Страница:
Потом я доплелся до протоки, где недавно стояла машина и охотился Владимир, опять охлаждался и соображал, что же делать дальше. В конце концов, собрал остатки воли в кулак, и на полусогнутых (по гравию намятыми и наколотыми уже подошвами было больно ступать) пошел в сторону укатившего джипа. Не знаю, дошел бы я до нашей стоянки, если бы не Владимир, почему-то решивший искать меня там, где быть не должно. Уж как я был рад катившемуся мне навстречу автомобилю – не передать!
Однако мой пеший марафон на тот день еще был не закончен. До места, где было спрятано снаряжение, мы подъехали, а дальше, чтобы найти все же маску с трубкой, надо было идти снова пешком.
Володя пошел верхом, по бугорку, а я низом, по воде. Пройдя знакомый во всех деталях тот двухкилометровый участок (уже в четвертый раз!), мы, что искали не нашли. И только на обратном пути, с бугра Владимир увидел, торчащий из воды, яркий клапан на трубке. Маска была под водой.
Следующий день стал полной противоположностью, предшествующему. Ночью прошел холодный дождь, поднялся сильный, пронизывающий ветер. После неудачной охоты до темноты оставалось еще много времени, и я попросил друзей выбросить меня у одной из проток, чтобы попытать еще счастье. Они же поехали дальше по поселкам в надежде купить готовой воблы.
Очень скоро я понял, что рыбы в новом месте тоже нет. К тому же меня начинала колотить дрожь: сказывалась неудачная, малоподвижная охота, резкое похолодание в природе и, возможно, общая ослабленность организма после вчерашнего марш-броска на выживание. Вылез из воды, полагая, что на воздухе согреюсь, но не тут-то было. Ледяной ветер, казалось, пробивал толстый неопрен, и я обнаружил, что по-настоящему дрожу. Нужно было найти хоть какое-нибудь укрытие, и я его нашел. Труба всего на полметра торчала из земли, и я улегся на свои ласты под ее защитой. Лежал, стучал зубами и думал: «Интересно… Вчера меня чуть жара не доконала. Не удалось… Неужели сегодня холодом добьет…?»
Но ничего, машина все же пришла и застала меня под трубой в жалком, но еще теплом состоянии. Оставалась короткая, пятиминутная пытка холодом, в течение которой мне надлежало полностью оголиться и ополоснуться в ильмене, и жизнь началась вновь.
Третий день начался отлично, и не сулил мне никаких каверз. Снова жарило солнце, и мы попали на очень прозрачный ильмень. Я взял сома на двадцать пять килограммов, друзья тоже были с добычей – ну, просто, все здорово! Так нет же, кто-то там свыше решил, что со мной еще не все ясно и завел меня в обширные, тростниковые дебри: вот, мол, тебе, охотничек, новое испытание. На самом деле, заблудиться в тростниках – не такое уж редкое событие. Случалось, но всякий раз по-разному. Ориентиров, как правило, никаких. Горизонт во все стороны закрыт многометровой стеной тростника. В небе солнце, но так как оно почти в зените, то пытаться определить по нему стороны света сложно. Через час оно уже сместилось, сместилось на чуть-чуть, а стороны света могут поменяться на противоположные. Если солнце слегка прикрыто просвечивающимися облачками, то точно определить, где оно в действительности находится, уже не получится. Но еще хуже, когда все небо в тучах. Можно было бы ориентироваться по ветру, но всегда грызет червь сомнения: а что, если он за время охоты переменился? По увеличению или уменьшению глубины в мелководных ильменях также верного вывода не сделать. Течение отсутствует. Короче, когда окончательно становится ясно, что уже заблудился, то остается одно: упрямо плыть в каком-то выбранном направлении. Тогда рано или поздно окажешься либо на чистой воде, либо на берегу. Но это-то как раз и почти невозможно сделать, ибо постоянно приходится огибать непреодолимые кущи тростника, и нет никакой уверенности, что вам удается все время держаться строго выбранного направления.
Утонуть, слава богу, невозможно, так как глубин больше полутора-двух метров нет. На большей глубине тростник не растет. Но силы можно отдать все, и, главное, не факт, что к этому моменту вы все же выберетесь из этой желто-зеленой западни. Хорошо, когда можно плыть. В тот день мне и с этим не повезло, и я полтора часа…полз!
Представьте себе водоем, глубиной полметра, весь заросший молодым, зеленым и мягким тростником. Но со дна на пятнадцать-двадцать сантиметров торчит частокол старого, сгоревшего тростника, с острыми и твердыми вершинками. Сверху на воде лежит слой прошлогодних тростниковых стеблей. Плыть из-за этого слоя невозможно. Пробовал под ним нырками продвигаться – не позволяет малая глубина и торчащие, бьющие в грудь, обгорелые стебли. Встал, попытался идти спиной вперед – через пару метров запутался своими длинными ластами, упал. Можно было бы снять ласты, и идти по-человечески, лицом вперед, но тогда то и дело будешь наступать на тот самый твердый частокол, а ступни защищены лишь мягкими носочками. Короче, я пополз. Обеими руками, держа в одной ружье, приминал перед собой слой лежащего тростника, наползал на него грудью, снова приминал…и так далее.
Когда я все же выбрался, то оказалось, что полз почти все время вдоль широкой прибрежной полосы тростников. Возьми я от этого направления влево, давно бы оказался на открытой воде ильменя, а вправо – на берегу. Естественно, в тот день мне уже было не до охоты.
На четвертый и все последующие дни ничего подобного не происходило, и мы с друзьями просто получали удовольствие от охоты. Очевидно, наверху решили, что с меня довольно и этого. А мне пора было подводить итоги. И так. Первый день – обгоревшая физиономия, исколотые и намятые подошвы ступней, общая усталость, плюс – новые неопреновые носочки превратились в старые. Второй день – без видимых последствий. Третий день – большая дыра подмышкой в моем гидрокостюме и порезанные о тростник запястья. А общие выводы за нас уже давно сформулировали: «Век – живи, век – учись», «И на старуху бывает проруха». Радует только то, что «есть еще порох в пороховницах!»
Ситуация
Титовка – семужная река
На чужой каравай…
Однако мой пеший марафон на тот день еще был не закончен. До места, где было спрятано снаряжение, мы подъехали, а дальше, чтобы найти все же маску с трубкой, надо было идти снова пешком.
Володя пошел верхом, по бугорку, а я низом, по воде. Пройдя знакомый во всех деталях тот двухкилометровый участок (уже в четвертый раз!), мы, что искали не нашли. И только на обратном пути, с бугра Владимир увидел, торчащий из воды, яркий клапан на трубке. Маска была под водой.
Следующий день стал полной противоположностью, предшествующему. Ночью прошел холодный дождь, поднялся сильный, пронизывающий ветер. После неудачной охоты до темноты оставалось еще много времени, и я попросил друзей выбросить меня у одной из проток, чтобы попытать еще счастье. Они же поехали дальше по поселкам в надежде купить готовой воблы.
Очень скоро я понял, что рыбы в новом месте тоже нет. К тому же меня начинала колотить дрожь: сказывалась неудачная, малоподвижная охота, резкое похолодание в природе и, возможно, общая ослабленность организма после вчерашнего марш-броска на выживание. Вылез из воды, полагая, что на воздухе согреюсь, но не тут-то было. Ледяной ветер, казалось, пробивал толстый неопрен, и я обнаружил, что по-настоящему дрожу. Нужно было найти хоть какое-нибудь укрытие, и я его нашел. Труба всего на полметра торчала из земли, и я улегся на свои ласты под ее защитой. Лежал, стучал зубами и думал: «Интересно… Вчера меня чуть жара не доконала. Не удалось… Неужели сегодня холодом добьет…?»
Но ничего, машина все же пришла и застала меня под трубой в жалком, но еще теплом состоянии. Оставалась короткая, пятиминутная пытка холодом, в течение которой мне надлежало полностью оголиться и ополоснуться в ильмене, и жизнь началась вновь.
Третий день начался отлично, и не сулил мне никаких каверз. Снова жарило солнце, и мы попали на очень прозрачный ильмень. Я взял сома на двадцать пять килограммов, друзья тоже были с добычей – ну, просто, все здорово! Так нет же, кто-то там свыше решил, что со мной еще не все ясно и завел меня в обширные, тростниковые дебри: вот, мол, тебе, охотничек, новое испытание. На самом деле, заблудиться в тростниках – не такое уж редкое событие. Случалось, но всякий раз по-разному. Ориентиров, как правило, никаких. Горизонт во все стороны закрыт многометровой стеной тростника. В небе солнце, но так как оно почти в зените, то пытаться определить по нему стороны света сложно. Через час оно уже сместилось, сместилось на чуть-чуть, а стороны света могут поменяться на противоположные. Если солнце слегка прикрыто просвечивающимися облачками, то точно определить, где оно в действительности находится, уже не получится. Но еще хуже, когда все небо в тучах. Можно было бы ориентироваться по ветру, но всегда грызет червь сомнения: а что, если он за время охоты переменился? По увеличению или уменьшению глубины в мелководных ильменях также верного вывода не сделать. Течение отсутствует. Короче, когда окончательно становится ясно, что уже заблудился, то остается одно: упрямо плыть в каком-то выбранном направлении. Тогда рано или поздно окажешься либо на чистой воде, либо на берегу. Но это-то как раз и почти невозможно сделать, ибо постоянно приходится огибать непреодолимые кущи тростника, и нет никакой уверенности, что вам удается все время держаться строго выбранного направления.
Утонуть, слава богу, невозможно, так как глубин больше полутора-двух метров нет. На большей глубине тростник не растет. Но силы можно отдать все, и, главное, не факт, что к этому моменту вы все же выберетесь из этой желто-зеленой западни. Хорошо, когда можно плыть. В тот день мне и с этим не повезло, и я полтора часа…полз!
Представьте себе водоем, глубиной полметра, весь заросший молодым, зеленым и мягким тростником. Но со дна на пятнадцать-двадцать сантиметров торчит частокол старого, сгоревшего тростника, с острыми и твердыми вершинками. Сверху на воде лежит слой прошлогодних тростниковых стеблей. Плыть из-за этого слоя невозможно. Пробовал под ним нырками продвигаться – не позволяет малая глубина и торчащие, бьющие в грудь, обгорелые стебли. Встал, попытался идти спиной вперед – через пару метров запутался своими длинными ластами, упал. Можно было бы снять ласты, и идти по-человечески, лицом вперед, но тогда то и дело будешь наступать на тот самый твердый частокол, а ступни защищены лишь мягкими носочками. Короче, я пополз. Обеими руками, держа в одной ружье, приминал перед собой слой лежащего тростника, наползал на него грудью, снова приминал…и так далее.
Когда я все же выбрался, то оказалось, что полз почти все время вдоль широкой прибрежной полосы тростников. Возьми я от этого направления влево, давно бы оказался на открытой воде ильменя, а вправо – на берегу. Естественно, в тот день мне уже было не до охоты.
На четвертый и все последующие дни ничего подобного не происходило, и мы с друзьями просто получали удовольствие от охоты. Очевидно, наверху решили, что с меня довольно и этого. А мне пора было подводить итоги. И так. Первый день – обгоревшая физиономия, исколотые и намятые подошвы ступней, общая усталость, плюс – новые неопреновые носочки превратились в старые. Второй день – без видимых последствий. Третий день – большая дыра подмышкой в моем гидрокостюме и порезанные о тростник запястья. А общие выводы за нас уже давно сформулировали: «Век – живи, век – учись», «И на старуху бывает проруха». Радует только то, что «есть еще порох в пороховницах!»
Ситуация
Ha последней Большой подводной Охоте, которые мы с друзьями устраиваем дважды в год, отправляясь для этого за полторы тысячи километров в Астрахань, произошло два примечательных охотничьих эпизода. Один из них на все сто подтверждает известную пословицу: «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». Другой, как бы оспаривает эту истину: мол, стремиться к этому все же надо. А при должном мастерстве и определенной удаче оба «зайца» могут быть ваши.
Осенняя подводная охота не так спортивна, как летняя или весенняя. Вода остывает, а вместе с ней замирает и жизнь под водой. Многие рыбы больше не бегают по водоему, кормятся мало. Сазаны и сомы – главные объекты наших охотничьих устремлений, забираются в самую тростниковую крепь и весь день стоят там неподвижно. Найти их очень трудно, но, найдя, взять можно без особых проблем.
…У меня на кукане уже было два небольших сазана, а я все лез и лез через сплошные заросли тростника. Его толстые стебли высохли, стали жесткими – того и смотри пробьют мой резиновый сухой гидрокостюм. Но иначе рыбы не добыть, и я, раздвигая руками опасный частокол и подтягиваясь, с треском продирался все дальше и дальше в тростниковые джунгли. Глубина – не больше 3-0-40 сантиметров. И тут я снова увидел в метре от себя сизо-черную сазанью спину. Рыбина была явно больше, чем те две, что уже мною подстрелены.
Казалось бы, чего проще – попасть в полуметровую рыбину, когда она в метре от носа, и ружьем можно в нее буквально упереться. Все так, если бы не растительность, опутавшая вас и ваше ружье. Иной раз развернуть ружье и навести на цель нет абсолютно никакой возможности. Как говорится, «видит око – да зуб ней-мет». Тут сазан находился прямо передо мной и я бы его точно взял, если бы…
Справа в метре от меня стояла здоровенная щука. Я скорее почувствовал ее, чем увидел. Своим огромным желтым глазом она изучала незваного пришельца. А выдающаяся вперед нижняя челюсть придавала хищнице какой-то ехидный, пренебрежительный вид. Ах, ты ехидничать будешь? Ну, погоди. И я стал медленно разворачивать ружье в ее сторону. Щучина все видит, но уверенная в своей безнаказанности (в водоеме у нее давно уже нет естественных врагов), и не думает удирать. Я правша, и, находись она от меня слева, все было бы проще. Одним словом, я изгибался-изгибался и стрелять вынужден был совсем не прицельно. В результате стрела прочертила на щучьей спине белую полосу, лишь сбив чешую и вспоров шкуру.
Рыбина бросилась вперед и угодила носом в… мирно дремавшего сазана. Того самого. Взрыв, и никого. Только муть осталась от двух великолепных представителей рыбьего племени.
Тут я вспомнил про двух зайцев. Что ж, все верно. Но с другой стороны, либо щука, либо сазан должны бы стать на моем кукане третьей добычей – ведь, «Бог троицу любит»? Впрочем, и тут все верно, ибо сказано: «На Бога надейся, а сам не плошай»…
В другой день и в другом ильмене я так же пробирался ползком через тростник. Только на корпус задвинулся в него, как увидел килограммового, или чуть больше, сазанчика. Выстрел и он на гарпуне. Беру бьющуюся рыбу в руки и в этот момент вижу уставившиеся на меня маленькие глазки-пуговки и под ними толстые, во всю ширь сомовьей башки, губы. Тела не видно, только большая серая голова с расстояния в полтора метра безразлично наблюдала за сценой моей охоты. Что делать? Первая мысль – сбросить со стрелы, вмиг ставшего ненужным, сазанчика. Но это не просто: мешают большие зацепы на наконечнике. Да и раненый сазан может спугнуть сома (проходили уже!). Поэтому очень плавно, без резких движений освобождаю рыбу и сажаю на кукан. Чтобы не делать все это перед самым носом столь желанной добычи, медленно, сколько позволяют прутья тростника, пячусь назад. При этом оказываюсь в почти абсолютной мути и все манипуляции с рыбой, куканом и ружьем делаю на ощупь.
Когда держал сазанчика перед лицом и насаживал на кукан, подумал, а что, если сом возьмет да и изменит своим правилам охотиться ночью? Раненая, подходящая по размеру и трепещущая совсем рядом добыча вполне могла его соблазнить. Но, к счастью, атаки не последовало. Чтобы вставить стрелу и зарядить ружье, надо руку до предела вытянуть вперед. Тут снова мелькнула мысль, как бы моя рука не выдвинулась из облака мути и не спугнула сома.
Наконец, ружье заряжено, взято на изготовку, и я буквально по сантиметру начал продвигаться вперед. Только высунулся маской из завесы и вот она – морда сома прямо передо мной. Также безучастно смотрит на меня, как и в первый момент. Стрелять можно только в «холку», что я и делаю. Сом бросается вперед и проносится справа от маски, у самого моего плеча. Но тут же за моей спиной, удерживаемый линем и торчащей в нем стрелой, вязнет в частоколе прочного тростника. Еще минут пять разборки в стесненных условиях и 17-килограммовый сом устроился на кукане рядом с килограммовым сазанчиком.
Я собой доволен: на этот раз все сделал правильно, и оба «зайца» на кукане.
Осенняя подводная охота не так спортивна, как летняя или весенняя. Вода остывает, а вместе с ней замирает и жизнь под водой. Многие рыбы больше не бегают по водоему, кормятся мало. Сазаны и сомы – главные объекты наших охотничьих устремлений, забираются в самую тростниковую крепь и весь день стоят там неподвижно. Найти их очень трудно, но, найдя, взять можно без особых проблем.
…У меня на кукане уже было два небольших сазана, а я все лез и лез через сплошные заросли тростника. Его толстые стебли высохли, стали жесткими – того и смотри пробьют мой резиновый сухой гидрокостюм. Но иначе рыбы не добыть, и я, раздвигая руками опасный частокол и подтягиваясь, с треском продирался все дальше и дальше в тростниковые джунгли. Глубина – не больше 3-0-40 сантиметров. И тут я снова увидел в метре от себя сизо-черную сазанью спину. Рыбина была явно больше, чем те две, что уже мною подстрелены.
Казалось бы, чего проще – попасть в полуметровую рыбину, когда она в метре от носа, и ружьем можно в нее буквально упереться. Все так, если бы не растительность, опутавшая вас и ваше ружье. Иной раз развернуть ружье и навести на цель нет абсолютно никакой возможности. Как говорится, «видит око – да зуб ней-мет». Тут сазан находился прямо передо мной и я бы его точно взял, если бы…
Справа в метре от меня стояла здоровенная щука. Я скорее почувствовал ее, чем увидел. Своим огромным желтым глазом она изучала незваного пришельца. А выдающаяся вперед нижняя челюсть придавала хищнице какой-то ехидный, пренебрежительный вид. Ах, ты ехидничать будешь? Ну, погоди. И я стал медленно разворачивать ружье в ее сторону. Щучина все видит, но уверенная в своей безнаказанности (в водоеме у нее давно уже нет естественных врагов), и не думает удирать. Я правша, и, находись она от меня слева, все было бы проще. Одним словом, я изгибался-изгибался и стрелять вынужден был совсем не прицельно. В результате стрела прочертила на щучьей спине белую полосу, лишь сбив чешую и вспоров шкуру.
Рыбина бросилась вперед и угодила носом в… мирно дремавшего сазана. Того самого. Взрыв, и никого. Только муть осталась от двух великолепных представителей рыбьего племени.
Тут я вспомнил про двух зайцев. Что ж, все верно. Но с другой стороны, либо щука, либо сазан должны бы стать на моем кукане третьей добычей – ведь, «Бог троицу любит»? Впрочем, и тут все верно, ибо сказано: «На Бога надейся, а сам не плошай»…
В другой день и в другом ильмене я так же пробирался ползком через тростник. Только на корпус задвинулся в него, как увидел килограммового, или чуть больше, сазанчика. Выстрел и он на гарпуне. Беру бьющуюся рыбу в руки и в этот момент вижу уставившиеся на меня маленькие глазки-пуговки и под ними толстые, во всю ширь сомовьей башки, губы. Тела не видно, только большая серая голова с расстояния в полтора метра безразлично наблюдала за сценой моей охоты. Что делать? Первая мысль – сбросить со стрелы, вмиг ставшего ненужным, сазанчика. Но это не просто: мешают большие зацепы на наконечнике. Да и раненый сазан может спугнуть сома (проходили уже!). Поэтому очень плавно, без резких движений освобождаю рыбу и сажаю на кукан. Чтобы не делать все это перед самым носом столь желанной добычи, медленно, сколько позволяют прутья тростника, пячусь назад. При этом оказываюсь в почти абсолютной мути и все манипуляции с рыбой, куканом и ружьем делаю на ощупь.
Когда держал сазанчика перед лицом и насаживал на кукан, подумал, а что, если сом возьмет да и изменит своим правилам охотиться ночью? Раненая, подходящая по размеру и трепещущая совсем рядом добыча вполне могла его соблазнить. Но, к счастью, атаки не последовало. Чтобы вставить стрелу и зарядить ружье, надо руку до предела вытянуть вперед. Тут снова мелькнула мысль, как бы моя рука не выдвинулась из облака мути и не спугнула сома.
Наконец, ружье заряжено, взято на изготовку, и я буквально по сантиметру начал продвигаться вперед. Только высунулся маской из завесы и вот она – морда сома прямо передо мной. Также безучастно смотрит на меня, как и в первый момент. Стрелять можно только в «холку», что я и делаю. Сом бросается вперед и проносится справа от маски, у самого моего плеча. Но тут же за моей спиной, удерживаемый линем и торчащей в нем стрелой, вязнет в частоколе прочного тростника. Еще минут пять разборки в стесненных условиях и 17-килограммовый сом устроился на кукане рядом с килограммовым сазанчиком.
Я собой доволен: на этот раз все сделал правильно, и оба «зайца» на кукане.
Титовка – семужная река
Реки, в которые заходит на нерест благородный лосось – семга, принято называть «семужными». Это совсем не значит, что в них не водится другая рыба, но именно значительное количество драгоценной семги и определило, очевидно, подобное название. Титовка – одна из таких рек Мурманской области. От Мурманска до нее два часа езды по извилистой, но хорошей асфальтированной дороге в сторону Норвегии. Уже у самой реки ваш автомобиль остановят пограничники, но на этом посту пропуск в погранзону не требуется, и молодой человек в зеленой форме проверит лишь ваши документы.
На семгу, как особо ценный промысловый вид, любительский лов либо запрещен, либо разрешен по специальным лицензиям. В водоемах Мурманской области распоряжением начальника Мур-манрыбвода определен «Режим лова семги и других ценных видов рыб» по принципу «Поймал-изъял». Документ предусматривает покупку именной разовой лицензии всяким, кто желает половить, а потом и съесть эту царскую рыбку. Сутки лова обходятся местным жителям в 17о рублей, а приезжим – в 240 рублей. Выписывается именное разовое разрешение (лицензия) по предъявлении паспорта или водительских прав, в нем отмечается час начала лова и час его окончания. Поймать разрешается одну семгу. После ее поимки, разрешение положено закрывать, а лов – прекращать.
Таковы жесткие правила. Впрочем, после непродолжительного общения с рыболовами, стало ясно, что выполняют их далеко не все. Не станем сейчас углубляться в причины такого поведения рыболовов, лишь назовем главную и самую очевидную из них – тяжелое материальное положение значительной части местного населения. Особенно тех, кто живет вдали от мест, гарантирующих им работу и жизнеобеспечение. Отсюда вполне естественное отсутствие «рыболовной культуры», о которой мы часто читаем в толстых рыболовных журналах, и желание запастись ценным продуктом питания «сразу и по полной». Не лежит душа осуждать и тех, кто ловит семгу удочкой на продажу. Особенно, зная, как то же самое, но другими средствами, делают те, кто должен эту самую рыбу охранять…
Это, как бы, объективные причины нарушения правил рыболовства, но есть и причины субъективные. В первую очередь следует отметить несовершенство самих документов, определяющих порядок любительского лова рыбы. Так, самый свежий и высокий документ «Закон о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» содержит в этом плане много неясностей и неоднозначностей. В частности, это касается платы за любительский лов рыбы. Документы же более низкого уровня страдают отсутствием логики и научного подхода в еще большей степени. Вышеназванный «Режим лова…» не исключение.
В соответствии с новым Законом о рыболовстве любые запреты и ограничения любительского лова рыбы на местах могут вводиться только из соображений сохранения рыбных запасов. Исходя из этого, совершенно не ясно, почему «Режим лова…» разрешает поймать одну семгу спиннингом или нахлыстом, и запрещает всеми другими, разрешенными (?!) орудиями любительского лова? Или, почему ту же единственную семгу можно поймать на блесну или искусственную муху, и нельзя – на животную наживку, например, ту же живую муху? Кстати, многие рыболовы на Титовке ловят свой трофей на, купленную в магазине, креветку.
Из-за структурных изменений в главных рыболовных ведомствах и сопровождающей их неразберихи на местах, начиная с рыболовного сезона 2005 года любительский лицензионный лов осуществлялся, мягко говоря, не слишком четко. Титовки это тоже коснулось. Приехав на нее, и рассчитывая там же, где и обычно, на верхнем краю лицензионного участка приобрести разовое разрешение, мы были «приятно» удивлены. Теперь надо было за ним возвращаться в сторону Мурманска до реки Западная Лица, то есть по асфальту и проселку отмахать лишних полсотни километров. Впрочем, на этом, все негативные моменты, касающиеся любительского лова семги на Титовке, не заканчиваются.
Предъявляя свои паспорта для оформления лицензии, мы с местными охотниками Михалычем и Аликом предупредили молодого человека, что будем заниматься подводной охотой. Чем поставили его в затруднительное положение. Похоже, мы на его веку первые, кто пожелал купить лицензию и воспользоваться столь необычной разновидностью любительского рыболовства. Пришлось ему показать Правила рыболовства, кое-что прокомментировать. Убедили. Получив лицензии на сутки, поспешили на Титовку.
Лагерь обустроили на отличной полянке, в пяти метрах от воды. Мне, как «заморскому» гостю друзья позволяли плавать без ограничений, в то время как им приходилось чередоваться: кто-то должен был оставаться в лагере. Крупной семги в реке практически не было. Видать не сезон. Семга, как известно, за сезон несколько раз входит в реки, когда-то более крупные особи, когда-то более мелкие. Все равно охота на такую рыбу чрезвычайно интересное дело. Уж точно не сравнишь со стрельбой по «мертво» стоящему сазану. Видел несколько горбуш, и тоже одну штучку вечером добыл.
Утром во время охоты перебросился несколькими фразами с рыболовом-нахлыстовиком. Он похвастался, что двумя днями раньше взял с товарищем восемь голов. С противоположного берега мне тоже что-то кричал спиннингист. Слов было не разобрать, но, похоже, ему моя рыбалка сильно не понравилась. И точно: через час к нашим палаткам подкатил «газон» с рыбинспектором и помощником. Вновь пришлось включать красноречие и знание всех положений, касающихся подводной охоты. Удовлетворились. Уехали. А в конце дня снова прикатили и убедительно просили прекратить охоту, так как «начальство велит». На этот раз мы возражать не стали, тем более что как раз кончалось время, отпущенное нам лицензией. Мы получили огромное удовольствие – именно то, за чем и приезжали.
Сотрудники Печенгской рыбинспекции, осуществляющие контроль за ловом рыбы на Титовке, оказались вполне адекватными и доброжелательными людьми. И, не смотря на то, что в конечном счете нам не разрешили заниматься подводной охотой, на них мы не в обиде. Рыбинспекторы строго выполняли, пусть незаконное (в суде мы бы его оспорили, ибо подводная охота – официально разрешенная разновидность любительского рыболовства), но действующее и обязательное для них распоряжение начальства.
Оказавшись на берегу Титовки, вы будете очарованы ее красотой и красотой всей ее долины. Река петляет среди невысоких гор и скал, поросших совсем не карликовым лесом, что никак не вяжется с понятием «Заполярье». От основной грунтовки, на которой у легковушек появляются проблемы только в сезон затяжных дождей, отходят многочисленные съезды к реке. У берега много отличных полянок, на каждой из которых так и хочется поставить свою палатку. И так на всем восьмикилометровом участке, отведенном для лова: от устья, то есть от Баренцева моря, и до первого водопада.
Водопады – одна из достопримечательностей Титовки. За все свои сорок лет путешествий по стране мне не доводилось видеть столь больших и красивых водопадов. Уж на что семги – непревзойденные акробаты и прыгуны, но и они преодолеть такой порог не в состоянии. И поэтому плотность рыбы на отведенном участке бывает очень высокой, что не может не привлекать нашего брата – рыболова. На расстоянии 250 метров от водопада ловить не разрешается, что, опять же, не имеет разумного обоснования с точки зрения сохранения рыбных запасов. Зато местные рыболовы просто и лаконично пояснили смысл данного запрета: «Должен же быть неприкасаемый и суперэффективный участок для начальства и своих…». Ну, это как везде…
За те сутки, в течение которых мы имели возможность плавать, было обследовано около пяти километров реки. Титовка, на наш подводный взгляд, очень перспективная река. Ввиду большого количества глубоких мест, ей не грозит пересыхание или промерзание. Для типично горной реки это очень положительное качество. На обследованном участке имеется три больших по площади ямы с глубиной не менее 7-8 метров. Правда, как в этих ямах, так и в других глубоких, с относительно спокойным течением, местах мы рыбы не обнаружили. Но, наверняка, это явление временное, предположительно связанное с подъемом уровня воды из-за прошедших накануне дождей.
И семгу и горбушу мы встречали на глубинах от одного до двух с половиной метров, на не самом сильном течении. Держится семга вблизи дна, где течение еще слабее. Завидя нас, рыбины подвсплывали и отходили в сторону. Горбуши делают это более прытко, очевидно, от тюленей им больше достается (треска, семга и горбуша подводных охотников принимают за своих извечных врагов – тюленей). Также мы заметили, что горбуши обязательно держатся стайками, на более мелких и быстрых участках реки, чем семги. Кстати, лов горбуши в водоемах Мурманской области не ограничен. Связано это с тем, что в условиях нашего европейского севера, где нерестится семга, горбуша, в отличие от Приморья и Камчатки, считается вредным видом рыбы. Якобы горбуши мешают спокойному нересту семги и уничтожают ее икру.
Очень крупных рыб никто из нас не повстречал. Самые большие особи весили, должно быть, килограммов пять-шесть. В основном попадались семги по полтора-два килограмма, что для этого лосося, конечно, маловато. Но мы видели, как рыболовы вываживали таких рыбин, и это уже очень серьезная борьба. Один из сотрудников Мурманрыбвода, до недавнего времени выдававший разрешения на лов у самой Титовки, в прошлые годы лично сам одолевал рыбин до 17 килограммов весом! По два часа шла борьба «кто-кого»!
Среди «серебрянок» (так здесь называют семгу, только что вошедшую с моря в реку, и имеющую серебристо-белую окраску) попадают и лошалые особи. Большинство этих семг лишь чуть-чуть потемнели, и у них поярче прорисовались крапинки. Вероятно, вошли в реку они недавно, неделю или две назад. Но были и настоящие «лошаки» или «лохи», которые пришли из моря уже давно, и поменявшие серебристый цвет на золотисто-коричневатый. У этих рыб уже не такое жирное мясо, они исхудавшие и в значительной степени обессилевшие из-за почти полного отсутствия в реке корма. Действительно, кроме семги и горбуши, я за весь день не видел и десятка мелких рыбешек. Для рыболовов «лохи» не представляют интереса, как в гастрономическом, так и в спортивном плане: ослабленные рыбы при вываживании оказывают значительно более слабое сопротивление, нежели полные сил «серебрянки». В реках, похожих на Титовку, нам доводилось плавать и охотиться зимой. В это время «лохи» окончательно коричневеют, мало плавают, лежат в укромном местечке на дне, и почти не реагируют на приближение человека. Стало быть и охота на такую семгу совсем не интересна.
То, что погода вблизи Баренцева моря славится особой непостоянностью, мы прочувствовали на себе. С утра, например, нас из палаток выгоняет яркое солнышко и над нами ни единого облачка, а через час на небе уже может не найтись ни единого просвета – сплошные тучи. Для подготовленного рыболова дождь и холод, конечно, не помеха, но при солнышке, как ни крути, настроение получше. Очень хорошо, что в этих высоких широтах все лето длится полярный день. Во время нашего там пребывания, то есть в самом начале августа, многие рыболовы ловили ночью. Нам, жителям средней полосы России, очень непривычно было видеть стоящих в воде и рыбачащих спиннингистов, например, в… два часа ночи! Наплававшись днем до изнеможения (охота под водой требует очень много энергии, а в горной реке – еще больше), вечером мы сидели у символического костра и чаем восполняли влагопотери. Говорим, говорим, обсуждаем увиденное за день, а потом глядь на часы, а уже оказывается час ночи. Скорей в спальники и отдыхать.
У нас не нашлось свободного времени, но при желании в округе можно насобирать много ягод. Особенно хороша там брусника, которая созревает позднее – в конце августа – начале сентября. А грибной супчик из подосинновиков и подберезовиков мы отведать успели. Нас приятно удивило очень незначительное количество гнуса, хотя заморозков еще не было, и погода им в целом благоприятствовала. За все три дня никто из нас не использовал дезодорант или накомарник, хотя все это с собой имелось. Если так и в другое летнее время, то это – большой плюс Титовки. 15 сентября заканчивается лицензионный лов семги на реке. В тех краях это уже поздняя осень. А в начале ноября Титовка скрывается подо льдом и отдыхает до следующего сезона. Чтобы, отдохнув, с самого начала лета вновь принимать стаи королевского лосося и многочисленных рыболовов-любителей.
На семгу, как особо ценный промысловый вид, любительский лов либо запрещен, либо разрешен по специальным лицензиям. В водоемах Мурманской области распоряжением начальника Мур-манрыбвода определен «Режим лова семги и других ценных видов рыб» по принципу «Поймал-изъял». Документ предусматривает покупку именной разовой лицензии всяким, кто желает половить, а потом и съесть эту царскую рыбку. Сутки лова обходятся местным жителям в 17о рублей, а приезжим – в 240 рублей. Выписывается именное разовое разрешение (лицензия) по предъявлении паспорта или водительских прав, в нем отмечается час начала лова и час его окончания. Поймать разрешается одну семгу. После ее поимки, разрешение положено закрывать, а лов – прекращать.
Таковы жесткие правила. Впрочем, после непродолжительного общения с рыболовами, стало ясно, что выполняют их далеко не все. Не станем сейчас углубляться в причины такого поведения рыболовов, лишь назовем главную и самую очевидную из них – тяжелое материальное положение значительной части местного населения. Особенно тех, кто живет вдали от мест, гарантирующих им работу и жизнеобеспечение. Отсюда вполне естественное отсутствие «рыболовной культуры», о которой мы часто читаем в толстых рыболовных журналах, и желание запастись ценным продуктом питания «сразу и по полной». Не лежит душа осуждать и тех, кто ловит семгу удочкой на продажу. Особенно, зная, как то же самое, но другими средствами, делают те, кто должен эту самую рыбу охранять…
Это, как бы, объективные причины нарушения правил рыболовства, но есть и причины субъективные. В первую очередь следует отметить несовершенство самих документов, определяющих порядок любительского лова рыбы. Так, самый свежий и высокий документ «Закон о рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» содержит в этом плане много неясностей и неоднозначностей. В частности, это касается платы за любительский лов рыбы. Документы же более низкого уровня страдают отсутствием логики и научного подхода в еще большей степени. Вышеназванный «Режим лова…» не исключение.
В соответствии с новым Законом о рыболовстве любые запреты и ограничения любительского лова рыбы на местах могут вводиться только из соображений сохранения рыбных запасов. Исходя из этого, совершенно не ясно, почему «Режим лова…» разрешает поймать одну семгу спиннингом или нахлыстом, и запрещает всеми другими, разрешенными (?!) орудиями любительского лова? Или, почему ту же единственную семгу можно поймать на блесну или искусственную муху, и нельзя – на животную наживку, например, ту же живую муху? Кстати, многие рыболовы на Титовке ловят свой трофей на, купленную в магазине, креветку.
Из-за структурных изменений в главных рыболовных ведомствах и сопровождающей их неразберихи на местах, начиная с рыболовного сезона 2005 года любительский лицензионный лов осуществлялся, мягко говоря, не слишком четко. Титовки это тоже коснулось. Приехав на нее, и рассчитывая там же, где и обычно, на верхнем краю лицензионного участка приобрести разовое разрешение, мы были «приятно» удивлены. Теперь надо было за ним возвращаться в сторону Мурманска до реки Западная Лица, то есть по асфальту и проселку отмахать лишних полсотни километров. Впрочем, на этом, все негативные моменты, касающиеся любительского лова семги на Титовке, не заканчиваются.
Предъявляя свои паспорта для оформления лицензии, мы с местными охотниками Михалычем и Аликом предупредили молодого человека, что будем заниматься подводной охотой. Чем поставили его в затруднительное положение. Похоже, мы на его веку первые, кто пожелал купить лицензию и воспользоваться столь необычной разновидностью любительского рыболовства. Пришлось ему показать Правила рыболовства, кое-что прокомментировать. Убедили. Получив лицензии на сутки, поспешили на Титовку.
Лагерь обустроили на отличной полянке, в пяти метрах от воды. Мне, как «заморскому» гостю друзья позволяли плавать без ограничений, в то время как им приходилось чередоваться: кто-то должен был оставаться в лагере. Крупной семги в реке практически не было. Видать не сезон. Семга, как известно, за сезон несколько раз входит в реки, когда-то более крупные особи, когда-то более мелкие. Все равно охота на такую рыбу чрезвычайно интересное дело. Уж точно не сравнишь со стрельбой по «мертво» стоящему сазану. Видел несколько горбуш, и тоже одну штучку вечером добыл.
Утром во время охоты перебросился несколькими фразами с рыболовом-нахлыстовиком. Он похвастался, что двумя днями раньше взял с товарищем восемь голов. С противоположного берега мне тоже что-то кричал спиннингист. Слов было не разобрать, но, похоже, ему моя рыбалка сильно не понравилась. И точно: через час к нашим палаткам подкатил «газон» с рыбинспектором и помощником. Вновь пришлось включать красноречие и знание всех положений, касающихся подводной охоты. Удовлетворились. Уехали. А в конце дня снова прикатили и убедительно просили прекратить охоту, так как «начальство велит». На этот раз мы возражать не стали, тем более что как раз кончалось время, отпущенное нам лицензией. Мы получили огромное удовольствие – именно то, за чем и приезжали.
Сотрудники Печенгской рыбинспекции, осуществляющие контроль за ловом рыбы на Титовке, оказались вполне адекватными и доброжелательными людьми. И, не смотря на то, что в конечном счете нам не разрешили заниматься подводной охотой, на них мы не в обиде. Рыбинспекторы строго выполняли, пусть незаконное (в суде мы бы его оспорили, ибо подводная охота – официально разрешенная разновидность любительского рыболовства), но действующее и обязательное для них распоряжение начальства.
Оказавшись на берегу Титовки, вы будете очарованы ее красотой и красотой всей ее долины. Река петляет среди невысоких гор и скал, поросших совсем не карликовым лесом, что никак не вяжется с понятием «Заполярье». От основной грунтовки, на которой у легковушек появляются проблемы только в сезон затяжных дождей, отходят многочисленные съезды к реке. У берега много отличных полянок, на каждой из которых так и хочется поставить свою палатку. И так на всем восьмикилометровом участке, отведенном для лова: от устья, то есть от Баренцева моря, и до первого водопада.
Водопады – одна из достопримечательностей Титовки. За все свои сорок лет путешествий по стране мне не доводилось видеть столь больших и красивых водопадов. Уж на что семги – непревзойденные акробаты и прыгуны, но и они преодолеть такой порог не в состоянии. И поэтому плотность рыбы на отведенном участке бывает очень высокой, что не может не привлекать нашего брата – рыболова. На расстоянии 250 метров от водопада ловить не разрешается, что, опять же, не имеет разумного обоснования с точки зрения сохранения рыбных запасов. Зато местные рыболовы просто и лаконично пояснили смысл данного запрета: «Должен же быть неприкасаемый и суперэффективный участок для начальства и своих…». Ну, это как везде…
За те сутки, в течение которых мы имели возможность плавать, было обследовано около пяти километров реки. Титовка, на наш подводный взгляд, очень перспективная река. Ввиду большого количества глубоких мест, ей не грозит пересыхание или промерзание. Для типично горной реки это очень положительное качество. На обследованном участке имеется три больших по площади ямы с глубиной не менее 7-8 метров. Правда, как в этих ямах, так и в других глубоких, с относительно спокойным течением, местах мы рыбы не обнаружили. Но, наверняка, это явление временное, предположительно связанное с подъемом уровня воды из-за прошедших накануне дождей.
И семгу и горбушу мы встречали на глубинах от одного до двух с половиной метров, на не самом сильном течении. Держится семга вблизи дна, где течение еще слабее. Завидя нас, рыбины подвсплывали и отходили в сторону. Горбуши делают это более прытко, очевидно, от тюленей им больше достается (треска, семга и горбуша подводных охотников принимают за своих извечных врагов – тюленей). Также мы заметили, что горбуши обязательно держатся стайками, на более мелких и быстрых участках реки, чем семги. Кстати, лов горбуши в водоемах Мурманской области не ограничен. Связано это с тем, что в условиях нашего европейского севера, где нерестится семга, горбуша, в отличие от Приморья и Камчатки, считается вредным видом рыбы. Якобы горбуши мешают спокойному нересту семги и уничтожают ее икру.
Очень крупных рыб никто из нас не повстречал. Самые большие особи весили, должно быть, килограммов пять-шесть. В основном попадались семги по полтора-два килограмма, что для этого лосося, конечно, маловато. Но мы видели, как рыболовы вываживали таких рыбин, и это уже очень серьезная борьба. Один из сотрудников Мурманрыбвода, до недавнего времени выдававший разрешения на лов у самой Титовки, в прошлые годы лично сам одолевал рыбин до 17 килограммов весом! По два часа шла борьба «кто-кого»!
Среди «серебрянок» (так здесь называют семгу, только что вошедшую с моря в реку, и имеющую серебристо-белую окраску) попадают и лошалые особи. Большинство этих семг лишь чуть-чуть потемнели, и у них поярче прорисовались крапинки. Вероятно, вошли в реку они недавно, неделю или две назад. Но были и настоящие «лошаки» или «лохи», которые пришли из моря уже давно, и поменявшие серебристый цвет на золотисто-коричневатый. У этих рыб уже не такое жирное мясо, они исхудавшие и в значительной степени обессилевшие из-за почти полного отсутствия в реке корма. Действительно, кроме семги и горбуши, я за весь день не видел и десятка мелких рыбешек. Для рыболовов «лохи» не представляют интереса, как в гастрономическом, так и в спортивном плане: ослабленные рыбы при вываживании оказывают значительно более слабое сопротивление, нежели полные сил «серебрянки». В реках, похожих на Титовку, нам доводилось плавать и охотиться зимой. В это время «лохи» окончательно коричневеют, мало плавают, лежат в укромном местечке на дне, и почти не реагируют на приближение человека. Стало быть и охота на такую семгу совсем не интересна.
То, что погода вблизи Баренцева моря славится особой непостоянностью, мы прочувствовали на себе. С утра, например, нас из палаток выгоняет яркое солнышко и над нами ни единого облачка, а через час на небе уже может не найтись ни единого просвета – сплошные тучи. Для подготовленного рыболова дождь и холод, конечно, не помеха, но при солнышке, как ни крути, настроение получше. Очень хорошо, что в этих высоких широтах все лето длится полярный день. Во время нашего там пребывания, то есть в самом начале августа, многие рыболовы ловили ночью. Нам, жителям средней полосы России, очень непривычно было видеть стоящих в воде и рыбачащих спиннингистов, например, в… два часа ночи! Наплававшись днем до изнеможения (охота под водой требует очень много энергии, а в горной реке – еще больше), вечером мы сидели у символического костра и чаем восполняли влагопотери. Говорим, говорим, обсуждаем увиденное за день, а потом глядь на часы, а уже оказывается час ночи. Скорей в спальники и отдыхать.
У нас не нашлось свободного времени, но при желании в округе можно насобирать много ягод. Особенно хороша там брусника, которая созревает позднее – в конце августа – начале сентября. А грибной супчик из подосинновиков и подберезовиков мы отведать успели. Нас приятно удивило очень незначительное количество гнуса, хотя заморозков еще не было, и погода им в целом благоприятствовала. За все три дня никто из нас не использовал дезодорант или накомарник, хотя все это с собой имелось. Если так и в другое летнее время, то это – большой плюс Титовки. 15 сентября заканчивается лицензионный лов семги на реке. В тех краях это уже поздняя осень. А в начале ноября Титовка скрывается подо льдом и отдыхает до следующего сезона. Чтобы, отдохнув, с самого начала лета вновь принимать стаи королевского лосося и многочисленных рыболовов-любителей.
На чужой каравай…
Кефаль – рыба осторожная, более того, пугливая, и взять ее подводному охотнику с подхода удается крайне редко. Самый эффективный метод охоты на нее – залежка. То есть охотник прячется за каким-нибудь валуном или скалой, на поверхности или под водой у самого дна, и ждет появления рыбы. Александр именно так охотился на кефаль вблизи родного Баку.
Прятался наш герой за железные арматурины, оставшиеся в море после сноса старых нефтевышек. На кукане, притороченном к поясу, уже висело две рыбины. Александр находился в тот момент на поверхности и придерживался свободной левой рукой за торчащую из воды железяку. Никаких движений, но напряженное внимание и натянутые нервы. И вдруг что-то падает охотнику на спину…
Крупная морская чайка, которую местные называют мартыном, совершала обычный облет своих владений, когда высмотрела далеко под собой у самой поверхности пару «дохлых» рыбин. А рядом – удобный, черный «камень» на котором и отдохнуть, и пообедать можно. Птица быстро спикировала и плюхнулась… на спину охотнику.
Александр от неожиданности дернулся, изогнулся всем телом и, буквально, взвился над поверхностью, едва не закричав от испуга. Мартын ошеломлен был не меньше: чуть не свалился в воду, бешено замахал крыльями и заорал «диким голосом». Говорят же: «На чужой каравай рот не разевай».
В среде каспийских тюленей про эту пословицу, похоже, тоже ничего не знают. Поэтому, когда на одной из охот Александр подранил кефаль, и та сорвалась с наконечника, ее тут же сцапал, невесть откуда взявшийся, тюлень. Этот зверь и намного крупнее мартына, и намного нахальнее, поэтому он и не подумал бросать свою добычу, несмотря на вопли обворованного и обиженного охотника.
Прятался наш герой за железные арматурины, оставшиеся в море после сноса старых нефтевышек. На кукане, притороченном к поясу, уже висело две рыбины. Александр находился в тот момент на поверхности и придерживался свободной левой рукой за торчащую из воды железяку. Никаких движений, но напряженное внимание и натянутые нервы. И вдруг что-то падает охотнику на спину…
Крупная морская чайка, которую местные называют мартыном, совершала обычный облет своих владений, когда высмотрела далеко под собой у самой поверхности пару «дохлых» рыбин. А рядом – удобный, черный «камень» на котором и отдохнуть, и пообедать можно. Птица быстро спикировала и плюхнулась… на спину охотнику.
Александр от неожиданности дернулся, изогнулся всем телом и, буквально, взвился над поверхностью, едва не закричав от испуга. Мартын ошеломлен был не меньше: чуть не свалился в воду, бешено замахал крыльями и заорал «диким голосом». Говорят же: «На чужой каравай рот не разевай».
В среде каспийских тюленей про эту пословицу, похоже, тоже ничего не знают. Поэтому, когда на одной из охот Александр подранил кефаль, и та сорвалась с наконечника, ее тут же сцапал, невесть откуда взявшийся, тюлень. Этот зверь и намного крупнее мартына, и намного нахальнее, поэтому он и не подумал бросать свою добычу, несмотря на вопли обворованного и обиженного охотника.