Взор Мэра рассредоточенно проникал сквозь тонированное стекло, профессионально, по-хозяйски фиксируя «плюсы» и «минусы» городского интерьера, но мысль его витала, можно было бы сказать, в теоретическо-политических эмпиреях, если бы эти «эмпиреи» практически не брали горожан за горло.
Нельзя сказать, что «мировая полисная революция», как назвали политологи процесс суверенизации территорий, потрясла мир. Нет, она прошла исключительно спокойно, но дискретизировала этот мир, раздробила, перевела из молекулярного состояния в атомарное. Что, конечно же, не означало полного обособления территорий. Атомы взаимодействуют и не соединяясь в молекулы. И, все же, на фоне недавней всемирной экономической интеграции, для которой, казалось, может существовать лишь один предел – всемирная демократическая конфедерация или, как в дурных снах фантастов, мировая империя, – на этом фоне «полисная революция» оказалась «тихим взрывом», «божьим откровением» для теоретиков и практиков от политики, удивленно воззрившихся на дело рук своих, когда процесс был уже близок к завершению.
Как личность с развитием человечества все более четко выкристаллизовывалась из тоталитарного человеческого раствора, так и коллективы людей, вырастая из племенных, расовых и прочих «естественно-биологических» стадных связей образовывали кристаллы социальной общности, основанной на территориальном единстве и рационально осознанном единстве интересов. Это не древнегреческий полис, который во многом еще племенное стадо, но внешне «кристаллы» принимали форму таких полисов, то есть городов-государств, и политологи просто не могли не оседлать очевидную аналогию.
«Впрочем, – думал Мэр, – древнегреческий полис совсем не плох как оптимальная административная самоуправляющаяся единица и не заслуживает высокомерного к себе отношения. Нам многому можно поучиться у них… И у Платона, при всем его коммунизме, и, особенно, у Аристотеля… Не надо только забывать про Макиавелли…»
Процесс социальной атомизации мироустройства вызвал множество неожиданных эффектов, показавших, что мир, действительно, перешел в новое качественное состояние. Перестали, в частности, работать экономические механизмы, сносно справлявшиеся с макроэкономикой супердержав и союзов государств. Рынок не совместим с понятием границы. Он эффективен, когда свободен и всемирен.
Мэр любил свой Город. Наверное, потому что здесь родился и провел большую часть жизни, исключая время учебы и стажировки в самых престижных научных центрах, потому что с Городом были связаны все устремления, смысл его жизни. Нормальная любовь стремится к взаимности, а любовь Города – есть любовь его жителей. Однако победа на выборах – не свидетельство любви избирателей, а лишь выражение их надежды на перемены к лучшему. Ставка на очередного лидера. Любовь может появиться, когда они ощутят выигрыш. А выигрыш в жизни – это счастье.
Мэр был достаточно зорок и видел, что большинство сограждан несчастны. Но тогда несчастен и он, ибо смысл его жизни не реализован.
Временами он чувствовал себя рыбой, бьющейся на золотом песке сверхприбылей городских монополий. Казалось бы, что ему жаловаться – чем больше прибыли, тем весомей налоги и богаче казна, тем активней благотворительная деятельность. Но он прекрасно знал, что большая часть этих сверхприбылей утекает по теневым каналам мимо казны, благотворительная деятельность служит лишь для отвода глаз, и суммы, на нее затрачиваемые, смехотворны на фоне прибылей. Однако, и это не главное. Самое трагичное то, что источником сверхприбылей служила не высокоэффективная экономическая система, в которой все компоненты производства и потребления гармонично связаны автоматически действующими экономическими регуляторами, не позволяющими расколоть общество на полярные слои. Нет, источником их служила первобытная, вульгарная эксплуатация большинства горожан за счет взвинчивания монопольных цен. Казалось бы, понижение покупательной способности населения должно было притормозить этот процесс. И эта тенденция наблюдалась. Однако ей противопоставлялось снижение качества товаров и уменьшение их ассортимента. В результате снижался уровень потребностей и требовательности горожан. А ведь чем меньше человек хочет, тем меньшего добивается. И это есть деградация общества.
Конечно, с философской точки зрения для оценки, хорошо сие или плохо, важна структура потребностей. Некоторые из них было бы очень хорошо понизить. Но Мэр прекрасно видел, что большинству его горожан не до структуры потребностей – дай Бог не протянуть ноги. И если при этом страдали какие-то потребности, то, в первую очередь, высшие, духовные, собственно человеческие.
Все это он видел давно и в мэры стремился, чтобы положить конец сему, и не скрывал этого. Видимо, потому и победил на выборах – горожанам был любопытен его революционный порыв. Именно любопытен и не более – мало кто верил, что он окажется в силах что-либо изменить в их гнусной жизни, но и за стремление были благодарны.
И вот он уже несколько лет у власти. Кстати, очень точное определение: у власти, а не сама власть. Оная была незрима, и вершилась помимо Мэра и прочих официальных политических структур, им возглавляемых.
Он понял это довольно быстро, когда принятые по его настоянию «прогрессивные» законодательные акты, кстати, через поправки весьма кастрированные, оказались «бумажными законами», не имеющими ничего общего с реальным функционированием городского организма.
Стало очевидно, что только политическими методами с незримой системой власти не справиться. Необходимо было организовать борьбу базисов. Мафиозной системе экономики противопоставить здоровый рыночный механизм. И пусть победит сильнейший.
Его первый укол рапирой независимого «малого бизнеса» при государственной поддержке цен ниже монопольных за товар лучшего качества был легко парирован дубиной рэкета. Те предприниматели, что очухались после дубины, влились в мафиозные структуры, лишь усилив их.
На «полицейские» методы Мэр и вовсе особых надежд не возлагал, понимая, что они лишь способствуют развитию коррупции – слаб человек. Но и полностью от них не отказывался, дабы не обеспечивать слишком вольготной жизни мафии и вынуждать ее делиться доходами с казной. Единственно, Мэр следил за тем, чтобы полицейские чиновники не засиживались на «хлебных» местах. Пусть больше народу покормится от мафиозной кормушки – все выше средний уровень жизни горожан. Но прирастать к кормушке не позволял, что встречало поддержку в чиновничьих кругах. Мэр знал даже о существовании «неписанных» очередей на каждое «доходное» место. Всех не пересажаешь, а пока есть условия для коррупции, она будет процветать.
И тогда Мэр пустил в ход «тяжелую артиллерию» в виде льготных инвестиций иностранного капитала на условиях наполнения рынка дешевыми и качественными товарами.
«Варягам» было выгодно захватить новый рынок сбыта, налоговые льготы компенсировали их убытки от понижения цен. Горожанам было выгодно избавиться от дефицита и дороговизны. Родная же мафия, по замыслу Мэра, должна была вступить в экономическую конкурентную борьбу за рынок, от которой горожанам могло стать только лучше…
Хотя мафия есть мафия и сразу от криминальных методов борьбы, вплоть до бандитизма, она вряд ли сможет отказаться. Что ж, городские подразделения спецназа, верные Мэру, приведены в полную боевую готовность.
Все делалось в строжайшей тайне и, может быть, поэтому смогло осуществиться. Вот уже неделю оторопевшая мафия наблюдает, как горожане вкушают «иностранного пирога».
Впрочем, не окончательно оторопевшая – через пару дней после начала товарной интервенции были зафиксированы попытки оптовых закупок крупными партиями, но подобная торговля не только лишалась налоговых льгот, но и облагалась такими налогами, что заглохла на корню. А обманывать городские власти «варягам» не было интереса – тогда потерпела бы крах вся интервенция, цель которой – не сиюминутная выгода, а рынок и стабильная долгосрочная прибыль.
Послышались вопли о предательстве городских интересов и распродаже родины, о необходимости навести порядок и призвать к ответу изменников. И вот, очевидно, на сегодняшнем заседании Муниципального Совета и состоится первое политическое сражение по этому поводу.
Мэр был готов к бою. Во-первых, его стратегия уже дала первые положительные результаты для Города, во-вторых, его «партия» в муниципалитете и в Совете уже заняла достаточно прочные позиции. Большинство почуяло собственную выгоду от начавшихся перемен. Хотя страх… страх может перемешать карты…
Нельзя сказать, что «мировая полисная революция», как назвали политологи процесс суверенизации территорий, потрясла мир. Нет, она прошла исключительно спокойно, но дискретизировала этот мир, раздробила, перевела из молекулярного состояния в атомарное. Что, конечно же, не означало полного обособления территорий. Атомы взаимодействуют и не соединяясь в молекулы. И, все же, на фоне недавней всемирной экономической интеграции, для которой, казалось, может существовать лишь один предел – всемирная демократическая конфедерация или, как в дурных снах фантастов, мировая империя, – на этом фоне «полисная революция» оказалась «тихим взрывом», «божьим откровением» для теоретиков и практиков от политики, удивленно воззрившихся на дело рук своих, когда процесс был уже близок к завершению.
Как личность с развитием человечества все более четко выкристаллизовывалась из тоталитарного человеческого раствора, так и коллективы людей, вырастая из племенных, расовых и прочих «естественно-биологических» стадных связей образовывали кристаллы социальной общности, основанной на территориальном единстве и рационально осознанном единстве интересов. Это не древнегреческий полис, который во многом еще племенное стадо, но внешне «кристаллы» принимали форму таких полисов, то есть городов-государств, и политологи просто не могли не оседлать очевидную аналогию.
«Впрочем, – думал Мэр, – древнегреческий полис совсем не плох как оптимальная административная самоуправляющаяся единица и не заслуживает высокомерного к себе отношения. Нам многому можно поучиться у них… И у Платона, при всем его коммунизме, и, особенно, у Аристотеля… Не надо только забывать про Макиавелли…»
Процесс социальной атомизации мироустройства вызвал множество неожиданных эффектов, показавших, что мир, действительно, перешел в новое качественное состояние. Перестали, в частности, работать экономические механизмы, сносно справлявшиеся с макроэкономикой супердержав и союзов государств. Рынок не совместим с понятием границы. Он эффективен, когда свободен и всемирен.
Мэр любил свой Город. Наверное, потому что здесь родился и провел большую часть жизни, исключая время учебы и стажировки в самых престижных научных центрах, потому что с Городом были связаны все устремления, смысл его жизни. Нормальная любовь стремится к взаимности, а любовь Города – есть любовь его жителей. Однако победа на выборах – не свидетельство любви избирателей, а лишь выражение их надежды на перемены к лучшему. Ставка на очередного лидера. Любовь может появиться, когда они ощутят выигрыш. А выигрыш в жизни – это счастье.
Мэр был достаточно зорок и видел, что большинство сограждан несчастны. Но тогда несчастен и он, ибо смысл его жизни не реализован.
Временами он чувствовал себя рыбой, бьющейся на золотом песке сверхприбылей городских монополий. Казалось бы, что ему жаловаться – чем больше прибыли, тем весомей налоги и богаче казна, тем активней благотворительная деятельность. Но он прекрасно знал, что большая часть этих сверхприбылей утекает по теневым каналам мимо казны, благотворительная деятельность служит лишь для отвода глаз, и суммы, на нее затрачиваемые, смехотворны на фоне прибылей. Однако, и это не главное. Самое трагичное то, что источником сверхприбылей служила не высокоэффективная экономическая система, в которой все компоненты производства и потребления гармонично связаны автоматически действующими экономическими регуляторами, не позволяющими расколоть общество на полярные слои. Нет, источником их служила первобытная, вульгарная эксплуатация большинства горожан за счет взвинчивания монопольных цен. Казалось бы, понижение покупательной способности населения должно было притормозить этот процесс. И эта тенденция наблюдалась. Однако ей противопоставлялось снижение качества товаров и уменьшение их ассортимента. В результате снижался уровень потребностей и требовательности горожан. А ведь чем меньше человек хочет, тем меньшего добивается. И это есть деградация общества.
Конечно, с философской точки зрения для оценки, хорошо сие или плохо, важна структура потребностей. Некоторые из них было бы очень хорошо понизить. Но Мэр прекрасно видел, что большинству его горожан не до структуры потребностей – дай Бог не протянуть ноги. И если при этом страдали какие-то потребности, то, в первую очередь, высшие, духовные, собственно человеческие.
Все это он видел давно и в мэры стремился, чтобы положить конец сему, и не скрывал этого. Видимо, потому и победил на выборах – горожанам был любопытен его революционный порыв. Именно любопытен и не более – мало кто верил, что он окажется в силах что-либо изменить в их гнусной жизни, но и за стремление были благодарны.
И вот он уже несколько лет у власти. Кстати, очень точное определение: у власти, а не сама власть. Оная была незрима, и вершилась помимо Мэра и прочих официальных политических структур, им возглавляемых.
Он понял это довольно быстро, когда принятые по его настоянию «прогрессивные» законодательные акты, кстати, через поправки весьма кастрированные, оказались «бумажными законами», не имеющими ничего общего с реальным функционированием городского организма.
Стало очевидно, что только политическими методами с незримой системой власти не справиться. Необходимо было организовать борьбу базисов. Мафиозной системе экономики противопоставить здоровый рыночный механизм. И пусть победит сильнейший.
Его первый укол рапирой независимого «малого бизнеса» при государственной поддержке цен ниже монопольных за товар лучшего качества был легко парирован дубиной рэкета. Те предприниматели, что очухались после дубины, влились в мафиозные структуры, лишь усилив их.
На «полицейские» методы Мэр и вовсе особых надежд не возлагал, понимая, что они лишь способствуют развитию коррупции – слаб человек. Но и полностью от них не отказывался, дабы не обеспечивать слишком вольготной жизни мафии и вынуждать ее делиться доходами с казной. Единственно, Мэр следил за тем, чтобы полицейские чиновники не засиживались на «хлебных» местах. Пусть больше народу покормится от мафиозной кормушки – все выше средний уровень жизни горожан. Но прирастать к кормушке не позволял, что встречало поддержку в чиновничьих кругах. Мэр знал даже о существовании «неписанных» очередей на каждое «доходное» место. Всех не пересажаешь, а пока есть условия для коррупции, она будет процветать.
И тогда Мэр пустил в ход «тяжелую артиллерию» в виде льготных инвестиций иностранного капитала на условиях наполнения рынка дешевыми и качественными товарами.
«Варягам» было выгодно захватить новый рынок сбыта, налоговые льготы компенсировали их убытки от понижения цен. Горожанам было выгодно избавиться от дефицита и дороговизны. Родная же мафия, по замыслу Мэра, должна была вступить в экономическую конкурентную борьбу за рынок, от которой горожанам могло стать только лучше…
Хотя мафия есть мафия и сразу от криминальных методов борьбы, вплоть до бандитизма, она вряд ли сможет отказаться. Что ж, городские подразделения спецназа, верные Мэру, приведены в полную боевую готовность.
Все делалось в строжайшей тайне и, может быть, поэтому смогло осуществиться. Вот уже неделю оторопевшая мафия наблюдает, как горожане вкушают «иностранного пирога».
Впрочем, не окончательно оторопевшая – через пару дней после начала товарной интервенции были зафиксированы попытки оптовых закупок крупными партиями, но подобная торговля не только лишалась налоговых льгот, но и облагалась такими налогами, что заглохла на корню. А обманывать городские власти «варягам» не было интереса – тогда потерпела бы крах вся интервенция, цель которой – не сиюминутная выгода, а рынок и стабильная долгосрочная прибыль.
Послышались вопли о предательстве городских интересов и распродаже родины, о необходимости навести порядок и призвать к ответу изменников. И вот, очевидно, на сегодняшнем заседании Муниципального Совета и состоится первое политическое сражение по этому поводу.
Мэр был готов к бою. Во-первых, его стратегия уже дала первые положительные результаты для Города, во-вторых, его «партия» в муниципалитете и в Совете уже заняла достаточно прочные позиции. Большинство почуяло собственную выгоду от начавшихся перемен. Хотя страх… страх может перемешать карты…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента