Конструкторское бюро, возглавляемое академиком Петром Сидоровым, получило право самостоятельно представлять собственную продукцию на различных международных рынках оружия.
Подобными вещами в России, как известно, занимается мощная компания «Росвооружение».
Петр Сидоров имел право проводить свой корабль в океан свободного капиталистического рынка, минуя эту опасную скалу, что он и делал.
Спецслужбы начали работать с Сидоровым. Сюда же, в конструкторское бюро, возглавляемое академиком, как нетрудно догадаться, направили свои стопы и голодные до сенсаций журналисты. Но здесь их ждал от ворот поворот.
Перефразируя классика, можно сказать, что секретность и гласность – две вещи несовместные.
К счастью для страны, при всех непродуманных и поспешных «новациях», на секретных предприятиях сохранилась четкая и весьма строгая система контроля над производством и реализацией оборонной продукции, в данном случае – оружия.
Главное в этой системе, пожалуй, то, что она была централизована, то есть не подчинялась местным властям: губернские управления МВД и ФСБ не могли в нее вмешиваться и как-то влиять на ее деятельность.
Это облегчало работу следствия.
Что касается Тульского конструкторского бюро, то его охраной и системой контроля за его работой занимался 4-й отдел 8-го Главного управления МВД России.
Это не пустые слова. Эмвэдэшники головой отвечали за нормальную работу секретного конструкторского бюро. Представители управления годами жили в Туле, неделями и месяцами не вылезали с предприятия, которое было поручено их попечению.
Первый вывод следствия был однозначен: если снайперское оружие и похищено, то только не на предприятии, которое его производит…
Более подробное исследование выяснило: нельзя со всей категоричностью утверждать, что ей нет аналогов в мире.
Ряд развитых стран занимается подобными разработками.
– Есть ли аналоги вашей снайперской винтовки в странах запада? – спросили у академика.
Тот. подумав. ответил:
– Все зависит от параметров.
– А именно?
– У моей винтовки – калибр 12,7 мм.
– А у западных?
– Поменьше.
– Это главное отличие?
– Нет, – ответил академик.
– А в чем суть?
– В бронебойных качествах. Как говорил Козьма Прутков, смотри в корень. По бронебойным качествам моя снайперская винтовка – первая в мире.
– Вы за это ручаетесь?
– Стопроцентно.
– Какие у вас основания?
– Моя винтовка выставлялась уже на нескольких международных выставках – продажах сверхточного оружия, – ответил академик. – Это были официальные презентации.
– Когда последний раз по времени была такая выставка?
– В объединенных арабских Эмиратах.
– Это подтверждается документально?
– Конечно.
– У вас есть бумаги?
– Вот они.
– Вы предлагали на экспорт вашу винтовку?
– Нет.
– Почему?
– Не было соответствующего разрешения, а я человек законопослушный, – произнес академик.
– И переговоров на эту тему вы не вели?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
Оперативные данные ФСБ подтвердили, что академик говорит чистую правду, и ничего, кроме правды.
Работники федеральной службы безопасности принялись со всей дотошностью выяснять, можно ли готовое изделие украсть с предприятия, которое они охраняют.
– Я слышал, – рассказывал коллегам один из агентов, – что на московском паровозостроительном заводе провели такую классическую операцию.
– Какую?
– Вынесли с завода все детали тепловоза, а потом спокойно собрали его на стороне. Может, и здесь такая же вещь произошла?
Опять взяли за бока многострадального академика, который доказал как дважды два четыре, что ничего подобного в конструкторском бюро произойти не могло: если и возможно было что-либо с производственного комбината похитить, то это был мелкий предмет наподобие шурупа, который не имел никакого отношения к данному секретному изделию.
Академик не солгал.
Справедливость его слов подтвердила специально для этого созданная комиссия МВД РФ.
– Хорошо, – сказали академику. – Снайперская винтовка выпускается вами?
– Да.
– Она поставлена на поток?
– Нет.
– Значит, выпускаются лишь опытные образцы?
– Да.
– Сколько их всего выпущено?
– Двадцать семь штук.
– Кто главный заказчик разработки?
– МВД России.
– Где готовые образчики вашей продукции?
– Они все отправлены на центральный склад МВД России, – уверенно отвечал академик.
Здесь необходимо отметить, что всю систему контроля за технологическим процессом обеспечивала ко всему прочему и служба заказчика.
Это достигалось очень просто: конечная продукция отгружалась исключительно уполномоченному МВД.
