Страница:
Капитан отбросил мокрый платок, который он прикладывал к заплывшему глазу, и подошел к трапу.
Выстрел
Снова в дозоре
Балтийский характер
1
Выстрел
Пограничный катер, сбавляя скорость, подходил к шхуне, остановленной береговой батареей. Горюнов внимательно осмотрел шедших с ним матросов и предупредил о возможной опасности.
На палубе шхуны никого не было. Едва только катер мягко стукнулся о ее борт, как Горюнов, главный старшина Чумак, сигнальщик Курчавин и еще двое матросов, быстро перемахнув через фальшборт, очутились на палубе шхуны.
Из кубрика, тяжело поднимаясь по трапу, навстречу им вышел владелец шхуны. Чумак и матросы насторожились, наблюдая за всеми входами в нижние помещения и за надстройками на юте. Но ничего подозрительного не было; шхуна жила обыденной спокойной жизнью.
– Почему вы снялись с якоря и стали уходить из советских территориальных вод без разрешения? – подчеркнуто сухо спросил Горюнов капитана, окидывая его строгим взглядом.
– Как – без разрешения, господин советский офицер?! – удивился владелец шхуны, приподнимая свои выцветшие, едва заметные брови. – Я вас совершенно не понимаю. С вашего острова был дан сигнал, вот я и пошел. Я запросил и мне разрешили…
– Вам никто не разрешал. На ваш запрос вам ответили: ждать! Вы прекрасно видели все сигналы и умышленно не отвечали на них.
– Не может быть, господин советский офицер, – еще более удивился судовладелец. – Не может быть! Тут какая-то ошибка.
– Допустим, – усмехнулся Горюнов. – Пусть вы «не поняли» сигнала. Но почему же вы не остановились, когда по шхуне вынуждены были с острова открыть предупредительный огонь?!
Капитан не раздумывая ответил:
– Я никогда не думал, что советские пограничники будут стрелять по беззащитной мирной шхуне! Я думал это шутка! Но когда снаряды могли вот-вот упасть на мою шхуну и утопить ее – я буквально растерялся. Но зато многое понял…
Хозяин шхуны многозначительно ухмыльнулся, наблюдая за выражением лица командира советского пограничного катера.
– Мы должны осмотреть шхуну, – перебил Горюнов. – Осмотреть шхуну! – приказал он Чумаку.
– Зачем столько беспокойства вам? – заулыбался капитан. – Вы вчера все осмотрели. У меня ничего нет.
– Посмотрим, – чуть слышно, сердито буркнул главный старшина Чумак, направляясь с матросами в нижние помещения.
Матрос Курчавин остался с Горюновым, все время не сводя настороженных глаз с разговорчивого капитана шхуны.
– Кто это вас разукрасил? – спросил Горюнов, имея в виду подбитый заплывший глаз судовладельца.
– Пустяки. Ночью вставал и стукнулся о край стола, – ответил хозяин шхуны. – Совсем старый стал. Когда темно, плохо вижу.
Постояв с минуту молча, он опять заговорил ноющим надломленным голосом, жестикулируя короткими руками:
– Разве русским понять, что такое потерять день, ночь и еще день для делового человека, как я. И все этот проклятый туман! Я должен сегодня утром взять ценный груз и за большие деньги доставить его за границу. У меня контракт – значит и работа. Не будет работы – я и моя команда умрем с голоду. Мог ли я рисковать этим? Конечно, нет. Какой дурак отказывается от больших денег, от куска хлеба…
Горюнов терпеливо слушал капитана, ожидая конца осмотра шхуны главным старшиной и матросами. Ему было противно смотреть на этого лысого, жирного человека; он чувствовал, что все его слова фальшивы и говорятся они оттого, что надо как-то выгородить причину своего внезапного бегства. Вместе с Курчавиным они обошли всю палубу, осматривая надстройки; хозяин шхуны неотступно следовал за ними на почтительном расстоянии, продолжая без конца монотонно причитать.
– Мне все ясно, – сердито проговорил Горюнов.
Маленькие глазки хозяина шхуны вдруг загорелись злым огоньком. Правое веко нервно задергалось.
– Мне и моим людям тоже стало все ясно, господин советский офицер! – с нескрываемой злобой сказал он. – Раньше мы не верили, что писали газеты о Советском Союзе, а сейчас убедились сами…
Горюнов насторожился: что этим хочет сказать судовладелец?
– …Россия только на словах за мир, а на деле стреляет из своих пушек по беззащитным судам, по честным труженикам…
«По-другому запел! Что придумал, наглец!» – разозлился Горюнов. Захотелось оборвать пришельца, но усилием воли он сдержал себя.
Закончив осмотр шхуны, на палубу поднялись Чумак и матросы. Главный старшина слегка кивнул головой командиру катера и отошел в сторону, давая понять, что он доложит только ему одному.
– Ну как? – спросил Горюнов своего помощника, отойдя от насторожившегося судовладельца.
– Ничего на первый взгляд подозрительного не обнаружили, – вполголоса, чтобы не слышали другие, заговорил Чумак. – Огнестрельного оружия и взрывчатых веществ нет, команда вся на местах. Лишний человек спрятаться не мог, но… – главный старшина замолчал, собираясь с мыслями и взвешивая то, что он хочет сказать, – по-моему, один человек в команде стал другим. Я всех их в лицо вчера запомнил, а этого, кажется, вижу в первый раз.
– Вы подозрительному не подали вида, что заметили его? – спросил Горюнов.
– Нет, что вы…
– Так, хорошо. А следов убийства случайно не обнаружили нигде?
– Вроде бы нет, – раздумывая, ответил Чумак. – Вот только палуба у них в кубрике мокрая. Должно быть, делали аврал или…
– Или ликвидировали следы убийства?! – досказал Горюнов.
Хозяин шхуны стоял в стороне и, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, ждал конца разговора офицера и главного старшины. Маленькие глазки его лихорадочно бегали по сторонам; вобрав в плечи плешивую голову, он как зверек, припертый к стене, в бессильной злобе и страхе ожидал последнего удара. Горюнов подошел к нему и вежливо сказал:
– Осмотр закончился. Кажется, у вас все в порядке.
От его взгляда не ускользнула мгновенно прошедшая по обрюзгшему лицу владельца шхуны радостная улыбка. Скрывая облегченный вздох, судовладелец с поклоном сказал:
– Я же предупреждал господина советского офицера, чтобы не тревожились напрасно.
– Вы правы, – согласился Горюнов. – Осталась еще одна маленькая формальность. Пройдемте вниз, а затем в вашу каюту.
– Пожалуйста… Прошу, – с деланной улыбкой проговорил капитан, опять меняясь в лице.
– Оставьте матросов здесь, пусть осмотрят палубу и борта, – сказал Горюнов главному старшине, – а сами с Курчавиным идите со мной.
В тесный продолговатый кубрик Горюнов вошел вслед за судовладельцем. Команда шхуны почтительно встала, с нескрываемым любопытством рассматривая советского офицера и его подчиненных. Окинув взглядом помещение, Горюнов убедился, что в кубрике сделана мокрая приборка. Положенный на пол около самой крайней койки серенький коврик был почему-то подогнут, на нем стоял боцман. Присмотревшись, Горюнов заметил небольшое пятно.
«Кровь, – безошибочно определил он. – Так вот зачем вы делали приборку?!»
Со скучающим безразличным видом Горюнов стал оглядывать стены помещения, увешанные различными вырезанными из модных журналов, цветными картинками, большая часть которых изображала полуголых красивых женщин. Одновременно взгляд его скользнул и по лицам команды, терпеливо ожидающей конца осмотра.
«Который из них? – думал Горюнов. – Ага, вот этот…» Чумак дважды тихо откашлялся в свой огромный кулак, давая понять, что командир смотрит сейчас на того подозрительного человека.
По внешним признакам, казалось, ничего не выделяло подозрительного от всех остальных; был он выше среднего роста, с мужественным обветренным лицом, заметные седины в черных редких волосах делали его старше своих лет.
– Моя команда, – представил хозяин шхуны. – Как у вас говорят, добрые моряки!
– Так, ясно, – протянул Горюнов, обдумывая план дальнейших действий. Наблюдая за подозрительным членом команды, он не мог уловить в его поведении даже признаков беспокойства – за все время осмотра ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице. Зато остальные члены команды были явно чем-то взволнованы. С плохо скрываемой тревогой они смотрели то на него, то пугливо переносили свой взгляд куда-то дальше, назад. Горюнов обернулся. Сзади себя ничего особенного он не обнаружил, за исключением разбросанной на столе посуды с возвышающейся посредине кастрюли. Почему же все-таки они смотрят туда и больше всего тот бледный юноша? Может быть, что заделано в стене?
Горюнов решил проверить свою догадку. Неторопливо подойдя к столу, он потрогал рукой стенку и, убедившись, что она без пустоты, мельком заглянул в кастрюлю. На продолговатом лице подозрительного члена команды шхуны он не заметил ни тени тревоги или беспокойства, но зато лица остальных точно подернуло страхом, а самый молодой из них, приоткрыв рот, не мигая, с ужасом глядел, что будет делать он дальше. Горюнов усмехнулся.
«Пора кончать…» Он подошел к боцману, из-под пятки которого на коврике виднелась кровь.
– Что это такое? – спросил Горюнов у хозяина шхуны, показывая рукой на пятно. – А ну, сойдите с места! – показал он жестом боцману.
Боцман неохотно подчинился и сделал шаг в сторону, освобождая загнутый край коврика. Носком ботинка Горюнов завернул перепачканный кровью коврик.
– Почему кровь в помещении? – уже строже спросил он побледневшего хозяина шхуны.
– Кровь… Ах, да, утром подрались между собой двое, поразбивали друг другу носы, – выдавил капитан из себя улыбку. – Не удивляйтесь, у нас это обыденное явление. Тут ничего особенного нет, господин советский офицер.
– Так все в порядке вещей?! Допустим…
Горюнов вдруг решительно шагнул к столу и взялся рукой за ручку кастрюли с бульоном…
Лицо разведчика исказила жгучая ненависть и злоба. Сжав губы, он ловким движением руки выхватил пистолет и направил его на стоящего к нему боком Горюнова. Сигнальщик Курчавин, видя, какой опасности подвергается его командир, рванулся вперед, стремясь заслонить собой Горюнова от пистолета врага. В голове промелькнула мысль выстрелить в агента из автомата, но тот гораздо быстрее сделал бы выстрел по командиру…
Раздался выстрел. В ту же секунду огромный кулак Чумака с силой обрушился на голову шпиона. Агент, выронив пистолет, свалился к ногам бледного, дрожащего хозяина шхуны. При падении из открытого рта разведчика выпала стеклянная ампулка и, ударившись об пол, разбилась.
Горюнов резко повернулся на выстрел. Перед ним медленно оседал на пол матрос Курчавин. Подхватив левой рукой сигнальщика, командир пограничного катера направил свой пистолет на команду и крикнул:
– Руки вверх!
Хозяин шхуны и его команда вытянули вверх руки, не спуская испуганных глаз с черного отверстия ствола пистолета.
– Взять всех! – приказал Горюнов главному старшине.
На выстрел в кубрик вбежали матросы с пограничного катера. Горюнов легко поднял Курчавина на руки, положил его на койку и разорвал фланелевку и тельняшку, обнажая рану.
– Санитара скорей с катера! – приказал он, нащупывая пульс у неподвижно лежащего матроса.
Курчавин очнулся, открыл глаза. Собрал силы и попытался встать.
– Лежите, лежите, Курчавин, – остановил его Горюнов.
Сигнальщик хотел что-то сказать, но только приоткрыл рот и пошевелил сухими губами. Горюнов осторожно, с благодарностью пожал холодную бессильную руку матроса.
– Несите его на катер, – распорядился он. – Только как можно осторожнее. А вам, – Горюнов пристально посмотрел в бледные, испуганные лица команды шхуны, – идти со мной в базу.
Хозяин шхуны в знак согласия угодливо закивал головой. От страха он не мог сказать ни одного слова.
– Товарищ Чумак, агента отправить на катер, – указав на шпиона, распорядился Горюнов. – Постойте, да он, кажется, мертв? – глядя на безжизненное тело разведчика, проговорил он. – Вы же его убили, главстаршина!
– Кажется, и приложился-то слегка, товарищ командир, – виновато ответил Чумак. – Кто его знал, что он такой слабый!
Главный старшина наклонился над агентом, нащупал пульс на руке врага.
– Жив, товарищ командир, живой! – радостно крикнул он. – Правда чуть тепленький. Ну ничего, теперь отойдет. А я, признаться, уже испугался, что раньше времени отправил на тот свет это добро…
Горюнов вложил пистолет в кобуру, подошел к столу и вылил в миски содержимое из кастрюли. На дне кастрюли лежала металлическая, герметически закрытая коробка, похожая на обыкновенный портсигар. Он обтер коробку носовым платком, осторожно отодвинул в сторону маленькую головку запора и потом легко нажал на нее. Крышка коробки свободно открылась – в ней лежали микрофотоаппарат и аккуратно сложенная небольшая топографическая карта острова Бурунного, на которой рукой разведчика были нанесены боевые объекты.
На палубе шхуны никого не было. Едва только катер мягко стукнулся о ее борт, как Горюнов, главный старшина Чумак, сигнальщик Курчавин и еще двое матросов, быстро перемахнув через фальшборт, очутились на палубе шхуны.
Из кубрика, тяжело поднимаясь по трапу, навстречу им вышел владелец шхуны. Чумак и матросы насторожились, наблюдая за всеми входами в нижние помещения и за надстройками на юте. Но ничего подозрительного не было; шхуна жила обыденной спокойной жизнью.
– Почему вы снялись с якоря и стали уходить из советских территориальных вод без разрешения? – подчеркнуто сухо спросил Горюнов капитана, окидывая его строгим взглядом.
– Как – без разрешения, господин советский офицер?! – удивился владелец шхуны, приподнимая свои выцветшие, едва заметные брови. – Я вас совершенно не понимаю. С вашего острова был дан сигнал, вот я и пошел. Я запросил и мне разрешили…
– Вам никто не разрешал. На ваш запрос вам ответили: ждать! Вы прекрасно видели все сигналы и умышленно не отвечали на них.
– Не может быть, господин советский офицер, – еще более удивился судовладелец. – Не может быть! Тут какая-то ошибка.
– Допустим, – усмехнулся Горюнов. – Пусть вы «не поняли» сигнала. Но почему же вы не остановились, когда по шхуне вынуждены были с острова открыть предупредительный огонь?!
Капитан не раздумывая ответил:
– Я никогда не думал, что советские пограничники будут стрелять по беззащитной мирной шхуне! Я думал это шутка! Но когда снаряды могли вот-вот упасть на мою шхуну и утопить ее – я буквально растерялся. Но зато многое понял…
Хозяин шхуны многозначительно ухмыльнулся, наблюдая за выражением лица командира советского пограничного катера.
– Мы должны осмотреть шхуну, – перебил Горюнов. – Осмотреть шхуну! – приказал он Чумаку.
– Зачем столько беспокойства вам? – заулыбался капитан. – Вы вчера все осмотрели. У меня ничего нет.
– Посмотрим, – чуть слышно, сердито буркнул главный старшина Чумак, направляясь с матросами в нижние помещения.
Матрос Курчавин остался с Горюновым, все время не сводя настороженных глаз с разговорчивого капитана шхуны.
– Кто это вас разукрасил? – спросил Горюнов, имея в виду подбитый заплывший глаз судовладельца.
– Пустяки. Ночью вставал и стукнулся о край стола, – ответил хозяин шхуны. – Совсем старый стал. Когда темно, плохо вижу.
Постояв с минуту молча, он опять заговорил ноющим надломленным голосом, жестикулируя короткими руками:
– Разве русским понять, что такое потерять день, ночь и еще день для делового человека, как я. И все этот проклятый туман! Я должен сегодня утром взять ценный груз и за большие деньги доставить его за границу. У меня контракт – значит и работа. Не будет работы – я и моя команда умрем с голоду. Мог ли я рисковать этим? Конечно, нет. Какой дурак отказывается от больших денег, от куска хлеба…
Горюнов терпеливо слушал капитана, ожидая конца осмотра шхуны главным старшиной и матросами. Ему было противно смотреть на этого лысого, жирного человека; он чувствовал, что все его слова фальшивы и говорятся они оттого, что надо как-то выгородить причину своего внезапного бегства. Вместе с Курчавиным они обошли всю палубу, осматривая надстройки; хозяин шхуны неотступно следовал за ними на почтительном расстоянии, продолжая без конца монотонно причитать.
– Мне все ясно, – сердито проговорил Горюнов.
Маленькие глазки хозяина шхуны вдруг загорелись злым огоньком. Правое веко нервно задергалось.
– Мне и моим людям тоже стало все ясно, господин советский офицер! – с нескрываемой злобой сказал он. – Раньше мы не верили, что писали газеты о Советском Союзе, а сейчас убедились сами…
Горюнов насторожился: что этим хочет сказать судовладелец?
– …Россия только на словах за мир, а на деле стреляет из своих пушек по беззащитным судам, по честным труженикам…
«По-другому запел! Что придумал, наглец!» – разозлился Горюнов. Захотелось оборвать пришельца, но усилием воли он сдержал себя.
Закончив осмотр шхуны, на палубу поднялись Чумак и матросы. Главный старшина слегка кивнул головой командиру катера и отошел в сторону, давая понять, что он доложит только ему одному.
– Ну как? – спросил Горюнов своего помощника, отойдя от насторожившегося судовладельца.
– Ничего на первый взгляд подозрительного не обнаружили, – вполголоса, чтобы не слышали другие, заговорил Чумак. – Огнестрельного оружия и взрывчатых веществ нет, команда вся на местах. Лишний человек спрятаться не мог, но… – главный старшина замолчал, собираясь с мыслями и взвешивая то, что он хочет сказать, – по-моему, один человек в команде стал другим. Я всех их в лицо вчера запомнил, а этого, кажется, вижу в первый раз.
– Вы подозрительному не подали вида, что заметили его? – спросил Горюнов.
– Нет, что вы…
– Так, хорошо. А следов убийства случайно не обнаружили нигде?
– Вроде бы нет, – раздумывая, ответил Чумак. – Вот только палуба у них в кубрике мокрая. Должно быть, делали аврал или…
– Или ликвидировали следы убийства?! – досказал Горюнов.
Хозяин шхуны стоял в стороне и, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, ждал конца разговора офицера и главного старшины. Маленькие глазки его лихорадочно бегали по сторонам; вобрав в плечи плешивую голову, он как зверек, припертый к стене, в бессильной злобе и страхе ожидал последнего удара. Горюнов подошел к нему и вежливо сказал:
– Осмотр закончился. Кажется, у вас все в порядке.
От его взгляда не ускользнула мгновенно прошедшая по обрюзгшему лицу владельца шхуны радостная улыбка. Скрывая облегченный вздох, судовладелец с поклоном сказал:
– Я же предупреждал господина советского офицера, чтобы не тревожились напрасно.
– Вы правы, – согласился Горюнов. – Осталась еще одна маленькая формальность. Пройдемте вниз, а затем в вашу каюту.
– Пожалуйста… Прошу, – с деланной улыбкой проговорил капитан, опять меняясь в лице.
– Оставьте матросов здесь, пусть осмотрят палубу и борта, – сказал Горюнов главному старшине, – а сами с Курчавиным идите со мной.
В тесный продолговатый кубрик Горюнов вошел вслед за судовладельцем. Команда шхуны почтительно встала, с нескрываемым любопытством рассматривая советского офицера и его подчиненных. Окинув взглядом помещение, Горюнов убедился, что в кубрике сделана мокрая приборка. Положенный на пол около самой крайней койки серенький коврик был почему-то подогнут, на нем стоял боцман. Присмотревшись, Горюнов заметил небольшое пятно.
«Кровь, – безошибочно определил он. – Так вот зачем вы делали приборку?!»
Со скучающим безразличным видом Горюнов стал оглядывать стены помещения, увешанные различными вырезанными из модных журналов, цветными картинками, большая часть которых изображала полуголых красивых женщин. Одновременно взгляд его скользнул и по лицам команды, терпеливо ожидающей конца осмотра.
«Который из них? – думал Горюнов. – Ага, вот этот…» Чумак дважды тихо откашлялся в свой огромный кулак, давая понять, что командир смотрит сейчас на того подозрительного человека.
По внешним признакам, казалось, ничего не выделяло подозрительного от всех остальных; был он выше среднего роста, с мужественным обветренным лицом, заметные седины в черных редких волосах делали его старше своих лет.
– Моя команда, – представил хозяин шхуны. – Как у вас говорят, добрые моряки!
– Так, ясно, – протянул Горюнов, обдумывая план дальнейших действий. Наблюдая за подозрительным членом команды, он не мог уловить в его поведении даже признаков беспокойства – за все время осмотра ни один мускул не дрогнул на его равнодушном лице. Зато остальные члены команды были явно чем-то взволнованы. С плохо скрываемой тревогой они смотрели то на него, то пугливо переносили свой взгляд куда-то дальше, назад. Горюнов обернулся. Сзади себя ничего особенного он не обнаружил, за исключением разбросанной на столе посуды с возвышающейся посредине кастрюли. Почему же все-таки они смотрят туда и больше всего тот бледный юноша? Может быть, что заделано в стене?
Горюнов решил проверить свою догадку. Неторопливо подойдя к столу, он потрогал рукой стенку и, убедившись, что она без пустоты, мельком заглянул в кастрюлю. На продолговатом лице подозрительного члена команды шхуны он не заметил ни тени тревоги или беспокойства, но зато лица остальных точно подернуло страхом, а самый молодой из них, приоткрыв рот, не мигая, с ужасом глядел, что будет делать он дальше. Горюнов усмехнулся.
«Пора кончать…» Он подошел к боцману, из-под пятки которого на коврике виднелась кровь.
– Что это такое? – спросил Горюнов у хозяина шхуны, показывая рукой на пятно. – А ну, сойдите с места! – показал он жестом боцману.
Боцман неохотно подчинился и сделал шаг в сторону, освобождая загнутый край коврика. Носком ботинка Горюнов завернул перепачканный кровью коврик.
– Почему кровь в помещении? – уже строже спросил он побледневшего хозяина шхуны.
– Кровь… Ах, да, утром подрались между собой двое, поразбивали друг другу носы, – выдавил капитан из себя улыбку. – Не удивляйтесь, у нас это обыденное явление. Тут ничего особенного нет, господин советский офицер.
– Так все в порядке вещей?! Допустим…
Горюнов вдруг решительно шагнул к столу и взялся рукой за ручку кастрюли с бульоном…
Лицо разведчика исказила жгучая ненависть и злоба. Сжав губы, он ловким движением руки выхватил пистолет и направил его на стоящего к нему боком Горюнова. Сигнальщик Курчавин, видя, какой опасности подвергается его командир, рванулся вперед, стремясь заслонить собой Горюнова от пистолета врага. В голове промелькнула мысль выстрелить в агента из автомата, но тот гораздо быстрее сделал бы выстрел по командиру…
Раздался выстрел. В ту же секунду огромный кулак Чумака с силой обрушился на голову шпиона. Агент, выронив пистолет, свалился к ногам бледного, дрожащего хозяина шхуны. При падении из открытого рта разведчика выпала стеклянная ампулка и, ударившись об пол, разбилась.
Горюнов резко повернулся на выстрел. Перед ним медленно оседал на пол матрос Курчавин. Подхватив левой рукой сигнальщика, командир пограничного катера направил свой пистолет на команду и крикнул:
– Руки вверх!
Хозяин шхуны и его команда вытянули вверх руки, не спуская испуганных глаз с черного отверстия ствола пистолета.
– Взять всех! – приказал Горюнов главному старшине.
На выстрел в кубрик вбежали матросы с пограничного катера. Горюнов легко поднял Курчавина на руки, положил его на койку и разорвал фланелевку и тельняшку, обнажая рану.
– Санитара скорей с катера! – приказал он, нащупывая пульс у неподвижно лежащего матроса.
Курчавин очнулся, открыл глаза. Собрал силы и попытался встать.
– Лежите, лежите, Курчавин, – остановил его Горюнов.
Сигнальщик хотел что-то сказать, но только приоткрыл рот и пошевелил сухими губами. Горюнов осторожно, с благодарностью пожал холодную бессильную руку матроса.
– Несите его на катер, – распорядился он. – Только как можно осторожнее. А вам, – Горюнов пристально посмотрел в бледные, испуганные лица команды шхуны, – идти со мной в базу.
Хозяин шхуны в знак согласия угодливо закивал головой. От страха он не мог сказать ни одного слова.
– Товарищ Чумак, агента отправить на катер, – указав на шпиона, распорядился Горюнов. – Постойте, да он, кажется, мертв? – глядя на безжизненное тело разведчика, проговорил он. – Вы же его убили, главстаршина!
– Кажется, и приложился-то слегка, товарищ командир, – виновато ответил Чумак. – Кто его знал, что он такой слабый!
Главный старшина наклонился над агентом, нащупал пульс на руке врага.
– Жив, товарищ командир, живой! – радостно крикнул он. – Правда чуть тепленький. Ну ничего, теперь отойдет. А я, признаться, уже испугался, что раньше времени отправил на тот свет это добро…
Горюнов вложил пистолет в кобуру, подошел к столу и вылил в миски содержимое из кастрюли. На дне кастрюли лежала металлическая, герметически закрытая коробка, похожая на обыкновенный портсигар. Он обтер коробку носовым платком, осторожно отодвинул в сторону маленькую головку запора и потом легко нажал на нее. Крышка коробки свободно открылась – в ней лежали микрофотоаппарат и аккуратно сложенная небольшая топографическая карта острова Бурунного, на которой рукой разведчика были нанесены боевые объекты.
Снова в дозоре
Вечером к острову Бурунному подошел пограничный катер старшего лейтенанта Горюнова. Командир береговой батареи капитан Росин встретил пограничников на пирсе.
– Слышал, нарушителя границы взяли?! Кто бы мог подумать…
– Взяли, да еще какого, – улыбнулся Горюнов. – Снаряды вашей батареи помогли…
Росин внимательно выслушал подробный рассказ Горюнова о разоблачении и задержке шпиона на шхуне, о действии экипажа катера и о героическом поступке сигнальщика – матроса Курчавина, спасшего жизнь своего командира.
– Враг хитер, – закончил свой рассказ командир пограничного катера. – Нам надо быть всегда начеку!.. А ведь как была задумана операция? Агент вместе со своим подручным – «студентом», был отбуксирован на шлюпке катером к нашим водам. К Бурунному приблизились на веслах, потом разведчик в легководолазном костюме под водой пробрался к берегу. Расчет был очень прост: ежели оставшийся в шлюпке не сумеет выбраться из наших вод и будет задержан пограничниками, он прикинется заблудившимся в тумане. Так все и произошло. Ваши матросы задержали «студента». Но для нас это послужило сигналом – враг что-то готовит. А тут еще шхуна «заблудилась». И в то время, как мой катер должен был выпроводить ее из наших территориальных вод, рядом морскую границу нарушает другой корабль. Что это? Опять случайность?! А не хотят ли отвлечь внимание от шхуны, дать ей возможность провести ночь у нашего берега? Ну, и решили проверить. Шхуну оставили около Бурунного, а катер ушел… И вот вам результат: шпион задержан.
– Да, трудная у вас, морских пограничников, служба, – сказал Росин.
– Но зато и почетная! Я, знаете ли, и не мог бы служить нигде, кроме как на морской границе. В детстве еще мечтал, – признался Горюнов.
Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, пограничный катер отошел от острова Бурунного и взял курс к морской границе. Росин долго смотрел на быстро удаляющиеся ходовые огни катера, потом медленно, берегом побрел домой. Расстегнув китель, он с удовольствием вдыхал в себя солоноватый морской воздух, подставляя усталое лицо под теплый влажный ветер. Мысли его невольно витали вокруг прошедших событий.
– Стой! Кто идет? – неожиданно донесся из темноты грозный окрик.
– Командир батареи…
Перед Росиным появились дозорные – старший матрос Седых и матрос Галяутдинов.
– Как служба, товарищи? – спросил дозорных Росин.
– Хорошо, товарищ капитан! – ответил Седых.
– Подозрительного ничего не наблюдали?
– Никак нет! Все тихо, тихо, товарищ капитан, – не удержался Галяутдинов.
Росин отошел в сторону и быстро взобрался на небольшую возвышенность: днем с нее было видно все море, залив и берег. Посмотрел на Пограничный залив – за ним пряталась во тьме чужая земля, с которой были посланы враги на Бурунный. Ни одного огонька: тяжелая, гнетущая темнота плотно окутала неизвестный берег и залив.
Росин повернулся в противоположную сторону; на губах его появилась радостная улыбка. От острова Бурунного и туда дальше, вдоль всего берега, весело и призывно горели, перемигиваясь, разноцветные сигнальные огни маяков и створных знаков.
– Слышал, нарушителя границы взяли?! Кто бы мог подумать…
– Взяли, да еще какого, – улыбнулся Горюнов. – Снаряды вашей батареи помогли…
Росин внимательно выслушал подробный рассказ Горюнова о разоблачении и задержке шпиона на шхуне, о действии экипажа катера и о героическом поступке сигнальщика – матроса Курчавина, спасшего жизнь своего командира.
– Враг хитер, – закончил свой рассказ командир пограничного катера. – Нам надо быть всегда начеку!.. А ведь как была задумана операция? Агент вместе со своим подручным – «студентом», был отбуксирован на шлюпке катером к нашим водам. К Бурунному приблизились на веслах, потом разведчик в легководолазном костюме под водой пробрался к берегу. Расчет был очень прост: ежели оставшийся в шлюпке не сумеет выбраться из наших вод и будет задержан пограничниками, он прикинется заблудившимся в тумане. Так все и произошло. Ваши матросы задержали «студента». Но для нас это послужило сигналом – враг что-то готовит. А тут еще шхуна «заблудилась». И в то время, как мой катер должен был выпроводить ее из наших территориальных вод, рядом морскую границу нарушает другой корабль. Что это? Опять случайность?! А не хотят ли отвлечь внимание от шхуны, дать ей возможность провести ночь у нашего берега? Ну, и решили проверить. Шхуну оставили около Бурунного, а катер ушел… И вот вам результат: шпион задержан.
– Да, трудная у вас, морских пограничников, служба, – сказал Росин.
– Но зато и почетная! Я, знаете ли, и не мог бы служить нигде, кроме как на морской границе. В детстве еще мечтал, – признался Горюнов.
Поздно вечером, когда уже совсем стемнело, пограничный катер отошел от острова Бурунного и взял курс к морской границе. Росин долго смотрел на быстро удаляющиеся ходовые огни катера, потом медленно, берегом побрел домой. Расстегнув китель, он с удовольствием вдыхал в себя солоноватый морской воздух, подставляя усталое лицо под теплый влажный ветер. Мысли его невольно витали вокруг прошедших событий.
– Стой! Кто идет? – неожиданно донесся из темноты грозный окрик.
– Командир батареи…
Перед Росиным появились дозорные – старший матрос Седых и матрос Галяутдинов.
– Как служба, товарищи? – спросил дозорных Росин.
– Хорошо, товарищ капитан! – ответил Седых.
– Подозрительного ничего не наблюдали?
– Никак нет! Все тихо, тихо, товарищ капитан, – не удержался Галяутдинов.
Росин отошел в сторону и быстро взобрался на небольшую возвышенность: днем с нее было видно все море, залив и берег. Посмотрел на Пограничный залив – за ним пряталась во тьме чужая земля, с которой были посланы враги на Бурунный. Ни одного огонька: тяжелая, гнетущая темнота плотно окутала неизвестный берег и залив.
Росин повернулся в противоположную сторону; на губах его появилась радостная улыбка. От острова Бурунного и туда дальше, вдоль всего берега, весело и призывно горели, перемигиваясь, разноцветные сигнальные огни маяков и створных знаков.
Балтийский характер
1
На рассвете 22 июня 1941 года, в 3 часа 20 минут, радист пограничного катера «МО», находящегося в дозоре по охране морской государственной границы в районе литовского порта Паланга, принял сигнал бедствия: «Торпедирован… Прощайте…»
Как оказалось, латвийский пароход «Гайсма», направлявшийся в Германию с грузом леса, на траверзе шведского острова Готланд был атакован четырьмя немецкими торпедными катерами. Фашисты вначале обстреляли пароход, а затем выпустили по нему две торпеды. Объятая пламенем «Гайсма» начала медленно погружаться в море, экипаж перебрался на спасательные шлюпки. Лишь радист остался в радиорубке, посылая в эфир сигналы бедствия.
Радист погранкатера доложил о принятом сигнале бедствия командиру – лейтенанту Лаврикову.
– Не к добру это, – выдохнул командир. – Передайте сообщение в штаб дивизиона, – приказал он радисту.
Оперативный дежурный 2-го дивизиона пограничных катеров, получив сообщение, сразу же позвонил на квартиру командира дивизиона – капитан-лейтенанта Финочко.
– Начинается! – быстро оценил обстановку на Балтийском море Финочко. – Объявите дивизиону погранкатеров боевую тревогу! – приказал он и начал торопливо одеваться.
Второй дивизион пограничных катеров был сформирован летом 1940 года, после вхождения в СССР прибалтийских республик – Эстонии, Латвии и Литвы, – с задачей охраны морской границы на участке от порта Паланга до Ирбенского пролива. В него вошли одиннадцать катеров типа «МО-4», два СКРа и шесть малых катеров (МК). Дивизион входил в состав 2-го Балтийского отряда пограничных судов. Местом базирования ему была определена военная гавань Лиепайской военно-морской базы.
Служба на новом месте буквально с первых же дней оказалась неспокойной, напряженной. Немецкие корабли почти ежедневно появлялись в непосредственной близости от советских морских границ, проводили беспрестанные учения, фотографировали побережье, стремясь добыть разведданные о дислокации кораблей, береговых батарей, авиации. Погранкатерам дивизиона постоянно приходилось пресекать действия немецких катеров, пытающихся нарушить морскую границу, а иногда даже открывать из орудий и пулеметов предупредительный огонь.
Особо напористо гитлеровские торпедные катера действовали весной 1941 года, пытаясь проникнуть в глубь советских территориальных вод. Морские пограничники несли дозорную службу днем и ночью, всякий раз давая отпор обнаглевшим фашистским катерам. Чувствовалась резкая перемена в обстановке, сложившейся вокруг базы. А тут еще начиная с мая в торговый порт Лиепая перестали заходить немецкие транспорты. Раньше почти ежедневно один из них швартовался у элеватора, засыпал свои трюмы отборным зерном и увозил его в Германию. И вдруг, как по команде, заход немецких судов в порт прекратился. Каждый понимал, что это неспроста. И вот первое нападение немецких торпедных катеров на беззащитное торговое судно…
В штабе, расположенном в двухэтажном кирпичном здании в военной гавани, вместе с Финочко уже находились начальник штаба 2-го дивизиона погранкатеров старший лейтенант Варламов и военком дивизиона – батальонный комиссар Макаров.
– Что же это получается, Алексей Дмитриевич? – возмутился Макаров, показывая бланк радиограммы с донесением о сигнале бедствия с парохода «Гайсма».
– Получается… война получается, Александр Иванович! – ответил Финочко.
– Как – война? – удивился начальник штаба. – У нас же с немцами заключен пакт о ненападении…
Финочко не успел ответить: взволнованный оперативный дежурный дивизиона протянул ему только что полученную радиограмму.
– От лейтенанта Лаврикова.
«Немецкие войска перешли нашу границу в районе Паланги. Паланга горит. Лавриков», – прочитал Финочко и приказал: – Всем погранкатерам немедленно выйти в море и занять позиции на внешнем рейде за боновыми заграждениями. Боевая задача – не допустить прорыва немецких торпедных катеров в военную гавань и торговый порт!
– Боевая задача ясна, товарищ командир! – ответил Варламов и побежал на пирс, где у стенки стояли погранкатера. Макаров последовал за ним.
– Передайте радиограмму в штаб Лиепайской военно-морской базы, – отдал распоряжение оперативному дежурному Финочко. – Катерам группы лейтенанта Лаврикова возвратиться на внешний рейд и отражать нападение немецких катеров на базу, – приказал он и тоже поспешил на пирс. – Я пойду на морском охотнике старшего лейтенанта Долинина.
Капитан-лейтенант справедливо полагал, что немецкие торпедные катера, воспользовавшись неожиданностью, попытаются проскочить на полном ходу через узкие входы в военную гавань и торговый порт и выпустить торпеды по стоящим у причалов военным кораблям и торговым транспортам. Только орудийный и пулеметный огонь с погранкатеров мог заставить их отказаться от торпедной атаки.
Командир погранкатера «МО» старший лейтенант Долинин встретил командира дивизиона у трапа и доложил ему о готовности к выходу в море. Финочко вступил на палубу, тут же были отданы швартовы, и морской охотник, быстро набирая скорость, устремился к выходу из военной гавани и вскоре оказался на внешнем рейде. Там уже занимала боевые позиции большая часть погранкатеров, остальные отошли на юг, ближе к городу, и легли в дрейф у входа в торговый порт.
Стало светать. На востоке, буквально на глазах, разрасталась розовая полоса, окаймленная снизу извилистой темной кромкой береговой черты. Видимость на море улучшалась с каждой минутой. Сигнальщики внимательно всматривались в пока еще скрытый сизой дымкой горизонт, стараясь не показывать охватившего их волнения. А волновались все, ведь началась война, и вот-вот экипажи погранкатеров вступят в первый бой с врагом, напавшим на их землю. Все понимали: от этого первого боя зависит дальнейший ход боевых действий и потому надо его выиграть любой ценой.
– Прямо по курсу темные точки! – срывающимся голосом доложил сигнальщик – краснофлотец Каминский.
Финочко приложил к глазам морской бинокль.
– Они, торпедные катера фашистов… Дивизион – к бою!
На мачте флагманского морского охотника подняли сигнальный флаг. Наводчики орудий и пулеметов на погранкатерах приникли к прицелам, с тревогой и волнением ожидая команды к открытию огня. Немецкие торпедные катера уже хорошо просматривались, за ними отчетливо виднелись белые буруны вспененной винтами воды.
Командир дивизиона понимал, что орудийные и пулеметные расчеты катеров ждут его команды, но решил еще подождать: немецкие торпедные катера вот-вот втянутся в одну кильватерную колонну, чтобы на полном ходу проскочить узкий вход в гавань. Тогда легче будет поставить перед ними заградительный огонь и сорвать их атаку.
– Пора, товарищ командир! – не выдержал Долинин. Пальцы его рук до боли сжимали бинокль, губы плотно сжались.
– Еще чуток, старлей, – сквозь зубы произнес Финочко, на глаз определяя дистанцию до головного немецкого катера.
Наконец катера выстроились в кильватерную линию и легли на боевой курс. Теперь самое время.
– Открыть огонь! – скомандовал Финочко.
Из ствола 45-миллиметровой пушки вырвался клуб огня, резкий звук выстрела раскатился над палубой морского охотника. Заговорили орудия и на соседних погранкатерах. Финочко видел в бинокль, как на пути немецких торпедных катеров стали вырастать султаны вспененной разрывами снарядов воды. Одного такого снаряда достаточно, чтобы вывести из строя небольшое судно. Это знали и командиры немецких торпедных катеров. Однако они продолжали, не сбавляя скорости, прорываться к входу в военную гавань. «Видимо, у фашистов тоже нервы крепкие», – подумал Финочко, с нарастающим напряжением ожидая развязки боя. Головной катер, казалось, вот-вот протаранит поднятые снарядами вспененные фонтаны, но в самый последний момент он вдруг резко отвернул влево, подставляя борт под каскады воды. Идущие следом катера начали веером рассыпаться по сторонам, поворачивая на обратный курс. Стало ясно – атака сорвана, первый бой морские пограничники выиграли без каких-либо потерь.
– Дробь! – подал артиллерийскую команду Финочко и расслабленно переступил с ноги на ногу. – Не будем бить по хвостам. Побережем снаряды. Молодцы у нас комендоры! – похвалил он артиллеристов. В ответ услышал с палубы громкое «ура!». Орудийный и пулеметный расчеты поздравляли друг друга с первой победой.
– Доброе начало! – радостно произнес Долинин. – Значит, и дальше нас ждет успех…
К командиру дивизиона подошел радист.
– Товарищ командир, срочная радиограмма от лейтенанта Лаврикова! – сообщил он.
Финочко пробежал глазами текст. Лавриков, шедший к базе, услышал шум моторов немецких самолетов, которые, по его заключению, летели над Балтийским морем в сторону Лиепаи. Стало ясно, что удар по городу фашистские бомбардировщики намеревались нанести со стороны моря и летели они на сравнительно небольшой высоте, чтобы осуществить прицельное бомбометание по наиболее важным целям.
– Воздушная тревога! – передал Финочко на бронекатера. – Главное – не дать немцам прицельно бомбить наши корабли…
Ждать фашистских бомбардировщиков пришлось недолго. Первым их услышал сигнальщик Каминский.
Как оказалось, латвийский пароход «Гайсма», направлявшийся в Германию с грузом леса, на траверзе шведского острова Готланд был атакован четырьмя немецкими торпедными катерами. Фашисты вначале обстреляли пароход, а затем выпустили по нему две торпеды. Объятая пламенем «Гайсма» начала медленно погружаться в море, экипаж перебрался на спасательные шлюпки. Лишь радист остался в радиорубке, посылая в эфир сигналы бедствия.
Радист погранкатера доложил о принятом сигнале бедствия командиру – лейтенанту Лаврикову.
– Не к добру это, – выдохнул командир. – Передайте сообщение в штаб дивизиона, – приказал он радисту.
Оперативный дежурный 2-го дивизиона пограничных катеров, получив сообщение, сразу же позвонил на квартиру командира дивизиона – капитан-лейтенанта Финочко.
– Начинается! – быстро оценил обстановку на Балтийском море Финочко. – Объявите дивизиону погранкатеров боевую тревогу! – приказал он и начал торопливо одеваться.
Второй дивизион пограничных катеров был сформирован летом 1940 года, после вхождения в СССР прибалтийских республик – Эстонии, Латвии и Литвы, – с задачей охраны морской границы на участке от порта Паланга до Ирбенского пролива. В него вошли одиннадцать катеров типа «МО-4», два СКРа и шесть малых катеров (МК). Дивизион входил в состав 2-го Балтийского отряда пограничных судов. Местом базирования ему была определена военная гавань Лиепайской военно-морской базы.
Служба на новом месте буквально с первых же дней оказалась неспокойной, напряженной. Немецкие корабли почти ежедневно появлялись в непосредственной близости от советских морских границ, проводили беспрестанные учения, фотографировали побережье, стремясь добыть разведданные о дислокации кораблей, береговых батарей, авиации. Погранкатерам дивизиона постоянно приходилось пресекать действия немецких катеров, пытающихся нарушить морскую границу, а иногда даже открывать из орудий и пулеметов предупредительный огонь.
Особо напористо гитлеровские торпедные катера действовали весной 1941 года, пытаясь проникнуть в глубь советских территориальных вод. Морские пограничники несли дозорную службу днем и ночью, всякий раз давая отпор обнаглевшим фашистским катерам. Чувствовалась резкая перемена в обстановке, сложившейся вокруг базы. А тут еще начиная с мая в торговый порт Лиепая перестали заходить немецкие транспорты. Раньше почти ежедневно один из них швартовался у элеватора, засыпал свои трюмы отборным зерном и увозил его в Германию. И вдруг, как по команде, заход немецких судов в порт прекратился. Каждый понимал, что это неспроста. И вот первое нападение немецких торпедных катеров на беззащитное торговое судно…
В штабе, расположенном в двухэтажном кирпичном здании в военной гавани, вместе с Финочко уже находились начальник штаба 2-го дивизиона погранкатеров старший лейтенант Варламов и военком дивизиона – батальонный комиссар Макаров.
– Что же это получается, Алексей Дмитриевич? – возмутился Макаров, показывая бланк радиограммы с донесением о сигнале бедствия с парохода «Гайсма».
– Получается… война получается, Александр Иванович! – ответил Финочко.
– Как – война? – удивился начальник штаба. – У нас же с немцами заключен пакт о ненападении…
Финочко не успел ответить: взволнованный оперативный дежурный дивизиона протянул ему только что полученную радиограмму.
– От лейтенанта Лаврикова.
«Немецкие войска перешли нашу границу в районе Паланги. Паланга горит. Лавриков», – прочитал Финочко и приказал: – Всем погранкатерам немедленно выйти в море и занять позиции на внешнем рейде за боновыми заграждениями. Боевая задача – не допустить прорыва немецких торпедных катеров в военную гавань и торговый порт!
– Боевая задача ясна, товарищ командир! – ответил Варламов и побежал на пирс, где у стенки стояли погранкатера. Макаров последовал за ним.
– Передайте радиограмму в штаб Лиепайской военно-морской базы, – отдал распоряжение оперативному дежурному Финочко. – Катерам группы лейтенанта Лаврикова возвратиться на внешний рейд и отражать нападение немецких катеров на базу, – приказал он и тоже поспешил на пирс. – Я пойду на морском охотнике старшего лейтенанта Долинина.
Капитан-лейтенант справедливо полагал, что немецкие торпедные катера, воспользовавшись неожиданностью, попытаются проскочить на полном ходу через узкие входы в военную гавань и торговый порт и выпустить торпеды по стоящим у причалов военным кораблям и торговым транспортам. Только орудийный и пулеметный огонь с погранкатеров мог заставить их отказаться от торпедной атаки.
Командир погранкатера «МО» старший лейтенант Долинин встретил командира дивизиона у трапа и доложил ему о готовности к выходу в море. Финочко вступил на палубу, тут же были отданы швартовы, и морской охотник, быстро набирая скорость, устремился к выходу из военной гавани и вскоре оказался на внешнем рейде. Там уже занимала боевые позиции большая часть погранкатеров, остальные отошли на юг, ближе к городу, и легли в дрейф у входа в торговый порт.
Стало светать. На востоке, буквально на глазах, разрасталась розовая полоса, окаймленная снизу извилистой темной кромкой береговой черты. Видимость на море улучшалась с каждой минутой. Сигнальщики внимательно всматривались в пока еще скрытый сизой дымкой горизонт, стараясь не показывать охватившего их волнения. А волновались все, ведь началась война, и вот-вот экипажи погранкатеров вступят в первый бой с врагом, напавшим на их землю. Все понимали: от этого первого боя зависит дальнейший ход боевых действий и потому надо его выиграть любой ценой.
– Прямо по курсу темные точки! – срывающимся голосом доложил сигнальщик – краснофлотец Каминский.
Финочко приложил к глазам морской бинокль.
– Они, торпедные катера фашистов… Дивизион – к бою!
На мачте флагманского морского охотника подняли сигнальный флаг. Наводчики орудий и пулеметов на погранкатерах приникли к прицелам, с тревогой и волнением ожидая команды к открытию огня. Немецкие торпедные катера уже хорошо просматривались, за ними отчетливо виднелись белые буруны вспененной винтами воды.
Командир дивизиона понимал, что орудийные и пулеметные расчеты катеров ждут его команды, но решил еще подождать: немецкие торпедные катера вот-вот втянутся в одну кильватерную колонну, чтобы на полном ходу проскочить узкий вход в гавань. Тогда легче будет поставить перед ними заградительный огонь и сорвать их атаку.
– Пора, товарищ командир! – не выдержал Долинин. Пальцы его рук до боли сжимали бинокль, губы плотно сжались.
– Еще чуток, старлей, – сквозь зубы произнес Финочко, на глаз определяя дистанцию до головного немецкого катера.
Наконец катера выстроились в кильватерную линию и легли на боевой курс. Теперь самое время.
– Открыть огонь! – скомандовал Финочко.
Из ствола 45-миллиметровой пушки вырвался клуб огня, резкий звук выстрела раскатился над палубой морского охотника. Заговорили орудия и на соседних погранкатерах. Финочко видел в бинокль, как на пути немецких торпедных катеров стали вырастать султаны вспененной разрывами снарядов воды. Одного такого снаряда достаточно, чтобы вывести из строя небольшое судно. Это знали и командиры немецких торпедных катеров. Однако они продолжали, не сбавляя скорости, прорываться к входу в военную гавань. «Видимо, у фашистов тоже нервы крепкие», – подумал Финочко, с нарастающим напряжением ожидая развязки боя. Головной катер, казалось, вот-вот протаранит поднятые снарядами вспененные фонтаны, но в самый последний момент он вдруг резко отвернул влево, подставляя борт под каскады воды. Идущие следом катера начали веером рассыпаться по сторонам, поворачивая на обратный курс. Стало ясно – атака сорвана, первый бой морские пограничники выиграли без каких-либо потерь.
– Дробь! – подал артиллерийскую команду Финочко и расслабленно переступил с ноги на ногу. – Не будем бить по хвостам. Побережем снаряды. Молодцы у нас комендоры! – похвалил он артиллеристов. В ответ услышал с палубы громкое «ура!». Орудийный и пулеметный расчеты поздравляли друг друга с первой победой.
– Доброе начало! – радостно произнес Долинин. – Значит, и дальше нас ждет успех…
К командиру дивизиона подошел радист.
– Товарищ командир, срочная радиограмма от лейтенанта Лаврикова! – сообщил он.
Финочко пробежал глазами текст. Лавриков, шедший к базе, услышал шум моторов немецких самолетов, которые, по его заключению, летели над Балтийским морем в сторону Лиепаи. Стало ясно, что удар по городу фашистские бомбардировщики намеревались нанести со стороны моря и летели они на сравнительно небольшой высоте, чтобы осуществить прицельное бомбометание по наиболее важным целям.
– Воздушная тревога! – передал Финочко на бронекатера. – Главное – не дать немцам прицельно бомбить наши корабли…
Ждать фашистских бомбардировщиков пришлось недолго. Первым их услышал сигнальщик Каминский.