– Ах, да. К чему я все это говорю? К тому, что коридоры событий бывают разные – как светлые, так и темные. И теми, и другими можно управлять. А бывает и так, что они тебя засасывают – и берут управление жизнью в свои руки. Похоже, у тебя как раз второй случай.
– То есть – темная полоса? – спокойно уточнил Артемий.
Старик кивнул:
– Это не удивительно: ведь ты настойчиво ищешь встречи со своим…
– Переходящим…
– …дорогу. Вот-вот. Я не знаю, кто это или что это такое – но он несомненно может как-то влиять на причинно-следственные связи. Ты понимаешь, о чем я?
– Примерно, – осторожно сказал Артемий.
– А раз так, – продолжил Старик, – то он вполне может спихнуть жертву в нужный ему коридор событий… например, ведущий к смерти. Или, черт возьми – к богатству и славе!
Видимо, последняя мысль ужасно понравилась Старику: он оживился, вылез из-за стола и принялся расхаживать по комнате.
– Если кто-то может управлять коридорами событий… – взволнованно проговорил он. – То значит… Значит, я прав!
Старик поймал напряженный взгляд Артемия и рассмеялся:
– Как говорится – лженаука на марше. М-да… Это всего лишь один из множества возможных вариантов. А может, этот тип вовсе не управляет событиями? Может, он появляется как знамение, предвестник судьбы?
– Я думал об этом, – кивнул Артемий. – Так говорите, коридор событий? И куда он ведет, этот коридор?
Старик странно посмотрел на Артемия и нервно дернул плечами.
– Не знаю… Вряд ли к чему хорошему – в твоем случае… Ты сам видел… его?
– Слава богу, нет, – покачал головой Артемий. – И не хочу, если честно.
Он не врал. Главной идеей было выполнить поручение заказчиков, не встречаясь с Переходящим лично. Как это возможно – Артемий представлял себе смутно. Но все еще верил в удачу и собственные способности. И в совет Старика.
– Ну, что тебе посоветовать… – задумчиво сказал Старик. – Есть разные способы, как вырваться из событийной колеи. Проще всего – куда-то уехать. Но это еще не гарантия. Смена работы, брак – тоже влияет…
– Нет, нет! – сказал Артемий. – Я как раз хотел бы остаться в этом самом коридоре. Если он в конце-концов выведет меня на цель…
– А вот это не факт, – возразил Старик. – Может быть, этот коридор как раз уводит тебя в противоположную сторону… Впрочем, о чем я? Я же сам ничего толком не знаю. Так, голые теории…
Старик вдруг как-то по-новому посмотрел на Артемия, помолчал, словно сомневаясь, стоит ли говорить дальше.
– Хотя… – протянул он. – А вот почему бы не проверить на тебе?..
– Что проверить? – глупо усмехнулся Артемий. – Выживу ли я в этом нагромождении странностей?
– Проверить кое-какие идейки, – пояснил Старик, направляясь к огромному книжному стеллажу, занимавшему целую стену. Где же эта тетрадка? Ага, вот она… Ну, что, студент. Ты готов конспектировать?
– Это я всегда готов, – задумчиво сказал Артемий, пододвигая к себе папку. – Главное, чтобы потом не завалили на экзамене…
7
– То есть – темная полоса? – спокойно уточнил Артемий.
Старик кивнул:
– Это не удивительно: ведь ты настойчиво ищешь встречи со своим…
– Переходящим…
– …дорогу. Вот-вот. Я не знаю, кто это или что это такое – но он несомненно может как-то влиять на причинно-следственные связи. Ты понимаешь, о чем я?
– Примерно, – осторожно сказал Артемий.
– А раз так, – продолжил Старик, – то он вполне может спихнуть жертву в нужный ему коридор событий… например, ведущий к смерти. Или, черт возьми – к богатству и славе!
Видимо, последняя мысль ужасно понравилась Старику: он оживился, вылез из-за стола и принялся расхаживать по комнате.
– Если кто-то может управлять коридорами событий… – взволнованно проговорил он. – То значит… Значит, я прав!
Старик поймал напряженный взгляд Артемия и рассмеялся:
– Как говорится – лженаука на марше. М-да… Это всего лишь один из множества возможных вариантов. А может, этот тип вовсе не управляет событиями? Может, он появляется как знамение, предвестник судьбы?
– Я думал об этом, – кивнул Артемий. – Так говорите, коридор событий? И куда он ведет, этот коридор?
Старик странно посмотрел на Артемия и нервно дернул плечами.
– Не знаю… Вряд ли к чему хорошему – в твоем случае… Ты сам видел… его?
– Слава богу, нет, – покачал головой Артемий. – И не хочу, если честно.
Он не врал. Главной идеей было выполнить поручение заказчиков, не встречаясь с Переходящим лично. Как это возможно – Артемий представлял себе смутно. Но все еще верил в удачу и собственные способности. И в совет Старика.
– Ну, что тебе посоветовать… – задумчиво сказал Старик. – Есть разные способы, как вырваться из событийной колеи. Проще всего – куда-то уехать. Но это еще не гарантия. Смена работы, брак – тоже влияет…
– Нет, нет! – сказал Артемий. – Я как раз хотел бы остаться в этом самом коридоре. Если он в конце-концов выведет меня на цель…
– А вот это не факт, – возразил Старик. – Может быть, этот коридор как раз уводит тебя в противоположную сторону… Впрочем, о чем я? Я же сам ничего толком не знаю. Так, голые теории…
Старик вдруг как-то по-новому посмотрел на Артемия, помолчал, словно сомневаясь, стоит ли говорить дальше.
– Хотя… – протянул он. – А вот почему бы не проверить на тебе?..
– Что проверить? – глупо усмехнулся Артемий. – Выживу ли я в этом нагромождении странностей?
– Проверить кое-какие идейки, – пояснил Старик, направляясь к огромному книжному стеллажу, занимавшему целую стену. Где же эта тетрадка? Ага, вот она… Ну, что, студент. Ты готов конспектировать?
– Это я всегда готов, – задумчиво сказал Артемий, пододвигая к себе папку. – Главное, чтобы потом не завалили на экзамене…
7
С мощным щелчком включился свет. Человек, на стуле по ту сторону стола вздрогнул и сжался, как в ожидании удара.
Павел чуть улыбнулся.
В свете лампы, направленной в лицо, люди теряют значительную часть привычного лоска. Чудное изобретение давно уже забытых дознавателей. А если немного усовершенствовать процесс и направить в глаза ослепляющий свет юпитеров со съемочной площадки? По ту сторону света съемочная группа будет курить, лениво обсуждая технические подробности. Перед ними – всего лишь объект. И не актер даже, а так – часть наспех слепленных декораций.
Вряд ли это добавит жертве разговорчивости, но остатки спеси собьет окончательно.
– Что вам от меня нужно?! – растерянно и в то же время злобно выкрикнул человек. – Кто вы? Вы вообще представляете, с кем связались, уроды?!
Павел усмехнулся, покачал головой:
– Когда же ты угомонишься, Каминский?
– Кто это?! – крикнул человек. – Мы знакомы?
– Когда ты перестанешь считать себя более значимым, чем есть на самом деле? – не обращая внимания на выкрик, сказал Павел. – Сидишь по шею в дерьме, а все еще пытаешься тыкать мне в лицо своим статусом…
– Еще посмотрим, чем в тебя ткнут, гаденыш, – уже менее уверенно проговорил человек, слепо пытаясь разглядеть – кто говорит из-за ослепительных дисков прожекторов. – Мои парни тебя на куски порежут, гнида…
– Ты всегда меня удивлял своей животной тупостью, Каминский, – сказал Павел. – Наверно, если бы людоеды жарили тебя на костре, ты бы им тоже угрожал своими «братками», да?
Инерция. Всего лишь инерция непомерной человеческой гордыни. Как легко возомнить себя абсолютно безнаказанным, недосягаемым. Таким, что даже представить невозможно положение, когда тебя просто прикуют к стулу наручниками и двинут по морде – для большей сговорчивости.
Каминский подался чуть вперед – насколько позволяли наручники, удерживающие его руки у сиденья между колен, прищурился.
– Е-мое…– потрясенно проговорил он. – Павел Сергеевич? Паша, это ты?!
– «Паша», – хмыкнул Павел. – С каких это пор я для тебя Паша?
– Простите, Павел Сергеевич, я ничего не понимаю… – севшим голосом пробормотал Каминский.
– Все ты прекрасно понимаешь, – устало сказал Павел. – Давай, я не буду тебе подсказывать. Скажи сам: почему ты здесь?
Каминский тяжело задышал, оглядываясь, и заорал:
– Я ничего не понимаю! Правда, я не въезжаю, что происходит?! Где я?!
– Так… – бесцветно произнес Павел. – Рустам, помоги этому господину вспомнить.
Из-за спины Павла бесшумно вышел Рустам, приблизился к Каминскому. Тот инстинктивно подался назад и часто-часто заморгал, глядя на нависшего над ним гиганта. Рустам выдержал паузу – и нанес серию коротких ударов – ладонь-щека, кулак-плечо, ботинок-голень. Каминский удивленно ахнул – и чуть запоздало заорал от боли. Рустам отошел на шаг и замер.
Когда вопли и причитания утихли, Павел повторил вопрос:
– Почему ты здесь, Каминский?
В ответ лишь бессвязная ругань.
– Рустам, ты что-то не доделал, – покачал головой Павел.
На этот раз крики продолжались дольше. Павел с интересом наблюдал за происходящим. Он не испытывал удовольствия от мук этого подлеца. Только сухой интерес исследователя.
Это неправильно. Стоило научиться получать удовольствие и от этого. Не так много радостей осталось в жизни…
– Стой! – захлебываясь в хрипе проорал Каминский. – Я скажу! Скажу! Не бейте….
– Рустам! – быстро сказал Павел.
Рустам отпрянул назад: было видно – он только начал входить во вкус, и ему стоило усилий прекратить «обработку». Кулаки покраснели, ноздри раздулись, дыхание участилось.
– Ну! – произнес Павел.
– Пойми… – отрывисто проговорил Каминский. – Это же были девяностые! Тогда все так делали!
Пауза. Павел выжидательно молчал.
– Все так делали, все! – крикнул Каминский. – А что оставалось, если ты весь бизнес под себя подгреб?! И не я один решал – все пацаны были «за»!
Павел молчал.
– Да, это мы тогда тебя заказали! – выдохнул Каминский. – Да! Но ведь ты живой, живой!!!
– Живой… – проговорил Павел. – Тогда вы убили моего водителя, телохранителя. И Лену…
– Мы не знали…
– Говори за себя.
– Я не хотел! Ты должен был ехать один. Ведь ты живой! Все давным-давно прошло и забылось! Ведь ты теперь в шоколаде, гад! То были девяностые, вспомни…
– Я все помню… Девяностые… Все делают скидку на эти девяностые. Будто тогда, на десять лет все разом превратились в вампиров…
– А ты себя вспомни. Каким ты сам был тогда?
– Девяностые… Да, тогда было легко купить такую маленькую радиоактивную болванку. Верно? Ученым жрать нечего – они уран за еду продавали… И сколько же ты отдал за нее? Так, ради интереса.
Каминский молчал. Даже в ярком свете прожекторов было видно, как он побледнел.
– Что же ты замолчал? – спросил Павел.
– Ты не мог знать про это… – совсем тихо сказал Каминский. – Не мог…
– Но… я тебя поздравляю! – оскалился Павел и вышел вперед, за ослепительную границу света.
Каминский уставился на него дикими глазами.
Павел подошел к Каминскому и опустился на корточки, сжавшись от внезапного приступа боли. Рустам дернулся было в его сторону, но Павел жестом остановил его. Он поднял изможденный взгляд на Каминского и поймал его полные страха глаза.
– Ты все-таки убил меня. Поздравляю. Браво! – сказал Павел.
И тяжело поднялся.
– Стоп съемка, – сказал он.
– Стоп камера! – прокричал невидимый отсюда режиссер площадки.
Павел повернулся к Каминскому спиной и пошел к выходу. В глазах прикованного к стулу человека мелькнула надежда.
– Так это подстроено! – проговорил он, пытаясь улыбнуться. – Розыгрыш, да? Это кино?
– Кино, – сказал Павел, не оборачиваясь. – Только никаких розыгрышей. Одна лишь гнилая правда жизни.
Павел отсматривал снятый материал, любуясь каждым словом, каждым жестом палача и жертвы. Вот это кадры! Это вам не «дубль первый, дубль второй»! В жизни не бывает никаких дублей. Здесь – настоящая жизнь, какой бы мерзкой она не была.
– Развлекаешься? – раздалось в тишине комнаты.
Павел внутренне сжался. Он никак не ожидал услышать этот голос снова.
– Что… Что ты тут делаешь? – быстро спросил Павел.
– Этот же вопрос я хотел задать и тебе, – сказал Переходящий дорогу. – Только не пытайся звать охрану. Я уйду, и у тебя больше не будет возможности поговорить со мной.
– С чего ты взял, что я хочу с тобой разговаривать? – мрачно поинтересовался Павел.
– Мне так показалось, – пожал плечами Переходящий дорогу. – Скажи, для чего весь этот балаган?
Павел молчал, с ненавистью глядя на незваного гостя. Тот небрежно крутил на указательном пальце нелепую шляпу. Надо же – теперь еще и шляпа…
– Что ты хочешь доказать? – продолжал Переходящий. – Можно, угадаю? Ты решил посоревноваться со мной в умении управлять судьбами?
Переходящий дорогу с любопытством разглядывал Павла, словно видел его впервые. Павел скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.
– Что же, красивый ход, – неожиданно признал гость. – Я, правда, не пойму до конца твоего замысла, но идея хороша… Что тебя больше прельщает во все этом: сама игра или последующий анализ? Ведь ты снимаешь кино про самого себя? Я угадал? Тебе нравится смотреть на себя со стороны? А… Кажется я понял…
– Что ты понял? – нервно спросил Павел.
– Нет-нет, – покачал головой Переходящий и аккуратно надел шляпу. – Это только догадки. Что ж, не буду мешать. Я еще зайду…
Павел никак не мог понять: был ли в действительности этот ночной визит, или же это только болезненный сон. Впрочем, других снов теперь и не было. Болезнь медленно пожирала его.
Надо торопиться.
Приступы острой неуверенности осложняли дело. Павел целый час просидел в холодной «комнате правды», не зная, что делать дальше.
Нет, не так. План был. Четкий и ясный план, такой, как и те, что вели к вершинам богатства и силы. Но который теперь ведет прямо в могилу.
Почему-то Павел не сомневался, что все, что происходит – расплата за полученные от жизни дары.
Нет, не так – вырванные у жизни силой. Украденные. Отобранные у других.
Как сказал это Каминский? «Это были девяностые». Бред. Так было испокон веков: кому-то всегда не терпится схватить то, что не принадлежит ему по праву.
Та, давняя мечта мальчишки, который смотрит жадными глазами через стекло витрины магазина игрушек, понимая, что ему НИКОГДА, НИКОГДА не получить того, что он хочет.
Страшное слово «никогда». Как приговор. Как смерть.
Только не все мальчишки смиряются с этим приговором. Некоторым кажется, что нелепые ошибки судьбы можно исправить – подчистить, замазать. Обмануть.
Наивная надежда. Будто судьба может ошибаться…
– Зигфрид! – крикнул Павел.
Зигфрид появился немедленно: он дожидался за дверью.
– Приведи сюда девчонку, – сбивчиво сказал Павел. – Ну, ты понял…
Зигфрид задержал взгляд на Павле и коротко кивнул.
«Надо что-то с ним делать, – глядя на охранника, подумал Павел. – Настроение у него какое-то не то»…
…Настя снова сидела перед ним на стуле – еще более осунувшаяся, с диким взглядом. И Павел снова не знал, с чего начать.
Еще одна нелепица: он, вообразивший себя вершителем человеческих судеб, робеет перед девчонкой. Бред какой-то. Будто не было в его жизни бесконечной череды топ-моделей и ярких девиц с обложек «Максима».
Вот, очередной глупый стереотип – будто женщина, попав на обложку «глянца», становится чем-то лучше всех остальных. Обман. Банальнейший «развод» для богатых лохов. Поняв это, некоторые одураченные толстосумы бросаются во все тяжкие, черпая самую жуткую грязь со дна жизни. Если, конечно, хватает смелости признаться себе, что их обманули…
А Настя – вот она, настоящая, живая – и настолько далекая, что целые шеренги роскошных баб с обложек на ее фоне становятся просто кучей дорогих шлюх. Да и не таких уж и дорогих, если учитывать финансовые возможности.
Павел нервно откашлялся.
– Слушай… Я хочу, чтобы ты знала… Я не причиню тебе вреда…
– Вы это уже говорили, – тихо отозвалась Настя. – Отпустите нас домой.
– Не могу, – так же тихо сказал Павел. – Но я обещаю – ни с кем из массовки ничего не случится плохого …
– Отпустите нас… – повторила Настя.
– Так надо… – непривычным для себя, умоляющим тоном произнес Павел. – Так надо, поверь…
Настя посмотрела на Павла долгим непонимающим взглядом, и вдруг закричала – высоко и страшно:
– Отпустите-отпустите-отпустите!!!
Это была самая настоящая истерика. Ворвавшиеся на крик Рустам и Зигфрид поначалу недоуменно топтались вокруг размахивающей кулачками и мотающей головой Настей, прежде, чем схватить ее и утащить прочь.
Павел чуть улыбнулся.
В свете лампы, направленной в лицо, люди теряют значительную часть привычного лоска. Чудное изобретение давно уже забытых дознавателей. А если немного усовершенствовать процесс и направить в глаза ослепляющий свет юпитеров со съемочной площадки? По ту сторону света съемочная группа будет курить, лениво обсуждая технические подробности. Перед ними – всего лишь объект. И не актер даже, а так – часть наспех слепленных декораций.
Вряд ли это добавит жертве разговорчивости, но остатки спеси собьет окончательно.
– Что вам от меня нужно?! – растерянно и в то же время злобно выкрикнул человек. – Кто вы? Вы вообще представляете, с кем связались, уроды?!
Павел усмехнулся, покачал головой:
– Когда же ты угомонишься, Каминский?
– Кто это?! – крикнул человек. – Мы знакомы?
– Когда ты перестанешь считать себя более значимым, чем есть на самом деле? – не обращая внимания на выкрик, сказал Павел. – Сидишь по шею в дерьме, а все еще пытаешься тыкать мне в лицо своим статусом…
– Еще посмотрим, чем в тебя ткнут, гаденыш, – уже менее уверенно проговорил человек, слепо пытаясь разглядеть – кто говорит из-за ослепительных дисков прожекторов. – Мои парни тебя на куски порежут, гнида…
– Ты всегда меня удивлял своей животной тупостью, Каминский, – сказал Павел. – Наверно, если бы людоеды жарили тебя на костре, ты бы им тоже угрожал своими «братками», да?
Инерция. Всего лишь инерция непомерной человеческой гордыни. Как легко возомнить себя абсолютно безнаказанным, недосягаемым. Таким, что даже представить невозможно положение, когда тебя просто прикуют к стулу наручниками и двинут по морде – для большей сговорчивости.
Каминский подался чуть вперед – насколько позволяли наручники, удерживающие его руки у сиденья между колен, прищурился.
– Е-мое…– потрясенно проговорил он. – Павел Сергеевич? Паша, это ты?!
– «Паша», – хмыкнул Павел. – С каких это пор я для тебя Паша?
– Простите, Павел Сергеевич, я ничего не понимаю… – севшим голосом пробормотал Каминский.
– Все ты прекрасно понимаешь, – устало сказал Павел. – Давай, я не буду тебе подсказывать. Скажи сам: почему ты здесь?
Каминский тяжело задышал, оглядываясь, и заорал:
– Я ничего не понимаю! Правда, я не въезжаю, что происходит?! Где я?!
– Так… – бесцветно произнес Павел. – Рустам, помоги этому господину вспомнить.
Из-за спины Павла бесшумно вышел Рустам, приблизился к Каминскому. Тот инстинктивно подался назад и часто-часто заморгал, глядя на нависшего над ним гиганта. Рустам выдержал паузу – и нанес серию коротких ударов – ладонь-щека, кулак-плечо, ботинок-голень. Каминский удивленно ахнул – и чуть запоздало заорал от боли. Рустам отошел на шаг и замер.
Когда вопли и причитания утихли, Павел повторил вопрос:
– Почему ты здесь, Каминский?
В ответ лишь бессвязная ругань.
– Рустам, ты что-то не доделал, – покачал головой Павел.
На этот раз крики продолжались дольше. Павел с интересом наблюдал за происходящим. Он не испытывал удовольствия от мук этого подлеца. Только сухой интерес исследователя.
Это неправильно. Стоило научиться получать удовольствие и от этого. Не так много радостей осталось в жизни…
– Стой! – захлебываясь в хрипе проорал Каминский. – Я скажу! Скажу! Не бейте….
– Рустам! – быстро сказал Павел.
Рустам отпрянул назад: было видно – он только начал входить во вкус, и ему стоило усилий прекратить «обработку». Кулаки покраснели, ноздри раздулись, дыхание участилось.
– Ну! – произнес Павел.
– Пойми… – отрывисто проговорил Каминский. – Это же были девяностые! Тогда все так делали!
Пауза. Павел выжидательно молчал.
– Все так делали, все! – крикнул Каминский. – А что оставалось, если ты весь бизнес под себя подгреб?! И не я один решал – все пацаны были «за»!
Павел молчал.
– Да, это мы тогда тебя заказали! – выдохнул Каминский. – Да! Но ведь ты живой, живой!!!
– Живой… – проговорил Павел. – Тогда вы убили моего водителя, телохранителя. И Лену…
– Мы не знали…
– Говори за себя.
– Я не хотел! Ты должен был ехать один. Ведь ты живой! Все давным-давно прошло и забылось! Ведь ты теперь в шоколаде, гад! То были девяностые, вспомни…
– Я все помню… Девяностые… Все делают скидку на эти девяностые. Будто тогда, на десять лет все разом превратились в вампиров…
– А ты себя вспомни. Каким ты сам был тогда?
– Девяностые… Да, тогда было легко купить такую маленькую радиоактивную болванку. Верно? Ученым жрать нечего – они уран за еду продавали… И сколько же ты отдал за нее? Так, ради интереса.
Каминский молчал. Даже в ярком свете прожекторов было видно, как он побледнел.
– Что же ты замолчал? – спросил Павел.
– Ты не мог знать про это… – совсем тихо сказал Каминский. – Не мог…
– Но… я тебя поздравляю! – оскалился Павел и вышел вперед, за ослепительную границу света.
Каминский уставился на него дикими глазами.
Павел подошел к Каминскому и опустился на корточки, сжавшись от внезапного приступа боли. Рустам дернулся было в его сторону, но Павел жестом остановил его. Он поднял изможденный взгляд на Каминского и поймал его полные страха глаза.
– Ты все-таки убил меня. Поздравляю. Браво! – сказал Павел.
И тяжело поднялся.
– Стоп съемка, – сказал он.
– Стоп камера! – прокричал невидимый отсюда режиссер площадки.
Павел повернулся к Каминскому спиной и пошел к выходу. В глазах прикованного к стулу человека мелькнула надежда.
– Так это подстроено! – проговорил он, пытаясь улыбнуться. – Розыгрыш, да? Это кино?
– Кино, – сказал Павел, не оборачиваясь. – Только никаких розыгрышей. Одна лишь гнилая правда жизни.
Павел отсматривал снятый материал, любуясь каждым словом, каждым жестом палача и жертвы. Вот это кадры! Это вам не «дубль первый, дубль второй»! В жизни не бывает никаких дублей. Здесь – настоящая жизнь, какой бы мерзкой она не была.
– Развлекаешься? – раздалось в тишине комнаты.
Павел внутренне сжался. Он никак не ожидал услышать этот голос снова.
– Что… Что ты тут делаешь? – быстро спросил Павел.
– Этот же вопрос я хотел задать и тебе, – сказал Переходящий дорогу. – Только не пытайся звать охрану. Я уйду, и у тебя больше не будет возможности поговорить со мной.
– С чего ты взял, что я хочу с тобой разговаривать? – мрачно поинтересовался Павел.
– Мне так показалось, – пожал плечами Переходящий дорогу. – Скажи, для чего весь этот балаган?
Павел молчал, с ненавистью глядя на незваного гостя. Тот небрежно крутил на указательном пальце нелепую шляпу. Надо же – теперь еще и шляпа…
– Что ты хочешь доказать? – продолжал Переходящий. – Можно, угадаю? Ты решил посоревноваться со мной в умении управлять судьбами?
Переходящий дорогу с любопытством разглядывал Павла, словно видел его впервые. Павел скрипнул зубами, но сдержался и промолчал.
– Что же, красивый ход, – неожиданно признал гость. – Я, правда, не пойму до конца твоего замысла, но идея хороша… Что тебя больше прельщает во все этом: сама игра или последующий анализ? Ведь ты снимаешь кино про самого себя? Я угадал? Тебе нравится смотреть на себя со стороны? А… Кажется я понял…
– Что ты понял? – нервно спросил Павел.
– Нет-нет, – покачал головой Переходящий и аккуратно надел шляпу. – Это только догадки. Что ж, не буду мешать. Я еще зайду…
Павел никак не мог понять: был ли в действительности этот ночной визит, или же это только болезненный сон. Впрочем, других снов теперь и не было. Болезнь медленно пожирала его.
Надо торопиться.
Приступы острой неуверенности осложняли дело. Павел целый час просидел в холодной «комнате правды», не зная, что делать дальше.
Нет, не так. План был. Четкий и ясный план, такой, как и те, что вели к вершинам богатства и силы. Но который теперь ведет прямо в могилу.
Почему-то Павел не сомневался, что все, что происходит – расплата за полученные от жизни дары.
Нет, не так – вырванные у жизни силой. Украденные. Отобранные у других.
Как сказал это Каминский? «Это были девяностые». Бред. Так было испокон веков: кому-то всегда не терпится схватить то, что не принадлежит ему по праву.
Та, давняя мечта мальчишки, который смотрит жадными глазами через стекло витрины магазина игрушек, понимая, что ему НИКОГДА, НИКОГДА не получить того, что он хочет.
Страшное слово «никогда». Как приговор. Как смерть.
Только не все мальчишки смиряются с этим приговором. Некоторым кажется, что нелепые ошибки судьбы можно исправить – подчистить, замазать. Обмануть.
Наивная надежда. Будто судьба может ошибаться…
– Зигфрид! – крикнул Павел.
Зигфрид появился немедленно: он дожидался за дверью.
– Приведи сюда девчонку, – сбивчиво сказал Павел. – Ну, ты понял…
Зигфрид задержал взгляд на Павле и коротко кивнул.
«Надо что-то с ним делать, – глядя на охранника, подумал Павел. – Настроение у него какое-то не то»…
…Настя снова сидела перед ним на стуле – еще более осунувшаяся, с диким взглядом. И Павел снова не знал, с чего начать.
Еще одна нелепица: он, вообразивший себя вершителем человеческих судеб, робеет перед девчонкой. Бред какой-то. Будто не было в его жизни бесконечной череды топ-моделей и ярких девиц с обложек «Максима».
Вот, очередной глупый стереотип – будто женщина, попав на обложку «глянца», становится чем-то лучше всех остальных. Обман. Банальнейший «развод» для богатых лохов. Поняв это, некоторые одураченные толстосумы бросаются во все тяжкие, черпая самую жуткую грязь со дна жизни. Если, конечно, хватает смелости признаться себе, что их обманули…
А Настя – вот она, настоящая, живая – и настолько далекая, что целые шеренги роскошных баб с обложек на ее фоне становятся просто кучей дорогих шлюх. Да и не таких уж и дорогих, если учитывать финансовые возможности.
Павел нервно откашлялся.
– Слушай… Я хочу, чтобы ты знала… Я не причиню тебе вреда…
– Вы это уже говорили, – тихо отозвалась Настя. – Отпустите нас домой.
– Не могу, – так же тихо сказал Павел. – Но я обещаю – ни с кем из массовки ничего не случится плохого …
– Отпустите нас… – повторила Настя.
– Так надо… – непривычным для себя, умоляющим тоном произнес Павел. – Так надо, поверь…
Настя посмотрела на Павла долгим непонимающим взглядом, и вдруг закричала – высоко и страшно:
– Отпустите-отпустите-отпустите!!!
Это была самая настоящая истерика. Ворвавшиеся на крик Рустам и Зигфрид поначалу недоуменно топтались вокруг размахивающей кулачками и мотающей головой Настей, прежде, чем схватить ее и утащить прочь.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента