Алексей Волков
Клинки надежды

ГЛАВА ПЕРВАЯ

   Петьку гнал страх. Он был так велик, что начисто подмял под себя все остальные чувства, включая такие обычные, как зрение, обоняние, слух. Петька даже не сознавал, по каким улочкам пролегал его петлистый путь, при всем том, что в городке он знал каждый закоулок.
   Быстрее, пока слушаются ноги и есть хоть какой-то шанс спастись! Быстрее!
   В голове шумело. В мире оставался единственный звук: бешеный стук сердца, лихорадочно гоняющего по венам кровь. Никакие другие звуки просто не могли прорваться сквозь его удары. Да если и прорвались бы, Петька вряд ли сумел осознать, что именно слышит в данный момент.
   Силы человека не беспредельны. Как бы ни подгонял страх, бег постепенно превратился в свое жалкое подобие. Петьку пошатывало, ему лишь казалось, что он продолжает нестись, на деле же он едва брел, а потом наступил закономерный финал. Ставшие тяжелыми, словно чугунными, ноги окончательно отказались поддерживать тело, и Петька упал.
   Он лежал, судорожно глотая вязкий воздух. В глазах стояла тьма, в которой мельтешили красные огоньки. Или – кровавые?
   Сердце оставило свои попытки проломить грудную клетку. Дыхание потихоньку успокаивалось. Даже шум в голове стих. Зато вместо него в сознание прорвались звуки снаружи. Выстрелы, прощальные взвизгивания собак, крики людей… В этих криках слышался такой ужас, что, несмотря на весну, по коже гимназиста пробежал мороз.
   Возродившийся страх подталкивал к действиям и в то же время лишал немногих оставшихся сил. Петьки хватило лишь на то, чтобы встать на четвереньки и кое-как перебраться к кустам.
   Впрочем, это и к лучшему. Как раз с той стороны, куда собирался бежать парнишка, раздался перестук копыт, позвякивание сбруи, отзвуки бодрых мужских голосов…
   Страстно захотелось стать камнем, каким-нибудь пнем, чтобы всадники проехали мимо, не обратили внимания, не мучили и не убивали. Кому придет в голову мучить пень? Это же не человек с его нежной плотью!
   Мышцы одеревенели. Тело застыло в неудобной позе. Душа же молила: «Лишь бы пронесло! Лишь бы!.. Господи, если ты есть, помоги, спаси, помилуй!..»
   Всадники приблизились. Несмотря на весь свой страх, Петька невольно попытался взглянуть на них. Попытался, но не смог. Он вообще ничего не видел вокруг и даже перестал понимать, есть ли у него глаза, или нет. Именно так, ведь существует разница между кромешным мраком вокруг и собственной слепотой.
   Но и слепота уже не могла напугать Петьку больше, чем он был напуган всем предыдущим. Ведь если не видит он, может, не видят и его?
   – Надо бы сказать Грише, чтобы не зверствовал слишком сильно, – озабоченно произнес чей-то голос совсем рядом. Настолько рядом, что в Петькином мозгу молнией пронеслось: «Пропал! »
   – Скажешь тоже! – ответил ему другой с некоторой ленцой.
   – Я кроме шуток. Надо бы людей побольше набрать, а то еще раз наткнемся на этот армейский сброд…
   Его прервал поток отборной матерщины. Петька не был красной девицей и за свои шестнадцать с лишком лет успел наслушаться всякого, особенно в последние месяцы, однако большинство выражений прозвучало для него откровением.
   Но главное было не в этом. Брань на вороту не виснет. Тем более – не убивает. Главное – голоса постепенно удалялись, значит, говорившие проехали мимо. Парнишка попробовал перевести дух. Что может быть проще? Именно попробовал, так как сделать это не вышло. Вначале не дышал со страху, теперь же не дышал и без страха. Даже сердце перестало стучать, словно его владелец был уже мертв.
   От нового приступа ужаса Петька дернулся. Вернее, попытался дернуться, ибо даже этого не получилось. Одеревеневшие мышцы не позволили сделать ни одного движения, словно Петька сумел превратиться в камень.
   Или все-таки в пень?
 
   Утро не принесло жителям никакого облегчения. Да и не могло принести после ночного разгула. То тут, то там валялись неубранные трупы. Вынесшие ночные издевательства женщины отлеживались по углам в безнадежном отупении. В таком же безнадежном отупении сидели их мужья, женихи, отцы, братья, те, кто не смог защитить, но сумел уцелеть.
   Конечно, в городке хватало и тех, кто не пострадал в течение короткой весенней ночи. Вторгшихся разбойников было гораздо меньше, чем жителей. К кому-то заглянули, а кого-то обошли стороной. Обычное дело. Но везунчики были измучены пыткой ожидания, и эта пытка продолжалась с рассветом.
   Улицы были пусты и тихи. Налетчики никуда особо не торопились, большей частью отсыпались после ночной вакханалии, и лишь отдельные компании из самых стойких продолжали догуливать уже без прежнего энтузиазма. Местным же вообще не было никакого резона покидать свои дома. Разве что для бегства, но куда убежишь, когда основные пути предусмотрительно перекрыты? Да и бросить свое имущество… Грабители – грабителями, однако вдруг все как-нибудь обойдется? Не совсем же звери. Ну, порезвились малость, так теперь, вроде бы, немного успокоились…
   Конечно, так рассуждали исключительно счастливцы, ибо неудачникам было просто все равно. О покойниках же вообще говорить не приходилось…
 
   – Нет, Федя, так больше жить нельзя. Надо же и о будущем подумать. – Яков отбросил на тарелку куриную косточку и вытер руки прямо о скатерть.
   – На наш век хватит! – отмахнулся его сосед, здоровый мужчина в косоворотке, которая чудом не лопалась на богатырских плечах.
   – Зачем о нем думать? – в тон ему отозвался Горобец.
   Из всех троих он единственный сидел за столом в головном уборе, бескозырке с надписью «Император Павел». Будто хотел подчеркнуть, что правила поведения писаны не для него.
   За окном штабного вагона уже встало солнце. Судя по относительной тишине, основной кутеж почти прекратился, но тут, в вагоне, собрались самые стойкие, те, кто мог еще пить и пить. Закуски хватало с избытком, бутылок тоже, так какой смысл прекращать? Еще не пьяны, да и за стол сели, когда большинство уже готовилось отдыхать.
   – Думать о будущем всегда надо. Хотя бы потому, что нам в нем жить. И надо позаботиться, чтобы эта жизнь была красивой и безбедной, – наставительно произнес Яков и еще немного расслабил галстук.
   В отличие от своих собутыльников, от выпитого он не краснел, а бледнел. Одет он был тоже с некоторой претензией на интеллигентность. Когда-то добротный, а ныне засаленный костюм-тройка, почти свежая сорочка, даже галстук. Впечатление слегка портили сапоги, хромовые, давно нечищеные, несколько не гармонирующие с одеждой.
   – Нуты, мать твою, и загнул! – восторженно промычал здоровяк, прожевывая жестковатое мясо, и потянулся к бутылке. – За подобную речугу и выпить не грех!
   – А стоит ли о нем думать? – повторил свой вопрос матрос, когда налитое было дружно выпито.
   – Не век же нам по просторам кататься! Рано или поздно надо будет осесть где-нибудь, – заметил интеллигент.
   – Россия-матушка велика. Можно и век. До самого Дальнего Востока через Сибирь, – пожал плечами Горобец.
   – Слыхал, там богато живут. И опять-таки, раздолье. Люди бают, охота в тех краях – блеск! – поддержал матроса здоровяк.
   – Будет тебе охота, когда комарье накинется, – поморщился Яков. – Я-то в тех краях бывал. Знаю.
   Его собеседники захохотали, словно в сказанном было нечто смешное.
   – Хорошо, Янкель, а что ты предлагаешь? – спросил матрос.
   – Обосноваться на одном месте. Выбрать город побогаче, да и править им вместе со всеми окрестными землями. Ты пойми, Федя, какой толк в награбленном, когда мы его с собой возим? Не цыгане же – кочевать! А так: наладим власть…
   – И поживем всласть! – докончил за него Гриша и самодовольно захохотал.
   Неважно, что сам он перед тем предлагал совсем другое. Задумываться всерьез Григорий не любил.
   Улыбнулись и остальные. Только в улыбке Якова чувствовалась некоторая доля досады. Он-то предлагал серьезно, чего ж тут зубоскалить!
   – А оно нам надо? – уже без улыбки спросил матрос.
   – За что боролись?! – патетически воскликнул Григорий. О своей предыдущей реплике он успел забыть. – За свободу боролись. Гуляй – не хочу! По морям, по волнам, нынче здесь, завтра – там!
   – Помолчи, Гриша, – прервал его излияния Горобец. – И вообще, сколько раз тебе говорить: святого не трожь! Ты моря в глаза не видел. Походил бы с мое к чужим берегам да подрался с германцем…
   Линейный корабль «Император Павел», на котором Горобец провел войну, ни к каким чужим берегам не ходил. Или отстаивался в Гельсингфорсе, или совершал короткий переход до Ревеля вдоль Центральной позиции, а потом обратно. Что до боев, то, за исключением «Славы», ни один балтийский линкор за все годы не сделал по врагу ни одного выстрела. Да и большинство кораблей других классов тоже.
   Гриша об этом, конечно же, не знал. На войне он не был, и быть не хотел, пользовался бронью, как единственный сын, но взяли бы – и куда бы делся?
   – Надо, Федя, надо, – убежденно произнес Яков. – Век не покочуешь. Народу поубавится, пахать да сеять перестанут, и откуда тогда харчи брать? О прочем уже молчу. Надо оседать на месте. Возьмем под свою руку уезд, а лучше – губернию, учредим республику и будем жить королями.
   – А не маловато будет? Губернию-то? – усмехнулся матрос.
   – У нас губернии побольше иного европейского государства. Для начала хватит. А покажется мало – еще присоединим. Хоть весь мир. С твоими-то талантами! – Толстые губы Якова расплылись в самодовольной улыбке, словно талант принадлежал ему и никому другому.
   – Ну, хватил, твою мать! – Григорий частенько менял свое мнение под воздействием минуты.
   – Можно и мир. Только одному мне тогда не управиться, – серьезно произнес Горобец. – Эх, было бы хоть братков со мной побольше, мы бы всем перцу задали! А то половина отряда – вояки еще те. Два раза от офицерья уже драпали!
   В его банде матросов было с полсотни, но все входили в команду бронепоезда. Того самого «Хунхуза», который был захвачен отрядом еще с самого начала в одной из ремонтных мастерских и теперь при случае играл роль ударной силы.
   Еще сотни полторы моряков откололись и двинули скопом в южные губернии в поисках более зажиточных мест.
   – Дык, и мы тоже, батька!.. – с хохотком напомнил Гриша.
   Собственного бегства он не стеснялся, хотя про себя решил, что по полной расплатится в дальнейшем с его виновниками. Уж они-то от него не убегут в тот сладкий час, когда судьба поменяет их ролями!
   В ответ Горобец посмотрел на помощника так, что последний невольно стушевался, умолк.
   – Третьего раза не будет! – твердо объявил матрос.
   Яков согласно кивнул. Как истинный русский интеллигент, офицеров он не жаловал, а уж по нынешним меркам и вообще готов был рвать их на кусочки.
   Был готов, но не рвал по недостатку сил. Приходилось передоверять это дело другим, большей частью – Григорию, хотя многие золотопогонники отдавались на потеху и другим бойцам отряда.
   – Может, больше с ними и не встретимся, – предположил Яков. Все-таки одно дело – уничтожать белую кость на месте, и совсем другое – драться с ними на равных.
   – Встретимся, Янкель. Обязательно встретимся. Я эту породу знаю. Настырные. Если что в башку втемяшат, то будут переть как бараны. Или мы, или они. Потому я уже послал кое-кого надежного на поиски братвы. Нас много разбрелось по Руси-матушке. Пусть подсобят маленько. Они тоже на офицеров шибко злые, не откажут. А мы пока здесь подождем. Заодно и прикинем, какой город под свою руку взять лучше. В Питере кавардак. Все друг дружку режут, если не перерезали уже. Москву? Или на юг податься?
   – Для Москвы у нас людей маловато. Там народу мильон, а могет и поболе, – вставил Григорий.
   Горобец потер руки и взглядом указал на пустую посуду. Мол, наливайте, чего сидите?
   Яков с готовностью щедро плеснул по стаканам коньяка из запасов, найденных в каком-то помещичьем доме.
   – Людей набрать можно, – выпив и закусив, промолвил матрос. – Опять-таки, братва для такого дела без помощи не оставит. Город богатый, есть где развернуться.
   – Сдалась вам эта Москва! Сами слышали: там такое творится, что лишь нас и не хватает. – Яков с сомнением посмотрел на стакан, решительно выдохнул и в несколько глотков влил содержимое в себя.
   – А че? Может, и не хватает? Наведем там порядок, засядем в Кремле… – весело гоготнул Григорий.
   – Угу. А за едой будем посылать отряды за сто верст. Как Наполеон, – это было одно из немногих исторических знаний Якова, поэтому произнесено было с соответствующей гордостью. Мол, посмотрите, какой я молодец!
   Не посмотрели. Григорий как раз усиленно обгрызал баранью ногу, а матрос прикуривал папиросу. Поэтому могучий запас знаний если и был оценен, то своевременной похвалы не получил.
   – Думаешь, там жрать нечего? – Горобец спросил, не выпуская папиросу изо рта.
   – Конечно. Такую прорвищу народа накормить по нынешним временам – как минимум, Христом надо быть. Многие повезут продукты, когда там отовсюду стреляют? – убежденно проговорил Яков. – Это совсем надо жизнь не ценить.
   Он посмотрел на переваривающих информацию сотрапезников и торопливо добавил:
   – Я предлагаю идти пока на Смоленск.
   – Вот чудак! А мы куда идем? – Гриша даже оторвался от еды.
   – Мы просто гуляем в ту сторону, а я предлагаю не просто захватить город, но и сделать его нашей временной столицей. Не понравится – переиграем. Дорог от Смоленска много. И на Москву есть, про прочие я не говорю. Деревень вокруг достаточно, без продуктов не останемся. Да и захватить город не проблема. Там пополнимся, окрепнем и подумаем, стоит ли еще куда-то двигать, а если стоит, то куда.
   Остальные выслушали его тираду не перебивая.
   – Говоришь, Смоленск? – уточнил матрос. – Ну, а ты, Гриша, как? Согласен с Янкелем?
   – Дык мне все едино, батька, – признался здоровяк. – Можно и в Смоленске погостить, раз все равно в ту сторону идем.
   – Смоленск… – повторил матрос.
   Он пытался вспомнить все слышанное о городе, но слышал он до сих пор немного. Близких корешей из этих краев не было. Если кто и поминал когда здешние места, то ничего существенного в тех разговорах не звучало. Обычный треп в казармах да кубриках.
   – Хрен с ним. Пусть будет пока Смоленск, – махнул рукой в знак согласия Горобец. – На первое время сойдет, а там посмотрим. Понравится – такую житуху устроим!
   Он как-то враз опьянел и от выпитого, и от бессонной ночи.
   – Всех в бараний рог согнем! – привычно поддержал атамана Григорий и, словно подтверждая свои слова, переломил баранью кость.
   – Нам бы только офицерье опередить. Вдруг они прут туда же? – пробормотал Горобец.
   – Опередим. Пока эти волчины пешкодралом топают, мы по рельсам раз – и в Смоленске! – Гриша весело захохотал. – Они туда, а мы им – занято!
   Горобец вскинул на помощника хмельные глаза, и тут же голова мотнулась, едва не рухнула на заставленный закусками стол.
   Яков с Григорием с готовностью подхватили предводителя, поволокли его к ближайшему диванчику.
   – Я им всем покажу! – взревел по дороге Горобец.
   – Успокойся, Федя! Успокойся! Показывать никому ничего пока не надо. Если уж мы вздумали взять власть, то надо будет немного побеспокоиться о жителях. Должен же кто-то хлеб да капусту растить, всякие штучки полезные делать, – примиряюще пробормотал Яков.
   – Зачем? Обмануть меня хочешь? – с пьяной подозрительностью осведомился матрос.
   – Побойся Бога! Просто пить-есть нам и дальше надо.
   – Бога? Бога я побоюсь, – согласился Федор и вдруг выкрикнул: – Но пусть и он меня тогда побоится! Еще посмотрим, кто кого!
   Гриша радостно захохотал. Очевидно, представил, как Горобец выходит против всемогущего старца.
   Что представлял Горобец, осталось тайной. Рука матроса хапнула кобуру, попыталась открыть ее, однако обмякла и безвольно свесилась с дивана. Матрос захрапел.
   – Что? Еще по одной? – предложил Гриша.
   – Я пас. – Якова слегка пошатывало. Не то чтобы швыряло из стороны в сторону, но все-таки. – Пойду сосну, пока время есть.
   Гриша проследил, как соратник с трудом исчезает в переходнике, и шагнул к столу. Некоторое время могучая рука помощника атамана кружилась над разнообразными бутылками, вцепилась было в коньяк, но потом отпустила его и взялась за бутыль с самогоном. Здоровяк налил себе полный стакан первача, выпил его одним махом, как воду, и с чувством хлопнул донышком пустой посуды о стол.
   – Эх, люди! Выпить – и то не с кем!
 
   Железнодорожная станция величиной соответствовала размерам города. Город был и не город даже, а так, городок. Даже улицы все были немощеные. Промышленности никакой. Несколько мелких мастерских, полагающиеся присутствия да гимназия. Станция же – крохотное здание вокзала, водокачка, пара складов и запасные пути.
   На этих путях сейчас притулились семь составов с теплушками и платформами, один – пассажирский, да еще бронепоезд. Несколько раз его пытались как-нибудь назвать, то Стенькой Разиным, то Федором Горобцом, однако каждый раз разговоры быстро забывались. Вышедший из классного вагона матрос был мрачен. Его не радовало ни ласковое солнце, ни собственное положение хозяина города и властелина над жизнью и смертью горожан. Следующий за ним интеллигент в распахнутом по случаю жары пальто жизнерадостностью тоже не отличался, но был не столько мрачен, сколько помят. И только последний из вышедших, здоровенный мужчина в косоворотке с перекинутым через плечо ремешком шашки, улыбался за всех троих. Его не брали ни похмелье, ни усталость.
   – Бричку! – коротко распорядился матрос оказавшимся рядом людям.
   Ни о какой дисциплине в отряде речь не шла, но повеления атамана выполнялись неукоснительно.
   Не прошло пяти минут, как на привокзальной площади уже стояла запряженная тройкой коней бричка, а чуть позади – еще две для сопровождающих. Причем на одной из них стоял пулемет. Да еще десятка два человек приготовились сопровождать предводителя верхами. Не столько для охраны, сколько для солидности, ну и, разумеется, для выполнения возможных приказаний.
   Время перевалило за полдень, но городок был по-прежнему пустынен. Лишь изредка показывались небольшие группки разбойников. Деловито выбирали дома побогаче, лезли в них, отпихивая хозяев. Всех собак, единственных защитников жилья, перестреляли еще ночью, когда впервые попали на эти же улицы.
   – Пора заканчивать с самодеятельностью, – пошевелил толстыми губами Яков. – И без того рухляди уже столько, что скоро два новых эшелона понадобятся.
   Бричка как раз проезжала возле нагруженной разнообразным скарбом телеги. Там были кое-как связанные узлы, перина, несколько стульев, какой-то бочонок, а в довершение трое мужиков выволакивали из дома пустой сервант.
   Матрос посмотрел на своих орлов и вдруг встрепенулся.
   – Сервант-то со стульями вам зачем?
   Бандиты от неожиданности остановились. Сам смысл вопроса дошел до них не сразу, и поэтому вся троица некоторое время стояла безмолвной застывшей группой.
   – Дык энто… – наконец выдохнул самый сообразительный. – Печку в вагоне топить.
   – А дров что, нет?
   – Как же дровам не быть? – несколько удивленно отозвался бандит. – Есть, знамо дело.
   – Так какого хрена?.. – для пущего эффекта Горобец загнул пару оборотов.
   – Дык энто… В запас. – Бандит был несколько обескуражен явным недовольством главаря.
   – В запас надо готовые дрова набирать. Они места меньше занимают, – наставительно произнес Яков.
   – Во! Голова! – одобрительно кивнул Горобец.
   Бандиты озадаченно переглянулись. Не то недавно принявшие, не то еще не протрезвевшие, они никак не могли взять в толк, за что их ругает атаман и за что хвалят губастого Яшку.
   – Мебель вернуть! И чтобы больше никакого грабежа без приказа! – категорично объявил матрос.
   – Выполнять! – в такт ему рявкнул приподнявшийся с места Григорий и схватился за рукоять сабли.
   Жест был красноречив, а сабля – остра. Гришка порою любил демонстрировать баклановский удар, причем под горячую руку редко делал различие между своими и чужими.
   Пришлось волочить все назад под смешки атаманского конвоя да благодарить судьбу, что все обошлось.
   И вдвойне следовало благодарить судьбу хозяевам дома. Даже не судьбу – Горобца за то, что пришел на помощь.
   Последнее соображение посетило всех сидящих в бричке.
   – Не понял, – высказал общее мнение Григорий.
   Мысль о людской неблагодарности настолько потрясла бугая, что он покинул экипаж и устремился в дом. Даже с улицы было слышно, как что-то там загремело, загрохотало, потом донеслись неразборчивые голоса, старушечий взвизг, и все стихло.
   – Не было там никого, – в ответ на вопросительные взгляды своих спутников ответил вернувшийся Григорий. – Одна бабулька – божий одуванчик. Говорит, остальных еще вчера, – он красноречиво провел рукой по горлу.
   – А теперь еще и одуванчик сдуло налетевшим ветерком, – дополнил его ответ Яков.
   Сопровождавшие атамана дружно заржали. Даже хмурый главарь изобразил подобие улыбки. Правда, улыбка матроса была больше похожа на волчий оскал. Зато остальные посмеялись от души, а уж Григорий хохотал так, что в доме задребезжало стекло.
   Даже несостоявшиеся грабители не смогли удержаться от веселья. Они как раз пришли за очередной партией возвращающихся на привычное место вещей, но шутка поневоле отвлекла их от полученного приказа.
   – Я только не понял, зачем вы все это в дом таскаете? – серьезно спросил провинившихся матрос. – Раз уж все это бесхозное, то берите, пользуйтесь!
   Конвой одобрительно загудел. Все-таки атаман был не только строг, но и справедлив. В этом мог убедиться каждый, кому выпало счастье ходить под его началом.
   – Ура нашему батьке! – в порыве чувств выкрикнул кто-то из конвойцев.
   – Ура! – дружный восторженный рев остальных пролетел над притихшим городом.
   Но еще сильнее взвыла от восторга троица грабителей. Да и как не взвыть, когда одной небрежной фразой им возвращалось все, что они уже считали потерянным?
   Матрос гордо посмотрел на своих людей. У него даже похмелье частично прошло и самочувствие явно стало лучше.
   – Трогай!
   Бричка атамана тронулась дальше.
   – Надо бы сход жителей собрать. Для объяснения текучего момента, – предложил Григорий.
   – Текущего, – машинально поправил его Яков.
   – Один черт, – отмахнулся бугай.
   – Черт один, значения разные. – Толстые губы Якова расплылись в улыбке.
   Григорий посмотрел на своего соратника с обидой, и даже Горобец осуждающе качнул головой.
   – Эх, Янкель! Любишь ты всякую заумь показать! Сколь тебе говорить: проще надо быть, проще.
   И сразу вспомнилось другое.
   – Распорядитесь, чтобы поискали по дворам бывших. Не фиг им воздух в моем городе портить!
   При своих способностях Горобец мог бы сделать все сам, но только не всегда считал нужным разменивать талант по пустякам.
   Да и кто мог скрываться в крохотном Починке! Так, мелочь, на которую и сил тратить жалко. Не город – название. Вроде бы только что ехали по улице, и вдруг она оборвалась прямо в поле.
   – Уже ищут, батька, – уверенно кивнул Григорий.
   На деле в данный момент никто никого не искал, но это так, до пробуждения людей после ночного разгула. Очухаются – без приказов найдут всех, кто в прошлой жизни занимал положение повыше или был чуть побогаче. Если таковые вообще уцелели при ночном вторжении.
   Горобец спрыгнул из остановившейся брички, не спеша сделал несколько шагов взад-вперед. Клеш хлестал по ногам, болталась кобура с маузером, бушлат был распахнут, бескозырка лихо заломлена на затылок…
   Рядом с превратившейся в дорогу улицей стоял пень. Кто его приволок сюда и зачем, осталось тайной. Не потому, что разгадка была сложна, а потому, что судьба суховатого чурбана была никому неинтересна. Стоит, и стоит. Чем-то напоминает скукоженную человеческую фигуру, однако мало ли на что бывают похожими камни и пни.
   Матрос картинно водрузил на пень правую ногу и устремил взор в лежавшие перед ним дали.
   – Что в Смоленске творится, не узнавали? – спросил он.
   – Зачем? – недоуменно спросил Григорий. – Кады доберемся – узнаем.
   – Что там может твориться? Бардак, как и везде, – поддержал его Яков.
   – Все равно, – после некоторого раздумья произнес матрос. – Отныне будем действовать по науке. Какая станция следующая?
   – А черт ее знает! – пожал плечами Григорий.
   – Кажется, Пересня, – проявил некоторую осведомленность Яков, но сразу усомнился. – А может, и не Пересня.
   – Все-то у вас кажется, – поморщился Горобец. – Надо бы обзавестись своим офицериком. Чтобы карту умел читать да знал, где что находится.
   – Дык ведь предаст, батька! – немедленно возразил бугай.
   – А мы с семьей. Захочет, дабы баба с ребятишками была цела, – не предаст, – недобро усмехнулся Федор.
   Стоять в картинной позе надоело, и он сел на все тот же пень. Достал золотой портсигар, извлек папиросу, закурил и, пуская дым, распорядился:
   – Надо бы завтра выслать вперед разведку. На следующую станцию, потом – дальше. Все едино, вытягивать составы вдоль путей негоже. Да и знать хочу, где офицерье таперича обитается. Хватит с нас налетов! Пришла наша очередь козырями крыть. Да так, чтобы с них последние штаны слетели!
   – Тогда позволь мне во главе разведки пойти, батька!
   Горобец посмотрел на Григория и кивнул: