Эти воины лежали ничком на земле, засыпанные песком, совсем недалеко от реки. Они были скрыты так искусно, что проехавшие рядом хазарские дозорные не смогли их обнаружить. Выскочив из своего укрытия, русы забрасывали хазар дротиками, калечили секирами лошадей.
На помощь своим через брод двинулись основные силы славян, их сплоченная колонна врубилась в самую гущу хазарского войска. Арсии пытались спихнуть русов в реку, но приведенные в смятение гузы, перемешавшись с арсиями, гасили силу атак царской гвардии. Когда в битве пал Исмаил, арсии обратились в бегство. Это решило исход сражения.
Иосиф повел свою потрепанную конницу обратно в Беленджер.
Глава 11
Глава 12
На помощь своим через брод двинулись основные силы славян, их сплоченная колонна врубилась в самую гущу хазарского войска. Арсии пытались спихнуть русов в реку, но приведенные в смятение гузы, перемешавшись с арсиями, гасили силу атак царской гвардии. Когда в битве пал Исмаил, арсии обратились в бегство. Это решило исход сражения.
Иосиф повел свою потрепанную конницу обратно в Беленджер.
Глава 11
Битва под Семендером
Всю дорогу до Беленджера Иосиф обдумывал, как вести войну с русами дальше. На какие из союзных племен ему можно опереться в этой нелегкой войне? Не проще ли отсидеться за стенами городов и дождаться, когда славяне пресытятся наконец захваченной добычей и уйдут обратно в свои леса? Ни с кем из своих полководцев Иосиф не делился подобными мыслями, эти мысли казались ему постыдными. Никогда прежде Иосиф не прятался от врага за городскими стенами. Однако он не мог не видеть, как в его войске тает вера в победу.
«Надо закрепиться в Беленджере! – думал Иосиф. – Если Святослав застрянет здесь хотя бы на месяц, я успею собрать новое войско из горных племен».
Весть о том, что Беленджер взят русами, что в городе свирепствуют печенеги, поразила Иосифа, как удар молнии. Первым побуждением Иосифа было немедленно выбить врага из Беленджера. По лицам военачальников было видно, что они не разделяют воинственной решимости своего царя, все, кроме Бецалела.
В спорах прошел остаток дня.
Иосиф уступил военачальникам и в сумерках повел свою конницу к Семендеру. Отчаяние и злоба изводили Иосифа, не привыкшего уступать малодушным, но у него не было выхода. Арсиев осталось совсем немного. Вожди гузов ведут себя подозрительно, в любой момент они могут предать Иосифа. Среди хазарских беков все громче звучат разговоры, что самое лучшее – это переждать беду в горах.
По пути в Семендер к войску Иосифа прибилось множество самого разношерстного люда, бежавшего из Беленджера. Очевидцы событий открыли Иосифу причину, по какой русы и печенеги смогли всего за два дня взять большой укрепленный город. Оказалось, что врагу помогли рабы-славяне, взломавшие потайные ворота в одной из башен и впустившие в Беленджер под покровом ночи отряды русов.
Семендер гудел, как растревоженный улей. Арабские и персидские купцы спешно покидали город. На речной пристани непрестанно шла погрузка на суда нераспроданных товаров. Река соединяла Семендер с морем, поэтому торговля здесь была оживленнее, чем в Беленджере. Через Семендер с юга на восток и обратно каждое лето морским путем проходили сотни торговых кораблей из Горгана, Ширвана, Хорезма и Персии. Ныне из-за нашествия славян нарушилась всякая торговля на берегах Джурджанского моря. Многие купцы с трудом спаслись из опустошенного русами Итиля, потеряв все свои товары. Слухи о резне в Беленджере пугали всех состоятельных жителей Семендера, многие из которых тоже устремились прочь из города через Чорский проход к Дербенту либо в укрытый за горами город Хунзах, столицу лакских князей.
Появление в Семендере конного войска Иосифа никого не успокоило, не породило надежду на победу над славянами. Мало кто верил, что Семендер спасут крепостные стены и башни; страшная участь Беленджера у всех была на слуху.
Местный эльтебер Шаул собрал всех, кто был готов защищать Семендер не щадя себя, но таких набралась всего тысяча человек. В конной дружине Шаула осталось меньше пятисот всадников. После поражения хазар на берегах Терека конники Серира рассеялись кто куда. Правитель Беленджера Тоган, сумевший пробиться через отряды печенегов, привел к Иосифу всего полсотни воинов.
Иосиф пригласил на совет городских старейшин и вскоре пожалел об этом. Старики собрались все очень неприятные, они трясли бородами, шамкали беззубыми ртами, затеяв перепалку с вождями гузов и хазарскими беками. Первых старейшины обвиняли в алчности, вторых – в необъятной спеси и чванстве. Хазары всегда унижали знать Серира, помыкали ею. И вот, разбитые славянами хазарские вельможи повелевают старейшинам Семендера призвать под знамена каган-бега всех мужчин, способных держать оружие. Свита каган-бега давно разучилась сражаться, но не разучилась повелевать, только грозные речи хазар ныне в Семендере никого не страшат.
«Куда вы побежите, когда Святослав возьмет Семендер?» – не скрывая язвительной усмешки, обратился к хазарским бекам самый седой из старейшин.
Вопрос остался без ответа. За отрогами Кавказа начинались владения племен, непокорных хазарам. Раздраженный Иосиф приказал своим телохранителям выпроводить старейшин с совета. После долгих споров военачальники приняли решение сразиться с русами за стенами Семендера.
Иосиф мало говорил на совете, погруженный в мрачные думы. Зато много и пылко говорил его брат Бецалел, не унывающий ни при каких обстоятельствах. С храбрым Бецалелом был единодушен Абдул Азиз, новый предводитель арсиев. Эти двое заставили умолкнуть робких и вдохнули надежду в смелых.
На одной из торговых площадей Семендера Иосиф неожиданно столкнулся с Мофазом, бывшим дворецким кагана. Он не узнал бы Мофаза в его выцветшем потрепанном халате, с грязной чалмой на голове, если бы тот сам не окликнул царя.
– Привет тебе, каган-бег! – воскликнул Мофаз, схватив Иосифа за руку. – Не побрезгуй беседой со мной, облаченным в это рванье.
– Мофаз?! – изумился Иосиф. – Ты ли это?
Бывший дворецкий грустно закивал головой. Он был небрит и заметно исхудал. В руке у него была суковатая палка, а на плече висела запыленная сумка.
– Я представляю жалкое зрелище! – промолвил Мофаз с тяжелым вздохом. – Мне столько пришлось пережить! Я натерпелся такого страху, когда бежал из Итиля, захваченного русами. Но я выполнил свой священный долг. – Мофаз таинственно понизил голос: – Я вызволил из беды кагана! Лучезарный светоч находится здесь, в Семендере.
– Лучше бы ты вывез из Итиля мою семью, – сказал на это Иосиф. – Какой нам прок от кагана, утратившего свое великолепие и казну? Кому нужен этот толстяк, не способный даже помочиться без посторонней помощи? Вся его жизнь была скрыта за ореолом преклонения, коего больше нет. Для хазар каган умер. Всем известно, что русы захватили кагана в плен вместе с его гаремом.
– Я подсунул русам твоего немого карлика, о повелитель, – быстро заговорил Мофаз, видя, что Иосиф собирается уходить. – Истинный каган пребывает в Семендере. Претерпев множество лишений в пути, я привез кагана сюда. Я надеялся, что каган одним своим присутствием вдохнет мужество в наше войско.
– Ты зря потратил силы, друг мой. – Иосиф похлопал Мофаза по плечу. – Кто знает кагана в лицо – только ты да я. Ныне каган такой же бродяга, как все те несчастные, бежавшие в Семендер из взятых русами городов и селений. Ты можешь кричать до хрипоты, что истинный каган спасен тобою от русов, все равно тебе никто не поверит. Каган, лишившийся богатых одежд, золота, слуг и телохранителей, перестает быть каганом.
– Что же мне делать? – Мофаз выглядел растерянным. – Мне больше не на что содержать этого обжору! Я растратил все ценное, что у меня было.
– Вот, видишь, – засмеялся Иосиф, – каган полностью зависит от тебя, как младенец. А ты говоришь мне, что «лучезарный светоч» может повлиять на ход войны! Это ничтожество будет только занимать место в обозе. Избавься от этой обузы, друг мой.
Иосиф вынул из-за пояса кинжал и протянул Мофазу. Тот отшатнулся.
– Я не смогу пролить кровь кагана!
– Тогда утопи его в реке.
– Повелитель, неужели ты не веришь в победу над русами?
– Если государству хазар суждено возродиться вновь, то я сам посажу на трон в Итиле нового кагана, – мрачно проговорил Иосиф. – Быть может, я сделаю каганом тебя, друг мой. При условии, что ты разделишь со мной грядущие опасности. – Иосиф заговорщически подмигнул оторопевшему Мофазу.
– Я согласен быть с тобой до конца, государь, – поспешно вымолвил Мофаз. – Лучше пройти через опасности к трону кагана, чем влачить жалкое существование в скитаниях и тревогах.
– Мудрые слова! – улыбнулся Иосиф. – Ступай за мной, тебе нужно помыться и переодеться. А твоим толстяком займутся мои люди. – Иосиф кивнул на своих вооруженных телохранителей. – Скажи, где ты оставил светлейшего владыку?
При последних словах по тонким губам Иосифа промелькнула презрительная усмешка.
– Каган ждет меня в караван-сарае, что у Бычьего рынка, – помедлив, ответил Мофаз. – Без меня вам его не найти.
– Конечно, не найти, – согласился Иосиф. – Ныне все караван-сараи в Семендере переполнены беглецами. Ступай, друг мой. Сделаешь дело и поскорее возвращайся, войско скоро покинет Семендер.
Мофаз с поникшими плечами удалился через толпу, сопровождаемый двумя телохранителями каган-бега.
Каган, более похожий на толстого вельможу, оставшегося в полной нужде, грыз кость, когда ему на шею набросили петлю. Бездыханное тело кагана было брошено в общую яму, где хоронили нищих и казненных преступников. В наступившее тревожное время увеличилось число грабежей и убийств. Всех, взятых с поличным, палачи местного эльтебера без суда лишали головы. Казни происходили каждый день.
Холмистая песчаная равнина с рощами деревьев и редкими участками зеленой травы давала возможность Иосифу с выгодой расположить свое небольшое войско. Среди холмов и впадин непросто вести наступление большими монолитными колоннами. Святославу поневоле придется учитывать рельеф местности и вводить силы в бой небольшими отрядами, коннице печенегов и вовсе будет трудно маневрировать на склонах холмов среди колючих кустарников и на зыбучих песках.
Всю свою пехоту Иосиф расположил в центре, заполнив ею низину между двумя холмами. Впереди встали три тысячи копейщиков, вся передняя шеренга которых была укрыта большими прямоугольными щитами в рост человека. Такие щиты обычно использовала тяжелая персидская пехота. Позади копейщиков стояла шеренга отборных воинов в тяжелых доспехах, их было восемьсот человек. Все эти воины были скованы цепью, дабы никакая вражеская сила не могла обратить их вспять. За этим отборным отрядом выстроились лучники и метатели дротиков, общим числом две тысячи человек. Еще семьсот воинов расположились за сцепленными в ряд повозками, которые представляли собой последний рубеж обороны.
Свою главную ударную силу, бесстрашных арсиев, Иосиф поставил на правом фланге на господствующей высоте. В роще за холмом были укрыты в засаде гузы. Левый фланг заняли хазарские беки со своими конными отрядами. Там же встала немногочисленная конница Серира.
Находившийся среди арсиев Иосиф вглядывался зоркими глазами в приближающееся войско славян, это войско надвигалось медленно и грозно, как хищный зверь, готовящийся к прыжку. В просветы между высокими тополями солнце светило Иосифу в глаза.
Утро было ясное и прохладное.
Звук вражеских боевых рогов растревожил тишину. Эти прозвучавшие сигналы, протяжные и хриплые, породили в сердце Иосифа отзвук какого-то неясного беспокойства. Иосиф повернул голову и встретился взглядом с Абдул Азизом. Бывалый воин был невозмутим, его чешуйчатый панцирь поблескивал в лучах солнца.
Славяне надвигались в пешем строю, держа щиты перед собой и наклонив копья. Целый поток островерхих шлемов перевалил через пологие холмы и теперь заполнял узкую долину, пересеченную руслом высохшей реки. Со стороны это походило на беспорядочное движение вооруженных толп, но в этой массе копий, шлемов и щитов чувствовалось нечто осмысленное, в уверенной поступи славян проглядывала заученная схема развертывания боевого строя на пересеченной местности. Славянская пехота выстроилась в две линии. Первая продолжала сближаться с врагом, вторая застыла на месте, развернувшись полукругом по склонам холмов. На вершинах холмов между тем замаячили отряды конных печенегов.
Чувство тревоги не давало Иосифу покоя. Красные щиты славян надвигались. Русы были уже в досягаемости хазарских стрел. А Иосиф все медлил отдавать команду, которую ожидали от него военачальники. Наконец Абдул Азиз подъехал вплотную к Иосифу и прошептал:
– Пора, государь!
В сердце Иосифа будто прозвучал колокол. «Да, пора!»
Взвыли хазарские трубы. Разбившись на сотни, арсии стали спускаться с холма. Кони вязли в песке, колючий барбарис цеплялся за попоны. Позвякивание уздечек сливалось с металлическим бряцаньем доспехов.
Воздух наполнился зловещим гудением хазарских стрел, которые темным быстрым роем прочертили синеву небес и застучали дождем по поднятым над головой овальным щитам славян. Конница арсиев накатилась на первую линию славянской пехоты; многие лошади падали, получив смертельные раны от славянских копий, всадники вылетали из седел и попадали под страшные удары боевых топоров. Ржание коней, вопли раненых, глухой топот копыт, лязг оружия – все сливалось в единый монотонный шум, который растекался над полем битвы. Где-то арсии, прорвав боевое построение славян, мчались дальше, потрясая саблями и копьями. Где-то всадники с полумесяцем на шлемах натыкались на кровавый завал из убитых лошадей и изрубленных трупов, откатывались назад, подобно морской волне, отступающей перед береговой кручей.
Навстречу прорывающимся арсиям скатывались вниз по склонам холмистой гряды орды печенегов. Вторая линия славянской пехоты расступалась, пропуская степняков. В низине разворачивался конный бой. Там, как в кипящем котле, смешались ярость и храбрость, кровь и булат.
Закованные в латы арсии оказались в полном окружении печенегов, но это не лишило их мужества. Печенеги так и падали под саблями арсиев. Низкорослые лошади степняков, оставшиеся без наездников, испуганно метались из стороны в сторону.
Иосиф люто ненавидел печенегов, с приходом которых на донские и днепровские пастбища для хазар наступили трудные времена. Печенеги были очень многочисленны и сильны в конном строю, побеждать их было непросто.
Воюя с печенегами, Иосиф никогда не брал пленных. Он стремился истребить это племя под корень! Вот и в этой битве сабля Иосифа крушила степняков без пощады. Вся злоба, скопившаяся в душе каган-бега за последние дни, изливалась теперь на врагов вместе с сабельными ударами. Дамасская голубая сталь рассекала кожаные и пластинчатые панцири степняков, входила в тела печенежских батыров, как в масло. От крепких ударов Иосифа лопались шлемы, разлетались на куски головы врагов. Печенеги шарахались от Иосифа, как шакалы от рассерженного льва.
На другом фланге хазарская конница опрокинула славян и тоже сшиблась с печенегами. Ведомые отважным Бецалелом хазарские конники сминали и опрокидывали степняков. Рядом с хазарами сражались всадники Серира во главе с Шаулом и Тоганом. Звон сталкивающихся сабель и удары в щиты сплетались в мелодию битвы, в которой для хазар решалось все.
В центре поредевшие отряды славян сошлись в сече с хазарской пехотой, костяк которой составляли воины из Семендера. Копейщики недолго сдерживали натиск славянской пехоты. Копья с треском ломались, убитые и раненые хазары валились под ноги наступающих русов. Самое яростное сражение вспыхнуло, когда славяне наткнулись на шеренгу хазарских храбрецов, скованных цепью. Эта живая стена не отступала ни на шаг. Немало русов нашли здесь свою смерть. Хазары падали под ударами мечей и секир, но и мертвые удерживали свое место в строю, сцепленные одной цепью с живыми, они не позволяли им бежать от врага.
Ударившие из засады гузы наткнулись на дружину Святослава, которая тоже ждала своего часа и появилась на поле сражения в нужный момент. Одолеть русичей малочисленные гузы не смогли. Бегство гузов ухудшило положение арсиев, которым пришлось сражаться и с русами, и с печенегами.
В сердце Иосифа взыграла жестокая радость, когда он увидел перед собой конных славянских дружинников. Иосиф ринулся в самую круговерть боя, страстно желая столкнуться лицом к лицу со Святославом. Пусть близок закат Хазарского каганата, но и Святослав не выйдет живым из этого похода!
Чтобы на равных противостоять славянским витязям, Иосифу понадобилось все его умение и сноровка. Иосиф свирепо отбивался от прямых славянских мечей, выискивая глазами вражеских военачальников. Где же Святослав?
Как разыскать Святослава? Иосиф заметил какого-то славянского воеводу, который один бился с двумя арсиями. Иосиф рванулся к нему. Неожиданно пронесся крик: «Убит Абдул Азиз!»
Кто-то закричал, что хазарская пехота обратилась в бегство. Что-то сразу надломилось в мужестве арсиев. Они повернули коней. Напрасно Иосиф призывал арсиев остановиться, пытался удерживать их своей рукой. Его никто не слушал. Иосифу оставалось только присоединиться к бегущим арсиям.
До Семендера добрались лишь жалкие остатки хазарского войска.
«Надо закрепиться в Беленджере! – думал Иосиф. – Если Святослав застрянет здесь хотя бы на месяц, я успею собрать новое войско из горных племен».
Весть о том, что Беленджер взят русами, что в городе свирепствуют печенеги, поразила Иосифа, как удар молнии. Первым побуждением Иосифа было немедленно выбить врага из Беленджера. По лицам военачальников было видно, что они не разделяют воинственной решимости своего царя, все, кроме Бецалела.
В спорах прошел остаток дня.
Иосиф уступил военачальникам и в сумерках повел свою конницу к Семендеру. Отчаяние и злоба изводили Иосифа, не привыкшего уступать малодушным, но у него не было выхода. Арсиев осталось совсем немного. Вожди гузов ведут себя подозрительно, в любой момент они могут предать Иосифа. Среди хазарских беков все громче звучат разговоры, что самое лучшее – это переждать беду в горах.
По пути в Семендер к войску Иосифа прибилось множество самого разношерстного люда, бежавшего из Беленджера. Очевидцы событий открыли Иосифу причину, по какой русы и печенеги смогли всего за два дня взять большой укрепленный город. Оказалось, что врагу помогли рабы-славяне, взломавшие потайные ворота в одной из башен и впустившие в Беленджер под покровом ночи отряды русов.
Семендер гудел, как растревоженный улей. Арабские и персидские купцы спешно покидали город. На речной пристани непрестанно шла погрузка на суда нераспроданных товаров. Река соединяла Семендер с морем, поэтому торговля здесь была оживленнее, чем в Беленджере. Через Семендер с юга на восток и обратно каждое лето морским путем проходили сотни торговых кораблей из Горгана, Ширвана, Хорезма и Персии. Ныне из-за нашествия славян нарушилась всякая торговля на берегах Джурджанского моря. Многие купцы с трудом спаслись из опустошенного русами Итиля, потеряв все свои товары. Слухи о резне в Беленджере пугали всех состоятельных жителей Семендера, многие из которых тоже устремились прочь из города через Чорский проход к Дербенту либо в укрытый за горами город Хунзах, столицу лакских князей.
Появление в Семендере конного войска Иосифа никого не успокоило, не породило надежду на победу над славянами. Мало кто верил, что Семендер спасут крепостные стены и башни; страшная участь Беленджера у всех была на слуху.
Местный эльтебер Шаул собрал всех, кто был готов защищать Семендер не щадя себя, но таких набралась всего тысяча человек. В конной дружине Шаула осталось меньше пятисот всадников. После поражения хазар на берегах Терека конники Серира рассеялись кто куда. Правитель Беленджера Тоган, сумевший пробиться через отряды печенегов, привел к Иосифу всего полсотни воинов.
Иосиф пригласил на совет городских старейшин и вскоре пожалел об этом. Старики собрались все очень неприятные, они трясли бородами, шамкали беззубыми ртами, затеяв перепалку с вождями гузов и хазарскими беками. Первых старейшины обвиняли в алчности, вторых – в необъятной спеси и чванстве. Хазары всегда унижали знать Серира, помыкали ею. И вот, разбитые славянами хазарские вельможи повелевают старейшинам Семендера призвать под знамена каган-бега всех мужчин, способных держать оружие. Свита каган-бега давно разучилась сражаться, но не разучилась повелевать, только грозные речи хазар ныне в Семендере никого не страшат.
«Куда вы побежите, когда Святослав возьмет Семендер?» – не скрывая язвительной усмешки, обратился к хазарским бекам самый седой из старейшин.
Вопрос остался без ответа. За отрогами Кавказа начинались владения племен, непокорных хазарам. Раздраженный Иосиф приказал своим телохранителям выпроводить старейшин с совета. После долгих споров военачальники приняли решение сразиться с русами за стенами Семендера.
Иосиф мало говорил на совете, погруженный в мрачные думы. Зато много и пылко говорил его брат Бецалел, не унывающий ни при каких обстоятельствах. С храбрым Бецалелом был единодушен Абдул Азиз, новый предводитель арсиев. Эти двое заставили умолкнуть робких и вдохнули надежду в смелых.
На одной из торговых площадей Семендера Иосиф неожиданно столкнулся с Мофазом, бывшим дворецким кагана. Он не узнал бы Мофаза в его выцветшем потрепанном халате, с грязной чалмой на голове, если бы тот сам не окликнул царя.
– Привет тебе, каган-бег! – воскликнул Мофаз, схватив Иосифа за руку. – Не побрезгуй беседой со мной, облаченным в это рванье.
– Мофаз?! – изумился Иосиф. – Ты ли это?
Бывший дворецкий грустно закивал головой. Он был небрит и заметно исхудал. В руке у него была суковатая палка, а на плече висела запыленная сумка.
– Я представляю жалкое зрелище! – промолвил Мофаз с тяжелым вздохом. – Мне столько пришлось пережить! Я натерпелся такого страху, когда бежал из Итиля, захваченного русами. Но я выполнил свой священный долг. – Мофаз таинственно понизил голос: – Я вызволил из беды кагана! Лучезарный светоч находится здесь, в Семендере.
– Лучше бы ты вывез из Итиля мою семью, – сказал на это Иосиф. – Какой нам прок от кагана, утратившего свое великолепие и казну? Кому нужен этот толстяк, не способный даже помочиться без посторонней помощи? Вся его жизнь была скрыта за ореолом преклонения, коего больше нет. Для хазар каган умер. Всем известно, что русы захватили кагана в плен вместе с его гаремом.
– Я подсунул русам твоего немого карлика, о повелитель, – быстро заговорил Мофаз, видя, что Иосиф собирается уходить. – Истинный каган пребывает в Семендере. Претерпев множество лишений в пути, я привез кагана сюда. Я надеялся, что каган одним своим присутствием вдохнет мужество в наше войско.
– Ты зря потратил силы, друг мой. – Иосиф похлопал Мофаза по плечу. – Кто знает кагана в лицо – только ты да я. Ныне каган такой же бродяга, как все те несчастные, бежавшие в Семендер из взятых русами городов и селений. Ты можешь кричать до хрипоты, что истинный каган спасен тобою от русов, все равно тебе никто не поверит. Каган, лишившийся богатых одежд, золота, слуг и телохранителей, перестает быть каганом.
– Что же мне делать? – Мофаз выглядел растерянным. – Мне больше не на что содержать этого обжору! Я растратил все ценное, что у меня было.
– Вот, видишь, – засмеялся Иосиф, – каган полностью зависит от тебя, как младенец. А ты говоришь мне, что «лучезарный светоч» может повлиять на ход войны! Это ничтожество будет только занимать место в обозе. Избавься от этой обузы, друг мой.
Иосиф вынул из-за пояса кинжал и протянул Мофазу. Тот отшатнулся.
– Я не смогу пролить кровь кагана!
– Тогда утопи его в реке.
– Повелитель, неужели ты не веришь в победу над русами?
– Если государству хазар суждено возродиться вновь, то я сам посажу на трон в Итиле нового кагана, – мрачно проговорил Иосиф. – Быть может, я сделаю каганом тебя, друг мой. При условии, что ты разделишь со мной грядущие опасности. – Иосиф заговорщически подмигнул оторопевшему Мофазу.
– Я согласен быть с тобой до конца, государь, – поспешно вымолвил Мофаз. – Лучше пройти через опасности к трону кагана, чем влачить жалкое существование в скитаниях и тревогах.
– Мудрые слова! – улыбнулся Иосиф. – Ступай за мной, тебе нужно помыться и переодеться. А твоим толстяком займутся мои люди. – Иосиф кивнул на своих вооруженных телохранителей. – Скажи, где ты оставил светлейшего владыку?
При последних словах по тонким губам Иосифа промелькнула презрительная усмешка.
– Каган ждет меня в караван-сарае, что у Бычьего рынка, – помедлив, ответил Мофаз. – Без меня вам его не найти.
– Конечно, не найти, – согласился Иосиф. – Ныне все караван-сараи в Семендере переполнены беглецами. Ступай, друг мой. Сделаешь дело и поскорее возвращайся, войско скоро покинет Семендер.
Мофаз с поникшими плечами удалился через толпу, сопровождаемый двумя телохранителями каган-бега.
Каган, более похожий на толстого вельможу, оставшегося в полной нужде, грыз кость, когда ему на шею набросили петлю. Бездыханное тело кагана было брошено в общую яму, где хоронили нищих и казненных преступников. В наступившее тревожное время увеличилось число грабежей и убийств. Всех, взятых с поличным, палачи местного эльтебера без суда лишали головы. Казни происходили каждый день.
* * *
В пору своего могущества Хазарский каганат мог выставить сто тысяч войска и сокрушить любого врага. Причем, столь огромное воинство собиралось близ столицы всего за десять дней. Ныне, в пору бедственного положения, военные отряды стягиваются очень медленно, городские ополчения и вовсе отказываются воевать, беки, разоряющие поборами своих сородичей, приводят малочисленные дружины. Многие вассальные князья не пришли вовсе на зов каган-бега.Холмистая песчаная равнина с рощами деревьев и редкими участками зеленой травы давала возможность Иосифу с выгодой расположить свое небольшое войско. Среди холмов и впадин непросто вести наступление большими монолитными колоннами. Святославу поневоле придется учитывать рельеф местности и вводить силы в бой небольшими отрядами, коннице печенегов и вовсе будет трудно маневрировать на склонах холмов среди колючих кустарников и на зыбучих песках.
Всю свою пехоту Иосиф расположил в центре, заполнив ею низину между двумя холмами. Впереди встали три тысячи копейщиков, вся передняя шеренга которых была укрыта большими прямоугольными щитами в рост человека. Такие щиты обычно использовала тяжелая персидская пехота. Позади копейщиков стояла шеренга отборных воинов в тяжелых доспехах, их было восемьсот человек. Все эти воины были скованы цепью, дабы никакая вражеская сила не могла обратить их вспять. За этим отборным отрядом выстроились лучники и метатели дротиков, общим числом две тысячи человек. Еще семьсот воинов расположились за сцепленными в ряд повозками, которые представляли собой последний рубеж обороны.
Свою главную ударную силу, бесстрашных арсиев, Иосиф поставил на правом фланге на господствующей высоте. В роще за холмом были укрыты в засаде гузы. Левый фланг заняли хазарские беки со своими конными отрядами. Там же встала немногочисленная конница Серира.
Находившийся среди арсиев Иосиф вглядывался зоркими глазами в приближающееся войско славян, это войско надвигалось медленно и грозно, как хищный зверь, готовящийся к прыжку. В просветы между высокими тополями солнце светило Иосифу в глаза.
Утро было ясное и прохладное.
Звук вражеских боевых рогов растревожил тишину. Эти прозвучавшие сигналы, протяжные и хриплые, породили в сердце Иосифа отзвук какого-то неясного беспокойства. Иосиф повернул голову и встретился взглядом с Абдул Азизом. Бывалый воин был невозмутим, его чешуйчатый панцирь поблескивал в лучах солнца.
Славяне надвигались в пешем строю, держа щиты перед собой и наклонив копья. Целый поток островерхих шлемов перевалил через пологие холмы и теперь заполнял узкую долину, пересеченную руслом высохшей реки. Со стороны это походило на беспорядочное движение вооруженных толп, но в этой массе копий, шлемов и щитов чувствовалось нечто осмысленное, в уверенной поступи славян проглядывала заученная схема развертывания боевого строя на пересеченной местности. Славянская пехота выстроилась в две линии. Первая продолжала сближаться с врагом, вторая застыла на месте, развернувшись полукругом по склонам холмов. На вершинах холмов между тем замаячили отряды конных печенегов.
Чувство тревоги не давало Иосифу покоя. Красные щиты славян надвигались. Русы были уже в досягаемости хазарских стрел. А Иосиф все медлил отдавать команду, которую ожидали от него военачальники. Наконец Абдул Азиз подъехал вплотную к Иосифу и прошептал:
– Пора, государь!
В сердце Иосифа будто прозвучал колокол. «Да, пора!»
Взвыли хазарские трубы. Разбившись на сотни, арсии стали спускаться с холма. Кони вязли в песке, колючий барбарис цеплялся за попоны. Позвякивание уздечек сливалось с металлическим бряцаньем доспехов.
Воздух наполнился зловещим гудением хазарских стрел, которые темным быстрым роем прочертили синеву небес и застучали дождем по поднятым над головой овальным щитам славян. Конница арсиев накатилась на первую линию славянской пехоты; многие лошади падали, получив смертельные раны от славянских копий, всадники вылетали из седел и попадали под страшные удары боевых топоров. Ржание коней, вопли раненых, глухой топот копыт, лязг оружия – все сливалось в единый монотонный шум, который растекался над полем битвы. Где-то арсии, прорвав боевое построение славян, мчались дальше, потрясая саблями и копьями. Где-то всадники с полумесяцем на шлемах натыкались на кровавый завал из убитых лошадей и изрубленных трупов, откатывались назад, подобно морской волне, отступающей перед береговой кручей.
Навстречу прорывающимся арсиям скатывались вниз по склонам холмистой гряды орды печенегов. Вторая линия славянской пехоты расступалась, пропуская степняков. В низине разворачивался конный бой. Там, как в кипящем котле, смешались ярость и храбрость, кровь и булат.
Закованные в латы арсии оказались в полном окружении печенегов, но это не лишило их мужества. Печенеги так и падали под саблями арсиев. Низкорослые лошади степняков, оставшиеся без наездников, испуганно метались из стороны в сторону.
Иосиф люто ненавидел печенегов, с приходом которых на донские и днепровские пастбища для хазар наступили трудные времена. Печенеги были очень многочисленны и сильны в конном строю, побеждать их было непросто.
Воюя с печенегами, Иосиф никогда не брал пленных. Он стремился истребить это племя под корень! Вот и в этой битве сабля Иосифа крушила степняков без пощады. Вся злоба, скопившаяся в душе каган-бега за последние дни, изливалась теперь на врагов вместе с сабельными ударами. Дамасская голубая сталь рассекала кожаные и пластинчатые панцири степняков, входила в тела печенежских батыров, как в масло. От крепких ударов Иосифа лопались шлемы, разлетались на куски головы врагов. Печенеги шарахались от Иосифа, как шакалы от рассерженного льва.
На другом фланге хазарская конница опрокинула славян и тоже сшиблась с печенегами. Ведомые отважным Бецалелом хазарские конники сминали и опрокидывали степняков. Рядом с хазарами сражались всадники Серира во главе с Шаулом и Тоганом. Звон сталкивающихся сабель и удары в щиты сплетались в мелодию битвы, в которой для хазар решалось все.
В центре поредевшие отряды славян сошлись в сече с хазарской пехотой, костяк которой составляли воины из Семендера. Копейщики недолго сдерживали натиск славянской пехоты. Копья с треском ломались, убитые и раненые хазары валились под ноги наступающих русов. Самое яростное сражение вспыхнуло, когда славяне наткнулись на шеренгу хазарских храбрецов, скованных цепью. Эта живая стена не отступала ни на шаг. Немало русов нашли здесь свою смерть. Хазары падали под ударами мечей и секир, но и мертвые удерживали свое место в строю, сцепленные одной цепью с живыми, они не позволяли им бежать от врага.
Ударившие из засады гузы наткнулись на дружину Святослава, которая тоже ждала своего часа и появилась на поле сражения в нужный момент. Одолеть русичей малочисленные гузы не смогли. Бегство гузов ухудшило положение арсиев, которым пришлось сражаться и с русами, и с печенегами.
В сердце Иосифа взыграла жестокая радость, когда он увидел перед собой конных славянских дружинников. Иосиф ринулся в самую круговерть боя, страстно желая столкнуться лицом к лицу со Святославом. Пусть близок закат Хазарского каганата, но и Святослав не выйдет живым из этого похода!
Чтобы на равных противостоять славянским витязям, Иосифу понадобилось все его умение и сноровка. Иосиф свирепо отбивался от прямых славянских мечей, выискивая глазами вражеских военачальников. Где же Святослав?
Как разыскать Святослава? Иосиф заметил какого-то славянского воеводу, который один бился с двумя арсиями. Иосиф рванулся к нему. Неожиданно пронесся крик: «Убит Абдул Азиз!»
Кто-то закричал, что хазарская пехота обратилась в бегство. Что-то сразу надломилось в мужестве арсиев. Они повернули коней. Напрасно Иосиф призывал арсиев остановиться, пытался удерживать их своей рукой. Его никто не слушал. Иосифу оставалось только присоединиться к бегущим арсиям.
До Семендера добрались лишь жалкие остатки хазарского войска.
Глава 12
Послы князя Мешко
Весть о том, что на Днепре появились ладьи Святослава, всполошила весь Киев. Стоял конец октября. Ветры, веющие в вышине, обрывали с деревьев остатки желтой листвы. Полуденное солнце озаряло длинную вереницу кораблей, растянувшихся на бледных водах широкой реки. Особенно отчетливо флотилия ладей была заметна с Теремной горы и со Щекавицы.
Людские толпы заливали кривые улицы бревенчатого города, спеша, подобно весенним ручейкам, на Подол, к пристани. Мужские длинные рубахи и плащи, льняные женские платья и накидки сверху напоминали белый поток, выливающийся из домов и переулков. Быстрыми стайками бежали девушки, откинув за спину длинные косы. Степенно вышагивали длиннобородые старцы, опираясь на посохи. Женщины галдели. Мужчины взволнованно переговаривались. Боярская чадь и ремесленный люд, знатные и бедные – все перемешались в торопливой толчее. Тысячеголосый гул этого людского моря уходил ввысь, зависнув над деревьями и крышами домов, наполнив город радостным смятением. На мужских и женских лицах было написано одно и то же: томительная пора ожидания завершилась!
Улеб ехал верхом, проталкиваясь сквозь толпу, которая и не думала расступаться перед его малиновой княжеской шапкой с меховой опушкой. Улебовы гридни отстали, затерявшись где-то позади, среди киевского люда.
На Подоле народу было не меньше, все подходы к пристани были забиты людьми. В воздухе густо плавали грубая речь простолюдинов и смех вперемешку с запахами березового дегтя, сырых кож и жареной рыбы. Мальчишки, как воробьи, сидевшие на крышах домов, громким криком известили толпу о том, что передовые ладьи поворачивают в устье Почайны.
Улеб продолжал раздвигать людей конем, пробираясь к бревенчатому настилу пристани. На него огрызались дерзкие на язык гончары и смолокуры. Улеб ни на кого не обращал внимания. «Что взять с этих грубых людей!»
Улеб вытягивал шею. Были уже видны мачты и звериные головы вошедших в Почайну ладей. По огромному скопищу народа прокатился радостный вздох при виде флотилии. Суда со щитами на бортах бойко шли на веслах, ладьи глубоко сидели в воде, как откормившиеся за лето гуси. Народ узнал статного бородача на носу головной ладьи, черной, как уголь. Это был воевода Свенельд. Из толпы понеслись приветственные крики. Свенельд помахал киевлянам рукой.
Ладьи неуклюже подваливали к кромке бревенчатого пирса, иные со стуком ударялись об него. С берега на борт кораблей десятки расторопных сильных рук бросали дощатые сходни. Первым по сходням протопал Свенельд, облаченный в красный атласный плащ явно восточного покроя. Сдернув с головы соболью шапку, воевода низко поклонился народу.
К Свенельду гурьбой устремились бояре во главе с Гробоем, отцом княгини Предславы. Сразу посыпались вопросы: Где Святослав? На какой он ладье? Здоров ли князь? Не ранен ли?
Свенельд загадочно улыбался, потом ошарашил всех известием:
– Святослав жив-здоров! Он в Семендере вместе с войском, там зимовать будет. Я же, по воле Святослава, доставил в Киев сокровища, взятые копьем в Булгаре и Итиле.
– Когда же ждать Святослава? – растерянно спросил Гробой. – Весной, что ли?
– По весне Святослав продолжит войну с хазарами, – ответил Свенельд. – Побили мы хазар крепко, многие их города взяли, но царь хазарский все же не желает покориться Святославу. Весенней вешней водой поведу я ладьи с войском обратно на юг.
– Стало быть, Святослав возжелал под корень извести хазар, – усмехнулся боярин Каницар. – Что ж, дело стоящее!
До позднего вечера с кораблей сгружали захваченные в чужой земле богатства. Золотую и серебряную монету, рассыпанную в сундуки и опечатанную княжеской печатью, на возах доставляли в княжеские терема.
Туда же везли золотые кубки, блюда и чаши, уложенные в мешках. Скатки дорогих восточных тканей кучами наваливали на повозки, которые усталые лошади тянули вверх по улице от пристани к детинцу. Обратно к причалу порожние телеги катились быстро, грохоча колесами на ухабах. Молодых восточных рабынь в странных для славян одеяниях под присмотром Свенельдовых гридней препроводили в старый Аскольдов терем, где уже давно никто не жил.
Иноземные купцы с жадными глазами толпой ходили за Свенельдом, предлагая ему звонкую монету за тюки с тончайшей шерстью, за вороха богатых одежд, за конскую упряжь, отделанную серебром, за глиняные и медные расписные сосуды, за персидские ковры, за юных рабынь, за корзины, полные восточных сладостей… Свенельд только отмахивался от назойливых купцов, говоря им, что ему сегодня не до торговли.
– Приходите через денек-другой, гости дорогие, – молвил купцам Свенельд. – Так и быть, уступлю вам лишнее добро по сходной цене.
Улеб остался недоволен тем, как держался с ним Свенельд. Как будто старый варяг прибыл в Киев, чтобы принять главенство из рук Улеба. Спину перед Улебом Свенельд не гнул, нарочито беседовал с ним, как равный с равным. Улеб затаил обиду. Ныне Свенельд в чести у знати и народа, ведь он овеян славой Святославовых побед!
«Ну, погоди, старый хрыч! – негодовал в душе Улеб. – Бог даст, ты мне еще в ноги будешь кланяться! Вот тогда-то я и припомню тебе нынешнюю твою гордыню».
Вечером в тереме Свенельда собралось все киевское боярство, пришла вся княжеская родня от Рюрикова корня, молодые и старые, мужи и жены. Улеб не хотел идти на это застолье, но Сфандра уговорила его пойти вместе с ней. «Нам ведь не лишнее узнать о грядущих замыслах Святослава», – сказала Сфандра мужу.
За пиршественным столом Улеб и Сфандра сидели рядышком. Напротив них, как назло, восседала Предслава со своим отцом Гробоем. Подле Гробоя сидел боярин Каницар, женатый на Бориславе, сестре Предславы. Гробой и Каницар оба ненавидели христиан, поэтому не скрывали своей неприязни к Улебу. Предслава недолюбливала Сфандру за ее ум и красоту, за то, что Святослав всегда приветлив с нею. Но более всего Предславу уязвляло то, что Сфандра не пожелала стать ее близкой подругой. С той поры все интриги Предславы были направлены против Сфандры и ее супруга.
Выпив хмельного меда за здоровье Святослава, именитые гости пожелали услышать из уст Свенельда, как получилось, что Святослав ушел с ратью на вятичей, а войну затеял на Волге с хазарами. Свенельд, хитро усмехаясь в седые усы, стал рассказывать гостям, что Святослав давно вынашивал замысел сокрушить державу хазар. С этой целью Святослав заручился дружбой с печенегами. И на вятичей Святослав пошел, дабы привлечь их на свою сторону.
– Вятичи согласились платить дань Святославу при условии, что он избавит их от хазарской напасти, – молвил Свенельд, оглядывая притихшее застолье. – Потому-то из земли вятичей Святослав двинулся во владения хазар. Но сначала Святославу пришлось примучить буртасов и волжских булгар, не пожелавших пропустить его через свои земли.
Гости слушали Свенельда, забыв про яства на столе. Всем было удивительно, как это Святославу удалось сокрушить доселе непобедимых хазар, взять их столицу и пленить самого кагана!
О захвате Итиля Свенельд рассказывал особенно подробно, ведь это под его началом русичи вошли в хазарскую столицу, взяли штурмом дворцы и разбили гвардию кагана. Свенельд, как мальчишка, широко разводил руками, громко восклицал и делал большие глаза. С его слов выходило, что русичи взяли в Итиле около ста тысяч пленников: мужчин, женщин и детей. Это были свободные жители Итиля. На волю отпустили около двадцати тысяч рабов-славян. Среди них половина – из племени вятичей.
– Где же эти многие тыщи пленников? – обратился к Свенельду изумленный Каницар. – С твоих ладей сошло всего-то чуть больше полусотни рабынь.
Свенельд неловко прокашлялся в кулак.
– Я же вам говорил, что хазарское войско вышло в степь на битву со Святославом. В разгар битвы до хазар дошел слух, что ладьи русов подошли к Итилю. Вся хазарская рать сразу ринулась спасать столицу. Моим воям было не сдержать такое множество врагов. Мы заперлись в крепости на острове и отбивались до подхода Святославовых полков. Святослав разбил хазар и отогнал их в степь, но допреж этого все плененные жители Итиля разбежались кто куда. Кое-кого удалось настичь и вновь пленить, токмо всех тех пленников Святослав повелел отдать печенегам.
Людские толпы заливали кривые улицы бревенчатого города, спеша, подобно весенним ручейкам, на Подол, к пристани. Мужские длинные рубахи и плащи, льняные женские платья и накидки сверху напоминали белый поток, выливающийся из домов и переулков. Быстрыми стайками бежали девушки, откинув за спину длинные косы. Степенно вышагивали длиннобородые старцы, опираясь на посохи. Женщины галдели. Мужчины взволнованно переговаривались. Боярская чадь и ремесленный люд, знатные и бедные – все перемешались в торопливой толчее. Тысячеголосый гул этого людского моря уходил ввысь, зависнув над деревьями и крышами домов, наполнив город радостным смятением. На мужских и женских лицах было написано одно и то же: томительная пора ожидания завершилась!
Улеб ехал верхом, проталкиваясь сквозь толпу, которая и не думала расступаться перед его малиновой княжеской шапкой с меховой опушкой. Улебовы гридни отстали, затерявшись где-то позади, среди киевского люда.
На Подоле народу было не меньше, все подходы к пристани были забиты людьми. В воздухе густо плавали грубая речь простолюдинов и смех вперемешку с запахами березового дегтя, сырых кож и жареной рыбы. Мальчишки, как воробьи, сидевшие на крышах домов, громким криком известили толпу о том, что передовые ладьи поворачивают в устье Почайны.
Улеб продолжал раздвигать людей конем, пробираясь к бревенчатому настилу пристани. На него огрызались дерзкие на язык гончары и смолокуры. Улеб ни на кого не обращал внимания. «Что взять с этих грубых людей!»
Улеб вытягивал шею. Были уже видны мачты и звериные головы вошедших в Почайну ладей. По огромному скопищу народа прокатился радостный вздох при виде флотилии. Суда со щитами на бортах бойко шли на веслах, ладьи глубоко сидели в воде, как откормившиеся за лето гуси. Народ узнал статного бородача на носу головной ладьи, черной, как уголь. Это был воевода Свенельд. Из толпы понеслись приветственные крики. Свенельд помахал киевлянам рукой.
Ладьи неуклюже подваливали к кромке бревенчатого пирса, иные со стуком ударялись об него. С берега на борт кораблей десятки расторопных сильных рук бросали дощатые сходни. Первым по сходням протопал Свенельд, облаченный в красный атласный плащ явно восточного покроя. Сдернув с головы соболью шапку, воевода низко поклонился народу.
К Свенельду гурьбой устремились бояре во главе с Гробоем, отцом княгини Предславы. Сразу посыпались вопросы: Где Святослав? На какой он ладье? Здоров ли князь? Не ранен ли?
Свенельд загадочно улыбался, потом ошарашил всех известием:
– Святослав жив-здоров! Он в Семендере вместе с войском, там зимовать будет. Я же, по воле Святослава, доставил в Киев сокровища, взятые копьем в Булгаре и Итиле.
– Когда же ждать Святослава? – растерянно спросил Гробой. – Весной, что ли?
– По весне Святослав продолжит войну с хазарами, – ответил Свенельд. – Побили мы хазар крепко, многие их города взяли, но царь хазарский все же не желает покориться Святославу. Весенней вешней водой поведу я ладьи с войском обратно на юг.
– Стало быть, Святослав возжелал под корень извести хазар, – усмехнулся боярин Каницар. – Что ж, дело стоящее!
До позднего вечера с кораблей сгружали захваченные в чужой земле богатства. Золотую и серебряную монету, рассыпанную в сундуки и опечатанную княжеской печатью, на возах доставляли в княжеские терема.
Туда же везли золотые кубки, блюда и чаши, уложенные в мешках. Скатки дорогих восточных тканей кучами наваливали на повозки, которые усталые лошади тянули вверх по улице от пристани к детинцу. Обратно к причалу порожние телеги катились быстро, грохоча колесами на ухабах. Молодых восточных рабынь в странных для славян одеяниях под присмотром Свенельдовых гридней препроводили в старый Аскольдов терем, где уже давно никто не жил.
Иноземные купцы с жадными глазами толпой ходили за Свенельдом, предлагая ему звонкую монету за тюки с тончайшей шерстью, за вороха богатых одежд, за конскую упряжь, отделанную серебром, за глиняные и медные расписные сосуды, за персидские ковры, за юных рабынь, за корзины, полные восточных сладостей… Свенельд только отмахивался от назойливых купцов, говоря им, что ему сегодня не до торговли.
– Приходите через денек-другой, гости дорогие, – молвил купцам Свенельд. – Так и быть, уступлю вам лишнее добро по сходной цене.
Улеб остался недоволен тем, как держался с ним Свенельд. Как будто старый варяг прибыл в Киев, чтобы принять главенство из рук Улеба. Спину перед Улебом Свенельд не гнул, нарочито беседовал с ним, как равный с равным. Улеб затаил обиду. Ныне Свенельд в чести у знати и народа, ведь он овеян славой Святославовых побед!
«Ну, погоди, старый хрыч! – негодовал в душе Улеб. – Бог даст, ты мне еще в ноги будешь кланяться! Вот тогда-то я и припомню тебе нынешнюю твою гордыню».
Вечером в тереме Свенельда собралось все киевское боярство, пришла вся княжеская родня от Рюрикова корня, молодые и старые, мужи и жены. Улеб не хотел идти на это застолье, но Сфандра уговорила его пойти вместе с ней. «Нам ведь не лишнее узнать о грядущих замыслах Святослава», – сказала Сфандра мужу.
За пиршественным столом Улеб и Сфандра сидели рядышком. Напротив них, как назло, восседала Предслава со своим отцом Гробоем. Подле Гробоя сидел боярин Каницар, женатый на Бориславе, сестре Предславы. Гробой и Каницар оба ненавидели христиан, поэтому не скрывали своей неприязни к Улебу. Предслава недолюбливала Сфандру за ее ум и красоту, за то, что Святослав всегда приветлив с нею. Но более всего Предславу уязвляло то, что Сфандра не пожелала стать ее близкой подругой. С той поры все интриги Предславы были направлены против Сфандры и ее супруга.
Выпив хмельного меда за здоровье Святослава, именитые гости пожелали услышать из уст Свенельда, как получилось, что Святослав ушел с ратью на вятичей, а войну затеял на Волге с хазарами. Свенельд, хитро усмехаясь в седые усы, стал рассказывать гостям, что Святослав давно вынашивал замысел сокрушить державу хазар. С этой целью Святослав заручился дружбой с печенегами. И на вятичей Святослав пошел, дабы привлечь их на свою сторону.
– Вятичи согласились платить дань Святославу при условии, что он избавит их от хазарской напасти, – молвил Свенельд, оглядывая притихшее застолье. – Потому-то из земли вятичей Святослав двинулся во владения хазар. Но сначала Святославу пришлось примучить буртасов и волжских булгар, не пожелавших пропустить его через свои земли.
Гости слушали Свенельда, забыв про яства на столе. Всем было удивительно, как это Святославу удалось сокрушить доселе непобедимых хазар, взять их столицу и пленить самого кагана!
О захвате Итиля Свенельд рассказывал особенно подробно, ведь это под его началом русичи вошли в хазарскую столицу, взяли штурмом дворцы и разбили гвардию кагана. Свенельд, как мальчишка, широко разводил руками, громко восклицал и делал большие глаза. С его слов выходило, что русичи взяли в Итиле около ста тысяч пленников: мужчин, женщин и детей. Это были свободные жители Итиля. На волю отпустили около двадцати тысяч рабов-славян. Среди них половина – из племени вятичей.
– Где же эти многие тыщи пленников? – обратился к Свенельду изумленный Каницар. – С твоих ладей сошло всего-то чуть больше полусотни рабынь.
Свенельд неловко прокашлялся в кулак.
– Я же вам говорил, что хазарское войско вышло в степь на битву со Святославом. В разгар битвы до хазар дошел слух, что ладьи русов подошли к Итилю. Вся хазарская рать сразу ринулась спасать столицу. Моим воям было не сдержать такое множество врагов. Мы заперлись в крепости на острове и отбивались до подхода Святославовых полков. Святослав разбил хазар и отогнал их в степь, но допреж этого все плененные жители Итиля разбежались кто куда. Кое-кого удалось настичь и вновь пленить, токмо всех тех пленников Святослав повелел отдать печенегам.