Страница:
Сначала капитан-лейтенанту снились бешеные грузди и прочая несусветная ерунда, но затем увидел сон, посещавший его регулярно – примерно раз в год – с десятилетнего возраста. Детали варьировали в широком диапазоне, но основной сюжет всегда оставался без изменений.
В десять лет Сомов потерял отца.
Терра тогда еще не перестала быть планетой фронтира. Неосвоенные, дикие земли отделяла от мегаполисов не столь уж широкая полоса цивилизации. Собственно, и сейчас, через двадцать лет, фронтир, отодвинувшись, не исчез.
Отец купил тогда новый аэрокар и намеревался показать семье Хрустальные острова. Три часа туда, три часа обратно, пять часов там. Отличный выходной день! На собственной леталке, с ветерком…
Из-за какой-то грошовой неисправности в бортовой электронике аэрокар пришлось посадить в ста восьмидесяти километрах от ближайшего населенного пункта. Отыскать поломку отец не смог. И еще он упустил нечто по-настоящему важное: поленился отладить систему связи перед полетом.
У них было очень мало еды и питья. На день для четверых: отца с матерью, самого Виктора и черного упитанного кота Августа, ориентального красавца, любимца семьи. Кот бежал за ними двое суток. Сначала он жалобно мяукал. Отставал, нагонял во время привалов. Просился на руки, пытался потереться испытанным манером о щиколотки хозяев. Трижды забегал вперед и разворачивал соблазнительную гармошку беззащитного брюха… Потом просто кричал, как кричат испуганные дети. Его не кормили и не брали на руки. Тогда кот ушел. Когда он исчез, никто из Сомовых не заметил. Коты выживают на Терре, находят, кого им есть, и выживают. Сбиваются в дикие прайды, за версту обходят людей, тощают, но приспосабливаются. А вот собаки дохнут. Двадцать лет Виктор наделся, что Август выжил: никак не мог забыть чертова кошачьего брюха…
Вокруг кланялась бесконечному ветру высокая, в рост человека трава. Ветры никогда не стихают на равнинах субтропиков. Терра – планета ветров. Высокотравье растет густо, вязкая земля собирает жару и влагу; травяной океан равновелик по всем направлениям, вечно спокоен и безнадежно непроходим. Сомовы за первые сутки отмеряли километров сорок. За вторые – тридцать пять. За третьи – двадцать пять. За четвертые – в лучшем случае десять. Они ни разу не видели птицу или какую-нибудь мелкую живность, вроде грызунов. Ветер тянул тысячелетнюю мелодию из двух-трех нот, повторяющихся бесчисленное количество раз…
Однажды им попался ручеек с мутной горьковатой водой. Это было счастье.
На пятые сутки Сомов-старший умер. Мать не желала оставить его тело, а Виктор прошел в тот день еще километров семь или восемь. На следующий – не более двух. Наткнулся на реку, напился и отправился вдоль берега в поисках переправы. Вскоре он упал, и сил подняться уже не было. Виктор оставался в сознании, он просто лежал, не шевелясь, и смотрел в знойное сероватое небо. Иногда поворачивал голову и губами втягивал в себя воду.
Через несколько часов его нашли фермеры, затеявшие большую рыболовную экспедицию на амфибиях. Всполошились, вызвали спасателей, а те быстро разыскали мать Виктора, впавшую к тому времени в бессознательное состояние, но все еще живую.
Тогда, в безбрежном высокотравье фронтира, Виктор научился опасаться мелочей, способных убить. А потом довел этот страх до рефлекса… Если его становилось слишком много, приходил сон: чавкающая под подошвами земля, немилосердная песня ветра, сырая духота и трава, трава, трава. Потом небо – в обрамлении триумфальной зелени и пышных соцветий, очень много неба, столько, что хватит на всю жизнь. Если Сомов действительно сделал какую-нибудь непростительную оплошность, сон тем и заканчивался. Если же все в порядке, к нему приходил невесть откуда взявшийся кот, со всеми удобствами устраивался на груди, жмурил сонные очи, безмятежно воркотал, высказывая свое, кошачье, одобрение. «Кошачье правило» ни разу не обманывало его.
На этот раз Август появился и был мурлыбчив.
Хороший сон. Виктор досмотрел его до конца, пока землю фронтира, воскресшего отца и вернувшегося кота не стерло черной тряпкой беспамятства. Сомову сказочно повезло. Ему оставалось еще пять минут до конца «отдыхающей» вахты и четыре с половиной минуты до сигнала боевой тревоги.
Адмирал Констан только что миновал ОП из Солнечной системы на Терру-2…
Начало десантной операции Виктор видел на экранах внешнего обзора, а на экраны все это транслировалось со станции наблюдения и разведки в форте Беринг. Потому что крейсерская флотилия была не в открытом пространстве и не на поверхности планетоида…
По боевому расписанию старпом обязан был находиться на центральном посту, рядом с командующим флотилией. А капитан «Сталинграда» пребывал в это время в резервной рубке управления. Во время боя старший помощник – фигура нестерпимо бесполезная. Во-первых, он отвечает за аварийную эвакуацию, буде такая окажется необходимой, и, во-вторых, управление кораблем перейдет к нему, если погибнет капитан… Вот и все. При живом капитане ему только и остается что безмолвно любоваться ходом сражения на экранах.
Ядром женевского флота стала знаменитая Шестая эскадра: мобильная ударная группировка. Только на этот раз ее усилили вдвое, если не втрое, против штатного расписания. Адмирал Готлиб Констан вел 90 линкоров из 114, которыми, по сведениям всех четырех разведок русского мира, располагала Женевская федерация. Столько сил женевцы собирали раз пять или шесть за всю свою историю: когда воевали с Поднебесной (трижды), когда пытались усмирить Нью-Скотленд, а также когда усмирили Терру-5. Говорят, древний Хуан по этому поводу сказал на какой-то информ-конференции: «Большая честь принимать столь многочисленных гостей». Линкоры пришли в сопровождении кораблей поддержки: легких крейсеров, баз малых истребителей и штурмовиков, тьмочисленных транспортов и ремонтных судов. Под охраной самого мощного флота Солнечной системы в открытом пространстве над Террой медленно расползалось пятно десантной флотилии. Серийные чудовища «Мастодонт 4HQM», набитые десантными бригадами, и не менее чудовищные корабли-доки атмосферной авиации «Химмельтак – А»; эти, последние, насколько помнил Виктор, представляют собой нечто вроде колоссального улья с придаточной ходовой системой и не менее придаточной «слаборазвитой» артиллерией, – в них все подчинено одному требованию: дотащить до места высадки море маленьких самолетиков, а лучше бы не море, а целый океан…
Женева готовилась к этому удару на совесть.
Независимое государство Терра могло противопоставить два десятка тяжелый артиллерийских крейсеров (каждый из них уступает женевскому линкору по мощи совокупного залпа примерно на треть), еще десяток спутников-батарей (эти ничуть не уступали, но и не превосходили ударные корабли женевцев), практически равный рой малой космической и атмосферной авиации, артиллерию фортов на поверхности Терры, а также ее естественных спутников: Борхеса, Шекспира и Камю. Ну и флотилию командора Бахнова на десерт.
Женевцы начали удивительно грамотно. Если бы Констан не был врагом, Сомов, наверное, восхититься бы его искусством. Шестая эскадра издалека подавила форты Шекспира и Камю, понеся минимальные потери: артиллерия Борхеса и самой Терры не могла до них дотянуться. На это у Констана ушло меньше часа. Затем женевские корабли заняли позицию, при которой от главного калибра форта «Беринг» их загораживало тело планеты. Выбили искусственные спутники-батареи точно так же – с дальней дистанции. Правда, на этот раз потери оказались более значительными: крейсера Терры поддерживали огнем свои батареи, и получалось это у них отменно.
На второй этап Констан истратил полтора часа.
Затем он взялся за форт «Беринг» и остаток искусственных спутников-батарей, сконцентрированных на орбите Борхеса. Все так же – с безопасной дистанции. И вновь ему противодействовал терранский флот, но переломить ход сражения не смог, хотя и умножил потери женевцев… Через час и сорок минут «Беринг» перестал существовать. Одна за другой погибли батареи. Крейсерская эскадра Терры к тому времени уже не могла считаться серьезным противником: треть ее вымпелов была уничтожена. К тому времени у Констана было выбито восемь линкоров. Слишком незначительный урон, чтобы подарить Независимому государства Терра надежду – хотя бы призрачную, почти невидимую, символическую…
Когда-то в училище Сомов добрался до тактической программы, не предназначенной для курсантов. Само проникновение в нее балансировало на размытом рубеже, отделявшем самую строгую гауптвахту от трибунала. Разумеется, он тогда не попался. Программа содержала оценку стойкости противокосмической обороны Терры-2. Виктор твердо помнил: для ее ликвидации достаточно эскадры, состоящей из полусотни женевских линкоров… А теперь, после демонтажа всех внешних слоев обороны, терранским фортам противостояло восемьдесят два линкора.
Бахнов дважды запрашивал командование, но приказа атаковать не получил.
Женевцы сосредоточили свои усилия на фортах, главным образом защищавших пространство над маленьким сектором порто [8 – Порто – португалоязычные латино (терранский жаргонизм).]. Методичная бомбардировка скоро дала ожидаемый результат – огонь укреплений на поверхности планеты явно слабел. Между тем, Шестая эскадра заплатила за свой успех всего лишь двумя вымпелами. Констан не пытался обстреливать столицу сектора – мегаполис Диаш; как видно, он рассчитывал на поддержку порто, во всяком случае, видел в них слабое звено Терры. Старейшины тамошних кланов время от времени давали женевским спецслужбам повод для подобных надежд… Некий Эдуардо Гомеш столь настырно протестовал против высылки женевской администрации, что заработал три месяца тюрьмы. Флагман адмирала Констана ровно за десять сутки до отправки Шестой эскадры с лунного рейда поменял название. Был он «Чакравартином», а стал «Свободолюбцем Гомешем»… Почти союзника лупить неудобно, поэтому ни одна ракета на взорвалась в пределах городской черты Диаша. В соседнем – польском – секторе город Новый Краков за час лишился половины жителей.
Не прекращая бомбардировки, женевцы начали высадку десанта. Жерла «Мастодонтов» открылись настежь, извергая тучи шлюпов. Ульи «Химмельтаков» выпустили роящуюся смерть…
«Сталиград» на получал информации о ходе боев в атмосфере. Наверное, женевцам приходится нелегко. Сомов знал, что перед десантниками ставят один огненный барьер за другим, что терранская авиация способна наделать серьезных неприятностей женевцам, что крейсерская эскадра все еще может попортить кровь женевцам… но ситуация в любом случае складывалась не в пользу защитников планеты. Форты подавлены, и некому теперь всерьез отвечать на аргумент главного калибра констановских линкоров. Допустим, женевцы высадят всего сто тысяч человек. Ну, двести, триста тысяч, полмиллиона – тоже возможные цифры. Какая разница? Как бы там ни было, сухопутные войска терранских Сил безопасности во много раз превосходят по численности десантный корпус, но все-таки потерпят поражение. Хотя бы и от одной сотни тысяч. Потому что сверху Шестая эскадра будет безнаказанно выжигать любые очаги сопротивления перед ними. И вся храбрость терранцев, вся их воля и вся долгая подготовка к драке – коту под хвост. Разгром – дело времени.
Оккупационные войска высаживались, высаживались, высаживались… Конца не было видно их потокам. Женева не хотела повторения Терры-8. Женева била наверняка. Десантная операция шла седьмой час, и ни разу Констан не дал шанса терранцам; адмирал демонстрировал безупречность. Немногое отделяло его от полной победы.
И только тогда терранское командование решилось поставить на последний свой козырь, в действенность которого к тому времени уже мало кто верил…
Только тогда командор Бахнов получил с Терры кодовый сигнал «подъем». Только тогда разошлись плиты над подземным ангаром на Борхесе, в пяти километрах от руин форта «Беринг». Только тогда четырехглавое чудовище начало свое восхождение из глубины, чтобы свершить последний суд над женевской эскадрой.
Четыре корабля всплывали на поверхность боя; их никогда не принимали всерьез, впрочем, ни одна разведка не имела об их тактико-технических характеристиках полных данных; их считали устаревшими; совокупная мощь залпа любого их них заметно уступала мощи залпа женевского линкора; высокой скоростью ни один из них не блистал; сама их постройка оценивалась многими за пределами Терры как большая стратегическая ошибка; да в конце концов, их было всего четыре…
И в тот день они сыграли роль четырех безжалостных жнецов смерти.
Броненосные крейсеры «Сталинград», «Синоп», «Грюнвальд» и «Реконкиста» принимали свой первый бой. Их экипажи готовы были погибнуть. Туда отбирали исключительно добровольцев, и добровольцев хватало. Никто из них не видел для себя места на Терре, утратившей волю.
Четыре против восьмидесяти.
Крейсера не пытались даже изобразить какое-либо подобие строя. Они просто вышли на дистанцию эффективного огня и дали первый залп. А потом четыре бронированных веретена разошлись и вонзились в тело шестой эскадры Федерации.
Беглый огонь…
Началось побоище. Не сражение, а именно побоище. Когда-то Терра вынуждена была удовольствоваться доктриной брони. Ничего другого не оставалось. И стратеги вместе с судостроителями решили: отлично! пусть щит, а не меч, но только щит, какого нет больше ни у кого… И теперь терранская броня всухую выигрывала дуэль с женевской артиллерией. Четыре жнеца выбирали себе цели по вкусу, подходили на дистанцию, с которой попадает в цель сто процентов боезапаса и безнаказанно расстреливали противника. По ним одновременно вели огонь пять, десять, пятнадцать женевских вымпелов, – безо всякого эффекта. Им в лучшем случае удавалось сбить антенны, «вычистить» крейсерскую броню от легких вспомогательных устройств и конструкций, но никто не мог добраться до корабельной плоти.
Беглый огонь…
«Сталинград» уничтожил два линкора; третий покинул боевой порядок со страшными повреждениями. Кажется, это и был «Свободолюбец Гомеш». За ним отправился десантный «Мастодонт». После этого корабль-база «Химмельтак» выпустил целую стаю легких охотников и через пять минут взорвался; истребителям явно не хватало калибра даже для того, чтобы легонько «почесать» броненосный крейсер… Комендоры «Сталинграда» просто не обращали на них внимания.
Беглый огонь…
Вокруг очередной жертвы сгруппировалось одиннадцать защитников. Тщетно: еще один линкор превратился в груду обломков, а потом еще один потерял управление и врезался в Борхес. Прикрытие отошло подальше – отчасти повинуясь приказу адмирала Констана, отчасти же инстинкту самосохранения капитанов. Беззащитный транспорт распался на три части после минуты бомбардировки.
Беглый огонь…
Избиение длилось к тому времени более часа. «Жнецы», облаченные в броню, делали свое дело неторопливо. Боевое построение женевской эскадры пришло в хаотическое состояние. Вероятно, Констан надеялся, что у терранцев кончится боезапас. Он постепенно отводил свои линкоры, жертвуя десантными кораблями и оставляя высадившийся корпус без огневой поддержки. Впрочем, надежда оказалась тщетной: четверку проектировали со специальном умыслом – уничтожать непрерывно, пока не выйдут из строя арткомплексы. Крейсеры были вдвое крупнее линкоров, даром, что уступали им в артиллерии; львиная доля дополнительного объема приходилась на артпогреба. Терранские комендоры имели возможность сажать смертоносные гостинцы в неприятеля еще три раза по столько…
Беглый огонь…
Смерть кратко зачитывала вердикты женевским кораблям и взмахивала косой. Это было подобно какому-то жутковатому танцу. Четверо убийц с обнаженными клинками бесстрастно сеяли гибель в толпе, заполнившей бальный зал. Запертый бальный зал: после высадки десантников путь к отступлению оказался отрезан – без поддержки они обречены. Движения четверки танцоров неторопливы и основательны. Ни ужас, ни сопротивление не замедляют их плавного кружения.
Беглый огонь…
Надо отдать должное Констану: он до конца пытался найти ход, перегруппироваться, переломить ход боя. Адмирал ухитрился в аварийном темпе снять команду с двух легких крейсеров и двух линкоров, посадил на управление опустевшими кораблями штурманов-клонов и отдал приказ таранить… Такого не применяли в тактике звездных войн никогда. Этот адмиральский трюк мог бы принести ему успех – учитывая ничтожные «орбитальные» скорости, малую дистанцию и эффект неожиданности. И принес бы, наверное, если бы четыре вымпела-самоубийцы атаковали одновременно один терранский корабль. Но один из легких крейсеров вышел на «Сталинград» раньше прочих. Слишком рано. Сомов видел: сражение перестало рядиться в одежки современности и приобрело жутковатый средневековый вид. Крейсер-камикадзе несся на «Сталинград», теряя под огнем надстройки, куски обшивки, с корнем вырванные арткомплексы… Ни одно сердце дрогнуло тогда в ожидании удара. Виктор смотрел на экран и не чувствовал в себе страха. Интуиция подсказала ему злую, но точную мысль: «А вот хрена! Не пройдет!» Секунду спустя космос огненно ухмыльнулся.
Беглый огонь…
Вся неожиданность пропала даром. Бахнов вызвал капитанов крейсеров и составил из своей четверки компактную группу. Флотилия встретила атаку оставшихся трех кораблей-самоубийц плотным огненном щитом. Все они просто не успели нанести удар.
Беглый огонь… Беглый огонь… Беглый огонь…
С поверхности Терры продолжали бить укрепрайоны. Поднимались избитые, но опять готовые к драке вымпелы терранского флота. Бахновские «жнецы» не снижали темпа стрельбы. И бой переломился в одну минуту.
Констан отдал линкорам приказ отступать. «Свободолюбец Гомеш» повернул к ОПу в Солнечную систему. Желая сохранить от шестой эскадры хоть что-то, адмирал бросил на произвол судьбы десантные корабли, транспорты, корабли-базы, рои малых истребителей и все поврежденные вымпелы. Одним словом, всех, кто не мог угнаться за отходящими линкорами…
За шестьдесят одним отходящим линкором.
Из них добрая половина получила повреждения. Федеральные ремонтные верфи нескоро поставят их в строй…
Для остальных – полуразбитых, тихоходных, вовремя не уяснивших необходимость бегства, была уготована иная судьба. Самые смелые попытались в одиночку добираться до ближайших ОПов. Без артприкрытия это удавалось немногим. Прочих методично уничтожали на орбите Терры.
Старпом «Сталинграда» видел, как Бахнов запросил командование: что делать с желающими сдаться? Ему выслали специальную абордажную флотилию в поддержку. Плен приказали считать милостью победителей: она может быть оказана исключительно тем, кто даже не пытается сопротивляться. Если командор увидит хотя бы тень попытки оказать сопротивление, ему не следует оказывать подобного рода милость.
Тут командор повернулся к Сомову и сказал:
– Старина, тебе не кажется, что мы с капитаном заслужили маленький отдых и по стопочке успокоительного?
– Так точно, господин командор. Наверное, даже большой отдых. И по стакану успокоительного…
– Большой отдых? Ты мне еще понамекай на отставку, гусь лапчатый! Перепончатый… Ты ведь на рейдерах служил, как действуют абордажные партии знаешь?
– Так точно, господин командор. Только… я всего-навсего капитан-лейтенант… как бы капитаны других крейсеров…
– Во-первых, старина, ты на всей флотилии единственный офицер, который имеет опыт зачистки «призов». А теперь весь остаток женевской эскадры – один наш огромный приз. Во-вторых, с чего ты взял, что имеешь право обсуждать мои приказы?
– Виноват, господин командор.
– В-третьих, обидно смотреть на молодого человека, который нетерпеливо топочет копытами в отсутствии настоящего дела. Развлекись, старина. Понятно?
– Так точно.
– Действуй.
Командор передал свое распоряжение капитанам крейсеров и командиру абордажной флотилии, а потом отправился успокаивать нервы…
Сомов закрепил за каждым из четырех крейсеров отряд штурмовых кораблей и дал краткие инструкции. В сущности, ничего сложного, если не делать классических глупостей. Классическая глупость номер один: допустить на свой борт камикадзе со взрывчаткой в заднице. Классическая глупость номер два: оставить пленникам хотя бы десятую долю шанса поднять бунт, пока они будут идти по маршам в предназначенный для них трюм. Классическая глупость номер три: оставить при транспортировке «приза» в порт «родных» пилотов. Классическая глупость номер четыре: не оставить на борту приза группу заложников из числа старших офицеров, понадеявшись на что, что неприятель, как истинный джентльмен, покидая судно, не оставит на его борту взрывчатых сюрпризов. Классическая глупость номер пять… Классическая глупость номер шесть… Классическая глупость номер семь… И так далее – всего классических глупостей одиннадцать. Понятно? Доклад через каждые тридцать минут и в любых непредвиденных ситуациях. Очередность докладов: группа «Реконкисты», группа «Синопа», группа «Грюнвальда»… За дело, господа.
Еще три часа флотилия вместо со штурмовиками курочила всех, кто осмеливался огрызаться, разгадывала нехитрые ловушки смертников и набивала трюмы теми, кто хотел жить. «Призы» отправлялись на рейд форта «Беринг», и скоро их там скопилось достаточно для составления боевого космического флота какого-нибудь второразрядного государства. Или двух третьеразрадных. С момента, когда началась десантная операция, прошло двенадцать часов. Пространство над Террой было избавлено от женевской угрозы. Когда Сомов сдал вахту капитану «Сталинграда», флотилии броненосных крейсеров больше нечего было делать: в открытом пространстве оставалось еще немало целей, но с ними могли справиться и простые сторожевые корабли.
На протяжении месяца флотилия жила в состоянии повышенной боевой готовности. Царапины на теле крейсеров заделывались с необыкновенной скоростью и тщанием. Ждали прорыва новой, свежей эскадры неприятеля. Ждали повтора десантной операции. Ждали ОМП-удара. Ничего не произошло. Лишь силы космической обороны планетоида понемногу вылавливали тех, кто по какой-то причине не сумел уйти через ближайший ОП и не попал под гигантскую мухобойку капитан-лейтенанта Сомова в первые сутки. Но все равно терранское командование страховалось и перестраховывалось. Людей долго не отпускали с флота: не давали увольнительных, не принимали отставок по возрасту… Виктор получил отпуск только через полгода. Он едва-едва успел прибыть домой и дать Катеньке руку… ей было во что вцепиться во время родов.
О многих других обстоятельствах разгрома женевцев Виктор узнал гораздо позже – из информационных программ и рассказа Семенченко, с которым он случайно встретился через два года после этих событий и разговорился, как с хорошим старым знакомым. Не подерись тогда две дурьи башки, не выгони всех их Вяликов, отправились бы в несчастливый рейд на «Бентесинко ди майо» и… очень уж неласковая там была статистика потерь.
Женевцам было о чем беспокоиться. На поверхности Терры-2 постепенно таял их десант. Те триста тысяч, которые успели высадиться до атаки броненосных крейсеров. Они очень надеялись на порто: те вроде бы не во всем соглашались с остальными секторами, была у них даже полуподпольная группа «За свободу и Федерацию!», и ребятам из нее вроде бы очень хотелось сделать планетоид «полноправной частью Женевского сообщества»… То есть десятку честных сумасшедших действительно этого хотелось. Остальных подобрали квалифицированные люди, привыкшие к военным чинам, но не к военной форме. Старейшины самых могущественных кланов лет десять назад приняли соломоново решение: пусть-ка один сектор побузит за всех: остальным будет тише и спокойнее; хотят секретную организацию? пускай будет секретная организация. А то ведь, глядишь, настоящую попробуют состряпать…
Иными словами, десантники высаживались, ожидая встретить боевиков местного подполья, поддержку населения и специально для них оборудованные базы. «Боевики» загодя вернулись в свои части, и теперь занимались отстрелом чужаков. Население радовалось пришельцам не больше, чем выползням из преисподней. Ну а содержимое баз интендантская служба забрала назад… Самого главного «свободолюбца» – Эдуарду Гомеша выпустили из тюрьмы, поощрили тройным месячным жалованием и чином полковника.
Женевцы не успевали собрать вторую полноценную эскадру и склепать нечто адекватное терранским броненосным крейсерам. Они было пригрозили применением ОМП, в том числе крайне серьезными вещами. Втащить их можно через любой ОП, используя малое ударное соединение. Эскадра для таких дел не нужна. Все будет проще, незаметней и страшнее. Планетоид потом и за четверть века не сделаешь пригодным для жизни…
В десять лет Сомов потерял отца.
Терра тогда еще не перестала быть планетой фронтира. Неосвоенные, дикие земли отделяла от мегаполисов не столь уж широкая полоса цивилизации. Собственно, и сейчас, через двадцать лет, фронтир, отодвинувшись, не исчез.
Отец купил тогда новый аэрокар и намеревался показать семье Хрустальные острова. Три часа туда, три часа обратно, пять часов там. Отличный выходной день! На собственной леталке, с ветерком…
Из-за какой-то грошовой неисправности в бортовой электронике аэрокар пришлось посадить в ста восьмидесяти километрах от ближайшего населенного пункта. Отыскать поломку отец не смог. И еще он упустил нечто по-настоящему важное: поленился отладить систему связи перед полетом.
У них было очень мало еды и питья. На день для четверых: отца с матерью, самого Виктора и черного упитанного кота Августа, ориентального красавца, любимца семьи. Кот бежал за ними двое суток. Сначала он жалобно мяукал. Отставал, нагонял во время привалов. Просился на руки, пытался потереться испытанным манером о щиколотки хозяев. Трижды забегал вперед и разворачивал соблазнительную гармошку беззащитного брюха… Потом просто кричал, как кричат испуганные дети. Его не кормили и не брали на руки. Тогда кот ушел. Когда он исчез, никто из Сомовых не заметил. Коты выживают на Терре, находят, кого им есть, и выживают. Сбиваются в дикие прайды, за версту обходят людей, тощают, но приспосабливаются. А вот собаки дохнут. Двадцать лет Виктор наделся, что Август выжил: никак не мог забыть чертова кошачьего брюха…
Вокруг кланялась бесконечному ветру высокая, в рост человека трава. Ветры никогда не стихают на равнинах субтропиков. Терра – планета ветров. Высокотравье растет густо, вязкая земля собирает жару и влагу; травяной океан равновелик по всем направлениям, вечно спокоен и безнадежно непроходим. Сомовы за первые сутки отмеряли километров сорок. За вторые – тридцать пять. За третьи – двадцать пять. За четвертые – в лучшем случае десять. Они ни разу не видели птицу или какую-нибудь мелкую живность, вроде грызунов. Ветер тянул тысячелетнюю мелодию из двух-трех нот, повторяющихся бесчисленное количество раз…
Однажды им попался ручеек с мутной горьковатой водой. Это было счастье.
На пятые сутки Сомов-старший умер. Мать не желала оставить его тело, а Виктор прошел в тот день еще километров семь или восемь. На следующий – не более двух. Наткнулся на реку, напился и отправился вдоль берега в поисках переправы. Вскоре он упал, и сил подняться уже не было. Виктор оставался в сознании, он просто лежал, не шевелясь, и смотрел в знойное сероватое небо. Иногда поворачивал голову и губами втягивал в себя воду.
Через несколько часов его нашли фермеры, затеявшие большую рыболовную экспедицию на амфибиях. Всполошились, вызвали спасателей, а те быстро разыскали мать Виктора, впавшую к тому времени в бессознательное состояние, но все еще живую.
Тогда, в безбрежном высокотравье фронтира, Виктор научился опасаться мелочей, способных убить. А потом довел этот страх до рефлекса… Если его становилось слишком много, приходил сон: чавкающая под подошвами земля, немилосердная песня ветра, сырая духота и трава, трава, трава. Потом небо – в обрамлении триумфальной зелени и пышных соцветий, очень много неба, столько, что хватит на всю жизнь. Если Сомов действительно сделал какую-нибудь непростительную оплошность, сон тем и заканчивался. Если же все в порядке, к нему приходил невесть откуда взявшийся кот, со всеми удобствами устраивался на груди, жмурил сонные очи, безмятежно воркотал, высказывая свое, кошачье, одобрение. «Кошачье правило» ни разу не обманывало его.
На этот раз Август появился и был мурлыбчив.
Хороший сон. Виктор досмотрел его до конца, пока землю фронтира, воскресшего отца и вернувшегося кота не стерло черной тряпкой беспамятства. Сомову сказочно повезло. Ему оставалось еще пять минут до конца «отдыхающей» вахты и четыре с половиной минуты до сигнала боевой тревоги.
Адмирал Констан только что миновал ОП из Солнечной системы на Терру-2…
* * *
Начало десантной операции Виктор видел на экранах внешнего обзора, а на экраны все это транслировалось со станции наблюдения и разведки в форте Беринг. Потому что крейсерская флотилия была не в открытом пространстве и не на поверхности планетоида…
По боевому расписанию старпом обязан был находиться на центральном посту, рядом с командующим флотилией. А капитан «Сталинграда» пребывал в это время в резервной рубке управления. Во время боя старший помощник – фигура нестерпимо бесполезная. Во-первых, он отвечает за аварийную эвакуацию, буде такая окажется необходимой, и, во-вторых, управление кораблем перейдет к нему, если погибнет капитан… Вот и все. При живом капитане ему только и остается что безмолвно любоваться ходом сражения на экранах.
Ядром женевского флота стала знаменитая Шестая эскадра: мобильная ударная группировка. Только на этот раз ее усилили вдвое, если не втрое, против штатного расписания. Адмирал Готлиб Констан вел 90 линкоров из 114, которыми, по сведениям всех четырех разведок русского мира, располагала Женевская федерация. Столько сил женевцы собирали раз пять или шесть за всю свою историю: когда воевали с Поднебесной (трижды), когда пытались усмирить Нью-Скотленд, а также когда усмирили Терру-5. Говорят, древний Хуан по этому поводу сказал на какой-то информ-конференции: «Большая честь принимать столь многочисленных гостей». Линкоры пришли в сопровождении кораблей поддержки: легких крейсеров, баз малых истребителей и штурмовиков, тьмочисленных транспортов и ремонтных судов. Под охраной самого мощного флота Солнечной системы в открытом пространстве над Террой медленно расползалось пятно десантной флотилии. Серийные чудовища «Мастодонт 4HQM», набитые десантными бригадами, и не менее чудовищные корабли-доки атмосферной авиации «Химмельтак – А»; эти, последние, насколько помнил Виктор, представляют собой нечто вроде колоссального улья с придаточной ходовой системой и не менее придаточной «слаборазвитой» артиллерией, – в них все подчинено одному требованию: дотащить до места высадки море маленьких самолетиков, а лучше бы не море, а целый океан…
Женева готовилась к этому удару на совесть.
Независимое государство Терра могло противопоставить два десятка тяжелый артиллерийских крейсеров (каждый из них уступает женевскому линкору по мощи совокупного залпа примерно на треть), еще десяток спутников-батарей (эти ничуть не уступали, но и не превосходили ударные корабли женевцев), практически равный рой малой космической и атмосферной авиации, артиллерию фортов на поверхности Терры, а также ее естественных спутников: Борхеса, Шекспира и Камю. Ну и флотилию командора Бахнова на десерт.
Женевцы начали удивительно грамотно. Если бы Констан не был врагом, Сомов, наверное, восхититься бы его искусством. Шестая эскадра издалека подавила форты Шекспира и Камю, понеся минимальные потери: артиллерия Борхеса и самой Терры не могла до них дотянуться. На это у Констана ушло меньше часа. Затем женевские корабли заняли позицию, при которой от главного калибра форта «Беринг» их загораживало тело планеты. Выбили искусственные спутники-батареи точно так же – с дальней дистанции. Правда, на этот раз потери оказались более значительными: крейсера Терры поддерживали огнем свои батареи, и получалось это у них отменно.
На второй этап Констан истратил полтора часа.
Затем он взялся за форт «Беринг» и остаток искусственных спутников-батарей, сконцентрированных на орбите Борхеса. Все так же – с безопасной дистанции. И вновь ему противодействовал терранский флот, но переломить ход сражения не смог, хотя и умножил потери женевцев… Через час и сорок минут «Беринг» перестал существовать. Одна за другой погибли батареи. Крейсерская эскадра Терры к тому времени уже не могла считаться серьезным противником: треть ее вымпелов была уничтожена. К тому времени у Констана было выбито восемь линкоров. Слишком незначительный урон, чтобы подарить Независимому государства Терра надежду – хотя бы призрачную, почти невидимую, символическую…
Когда-то в училище Сомов добрался до тактической программы, не предназначенной для курсантов. Само проникновение в нее балансировало на размытом рубеже, отделявшем самую строгую гауптвахту от трибунала. Разумеется, он тогда не попался. Программа содержала оценку стойкости противокосмической обороны Терры-2. Виктор твердо помнил: для ее ликвидации достаточно эскадры, состоящей из полусотни женевских линкоров… А теперь, после демонтажа всех внешних слоев обороны, терранским фортам противостояло восемьдесят два линкора.
Бахнов дважды запрашивал командование, но приказа атаковать не получил.
Женевцы сосредоточили свои усилия на фортах, главным образом защищавших пространство над маленьким сектором порто [8 – Порто – португалоязычные латино (терранский жаргонизм).]. Методичная бомбардировка скоро дала ожидаемый результат – огонь укреплений на поверхности планеты явно слабел. Между тем, Шестая эскадра заплатила за свой успех всего лишь двумя вымпелами. Констан не пытался обстреливать столицу сектора – мегаполис Диаш; как видно, он рассчитывал на поддержку порто, во всяком случае, видел в них слабое звено Терры. Старейшины тамошних кланов время от времени давали женевским спецслужбам повод для подобных надежд… Некий Эдуардо Гомеш столь настырно протестовал против высылки женевской администрации, что заработал три месяца тюрьмы. Флагман адмирала Констана ровно за десять сутки до отправки Шестой эскадры с лунного рейда поменял название. Был он «Чакравартином», а стал «Свободолюбцем Гомешем»… Почти союзника лупить неудобно, поэтому ни одна ракета на взорвалась в пределах городской черты Диаша. В соседнем – польском – секторе город Новый Краков за час лишился половины жителей.
Не прекращая бомбардировки, женевцы начали высадку десанта. Жерла «Мастодонтов» открылись настежь, извергая тучи шлюпов. Ульи «Химмельтаков» выпустили роящуюся смерть…
«Сталиград» на получал информации о ходе боев в атмосфере. Наверное, женевцам приходится нелегко. Сомов знал, что перед десантниками ставят один огненный барьер за другим, что терранская авиация способна наделать серьезных неприятностей женевцам, что крейсерская эскадра все еще может попортить кровь женевцам… но ситуация в любом случае складывалась не в пользу защитников планеты. Форты подавлены, и некому теперь всерьез отвечать на аргумент главного калибра констановских линкоров. Допустим, женевцы высадят всего сто тысяч человек. Ну, двести, триста тысяч, полмиллиона – тоже возможные цифры. Какая разница? Как бы там ни было, сухопутные войска терранских Сил безопасности во много раз превосходят по численности десантный корпус, но все-таки потерпят поражение. Хотя бы и от одной сотни тысяч. Потому что сверху Шестая эскадра будет безнаказанно выжигать любые очаги сопротивления перед ними. И вся храбрость терранцев, вся их воля и вся долгая подготовка к драке – коту под хвост. Разгром – дело времени.
Оккупационные войска высаживались, высаживались, высаживались… Конца не было видно их потокам. Женева не хотела повторения Терры-8. Женева била наверняка. Десантная операция шла седьмой час, и ни разу Констан не дал шанса терранцам; адмирал демонстрировал безупречность. Немногое отделяло его от полной победы.
И только тогда терранское командование решилось поставить на последний свой козырь, в действенность которого к тому времени уже мало кто верил…
Только тогда командор Бахнов получил с Терры кодовый сигнал «подъем». Только тогда разошлись плиты над подземным ангаром на Борхесе, в пяти километрах от руин форта «Беринг». Только тогда четырехглавое чудовище начало свое восхождение из глубины, чтобы свершить последний суд над женевской эскадрой.
Четыре корабля всплывали на поверхность боя; их никогда не принимали всерьез, впрочем, ни одна разведка не имела об их тактико-технических характеристиках полных данных; их считали устаревшими; совокупная мощь залпа любого их них заметно уступала мощи залпа женевского линкора; высокой скоростью ни один из них не блистал; сама их постройка оценивалась многими за пределами Терры как большая стратегическая ошибка; да в конце концов, их было всего четыре…
И в тот день они сыграли роль четырех безжалостных жнецов смерти.
Броненосные крейсеры «Сталинград», «Синоп», «Грюнвальд» и «Реконкиста» принимали свой первый бой. Их экипажи готовы были погибнуть. Туда отбирали исключительно добровольцев, и добровольцев хватало. Никто из них не видел для себя места на Терре, утратившей волю.
Четыре против восьмидесяти.
Крейсера не пытались даже изобразить какое-либо подобие строя. Они просто вышли на дистанцию эффективного огня и дали первый залп. А потом четыре бронированных веретена разошлись и вонзились в тело шестой эскадры Федерации.
Беглый огонь…
Началось побоище. Не сражение, а именно побоище. Когда-то Терра вынуждена была удовольствоваться доктриной брони. Ничего другого не оставалось. И стратеги вместе с судостроителями решили: отлично! пусть щит, а не меч, но только щит, какого нет больше ни у кого… И теперь терранская броня всухую выигрывала дуэль с женевской артиллерией. Четыре жнеца выбирали себе цели по вкусу, подходили на дистанцию, с которой попадает в цель сто процентов боезапаса и безнаказанно расстреливали противника. По ним одновременно вели огонь пять, десять, пятнадцать женевских вымпелов, – безо всякого эффекта. Им в лучшем случае удавалось сбить антенны, «вычистить» крейсерскую броню от легких вспомогательных устройств и конструкций, но никто не мог добраться до корабельной плоти.
Беглый огонь…
«Сталинград» уничтожил два линкора; третий покинул боевой порядок со страшными повреждениями. Кажется, это и был «Свободолюбец Гомеш». За ним отправился десантный «Мастодонт». После этого корабль-база «Химмельтак» выпустил целую стаю легких охотников и через пять минут взорвался; истребителям явно не хватало калибра даже для того, чтобы легонько «почесать» броненосный крейсер… Комендоры «Сталинграда» просто не обращали на них внимания.
Беглый огонь…
Вокруг очередной жертвы сгруппировалось одиннадцать защитников. Тщетно: еще один линкор превратился в груду обломков, а потом еще один потерял управление и врезался в Борхес. Прикрытие отошло подальше – отчасти повинуясь приказу адмирала Констана, отчасти же инстинкту самосохранения капитанов. Беззащитный транспорт распался на три части после минуты бомбардировки.
Беглый огонь…
Избиение длилось к тому времени более часа. «Жнецы», облаченные в броню, делали свое дело неторопливо. Боевое построение женевской эскадры пришло в хаотическое состояние. Вероятно, Констан надеялся, что у терранцев кончится боезапас. Он постепенно отводил свои линкоры, жертвуя десантными кораблями и оставляя высадившийся корпус без огневой поддержки. Впрочем, надежда оказалась тщетной: четверку проектировали со специальном умыслом – уничтожать непрерывно, пока не выйдут из строя арткомплексы. Крейсеры были вдвое крупнее линкоров, даром, что уступали им в артиллерии; львиная доля дополнительного объема приходилась на артпогреба. Терранские комендоры имели возможность сажать смертоносные гостинцы в неприятеля еще три раза по столько…
Беглый огонь…
Смерть кратко зачитывала вердикты женевским кораблям и взмахивала косой. Это было подобно какому-то жутковатому танцу. Четверо убийц с обнаженными клинками бесстрастно сеяли гибель в толпе, заполнившей бальный зал. Запертый бальный зал: после высадки десантников путь к отступлению оказался отрезан – без поддержки они обречены. Движения четверки танцоров неторопливы и основательны. Ни ужас, ни сопротивление не замедляют их плавного кружения.
Беглый огонь…
Надо отдать должное Констану: он до конца пытался найти ход, перегруппироваться, переломить ход боя. Адмирал ухитрился в аварийном темпе снять команду с двух легких крейсеров и двух линкоров, посадил на управление опустевшими кораблями штурманов-клонов и отдал приказ таранить… Такого не применяли в тактике звездных войн никогда. Этот адмиральский трюк мог бы принести ему успех – учитывая ничтожные «орбитальные» скорости, малую дистанцию и эффект неожиданности. И принес бы, наверное, если бы четыре вымпела-самоубийцы атаковали одновременно один терранский корабль. Но один из легких крейсеров вышел на «Сталинград» раньше прочих. Слишком рано. Сомов видел: сражение перестало рядиться в одежки современности и приобрело жутковатый средневековый вид. Крейсер-камикадзе несся на «Сталинград», теряя под огнем надстройки, куски обшивки, с корнем вырванные арткомплексы… Ни одно сердце дрогнуло тогда в ожидании удара. Виктор смотрел на экран и не чувствовал в себе страха. Интуиция подсказала ему злую, но точную мысль: «А вот хрена! Не пройдет!» Секунду спустя космос огненно ухмыльнулся.
Беглый огонь…
Вся неожиданность пропала даром. Бахнов вызвал капитанов крейсеров и составил из своей четверки компактную группу. Флотилия встретила атаку оставшихся трех кораблей-самоубийц плотным огненном щитом. Все они просто не успели нанести удар.
Беглый огонь… Беглый огонь… Беглый огонь…
С поверхности Терры продолжали бить укрепрайоны. Поднимались избитые, но опять готовые к драке вымпелы терранского флота. Бахновские «жнецы» не снижали темпа стрельбы. И бой переломился в одну минуту.
Констан отдал линкорам приказ отступать. «Свободолюбец Гомеш» повернул к ОПу в Солнечную систему. Желая сохранить от шестой эскадры хоть что-то, адмирал бросил на произвол судьбы десантные корабли, транспорты, корабли-базы, рои малых истребителей и все поврежденные вымпелы. Одним словом, всех, кто не мог угнаться за отходящими линкорами…
За шестьдесят одним отходящим линкором.
Из них добрая половина получила повреждения. Федеральные ремонтные верфи нескоро поставят их в строй…
Для остальных – полуразбитых, тихоходных, вовремя не уяснивших необходимость бегства, была уготована иная судьба. Самые смелые попытались в одиночку добираться до ближайших ОПов. Без артприкрытия это удавалось немногим. Прочих методично уничтожали на орбите Терры.
Старпом «Сталинграда» видел, как Бахнов запросил командование: что делать с желающими сдаться? Ему выслали специальную абордажную флотилию в поддержку. Плен приказали считать милостью победителей: она может быть оказана исключительно тем, кто даже не пытается сопротивляться. Если командор увидит хотя бы тень попытки оказать сопротивление, ему не следует оказывать подобного рода милость.
Тут командор повернулся к Сомову и сказал:
– Старина, тебе не кажется, что мы с капитаном заслужили маленький отдых и по стопочке успокоительного?
– Так точно, господин командор. Наверное, даже большой отдых. И по стакану успокоительного…
– Большой отдых? Ты мне еще понамекай на отставку, гусь лапчатый! Перепончатый… Ты ведь на рейдерах служил, как действуют абордажные партии знаешь?
– Так точно, господин командор. Только… я всего-навсего капитан-лейтенант… как бы капитаны других крейсеров…
– Во-первых, старина, ты на всей флотилии единственный офицер, который имеет опыт зачистки «призов». А теперь весь остаток женевской эскадры – один наш огромный приз. Во-вторых, с чего ты взял, что имеешь право обсуждать мои приказы?
– Виноват, господин командор.
– В-третьих, обидно смотреть на молодого человека, который нетерпеливо топочет копытами в отсутствии настоящего дела. Развлекись, старина. Понятно?
– Так точно.
– Действуй.
Командор передал свое распоряжение капитанам крейсеров и командиру абордажной флотилии, а потом отправился успокаивать нервы…
Сомов закрепил за каждым из четырех крейсеров отряд штурмовых кораблей и дал краткие инструкции. В сущности, ничего сложного, если не делать классических глупостей. Классическая глупость номер один: допустить на свой борт камикадзе со взрывчаткой в заднице. Классическая глупость номер два: оставить пленникам хотя бы десятую долю шанса поднять бунт, пока они будут идти по маршам в предназначенный для них трюм. Классическая глупость номер три: оставить при транспортировке «приза» в порт «родных» пилотов. Классическая глупость номер четыре: не оставить на борту приза группу заложников из числа старших офицеров, понадеявшись на что, что неприятель, как истинный джентльмен, покидая судно, не оставит на его борту взрывчатых сюрпризов. Классическая глупость номер пять… Классическая глупость номер шесть… Классическая глупость номер семь… И так далее – всего классических глупостей одиннадцать. Понятно? Доклад через каждые тридцать минут и в любых непредвиденных ситуациях. Очередность докладов: группа «Реконкисты», группа «Синопа», группа «Грюнвальда»… За дело, господа.
Еще три часа флотилия вместо со штурмовиками курочила всех, кто осмеливался огрызаться, разгадывала нехитрые ловушки смертников и набивала трюмы теми, кто хотел жить. «Призы» отправлялись на рейд форта «Беринг», и скоро их там скопилось достаточно для составления боевого космического флота какого-нибудь второразрядного государства. Или двух третьеразрадных. С момента, когда началась десантная операция, прошло двенадцать часов. Пространство над Террой было избавлено от женевской угрозы. Когда Сомов сдал вахту капитану «Сталинграда», флотилии броненосных крейсеров больше нечего было делать: в открытом пространстве оставалось еще немало целей, но с ними могли справиться и простые сторожевые корабли.
На протяжении месяца флотилия жила в состоянии повышенной боевой готовности. Царапины на теле крейсеров заделывались с необыкновенной скоростью и тщанием. Ждали прорыва новой, свежей эскадры неприятеля. Ждали повтора десантной операции. Ждали ОМП-удара. Ничего не произошло. Лишь силы космической обороны планетоида понемногу вылавливали тех, кто по какой-то причине не сумел уйти через ближайший ОП и не попал под гигантскую мухобойку капитан-лейтенанта Сомова в первые сутки. Но все равно терранское командование страховалось и перестраховывалось. Людей долго не отпускали с флота: не давали увольнительных, не принимали отставок по возрасту… Виктор получил отпуск только через полгода. Он едва-едва успел прибыть домой и дать Катеньке руку… ей было во что вцепиться во время родов.
* * *
О многих других обстоятельствах разгрома женевцев Виктор узнал гораздо позже – из информационных программ и рассказа Семенченко, с которым он случайно встретился через два года после этих событий и разговорился, как с хорошим старым знакомым. Не подерись тогда две дурьи башки, не выгони всех их Вяликов, отправились бы в несчастливый рейд на «Бентесинко ди майо» и… очень уж неласковая там была статистика потерь.
Женевцам было о чем беспокоиться. На поверхности Терры-2 постепенно таял их десант. Те триста тысяч, которые успели высадиться до атаки броненосных крейсеров. Они очень надеялись на порто: те вроде бы не во всем соглашались с остальными секторами, была у них даже полуподпольная группа «За свободу и Федерацию!», и ребятам из нее вроде бы очень хотелось сделать планетоид «полноправной частью Женевского сообщества»… То есть десятку честных сумасшедших действительно этого хотелось. Остальных подобрали квалифицированные люди, привыкшие к военным чинам, но не к военной форме. Старейшины самых могущественных кланов лет десять назад приняли соломоново решение: пусть-ка один сектор побузит за всех: остальным будет тише и спокойнее; хотят секретную организацию? пускай будет секретная организация. А то ведь, глядишь, настоящую попробуют состряпать…
Иными словами, десантники высаживались, ожидая встретить боевиков местного подполья, поддержку населения и специально для них оборудованные базы. «Боевики» загодя вернулись в свои части, и теперь занимались отстрелом чужаков. Население радовалось пришельцам не больше, чем выползням из преисподней. Ну а содержимое баз интендантская служба забрала назад… Самого главного «свободолюбца» – Эдуарду Гомеша выпустили из тюрьмы, поощрили тройным месячным жалованием и чином полковника.
Женевцы не успевали собрать вторую полноценную эскадру и склепать нечто адекватное терранским броненосным крейсерам. Они было пригрозили применением ОМП, в том числе крайне серьезными вещами. Втащить их можно через любой ОП, используя малое ударное соединение. Эскадра для таких дел не нужна. Все будет проще, незаметней и страшнее. Планетоид потом и за четверть века не сделаешь пригодным для жизни…