Страница:
– Как Зона? Привык? – справился шеф через полминуты.
Сиверцев неопределенно пожал плечами:
– Разве к этому привыкнешь? Скорее, смирился.
– Филиппыч говорил, ты многому научился за последнюю вахту. А знаешь почему? Потому что сидел на заимке без перерыва. Если б тебя после первого месяца в городок вернули, на следующую вахту ты бы как с нуля заступал. В городке быстро все выветривается, что не очень глубоко въелось. По хорошему тебе бы еще месяцок на заимке посидеть – как раз шестнадцать недель, переломный срок. Кто столько в Зоне отсидит – уже не забудет ничего и никогда. По родному сортиру с опаской ходить станет и дорогу в городке переходить полуприсев.
«Свисти-свисти, – подумал Ваня грустно. – Слыхал я эти песни венского леса уже, неоднократно слыхал».
Наверное, у него был достаточно выразительный взгляд, потому что развивать тему Тараненко не стал. Отпил коньяку, бросил в рот колбаску. И без обиняков сменил тему:
– Рассказывай, зачем Покатилов приходил.
– Этого я не знаю, – честно признался Сиверцев. – Мы с ним вообще ни о чем толком не поговорили. Он всего лишь поинтересовался – зачем я от него прячусь? А я-то и не думал прятаться! Так ему и объяснил.
– В каком смысле прячешься? – уточнил Тараненко. – На связь не выходишь, что ли?
Ваня поднял по-прежнему грустный взгляд на шефа и объяснил:
– Покатилов сказал, будто бы видел институтские графики дежурств на заимках. И якобы там указано, что не сидел я на четверке подряд три вахты, а как и положено по трудовому законодательству после первых четырех недель работы в Зоне отбыл на такой же срок в институт, на реабилитацию и все такое. Покатилов, очевидно, ждал, что я за эти четыре недели заскочу к нему в «Вотрубу», потолковать и все такое. Но поскольку на самом деле я оставался на заимке, заскочить я никак не мог. Это я ему и объяснил. Покатилов удивился, подумал, и закончил разговор.
– Серьезно, что ли? – удивился Тараненко.
– Да. Задумался, помолчал и отправил меня назад, на заимку.
– И ни о чем больше не спрашивал?
Сиверцев поколебался и решил, что молчать не стоит.
– Еще попросил шепнуть, если Псих объявится, – сказал Ваня с неохотой.
О том, что сообщить это Покатилову он должен был раньше, чем Тараненко, Ваня пока умолчал. Факты скрывать чревато, а вот подробности до поры до времени можно и придержать в резерве, хуже точно не будет.
Тараненко испытывающе глядел на Ваню и взгляд у него был на редкость тяжелый.
– Ну и как? – поинтересовался Тараненко. – Сообщишь?
Ваня невольно отвел взгляд.
– А куда мне деваться? – глухо переспросил он. – Я ж между вами, как песчинка в жерновах.
– От некоторых песчинок и жернова портятся, – проворчал Тараненко уже мягче. – Ты закусывай, закусывай.
Сиверцев с некоторым облегчением потянулся к лимончику.
Вездеход все переваливался с боку на бок – вроде, от заимки практически до самого бара колея была давным-давно накатанная и утрамбованная, а трясло все равно немилосердно. Тараненко между делом покосился на обзорник. Там уже и трущобы виднелись – низкие бетонные строения, издалека похожие на незавершенную стройку. Там, в одной из этих бетонных коробок, располагался бар «100 рентген», место в Зоне практически культовое.
– Стоп! – выдохнул в трансляцию старший маршрута, опять же знакомый по прошлым выходам офицер, которого Тараненко называл просто Петро. – Гвардия, на выход!
Вояки принялись застегиваться и напяливать шлемы. Сиверцев воспользовался неподвижностью вездехода, глотнул коньяку, сжевал колбаску и принялся ожидать дальнейших расспросов, поскольку не верил, что шеф ограничится уже сказанным.
Лязгнул люк, гвардия полезла наружу. Сиверцев знал, что сейчас будет: выстроятся перед вездеходом чуть изогнутой шеренгой и медленно пойдут вперед, а вездеход так же медленно поползет следом за ними.
– А вы на заимку не этой дорогой проскочили? – поинтересовался Ваня.
– Не. – Тараненко покачал головой. – Южнее, мимо свалки. Мы ж на двойку заезжали перед вами.
– А… – понял Ваня и вздохнул. Потом набрался смелости и спросил еще разок: – А сейчас как, на выход или по Зоне таскаться будем?
Вообще-то он краем глаза видел, что свеженьких-чистеньких контейнеров в грузовом отсеке вездехода не осталось, под зажимами стояли только пыльные, с заимок. Но кто ж поручится за планы высокого начальства?
– Там видно будет, – уклончиво ответил Тараненко. – Сейчас в бар заглянем, все и прояснится. Но заимок по графику больше нет.
«Ну, хоть…» – подумал Сиверцев со вздохом.
– Ты, небось, о пиве мечтаешь? Вот и глотнешь в баре, раз уж заедем.
– Ага… – уныло отозвался Ваня. – Там пиво стоит как эппловский комп. А у меня финансы еще с марта поют романсы. Зарплату ж мне никто не завез…
– Я угощу, – пообещал Тараненко.
«Хм! – подумал Сиверцев. – Ну что же, никто, как говорится, вас за язык не тянул, Максим Николаич…»
От халявного пива Ваня отказываться не собирался. Пусть без ванны с пеной и еще в Зоне – хрен с ним, переживет как-нибудь. Главное, что жизнь налаживается, прямо как в том анекдоте.
Вскоре вездеход дернулся и пополз на пониженной передаче. Со скоростью пешехода до бара он будет тащиться не менее получаса, а вернее всего – минут сорок-сорок пять.
Как раз – не торопясь, со смаком допить коньяк и дожевать колбаски.
Вопреки ожиданиям Тараненко расспросы прекратил, а почему – это Ваня понял уже в обшарпанном зале бара «100 рентген».
Вездеход припарковался метрах в сорока от массивных металлических дверей с иногда подновляемой надписью в стиле городских граффити. Прямо тут же, у ворот, валялись несколько баллончиков из-под краски. Военсталкеры в бар не собирались, да и еще вопрос – пустили бы их туда. Охрана в данный момент наверняка с неудовольствием зыркала на них, во всяком случае все четыре камеры наружного наблюдения развернулись на вездеход. Поэтому бойцы, имея вид бесшабашный и независимый, забрались на броню, кто-то добыл большой пакет турецких полосатых семечек и все шестеро принялись их напоказ лузгать.
Рахметян минут за пять до прибытия наконец соизволил оторваться от своего планшета, допил забытый коньяк и вернул пустой стакан на поднос. Тараненко ушел в кабину к офицеру, поэтому Ваня Сиверцев счел, что если посуду приберет он – будет уместно и правильно. Пока он споласкивал стаканы и блюдечки на камбузе и складывал их в шкафчик, как раз и прибыли.
– Альберт, пойдешь? – выглянул из кабины Тараненко.
– Уже да, – вальяжно подтвердил Рахметян. – Хоть ноги разомну.
«И правда, – подумал Сиверцев не без ехидцы. – Засиделся ты, Альбертик, с дня рождения жопу от кресла отрывал только чтобы уйти в горизонталь и поспать!»
Четвертым с ними отправился Петро.
Едва перед воротами появился Тараненко, моментально распахнулась дверца, которую, вероятно, не прошиб бы и прямой выстрел из гранатомета. В проеме возник здоровенный охранник с автоматиком на груди – автоматик казался игрушечным на этом громиле. Рядом топтался второй охранник, помельче, но тоже не малыш.
– Добро пожаловать, Максим Николаич! – не сказал даже, а пропел первый неожиданно высоким голосом.
– Здрасте, – коротко поздоровался Тараненко. – Нас четверо.
Охранник с сомнением указал на старшего маршрута:
– А этому разве можно? – протянул он неуверенно.
– Офицеру везде можно, – отрезал Тараненко. – Тем более, он без оружия.
Кобура у Петра действительно была пустой и напоказ расстегнутой – он прекрасно знал местные нравы.
– Ладно, заходите, – буркнул охранник и посторонился.
При виде Рахметяна он добавил: «Привет, наука!», что в равной мере относилось, видимо, и к Ване Сиверцеву. Когда пару недель назад троица с заимки наведывалась сюда, этот же охранник точно так же кинул Рахметяну и Сиверцеву: «Привет, наука!» и обоих впустил, а Филиппыч остался дожидаться снаружи, только не здесь, не на площадке перед воротами, а гораздо дальше, на самой окраине трущоб. С оружием в бар его точно не впустили бы, а передавать в чужие руки свой смертоносный агрегат и многочисленные по карманам стволы-ножи было не в правилах Филиппыча.
В баре почти ничего не изменилось с прошлого раза, разве только рожи за столиками группировались в ином порядке. Именно рожи – бритьем в Зоне себя мало кто утруждал, ну а образ жизни позволял наиболее вольготно чувствовать себя здесь отнюдь не сливкам общества, а наоборот – элементам, весьма далеким от джентльменства и максимально близким к уголовщине. Нормальные сталкеры в бар захаживали, но сидели тут редко: какой смысл покупать выпивку даже не втридорога, а в десять дорогов? Нормальные сталкеры в зону ходят за хабаром, а выручку проматывают снаружи, за периметром. Зато мародеров и грабителей «100 рентген» всегда приманивал, как мух навозная куча. Все слухи и сплетни стекались сюда: кто, куда и зачем отправился, где и что продают или готовы купить, кто где гробанулся – все эти сведения кочевали из уст в уста и, положа руку на сердце, именно здесь планировались большинство ограблений и разбоев, потому что для местного сброда обобрать идущих с добычей незадачливых сталкеров так же естественно и почетно, как футбольному «Зениту» купить очередное чемпионство за народные деньги. Все это знали, но все равно все дороги вокруг Диких Земель так или иначе вели в «100 рентген», потому что так устроена жизнь, и неважно где – внутри периметра или снаружи.
Максима Тараненко тут, естественно, знали. И знали, что он не просто «прохвессор из института», а кроме всего прочего человек, ведущий довольно большие дела, и что за ним стоит некая не вполне очевидная, но совершенно бесспорная сила. Сиверцев не сомневался, что с присущей ему бесцеремонностью шеф торгует здесь информацией, причем скорее всего покупает он больше, чем продает. И еще Ваня подозревал, что здесь у шефа сидит связник, потому что почти каждый выезд в Зону Тараненко заглядывал сюда и часто после этого сначала впадал в недолгую задумчивость, а потом начинал действовать, резко и решительно, словно получил здесь некую информацию, обмозговал ее и принялся за работу.
Единственное, чего Ваня не понимал – это почему его шефом не интересуются компетентные органы Украины, поскольку Тараненко почти не скрывал, что сотрудничает с разведкой какой-то мощной европейской страны калибра Британии, Франции или Германии. Однако, если подумать, и этому находился ответ: сам Сиверцев волей-неволей мыслил как россиянин, гражданин пусть и не особенно успешной, но большой и все еще сильной страны, которая была и будет безоговорочным антагонистом западноевропейским державам, а Украина насквозь продажна и сколько уже лет подряд пляшет под дудку Америки с Евросоюзом в наивной и тщетной надежде затесаться в эту компанию на равных правах. В России к Тараненко, скорее всего, уже бы присмотрелись. А тут разве только не козыряют…
Простые люди, конечно же, ко всем этим гнусностям отношения не имеют – продажны чиновники и правительство. Но кому от этого легче?
Едва Тараненко появился в зале, бармен выскочил ему навстречу, поручкался и тут же метнулся к лучшему столу, выпроваживать каких-то сомнительных личностей в камуфле. Те, вопреки опасениям Вани, без слов встали и пересели за другой столик, да не соседний, а аж через два, так, что вокруг освободившегося возник эдакий вакуум. Зона отчуждения.
«Недурно он местных халдеев вышколил», – с невольным уважением подумал Сиверцев о шефе.
Сам Ваня без затей умостился за столом, у стеночки. Рахметян присел напротив; лучшее место, с торца, естественно, досталось Тараненко, а вот капитан, видимо, не захотел садиться спиной к залу и к выходу. Подсел к Ване, бочком.
– Чего будем? – Тараненко вопросительно оглядел присутствующих. – Коньяк тут паршивый, сами знаете.
– Знаем, – вздохнул Рахметян, одновременно морщась. – Может, просто водочки?
– Водочка тут тоже не очень…
– Тогда по пивку. Пиво испортить трудно.
– В этой стране, – пожал плечами Тараненко, – почти все пиво испорчено изначально, на уровне замысла.
– Так что ж теперь, совсем не пить? – всплеснул руками Рахметян. – Ваня! Скажи веское слово молодости!
– Мне пиво обещали, – индифферентно отозвался Сиверцев.
– А я вообще спиртного не хочу, – неожиданно заявил Петро.
– Чай и кофе тут, опять же, не высший сорт. – Тараненко ухмыльнулся. – Да уж, положеньице!
Он обернулся к терпеливо ожидающему чуть поодаль бармену и осведомился:
– Мое еще осталось?
– Пол-ящика! – проинформировал бармен.
– По бутылочке, – велел Тараненко. – И орешки какие-нибудь, что ли.
– Сей момент! – кивнул бармен. – А Толика сразу звать или потом?
– Сразу зови.
– Ага, – уронил бармен и умчался.
Буквально через минуту он вернулся с четырьмя бутылками «Пльзеньского», причем чешского производства. У Рахметяна с Сиверцевым натурально глаза на лоб полезли.
– Фигассе! – оценил Сиверцев, заранее предвкушая. – Чешское!
Тараненко небрежно пояснил:
– С точки зрения любого чеха бутылочное – тоже не пиво. Но мы ведь не чехи, так что…
В следующие несколько минут Ваня умирал, возрождался, снова умирал и снова возрождался – ровно по числу глотков. Он и представить не мог – насколько истосковался по простому, в общем-то, народному напитку и по атмосфере, сопутствующей его поглощению. Ему даже смешно стало – по дому в родимом Череповце он, как оказалось, не так скучал, как по хорошему пиву. Вот ведь закавыка какая…
Пришел упомянутый Толик – нечесаный и небритый мужичок достаточно затрапезного вида, чтобы даже в Зоне выглядеть неопрятным. Он сел рядом с Рахметяном и принялся что-то монотонно бубнить – слушали его только шеф с Альбертиком. Ваня не слушал, и Петро, похоже, тоже не слушал, а загибал Толик что-то насчет каких-то поставок чего-то и куда-то. Вникать чего и куда совершенно не хотелось; Ваня и не вникал. Зато Тараненко слушал внимательно, даже переспрашивал иногда.
«Вот ведь жизнь у человека, – неожиданно посочувствовал шефу Сиверцев. – Ни минуты покоя, круглые сутки кто-нибудь его одолевает. То рассказами, то расспросами, то просьбами. Я бы так не смог, озверел бы моментально».
Он в очередной раз глотнул пива, рассеянно шаря взглядом по залу и вдруг что-то словно бы заставило его поглядеть в сторону входа.
Ваня взглянул и обмер, чуть не выронив из внезапно ослабевшей руки бутылку с остатками «Пльзеньского».
В арочке, еще не войдя в сторентгеновский зал, стоял и близоруко щурился сталкер Псих собственной персоной.
Секундой позже его заметил и Тараненко.
Глава четвертая
Сиверцев неопределенно пожал плечами:
– Разве к этому привыкнешь? Скорее, смирился.
– Филиппыч говорил, ты многому научился за последнюю вахту. А знаешь почему? Потому что сидел на заимке без перерыва. Если б тебя после первого месяца в городок вернули, на следующую вахту ты бы как с нуля заступал. В городке быстро все выветривается, что не очень глубоко въелось. По хорошему тебе бы еще месяцок на заимке посидеть – как раз шестнадцать недель, переломный срок. Кто столько в Зоне отсидит – уже не забудет ничего и никогда. По родному сортиру с опаской ходить станет и дорогу в городке переходить полуприсев.
«Свисти-свисти, – подумал Ваня грустно. – Слыхал я эти песни венского леса уже, неоднократно слыхал».
Наверное, у него был достаточно выразительный взгляд, потому что развивать тему Тараненко не стал. Отпил коньяку, бросил в рот колбаску. И без обиняков сменил тему:
– Рассказывай, зачем Покатилов приходил.
– Этого я не знаю, – честно признался Сиверцев. – Мы с ним вообще ни о чем толком не поговорили. Он всего лишь поинтересовался – зачем я от него прячусь? А я-то и не думал прятаться! Так ему и объяснил.
– В каком смысле прячешься? – уточнил Тараненко. – На связь не выходишь, что ли?
Ваня поднял по-прежнему грустный взгляд на шефа и объяснил:
– Покатилов сказал, будто бы видел институтские графики дежурств на заимках. И якобы там указано, что не сидел я на четверке подряд три вахты, а как и положено по трудовому законодательству после первых четырех недель работы в Зоне отбыл на такой же срок в институт, на реабилитацию и все такое. Покатилов, очевидно, ждал, что я за эти четыре недели заскочу к нему в «Вотрубу», потолковать и все такое. Но поскольку на самом деле я оставался на заимке, заскочить я никак не мог. Это я ему и объяснил. Покатилов удивился, подумал, и закончил разговор.
– Серьезно, что ли? – удивился Тараненко.
– Да. Задумался, помолчал и отправил меня назад, на заимку.
– И ни о чем больше не спрашивал?
Сиверцев поколебался и решил, что молчать не стоит.
– Еще попросил шепнуть, если Псих объявится, – сказал Ваня с неохотой.
О том, что сообщить это Покатилову он должен был раньше, чем Тараненко, Ваня пока умолчал. Факты скрывать чревато, а вот подробности до поры до времени можно и придержать в резерве, хуже точно не будет.
Тараненко испытывающе глядел на Ваню и взгляд у него был на редкость тяжелый.
– Ну и как? – поинтересовался Тараненко. – Сообщишь?
Ваня невольно отвел взгляд.
– А куда мне деваться? – глухо переспросил он. – Я ж между вами, как песчинка в жерновах.
– От некоторых песчинок и жернова портятся, – проворчал Тараненко уже мягче. – Ты закусывай, закусывай.
Сиверцев с некоторым облегчением потянулся к лимончику.
Вездеход все переваливался с боку на бок – вроде, от заимки практически до самого бара колея была давным-давно накатанная и утрамбованная, а трясло все равно немилосердно. Тараненко между делом покосился на обзорник. Там уже и трущобы виднелись – низкие бетонные строения, издалека похожие на незавершенную стройку. Там, в одной из этих бетонных коробок, располагался бар «100 рентген», место в Зоне практически культовое.
– Стоп! – выдохнул в трансляцию старший маршрута, опять же знакомый по прошлым выходам офицер, которого Тараненко называл просто Петро. – Гвардия, на выход!
Вояки принялись застегиваться и напяливать шлемы. Сиверцев воспользовался неподвижностью вездехода, глотнул коньяку, сжевал колбаску и принялся ожидать дальнейших расспросов, поскольку не верил, что шеф ограничится уже сказанным.
Лязгнул люк, гвардия полезла наружу. Сиверцев знал, что сейчас будет: выстроятся перед вездеходом чуть изогнутой шеренгой и медленно пойдут вперед, а вездеход так же медленно поползет следом за ними.
– А вы на заимку не этой дорогой проскочили? – поинтересовался Ваня.
– Не. – Тараненко покачал головой. – Южнее, мимо свалки. Мы ж на двойку заезжали перед вами.
– А… – понял Ваня и вздохнул. Потом набрался смелости и спросил еще разок: – А сейчас как, на выход или по Зоне таскаться будем?
Вообще-то он краем глаза видел, что свеженьких-чистеньких контейнеров в грузовом отсеке вездехода не осталось, под зажимами стояли только пыльные, с заимок. Но кто ж поручится за планы высокого начальства?
– Там видно будет, – уклончиво ответил Тараненко. – Сейчас в бар заглянем, все и прояснится. Но заимок по графику больше нет.
«Ну, хоть…» – подумал Сиверцев со вздохом.
– Ты, небось, о пиве мечтаешь? Вот и глотнешь в баре, раз уж заедем.
– Ага… – уныло отозвался Ваня. – Там пиво стоит как эппловский комп. А у меня финансы еще с марта поют романсы. Зарплату ж мне никто не завез…
– Я угощу, – пообещал Тараненко.
«Хм! – подумал Сиверцев. – Ну что же, никто, как говорится, вас за язык не тянул, Максим Николаич…»
От халявного пива Ваня отказываться не собирался. Пусть без ванны с пеной и еще в Зоне – хрен с ним, переживет как-нибудь. Главное, что жизнь налаживается, прямо как в том анекдоте.
Вскоре вездеход дернулся и пополз на пониженной передаче. Со скоростью пешехода до бара он будет тащиться не менее получаса, а вернее всего – минут сорок-сорок пять.
Как раз – не торопясь, со смаком допить коньяк и дожевать колбаски.
Вопреки ожиданиям Тараненко расспросы прекратил, а почему – это Ваня понял уже в обшарпанном зале бара «100 рентген».
Вездеход припарковался метрах в сорока от массивных металлических дверей с иногда подновляемой надписью в стиле городских граффити. Прямо тут же, у ворот, валялись несколько баллончиков из-под краски. Военсталкеры в бар не собирались, да и еще вопрос – пустили бы их туда. Охрана в данный момент наверняка с неудовольствием зыркала на них, во всяком случае все четыре камеры наружного наблюдения развернулись на вездеход. Поэтому бойцы, имея вид бесшабашный и независимый, забрались на броню, кто-то добыл большой пакет турецких полосатых семечек и все шестеро принялись их напоказ лузгать.
Рахметян минут за пять до прибытия наконец соизволил оторваться от своего планшета, допил забытый коньяк и вернул пустой стакан на поднос. Тараненко ушел в кабину к офицеру, поэтому Ваня Сиверцев счел, что если посуду приберет он – будет уместно и правильно. Пока он споласкивал стаканы и блюдечки на камбузе и складывал их в шкафчик, как раз и прибыли.
– Альберт, пойдешь? – выглянул из кабины Тараненко.
– Уже да, – вальяжно подтвердил Рахметян. – Хоть ноги разомну.
«И правда, – подумал Сиверцев не без ехидцы. – Засиделся ты, Альбертик, с дня рождения жопу от кресла отрывал только чтобы уйти в горизонталь и поспать!»
Четвертым с ними отправился Петро.
Едва перед воротами появился Тараненко, моментально распахнулась дверца, которую, вероятно, не прошиб бы и прямой выстрел из гранатомета. В проеме возник здоровенный охранник с автоматиком на груди – автоматик казался игрушечным на этом громиле. Рядом топтался второй охранник, помельче, но тоже не малыш.
– Добро пожаловать, Максим Николаич! – не сказал даже, а пропел первый неожиданно высоким голосом.
– Здрасте, – коротко поздоровался Тараненко. – Нас четверо.
Охранник с сомнением указал на старшего маршрута:
– А этому разве можно? – протянул он неуверенно.
– Офицеру везде можно, – отрезал Тараненко. – Тем более, он без оружия.
Кобура у Петра действительно была пустой и напоказ расстегнутой – он прекрасно знал местные нравы.
– Ладно, заходите, – буркнул охранник и посторонился.
При виде Рахметяна он добавил: «Привет, наука!», что в равной мере относилось, видимо, и к Ване Сиверцеву. Когда пару недель назад троица с заимки наведывалась сюда, этот же охранник точно так же кинул Рахметяну и Сиверцеву: «Привет, наука!» и обоих впустил, а Филиппыч остался дожидаться снаружи, только не здесь, не на площадке перед воротами, а гораздо дальше, на самой окраине трущоб. С оружием в бар его точно не впустили бы, а передавать в чужие руки свой смертоносный агрегат и многочисленные по карманам стволы-ножи было не в правилах Филиппыча.
В баре почти ничего не изменилось с прошлого раза, разве только рожи за столиками группировались в ином порядке. Именно рожи – бритьем в Зоне себя мало кто утруждал, ну а образ жизни позволял наиболее вольготно чувствовать себя здесь отнюдь не сливкам общества, а наоборот – элементам, весьма далеким от джентльменства и максимально близким к уголовщине. Нормальные сталкеры в бар захаживали, но сидели тут редко: какой смысл покупать выпивку даже не втридорога, а в десять дорогов? Нормальные сталкеры в зону ходят за хабаром, а выручку проматывают снаружи, за периметром. Зато мародеров и грабителей «100 рентген» всегда приманивал, как мух навозная куча. Все слухи и сплетни стекались сюда: кто, куда и зачем отправился, где и что продают или готовы купить, кто где гробанулся – все эти сведения кочевали из уст в уста и, положа руку на сердце, именно здесь планировались большинство ограблений и разбоев, потому что для местного сброда обобрать идущих с добычей незадачливых сталкеров так же естественно и почетно, как футбольному «Зениту» купить очередное чемпионство за народные деньги. Все это знали, но все равно все дороги вокруг Диких Земель так или иначе вели в «100 рентген», потому что так устроена жизнь, и неважно где – внутри периметра или снаружи.
Максима Тараненко тут, естественно, знали. И знали, что он не просто «прохвессор из института», а кроме всего прочего человек, ведущий довольно большие дела, и что за ним стоит некая не вполне очевидная, но совершенно бесспорная сила. Сиверцев не сомневался, что с присущей ему бесцеремонностью шеф торгует здесь информацией, причем скорее всего покупает он больше, чем продает. И еще Ваня подозревал, что здесь у шефа сидит связник, потому что почти каждый выезд в Зону Тараненко заглядывал сюда и часто после этого сначала впадал в недолгую задумчивость, а потом начинал действовать, резко и решительно, словно получил здесь некую информацию, обмозговал ее и принялся за работу.
Единственное, чего Ваня не понимал – это почему его шефом не интересуются компетентные органы Украины, поскольку Тараненко почти не скрывал, что сотрудничает с разведкой какой-то мощной европейской страны калибра Британии, Франции или Германии. Однако, если подумать, и этому находился ответ: сам Сиверцев волей-неволей мыслил как россиянин, гражданин пусть и не особенно успешной, но большой и все еще сильной страны, которая была и будет безоговорочным антагонистом западноевропейским державам, а Украина насквозь продажна и сколько уже лет подряд пляшет под дудку Америки с Евросоюзом в наивной и тщетной надежде затесаться в эту компанию на равных правах. В России к Тараненко, скорее всего, уже бы присмотрелись. А тут разве только не козыряют…
Простые люди, конечно же, ко всем этим гнусностям отношения не имеют – продажны чиновники и правительство. Но кому от этого легче?
Едва Тараненко появился в зале, бармен выскочил ему навстречу, поручкался и тут же метнулся к лучшему столу, выпроваживать каких-то сомнительных личностей в камуфле. Те, вопреки опасениям Вани, без слов встали и пересели за другой столик, да не соседний, а аж через два, так, что вокруг освободившегося возник эдакий вакуум. Зона отчуждения.
«Недурно он местных халдеев вышколил», – с невольным уважением подумал Сиверцев о шефе.
Сам Ваня без затей умостился за столом, у стеночки. Рахметян присел напротив; лучшее место, с торца, естественно, досталось Тараненко, а вот капитан, видимо, не захотел садиться спиной к залу и к выходу. Подсел к Ване, бочком.
– Чего будем? – Тараненко вопросительно оглядел присутствующих. – Коньяк тут паршивый, сами знаете.
– Знаем, – вздохнул Рахметян, одновременно морщась. – Может, просто водочки?
– Водочка тут тоже не очень…
– Тогда по пивку. Пиво испортить трудно.
– В этой стране, – пожал плечами Тараненко, – почти все пиво испорчено изначально, на уровне замысла.
– Так что ж теперь, совсем не пить? – всплеснул руками Рахметян. – Ваня! Скажи веское слово молодости!
– Мне пиво обещали, – индифферентно отозвался Сиверцев.
– А я вообще спиртного не хочу, – неожиданно заявил Петро.
– Чай и кофе тут, опять же, не высший сорт. – Тараненко ухмыльнулся. – Да уж, положеньице!
Он обернулся к терпеливо ожидающему чуть поодаль бармену и осведомился:
– Мое еще осталось?
– Пол-ящика! – проинформировал бармен.
– По бутылочке, – велел Тараненко. – И орешки какие-нибудь, что ли.
– Сей момент! – кивнул бармен. – А Толика сразу звать или потом?
– Сразу зови.
– Ага, – уронил бармен и умчался.
Буквально через минуту он вернулся с четырьмя бутылками «Пльзеньского», причем чешского производства. У Рахметяна с Сиверцевым натурально глаза на лоб полезли.
– Фигассе! – оценил Сиверцев, заранее предвкушая. – Чешское!
Тараненко небрежно пояснил:
– С точки зрения любого чеха бутылочное – тоже не пиво. Но мы ведь не чехи, так что…
В следующие несколько минут Ваня умирал, возрождался, снова умирал и снова возрождался – ровно по числу глотков. Он и представить не мог – насколько истосковался по простому, в общем-то, народному напитку и по атмосфере, сопутствующей его поглощению. Ему даже смешно стало – по дому в родимом Череповце он, как оказалось, не так скучал, как по хорошему пиву. Вот ведь закавыка какая…
Пришел упомянутый Толик – нечесаный и небритый мужичок достаточно затрапезного вида, чтобы даже в Зоне выглядеть неопрятным. Он сел рядом с Рахметяном и принялся что-то монотонно бубнить – слушали его только шеф с Альбертиком. Ваня не слушал, и Петро, похоже, тоже не слушал, а загибал Толик что-то насчет каких-то поставок чего-то и куда-то. Вникать чего и куда совершенно не хотелось; Ваня и не вникал. Зато Тараненко слушал внимательно, даже переспрашивал иногда.
«Вот ведь жизнь у человека, – неожиданно посочувствовал шефу Сиверцев. – Ни минуты покоя, круглые сутки кто-нибудь его одолевает. То рассказами, то расспросами, то просьбами. Я бы так не смог, озверел бы моментально».
Он в очередной раз глотнул пива, рассеянно шаря взглядом по залу и вдруг что-то словно бы заставило его поглядеть в сторону входа.
Ваня взглянул и обмер, чуть не выронив из внезапно ослабевшей руки бутылку с остатками «Пльзеньского».
В арочке, еще не войдя в сторентгеновский зал, стоял и близоруко щурился сталкер Псих собственной персоной.
Секундой позже его заметил и Тараненко.
Глава четвертая
Заночевали в «100 рентгенах», в обычной норе. Босс в своих апартаментах, а охрана – в обширном предбаннике. Киргиз не особо любил ночевать в Зоне, тем более в этом гадючнике. Не в том смысле, что тут грязно – нет, вполне терпимо, а по меркам Зоны – так и вовсе роскошно. Киргизу не нравились местные джигиты. Рыла у всех, словно у рецидивистов, и смотрят на тебя так, будто прикидывают как тебя половчее пристукнуть. Постоянное ожидание, образно говоря, ножа в спину не покидало Киргиза едва трущобы Диких Земель начинали маячить на горизонте и не проходило пока они за горизонтом не исчезали. Киргиз знал, что в Зоне прорва значительно более гиблых мест, но туда он, скорее всего, потопал бы охотнее, нежели в это бандитское логово.
Чего уж говорить, если приходится тут ночевать?
Зато босс ничем подобным не заморачивался. Или просто не показывал виду – кто его разберет? Наверняка он помнил бар совсем другим, и его тут, стопудово, тоже периодически вспоминали. Возможно, что сталкер Лось, как раньше величали босса, имел перед баром какие-то давние заслуги, хотя скорее всего он просто хорошо платил хозяевам. Но так или иначе, у Покатилова имелись в одном здании с баром личные апартаменты, за которыми местные в его отсутствие приглядывали. Понятно, что никаких важных дел босс тут не вел, потому что здешние стены вполне предсказуемо имели ба-альшущие уши, да и глаза, скорее всего, тоже. Но отсидеться всегда было можно, чем босс с успехом и пользовался.
Ночь прошла спокойно, хотя выспался Киргиз традиционно плохо. Все мерещилась ему какая-нибудь фигня, грозящая перерасти в стрельбу или хотя бы в поножовщину. Однако и в этот раз обошлось, а наутро босс, даже кофе не испив, велел собираться и выходить к периметру.
Топали сегодня непривычно резво, видать, и Зона поднадоела за четыре дня, и по миру за периметром все соскучились. Маршрут был знакомый, никаких особых сюрпризов он не сулил, поэтому уже к полудню вышли в совсем уж спокойные места, по дороге отстрелив ноги всего-то парочке зомби.
Ну а как периметр миновали, вообще все расслабились. В леске, уже самом обычном, без всякой зоновской жути и без зловредного зверья их встретил Чига, проводил до своей японской таратайки и команда, воодушевленная и обмякшая, погрузилась. Босс уже прилип к мобильнику – минут десять не убирал руку с комом от уха и непохоже, чтобы собирался разговор прекратить. И разговоры у него, надо сказать, непростые: босс в основном слушает, редко когда вставляет фразу-другую.
Эх, высокая арифметика большого бизнеса… Киргиз о себе точно знал, что к ней категорически непригоден. Его дело – стрелять. Вот это он умеет здоровски, без ложной скромности можно отметить.
А самое главное – отчетливо понимает: чем меньше приходится стрелять, тем лучше для всех. Тир, понятно, не в счет…
Чига ловко гнал «ниссан» разбитым проселком, ребята внутри даже и не летали особо, хотя сидели-то плотно, потому как тесновато для шестерых в такой таратайке даже если все сидят прямо на полу. Потом трясти и вовсе почти перестало: выехали на щербатый асфальт. До городка оставалось всего ничего, минут пятнадцать – и то лишь потому, что асфальт, положа руку на сердце, говно: яма на яме.
И тут у «ниссана» рвануло колесо. Хорошо, хоть заднее…
Правое заднее.
Сначала послышался легкий хлопок, потом «ниссан», припав, как хромая собака на больную ногу, назад и накренившись вправо, пошел юзом. Точнее, пошел юзом задний мост – корму стало заносить вправо. Неопытные водители в таких случаях рефлекторно крутят руль влево и притормаживают, и тогда все – машину заносит окончательно и она летит кувырком, через крышу. Но Чига был опытный водила, вообще не стал тормозить, только газ, естественно, отпустил, а руль крутанул против заноса, как гонщик на повороте трека. Если бы дорога была ровнее и шире, скорее всего все обошлось бы убитым диском да умеренными повреждениями моста и рамы около правого заднего колеса.
Дорога, увы, была не очень, а главное – при заносе лопнувшее колесо начало сползать в кювет и тянуть за собой все остальное. Чига не удержал увечный микроавтобус на дороге – тот все-таки кувыркнулся в кювет, встал на крышу, потом опять на уцелевшие колеса и, уже погасив скорость и вращение, медленно повалился на правый бок.
Чига и сидевший впереди Покатилов были пристегнуты, поэтому остались в креслах, хотя верхний – Чига – косо повис на ремнях. А вот шестеро охранников сзади лежали вповалку.
Киргиз сначала сидел в середине по правому борту, прямо на полу, привалившись спиной прохладному металлу. Когда кувыркались он больно ушибся лицом о винтовку и ударился обо что-то локтем, не успел сообразить обо что. Когда «ниссан» перестал кувыркаться и замер, Киргиз лежал в общей куче ближе к верху – под ним оказались Тучкин, Оцеола и, кажется, Налим. Храп нашелся рядом, поперек Оцеолы с Тучкиным. Сверху, значит, венчал кучу-малу стюард Пашка.
– Босс! Вы целы? – просипел Храп первым делом.
– Пока да, – сварливо ответил Покатилов и по его тону Киргиз сразу понял, что босс зол, но действительно цел.
Киргиз шевельнулся и Пашка безвольно сполз с него под вертикально задранное днище, кажущееся сейчас бортом. Киргиз приподнялся, вынимая из-под себя винтовку. С разбитой губы капало красным, а во рту было солено. Шевельнулся и Храп; под ним пискнул на выдохе Оцеола.
– Ну-ка, отозвались все по очереди, – скомандовал Храп и принялся перечислять команду:
– Оцеола! Жив?
– Более чем, – пробасил следопыт.
– Тучкин?
– Жив, – ответил тот. – И цел, вроде, тоже.
– Киргиз!
– Губищу расквасил, – пожаловался Киргиз. – А так в норме.
Упоминать о саднящем локте он счел излишним.
– Налим?
– Если с меня слезут, – сдавленно отозвался Налим откуда-то из самых недр кучи-малы, – я смогу ответить точнее.
– Понятно… Пашка!
Пашка молчал.
– Пашка! Ответь!
Пашка молчал.
– Он сбоку лежит, если встанем – не заденем! – сообщил Киргиз, изловчившись и глянув через плечо.
Когда народ лежит после большого бума вот такой кучей и неизвестно – насколько живы и насколько целы люди, сразу вставать нельзя. Кто-нибудь может быть с переломами и без сознания. Или с переломами, но в сознании. Нетрудно представить каково пришлось бы Тучкину, если, к примеру, у Тучкина была бы сломана нога или рука, а Налим стал бы выползать с самого низу.
После того, как Пашка с Киргиза сполз, Киргиз остался верхним. Поэтому он коротко сообщил:
– Встаю!
И отлип от кучи-малы. Освободившийся Храп (Киргиз до того сковывал его ноги) встал тоже.
– Чига! – закончил он перекличку. – Ты как?
– Висю, – флегматично доложил Чига.
Киргиз тем временем глянул на стюарда. У того все лицо было окровавленное и разбитое, не только губа. Но руки-ноги, вроде бы, выглядели естественно, нигде не сгибались в неположенных местах или в неположенные стороны.
Киргиз тронул его шею. Под пальцами отчетливо прощупывался пульс, учащенный, но равномерный.
– Жив, – объявил Киргиз. – Без сознания. Налим, глянь-ка.
Куча-мала тем временем раскопалась и восстала. Каждый занялся своим делом. Храп вышиб ногами задние двери и пошел вызволять из кабины босса с Чигой, Оцеола вылез следом за ним, Налим занялся Пашкой, Тучкин вызвался ему помочь. Чтобы не мешать им Киргиз тоже вылез наружу и решил пока осмотреть чего там шарахнуло.
Если честно, ему вообще показалось, что «ниссан» подорвался на слабеньком взрывпакете и потому всего лишь опрокинулся. Про лопнувшее колесо Киргиз сразу и не подумал, тем более, само колесо в процессе автокатастрофы оторвало и оно улетело даже дальше кювета – нашли его несколько позднее.
Микроавтобус малость помяло, не без этого; была покорежена правая задняя полуось, сиротливо торчал погнутый тормозной диск, но в целом можно было сказать, что фатальных повреждений, какие бывают при взрыве, не случилось.
– Так тебя через это самое, – пробормотал Киргиз, глядя на место, где полагалось пребывать правому заднему колесу.
Пробормотал и скривился – снова закровила губа. Киргиз добыл из кармана носовой платок и приложил к ране.
Тем временем Храп с Оцеолой открыли водительскую дверь, совместными усилиями извлекли из кабины Чигу и готовились принять босса, который ворочался, отстегивая спасительные ремни. Покатилову нужно было выбираться вверх, чему заметно мешал торчащий поперек пути руль. Храп и Оцеола подхватили босса под локотки и не без труда вытащили из микроавтобуса – все-таки Покатилов был габаритный мужчина.
На землю он спрыгнул самостоятельно и сразу же взялся за ком. Подошедший Киргиз не сомневался, что звонит босс не кому иному, как начальнику охраны.
Вскоре показались Налим с Тучкиным.
– Чё там Пашка? – справился заскучавший было Оцеола.
– Головой приложился, – ответил Налим спокойно. – Сотрясение, скорее всего. Очнулся, лежит. Пусть лежит, пока наши не приедут.
Босс вышел на дорогу, чтобы не месить грязь в кювете; туда же потянулись было и остальные, но Храп на всех прикрикнул:
– Куда со стволами? А если проедет кто? Тут вам не Сомали, давай к автобусу!
«А и правда, – спохватился Киргиз. – Мы ж уже не в Зоне…»
Удивляться тому, что никто из команды даже во время кувыркания в «ниссане» не выпустил из рук оружия, Киргиз не собирался: ребята были ушлые. Один Пашка-стюард не профи, он в итоге и пострадал больше остальных.
Чига угрюмо пинал днище пострадавшей таратайки. Его можно было понять – шоферюги обычно привязываются с своей технике, тем более когда она хорошая. А у босса плохого не встретишь, любит он когда все по высшему разряду.
Подмога примчалась минут через десять. Первым, конечно же, кубический джип с начальником охраны и парой ребят из тех, что в Зону никогда не ходят. Босс немедленно сел внутрь, а еще минут через пять джип укатил.
Храп, которому дали указания перед отъездом, вернулся к остальным.
– Ждем, – объявил он. – Ща доктора примчатся и за нами кто-нибудь.
Доктора примчались еще минут через десять и сразу же принялись грузить Пашку в реаниматор. Потом промыли и заклеили губу Киргизу, а Чиге вправили вывихнутый палец. А там и транспорт подоспел, везти пострадавшую команду на базу.
– Ну? – отозвался Покатилов.
– Я вынужден снова вернуться к процедуре перехода периметра. Запрет на встречу и сопровождение надо снимать. Если бы мы сопровождали Чигу, половина вопросов снялась бы автоматически.
– Вопросы и так снялись.
– Если бы это был теракт, последствия могли быть фатальными.
Чего уж говорить, если приходится тут ночевать?
Зато босс ничем подобным не заморачивался. Или просто не показывал виду – кто его разберет? Наверняка он помнил бар совсем другим, и его тут, стопудово, тоже периодически вспоминали. Возможно, что сталкер Лось, как раньше величали босса, имел перед баром какие-то давние заслуги, хотя скорее всего он просто хорошо платил хозяевам. Но так или иначе, у Покатилова имелись в одном здании с баром личные апартаменты, за которыми местные в его отсутствие приглядывали. Понятно, что никаких важных дел босс тут не вел, потому что здешние стены вполне предсказуемо имели ба-альшущие уши, да и глаза, скорее всего, тоже. Но отсидеться всегда было можно, чем босс с успехом и пользовался.
Ночь прошла спокойно, хотя выспался Киргиз традиционно плохо. Все мерещилась ему какая-нибудь фигня, грозящая перерасти в стрельбу или хотя бы в поножовщину. Однако и в этот раз обошлось, а наутро босс, даже кофе не испив, велел собираться и выходить к периметру.
Топали сегодня непривычно резво, видать, и Зона поднадоела за четыре дня, и по миру за периметром все соскучились. Маршрут был знакомый, никаких особых сюрпризов он не сулил, поэтому уже к полудню вышли в совсем уж спокойные места, по дороге отстрелив ноги всего-то парочке зомби.
Ну а как периметр миновали, вообще все расслабились. В леске, уже самом обычном, без всякой зоновской жути и без зловредного зверья их встретил Чига, проводил до своей японской таратайки и команда, воодушевленная и обмякшая, погрузилась. Босс уже прилип к мобильнику – минут десять не убирал руку с комом от уха и непохоже, чтобы собирался разговор прекратить. И разговоры у него, надо сказать, непростые: босс в основном слушает, редко когда вставляет фразу-другую.
Эх, высокая арифметика большого бизнеса… Киргиз о себе точно знал, что к ней категорически непригоден. Его дело – стрелять. Вот это он умеет здоровски, без ложной скромности можно отметить.
А самое главное – отчетливо понимает: чем меньше приходится стрелять, тем лучше для всех. Тир, понятно, не в счет…
Чига ловко гнал «ниссан» разбитым проселком, ребята внутри даже и не летали особо, хотя сидели-то плотно, потому как тесновато для шестерых в такой таратайке даже если все сидят прямо на полу. Потом трясти и вовсе почти перестало: выехали на щербатый асфальт. До городка оставалось всего ничего, минут пятнадцать – и то лишь потому, что асфальт, положа руку на сердце, говно: яма на яме.
И тут у «ниссана» рвануло колесо. Хорошо, хоть заднее…
Правое заднее.
Сначала послышался легкий хлопок, потом «ниссан», припав, как хромая собака на больную ногу, назад и накренившись вправо, пошел юзом. Точнее, пошел юзом задний мост – корму стало заносить вправо. Неопытные водители в таких случаях рефлекторно крутят руль влево и притормаживают, и тогда все – машину заносит окончательно и она летит кувырком, через крышу. Но Чига был опытный водила, вообще не стал тормозить, только газ, естественно, отпустил, а руль крутанул против заноса, как гонщик на повороте трека. Если бы дорога была ровнее и шире, скорее всего все обошлось бы убитым диском да умеренными повреждениями моста и рамы около правого заднего колеса.
Дорога, увы, была не очень, а главное – при заносе лопнувшее колесо начало сползать в кювет и тянуть за собой все остальное. Чига не удержал увечный микроавтобус на дороге – тот все-таки кувыркнулся в кювет, встал на крышу, потом опять на уцелевшие колеса и, уже погасив скорость и вращение, медленно повалился на правый бок.
Чига и сидевший впереди Покатилов были пристегнуты, поэтому остались в креслах, хотя верхний – Чига – косо повис на ремнях. А вот шестеро охранников сзади лежали вповалку.
Киргиз сначала сидел в середине по правому борту, прямо на полу, привалившись спиной прохладному металлу. Когда кувыркались он больно ушибся лицом о винтовку и ударился обо что-то локтем, не успел сообразить обо что. Когда «ниссан» перестал кувыркаться и замер, Киргиз лежал в общей куче ближе к верху – под ним оказались Тучкин, Оцеола и, кажется, Налим. Храп нашелся рядом, поперек Оцеолы с Тучкиным. Сверху, значит, венчал кучу-малу стюард Пашка.
– Босс! Вы целы? – просипел Храп первым делом.
– Пока да, – сварливо ответил Покатилов и по его тону Киргиз сразу понял, что босс зол, но действительно цел.
Киргиз шевельнулся и Пашка безвольно сполз с него под вертикально задранное днище, кажущееся сейчас бортом. Киргиз приподнялся, вынимая из-под себя винтовку. С разбитой губы капало красным, а во рту было солено. Шевельнулся и Храп; под ним пискнул на выдохе Оцеола.
– Ну-ка, отозвались все по очереди, – скомандовал Храп и принялся перечислять команду:
– Оцеола! Жив?
– Более чем, – пробасил следопыт.
– Тучкин?
– Жив, – ответил тот. – И цел, вроде, тоже.
– Киргиз!
– Губищу расквасил, – пожаловался Киргиз. – А так в норме.
Упоминать о саднящем локте он счел излишним.
– Налим?
– Если с меня слезут, – сдавленно отозвался Налим откуда-то из самых недр кучи-малы, – я смогу ответить точнее.
– Понятно… Пашка!
Пашка молчал.
– Пашка! Ответь!
Пашка молчал.
– Он сбоку лежит, если встанем – не заденем! – сообщил Киргиз, изловчившись и глянув через плечо.
Когда народ лежит после большого бума вот такой кучей и неизвестно – насколько живы и насколько целы люди, сразу вставать нельзя. Кто-нибудь может быть с переломами и без сознания. Или с переломами, но в сознании. Нетрудно представить каково пришлось бы Тучкину, если, к примеру, у Тучкина была бы сломана нога или рука, а Налим стал бы выползать с самого низу.
После того, как Пашка с Киргиза сполз, Киргиз остался верхним. Поэтому он коротко сообщил:
– Встаю!
И отлип от кучи-малы. Освободившийся Храп (Киргиз до того сковывал его ноги) встал тоже.
– Чига! – закончил он перекличку. – Ты как?
– Висю, – флегматично доложил Чига.
Киргиз тем временем глянул на стюарда. У того все лицо было окровавленное и разбитое, не только губа. Но руки-ноги, вроде бы, выглядели естественно, нигде не сгибались в неположенных местах или в неположенные стороны.
Киргиз тронул его шею. Под пальцами отчетливо прощупывался пульс, учащенный, но равномерный.
– Жив, – объявил Киргиз. – Без сознания. Налим, глянь-ка.
Куча-мала тем временем раскопалась и восстала. Каждый занялся своим делом. Храп вышиб ногами задние двери и пошел вызволять из кабины босса с Чигой, Оцеола вылез следом за ним, Налим занялся Пашкой, Тучкин вызвался ему помочь. Чтобы не мешать им Киргиз тоже вылез наружу и решил пока осмотреть чего там шарахнуло.
Если честно, ему вообще показалось, что «ниссан» подорвался на слабеньком взрывпакете и потому всего лишь опрокинулся. Про лопнувшее колесо Киргиз сразу и не подумал, тем более, само колесо в процессе автокатастрофы оторвало и оно улетело даже дальше кювета – нашли его несколько позднее.
Микроавтобус малость помяло, не без этого; была покорежена правая задняя полуось, сиротливо торчал погнутый тормозной диск, но в целом можно было сказать, что фатальных повреждений, какие бывают при взрыве, не случилось.
– Так тебя через это самое, – пробормотал Киргиз, глядя на место, где полагалось пребывать правому заднему колесу.
Пробормотал и скривился – снова закровила губа. Киргиз добыл из кармана носовой платок и приложил к ране.
Тем временем Храп с Оцеолой открыли водительскую дверь, совместными усилиями извлекли из кабины Чигу и готовились принять босса, который ворочался, отстегивая спасительные ремни. Покатилову нужно было выбираться вверх, чему заметно мешал торчащий поперек пути руль. Храп и Оцеола подхватили босса под локотки и не без труда вытащили из микроавтобуса – все-таки Покатилов был габаритный мужчина.
На землю он спрыгнул самостоятельно и сразу же взялся за ком. Подошедший Киргиз не сомневался, что звонит босс не кому иному, как начальнику охраны.
Вскоре показались Налим с Тучкиным.
– Чё там Пашка? – справился заскучавший было Оцеола.
– Головой приложился, – ответил Налим спокойно. – Сотрясение, скорее всего. Очнулся, лежит. Пусть лежит, пока наши не приедут.
Босс вышел на дорогу, чтобы не месить грязь в кювете; туда же потянулись было и остальные, но Храп на всех прикрикнул:
– Куда со стволами? А если проедет кто? Тут вам не Сомали, давай к автобусу!
«А и правда, – спохватился Киргиз. – Мы ж уже не в Зоне…»
Удивляться тому, что никто из команды даже во время кувыркания в «ниссане» не выпустил из рук оружия, Киргиз не собирался: ребята были ушлые. Один Пашка-стюард не профи, он в итоге и пострадал больше остальных.
Чига угрюмо пинал днище пострадавшей таратайки. Его можно было понять – шоферюги обычно привязываются с своей технике, тем более когда она хорошая. А у босса плохого не встретишь, любит он когда все по высшему разряду.
Подмога примчалась минут через десять. Первым, конечно же, кубический джип с начальником охраны и парой ребят из тех, что в Зону никогда не ходят. Босс немедленно сел внутрь, а еще минут через пять джип укатил.
Храп, которому дали указания перед отъездом, вернулся к остальным.
– Ждем, – объявил он. – Ща доктора примчатся и за нами кто-нибудь.
Доктора примчались еще минут через десять и сразу же принялись грузить Пашку в реаниматор. Потом промыли и заклеили губу Киргизу, а Чиге вправили вывихнутый палец. А там и транспорт подоспел, везти пострадавшую команду на базу.
* * *
– Босс, – угрюмо произнес начальник охраны, когда Покатилов в очередной раз закончил разговаривать по мобильному.– Ну? – отозвался Покатилов.
– Я вынужден снова вернуться к процедуре перехода периметра. Запрет на встречу и сопровождение надо снимать. Если бы мы сопровождали Чигу, половина вопросов снялась бы автоматически.
– Вопросы и так снялись.
– Если бы это был теракт, последствия могли быть фатальными.