Во всяком случае, для полиции. На самом же деле мозг его лихорадочно работал, пытаясь найти ответы на мучившие его вопросы: как заставить Надю замолчать и почему Пратер не выполнил его распоряжений.
   Но когда он дозвонился Пратеру, тот начал говорить загадками.
   — Возникли непредвиденные обстоятельства, — коротко сообщил он.
   Когда Люк осторожно спросил его об «останках», Пратер рассмеялся:
   — Вот об этом не беспокойтесь, доктор! Я нашел абсолютно надежный способ утилизации!
   В голосе его чувствовалось какое-то странное оживление.
   Этот короткий разговор несколько озадачил Люка. Усилием воли он заставил себя выкинуть Пратера из головы и стал оглядывать клинику. Он уже был здесь однажды, когда принимал Надю на работу, но причиной тому были скорее ностальгические чувства, а не желание узнать о ее деловых качествах. Во время учебы в ординатуре он сам работал в такой клинике в пригороде. Господи, как давно это было! Как будто в какой-то другой эпохе.
   Может быть, стоит заняться чем-нибудь подобным во Франции. Вспомнить все, чему он учился, и заняться людьми, а не молекулами.
   Но что-то он не вовремя размечтался. Рано рассуждать о будущем. Если не удастся нейтрализовать Надю, о Франции можно будет забыть.
   Вынимая резиновые перчатки, Люк заметил, что руки у него стали влажными от пота. Казалось, внутри у него сжатая пружина — он все ждал, что сейчас кто-нибудь войдет и застанет его на месте преступления.
   Надо торопиться, думал он, двигаясь по коридору.
   В Надином кабинете не было окон, и ему пришлось зажечь свет. Когда под потолком вспыхнула люминесцентная лампа, Люк сразу обнаружил то, что его интересовало. Рядом с пустой кофеваркой стояла большая черная кружка с белой надписью «НАДЯ». Она привлекла его внимание еще в прошлый раз. Тогда он с улыбкой заметил, что такую чашку уж не перепутаешь.
   Не ошибется он и сегодня, подумал Люк, доставая из кармана пузырек.
   Он посмотрел его на свет: «локи» в жидком состоянии не имел ни вкуса, ни запаха. Прозрачная, чуть голубоватая жидкость. Открыв пузырек, Люк налил в Надину кружку около столовой ложки наркотика и покрутил густую жидкость, чтобы она покрыла стенки кружки. Жидкость высыхала на глазах. Через несколько минут от нее не останется и следа.
   Люк прикинул, сколько может весить Надя — фунтов сто двадцать, не больше. Для нее столовая ложка — это очень большая доза, которой хватит на четыре — шесть часов. Он добавил еще несколько капель для верности.
   Перед его глазами возникла будущая сцена...
   Надя была не агрессивна и не склонна к насилию, однако через полчаса после выпитой чашки кофе все, что хранится под спудом, вырастет в десятки раз, и она впадет в необузданную ярость. Спокойная, уравновешенная женщина превратится в дикую злобную кошку, которая будет крушить все подряд и бросаться на людей. Ее неминуемо арестуют за буйное поведение и по подозрению в употреблении наркотиков, но и только, потому что полицейские еще не научились распознавать «локи».
   Но одного подозрения недостаточно.
   Закрыв пузырек. Люк опустил его в карман и достал маленький целлофановый пакетик. Подойдя к Надиному столу, он выдвинул нижний ящик и засунул пакетик в дальний угол.
   При обыске полицейские обязательно обнаружат этот пакет с четырьмя таблетками «берсерка». Подозрения перерастут в уверенность, и Надю привлекут за употребление наркотиков. Репутация ее будет подмочена, и все ее показания об исчезновении Глисона или причастности ГЭМ к изготовлению наркотиков сочтут измышлениями свихнувшейся наркоманки.
   Почувствовав, что у него подгибаются ноги, Люк опустился в кресло.
   Как я могу с ней так поступать?
   Ведь пострадает не только ее репутация, будет загублена вся ее профессиональная карьера. После прохождения лечения она, вероятно, сохранит медицинскую лицензию, но свое доброе имя не восстановит никогда.
   Как я мог так низко пасть?
   Люк собрался с силами и встал. Подойдя к кофеварке, он взял Надину чашку. В туалете есть раковина. Он вымоет чашку, уберет таблетки из ее стола и оставит все как было. А потом придумает какой-нибудь другой выход из положения.
   Люк пошел к двери, но вдруг остановился.
   А какой может быть другой выход?
   Как еще удержать ее от опасных признаний, кроме как опять позвонить Пратеру? Кент и Брэд будут настаивать именно на этом. Ведь Кент уже говорил, что после первого убийства решиться на второе гораздо легче. А уж третье, Надино, и вообще раз плюнуть. Нет, с него довольно крови.
   Люк посмотрел на кружку. Жидкость почти высохла. В общем-то «локи» в данной ситуации — наименьшее зло. Он может погубить ее будущее, но по крайней мере она останется жива. И какая-то работа у нее будет.
   Короче говоря, он спасает Наде жизнь.
   Ухватившись за эту мысль, как утопающий за соломинку, Люк поставил чашку на место, погасил свет и поспешил к выходу.
   Ему еще предстояло паковать вино.

6

   Милош ходил вокруг бассейна, изображая радушного хозяина и одновременно прислушиваясь, не раздастся ли в ночном небе шум вертолета.
   — Улыбайтесь, — приказал он трем девицам латиноамериканского вида в ярких цветастых платьях. Он привез их из своего гарлемского борделя. — Делайте вид, что вам весело. Как будто это вечер пятницы до того, как все произошло.
   Девицы расцвели улыбками и дружно отсалютовали стаканами с элем. Настоящее веселье начнется позже, когда закончится запланированная операций.
   Здесь были все те, кто подвергся нападению в пятницу. Милош пригласил их снова, пообещав, что у них будет возможность свести счеты со сволочами, сбросившими на них всякий хлам. Все без исключения охотно приняли предложение.
   Милош с удовольствием отметил, что у многих характерно оттопыриваются рубашки. Он хлопал своих гостей по плечам и шел дальше.
   Люди Милоша весь день убирали территорию. В воздухе все еще стоял запах масла. Пришлось отмывать все дорожки и настил вокруг бассейна. Но пятна все равно остались. Впрочем, ремонтом он займется позже. Для сегодняшнего мероприятия безукоризненный вид не так уж важен.
   Кроме гостей на вилле присутствовала группа мужчин с винтовками и автоматами, которых Драгович спрятал в кустах.
   Он нервно потирал руки, пытаясь представить, что же эти ненормальные сбросят на него сегодня. Впрочем, это не важно. Он был готов к встрече — они и глазом не успеют моргнуть, как будут сбиты на землю.
   Милош велел пригасить свет и приглушить музыку, чтобы как можно раньше засечь вертолет. Он дал своим людям четкое указание: не стрелять, пока не покажется вертолет, ну а уж потом палить из всех стволов.
   Звонивший спрашивал, не собирается ли он «сообщать властям». Чтобы он, Милош Драгович, звонил в полицию, как какой-нибудь лох, который не в состоянии сам разобраться с обидчиками? Нет. Никогда. Если кто-то задевает Драговича, он сам дает отпор, да так, что мало не покажется.
   — Кажется, летит! — закричал один из людей, расставленных на берегу.
   Гости умолкли. Наступила полная тишина, словно кто-то выключил магнитофон. Был слышен только шум прибоя и что-то еще. Да, это было стрекотание винта, рассекающего ночной воздух.
   — Внимание! — закричал Милош. — Он приближается! Готовьтесь к бою!
   Тут же из карманов и чехлов были извлечены десятки пистолетов, защелкали затворы и взводимые курки, Над кустами показались дула винтовок и автоматов.
   Шум все нарастал.
   — Спокойно, — скомандовал Милош, вынимая из кобуры свой «магнум-357». — Не торопитесь...
   И тут случилось что-то непонятное. От вертолета протянулся луч прожектора и стал шарить по побережью. Милош вдруг с ужасом понял, что сейчас случится непоправимое.
   Но его отчаянное «нет!» утонуло в грохоте выстрелов.
   Милош увидел, как пули пробили фюзеляж вертолета, он накренился, дернулся влево и стал падать, но потом вновь набрал высоту и, виляя из стороны в сторону, улетел прочь, волоча за собой хвост черного дыма.
   Огонь мгновенно прекратился. Но восторженных криков не последовало. Вероятно, все успели прочесть надпись на фюзеляже.
   А потом послышался вой множества полицейских сирен. Оглянувшись. Драгович увидел, что над входными воротами полыхают красные отсветы сигнальных огней.
   Копы. Их там целая свора.
   Но как они очутились здесь так скоро? И почему их так много?
   Милош Драгович молча застыл у бассейна, преследуемый одной мыслью: кому все это понадобилось?

Вторник

1

   Проверив утром голосовую почту, Джек обнаружил три послания от Сола Витуоло, общий смысл которых сводился к следующему: «Привет, Джек. Позвони мне. Надо поговорить».
   Джек позвонил ему из автомата.
   — Джек! Как тебе это удалось, старик? — Казалось, Сол вот-вот пустится в пляс у телефона. — Как ты провернул это дело?
   — Надеюсь, все прошло как надо?
   Джек уже кое-что знал из вечерних новостей.
   — Спрашиваешь! Он облажался, как последний козел, — устроил пальбу по вертолету береговой охраны. Но как ты все это обтяпал?
   — Я же тебе говорил — всего один телефонный звонок.
   — Да, но что ты ему сказал?
   Джек сообщил в береговую охрану, что на виллу Драговича в Хемптоне будет доставлена морем большая партия того самого нового наркотика, от которого люди впадают в безумство. Драгович собирается сделать в своих владениях перевалочный пункт. Товар прибудет, когда стемнеет — где-то с девяти тридцати до десяти вечера.
   Однако Джек не собирался посвящать Сола во все подробности операции.
   — У меня есть связи.
   — Не сомневаюсь, малыш, судя по тому, сколько фараонов туда понаехало.
   В новостях сообщалось, что полиция штата и федералы никак не могли разобраться, кто за что отвечает, и потому прикатили сразу все.
   — Я бы снял больше, но там было понатыкано столько качков, что пришлось петлять и спасать свою задницу.
   — Но ты успел заснять главное?
   — Да у меня полно материала. Я слышал, пилоты не пострадали, но Драгович все равно по уши в дерьме — они ведь обстреляли вертолет. В новостях сообщили, что копы не нашли там наркотиков. Жаль, конечно, но все же кое-кого из его ребят замели за хранение. Ну, ясное дело, его привлекли за применение оружия и даже, — тут Сол захихикал, — за нарушение общественного порядка в Ист-Хемптоне. Но провалиться мне на этом месте, если этот козел уже не отпущен под залог.
   — Можешь быть уверен. На этот случай у нас есть пленки. Ты их уже разослал?
   — Вчера я настряпал кучу копий и утром первым делом пошел в службу доставки — окучил все местные станции, все федеральные каналы, Си-эн-эн, «Фокс», даже общественные организации. Все, у кого есть антенна или спутник, получили по штуке.
   — Ты платил наличными?
   — Конечно. Зачем мне светиться?
   — Отлично. Теперь не отходи от телевизора.
   — Ну, ты скажешь. Да у меня пульт прирос к ладони. Я... ой, подожди минутку. Сейчас начнется! Специальное сообщение. Включай скорей четвертый канал!
   — Да у меня телевизора рядом нет.
   — Вот оно! Они показывают мою пленку! Черт! Черт побери!
   Джек был уверен, что сейчас Сол и в самом деле пустился в пляс. Хорошо, что он этого не видит. Зрелище не для слабонервных.
   — Он в полном дерьме! По самую макушку! Хоть его и выпустили под залог, но свою задницу он здесь больше не покажет. Да что там! Прославился на всю страну! Куда теперь сунешься? Везде поднимут на смех.
   — Теперь ты веришь, что есть вещи похуже смерти?
   — Да! — завопил Сол. — Вот теперь верю!
   — Ну, теперь достаточно?
   — Да, Джек, вполне. — Голос Сола, потеряв децибелы, зазвучал неожиданно мягко. — Теперь мне не стыдно встретиться с сестрой.
   — Господи, только не говори ей ничего, — поспешно сказал Джек.
   — Ну, не такой я дурак. У него же повсюду свои люди. Кому хочется в одно прекрасное утро проснуться на том свете. Но по крайней мере, теперь я смогу смотреть Розанне в глаза, не чувствуя себя полным слизняком. Она ничего не узнает, но я-то буду знать, и этого достаточно. Понимаешь меня?
   — Да, Сол, вполне.

2

   — Кто? — взревел Драгович?
   Он стоял в своем офисе в задней части еще не отделанного клуба «Белгравия» и смотрел на то, что осталось от телевизора «Сони» с диагональю в тридцать два дюйма. Из дымящейся дыры в экране торчала латунная настольная лампа.
   Кто?
   Кто его так унизил? Кто ненавидит его до такой степени, чтобы устроить весь этот публичный скандал? Не может быть, что все подстроил какой-то там ист-хемптонский комитет. Ему была невыносима мысль, что его поддел на крючок и разделал на глазах у всего света какой-то паршивый аристократишка, недоделанный сноб, которому подфартило родиться на Лонг-Айленде.
   Прикрыв глаза руками, Милош попытался собраться с мыслями. Сердце у него отчаянно колотилось. Казалось, земля уходит у него из-под ног.
   Думай, Милош, думай! Кто это может быть?
   Русские с Брайтон-Бич... Поначалу они были его союзниками, но потом стали завидовать его успехам. Только у них хватило бы наглости провернуть такую операцию.
   Но это был не их почерк. Они предпочитали действовать напролом — пара пуль в голову, вот и весь разговор. Нет, здесь налицо трезвый расчет и присутствие духа. Кто-то хорошо знал его уязвимые места и не испугался всадить туда нож и провернуть лезвие.
   Но кто, черт побери?
   И почему? Этот вопрос волновал Милоша не меньше, чем первый. Если бы он знал почему, ему бы легче было вычислить автора и понять, что же заставило этого паскудника загубить ему жизнь.
   А она ведь и впрямь была загублена. Кто теперь захочет иметь с ним дело? Кто будет воспринимать его всерьез? После этой пленки его уже никто не будет бояться.
   Яростный крик, вырвавшийся из его горла, гулким эхом раскатился по комнатам.
   Единственным спасением было возмездие. Он должен найти и уничтожить своих обидчиков, кем бы они ни были. Мир должен знать, что ни одна собака не может поднять хвост на Драговича безнаказанно. Это уже не спасет его репутацию, но с чего-то надо начинать.
   А как начинать? Единственная ниточка — это телефон-автомат в районе восьмидесятых улиц и человек, засеченный видеокамерой: парень, сидящий в машине, которая принадлежит женщине, живущей на Саттон-Плейс.
   Этот парень — ключ к разгадке. Возможно, не он все это затеял. Скорее всего, это простой исполнитель, но он мог быть пилотом вертолета. В тот день он мог шпионить за домом, прикидывая, куда лучше сбросить свой мусор. Или он как-то иначе связан с этим делом. Если он не немой, Милош сумеет развязать ему язык.
   Не может быть, чтобы он действовал в одиночку. Но если так, тем хуже для него.
   Хватит осторожничать. Надо что-то делать, и немедленно. Дом на Саттон-сквер был пуст все выходные, но теперь праздник кончился. Пора действовать. Драгович рывком распахнул дверь.
   — Иво! Вук! Быстро ко мне!
   Вскочив из-за стойки, где они пили кофе из бумажных стаканчиков, парни побежали к Милошу через танцевальную площадку. Теперь уже на ней вряд ли будут танцевать. После того, что случилось, не может быть и речи об открытии «Белгравии». Вся та публика, для которой она предназначалась, теперь и близко к ней не подойдет. Сюда будет набиваться всякий сброд в надежде увидеть тою придурка, что показывали по телевизору.
   Лучше уж сжечь ее совсем, подумал Милош.
   — Мы здесь, сэр! — хором отрапортовали Вук и Иво.
   Вид у них был пришибленный, да и как могло быть иначе. Им удалось избежать ареста, выбросив оружие в бассейн до появления полиции. И так поступили не одни они. В результате дно бассейна выглядело как подводный склад оружия. Поскольку бассейн принадлежал Драговичу, его обвинили в незаконном хранении оружия.
   Ну, ничего. Адвокаты его отмажут.
   Главное — выяснить, кто и почему это сделал.
   — Доставьте мне того человека с Саттон-сквер.
   — Да, сэр!
   — Если он окажет сопротивление, стреляйте. Убивать не надо, стреляйте по ногам и привезите его ко мне. Я хочу с ним потолковать. Он что-то знает, и я заставлю его рассказать мне все.
   — Будет исполнено, сэр!
   Когда они повернулись, чтобы идти, Милош добавил:
   — И без него не возвращайтесь. Если с машиной опять что-нибудь случится, возвращаться будете уже на катафалке.
   Судорожно сглотнув, они кивнули и поспешили на улицу.

3

   Войдя в Надин кабинет в диабетической клинике, Джек сразу почуял неладное. Она выглядела как после двухнедельного запоя, но, узнав, в чем дело, он этому не удивился. Рассказывая о случившемся, она несколько раз принималась плакать.
   — Так когда вы видели его в последний раз?
   — Мы вместе ужинали в субботу. Ели суши в кафе «Куройкаси». — Надя зарыдала. — Даг так любил рулеты из морского паука.
   — Эй, док, вы почему-то говорите о нем в прошедшем времени, — укоризненно произнес Джек. — Не делайте этого.
   Надя вытерла нос и кивнула.
   — Вы правы. Я просто... — начала она и замолкла, не находя нужных слов.
   — Давайте вернемся к воскресенью. Вы его не видели и с ним не говорили...
   — Я пыталась, но его телефон был все время занят.
   — Но вы были у него в воскресенье вечером и не видели там никаких следов борьбы.
   — Нет. По крайней мере, мне так показалось. Там ведь было темно, электричество отключили. Нет, погодите. Я же видела его компьютер, и он был в полном порядке.
   — Это значит, что к нему вломились после вашего ухода.
   И что нам это дает? Абсолютно ничего.
   Конечно, случается, что грабитель, застигнутый на месте преступления, убивает хозяина. Но Джек никогда не слышал, чтобы преступники забирали с собой тело жертвы. Ведь труп не положишь в карман.
   — А может быть, это были люди... из «ГЭМ-Фармы»? — предположила Надя, чуть запнувшись.
   Джек изумился:
   — Чтобы такая солидная фирма похищала людей? Да что вы, док. Они обычно прибегают к услугам адвокатов. Да и зачем им это?
   — Ну, я же вам говорила, что Даг взломал их компьютерную сеть...
   — Да, но они могли этого и не знать. Но даже если его засекли, как они узнают, что именно он там нашел? Ведь он не пытался их шантажировать?
   Надя энергично покачала головой:
   — Никогда. Даг на это не способен. Он только хотел прикупить акции ГЭМ, потому что ему удалось узнать, что они должны подняться в цене. Но о шантаже он даже не помышлял.
   — Вы уверены?
   — Вне всякого сомнения.
   Конечно, Надя могла обманывать себя, как та мамаша школьного хулигана, которая искренне считает, что ее мальчик этого сделать не мог, Но Джек почему-то ей верил.
   — И все же я сомневаюсь, что это ГЭМ.
   — Не будьте так уверены, — предостерегла его Надя. — Ведь «ГЭМ-Фарма» имеет какое-то отношение и к Милошу Драговичу и, — она глубоко вздохнула, — к «берсерку».
   — Черт! — выпалил Джек, ударив по столу. — Я так и знал! Держу пари, тот порошок, что я вам принес, угодил в самую точку.
   Надя неохотно кивнула:
   — Проект, над которым я работаю. Та самая молекула, которую мне поручено стабилизировать. Здесь ее называют «локи».
   — "Локи" рождает глюки. Ему действительно не хватает устойчивости. Парень, у которого я его взял, говорил, что рано или поздно он теряет силу.
   Надя поднялась с кресла и вышла из-за стола, нервно потирая руки. Ей не сиделось на месте.
   — Через каждые двадцать девять дней, двенадцать часов, сорок четыре минуты и две целых восемь десятых секунды.
   Джек заморгал глазами:
   — Как так?
   Двигаясь как на автопилоте, Надя подошла к кофеварке и взяла кружку с надписью «НАДЯ».
   — Меняется не только сама молекула. Любая информация о ее структуре в активном состоянии — рисунок, модель, компьютерный файл и даже человеческая память меняются вместе с ней.
   Налив себе кофе, Надя обернулась к Джеку с чашкой в руках.
   — Продолжайте, — сказал он.
   — А вы меня слушаете?
   — Не пропускаю ни единого слова.
   — Тогда почему вы не говорите, что я сошла с ума?
   — Я вам верю.
   — Как вы можете мне верить? Ведь то, о чем я говорю, просто невозможно.
   — Согласен. Но то же самое можно сказать и о том существе, из которого ваш дружок Монне извлекает свой «локи».
   — О существе? Вы хотите сказать, что эта молекула принадлежит животному?
   — В какой-то степени.
   — В какой-то степени животному или в какой-то степени принадлежит? — переспросила Надя, с некоторым раздражением отворачиваясь к кофеварке.
   Ничего. Это лучше, чем все время плакать, подумал Джек.
   — В какой-то степени животному, которое нарушает все законы природы, так же как и ваш «локи».
   Теперь во всем этом появился некий смысл... в какой-то степени.
   Джек рассказал, как он ехал за Монне до балагана с уродами, как позднее его хозяин говорил о неком ученом, который обнаружил в крови умирающего ракшасы «поразительные вещи».
   — Могу побиться об заклад, док, что одна из этих «поразительных вещей» и есть ваш «локи» или «берсерк».
   Надя повернулась к нему, все еще держа кружку в руках:
   — Но что это за животное?
   — Я бы не стал его так называть. Когда вы говорите о животном, то представляете себе кролика или оленя. Я бы скорее назвал его существом. Единственным в своем роде. Он не похож ни на одно живое существо на земле. — Джек мог бы уточнить, что ракшаса не совсем земное существо, но решил пока не касаться этой темы. — Давайте сойдемся на том, что у такого существа возможно все, что угодно.
   — Даже изменение любой информации о нем?
   Джек пожал плечами:
   — Меня не удивит ничего, что с ним связано.
   Надя посмотрела на Джека, потом на свою кружку.
   — И зачем я сварила этот кофе? Мне совсем не хочется его пить. — Она направилась к двери, но вдруг остановилась. — А вы не хотите выпить кофе?
   Джек уже проглотил сегодня пару чашек, но грех выливать такой хороший напиток.
   — Как вы его сварили?
   — Обычный крепкий кофе.
   — Положите пару кусочков сахара, и я с удовольствием приму его из ваших рук.
   Надя высыпала в кружку два пакетика сахара и подала ее Джеку. Он заметил, что руки у нее дрожали. Да, кофеин ей сейчас ни к чему.
   — Но могу вас обрадовать — существо это умирает, — сказал Джек.
   — Умирает? — Надя прижала ладони к лицу. — О господи! Вот почему он так торопился стабилизировать молекулу! Ее источник будет утрачен!
   — И довольно скоро.
   — За всем этим стоит Драгович. Он вынуждает доктора Монне идти на преступление. Я в этом абсолютно уверена.
   — А я нет, — возразил Джек. Он сделал несколько глотков. Хороший кофе, крепкий, прямо то, что надо. — И, кроме того, у Драговича сейчас голова занята совсем другим.
   — Да, я слышала об этом, — улыбнулась Надя. Потом, прищурившись, посмотрела на Джека: — Это не вы создали ему проблемы?
   — Он сам себе их создал — и с законом, и с репутацией.
   — Как бы там ни было, мы должны пресечь его деятельность.
   — Что значит «мы»?
   — Ну, вы. Я не знаю... — осеклась она, увидев, что Джек покачал головой. — Вы против?
   — Я не признаю никаких наркотиков, кроме кофеина, — он поднял Надину кружку, — и этилового спирта.
   — Это хорошо... просто замечательно...
   — Я хочу сказать, что сам я их не употребляю и не распространяю, но не мешаю это делать другим.
   — Но ведь Драгович заставляет...
   — Почему вы гак уверены, док, что он кого-то заставляет?
   — Хорошо. Не заставляет. Но дело в том, что Драгович как-то связан с «ГЭМ-Фармой», а «ГЭМ-Фарма» имеет отношение к этой отраве — «берсерку».
   — Которую люди покупают и глотают по своей собственной воле.
   Надя с изумлением посмотрела на Джека:
   — Только не говорите мне, что вы одобряете наркотики.
   — Я считаю, что наркотики — это жуткая дрянь, а люди, которые, их употребляют, — полные идиоты. Но мне кажется, что каждый имеет право поступать со своим здоровьем так, как он хочет. Если кому-то охота его губить, это его личное дело. Я им не нянька.
   — Вы хотите сказать, что если вы увидите, как кто-то продает «берсерк» двенадцатилетнему ребенку, то спокойно пройдете мимо?
   — Никогда такого не видел, но, если доведется, все руки ему обломаю.
   Джек подумал о Вики. Не только руки, но и ноги. И как следует врежу по физиономии.
   — Значит, все-таки не пройдете мимо? — улыбнулась Надя.
   — Мы же говорили о взрослых. А здесь дети. Я, конечно, не Дон Кихот, но есть вещи, которые я никому не спущу.
   Надя подняла голову и внимательно посмотрела на Джека:
   — «Не спущу»... как странно слышать от вас это слово.
   — Почему?
   — Так говорят южане, а вы типичный северянин.
   Ну, прямо филолог какой-то, подумал Джек.
   — Так выражается один мой знакомый.
   Надя хотела развить эту тему, но передумала. Слава богу.
   — Но вернемся к Драговичу. Он продает наркотик, который толкает людей на преступления.
   — За которые они попадают в тюрьму. — Джек допил кофе и поднялся. — Что касается меня, то я уже сыт по горло и Драговичем, и доктором Монне.
   — Но ведь дело не закончено.
   Джек вздохнул:
   — Закончено. Вы хотели знать, что связывает Монне с Драговичем? Наркотик Вы интересовались, как Драгович давит на доктора? Никак. Они просто добрые партнеры в общем деле.
   — Не могу в это поверить.
   — Монне обнаружил это вещество, он испытывает его на людях и, скорее всего, производит наркотик на своем заводе а Бруклине. Постарайтесь быть объективной, и вы придете к такому же выводу.