Директор опытного производства КБП показал:
– Было выполнено настолько малое количество снайперских винтовок, что судьбу буквально каждой из них можно проследить – от самого производителя до отдельного заказчика.
– Возможны хищения с местного склада готовой продукции? – спросили у него.
– Исключено.
– От домашнего вора не убережешься.
– У нас многослойный, многоканальный контроль.
– Вы лично можете, если потребуется, взять винтовку со склада?
– Нет.
– Что для этого требуется?
– Письменное разрешение соответствующего управления.
– Иногда, если хотят выкрасть особо ценное изделие, его выносят по частям, а потом собирают вне стен предприятия.
– У нас охрана такая, что и винтик не вынесешь. И потом, собрать детали, подогнать их как следует может только специалист высочайшего класса, у нас такую работу называют «высшим пилотажем».
– Понимаю, это не самовар собрать.
– Во всяком случае, у нас в Туле таких специалистов, кроме нашего предприятия, нет.
Генерал Матейченков знал, что по любому факту хищения оружия оперативные службы уголовного розыска заводят уголовное дело, которое самым тщательным образом расследуется.
Знал он и то, что за последние годы таких дел не заводилось. Он не поленился, уточнил в соответствующем управлении, когда в последний раз произошел подобный случай.
Оказывается, такое случилось в 1997 году, и отнюдь не в Туле, а в Махач – Кале, где со стрелкового спортивного склада добровольного спортивного общества «Динамо» было похищено около семидесяти стволов. И уж конечно, были это не снайперские, а обычные винтовки.
Что же касается Тулы, то с делом производства оружия обстоит там плохо, поскольку у производящих его предприятий очень мало заказов. Казалось бы, это печальное обстоятельство должно способствовать успешному ведению розыска. Но на деле этого не случилось.
Тайна появления у боевиков наших снайперских винтовок все еще оставалась нераскрытой.
Несколько сыщиков выдвинули предположение, что, возможно, чеченцы за большие деньги сумели приобрести – либо попросту выкрали – копии необходимых чертежей, и по ним у себя организовали «штучное» производство снайперских винтовок.
Матейченков обсуждал с одним из руководителей МВД такую возможность.
– Что думаешь на этот счет, Иван Иванович? – спросил его собеседник. – Ты, пожалуй, лучше всех владеешь обстановкой в Чечне.
– Мне кажется, наладить по чертежам производство снайперской винтовки в чеченских условиях невозможно.
– Но они ведь сумели наладить в таких условиях производство автоматов.
Матейченков кивнул:
– Да, они действительно наладили производство автоматов «Борз». Но это несравненно более грубый инструмент. Если снайперская винтовка – электронный микроскоп, то этот автомат – просто лопата.
– У них могут быть специалисты-инженеры высокого класса, – напомнил собеседник.
– Могут.
– И денег на освоение столь важного производства могут бросить кучу…
– И это верно. Но высокой культуры оружейного производства столь быстро не достичь, – решительно произнес генерал. – Для этого необходимо прежде всего время, и немалое.
– У чеченцев его нет?
– Нет.
– Откуда же, по твоему мнению, у них снайперские винтовки? Не с неба же они свалились.
– Хочешь знать мое личное мнение?
– Да.
– Они собрали эти винтовки из ворованных деталей. Вот такая вещь им вполне по силам.
– Значит, ты полагаешь, следует разрабатывать эту версию?
– Уверен.
– Подумаем… Обсудим в Восьмом главном управлении… – решил собеседник.
Нужно ли говорить, что версия Матейченкова оказалась правильной?
И тогда, верный своему принципу, Матейченков решил все сделать сам, не перекладывая порученную работу на плечи подчиненных.
Он на машине вместе с немногочисленной охраной объехал всю беспокойную границу. Всякое бывало. Несколько раз попадал под обстрел.
Чеченские боевики устраивали засады, пытались на пути следования подкладывать мины. Иногда жизнь Матейченкова подвергалась серьезной опасности.
Зато он все проделал сам, познакомился с частями, охраняющими границу, выяснил их нужды и заботы, вскрыл недостатки в несении боевой службы.
Это была во всех отношениях важная командировка.
Тогда же, в Чечне, пять лет назад, Матейченков познакомился с молодым полковником, который – по долгу службы – некоторое время сопровождал его.
Полковник был исполнительный и бесстрашный, он несколько раз проявлял находчивость и смекалку в трудных ситуациях, в которые приходилось попадать им на пути следования. А путь-то был неблизким – общая протяженность границы составляла порядка тысячи километров. Это были и пески, и плавни, и горно-лесистая местность, и топкие болота…
Особенно трудно пришлось в Надтеречном районе, где население было резко враждебно настроено к нашим войскам.
Полковника звали Николай Иванович Переверзев. По вечерам, когда выдавался свободный часок, они вели долгие разговоры об увиденном днем, о путях развития Чечни, о том, какими действиямими необходимо выходить из кризиса.
– Знаете, Иван Иванович, здесь многие офицеры полагают, что нужно Чечню отгородить глухой стеной от нас.
– Так сказать, граница на замке?
– Ну да. Пусть живут как хотят, раз это им так нравится. Неуживчивый народ, ну их к аллаху. Не зря же Александр Македонский в свое время загнал их в эти горы.
– А вы как полагаете?
– Честно говоря, сомневаюсь, что это правильный выход.
Они сидели в помещении Контрольно-пропускного пункта, пили чай с сухарями и тушенкой, отдыхали после долгого и напряженного дня, нафаршированного опасностями и обстрелами.
Матейченков кивнул:
– Правильно сомневаетесь. Создать прочный санитарный кордон, да еще на столь пересеченной местности, – чистой воды утопия. Ухлопаем массу средств, под постоянным напряжением будем держать массу людей, а результатов – чуть.
– Этой войне не видно конца, – вздохнул полковник.
– Война может закончиться в любой момент.
– Отчего это зависит?
– От политической воли. Пока война кому-то очень выгодна.
– Кому?
– Не хочу называть фамилий. Впрочем, вы и сами прекрасно знаете, кого я имею в виду.
– Да все знают, – вздохнул полковник.
Хотя они были знакомы без году неделя, Матейченков испытывал к полковнику необъяснимое доверие, а он редко ошибался в людях.
– Но любой мир нам не нужен, – продолжал Матейченков. – Несправедливый мир типа капитуляции был бы тяжелым ударом для России, сами понимаете…
– Я в первые дни пребывания в Чечне приходил в отчаяние, – признался Николай Иванович. – Как наладить у них порядок? Почему сами не хотят жить по-человечески?
– Тут много факторов наложилось, – произнес Матейченков. – И их разбиение на кланы, которые постоянно враждуют между собой. И их общественные законы, такие, как кровная месть, пришедшие из глубины веков.
– И недавнее прошлое, когда по милости Сталина весь народ очутился в ссылке – в Казахстане и Сибири…
– Ну да, много еще обстоятельств, осложняющих ситуацию. Прибавьте к этому почти полностью разрушенную социальную сферу. Люди не получают пенсии, зарплату, школы и больницы не работают. Работы нет, людям негде жить – жилища разрушены бомбежками…
– Поневоле волком взвоешь.
– Здесь надо начинать с азов, – сказал Матейченков.
– А как?
– С социалки.
– Школы? Больницы? Регулярные выплаты зарплаты и детских пособий? Пенсии? Так, что ли?
– Боюсь, Николай Иванович, вы поняли меня слишком узко, – покачал головой Матейченков. – Конечно, все перечисленное важно, спору нет. Без пенсий, без школ и больниц не может нормально существовать ни одно общество.
– В чем же я не прав?
– Все это, как говорят математики, необходимо, но недостаточно.
– Не понял.
– Ежели нет главного, нет фундамента, то дом, каким бы большим и красивым он ни выглядел, оказывается построенным на песке.
– Так мы начинаем с крыши?
– Примерно так.
– А что главное?
– Главное, чтобы чеченцы взяли судьбу собственной страны в свои руки, – сказал Матейченков.
– Что им мешает?
– Те самые силы, с которыми мы боремся. Боевики, которым в высшей степени наплевать на собственный народ. У которых все действия подчинены, если отбросить трескучие фразы, только одному: богатству и власти. В данном случае я не разделяю эти две категории…
– Так что делать?
Матейченков улыбнулся:
– Чисто русский вопрос, товарищ полковник. Еще со времен Александра Ивановича Герцена. Боевики крепко сидят на хребте своего народа, они подпитываются из-за границы нашими недругами – и деньгами и оружием, к ним непрерывно просачиваются интервенты из разных стран…
– Четыре дня назад наши ребята поймали снайпера…
– Откуда?
– Из Эстонии.
– Ну, вот видите.
– А винтовка у него была российского производства.
– Провели следствие?
– Ведем.
– Что же касается того, что делать… Чеченский народ должен, повторюсь, взять свою судьбу в собственные руки.
– Он пока не в силах…
– Значит, надо помочь, что мы и делаем. Ведь в основе своей, как вы и сами, наверно, успели убедиться, народ не желает войны. Он хочет мирно жить и трудиться. Боевики мешают ему в этот, народ их потому боится и ненавидит.
– Боевики и своему народу несут кровь и смерть.
– И ничего, кроме этого. Значит, необходимо создавать местные органы самоуправления. В них должны быть те люди, которым народ доверяет.
– Согласен, варяги тут неуместны, – согласился Николай Иванович. – но насколько прочно это будет? Придут боевики и снова все возвратят в первобытное состояние.
– Вот-вот, полковник, мы нащупываем главное звено. Для охраны общественного порядка необходимо здесь создавать и собственные органы милиции. Комплектовать их из людей, преданных народу. Только тогда будет толк.
Полковник признался:
– Я тоже много думал об этом. Но теперь мне многое стало ясно. Однако предстоит огромная работа…
– А куда денешься?
Матейченков с хрустом потянулся:
– Чувствую, и сегодня нам рано лечь не удастся.
– Вот я рассказывал, что у зарубежного снайпера-добровольца, приехавшего воевать в Чечню на стороне боевиков, обнаружили оружие нашего производства…
– И что?
– К сожалению, это не единичный случай.
– Знаю. Могу сказать, что наши внутренние органы этим озабочены. МВД уделяет много внимания сложившейся ситуации.
– Дело касается не только оружия.
– А что еще?
– Недавно отбили у боевиков склад, а там, представьте, полностью… российские лекарства!
– Я об этом не слышал, – нахмурился генерал. – Расскажите, пожалуйста, подробнее. Вы в курсе?
– Да.
– Кем выпущены лекарства? Каким предприятием?
– Фирмой «Ферейн».
– Час от часу не легче! – воскликнул Матейченков. – Ведь это, как известно, частная фирма…
– Знаю.
– Лекарства обычные?
– В том-то и дело, что нет. Мне знакомый майор из разведки говорил, что это – препараты специального назначения, хотя я толком не знаю, что это такое.
– Тут все просто. Спецпрепараты – это препараты, содержащие наркотики.
– Наркотики?
– Ну да, такие, как морфин или промедол.
– Разве их производство не находится под контролем?
– Находится, и под очень жестким. Иначе бы конец света наступил, – махнул рукой генерал.
– И любой медицинский завод может выпускать их?
– Упаси господь. Это право имеют всего несколько российских заводов, которые находятся в государственной собственности.
– А «Ферейн»?
– «Ферейн» – частное предприятие, и потому выпускать такие препараты оно не может.
– Что же могли обнаружить у чеченцев на складе?
– Я непременно поинтересуюсь, полковник. Спасибо за информацию. Но думаю, это были, конечно, не наркотики в чистом виде, а психотропные препараты… – Матейченков перехватил вопросительный взгляд собеседника и пояснил: в малых количествах эти препараты носят совершенно безобидный характер и употребляются, например, для снятия стресса, либо в качестве легкого снотворного… Ну, скажем, такие, как феназепам или тазепам… Слышал про такие, товарищ полковник?
– Не приходилось.
– Ваше счастье… – вздохнул Матейченков.
– А если возвратиться к нашей находке?
– Мое мнение таково. Речь идет, скорее всего, о только тех препаратах, которые я назвал.
– Но ведь они безобидны?
– В малых дозах – именно так. Самое смешное, что совсем недавно их можно было купить в любой аптеке, в любом аптечном киоске, самом занюханном. Знаю это, как говорится, из первых рук…
– А теперь?
– Теперь их продажу несколько ограничили, но не жестко: рецепт может выписать любой лечащий врач.
– Так в чем же суть?
– В дозе, мой милый, в дозе. И змеиный яд в малых количествах может быть целебен, а вот ежели его вкатить полной мерой – получится совсем другой эффект, прямо противоположный.
– Понятно.
– И вот здесь, мне кажется, в нашем законодательстве допущен серьезный пробел. Я обязательно буду говорить об этом, когда вернусь в Москву.
– Пробел связан с наркотиками?
– Косвенно, но он создает довольно ощутимую щель для наркодельцов, и они этой щелью умело пользуются. Дело в том, что на розничную продажу психотропных препаратов наложены определенные ограничения, они связывают руки нечистым на руку бизнесменам. А вот для оптовой продажи психотропных препаратов никаких ограничений нет.
– Точно?
– Да. Со склада можно безболезненно купить любую партию такого товара.
Подобными вещами в России, как известно, занимается мощная компания «Росвооружение».
Петр Сидоров имел право проводить свой корабль в океан свободного капиталистического рынка, минуя эту опасную скалу, что он и делал.
Спецслужбы начали работать с Сидоровым. Сюда же, в конструкторское бюро, возглавляемое академиком, как нетрудно догадаться, направили свои стопы и голодные до сенсаций журналисты. Но здесь их ждал от ворот поворот.
Перефразируя классика, можно сказать, что секретность и гласность – две вещи несовместные.
К счастью для страны, при всех непродуманных и поспешных «новациях», на секретных предприятиях сохранилась четкая и весьма строгая система контроля над производством и реализацией оборонной продукции, в данном случае – оружия.
Главное в этой системе, пожалуй, то, что она была централизована, то есть не подчинялась местным властям: губернские управления МВД и ФСБ не могли в нее вмешиваться и как-то влиять на ее деятельность.
Это облегчало работу следствия.
Что касается Тульского конструкторского бюро, то его охраной и системой контроля за его работой занимался 4-й отдел 8-го Главного управления МВД России.
Это не пустые слова. Эмвэдэшники головой отвечали за нормальную работу секретного конструкторского бюро. Представители управления годами жили в Туле, неделями и месяцами не вылезали с предприятия, которое было поручено их попечению.
Первый вывод следствия был однозначен: если снайперское оружие и похищено, то только не на предприятии, которое его производит…
* * *
Теперь остановимся подробнее на самой винтовке – «взломщике».Более подробное исследование выяснило: нельзя со всей категоричностью утверждать, что ей нет аналогов в мире.
Ряд развитых стран занимается подобными разработками.
– Есть ли аналоги вашей снайперской винтовки в странах запада? – спросили у академика.
Тот. подумав. ответил:
– Все зависит от параметров.
– А именно?
– У моей винтовки – калибр 12,7 мм.
– А у западных?
– Поменьше.
– Это главное отличие?
– Нет, – ответил академик.
– А в чем суть?
– В бронебойных качествах. Как говорил Козьма Прутков, смотри в корень. По бронебойным качествам моя снайперская винтовка – первая в мире.
– Вы за это ручаетесь?
– Стопроцентно.
– Какие у вас основания?
– Моя винтовка выставлялась уже на нескольких международных выставках – продажах сверхточного оружия, – ответил академик. – Это были официальные презентации.
– Когда последний раз по времени была такая выставка?
– В объединенных арабских Эмиратах.
– Это подтверждается документально?
– Конечно.
– У вас есть бумаги?
– Вот они.
– Вы предлагали на экспорт вашу винтовку?
– Нет.
– Почему?
– Не было соответствующего разрешения, а я человек законопослушный, – произнес академик.
– И переговоров на эту тему вы не вели?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
Оперативные данные ФСБ подтвердили, что академик говорит чистую правду, и ничего, кроме правды.
Работники федеральной службы безопасности принялись со всей дотошностью выяснять, можно ли готовое изделие украсть с предприятия, которое они охраняют.
– Я слышал, – рассказывал коллегам один из агентов, – что на московском паровозостроительном заводе провели такую классическую операцию.
– Какую?
– Вынесли с завода все детали тепловоза, а потом спокойно собрали его на стороне. Может, и здесь такая же вещь произошла?
Опять взяли за бока многострадального академика, который доказал как дважды два четыре, что ничего подобного в конструкторском бюро произойти не могло: если и возможно было что-либо с производственного комбината похитить, то это был мелкий предмет наподобие шурупа, который не имел никакого отношения к данному секретному изделию.
Академик не солгал.
Справедливость его слов подтвердила специально для этого созданная комиссия МВД РФ.
– Хорошо, – сказали академику. – Снайперская винтовка выпускается вами?
– Да.
– Она поставлена на поток?
– Нет.
– Значит, выпускаются лишь опытные образцы?
– Да.
– Сколько их всего выпущено?
– Двадцать семь штук.
– Кто главный заказчик разработки?
– МВД России.
– Где готовые образчики вашей продукции?
– Они все отправлены на центральный склад МВД России, – уверенно отвечал академик.
Здесь необходимо отметить, что всю систему контроля за технологическим процессом обеспечивала ко всему прочему и служба заказчика.
Это достигалось очень просто: конечная продукция отгружалась исключительно уполномоченному МВД.
Директор опытного производства КБП показал:
– Было выполнено настолько малое количество снайперских винтовок, что судьбу буквально каждой из них можно проследить – от самого производителя до отдельного заказчика.
– Возможны хищения с местного склада готовой продукции? – спросили у него.
– Исключено.
– От домашнего вора не убережешься.
– У нас многослойный, многоканальный контроль.
– Вы лично можете, если потребуется, взять винтовку со склада?
– Нет.
– Что для этого требуется?
– Письменное разрешение соответствующего управления.
– Иногда, если хотят выкрасть особо ценное изделие, его выносят по частям, а потом собирают вне стен предприятия.
– У нас охрана такая, что и винтик не вынесешь. И потом, собрать детали, подогнать их как следует может только специалист высочайшего класса, у нас такую работу называют «высшим пилотажем».
– Понимаю, это не самовар собрать.
– Во всяком случае, у нас в Туле таких специалистов, кроме нашего предприятия, нет.
* * *
МВД России придало неприятному происшествию самое серьезное значение.Генерал Матейченков знал, что по любому факту хищения оружия оперативные службы уголовного розыска заводят уголовное дело, которое самым тщательным образом расследуется.
Знал он и то, что за последние годы таких дел не заводилось. Он не поленился, уточнил в соответствующем управлении, когда в последний раз произошел подобный случай.
Оказывается, такое случилось в 1997 году, и отнюдь не в Туле, а в Махач – Кале, где со стрелкового спортивного склада добровольного спортивного общества «Динамо» было похищено около семидесяти стволов. И уж конечно, были это не снайперские, а обычные винтовки.
Что же касается Тулы, то с делом производства оружия обстоит там плохо, поскольку у производящих его предприятий очень мало заказов. Казалось бы, это печальное обстоятельство должно способствовать успешному ведению розыска. Но на деле этого не случилось.
Тайна появления у боевиков наших снайперских винтовок все еще оставалась нераскрытой.
Несколько сыщиков выдвинули предположение, что, возможно, чеченцы за большие деньги сумели приобрести – либо попросту выкрали – копии необходимых чертежей, и по ним у себя организовали «штучное» производство снайперских винтовок.
Матейченков обсуждал с одним из руководителей МВД такую возможность.
– Что думаешь на этот счет, Иван Иванович? – спросил его собеседник. – Ты, пожалуй, лучше всех владеешь обстановкой в Чечне.
– Мне кажется, наладить по чертежам производство снайперской винтовки в чеченских условиях невозможно.
– Но они ведь сумели наладить в таких условиях производство автоматов.
Матейченков кивнул:
– Да, они действительно наладили производство автоматов «Борз». Но это несравненно более грубый инструмент. Если снайперская винтовка – электронный микроскоп, то этот автомат – просто лопата.
– У них могут быть специалисты-инженеры высокого класса, – напомнил собеседник.
– Могут.
– И денег на освоение столь важного производства могут бросить кучу…
– И это верно. Но высокой культуры оружейного производства столь быстро не достичь, – решительно произнес генерал. – Для этого необходимо прежде всего время, и немалое.
– У чеченцев его нет?
– Нет.
– Откуда же, по твоему мнению, у них снайперские винтовки? Не с неба же они свалились.
– Хочешь знать мое личное мнение?
– Да.
– Они собрали эти винтовки из ворованных деталей. Вот такая вещь им вполне по силам.
– Значит, ты полагаешь, следует разрабатывать эту версию?
– Уверен.
– Подумаем… Обсудим в Восьмом главном управлении… – решил собеседник.
Нужно ли говорить, что версия Матейченкова оказалась правильной?
* * *
Знакомясь с вверенным ему сложным «хозяйством», генерал Матейченков припомнил жаркий август 1995 года. Тогда он, начальник Главного управления обеспечения общественного порядка, был командирован на определенное время все в ту же Чечню, чтобы ознакомиться с состоянием границ Чеченской республики.И тогда, верный своему принципу, Матейченков решил все сделать сам, не перекладывая порученную работу на плечи подчиненных.
Он на машине вместе с немногочисленной охраной объехал всю беспокойную границу. Всякое бывало. Несколько раз попадал под обстрел.
Чеченские боевики устраивали засады, пытались на пути следования подкладывать мины. Иногда жизнь Матейченкова подвергалась серьезной опасности.
Зато он все проделал сам, познакомился с частями, охраняющими границу, выяснил их нужды и заботы, вскрыл недостатки в несении боевой службы.
Это была во всех отношениях важная командировка.
Тогда же, в Чечне, пять лет назад, Матейченков познакомился с молодым полковником, который – по долгу службы – некоторое время сопровождал его.
Полковник был исполнительный и бесстрашный, он несколько раз проявлял находчивость и смекалку в трудных ситуациях, в которые приходилось попадать им на пути следования. А путь-то был неблизким – общая протяженность границы составляла порядка тысячи километров. Это были и пески, и плавни, и горно-лесистая местность, и топкие болота…
Особенно трудно пришлось в Надтеречном районе, где население было резко враждебно настроено к нашим войскам.
Полковника звали Николай Иванович Переверзев. По вечерам, когда выдавался свободный часок, они вели долгие разговоры об увиденном днем, о путях развития Чечни, о том, какими действиямими необходимо выходить из кризиса.
– Знаете, Иван Иванович, здесь многие офицеры полагают, что нужно Чечню отгородить глухой стеной от нас.
– Так сказать, граница на замке?
– Ну да. Пусть живут как хотят, раз это им так нравится. Неуживчивый народ, ну их к аллаху. Не зря же Александр Македонский в свое время загнал их в эти горы.
– А вы как полагаете?
– Честно говоря, сомневаюсь, что это правильный выход.
Они сидели в помещении Контрольно-пропускного пункта, пили чай с сухарями и тушенкой, отдыхали после долгого и напряженного дня, нафаршированного опасностями и обстрелами.
Матейченков кивнул:
– Правильно сомневаетесь. Создать прочный санитарный кордон, да еще на столь пересеченной местности, – чистой воды утопия. Ухлопаем массу средств, под постоянным напряжением будем держать массу людей, а результатов – чуть.
– Этой войне не видно конца, – вздохнул полковник.
– Война может закончиться в любой момент.
– Отчего это зависит?
– От политической воли. Пока война кому-то очень выгодна.
– Кому?
– Не хочу называть фамилий. Впрочем, вы и сами прекрасно знаете, кого я имею в виду.
– Да все знают, – вздохнул полковник.
Хотя они были знакомы без году неделя, Матейченков испытывал к полковнику необъяснимое доверие, а он редко ошибался в людях.
– Но любой мир нам не нужен, – продолжал Матейченков. – Несправедливый мир типа капитуляции был бы тяжелым ударом для России, сами понимаете…
– Я в первые дни пребывания в Чечне приходил в отчаяние, – признался Николай Иванович. – Как наладить у них порядок? Почему сами не хотят жить по-человечески?
– Тут много факторов наложилось, – произнес Матейченков. – И их разбиение на кланы, которые постоянно враждуют между собой. И их общественные законы, такие, как кровная месть, пришедшие из глубины веков.
– И недавнее прошлое, когда по милости Сталина весь народ очутился в ссылке – в Казахстане и Сибири…
– Ну да, много еще обстоятельств, осложняющих ситуацию. Прибавьте к этому почти полностью разрушенную социальную сферу. Люди не получают пенсии, зарплату, школы и больницы не работают. Работы нет, людям негде жить – жилища разрушены бомбежками…
– Поневоле волком взвоешь.
– Здесь надо начинать с азов, – сказал Матейченков.
– А как?
– С социалки.
– Школы? Больницы? Регулярные выплаты зарплаты и детских пособий? Пенсии? Так, что ли?
– Боюсь, Николай Иванович, вы поняли меня слишком узко, – покачал головой Матейченков. – Конечно, все перечисленное важно, спору нет. Без пенсий, без школ и больниц не может нормально существовать ни одно общество.
– В чем же я не прав?
– Все это, как говорят математики, необходимо, но недостаточно.
– Не понял.
– Ежели нет главного, нет фундамента, то дом, каким бы большим и красивым он ни выглядел, оказывается построенным на песке.
– Так мы начинаем с крыши?
– Примерно так.
– А что главное?
– Главное, чтобы чеченцы взяли судьбу собственной страны в свои руки, – сказал Матейченков.
– Что им мешает?
– Те самые силы, с которыми мы боремся. Боевики, которым в высшей степени наплевать на собственный народ. У которых все действия подчинены, если отбросить трескучие фразы, только одному: богатству и власти. В данном случае я не разделяю эти две категории…
– Так что делать?
Матейченков улыбнулся:
– Чисто русский вопрос, товарищ полковник. Еще со времен Александра Ивановича Герцена. Боевики крепко сидят на хребте своего народа, они подпитываются из-за границы нашими недругами – и деньгами и оружием, к ним непрерывно просачиваются интервенты из разных стран…
– Четыре дня назад наши ребята поймали снайпера…
– Откуда?
– Из Эстонии.
– Ну, вот видите.
– А винтовка у него была российского производства.
– Провели следствие?
– Ведем.
– Что же касается того, что делать… Чеченский народ должен, повторюсь, взять свою судьбу в собственные руки.
– Он пока не в силах…
– Значит, надо помочь, что мы и делаем. Ведь в основе своей, как вы и сами, наверно, успели убедиться, народ не желает войны. Он хочет мирно жить и трудиться. Боевики мешают ему в этот, народ их потому боится и ненавидит.
– Боевики и своему народу несут кровь и смерть.
– И ничего, кроме этого. Значит, необходимо создавать местные органы самоуправления. В них должны быть те люди, которым народ доверяет.
– Согласен, варяги тут неуместны, – согласился Николай Иванович. – но насколько прочно это будет? Придут боевики и снова все возвратят в первобытное состояние.
– Вот-вот, полковник, мы нащупываем главное звено. Для охраны общественного порядка необходимо здесь создавать и собственные органы милиции. Комплектовать их из людей, преданных народу. Только тогда будет толк.
Полковник признался:
– Я тоже много думал об этом. Но теперь мне многое стало ясно. Однако предстоит огромная работа…
– А куда денешься?
Матейченков с хрустом потянулся:
– Чувствую, и сегодня нам рано лечь не удастся.
– Вот я рассказывал, что у зарубежного снайпера-добровольца, приехавшего воевать в Чечню на стороне боевиков, обнаружили оружие нашего производства…
– И что?
– К сожалению, это не единичный случай.
– Знаю. Могу сказать, что наши внутренние органы этим озабочены. МВД уделяет много внимания сложившейся ситуации.
– Дело касается не только оружия.
– А что еще?
– Недавно отбили у боевиков склад, а там, представьте, полностью… российские лекарства!
– Я об этом не слышал, – нахмурился генерал. – Расскажите, пожалуйста, подробнее. Вы в курсе?
– Да.
– Кем выпущены лекарства? Каким предприятием?
– Фирмой «Ферейн».
– Час от часу не легче! – воскликнул Матейченков. – Ведь это, как известно, частная фирма…
– Знаю.
– Лекарства обычные?
– В том-то и дело, что нет. Мне знакомый майор из разведки говорил, что это – препараты специального назначения, хотя я толком не знаю, что это такое.
– Тут все просто. Спецпрепараты – это препараты, содержащие наркотики.
– Наркотики?
– Ну да, такие, как морфин или промедол.
– Разве их производство не находится под контролем?
– Находится, и под очень жестким. Иначе бы конец света наступил, – махнул рукой генерал.
– И любой медицинский завод может выпускать их?
– Упаси господь. Это право имеют всего несколько российских заводов, которые находятся в государственной собственности.
– А «Ферейн»?
– «Ферейн» – частное предприятие, и потому выпускать такие препараты оно не может.
– Что же могли обнаружить у чеченцев на складе?
– Я непременно поинтересуюсь, полковник. Спасибо за информацию. Но думаю, это были, конечно, не наркотики в чистом виде, а психотропные препараты… – Матейченков перехватил вопросительный взгляд собеседника и пояснил: в малых количествах эти препараты носят совершенно безобидный характер и употребляются, например, для снятия стресса, либо в качестве легкого снотворного… Ну, скажем, такие, как феназепам или тазепам… Слышал про такие, товарищ полковник?
– Не приходилось.
– Ваше счастье… – вздохнул Матейченков.
– А если возвратиться к нашей находке?
– Мое мнение таково. Речь идет, скорее всего, о только тех препаратах, которые я назвал.
– Но ведь они безобидны?
– В малых дозах – именно так. Самое смешное, что совсем недавно их можно было купить в любой аптеке, в любом аптечном киоске, самом занюханном. Знаю это, как говорится, из первых рук…
– А теперь?
– Теперь их продажу несколько ограничили, но не жестко: рецепт может выписать любой лечащий врач.
– Так в чем же суть?
– В дозе, мой милый, в дозе. И змеиный яд в малых количествах может быть целебен, а вот ежели его вкатить полной мерой – получится совсем другой эффект, прямо противоположный.
– Понятно.
– И вот здесь, мне кажется, в нашем законодательстве допущен серьезный пробел. Я обязательно буду говорить об этом, когда вернусь в Москву.
– Пробел связан с наркотиками?
– Косвенно, но он создает довольно ощутимую щель для наркодельцов, и они этой щелью умело пользуются. Дело в том, что на розничную продажу психотропных препаратов наложены определенные ограничения, они связывают руки нечистым на руку бизнесменам. А вот для оптовой продажи психотропных препаратов никаких ограничений нет.
– Точно?
– Да. Со склада можно безболезненно купить любую партию такого товара.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента