "Все там будем". И этот аргумент служил для каждого неоспоримым фактом. И каждый снова пил. И каждый снова пил.
А ведь убивали то Мать нашу, Родину. Мать Вашу...
11 июня 2002-го года.
Маленькая трагедия.
Расстреляв всех врагов и патроны, дуло выпустило пар, перестав докучать прикладу отдачей. Курок откинулся на прежнюю позицию. Опустошённые гильзы медленно остывали в оглушающей тишине. Отстрелялись. И лишь мушка сохраняла привычную эрекцию, готовая взять любую мишень. На прицел. Прекрасно понимая, что все эти патроны, гильзы, курки и приклады ничто без неё. И даже дуло всё дуло бы куда попало. Только не в цель.
Потому, что цель определяет мушка.
3 июля 2002-го года.
На каждый день.
Каждый, кто оставил след на пустынном песке считает, что он оставил свой след на земле. И в далёком будущем каждый должен знать и чтить его потому, что он оставил свой след на земле.
Каждый думает так. Ибо каждый уверен в том, что именно он не каждый. И именно ему дано природой то, что дано не каждому. Отчего каждому хорошо бы помнить, что каждому - своё.
Но каждый раз, когда что-то не ладится с делами, каждый говорит, что только у него могло бы быть так. Потому, что так бывает всегда. И только с ним (далее следуют примеры, которых несколько).
Получается, что каждый, кому бывает хорошо, уверен в том, что он не каждый. Точно так же, как и каждый, кому бывает плохо, уверен в том же. И каждый оспорит каждого, кто посмеет оспорить его.
Хотя каждый на самом деле и есть такой же, как каждый. И каждый имеет такие же права, как и любой другой. И когда много каждых в отдельности и они вместе - это и есть все. А где все, там нет каждого.
И что тогда делать? Ничего. Просто каждый должен верить, что каждый день должен приносить радость. Каждому. И когда каждый из нас будет счастлив в отдельности, счастливыми будут все.
Каждый должен это помнить.
14 июля 2002-го года.
Держи ноги в тепле...
Опасаясь метели, я обул свою голову в шапку. Ушанку. Которая была мне не велика. И не мала. А так, голова. И она тут же исчезла. Пропала. Потерялась, как только теряются важные вещи. Важность которых становится важным тогда, когда вещь невозможно найти. И она, эта вещь, необходима лишь потому, что её больше нет. Как головы, что затерялась в шапке, словно младенец в северных джунглях средь айсбергов. Чья большая поверхность, как правило, скрывает огромную конечность в холодной воде океана. Куда нырнёт не каждый. И даже если нырнёт, то не каждый вынырнет. Точно в шапке, в которой заблудшие головы теряют способность мыслить. А позже - способность жить. И ещё позже - способность быть. Головой. Называясь только ею.
Какого чёрта я надел эту шапку и боялся метели? Ведь было же лето. И было бы лето.
Теперь уже много лет назад.
15 июля 2002-го года.
Менталитет.
Блажен, кто водки может выпить мало. Из рюмки, а не из горла. Кто курит лишь сигару в месяц раз, забыв про сигареты. Пачку в день. Кто делает зарядку по утрам, проснувшись рано. Не проспав работу. Кто ходит вечерами к женщине, которая жена. А не соседка. Кто постучавшись, входит в дверь. Не лазая через забор без стука. Кто правду говорит всегда. Нет лжи в словах которого.
Блажен такой, когда такие есть. А если нет таких, такому имя - фраер. Всё потому, что водки мало пьёт. Не курит, не гуляет. И, главное, спасибо говорит. И говорит тогда, когда поблагодарить бы надо. Но не принято.
Блажен ли тот, который должен быть блажен?
Нормальный Человек! Для нас ты ненормален.
16 июля 2002-го года.
Через сотни лет.
А ведь красота уже не спасла мир. И не спасёт. Потому, что у каждого человека своё восприятие красоты. Которое было бы неправильно, да и невозможно навязывать другому.
Мир спасёт простота - красота человека и человеческих отношений. Когда никто не будет навязывать друг другу своё восприятие мира. И красоты. Тогда и войны будут побеждены.
Простота спасёт мир!
24 июля 2002-го года.
Просто так.
Как хочется одеть фрак. Или даже смокинг. Или хотя бы костюм. Шикарный. И чистую рубашку с модным воротничком под красивый галстук с намёком. И заложить платок цветочком в нагрудный карман пиджака. И надушиться вкусным ароматом стойких духов для мужчин, охмуряющих женщин. Тех, которым хочется быть охмурёнными.
Только на мне всё тот же китель штопанный. Под мышками. Что потом пахнет и бел от соли всё там же. Под мышками. И так хочется кушать водку горькую стаканами. Гранёнными. А после спеть с Александром Розембаумом. И назвать его Сашей. Потому, что вышибает из меня слезу, точно батькин ремень в голодные годы трудного детства...
Хотя отец мой всегда носил подтяжки и никогда меня не бил. И жили мы сытно.
Ну откуда во мне такая русская душа с еврейским уклоном?
11 августа 2002-го года
Если хочешь быть здоров.
Дабы сделать своё тело здоровым, я купил себе пару гантелей и придумал комплекс упражнений с целью превратить мои мышцы в мускулы. Чем привлечь интерес к своей дутой персоне людей - любовь, которые женщины и завись, которые мужчины. И пошла работа над тяжестью каждого бицепса, что болели ночами поначалу и с непривычки.
И какими только движениями я не мучил своё тело. И органы. Стараясь правильно дышать и мало кушать. Питаясь исключительно полезной пищей. В которой присутствует алфавит витаминов, но отсутствует вкус. И спал глубоким сном. Как убитый. Да на доске. Да на полу. Да на спине. Как убитый, которого уже убили, но ещё никто не нашёл.
Вставал, разумеется, рано. И позевав закрытым ртом, пускался в бег (но не в бега). И пробежав автобусный маршрут без остановок, оказывался дома. И думал: земля конечно круглая... Затем холодный душ с гусиной кожею по коже. И раза два чихнув, я снова брался за гантели. Что не успели ещё остыть после вчерашнего. И порядком надоели.
И тут начинался второй этап, который основной. Когда в один прекрасный день, день на шестой после начала процедур с гантелями, я забирался на кровать с особо мягкою периною и, забросив те же гантели под ту же кровать, долго спал. Предварительно основательно подкрепившись в плане еды всем, что вкусно и вредно. И даже покурив.
Так раз в два года я брался за гантели дней на пять, на шесть. Затем рутина жизни брала своё. И после ежедневных стрессов и разочарований хотелось только спать и есть. Иль умереть. Какое может быть здоровье тут. Когда боишься быть здоровым и лишний час пожить ненужным. И униженным своей ненужностью, будучи не глупым.
В здоровом теле здоровый дух? Не думаю. Здоровым тело может быть лишь при здоровом духе.
А не иначе.
23 августа 2002-го года.
Дуэль.
Целую жизнь мы беспощадно убиваем время. Пока, наконец, время не убивает нас. Предварительно видоизменив и потрепав основательно. И всё то время, пока время истребляется нами, мы пытаемся оправдать процесс истребления. Понятиями. Такими, как: время-лекарь, время-деньги, время-судья. Или программа "Время". Которая, кстати, похоронила уже не одно поколение и с которой умирать легко и весело. Как на мотоцикле.
"А Вы прекрасно выглядите!" - говорит старик старику, который выглядит лет на пять меньше своего возраста. И действительно, почему бы ни выглядеть, когда бакенбарды крашены в цвет парика, зубы белы на протезе и фигура стройна, потому, что желудок замучила язва. И костюм, нынче очень модный в модных кругах, всё тот же, что и сорок лет назад, когда был очень модным в модных кругах.
Время прошедшее убито. Даже если с пользой и ушло на создание молодости эликсира. Ведь нет ни молодости, ни эликсира, ни времени, которое безвозвратно ушло. И то время, которое придёт - уйдёт. Потому, что мы его убьём. И только песчинка в песочных часах будет катиться из капсулы в капсулу. Падая только вниз. Демонстрируя смерть времени. Которое убьёт нас. Тогда, когда придёт наше время.
Мы убиваем время. Время убивает нас.
Это дуэль и кто-то должен быть победителем.
27 августа 2002-го года.
Перекур.
Закипела вода в чайнике, отчего последний засвистел. Зашипела электроплита, забрызганная жидкостью доведённой до температуры кипения по Цельсию. Налил себе чай в глубокую чашку из керамики. И жизнь приобрела смысл на ближайшие десять минут.
Тишина. Слышны лишь удовлетворяющие моментально жажду жадные глотки. И естественное в подобной ситуации причмокивание. Хорошо. На подобревшем алом лице тут же выступают капельки пота. Злость покидает душу на время, ноги просятся в тёплые тапочки.
Жара спадает ежечасно. Скоро наступят холода. И телу станет уютно жить. В одежде. Скоро осень. Скоро глубокая осень. Когда вымирает природа. И в человеке, части природы, вымирают желания. Все. Кроме одного - выпить горячего чаю. С мороза.
Осень! Время пить чай.
10 сентября 2002-го года.
Мечты сбываются.
Как хочется быть мировым океаном. И быть американцем и европейцем, азиатом и африканцем. Или быть австралийцем (какая разница?). Быть одновременно везде, ласкать берега всех континентов сразу. И в то же время быть ничьим. Таким свободным, как разве что ветер...
А я всё ещё капля пресной воды в грязном стакане. Который давно не мыт и плохо пахнет. И ежеминутно боюсь, как бы меня не выпил кто. И ежесекундно мечтаю испариться. Когда в атмосферных осадках я сольюсь с океаном. И стану свободным, как разве что ветер...
Оптимисты мне говорят, что я пессимист. Эгоисты верят, что я альтруист. А я реалист. И догадываюсь: нет надежды дожить до светлого будущего. Ибо будущее, тем более светлое, всегда будет будущим. Как горизонт, что так близок и до которого ещё никто не доходил.
Но есть надежда быть. И смысл ожидать. Когда душа покинет тело, которое останется на том же месте. И возвеличится аж до небес. И будет ближе к Богу! И обретёт покой и благодать. Когда начнётся жизнь. И стану я свободным, как разве что ветер. Но намного больше.
Снова осень.
17 октября 2002-го года.
Красная книга.
Скучно стало быть человеком. Особенно когда человеком себя считает каждый, на деле только называясь им. У которого налицо все физиологические функции и потребности. Организма. Как у любого животного. И никакой духовности, несмотря на двуногость. Хотя бы наигранной.
А ведь были они. Которых больше нет. И сохранила их лишь толстая картона старой фотографии. Память. Этот глубокий взгляд совсем не глупых глаз. Это сытое лицо властного человека, готового отдать. И не столько готового, сколько способного. И не просто способного, а отдающего.
Своё. Наработанное, заработанное. Честное (наивное понятие прошлого). Но прогрессировало время. И фотография. Исхудала былая картона аж до прозрачности. А вместе с ней и человек обмельчал. И стал он не готовым, не способным и не отдающим. Даже награбленное, что называется нынче заработанное.
Население растёт. И идёт планомерное вырождение человека. Ожидается скорое вымирание этой особи. И при таком раскладе дел обезьянам, если, конечно, верить учению Дарвина, завидовать не приходится. У них ещё всё впереди. И они серьёзно рискуют превратиться в человека. И исчезнуть, возможно, навсегда.
Какой страшный приговор.
18 октября 2002-го года.
Пуповина.
Лысеть я начал рано. Ещё в последнем классе средней школы. Когда волосья были длинными и чёрными, как весь чёрный цвет. А носить их хотелось прямыми и светлыми, как у блондина из обложки модного журнала. Но они были волнистые от природы и серьёзно нарушали всю скудную фантазию стилиста времён развитого застоя. То бишь, меня. Отчего стричься приходилось коротко. Да и школа того требовала. И в меру строгие родители. И раннее выпадение волос тоже. А главное - глупый возраст, когда стесняешься всего.
Достигнув совершеннолетия, я удостоился почётной обязанности служить в рядах вооружённых сил. Которые принимали в свои ряды всяких: упитанных и толстых, худых и голодных, маленьких и крупнокалиберных, полных идиотов и с высшим образованием. Всех. Но с одним условием: каждый, помимо обязанности служить, обязан был быть ещё и стрижен. Лыс. В этом и заключалось уставное равенство и начиналась не уставная дедовщина. От которой многие матери позже рвали на себе волосы... Будь оно в прошлом.
Отрастив не самую роскошную шевелюру (что и говорить, львом я никогда не был), я покинул доблестную армию и приступил к мирному сосуществованию на гражданке. В которой может и хотелось носить длинные волосы, но не имелось уже физической возможности. Организма. Волосы заметно редели, бесстыдно отдаваясь подушке каждую ночь. После чего последняя хиповала по утрам, а я тосковал перед зеркалом. Из растительности на голове превалировали брови, густеющие с каждым днём. Визуально.
Оценив ход событий и свою абсолютную беспомощность, я махнул было рукой на это дело. Но заметил его. Седой волос, проросший именно там, где не позднее следующей недели ожидалось продолжение лба. "Богатым будешь", сказали соседи. И не ошиблись. Уже через несколько дней я стал богат на седые волосы. А лоб остался в прежних границах (за что ему, конечно, отдельное спасибо). И началась качественно новая стадия издевательства моего организма над моим же внешним видом. Я перестал лысеть и начал седеть.
Или чёрный ворон у подъезда.
1 апреля 2002-го года.
Идея.
Изначально идея была следующей: приблизить провинцию к столице (приблизить, не превратить). Идея гуманная, благородная. Как любая другая идея. Первоначальный замысел которой непременно извратится в процессе претворения. В жизнь. Как в данном случае.
Когда отправилась группа столичных чиновников доводить до сведения представителей далёкой провинции. Идею. С которой представители далёкой провинции легко согласились, накормив до отвала столичных чиновников экологически чистой продукцией. С выпивкой.
И вернулись столичные чиновники в столицу. Сытыми. Отчего глаза у них стали голодными. Хотя раньше в них наблюдался блеск разума. Теперь же он был блеском хищника. Которого нужно кормить. И кормить. И кормить. Чтобы он не сожрал ближнего. Только за то, что голоден.
И хлынула провинция в столицу. Осваивать, якобы, ценности. Которые осквернила, так и не освоив. И начались новые правила. Что хорошо забытые старые. С чем боролись и изживали в столице. И хотели внедрять в провинции. В которой пережитки старого бытуют поныне.
И обрели статус. Законности... В парках отдыха бродят парнокопытные. И щиплют травку прямо с газонов. Удобряя асфальт свежим навозом. И солнце столичное будит петух-горлопан. Который и здесь нашёл себе курочек. Что несут ему яйца. Яйца не простые. Золотые.
Покорённая столица нынче провинция.
А идея была хорошей.
8 апреля 2002-го года.
Каменный Век.
Было время. И камни были тяжёлыми. Очень. В них мы видели силу. И мощь оружия. Без них не обходилось ни одно мероприятие (читай драка) в школе. И за её пределами. Камни восстанавливали "справедливость".
Камнями заправлялись рогатки. После чего не пели птицы утром. И не горели фонари вечером. Затем рогатка конфисковывалась, уши надирались. И звучало очередное последнее предупреждение. Что забывалось. Быстро.
Мы били камнями окна. Бывало витрины, не скрою. Или бросали их в море (только никак не в колодец). А ещё выбирали плоские камни и запускали их по водной глади. Озера. И они, попрыгав по воде, незаметно тонули...
Юность. Камешки стучали по стеклу. Окна комнаты. Где ждала она. У которой были строгие родители. И они никуда её не пускали. И не звали к телефону. Тогда камешки служили пейджером. И мы всё же виделись.
Ах, женщины! Сколько радости дарили Вы мне. Сколько памяти оставил я Вам. Озолотив много шей, ушей и пальцев. Забросав разноцветными каменьями. Где Вы теперь? Где камни те? Есть ли Вы вместе взятые?
Дети уже взрослеют. Их дети уже растут. И надо мной они уже насмехаются. Старый, говорят, примитивный. А они современные. И обстановка у них модная. А дома им построил я. Между прочим каменные.
Вот и вся моя жизнь, камни, которые я разбросал. Теперь я их собираю: в почки, печень и жёлчный пузырь. И это не всё. Я возьму от этой жизни ещё один камень. Последний. Тот, что накроет меня после меня. Надгробный.
Время разбрасывать камни, время собирать камни. Время стирает камни. В песок. А песок уходит сквозь пальцы. И всё проходит.
Ничто не вечно.
9 апреля 2002-го года.
Близорукость.
Он носил очки. И уверенно молчал. И они стеснялись у него спросить, признаться в собственном невежестве. И все говорили: "Он умный". Отчего вопрос оставался не заданным. Ответ - неизвестным. И все опять говорили. И снова стеснялись. А он по-прежнему молчал. И носил очки. Потому, что плохо видел.
Очки приносили ему очки. А молчал он оттого, что был патологически глуп.
Хотя все думали, что он дальнозоркий.
10 апреля 2002-го года.
Аншлаг.
Вчера посчастливилось мне побывать на концерте джазовой музыки. И я впервые за последние много лет вдруг подумал: а ведь можно жить. Мало того не стоит умирать. И даже наслаждаться получается, пока играют эти пальцы. Не перевелись, стало быть, на Земле нашей таланты сочинять и таланты исполнять. И таланты слушать, о чём свидетельствует полный зал довольно молодой публики. Которая присутствовала не ради самого процесса (мероприятие, мол), а пришла внимать, обонять и осязать творчество. Искусство. И всех сплотила музыка хоть на время. Представления. Но сплотила ведь. Значит и у нас получается. Была бы идея...
...Тогда и флюгер сможет определять направление ветра.
Концерт же был великолепен.
15 апреля 2002-го года.
Midnight.
Полночь. Почти сказочное понятие. Воспетое поэтами и писателями время. Когда происходят чудеса. Сколько написано об этом песен. И музыкальных произведений. И похотливые мысли приходят в голову, как только слышишь это слово. Полночь.
И она приходит. Наступает. На всей нашей маленькой планете, несмотря на многочисленные часовые пояса. В которых затерялось человечество. В постоянных поисках друг друга. Где полдень для одних глубокая ночь для прочих. Которым утро только снится.
И день сменяет день. Такой же сложный. И пустой. Ведь новый день приходит в полночь. Когда часы показывают время. Которого нет: ноль часов ноль минут. 00. Как на двери сортира. Куда уходит то, что некогда имело вкус. Пьянило. И радовало душу.
В полночь даже карета превращается в тыкву.
А Вы о ней песни поёте.
22 апреля 2002-го года.
Сумерки.
(возвращаясь с работы домой)
Заметный вечер. Настолько заметный, что у людей страдающих куриной слепотой уже начинаются проблемы с перемещением по местности. Солнце клонит к закату. И совершенно ясно к чему оно клонит. Оно просто спешит на Запад. Отчего и спешит. И спешит не столько туда, сколько спешит отсюда. Да и как не спешить, когда стоит спешить. Как туда, так и отсюда.
Зябко. Весна уродилась не тёплая. И не греет кости, обижая душу. Обжигая ладонь о лоб. Который горяч не в пример холодной голове. Тяжёлой пустоте, что давит на плечи, заставляя сутулиться. Зима прошла. Зима продолжается. И дождь, моросивший намедни, превращая серый асфальт в чёрную сырость, всё ещё продолжает быть. Живя в грязных лужах.
Много шума. Ветра и автобусов. Многоместных и разноцветных. Всяких. Которые беспорядочно бегают во все стороны, в разные концы. И поделили город на маршруты. Абсолютный сумбур на дорогах. И на старых узких улицах, рассчитанных для гужевого транспорта, вечный трафик. Копоть и сажа. И тяжёлый воздух. В котором воспалённые ноздри мучительно выискивают кислород.
А перед глазами чистое поле. Свежий вечер и костёр. У которого я в компании бардов, да ещё с вином налитым. Красным. И сложные слова на несложную музыку заставляют уважать гитары струны. Это воля. И душа спокойна. И... Простите. Меня тут чуть не переехал очередной автобус. Впрочем, спасибо, что не переехал, а всего лишь обрызгал. Водой из лужи. Что вчерашний дождь.
Даже дождь вчерашний. Какая досада.
15 мая 2002-го года.
Таракан в сметане.
Я музыкант. Художник, композитор. И душа моя поёт без микрофона. Она ревёт мелодию без слов. Жестокое ля-ля с дежурною улыбкой. На устах.
Но изрыгаю радость. Для цензора в гражданском одеянии. Который получил диплом консерваторий. И знает в деле толк, и может двинуть полк.
Поэтому минора нет. И быть не может. Его фильтрует моя аранжировка. И выдаёт сплошной мажор. Для масс патриотическое блюдо.
А для меня кусочек хлеба в рот. Кусок не драгоценного металла на лацкан пиджака с заштопанной подкладкой. Желудок полон, я опять голодный.
Я снова музыкант. И композитор. Только не художник.
17 мая 2002-го года.
З/К поневоле.
Воры у воров воруют ворованное. Обвиняя воров в воровстве. Обзывая воров ворами. Объявляя себя ворами в законе (возмущая тем самым воров коронованных). И поднимаясь, опускаются, грабя общак. Нарекая содеянное конфискацией. После чего новые воры обворовывают старых воров. И обвиняют их в воровстве.
И этот бардак продолжается вечно. Ибо на смену ворам приходят грабители. Сущие волки, иногда позорные. Перед деяниями которых робеют даже криминальные авторитеты. Которыми пугают тех, у которых уже нечего украсть. И воровать они не научились. Вот и верят всему, что слышат. Чем их пугают.
И я живу в этой хазе. Несладкой малине. Мотая срок. Неся в общак. Приговорённый к пожизненному заключению по пункту в личном деле: место рождения. И я живу в географической плоскости. В гражданском браке с географической плоскостью. С которой не регистрирую свои отношения. Потому, что она изменяет.
Неужели век воли не видать?
29 мая 2002-го года.
Дезинформационный выпуск новостей.
Нас вечно пугали цыганами. Нам говорили: "Они конокрады". И мы боялись их пуще огня. Потому, что они конокрады. Хотя красть им у нас было нечего. И коней у нас никогда не было. И видели мы их разве что в цирке. Или на картинках, и не всегда цветных. Хотя навозу конского всегда и везде у нас было, хоть отбавляй.
Нас вечно пугали цыганами. И мы верили в то, что коней у нас нет потому, что цыгане конокрады. И не всегда понимали, почему у нас нет коней тогда, когда рядом не было цыган. И вряд ли они когда-либо были. Но знали они конокрады. И думали: лучше не иметь своих коней, чем иметь рядом цыган. Конокрадов.
Нас вечно пугали цыганами. Осуждая их кочевое бытиё, не оседлый образ жизни. Обзывая целые семьи оскорбительным для нашего слуха словом табор. И шахматистов-любителей называли цыганами лишь за то, что они в процессе игры выиграли чьего-то коня. И конь с доски исчез. Стало быть, был краден. А коней крадут только цыгане.
Нас вечно пугали цыганами. И тот, кто пугал нас цыганами, дружил с цыганами. И слушал цыганские романсы не только в праздники. И владел целой конюшней породистых коней. Которых цыгане у него почему-то не крали. И даже не думали. Они просто пели. И танцевали. Чем нас и пугали. Потому, что нам говорили: "Они конокрады".
Нам вечно что-то говорят, чем-то вечно пугают.
5 июня 2002-го года.
Родина-Мать зовёт!
На центральной площади происходила церемония казни преступника, виновного во многих злодеяниях против многого. И многих. Погода была по-весеннему хороша, поэтому народу было больше, чем планировалось. Пришлось даже выставлять театральные кресла, наспех отвинченные от партера по такому случаю. Пиво наливали из разных бочек в разных концах площади. Кормили сосисками да чипсами, впрочем, было вкусно. Зрители зрели зрелище, которое приводило их в неописуемый восторг. Некоторые даже плакали и кричали: "Бис". Палач смущался, что было видно по его движениям. Хотя ни разу не промахнулся. И отрубал только строго отведённые места. Голову, например. И так далее. Маска на нём краснела, глазницы ничего не выражали. Сам за время всей процедуры не издал ни единого звука. Профессионал, словом, любо было глядеть.
Казнили человека. Убивали старуху. Родившуюся не весть когда. Но так давно, что свидетелей и ровесников уже не было в живых. А сама поведать о себе не имела физической возможности. Ибо родилась со врождённой глухотой, немотой и слепотой в придачу. И жила прикованной к постели все свои года, своё богатство. Пока не заподозрили её (а в последствии и доказали участие) во многих злодеяниях против многого. И многих. И изолировали от общества. Говаривали, что при задержании она отчаянно сопротивлялась, ругалась нецензурными словами и даже пыталась бежать. Но бдительные блюстители порядка не допустили беспорядка. В результате чего народ получил уникальную возможность участвовать на церемонии. Казни. Которая ему, тому же народу, начинала нравиться. Возбуждая нервы. Доводя до экстаза. Достигая апогея.
Старуху разрубали на части. Палач честно трудился, народ пил и наблюдал, погода не подводила. Всё шло как нельзя лучше. А вечером были танцы. Народное гулянье. Гулял и стар, и млад. Гулял без дураков, от души. И день этот был объявлен всенародным праздником. В честь которого даже пушки стреляли, правда, холостыми снарядами. Зато пиротехники демонстрировали своё мастерство на славу. Что так отпугивало животных-дворняжек. Которые ждали свой кусок. От старухи. А пьяные мужики тем временем приставали к нетрезвым бабам. В чьих глазах читалась откровенная похоть. И каждый делал всё, чего не стоило бы делать. И делал так, как будто делал это в последний раз. И приговаривал: "Все там будем". И этот аргумент служил для каждого неоспоримым фактом. И каждый снова пил. И каждый снова пил.
А ведь убивали то Мать нашу, Родину. Мать Вашу...
11 июня 2002-го года.
Маленькая трагедия.
Расстреляв всех врагов и патроны, дуло выпустило пар, перестав докучать прикладу отдачей. Курок откинулся на прежнюю позицию. Опустошённые гильзы медленно остывали в оглушающей тишине. Отстрелялись. И лишь мушка сохраняла привычную эрекцию, готовая взять любую мишень. На прицел. Прекрасно понимая, что все эти патроны, гильзы, курки и приклады ничто без неё. И даже дуло всё дуло бы куда попало. Только не в цель.
Потому, что цель определяет мушка.
3 июля 2002-го года.
На каждый день.
Каждый, кто оставил след на пустынном песке считает, что он оставил свой след на земле. И в далёком будущем каждый должен знать и чтить его потому, что он оставил свой след на земле.
Каждый думает так. Ибо каждый уверен в том, что именно он не каждый. И именно ему дано природой то, что дано не каждому. Отчего каждому хорошо бы помнить, что каждому - своё.
Но каждый раз, когда что-то не ладится с делами, каждый говорит, что только у него могло бы быть так. Потому, что так бывает всегда. И только с ним (далее следуют примеры, которых несколько).
Получается, что каждый, кому бывает хорошо, уверен в том, что он не каждый. Точно так же, как и каждый, кому бывает плохо, уверен в том же. И каждый оспорит каждого, кто посмеет оспорить его.
Хотя каждый на самом деле и есть такой же, как каждый. И каждый имеет такие же права, как и любой другой. И когда много каждых в отдельности и они вместе - это и есть все. А где все, там нет каждого.
И что тогда делать? Ничего. Просто каждый должен верить, что каждый день должен приносить радость. Каждому. И когда каждый из нас будет счастлив в отдельности, счастливыми будут все.
Каждый должен это помнить.
14 июля 2002-го года.
Держи ноги в тепле...
Опасаясь метели, я обул свою голову в шапку. Ушанку. Которая была мне не велика. И не мала. А так, голова. И она тут же исчезла. Пропала. Потерялась, как только теряются важные вещи. Важность которых становится важным тогда, когда вещь невозможно найти. И она, эта вещь, необходима лишь потому, что её больше нет. Как головы, что затерялась в шапке, словно младенец в северных джунглях средь айсбергов. Чья большая поверхность, как правило, скрывает огромную конечность в холодной воде океана. Куда нырнёт не каждый. И даже если нырнёт, то не каждый вынырнет. Точно в шапке, в которой заблудшие головы теряют способность мыслить. А позже - способность жить. И ещё позже - способность быть. Головой. Называясь только ею.
Какого чёрта я надел эту шапку и боялся метели? Ведь было же лето. И было бы лето.
Теперь уже много лет назад.
15 июля 2002-го года.
Менталитет.
Блажен, кто водки может выпить мало. Из рюмки, а не из горла. Кто курит лишь сигару в месяц раз, забыв про сигареты. Пачку в день. Кто делает зарядку по утрам, проснувшись рано. Не проспав работу. Кто ходит вечерами к женщине, которая жена. А не соседка. Кто постучавшись, входит в дверь. Не лазая через забор без стука. Кто правду говорит всегда. Нет лжи в словах которого.
Блажен такой, когда такие есть. А если нет таких, такому имя - фраер. Всё потому, что водки мало пьёт. Не курит, не гуляет. И, главное, спасибо говорит. И говорит тогда, когда поблагодарить бы надо. Но не принято.
Блажен ли тот, который должен быть блажен?
Нормальный Человек! Для нас ты ненормален.
16 июля 2002-го года.
Через сотни лет.
А ведь красота уже не спасла мир. И не спасёт. Потому, что у каждого человека своё восприятие красоты. Которое было бы неправильно, да и невозможно навязывать другому.
Мир спасёт простота - красота человека и человеческих отношений. Когда никто не будет навязывать друг другу своё восприятие мира. И красоты. Тогда и войны будут побеждены.
Простота спасёт мир!
24 июля 2002-го года.
Просто так.
Как хочется одеть фрак. Или даже смокинг. Или хотя бы костюм. Шикарный. И чистую рубашку с модным воротничком под красивый галстук с намёком. И заложить платок цветочком в нагрудный карман пиджака. И надушиться вкусным ароматом стойких духов для мужчин, охмуряющих женщин. Тех, которым хочется быть охмурёнными.
Только на мне всё тот же китель штопанный. Под мышками. Что потом пахнет и бел от соли всё там же. Под мышками. И так хочется кушать водку горькую стаканами. Гранёнными. А после спеть с Александром Розембаумом. И назвать его Сашей. Потому, что вышибает из меня слезу, точно батькин ремень в голодные годы трудного детства...
Хотя отец мой всегда носил подтяжки и никогда меня не бил. И жили мы сытно.
Ну откуда во мне такая русская душа с еврейским уклоном?
11 августа 2002-го года
Если хочешь быть здоров.
Дабы сделать своё тело здоровым, я купил себе пару гантелей и придумал комплекс упражнений с целью превратить мои мышцы в мускулы. Чем привлечь интерес к своей дутой персоне людей - любовь, которые женщины и завись, которые мужчины. И пошла работа над тяжестью каждого бицепса, что болели ночами поначалу и с непривычки.
И какими только движениями я не мучил своё тело. И органы. Стараясь правильно дышать и мало кушать. Питаясь исключительно полезной пищей. В которой присутствует алфавит витаминов, но отсутствует вкус. И спал глубоким сном. Как убитый. Да на доске. Да на полу. Да на спине. Как убитый, которого уже убили, но ещё никто не нашёл.
Вставал, разумеется, рано. И позевав закрытым ртом, пускался в бег (но не в бега). И пробежав автобусный маршрут без остановок, оказывался дома. И думал: земля конечно круглая... Затем холодный душ с гусиной кожею по коже. И раза два чихнув, я снова брался за гантели. Что не успели ещё остыть после вчерашнего. И порядком надоели.
И тут начинался второй этап, который основной. Когда в один прекрасный день, день на шестой после начала процедур с гантелями, я забирался на кровать с особо мягкою периною и, забросив те же гантели под ту же кровать, долго спал. Предварительно основательно подкрепившись в плане еды всем, что вкусно и вредно. И даже покурив.
Так раз в два года я брался за гантели дней на пять, на шесть. Затем рутина жизни брала своё. И после ежедневных стрессов и разочарований хотелось только спать и есть. Иль умереть. Какое может быть здоровье тут. Когда боишься быть здоровым и лишний час пожить ненужным. И униженным своей ненужностью, будучи не глупым.
В здоровом теле здоровый дух? Не думаю. Здоровым тело может быть лишь при здоровом духе.
А не иначе.
23 августа 2002-го года.
Дуэль.
Целую жизнь мы беспощадно убиваем время. Пока, наконец, время не убивает нас. Предварительно видоизменив и потрепав основательно. И всё то время, пока время истребляется нами, мы пытаемся оправдать процесс истребления. Понятиями. Такими, как: время-лекарь, время-деньги, время-судья. Или программа "Время". Которая, кстати, похоронила уже не одно поколение и с которой умирать легко и весело. Как на мотоцикле.
"А Вы прекрасно выглядите!" - говорит старик старику, который выглядит лет на пять меньше своего возраста. И действительно, почему бы ни выглядеть, когда бакенбарды крашены в цвет парика, зубы белы на протезе и фигура стройна, потому, что желудок замучила язва. И костюм, нынче очень модный в модных кругах, всё тот же, что и сорок лет назад, когда был очень модным в модных кругах.
Время прошедшее убито. Даже если с пользой и ушло на создание молодости эликсира. Ведь нет ни молодости, ни эликсира, ни времени, которое безвозвратно ушло. И то время, которое придёт - уйдёт. Потому, что мы его убьём. И только песчинка в песочных часах будет катиться из капсулы в капсулу. Падая только вниз. Демонстрируя смерть времени. Которое убьёт нас. Тогда, когда придёт наше время.
Мы убиваем время. Время убивает нас.
Это дуэль и кто-то должен быть победителем.
27 августа 2002-го года.
Перекур.
Закипела вода в чайнике, отчего последний засвистел. Зашипела электроплита, забрызганная жидкостью доведённой до температуры кипения по Цельсию. Налил себе чай в глубокую чашку из керамики. И жизнь приобрела смысл на ближайшие десять минут.
Тишина. Слышны лишь удовлетворяющие моментально жажду жадные глотки. И естественное в подобной ситуации причмокивание. Хорошо. На подобревшем алом лице тут же выступают капельки пота. Злость покидает душу на время, ноги просятся в тёплые тапочки.
Жара спадает ежечасно. Скоро наступят холода. И телу станет уютно жить. В одежде. Скоро осень. Скоро глубокая осень. Когда вымирает природа. И в человеке, части природы, вымирают желания. Все. Кроме одного - выпить горячего чаю. С мороза.
Осень! Время пить чай.
10 сентября 2002-го года.
Мечты сбываются.
Как хочется быть мировым океаном. И быть американцем и европейцем, азиатом и африканцем. Или быть австралийцем (какая разница?). Быть одновременно везде, ласкать берега всех континентов сразу. И в то же время быть ничьим. Таким свободным, как разве что ветер...
А я всё ещё капля пресной воды в грязном стакане. Который давно не мыт и плохо пахнет. И ежеминутно боюсь, как бы меня не выпил кто. И ежесекундно мечтаю испариться. Когда в атмосферных осадках я сольюсь с океаном. И стану свободным, как разве что ветер...
Оптимисты мне говорят, что я пессимист. Эгоисты верят, что я альтруист. А я реалист. И догадываюсь: нет надежды дожить до светлого будущего. Ибо будущее, тем более светлое, всегда будет будущим. Как горизонт, что так близок и до которого ещё никто не доходил.
Но есть надежда быть. И смысл ожидать. Когда душа покинет тело, которое останется на том же месте. И возвеличится аж до небес. И будет ближе к Богу! И обретёт покой и благодать. Когда начнётся жизнь. И стану я свободным, как разве что ветер. Но намного больше.
Снова осень.
17 октября 2002-го года.
Красная книга.
Скучно стало быть человеком. Особенно когда человеком себя считает каждый, на деле только называясь им. У которого налицо все физиологические функции и потребности. Организма. Как у любого животного. И никакой духовности, несмотря на двуногость. Хотя бы наигранной.
А ведь были они. Которых больше нет. И сохранила их лишь толстая картона старой фотографии. Память. Этот глубокий взгляд совсем не глупых глаз. Это сытое лицо властного человека, готового отдать. И не столько готового, сколько способного. И не просто способного, а отдающего.
Своё. Наработанное, заработанное. Честное (наивное понятие прошлого). Но прогрессировало время. И фотография. Исхудала былая картона аж до прозрачности. А вместе с ней и человек обмельчал. И стал он не готовым, не способным и не отдающим. Даже награбленное, что называется нынче заработанное.
Население растёт. И идёт планомерное вырождение человека. Ожидается скорое вымирание этой особи. И при таком раскладе дел обезьянам, если, конечно, верить учению Дарвина, завидовать не приходится. У них ещё всё впереди. И они серьёзно рискуют превратиться в человека. И исчезнуть, возможно, навсегда.
Какой страшный приговор.
18 октября 2002-го года.
Пуповина.
Лысеть я начал рано. Ещё в последнем классе средней школы. Когда волосья были длинными и чёрными, как весь чёрный цвет. А носить их хотелось прямыми и светлыми, как у блондина из обложки модного журнала. Но они были волнистые от природы и серьёзно нарушали всю скудную фантазию стилиста времён развитого застоя. То бишь, меня. Отчего стричься приходилось коротко. Да и школа того требовала. И в меру строгие родители. И раннее выпадение волос тоже. А главное - глупый возраст, когда стесняешься всего.
Достигнув совершеннолетия, я удостоился почётной обязанности служить в рядах вооружённых сил. Которые принимали в свои ряды всяких: упитанных и толстых, худых и голодных, маленьких и крупнокалиберных, полных идиотов и с высшим образованием. Всех. Но с одним условием: каждый, помимо обязанности служить, обязан был быть ещё и стрижен. Лыс. В этом и заключалось уставное равенство и начиналась не уставная дедовщина. От которой многие матери позже рвали на себе волосы... Будь оно в прошлом.
Отрастив не самую роскошную шевелюру (что и говорить, львом я никогда не был), я покинул доблестную армию и приступил к мирному сосуществованию на гражданке. В которой может и хотелось носить длинные волосы, но не имелось уже физической возможности. Организма. Волосы заметно редели, бесстыдно отдаваясь подушке каждую ночь. После чего последняя хиповала по утрам, а я тосковал перед зеркалом. Из растительности на голове превалировали брови, густеющие с каждым днём. Визуально.
Оценив ход событий и свою абсолютную беспомощность, я махнул было рукой на это дело. Но заметил его. Седой волос, проросший именно там, где не позднее следующей недели ожидалось продолжение лба. "Богатым будешь", сказали соседи. И не ошиблись. Уже через несколько дней я стал богат на седые волосы. А лоб остался в прежних границах (за что ему, конечно, отдельное спасибо). И началась качественно новая стадия издевательства моего организма над моим же внешним видом. Я перестал лысеть и начал седеть.