— …тем более странной выглядит такая потеря бдительности! МКБ не дремлет! Дожились, женщина — на военном совете! Да еще и пришлая… Нарлуу, это шпионка!
   Стоявшие вокруг Фуддау и Иры заволновались, слово “шпионка” поползло по рядам. От группы телохранителей Нарлуу уже отделилось четверо рослых, метра по два с половиной бойцов с беспристрастными физиономиями. Они явно направлялись к единственной здесь женщине. И тогда Фуддау рявкнул, казалось бы, на всю равнину:
   — Законы Шукираи не запрещают идти на войну с женами!
   — Да какая она тебе жена?! Нарлуу, я видел эту женщину среди пассажиров захваченного корыта!
   — Что?! — яростно рявкнул Фуддау. — А ну ти-и-ихо-о-о!!! Слушайте все! Я… командир… диверсионного крыла… терринга Шукираи… оберпауэр Фуддау… сообщаю…
   Его слова в наступившей тишине падали на головы собравшихся, как увесистые камни.
   — Сообщаю… эта женщина… моя жена!
   Эмоции собравшихся, в диапазоне от возмущения до одобрения, всколыхнули толпу и оборвались, напоровшись на властный окрик:
   — Молчать!!!
   Все разом стихло. Да и кто бы осмелился блестеть зубами, когда открыл пасть сам Нарлуу?!
   — Вы, я вижу, собрались здесь что-то решать? Но кто вам сказал, что вы вправе решать что-то, не относящееся к идее Приват-косма? Тем более если речь идет о добровольной помощи соседних террингов, в частности — Шукираи… Я и сам не понимаю и не понимал половину их законов, но надо признать одно. — Нарлуу обвел взором собравшееся перед ним воинство, сделал эффектную паузу и, неожиданно улыбнувшись, закончил мысль: — Шукираи — такой же тер-ринг, как и все остальные!
   Одобрительный вой и частое, звонкое поклацывание зубами были ему ответом. Особо старались представители этого самого Шукираи, выглядевшие, впрочем, наиболее внушительно среди военной помощи Второй Волны. И неудивительно, ведь Фуддау, собственно, сорвал с зимних квартир и привел сюда Диверсионное крыло Локальной Армады Тер-ринга, головорезы которого достаточно низко ценили свои жизни, чтобы обратить внимание на летящие вслед грозные окрики собственного правительства и начать торговаться. А руководство Локальной армады просто не решилось начать торг…
   — У меня нет любимчиков, кроме моих богов, поэтому могу сказать честно — Шукираи не лучше других! — продолжил Нарлуу.
   Опять тактичная пауза и внимательный обзор подчиненных. '
   — Но и не хуже!!!
   Новый приступ эмоций и еще более преданный блеск в глазах лучших воинов терринга, который выделил на глазах у всех сам Нарлуу.
   — И мы просто обязаны уважать их законы!
   — Нарлуу! — не унимался “Правый Клык”. — Да я зубами клянусь, это туристка!
   — А-а-а! — отмахнулся от него Нарлуу. — Да будь она теперь хоть генерал этой, как ее… доисторической Солнечной Армии… После заявления Фуддау. До тех пор пока она открыто не выступит против нас или не создаст угрозы общему делу, я могу только просить ее примкнуть к нам и сражаться за истинную свободу личности.
   — С превеликим удовольствием! — неожиданно громко, почти по-мужски рычаще выкрикнула та, вокруг которой уже минут десять ломались дубинки на военном совете. — Люблю погорячее и неразбавленное!
   Толпа онемела. А потом взорвалась в одобрительном восторге.
   — Эй! — напомнил о себе Нарлуу. — Оберпауэр Фуддау! Проконсультируйте почтенное собрание по поводу изысков вашего законодательства…
   Фуддау, взяв женщину за руку, решительно вышел из нестройных рядов повстанцев и обернулся. Сотни глаз впились в него и его жену, причем львиная доля взглядов ползала все же по ней. Отчетливо раздалось несколько причмокиваний и мелких пощелкиваний челюстями — жесты крайнего одобрения выбора Фуддау, граничащие с сальными намеками. У этой земляшки нету, конечно, нормального РТА, но зато и волос этих противных нету, как у большинства эрсеров…
   — Законы Шукираи гласят, что мужчина, заявивший перед почтенным собранием граждан своего либо иного терринга о том, что избранная им женщина является его женой, считается женатым на ней с момента объявления ее собранию, — монотонно выплеснул в толпу Фуддау.
   — Нарлуу! Но ведь на момент ее появления здесь она была ему никем! — Голос “Правого Клыка” взвился, уже не вызывая ответных возгласов среди повстанцев, и напомнил глас вопиющего в пустыне.
   — Законы Шукираи, — монотонно, угрожающим тоном, продолжил Фуддау, — все как один, имеют обратную силу и распространяются на все действия субъектов до установления юридического факта…
   За спиной Фуддау дружно взвыли рослые молодцы, выгодно выделявшиеся среди откровенно разнокалиберного поголовья повстанцев. Они одобрительно переглядывались друг с другом. Напряжение, витавшее над толпой, постепенно рассеивалось. Глядя на этих головорезов-диверсантов Локальной Армады Шукираи, ни у кого больше не возникло желания и дальше сомневаться в мудрости законов странных обитателей приморского терринга. Лишь один смельчак из колонны десанта терринга Фаллиах выкрикнул:
   — Фуддау, как же ты ее уговорил?
   — Я ее выбрал. Она не возражала. Обожаю маленьких, но отчаянных женщин! — Фуддау коротко и плотоядно всхохотнул. — Даже если они почти беззубые!
   Его молчаливая маленькая жена подняла голову и зачем-то посмотрела на его рот. Опустила голову и тоже хохотнула. Хорошая жена, во всем следует мужу.
   …Где-то через час, когда страсти вокруг проекта закона улеглись, в резиденции Нарлуу запульсировал вызов канала связи. Нарлуу неспешно поднес руку к наручному терминалу и нажал сенсор “разрешение контакта”. Тут же, в двух шагах от него, возникло слабо светящееся голубовато-серое облако, мгновенно превратившееся в голопроекцию мужчины с надменным лицом. Перед Нарлуу стоял один из нынешних членов Священного Ода, но в далеком прошлом — его соратник по “Пасти Возмездия”, боевой побратим Пунгу.
   — Да будет свят твой путь, Нарлуу!
   — Да будет… Пунгу!
   — Я — инкогнито, включи защиту…
   — Говори, дружище, я ее никогда не выключаю…
   Пунгу помолчал, собираясь с мыслями.
   — Знаешь, если начистоту, среди членов Ода уже как минимум третья часть — сторонники ваших идей, да и остальные понимают, что, если за какую-то идею умирают, а перед этим ею живут, вряд ли это объяснишь безумством или массовым психозом…
   — А что думаешь именно ты, Пунгу?
   — Я?.. Если говорить обо мне, как о личности, то какая разница, кто поднял знамя с собственными идеалами, лишь бы это развевающееся знамя не закрывало мой взгляд на собственные проблемы, да не хлестало бы меня по лицу. Я могу поддержать любого урода, если только он будет осмысленно бороться за Свое, в чем-то перекликающееся с Моим… Но вот что касается меня-политика…
   Демопроекция гостя приблизилась к собеседнику, всмотрелась в его лицо. Нарлуу осклабился, сверкнув острыми зубами:
   — Ты думаешь, я не понимаю, что случится, если мы добьемся от Священного Ода принятия закона?! Да это будет камень вместо мухи в паутину МКБ. В ту самую паутину, которую они давно сплели над нашими головами. Полновесный камень.
   — Не только камень, дружище… Зри глубже… Это будет прецедент! Вот что беспокоит Священный Од. С того самого момента, когда твой закон вступит в силу — камень, запущенный с твоей подачи, порвет паутину. И весть о том, что паутина где-то прорвана, всколыхнет всю Сеть Миров! Пока что она только подрагивает, но если заколышется…
   — Ну да, паутина для них и дом, и столовая, и оружие… Они давно уже живут в нас и копаются в наших частных пространствах, называя это заботой о коммуникациях. При этом лицемерно на словах декларируя неприкосновенность прайвит-спейса каждого человека!.. Но пойми же ты, невозможно быть наполовину свободным. Для цивилизаций, достигших уровня осознания своего Микрокосма, как чего-то основополагающего, важнейшей вехой, характеризующей вступление их на качественно новый этап развития, становится борьба за свободу Приват-косма. Нам уже недостаточно “просто свободы для тел”. Вот наш стяг, и мы будем его нести, а понадобится — и защищать. Пунгу, попробуй доходчиво передать членам Священного Ода нашу решимость…
   Пунгу поморщился, покачал головой, но промолчал.
   — И еще… Передай им текст нашего законопроекта. Пунгу горько усмехнулся.
   — Ну, об этом можешь не беспокоиться. Большая часть сканустановок Внимающего Крыла переориентирована на вас…
   — Как?! Внимающее Крыло оставило без внимания внешний космос?!
   — Увы… Вы с вашим радением о внутренних космах сейчас для Ода опаснее всего Космоса в целом. А посему — текст наверняка уже сканирован с небес и прочитан…
   — Ну что же… Видимо, не получится не вымазаться в родной крови. Жаль!
   — Жаль… — эхом отозвался Пунгу и добавил: — Ты береги себя, дружище.
   — И ты… береги…
   Проекция запульсировала, словно раздумывая, гаснуть или нет. Но все же погасла.
   А ближе к ночи пропускной пункт, блокирующий путь в космопорт, захотели миновать двое — офицер в чине обер-пауэра и невысокая изящная женщина-эрсер с раскосыми глазами и по-эрсеровски насмешливым взглядом.
   — Жену везу в безопасное место, выхлопотал неделю отпуска… Ох, скоро здесь начнется! — пояснил воин, переглянувшись со спутницей. — Давай, командир, пропускай.
   Дежурный офицер понимающе покачал головой, но не сдвинулся с места.
   — Видишь, распоряжение самого Нарлуу! — ткнул Фуд-дау ему в лицо мелко исписанный листок пластибумаги с разводами вензелей. — Выполнять!
   Офицер, услышав грозное имя, мгновенно вытянулся по стойке “чроде бы смирно” и, поколебавшись, резко махнул рукой: “Проходите!” Разрешительный жест не пришлось повторять дважды, — парочка молча устремилась к посадочной зоне. Лишь отойдя на приличное расстояние, они перекинулись несколькими непонятными фразами:
   — Здесь Сеть не стирают…
   — М-да-а, здесь ее, похоже, собираются рвать нестиранной…
   — И нечего нам здесь было делать. Переваривали бы сейчас пережитые приключения в комфортабельной каюте… муженек.
   — На том свете отдохнем, женушка. Расслабилась, я погляжу… комфорт разлагает быстро! Ничего, угоним какое-нибудь ржавое корыто…
   — Или попросимся на борт военного корабля… юнгами, например.
   — Точно! Будем бороться за окончательную победу Приват-косма над Космосом.
   — Представляешь, что о тебе думают наблюдатели…
   — Что, опять нас засекли?! Лично я ничего не…
   — Если ты не замечаешь следящего глаза, это еще не значит, что его нет. Другое дело, что глаз может и зажмуриться…
   — Лучше б он заснул. И не просыпался.
   — Я ему передам… при случае.
   — Шутница ты у меня, однако.
   — Ты даже не представляешь, до какой степени. Идем уж, а то все корабли на войну без нас поулетают.
   — Не дождешься. Без нас не обойдутся.
   — Точно! Ты даже не представляешь, насколько иногда бываешь правдив.
   — А то! Но правда о том, где мы окажемся завтра, неведомо даже мне. Ты знаешь?
   — Нет. Я не богиня, человек. Но где-нибудь да окажемся… Главное, чтобы это самое завтра вообще БЫЛО.
   — Ты даже не представляешь, насколько иногда бываешь…
   — А ТО!!! Мы гармоничная пара, не правда ли?

НЕПРИМИРИМЫЕ

   ВРЕМЯ И ТОЧКА
   начало третьего осеннего месяца ноября по универсальному сетевому летоисчислению (примерно весна по местному календарю); для начала — местечко в дюжине километров от руин города Моррокк, зона прямого влияния Братства Блэззчифф; мир Фообб (планета-резервация Фурргиасс II в звездном скоплении Хромой Кентавр малонаселенной шаровидной галактики “Западня Богов” (координаты точки выхода из внемера, как оказалось: 099894887462627676276726 —
   1119908181151454164434564 —4838189819856552/8762516116281299/
   56672227772721)
 
   Устало смахнув с лица капельки пота, женщина говорила с нажимом, словно пыталась в чем-то убедить своего спутника:
   — Не ропщи на судьбу, Сол, лучше скажи спасибо, что обошлось, что получилось так, а не иначе…
   — Я редко совершаю большие ошибки, Иррр! — прорычал кривоногий и коренастый, но очень широкий в плечах, почти квадратный эрсер. Он постоянно зорко посматривал по сторонам сквозь глазки-щелочки круглой монголоидной физиономии. И он был ЯВНО НЕ МУТАНТ. Несмотря на крайнюю уродливость. Что само по себе было странно, если не сказать невероятно.
   — Только ОЧЕНЬ большие? — невесело то ли пошутила, то ли уточнила та, кого он назвал этим рычащим именем. — Красиво уйти с Даффии… Пустить мимо иллюминаторов созвездие Единорога… И, не сдержавшись, убить практически в открытую редкостного урода, который к тому же оказался взбалмошным наследным принцем этого рассадника кошмарных персонажей четвертой планеты системы Прокруста! Я вообще удивляюсь, как нам удалось захватить спасательный челнок и живьем свалить от взбесившихся телохранителей этого криптила…
   ЭТА тоже не была мухомом. Генетически неизмененная женщина-эрсер?! Невероятно, но факт.
   — Самые большие ошибки за меня совершает тот многоликий монструозный тип, который сидит во мне. Назовем его… “мульти — альтер эго”. Ох, подозреваю, что скоро за моей спиной будет оставаться не просека, а целое поле бездыханных тел… Я как черная смерть, чума, — медленно произнес он, — я теперь приношу людям только несчастье… Ты еще не пожалела, что связалась со мной?
   — Я пожале-ела… — еще медленнее сказала женщина. Умолкла, но, встретившись глазами с его испытующим взглядом, добавила: — что связалась с тобой так поздно. А назад не оглядывайся, мой тебе совет. Просто не сбавляй шаг, если не забыл о своей цели и если не хочешь, чтобы настигли и ударили в спину воспоминания. Хорошо еще, что наш челнок попал в сферу притяжения этого беленького Фурргиасса. Я думаю, что, как бы там и тут ни было, но лучше воевать на твердой почве с монстрами, чем в вакууме неизвестно с кем.
   — Хорошо-то оно хорошо. Но так было на момент приземления челнока, а сейчас… Надо думать только о том, как выбраться из этой генеральной репетиции постановки ада. Здесь, конечно, главное занятие населения и состояние души каждой личности война всех против всех, и, несомненно, в результате добросовестных стараний все у этих уродов получится. Они самый что ни на есть ярчайший пример, к чему приводит непримиримость, нетолерантность. Если уж у их предков хватило непреклонности и злобности ядерную вой-нушку забабахать, для затравки, так сказать… Они будут мочить друг друга до победного! И несомненно перемочат. Но, ввиду их невероятной живучести и многоликости, у меня нет времени ждать, пока они осуществят свою мечту, достигнут идеала предков. Посему — мы просто обязаны дожить до первого встречного звездолета. Ведь должен же сохраниться хоть один, черт забодай!!
   Они медленно, но безостановочно продвигались в направлении останков древнего города Моррокк, скудные упоминания о котором выудили из пары-тройки не слишком кровожадных встречных. Из тех, кого не пришлось убить тотчас же, для знакомства, так сказать.
   Ядовито-лиловые спекшиеся валуны пористой породы, казалось, были разбросаны хаотически, но обходить их оказалось занятием непростым. Как, впрочем, и во всем, что касалось природы выжженного мира Фообб. Пространство, не занятое валунами, также не располагало к пешеходным прогулкам. Спекшаяся, скоксовавшаяся в единый монолит, почва отдавалась звонким гулом там, где в глубоких трещинах обитало присмиревшее, разорванное Прадавним Взрывом на миллионы кусочков и ошметков эхо, и противно чавкала под ногами там, где эхо, казалось, обрело плоть, но тут же, мгновенно разложившись в смертоносной среде, вылезало из бездонных разломов зловонной плотной жижей. Мужчина и женщина шли, уже не оглядываясь по сторонам, не отвлекаясь на звуки и возникающие образы. Словно два очнувшихся собутыльника, брели по неимоверно загаженному гигантскому столу, усеянному битой посудой, завонявшими объедками, блевотиной и попросту банальными испражнениями; брели, не удивляясь полуразложившимся трупам тех, с кем начинали эту апокалиптическую трапезу — “пир во время конца света”…
   Иногда с резким свистом, прямо у ног, из почвы вверх вырывались тонкие струи раскаленного газа, принуждая непроизвольно отшатываться. Только по чистой случайности или же заинтересованной воле небес, ни единый выброс до сих пор не совпал с траекторией движения двух упрямых путников, вознамерившихся ни больше ни меньше: перейти вброд через этот предбанник преисподней, чтобы испытать себя на еще более крутых тренажерах для неупокоенных душ и несожженных тел…
   В их отрешенных, озверевших, остановившихся взглядах на фоне злого упрямства бился огонек холодного бешенства, и это вызвало бы крайнее удивление у немногих оставшихся в живых встречных, тем паче что одна из бредущих действительно была женщиной. Невысокой, подвижной, неизмененной женщиной с головой, перевязанной рваной черной банданой. Ее смуглое раскосое лицо могло навести на мысль о том, что предками ее, несомненно, ТОЖЕ были эрсеры мон-голоидной субрасы. Только вот, похоже, ассоциативные мышления подобной глубины не гнездились в головах здешних обитателей. Да и живых-то их, аборигенов, навстречу практически не попадалось; а уж тем более не подпускалось достаточно близко.
   Роскошные постатомные реалии мира Фообб, он же вторая планета белого карлика Фурргиасс, не просто напоминали преисподнюю, смоделированную в виртуальных голографильмах либо в избытке описанную многими шедеврами древней культуры, оставленными в наследие предками. Этот убитый мирок, по сути, преисподней и являлся. Самой настоящей, не виртуальной. Здесь практически невозможно было выжить, не являясь или же не став со временем органичной частицей этого адского хаоса. Но еще невозможнее было вырваться отсюда. Разве что не иначе, как взяв за кадык самого Аида, или же Плутона, или как там еще в местных религиях величали главного ответственного за творящееся безобразие. Пока же было невозможно не только определить местонахождение этого “ответчика”, но и мало-мальски разобраться, “кто есть кто” в этом космическом отстойнике человеческих отходов — компьютерная сеть в этом зарегистрированном — с персональной точкой выхода! — мире отсутствовала. Невероятно, однако очевидно. Увы.
   Казалось, на этой планете проводился чудовищный эксперимент по выведению антисоциальных ментальностей, который потом вышел из-под контроля. И теперь даже свихнутые рргинестяне, со своими извращенными биоподелками, выглядели бы здесь не намного убедительнее, чем кружок юных натуралистов, что зажимают под потными подмышками самочинно изготовленные макеты динозавров, съеживаясь в комочки под плотоядными, пожирающими взорами стада реальных тиранозаурусов реке.
   Вот к чему приводит стопроцентная непримиримость! Глядя по сторонам, комментировать не хотелось. Все доходило без слов до последней ленивой клеточки мозгов. Если среди спорящих, соревнующихся, противоборствующих сторон не находится ни единой, которая способна хоть на мгновение, хоть в самый последний миг опомниться и сдать назад, промолчать, остановить руку, занесенную для удара… Если стороны идут до конца, слушая только подбадривающие крики за спиной, если рано или поздно сходятся как минимум две критические массы разума — тогда ядерные вспышки и локальный апокалипсис лишь световой и шумовой эффекты, что сопровождают очередную крохотную победу Хаоса. Это после, ПОТОМ, то есть теперь можно судить и рядить, кто был в том повинен: эрсеры ли, иные ли, а может, межрасовые криминальные сообщества, а может, еще кто-нибудь, мало ли “сторон”! Да что в том проку?! Теперь-то… Сброшенных бомб и выпущенных ракет оказалось немногим меньше, чем было необходимо для полного уничтожения планеты, как космического тела, но хватило с лихвой, чтобы выжившие отчаянно позавидовали погибшим…
   Наконец слева по курсу замаячил невысокий лесистый холм. Истрескавшаяся больная поверхность планеты уходила правее и вниз. Что поджидало дальше, разглядеть было невозможно из-за плотной стены фиолетового тумана, выглядывавшего из низины, как затаившийся огромный кот, что подстерегает двух заблудившихся мышат.
   — Маленькая, тебе не кажется, что на нас охотится весь этот мир? — остановился мужчина и посмотрел на спутницу.
   — Если ты еще раз назовешь меня маленькой в твоем нынешнем виде, на тебя начну охотиться и я, — хмуро отозвалась женщина. — Вместо того чтобы делиться философическими предположениями, позаботился бы…
   Она недосказала. Что, впрочем, не помешало ей выстрелить первой. И срезать одним коротким лучом чудовищного бурого карлика, выскочившего буквально в нескольких шагах по ходу движения из широкого разлома, преградившего путц Кожа мутанта была усеяна струпьями и язвами, один глаз вытек, а два других, налитых кровью, ненавидяще пульсировали даже на отделенной от туловища голове, что упала макушкой в густую жижу. Глаза продолжали осмысленно смотреть, все больше выпучиваясь, вылезая из орбит, в то время как сверху из короткого обрубка шеи порциями выплескивалась кровь, напоминавшая больше гной желто-красного цвета, чем жидкость, обеспечивающую жизнедеятельность организма. Она текла струями сверху вниз по морде, заливая глаза, пока не скрыла их горящий взгляд. Тело же, вонзая в твердую почву скрюченные острые когти, продолжало ползти без головы, руководствуясь последним импульсом, полученным от отключенного мозга. Мощные короткие кисти верхних конечностей подтаскивали тело на десяток сантиметров, тянулись вперед и опять вонзались в сплавленный грунт. Снова и снова. Вонзались.
   Подтягивали…
   И даже после того, как два одиночных импульса, навскидку пущенных Солом, сожгли кисти карлика, монстр, бессильно буксуя, елозя окровавленными обрубками, еще некоторое время пытался подтащить немеющее тело поближе, для последнего броска…
   — Добро пожаловать в ад! — проворчал Сол, исподлобья злобно озираясь. — Оставь надежду всяк сюда… да и на то, чтобы отсюда. Сам себя не поприветствуешь — от этой клоаки не дождешься.
   Женщина внимательно посмотрела на него, но промолчала; ее и без того неширокие глаза сузились до щелочек.
   — Ира, смещаемся к холму. На нем хоть что-то растет, значит, не самая грязная земля. Держись от меня в двух метрах сзади и в метре справа. Если можешь, выхватывай мои мысли, только, пожалуйста, убедись, что они мои. От этих уродов всего можно ожидать. Судя по всему, папаша у них был оторви да выбрось, а мамаши не было вовсе.
   Пока что им везло. Убить их, правда, пытались. И даже многократно. Но как-то хаотически, вяло и ненастойчиво.
   Повезло им и со временным убежищем. Насилу отбившись от целого выводка буро-сиреневого отродья, что обитало в глубоких трещинах и считало растрескавшуюся пустошь своей собственностью (ценой десятка неглубоких, но ощутимых ран от когтей и клыков, и почти половины боекомплекта), они добрались в края, где ландшафт резко сменил “стиль”.
   Холм оказался началом предгорья, первым звеном в цепи безликих, устало сглаженных гор. Видимо, они не пожелали участвовать в общем безобразии, и потому их с энтузиазмом стирали с лица планеты. Не устояв в поединке с небесами, Изуродованные горы реализовали остатки своих амбиций в многочисленных пещерах, как бы полностью уйдя в себя.
   Забравшись в полутемный приют на глубину в пару десятков шагов, двое путников блаженно растянулись на каменном полу.
   Мужчина молчал, уйдя в свои думы. Но не тут-то было. Женщина встала, вернулась ко входу и начала проделывать руками странные манипуляции. Которые были чем угодно, но только не упражнениями для усталых конечностей. Чуть позже она прервала его раздумья:
   — Солли, мне порою кажется, что здесь даже природа под влиянием апокалипсических изменений является неким осатаневшим разумным кусочком дьявольского симбиоза всего сущего…
   — Теперь ты философствуешь?.. Ох, Ира, если бы ты знала, что кажется мне… порой. И даже если ты будешь читать все-все мои мысли, вряд ли поймешь. Мне кажется, среди прочего, что мы путешествуем по виртуальному миру, расположенному внутри меня. По той его донной части, где угнездилось жуткое зло, что поселилось во мне. Конец света начинается с тех кусочков тьмы, что накапливаются в нас самих, и день за днем, исподволь захватывая крохотные плацдармы…
   — Потерпи, дружище… — произнесла она неожиданно бережно, словно коснулась его плеча словом, — вот сыщется главная пропажа…
   Он вздохнул, протяжно, почти застонал, и она осеклась.
   Местное светило, казалось, чудом зависло на краешке небес. Так клещ, перебравший крови, цепляется за кончики волосинок шерсти донора, не подозревающего о тайном визите.
   Оно напоминало надкушенный зеленовато-синий неаппетитный плод, который с минуты на минуту готовился выпасть сквозь прореху в сумке прогнившей насквозь атмосферы. Звезды на этом неприветливом небе вряд ли чувствовали себя уютно, они проступали там и сям немногочисленными мутными мазками-всплесками. Если местная природа и рисовала самое себя, то не как художник, пусть даже и авангардист-извращенец. Скорее, пожалуй, как перепившийся маляр, изрядно отхлебнувший из того же ведра, где он то ли кисти мыл, то ли смешивал остатки всех красок.