Страница:
Удивительная бабочка! Сколько у нее крыльев? Что-то много.
Бабочка отличалась от обычной так же, как специально выведенный махровый цветок отличается от своей дикой формы.
Джонни накрыл бабочку пробковым шлемом. Извлек ее и стал рассматривать. Ничего подобного он никогда не видел. Тело у бабочки было жесткое, как надкрылья жука. Довольно крупная, с размахом крыльев дюйма в три. Четыре ножки. А крыльев - шесть!
Насекомое вдруг сильно двинулось в его пальцах, и Джонни почувствовал болезненный укол. Он выпустил бабочку, она взлетела вверх и исчезла.
Бабочка - и кусается! Надеюсь, она не ядовитая.
Джонни выругался и стал сосать укушенный палец, Боль прошла быстро.
Однако настроение испортилось, и он пошел назад. На берегу царил покой. Дул ветерок с моря. Все здесь казалось привычным и обыденным. Торчало несколько пальм, похожих на кокосовые. Только орехи висели чертовски высоко.
"Отсутствие комаров и пиявок меня не огорчает. Но есть-то все-таки надо!"
Он закинул спиннинг с зеленой блесной и стал накручивать катушку плавно и спокойно, как учил его старик Портер. Леску сильно дернуло, и удилище изогнулось. Первые две рыбы сорвались еще в воде. Потом Джонни вытащил рыбину основательного размера и веса. Рыба ли это? Она была голубая, как бирюза, длиною фута в два. Узкое тело, а вместо плавников странные выросты, похожие на конечности животных. По три сверху и снизу. Они заканчивались почти прозрачными перепонками, натянутыми между тонкими отростками. Ну и ну! Чего только не увидишь в тропических водах!
Существо было лишено чешуи. Просто тонкая кожа, мягкая, как у лягушки. Джонни решил попробовать. Он выпотрошил голубого монстра; кости мало отличались от обычных рыбьих костей, мясо оказалось розовым, как у форели.
Джонни был очень голоден. Он развел костер и сварил суп. Суп получился неважный. Напоминал скорее овощной, чем рыбный. Он проглотил кусок рыбы совершенно безвкусный. Меню прескверное. Ничего, не пропадем. Найду что-нибудь поинтереснее.
Джонни почувствовал усталость и решил прилечь в палатке. Жара и мерный плеск прибоя быстро усыпили его. Когда он проснулся, было уже совсем темно.
"Вот первый день и прошел. Через двадцать девять дней за мной приедут. Зверски есть хочется. Придется потерпеть до завтра".
Ночь безлунная, звезды отражаются в спокойной воде лагуны. Коралловый песок на берегу светится зеленоватыми бледными пятнами. Это еще что такое?
"Это" оказалось множеством длинных белых червей, медленно ползавших по берегу. Они светились, как гнилушки.
Джонни стало не по себе. Черное небо, черная вода, черная растительность. Беззвучная вода, беззвучная растительность. И светящиеся черви.
А там, на другом конце света, огни реклам, шум моторов. И зажигательный грохот джаза. А он здесь один, совсем один - с червями. Вот что такое необитаемый остров. Он дорого бы дал за то, чтобы услышать своих голубей за окном.
И в воде тоже проплыло какое-то светящееся существо. Фосфоресцирующий след держался, несколько секунд, потом рассеялся.
На следующий день ему удалось найти несколько орехов под пальмой и выудить какую-то рыбину более привычной формы. Но и эта снедь оказалась начисто лишенной каких-либо вкусовых качеств. Как будто он бумагу жевал. Никаких крабов, никаких съедобных моллюсков. Джонни непрерывно ощущал голод.
Зато вода в ручье была холодная и вкусная. И, как выяснилось, купанье в лагуне лишено риска. Акул не было. Противные черви исчезли при свете солнца.
Второй поход в лес принес мало нового. Джонни нашел какие-то синие ягоды, чуть горьковатые, как будто съедобные. Летали черные бабочки, а вместо жуков ползали четырехногие существа с мягким телом, покрытым волосками. И опять никто его не укусил - ни комар, ни муха.
Укусила его змея. Он наступил на нее, и она вонзила ему в ногу выше щиколотки острые зубы. Змея была короткая и толстая, сера", с округлыми фиолетовыми пятнами. Укусила и скрылась с недостижимой скоростью.
Холодный пот выступил у Джонни на лбу: он смертельно испугался. Большая треугольная голова - несомненно ядовитая змея.
Джонни разодрал рубашку и наложил на ногу жгут. Скрипя зубами от боли и ругаясь, исполосовал ранку ножом - кровь потекла струей.
Через несколько минут ему стало совсем худо, в глазах помутилось. Он опустился на траву и стал ждать конца. В его сознании калейдоскопически закрутились Бэсси, шеф, матрос Уату. "Плохой птица, плохой рыба", вспомнилось ему. Сколько ног у бабочки? Теперь он знал - четыре. А зачем это знать? Он умрет. Он был идиотом, зачем он поддался на провокацию!
Джонни страстно захотелось задушить Хогланда - этого сентиментального пророка. Потом он стал громко кричать, звать на помощь, несколько раз выстрелил из двустволки.
Между тем дурнота прошла так же быстро, как началась. Нога болела здоровой, нормальной болью - от порезов. Кровь почти остановилась. Неужели спасен?
Действительно, яд не подействовал. Еще не веря своему счастью, Джонни почувствовал прилив гордости: он не растерялся, сделал все, что надо, спасся сам, без чьей-либо помощи. Будет о чем написать! Хорошего настроения ему хватило до конца дня. Несмотря на голод.
Ночью шел дождь, и утром гора и лес как бы дымились. Джонни подстрелил птицу с черным оперением, отдаленно напоминавшую обычную галку. Но клюв у птицы был розовый с синими пятнышками. И в клюве - зубы. Острые и мелкие.
Птица была _не такая_. И растительность, и рыбы, и насекомые, и черви все _не такое_. Странный остров...
Джонни вдруг ощутил зловещее значение красной травы, зубастой птицы, не кусающихся насекомых. Все было предельно чужим.
Но хуже всего с пищей. И плоды, и рыба, и птица неизменно оказывались безвкусными, похожими на резину, бумагу, опилки. Он был непрерывно голоден. Болел живот, стучало в висках. Он много спал, и во сне к нему являлись странные существа - полинезийские боги с мягкими телами, покрытыми волосами.
"Как их называл Уату? Не помню. Мистика какая-то. Я же ни во что не верю. Ни в бога, ни в черта. Но это место - дьявольское. Неужели я боюсь? Привидений что ли? Этот тип, Хогланд, не растерялся бы. Наверное, тут есть по-настоящему съедобные растения; только я их не знаю. Еще двадцать пять дней. Не так уж много".
На шестой день чувство голода притупилось. Джонни пошел в лес, решив пересечь остров. Ранее он уже обошел его вокруг.
Он шел медленно, опираясь на палку. Чувствовал слабость. Но нога совсем поправилась, ранка зажила на удивление быстро.
Он прошел через просторный лес. Наткнулся на скальные обнажения. Потом путь ему преградил густой кустарник. Он попытался его обойти и, действительно, это удалось сделать. Обходный путь потребовал элементарного скалолазания. Невзирая на слабость, Джонни поднялся по довольно пологой скале футов на тридцать и оказался у гребня. Он перелез через него и услышал шум ручья внизу. Спустился к ручью и очутился на небольшом плато, окруженном кустарником. Что-то белело под навесом, образованным скалой.
Это была палатка. Джонни остолбенел. Вот она - тайна необитаемого острова!
Он осторожно осмотрелся. Брезент совершенно выцвел, но не сгнил. На камнях под кустами лежали заржавевшие пустые консервные банки и серые комки, похожие на папье-маше. Очевидно, это были остатки бумажных мешков. Палатка была беззвучна. Джонни отогнул полог и вошел.
На складной кровати лежал труп. Высохший, пожелтевший труп белого человека. Одежда на нем тоже выцвела, но была целой. Труп, а не скелет. Собственно говоря - мумия. Мумия скалила белые зубы в болезненной улыбке. Глаза ее были закрыты. Ссохшееся лицо покрывала рыжая щетина.
В палатке стоял складной стол, чурбак, заменявший стул. В углу - целая батарея стеклянных банок с притертыми пробками. В банках - засохшие насекомые: и черные бабочки, и мягкотелые жуки и еще какие-то уродцы. Были в палатке и другие предметы, но Джонни не стал их разглядывать. Он бросился к столу.
На столе лежало несколько книг, тетрадь в синей клеенчатой обложке, старомодные большие карманные часы с цепочкой. Джонни схватил тетрадь.
Это был дневник, написанный, казалось, совсем недавно. Бумага не пожелтела и не слиплась. Он стал читать с середины:
"18 апреля 1914 г.
Этот остров - рай для зоолога! Я не встретил здесь ни одного знакомого вида, повторяю - ни одного. И целый ряд новых видов, и не только видов, но весьма вероятно - типов. Названия придумаю после. Насколько могу судить, то же относится к растениям. Здешние фауна и флора не похожи ни на какие до сих пор известные. Ни современные, ни ископаемые.
На мою долю выпало великое открытие. В жизни ученого такое бывает редко. Я счастлив. И хотя мне чуждо тщеславие, приятно все-таки думать о том, какое впечатление произведут в Лондоне мой доклад и коллекции..."
"20 апреля 1914 г.
На берегу я нашел несколько раковин, похожих на Rissoa costata, но более мелких и закрученных в противоположную сторону..."
"21 апреля 1914 г.
Зубастые птицы не имеют ничего общего с археоптериксом. Это - новый класс. Новым классом следует считать и четырехногих насекомых - Insecta quadrupeda"...
"25 апреля 1914 г.
Акулы не заходят в лагуну Пу'а-ту-тахи, так как они не едят этих рыб".
Джонни быстро просматривал дневник. Репортерским своим нюхом он чувствовал, что найдет разгадку смерти незнакомца...
"20 августа 1914 г.
Две недели назад за мной должны были приехать. Не понимаю, что случилось. Похоже, что я попал в трудное положение. Запасы, мои кончаются. Между тем плоды, рыба, птицы, моллюски на острове безвкусны и малопитательны. Необходимо растянуть рацион. Ну что же. Приходилось бывать и не в таких переделках. Приедут же за мной в конце концов..."
"13 сентября 1914 г.
Провизия кончилась. Сегодня выскреб до крошки муку и еще раз вычистил пустые консервные банки. Слава богу, есть вода. Перехожу целиком на подножный корм. Самочувствие скверное, я сильно похудел.
Удивительно, что здесь ничто не загнивает, не скисает, не портится. Даже во время дождей. Поразительное отсутствие гнилостных микроорганизмов!
Я решил систематически разжигать костры на берегу и на вершине. Может быть, их заметят полинезийцы или немцы.
Как бы мне пригодилось это новое изобретение - беспроволочный телеграф!"
"20 сентября 1914 г.
Чувствую, что слабею от голода. Голодаю уже неделю, недоедаю - много дольше. Здесь фактически нет пищи, - плоды и рыба совершенно непитательны.
Светящиеся круглые черви выходят на берег в период спаривания. Я нашел их кладки - под камнями в приливной зоне".
И последняя запись:
"8 октября 1914 г.
Сегодня я, очевидно, умру. Не могу шевельнуться.
Прошу передать мои коллекции и записи Королевскому Обществу в Лондоне. Прошу сообщить о случившемся моей жене, миссис Анне Уиндгем, Эдинбург, Чэнсери род, 21. Прошу Королевское Общество позаботиться о моей семье. Прощайте все. Я ни о чем не жалею.
Мартин Уиндгем".
И еще - неоконченное письмо:
"Дорогая Анни, прости меня за то, что я причинил тебе столько горя. Смерть моя не напрасна, думаю, что в последние месяцы мне удалось обогатить науку. Я всегда любил тебя и нашего мальчика. Пусть он вырастет..."
На этом письмо обрывалось.
Мозг Джонни заработал лихорадочно. Как всегда при встрече с настоящей сенсацией. Все ясно! Уиндгем - англичанин. Каролинские острова принадлежали в 1914 году Германии. За ним не приехали потому, что началась война. Судно вышло за ним, но его, вероятно, потопили немцы. В Англии решили, что судно погибло после того, как Уиндгем был взят на борт.
Но это же действительно сенсация! И коллекции его целы, и дневник. И труп его цел, - здесь же нет гнилостных микроорганизмов!
Браво, Джи Ар Мелвин! Эта малоприятная находка оправдывает всю затею. Ну, тут уж шеф не отделается долларом за строчку!
Джонни совершенно забыл о своей слабости. Он наклонился над трупом и стал обыскивать карманы. Но ничего, кроме ржавого перочинного ножа, не нашел.
Вдруг Джонни резко выпрямился и застыл с широко раскрытыми глазами. Он почувствовал, что Челюсть его отвисает. Его охватил безумный ужас - как после укуса змеи. Ведь его положение нисколько не лучше положения Уиндгема в сентябре 1914 года. Он же умрет с голоду! А потом найдут его труп - не подвергшийся гниению.
Змеиный яд не подействовал на него не потому, что он вовремя принял меры, а потому, что на этом адском острове все не так, - ядовитые змеи безвредны, трупы не гниют, рыба и плоды несъедобны.
"Плохой земля", - говорил Уату. "Твой смелый человек", - говорил Уату. О господи, какое там - смелый. Он же умрет, умрет через несколько дней неминуемо!
И Джонни упал ничком, закрыв лицо руками. Он плакал как ребенок, лежа рядом с улыбающейся мумией.
АМИНОКИСЛОТЫ В ЗЕРКАЛЕ
Там жизнь идет наоборот,
Вверх дном и наизнанку.
Над крышами летает крот,
А джем не лезет в банку.
Там больше Солнца электрон,
Хоть и лишен заряда,
И вместо яблока - Ньютон
С зеленой ветки падал.
Как я хочу попасть туда,
Где счастье, а не горе,
Туда, где вверх течет вода,
Где небом стало море.
Вилли Паттерн
Человек может просуществовать без пищи более месяца - если есть вода. Люди, ставшие жертвами кораблекрушения или заблудившиеся в тайге, погибают гораздо быстрее, но не от голода, а от страха. И вряд ли Джонни Мелвин протянул бы на острове Пу'а-ту-тахи более двух недель, так как был совершенно деморализован. Все наполняло его ужасом: желтая мумия там, наверху, зубастые птицы, светящиеся черви. Он лежал целыми днями в палатке, вставал только затем, чтобы выпить воды, засыпал тяжелым сном и просыпался в полном отчаянии.
Смерть придвигалась все ближе. Он уже не боролся, не разводил костров. Он погибал в полном одиночестве.
В эту ночь ему приснился страшный сон. Он шел один по сумеречным улицам. Это был Уикфилд и не Уикфилд, - странный город, абсолютно пустынный. Слепые окна домов, нигде нет света. Он завернул за угол. Впереди загорелись два красных огонька, они становились все ярче и больше, по мере того как он к ним приближался. И вдруг он увидел, что это глаза сиамской кошки. Кошка скалила зубы и смотрела на него, выгнув спину. Он подошел к ней и хотел ее погладить. Кошка повернулась и бросилась наутек. Он побежал за ней и вдруг почувствовал, что за ним тоже гонятся. Раздались голоса, звучавшие гортанно и неразборчиво. Он не понимал ни единого слова, ему было очень страшно, он бежал и бежал, а голоса приближались. Он понял, что погибает, и проснулся.
Был день, и были слышны приближающиеся голоса. Он не поверил, - это продолжение сна, это галлюцинация. Но тут кто-то откинул полог палатки.
Так явилось спасение. Матросы небольшого индонезийского судна, зашедшего за пресной водой, обласкали Джонни, накормили его.
Насытившись, Джонни приободрился, голова его вновь стала работать. До конца месяца оставалось еще девятнадцать дней, но не могло быть и речи о выполнении условия. Однако Джонни решил дорого продать свое открытие. Он уговорил капитана погрузить на судно мумию Уиндгема и его коллекции. Дневник Уиндгема Джонни запрятал в свой чемодан, - это был его главный козырь. У него хватило предусмотрительности взять с собой образцы несъедобных плодов, голубых рыб. Их следовало заспиртовать, но на судне спирта не оказалось. Однако, как ни странно, они только высохли, а не испортились во время многодневного плавания в экваториальных водах.
Джонни не просчитался. Шеф понял его с полуслова. Корреспондент "Уикфилдских новостей" нашел нечто особенное, чрезвычайно важное для науки. Поэтому он, следуя высокому долгу американского журналиста, решил отказаться от крупного гонорара и нарушил условие, воспользовавшись первой же возможностью. Какое право имел он, скромный и серьезный Джонни Мелвин, задержать развитие естествознания еще более чем на две недели?
Концы с концами, правда, не сходились. Если на острове все несъедобно, то как бы Мелвин мог на нем существовать? Он же, надо думать, понимал опасность. Не легче ли предположить, что высокий долг тут ни при чем, что репортер просто бежал с коварного острова, спасая свою шкуру?
Эти соображения возникали, однако, лишь у ничтожного меньшинства читателей "Уикфилдских новостей". Материал был подан газетой умело и убедительно. А на пресс-конференции Джонни превзошел самого себя. Рассказав все, что он считал нужным, и остроумно отпарировав ехидные вопросы корреспондентов конкурирующих газет, Джонни закончил так:
- Благодарю вас, леди и джентльмены. Я хочу, в заключение еще раз подчеркнуть, что я - простой американский парень, работник газеты - не сделал никакого открытия. Я буду счастлив, если окажется, что некоторые мои наблюдения представляют хотя бы небольшую научную ценность. Открытия в науке делают ученые. Особенности флоры и фауны острова Пу'а-ту-тахи впервые наблюдал доктор Уиндгем - героическая жертва кайзеровской Германии.
Я горжусь тем, что детальное изучение острова позволило мне вернуть миру труды этого замечательного человека. Через два дня в Уикфилд прилетает его сын - преподобный Фредерик Уиндгем, чтобы увезти священный прах в Англию, где он будет предан земле. Поэтому, леди и джентльмены, поспешите отдать последний долг усопшему, - тело его покоится в стеклянном гробу на двенадцатом этаже нашего здания.
Что же касается дневника доктора Уиндгема, то газета считает своим долгом сделать его достоянием широкой публики. Дневник будет выпущен в роскошном факсимильном издании, а также в дешевом массовом, которое каждый сможет приобрести за пятьдесят центов. Мое скромное участие в этих изданиях будет состоять в написании статьи о виденном на острове, о том, как я напоролся на старину Уиндгема. Клянусь, это будет такой бестселлер, что небу станет жарко!
Еще раз благодарю вас!
Бэсси горячо поцеловала Джонни под одобрительные аплодисменты коллег-репортеров.
Среди читателей "Уикфилдских новостей" и других газет было немало мыслящих людей. Они с нетерпением ждали разгадки тайны Пу'а-ту-тахи.
_Почему_ на острове особые фауна и флора? _Почему_ в них нет ничего съедобного? _Почему_ труп Уиндгема мумифицировался, находясь на воздухе?
_Почему_ акулы не едят этих странных рыб? _Почему_ змея оказалась неядовитой? _Почему_ комары на острове не кусаются? _Почему_ плоды и рыбы, доставленные с острова, не испортились, а только высохли?
Ответа на эти вопросы следовало ожидать от профессора Хогланда, которому газета передала все привезенные Мелвином материалы.
Ровно через три месяца слегка пополневший, исполненный самоуверенности и доброжелательства, Джонни сидел в удобном кресле трансатлантического самолета. Он направлялся на международный съезд журналистов во Францию, в Гренобль. Он знал, что будет там видной фигурой.
Вкусный завтрак был съеден. Дымя душистой сигарой, Джонни от нечего делать листал свежий номер "Сайентифик Америкэн". Знакомая фамилия привлекла его внимание. Это была статья Хогланда.
"Совершенно особые, эндемичные фауна и флора присущи многим островам, читал Джонни, - достаточно давно отделившимся от континентов. Дарвин, путешествуя на корабле "Бигль", впервые обратил на это внимание. Он подробно описал фауну Галапагосских островов, принадлежащих Эквадору. Дарвин открыл на них ряд специфических видов вьюрковых птиц, - так они сейчас и называются - Дарвиновы вьюрки. На этих островах живет и гигантская черепаха, которую вы не увидите нигде больше. И особые виды игуан.
Хорошо изучены другие примеры. Австралия с ее фауной сумчатых животных, с ее утконосом и ехидной, Новая Зеландия с бескрылой птицей киви и реликтовым пресмыкающимся - гаттерией. Но эндемичные виды острова Пу'а-ту-тахи резко отличаются от ранее известных. Во-первых, здесь эндемичны не только виды, но и классы и даже типы. Во-вторых, эти виды растений и животных, начиная с микроорганизмов и кончая змеями и птицами, несовместимы с остальной жизнью на Земле.
Что же все это значит?
Основа жизни - белки. Это длинноцепочечные молекулы, состоящие из аминокислотных звеньев. Все белки на земле построены из двадцати типов аминокислот.
Поразительной особенностью аминокислот, входящих в состав белков, является их асимметрия. Девятнадцать из двадцати канонических аминокислот - асимметричные молекулы. Это значит, что каждая из них может существовать в двух формах - в правой и левой, относящихся друг к другу как правая и левая рука.
Но в живых организмах - аминокислоты только левые. Жизнь асимметрична, начиная с ее молекулярных основ. Организмы способны усваивать только левый аминокислоты, - правые антиподы в состав белков не включаются.
В чудесной повести Льюиса Кэррола "Алиса в Зазеркалье" героиня спрашивает: можно ли пить зеркальное молоко? Сейчас мы знаем ответ. Пить его можно, но бесполезно. Зеркальное молоко не питательно.
Исследование асимметрии живого связано, прежде всего, с именем великого Пастера. Много позднее глубокие мысли по этому поводу высказал советский ученый Вернадский. В 1940 году другой советский ученый - Гаузе опубликовал очень интересную книгу "Асимметрия протоплазмы".
Почему жизнь асимметрична?
Сейчас мы уверены в том, что первичные живые организмы произошли из неживого вещества. Эта теория, общепринятая в современном естествознании, была развита опять-таки советским ученым Опариным.
Но при абиогенном возникновении жизни появление правых и левых аминокислот равновероятно. Почему все-таки в организмах фигурируют только левые аминокислоты, а не равные количества левых и правых?
Надо думать, потому, что жизнь возникла в местах случайных скоплений левых молекул. Дальше она эволюционировала, отбирая левые молекулы от правых со все возрастающей точностью. Можно привести аргументы в пользу большей биологической приспособленности асимметричных организмов, по сравнению с симметричными.
Как показало исследование, белки растений и животных острова Пу'а-ту-тахи состоят не из _левых_, а из _правых_ аминокислот! Это зеркальные отражения обычных аминокислот остальной части биосферы.
Можно думать, что очень давно зарождалась и "правая" жизнь. Везде, кроме нашего острова (а может быть, и других мест, нам еще неизвестных), "левая" жизнь осилила "правую". Но на острове жизнь развивалась независимо. И когда возникли достаточно разнообразные организмы "правого" типа, они оказались в безопасности. Единственным условием существования "правой" жизни была многочисленность этих организмов. Чтобы они могли питаться друг другом. В такой ситуации эволюция пошла особым путем и привела, например, к появлению четырехногих насекомых.
Мир острова Пу'а-ту-тахи - своего рода антимир. Но он не аннигилируется при встрече с существами остального мира, а, напротив, отделен от них невидимым барьером. Он никого не трогает и сам находится в безопасности относительной. Конечно, человек может запросто его уничтожить..."
Джонни зевнул и отложил журнал. Он ничего не понял и просто не поверил Хогланду.
Не может быть, чтобы пережитые ужасы объяснялись какими-то аминокислотами. И достигнутые наконец известность и благополучие! Ясно одно; от ученых следует держаться подальше. Джонни простой человек, а они воображают о себе слишком много!
Облака лежали под самолетом, как Антарктида. Далеко внизу в невидимом океане плавали рыбы и извивались водоросли. Ракетные двигатели самолета мерно думали, нагоняя сон.
Бабочка отличалась от обычной так же, как специально выведенный махровый цветок отличается от своей дикой формы.
Джонни накрыл бабочку пробковым шлемом. Извлек ее и стал рассматривать. Ничего подобного он никогда не видел. Тело у бабочки было жесткое, как надкрылья жука. Довольно крупная, с размахом крыльев дюйма в три. Четыре ножки. А крыльев - шесть!
Насекомое вдруг сильно двинулось в его пальцах, и Джонни почувствовал болезненный укол. Он выпустил бабочку, она взлетела вверх и исчезла.
Бабочка - и кусается! Надеюсь, она не ядовитая.
Джонни выругался и стал сосать укушенный палец, Боль прошла быстро.
Однако настроение испортилось, и он пошел назад. На берегу царил покой. Дул ветерок с моря. Все здесь казалось привычным и обыденным. Торчало несколько пальм, похожих на кокосовые. Только орехи висели чертовски высоко.
"Отсутствие комаров и пиявок меня не огорчает. Но есть-то все-таки надо!"
Он закинул спиннинг с зеленой блесной и стал накручивать катушку плавно и спокойно, как учил его старик Портер. Леску сильно дернуло, и удилище изогнулось. Первые две рыбы сорвались еще в воде. Потом Джонни вытащил рыбину основательного размера и веса. Рыба ли это? Она была голубая, как бирюза, длиною фута в два. Узкое тело, а вместо плавников странные выросты, похожие на конечности животных. По три сверху и снизу. Они заканчивались почти прозрачными перепонками, натянутыми между тонкими отростками. Ну и ну! Чего только не увидишь в тропических водах!
Существо было лишено чешуи. Просто тонкая кожа, мягкая, как у лягушки. Джонни решил попробовать. Он выпотрошил голубого монстра; кости мало отличались от обычных рыбьих костей, мясо оказалось розовым, как у форели.
Джонни был очень голоден. Он развел костер и сварил суп. Суп получился неважный. Напоминал скорее овощной, чем рыбный. Он проглотил кусок рыбы совершенно безвкусный. Меню прескверное. Ничего, не пропадем. Найду что-нибудь поинтереснее.
Джонни почувствовал усталость и решил прилечь в палатке. Жара и мерный плеск прибоя быстро усыпили его. Когда он проснулся, было уже совсем темно.
"Вот первый день и прошел. Через двадцать девять дней за мной приедут. Зверски есть хочется. Придется потерпеть до завтра".
Ночь безлунная, звезды отражаются в спокойной воде лагуны. Коралловый песок на берегу светится зеленоватыми бледными пятнами. Это еще что такое?
"Это" оказалось множеством длинных белых червей, медленно ползавших по берегу. Они светились, как гнилушки.
Джонни стало не по себе. Черное небо, черная вода, черная растительность. Беззвучная вода, беззвучная растительность. И светящиеся черви.
А там, на другом конце света, огни реклам, шум моторов. И зажигательный грохот джаза. А он здесь один, совсем один - с червями. Вот что такое необитаемый остров. Он дорого бы дал за то, чтобы услышать своих голубей за окном.
И в воде тоже проплыло какое-то светящееся существо. Фосфоресцирующий след держался, несколько секунд, потом рассеялся.
На следующий день ему удалось найти несколько орехов под пальмой и выудить какую-то рыбину более привычной формы. Но и эта снедь оказалась начисто лишенной каких-либо вкусовых качеств. Как будто он бумагу жевал. Никаких крабов, никаких съедобных моллюсков. Джонни непрерывно ощущал голод.
Зато вода в ручье была холодная и вкусная. И, как выяснилось, купанье в лагуне лишено риска. Акул не было. Противные черви исчезли при свете солнца.
Второй поход в лес принес мало нового. Джонни нашел какие-то синие ягоды, чуть горьковатые, как будто съедобные. Летали черные бабочки, а вместо жуков ползали четырехногие существа с мягким телом, покрытым волосками. И опять никто его не укусил - ни комар, ни муха.
Укусила его змея. Он наступил на нее, и она вонзила ему в ногу выше щиколотки острые зубы. Змея была короткая и толстая, сера", с округлыми фиолетовыми пятнами. Укусила и скрылась с недостижимой скоростью.
Холодный пот выступил у Джонни на лбу: он смертельно испугался. Большая треугольная голова - несомненно ядовитая змея.
Джонни разодрал рубашку и наложил на ногу жгут. Скрипя зубами от боли и ругаясь, исполосовал ранку ножом - кровь потекла струей.
Через несколько минут ему стало совсем худо, в глазах помутилось. Он опустился на траву и стал ждать конца. В его сознании калейдоскопически закрутились Бэсси, шеф, матрос Уату. "Плохой птица, плохой рыба", вспомнилось ему. Сколько ног у бабочки? Теперь он знал - четыре. А зачем это знать? Он умрет. Он был идиотом, зачем он поддался на провокацию!
Джонни страстно захотелось задушить Хогланда - этого сентиментального пророка. Потом он стал громко кричать, звать на помощь, несколько раз выстрелил из двустволки.
Между тем дурнота прошла так же быстро, как началась. Нога болела здоровой, нормальной болью - от порезов. Кровь почти остановилась. Неужели спасен?
Действительно, яд не подействовал. Еще не веря своему счастью, Джонни почувствовал прилив гордости: он не растерялся, сделал все, что надо, спасся сам, без чьей-либо помощи. Будет о чем написать! Хорошего настроения ему хватило до конца дня. Несмотря на голод.
Ночью шел дождь, и утром гора и лес как бы дымились. Джонни подстрелил птицу с черным оперением, отдаленно напоминавшую обычную галку. Но клюв у птицы был розовый с синими пятнышками. И в клюве - зубы. Острые и мелкие.
Птица была _не такая_. И растительность, и рыбы, и насекомые, и черви все _не такое_. Странный остров...
Джонни вдруг ощутил зловещее значение красной травы, зубастой птицы, не кусающихся насекомых. Все было предельно чужим.
Но хуже всего с пищей. И плоды, и рыба, и птица неизменно оказывались безвкусными, похожими на резину, бумагу, опилки. Он был непрерывно голоден. Болел живот, стучало в висках. Он много спал, и во сне к нему являлись странные существа - полинезийские боги с мягкими телами, покрытыми волосами.
"Как их называл Уату? Не помню. Мистика какая-то. Я же ни во что не верю. Ни в бога, ни в черта. Но это место - дьявольское. Неужели я боюсь? Привидений что ли? Этот тип, Хогланд, не растерялся бы. Наверное, тут есть по-настоящему съедобные растения; только я их не знаю. Еще двадцать пять дней. Не так уж много".
На шестой день чувство голода притупилось. Джонни пошел в лес, решив пересечь остров. Ранее он уже обошел его вокруг.
Он шел медленно, опираясь на палку. Чувствовал слабость. Но нога совсем поправилась, ранка зажила на удивление быстро.
Он прошел через просторный лес. Наткнулся на скальные обнажения. Потом путь ему преградил густой кустарник. Он попытался его обойти и, действительно, это удалось сделать. Обходный путь потребовал элементарного скалолазания. Невзирая на слабость, Джонни поднялся по довольно пологой скале футов на тридцать и оказался у гребня. Он перелез через него и услышал шум ручья внизу. Спустился к ручью и очутился на небольшом плато, окруженном кустарником. Что-то белело под навесом, образованным скалой.
Это была палатка. Джонни остолбенел. Вот она - тайна необитаемого острова!
Он осторожно осмотрелся. Брезент совершенно выцвел, но не сгнил. На камнях под кустами лежали заржавевшие пустые консервные банки и серые комки, похожие на папье-маше. Очевидно, это были остатки бумажных мешков. Палатка была беззвучна. Джонни отогнул полог и вошел.
На складной кровати лежал труп. Высохший, пожелтевший труп белого человека. Одежда на нем тоже выцвела, но была целой. Труп, а не скелет. Собственно говоря - мумия. Мумия скалила белые зубы в болезненной улыбке. Глаза ее были закрыты. Ссохшееся лицо покрывала рыжая щетина.
В палатке стоял складной стол, чурбак, заменявший стул. В углу - целая батарея стеклянных банок с притертыми пробками. В банках - засохшие насекомые: и черные бабочки, и мягкотелые жуки и еще какие-то уродцы. Были в палатке и другие предметы, но Джонни не стал их разглядывать. Он бросился к столу.
На столе лежало несколько книг, тетрадь в синей клеенчатой обложке, старомодные большие карманные часы с цепочкой. Джонни схватил тетрадь.
Это был дневник, написанный, казалось, совсем недавно. Бумага не пожелтела и не слиплась. Он стал читать с середины:
"18 апреля 1914 г.
Этот остров - рай для зоолога! Я не встретил здесь ни одного знакомого вида, повторяю - ни одного. И целый ряд новых видов, и не только видов, но весьма вероятно - типов. Названия придумаю после. Насколько могу судить, то же относится к растениям. Здешние фауна и флора не похожи ни на какие до сих пор известные. Ни современные, ни ископаемые.
На мою долю выпало великое открытие. В жизни ученого такое бывает редко. Я счастлив. И хотя мне чуждо тщеславие, приятно все-таки думать о том, какое впечатление произведут в Лондоне мой доклад и коллекции..."
"20 апреля 1914 г.
На берегу я нашел несколько раковин, похожих на Rissoa costata, но более мелких и закрученных в противоположную сторону..."
"21 апреля 1914 г.
Зубастые птицы не имеют ничего общего с археоптериксом. Это - новый класс. Новым классом следует считать и четырехногих насекомых - Insecta quadrupeda"...
"25 апреля 1914 г.
Акулы не заходят в лагуну Пу'а-ту-тахи, так как они не едят этих рыб".
Джонни быстро просматривал дневник. Репортерским своим нюхом он чувствовал, что найдет разгадку смерти незнакомца...
"20 августа 1914 г.
Две недели назад за мной должны были приехать. Не понимаю, что случилось. Похоже, что я попал в трудное положение. Запасы, мои кончаются. Между тем плоды, рыба, птицы, моллюски на острове безвкусны и малопитательны. Необходимо растянуть рацион. Ну что же. Приходилось бывать и не в таких переделках. Приедут же за мной в конце концов..."
"13 сентября 1914 г.
Провизия кончилась. Сегодня выскреб до крошки муку и еще раз вычистил пустые консервные банки. Слава богу, есть вода. Перехожу целиком на подножный корм. Самочувствие скверное, я сильно похудел.
Удивительно, что здесь ничто не загнивает, не скисает, не портится. Даже во время дождей. Поразительное отсутствие гнилостных микроорганизмов!
Я решил систематически разжигать костры на берегу и на вершине. Может быть, их заметят полинезийцы или немцы.
Как бы мне пригодилось это новое изобретение - беспроволочный телеграф!"
"20 сентября 1914 г.
Чувствую, что слабею от голода. Голодаю уже неделю, недоедаю - много дольше. Здесь фактически нет пищи, - плоды и рыба совершенно непитательны.
Светящиеся круглые черви выходят на берег в период спаривания. Я нашел их кладки - под камнями в приливной зоне".
И последняя запись:
"8 октября 1914 г.
Сегодня я, очевидно, умру. Не могу шевельнуться.
Прошу передать мои коллекции и записи Королевскому Обществу в Лондоне. Прошу сообщить о случившемся моей жене, миссис Анне Уиндгем, Эдинбург, Чэнсери род, 21. Прошу Королевское Общество позаботиться о моей семье. Прощайте все. Я ни о чем не жалею.
Мартин Уиндгем".
И еще - неоконченное письмо:
"Дорогая Анни, прости меня за то, что я причинил тебе столько горя. Смерть моя не напрасна, думаю, что в последние месяцы мне удалось обогатить науку. Я всегда любил тебя и нашего мальчика. Пусть он вырастет..."
На этом письмо обрывалось.
Мозг Джонни заработал лихорадочно. Как всегда при встрече с настоящей сенсацией. Все ясно! Уиндгем - англичанин. Каролинские острова принадлежали в 1914 году Германии. За ним не приехали потому, что началась война. Судно вышло за ним, но его, вероятно, потопили немцы. В Англии решили, что судно погибло после того, как Уиндгем был взят на борт.
Но это же действительно сенсация! И коллекции его целы, и дневник. И труп его цел, - здесь же нет гнилостных микроорганизмов!
Браво, Джи Ар Мелвин! Эта малоприятная находка оправдывает всю затею. Ну, тут уж шеф не отделается долларом за строчку!
Джонни совершенно забыл о своей слабости. Он наклонился над трупом и стал обыскивать карманы. Но ничего, кроме ржавого перочинного ножа, не нашел.
Вдруг Джонни резко выпрямился и застыл с широко раскрытыми глазами. Он почувствовал, что Челюсть его отвисает. Его охватил безумный ужас - как после укуса змеи. Ведь его положение нисколько не лучше положения Уиндгема в сентябре 1914 года. Он же умрет с голоду! А потом найдут его труп - не подвергшийся гниению.
Змеиный яд не подействовал на него не потому, что он вовремя принял меры, а потому, что на этом адском острове все не так, - ядовитые змеи безвредны, трупы не гниют, рыба и плоды несъедобны.
"Плохой земля", - говорил Уату. "Твой смелый человек", - говорил Уату. О господи, какое там - смелый. Он же умрет, умрет через несколько дней неминуемо!
И Джонни упал ничком, закрыв лицо руками. Он плакал как ребенок, лежа рядом с улыбающейся мумией.
АМИНОКИСЛОТЫ В ЗЕРКАЛЕ
Там жизнь идет наоборот,
Вверх дном и наизнанку.
Над крышами летает крот,
А джем не лезет в банку.
Там больше Солнца электрон,
Хоть и лишен заряда,
И вместо яблока - Ньютон
С зеленой ветки падал.
Как я хочу попасть туда,
Где счастье, а не горе,
Туда, где вверх течет вода,
Где небом стало море.
Вилли Паттерн
Человек может просуществовать без пищи более месяца - если есть вода. Люди, ставшие жертвами кораблекрушения или заблудившиеся в тайге, погибают гораздо быстрее, но не от голода, а от страха. И вряд ли Джонни Мелвин протянул бы на острове Пу'а-ту-тахи более двух недель, так как был совершенно деморализован. Все наполняло его ужасом: желтая мумия там, наверху, зубастые птицы, светящиеся черви. Он лежал целыми днями в палатке, вставал только затем, чтобы выпить воды, засыпал тяжелым сном и просыпался в полном отчаянии.
Смерть придвигалась все ближе. Он уже не боролся, не разводил костров. Он погибал в полном одиночестве.
В эту ночь ему приснился страшный сон. Он шел один по сумеречным улицам. Это был Уикфилд и не Уикфилд, - странный город, абсолютно пустынный. Слепые окна домов, нигде нет света. Он завернул за угол. Впереди загорелись два красных огонька, они становились все ярче и больше, по мере того как он к ним приближался. И вдруг он увидел, что это глаза сиамской кошки. Кошка скалила зубы и смотрела на него, выгнув спину. Он подошел к ней и хотел ее погладить. Кошка повернулась и бросилась наутек. Он побежал за ней и вдруг почувствовал, что за ним тоже гонятся. Раздались голоса, звучавшие гортанно и неразборчиво. Он не понимал ни единого слова, ему было очень страшно, он бежал и бежал, а голоса приближались. Он понял, что погибает, и проснулся.
Был день, и были слышны приближающиеся голоса. Он не поверил, - это продолжение сна, это галлюцинация. Но тут кто-то откинул полог палатки.
Так явилось спасение. Матросы небольшого индонезийского судна, зашедшего за пресной водой, обласкали Джонни, накормили его.
Насытившись, Джонни приободрился, голова его вновь стала работать. До конца месяца оставалось еще девятнадцать дней, но не могло быть и речи о выполнении условия. Однако Джонни решил дорого продать свое открытие. Он уговорил капитана погрузить на судно мумию Уиндгема и его коллекции. Дневник Уиндгема Джонни запрятал в свой чемодан, - это был его главный козырь. У него хватило предусмотрительности взять с собой образцы несъедобных плодов, голубых рыб. Их следовало заспиртовать, но на судне спирта не оказалось. Однако, как ни странно, они только высохли, а не испортились во время многодневного плавания в экваториальных водах.
Джонни не просчитался. Шеф понял его с полуслова. Корреспондент "Уикфилдских новостей" нашел нечто особенное, чрезвычайно важное для науки. Поэтому он, следуя высокому долгу американского журналиста, решил отказаться от крупного гонорара и нарушил условие, воспользовавшись первой же возможностью. Какое право имел он, скромный и серьезный Джонни Мелвин, задержать развитие естествознания еще более чем на две недели?
Концы с концами, правда, не сходились. Если на острове все несъедобно, то как бы Мелвин мог на нем существовать? Он же, надо думать, понимал опасность. Не легче ли предположить, что высокий долг тут ни при чем, что репортер просто бежал с коварного острова, спасая свою шкуру?
Эти соображения возникали, однако, лишь у ничтожного меньшинства читателей "Уикфилдских новостей". Материал был подан газетой умело и убедительно. А на пресс-конференции Джонни превзошел самого себя. Рассказав все, что он считал нужным, и остроумно отпарировав ехидные вопросы корреспондентов конкурирующих газет, Джонни закончил так:
- Благодарю вас, леди и джентльмены. Я хочу, в заключение еще раз подчеркнуть, что я - простой американский парень, работник газеты - не сделал никакого открытия. Я буду счастлив, если окажется, что некоторые мои наблюдения представляют хотя бы небольшую научную ценность. Открытия в науке делают ученые. Особенности флоры и фауны острова Пу'а-ту-тахи впервые наблюдал доктор Уиндгем - героическая жертва кайзеровской Германии.
Я горжусь тем, что детальное изучение острова позволило мне вернуть миру труды этого замечательного человека. Через два дня в Уикфилд прилетает его сын - преподобный Фредерик Уиндгем, чтобы увезти священный прах в Англию, где он будет предан земле. Поэтому, леди и джентльмены, поспешите отдать последний долг усопшему, - тело его покоится в стеклянном гробу на двенадцатом этаже нашего здания.
Что же касается дневника доктора Уиндгема, то газета считает своим долгом сделать его достоянием широкой публики. Дневник будет выпущен в роскошном факсимильном издании, а также в дешевом массовом, которое каждый сможет приобрести за пятьдесят центов. Мое скромное участие в этих изданиях будет состоять в написании статьи о виденном на острове, о том, как я напоролся на старину Уиндгема. Клянусь, это будет такой бестселлер, что небу станет жарко!
Еще раз благодарю вас!
Бэсси горячо поцеловала Джонни под одобрительные аплодисменты коллег-репортеров.
Среди читателей "Уикфилдских новостей" и других газет было немало мыслящих людей. Они с нетерпением ждали разгадки тайны Пу'а-ту-тахи.
_Почему_ на острове особые фауна и флора? _Почему_ в них нет ничего съедобного? _Почему_ труп Уиндгема мумифицировался, находясь на воздухе?
_Почему_ акулы не едят этих странных рыб? _Почему_ змея оказалась неядовитой? _Почему_ комары на острове не кусаются? _Почему_ плоды и рыбы, доставленные с острова, не испортились, а только высохли?
Ответа на эти вопросы следовало ожидать от профессора Хогланда, которому газета передала все привезенные Мелвином материалы.
Ровно через три месяца слегка пополневший, исполненный самоуверенности и доброжелательства, Джонни сидел в удобном кресле трансатлантического самолета. Он направлялся на международный съезд журналистов во Францию, в Гренобль. Он знал, что будет там видной фигурой.
Вкусный завтрак был съеден. Дымя душистой сигарой, Джонни от нечего делать листал свежий номер "Сайентифик Америкэн". Знакомая фамилия привлекла его внимание. Это была статья Хогланда.
"Совершенно особые, эндемичные фауна и флора присущи многим островам, читал Джонни, - достаточно давно отделившимся от континентов. Дарвин, путешествуя на корабле "Бигль", впервые обратил на это внимание. Он подробно описал фауну Галапагосских островов, принадлежащих Эквадору. Дарвин открыл на них ряд специфических видов вьюрковых птиц, - так они сейчас и называются - Дарвиновы вьюрки. На этих островах живет и гигантская черепаха, которую вы не увидите нигде больше. И особые виды игуан.
Хорошо изучены другие примеры. Австралия с ее фауной сумчатых животных, с ее утконосом и ехидной, Новая Зеландия с бескрылой птицей киви и реликтовым пресмыкающимся - гаттерией. Но эндемичные виды острова Пу'а-ту-тахи резко отличаются от ранее известных. Во-первых, здесь эндемичны не только виды, но и классы и даже типы. Во-вторых, эти виды растений и животных, начиная с микроорганизмов и кончая змеями и птицами, несовместимы с остальной жизнью на Земле.
Что же все это значит?
Основа жизни - белки. Это длинноцепочечные молекулы, состоящие из аминокислотных звеньев. Все белки на земле построены из двадцати типов аминокислот.
Поразительной особенностью аминокислот, входящих в состав белков, является их асимметрия. Девятнадцать из двадцати канонических аминокислот - асимметричные молекулы. Это значит, что каждая из них может существовать в двух формах - в правой и левой, относящихся друг к другу как правая и левая рука.
Но в живых организмах - аминокислоты только левые. Жизнь асимметрична, начиная с ее молекулярных основ. Организмы способны усваивать только левый аминокислоты, - правые антиподы в состав белков не включаются.
В чудесной повести Льюиса Кэррола "Алиса в Зазеркалье" героиня спрашивает: можно ли пить зеркальное молоко? Сейчас мы знаем ответ. Пить его можно, но бесполезно. Зеркальное молоко не питательно.
Исследование асимметрии живого связано, прежде всего, с именем великого Пастера. Много позднее глубокие мысли по этому поводу высказал советский ученый Вернадский. В 1940 году другой советский ученый - Гаузе опубликовал очень интересную книгу "Асимметрия протоплазмы".
Почему жизнь асимметрична?
Сейчас мы уверены в том, что первичные живые организмы произошли из неживого вещества. Эта теория, общепринятая в современном естествознании, была развита опять-таки советским ученым Опариным.
Но при абиогенном возникновении жизни появление правых и левых аминокислот равновероятно. Почему все-таки в организмах фигурируют только левые аминокислоты, а не равные количества левых и правых?
Надо думать, потому, что жизнь возникла в местах случайных скоплений левых молекул. Дальше она эволюционировала, отбирая левые молекулы от правых со все возрастающей точностью. Можно привести аргументы в пользу большей биологической приспособленности асимметричных организмов, по сравнению с симметричными.
Как показало исследование, белки растений и животных острова Пу'а-ту-тахи состоят не из _левых_, а из _правых_ аминокислот! Это зеркальные отражения обычных аминокислот остальной части биосферы.
Можно думать, что очень давно зарождалась и "правая" жизнь. Везде, кроме нашего острова (а может быть, и других мест, нам еще неизвестных), "левая" жизнь осилила "правую". Но на острове жизнь развивалась независимо. И когда возникли достаточно разнообразные организмы "правого" типа, они оказались в безопасности. Единственным условием существования "правой" жизни была многочисленность этих организмов. Чтобы они могли питаться друг другом. В такой ситуации эволюция пошла особым путем и привела, например, к появлению четырехногих насекомых.
Мир острова Пу'а-ту-тахи - своего рода антимир. Но он не аннигилируется при встрече с существами остального мира, а, напротив, отделен от них невидимым барьером. Он никого не трогает и сам находится в безопасности относительной. Конечно, человек может запросто его уничтожить..."
Джонни зевнул и отложил журнал. Он ничего не понял и просто не поверил Хогланду.
Не может быть, чтобы пережитые ужасы объяснялись какими-то аминокислотами. И достигнутые наконец известность и благополучие! Ясно одно; от ученых следует держаться подальше. Джонни простой человек, а они воображают о себе слишком много!
Облака лежали под самолетом, как Антарктида. Далеко внизу в невидимом океане плавали рыбы и извивались водоросли. Ракетные двигатели самолета мерно думали, нагоняя сон.