Страница:
Но самой неприятной процедурой для большинства оказалось взятие крови на анализ. Испытатели морщились, ворчали, отпускали ехидные замечания, называли Савина вампиром и кровопийцей, но он невозмутимо втыкал в палец иголку и ловко набирал алые капли в пробирки и пипетки.
– Ну вот, теперь и позавтракать можно, - сказал Игорь Лапин, потирая руки от предвкушения утренней трапезы.
Несмотря на качку, на отсутствие аппетита никто не жаловался. Поскольку баночка консервов была рассчитана на четыре приема, а хранить остаток в жару было рискованно, все разбились на четверки. Партнеры уселись рядком и, причмокивая от удовольствия, принялись неторопливо прожевывать каждый кусочек тушенки, заедая четвертинкой галеты, размоченной в морской воде (для экономии пресной). Завтрак завершили кружечка воды и несколько долек шоколада.
Откушав, каждый занялся своим делом. Одни прилегли с книгой, другие принялись заносить в дневник (каждому была выдана тетрадь с переплетом из текстолита и подробным вопросником на обложке) впечатления первых суток. Демин, смочив спиртом тряпочку, заботливо протирал телескопическую антенну, на которой в местах сочленения уже осели кристаллики соли. Лебедев извлек из мешка рыболовные снасти и, насадив на крючки кусочки мяса, которыми перед отплытием запасся на камбузе, занялся ловлей спинорогов, объявившихся у нас под кормой.
Ракитин с Володиным приводили в порядок результаты утреннего осмотра, а Савин занялся "консервацией" мочи. Из каждой фляги он отливал в бутылочки по нескольку кубиков, а затем, добавив консервант, тщательно заклеивал пробки липким пластырем, готовя "пробы" к долгому путешествию на землю, в институтскую лабораторию.
С каждым часом становилось все жарче. Ракитин взглянул на радиационный термометр - он показывал пятьдесят шесть градусов. Небосвод был похож на опрокинутую кобальтовую чашу, в центре которой прямо над головой сияло ослепительное солнце. Разговоры смолкли, все словно сникли, придавленные жарой.
Ракитин снял майку, опустил за борт и, слегка выжав, вновь натянул на себя.
– Уф, хорошо, - сказал он, поеживаясь от холодных струек, сбегавших по спине. Его примеру последовал Володин.
– Жаль, только высыхает она быстро, - сказал с сожалением Лялин.
– Пожалуй, к концу дрейфа мы так просолимся, что нами закусывать можно будет, - сострил Радин.
– Вот и прекрасно. Просолимся - дольше сохранимся, - подхватил шутку Лапин.
Но как бы то ни было, все вдруг повеселели. И действительно, этот нехитрый способ хорошо помогал переносить жаркое дыхание тропиков, поскольку вода прекрасно выполняла обязанности пота, который избавляет организм от излишков тепла. Известно, что пот, испаряясь, уносит с каждым граммом 581 калорию тепла. Но, образуясь из водных запасов организма, он тем самым способствует его обезвоживанию, особенно в тех случаях, когда питье ограниченно.
Ракитин уже не раз во время экспедиции проводил на палубе судна несложный опыт. Он сажал раздетых догола добровольцев на солнцепеке, взвешивая каждый час. За три часа под тропическим солнцем все теряли до полутора килограммов жидкости, а то и больше. Но, как только на испытателей надели рубашки, разрешив смачивать их в ведре с водой, потери веса не превысили и пятисот граммов.
Конечно, существовал еще более простой способ борьбы с жарой - купание.
От одного взгляда на эту ласковую синюю гладь с температурой двадцать восемь градусов от желания искупаться сжималось сердце. Но это было запрещено условиями эксперимента. И запрещение это обеспечивалось акулами, которые поспешили начать свое бессменное дежурство у шлюпки буквально через несколько часов после высадки.
К полудню опять посвежело. Пошла крутая волна, и вместе с ней даже самые бодрые почувствовали себя неуютно. Давал себя знать пустой желудок. Каждый раз, когда шлюпка опускалась в ложбину между волнами, под ложечкой тянуло и ком тошноты подкатывал к горлу.
Савин и Лялин скисли первыми. С позеленевшими лицами они присели на брезенте у мачты, уставившись помутневшим взглядом в одну точку.
– Нечего сидеть. Ложитесь, - сказал Ракитин. - Ну вот, так хорошо. Голову запрокиньте назад. Глубже вдох, и старайтесь уловить момент, когда лодка идет на волну.
– Не смущайтесь, ребята, - подбодрил их Володин. - Даже великий флотоводец Горацио Нельсон всю жизнь страдал от морской болезни.
– И кислую карамельку пососите, - посоветовал Ракитин. - Сразу полегчает.
Волнение стихло только к вечеру. Укачавшиеся воспрянули духом. Скромный ужин пополнился гарниром из шуток. Едва зашло солнце, сразу опустилась темнота. Попытались спеть. Но хор получился жидковатым: никто толком не знал слов.
– Так у меня же гитара есть, - спохватился Лялин.
Он извлек из-под брезента аккуратно укутанную в одеяло гитару, и под ее аккомпанемент хор с воодушевлением исполнил "А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за шорохом тайги" и "А я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза".
– Дай-ка, Коля, мне гитару, - сказал Ракитин. Он прошелся пальцами по струнам, и она отозвалась мягким гудением, Ракитин прокашлялся и, подыгрывая себе несложными аккордами, запел хрипловатым, но не лишенным приятности голосом:
Припев подхватили все хором, и ветер унес в темноту последние строчки: "А те, кто нас считает чудаками, пускай они, пускай они покамест подождут..."
Большая желтая луна со свитой взлохмаченных облачков плыла среди поблекших созвездий, прокладывая волшебную золотистую дорожку по черному ковру застывшего океана. Легкие дуновения ветерка чуть шевелили флаг. На юге, осеняя океан, склонился Южный Крест - созвездие поэтов и романтиков. Как-то сами собой утихли разговоры. Кого сморил сон, кто погрузился в воспоминания.
Вокруг до самого горизонта простиралась неподвижная синяя гладь, отражавшая мощный поток солнечного света. Блеск был нестерпим, и пришлось нацепить очки-светофильтры. Солнце быстро взбиралось по небосводу, поджигая ватные хлопья облаков. Ветер вздохнул в последний раз и затих. Мир погрузился в жаркую тишину. Штиль. Тропический штиль. Точно таким его и описывали Конрад и Стивенсон. Зной подавлял, лишал сил и желаний. Не хотелось ни читать, ни писать, ни думать. Только сидеть неподвижно и ждать, когда неутомимое светило укатится за горизонт. Но и это было бы терпимо, если бы не жажда. Сегодня ее почувствовали все по-настоящему. Но приходилось сдерживать свое желание. Слишком уж мала была норма воды, чтобы ее израсходовать так сразу, по первому желанию. Лишь тогда, когда терпеть больше не было сил, шли на поклон к Володину. Он исполнял роль главного водочерпия. В ногах у него красовался деревянный бочонок, сплюснутый с боков, - анкерок, в котором хранилась пресная вода. Рядом лежала узенькая металлическая кружка на цепочке, называемая по-морскому манеркой. Выдав жаждущему очередную порцию воды, он раскрывал толстую тетрадь учета и против его фамилии ставил соответствующую цифру. Воду все пили крохотными глотками, чтобы продлить удовольствие, и казалось, что в мире нет напитка вкуснее, чем эта прохладная, чуть отдающая деревом вода. Чтобы она не нагревалась, бочонок обернули в несколько слоев брезента, и Володин обильно смачивал его забортной водой. Способ этот был известен с давних времен. Нагреваемая солнцем вода испарялась и охлаждала стенки сосуда и его содержимое.
– Ну, кажется, скоро отдохнем от жары, - вдруг сказал Петров. - Гляди, туча какая с востока ползет.
Все оживились.
И правда, на востоке появилась большая кудлатая туча. Она быстро приближалась, волоча за собой серый шлейф дождя. Его полупрозрачные складки, развеваемые ветром, ложились на воду, покрывая ее мелкой рябью.
– Вот и возможность представится узнать, сколько может дать небесный водопровод, - сказал Ракитин, стряхивая с себя сонную одурь.
Мигом все бачки, канистры, пустые банки были расставлены вдоль бортов. Лебедев с Иванчиковым, быстро ополоснув полотнище из белого капрона, расстелили его в центре шлюпки. Но "фокус не удался". Туча нахально проползла совсем рядом, и лишь несколько крупных капель, словно в насмешку, звонко пробарабанили по тенту. Эксперимент по сбору дождевой воды не состоялся. Впрочем, никого это особенно не огорчило. Ведь все равно наш дневной рацион не увеличился бы ни на йоту, а в пополнении запасов мы не нуждались. На случай непредвиденных обстоятельств - океан есть океан, и шутить с ним нельзя - в анкерах на корме хранилось сто литров. Вот если бы экипаж нашей шлюпки оказался в положении моряков байроновского "Триниада", когда "семь дней без ветра солнце пожирало бессильные, недвижные тела, простертые, как трупы. Даль пылала в ней даже тень прохлады умерла. Ни пищи, ни воды уже не стало...", наверное, на тучу обрушили бы град проклятий.
Как же обеспечить пресной водой мореплавателей, потерпевших крушение? С незапамятных времен это представляло важную, но трудноразрешимую проблему.
Конечно, всякий предусмотрительный капитан укладывал в спасательные шлюпки бочонки с питьевой водой. Но она плохо сохранялась, особенно в тропиках, - быстро зацветала. Однако приходилось мириться. Ведь и эта затхлая, отвратительная на вкус жидкость была счастьем. А чем же утолить жажду, если и эти запасы на исходе? На что надеяться? На росу, что выпадает поутру на охлажденную поверхность дерева и парусины? Но ведь количество ее столь мизерно, что и на одного человека не хватит. Может быть, спасение придет с дождем? Вроде бы в тропиках дожди нередки. Опасное заблуждение! Уильям Уиллис за сто шестнадцать дней одиночного путешествия на плоту "Севен систерз" в Тихом океане впервые воспользовался небесной влагой только на семьдесят шестые сутки после выхода из порта Кальяо. Ален Бомбар приветствовал первый тропический ливень на двадцать третьи сутки плавания. А по свидетельству Алена Брена, соратника знаменитого Эрика фон Бишопа, инициатора и руководителя тихоокеанских экспедиций на бальсовом плоту "Таити-Нуи", "против всех ожиданий, за два с половиной месяца плавания не выпало ни одного хорошего дождя".
Конечно, можно воспользоваться советом Бомбара, сделав поставщиком воды... рыб.
Ведь тело их почти на 80% состоит из воды. Надо только суметь извлечь ее из рыбьей плоти. Правда, из килограмма морского окуня можно выдавить всего 50 миллилитров сока, но зато корифена дает около 300 миллилитров, а из мяса тунца или трески можно нацедить до 400 миллилитров мутноватой, сильно отдающей рыбой жидкости, которая должна с успехом заменить пресную воду. Бомбар перед отплытием сконструировал специальный портативный пресс и пользовался им все шестьдесят пять дней скитаний по океану, выдавливая сок из рыбьего мяса. Вроде бы опыт Бомбара был достаточно убедителен, но физиологи продолжали сомневаться: уж больно много в рыбьем соке различных посторонних веществ. Не окажут ли они на организм еще более вредное действие, чем морская вода? Ведь в литре этого "напитка" содержится 80-150 граммов жира, до 80 граммов белков и 350-400 моль-эквивалентов солей натрия, калия, фосфора.
Разрешить эти сомнения взялся английский ученый С. Хантер. Он отобрал восемь испытателей-добровольцев и поместил их в тепловую камеру. Когда на третьи сутки у испытателей появились отчетливые симптомы дегидратации, каждый получил по 250 миллилитров воды, а четверым из них, кроме того, выдали по литру рыбьего сока. После приема этого "напитка" у испытателей резко, почти вдвое, увеличилось количество мочи (организм торопился избавиться от посторонних веществ). И тем не менее часть жидкости оказалась сэкономленной для остальных нужд организма. Таким образом, практический опыт Бомбара был подтвержден научным экспериментом Хантера. Впрочем, опыт этот больше приемлем для мореплавателей-одиночек. А если спасательный бот полон людей, тут уж никакой рыбы не напасешься. И наступит день, когда угроза смерти от обезвоживания станет неизбежной.
Тяжелы страдания путника, заблудившегося в пустыне, но тысячекратнее муки его в океане. Человек видит сверкающую водную гладь, слышит шепот волн, ощущает освежающее прикосновение брызг и не может утолить жажду, терзающую душу и тело.
Но почему терпящий бедствие в океане обречен на муки жажды? Почему нельзя прильнуть губами к прохладным волнам и пить, пить, пить?.. Разве не морская вода спасла жизнь Пун Лиму, моряку из Гонконга, во время 133-дневных скитаний по волнам Тихого океана после гибели его корабля, торпедированного японской субмариной? Счастливо избежав акульих зубов, он добрался до спасательной шлюпки. Запасы продовольствия и пресной воды закончились на пятидесятые сутки. Рыбы и птицы служили ему пищей, океанская вода - питьем.
А в том же 1942 году за тысячи миль от него разыгралась в море другая трагедия, участниками которой стали четверо последних защитников Севастополя. В ночь на 30 июля покинули они пылающий крымский берег. Но впереди экипаж маленькой шлюпки ждали суровые испытания. Банки рыбных консервов и фляги пресной воды хватило ненадолго. Один за другим погибли краснофлотцы Михайлов, Потомошнев, Попов. На тридцатый день в живых остался лишь один - молодой флотский врач Павел Ересько. Тридцать семь суток длился неравный поединок с солнцем, жаждой, голодом. С каждой минутой таяли силы. Спасение пришло, когда гибель казалась неизбежной. Шлюпку заметили с борта турецкого парохода "Анафарта"... Ересько тоже пил морскую воду.
И Бомбар во время похода по Средиземному морю пользовался ею: "Если считать со времени отплытия из Монако, то в течение четырнадцати дней я утолял жажду морской водой".
А бесстрашный мореплаватель-одиночка капитан бальсового плота "Севен систерз" Уильям Уиллис отмечал в своем дневнике: "Я выпивал не менее двух кружек морской воды и не испытывал от этого ни малейшего вреда".
"Значит, морская вода пригодна для питья", - утверждали ее сторонники, вдохновленные примерами Бомбара, Уиллиса и других людей, спасшихся в океане благодаря морской воде.
"Нет, - отвечали их оппоненты. - Морская вода - яд для организма".
В их числе был Ханнес Линдеман - врач из Либерии. Это он в неуклюжей лодке-пироге, выдолбленной из ствола дерева, в одиночку отправился к берегам Америки следом за Бомбаром. Преодолев невероятные трудности, не раз оказываясь на волосок от гибели, он победителем вернулся на родину, чтобы 20 октября 1956 года снова выйти в океан на складной лодке "Либерия-III". Он достиг земли через 72 дня (страх, одиночество, постоянное нервное напряжение - все осталось позади). Во время обоих плаваний Линдеман неоднократно пробовал пить океанскую воду. И каждый раз ухудшение самочувствия и отеки ног вынуждали его прекратить эксперимент. Все неприятные явления вскоре исчезали. Но стоило попробовать соленой воды, как они немедленно возникали вновь. Вот почему после опубликования рекомендаций Бомбара в печати Линдеман выступил с резкими возражениями: "С тех пор как существует человечество, всем известно, что пить морскую воду нельзя. Но вот в Европе появилось сообщение об исследовании, утверждающем обратное, - при условии, что организм не обезвожен. В газетном лесу оно расцвело пышным цветом и получило горячий отклик у дилетантов. Конечно, морскую воду можно пить, можно и яд принимать в соответствующих дозах. Но рекомендовать пить морскую воду потерпевшим кораблекрушение по меньшей мере преступно".
Самый сокрушительный удар по сторонникам питья морской воды нанес английский ученый Р. Маккенс. Группа специалистов под его руководством извлекла из архивов Британского адмиралтейства документы о гибели 448 торговых судов в Атлантике во время второй мировой войны. Многие из двадцати семи тысяч матросов и пассажиров, находившихся на борту, были вскоре спасены подоспевшими кораблями. Часть людей погибла. Но примерно пять тысяч человек еще много дней после кораблекрушения носило по волнам в спасательных шлюпках. Они страдали от голода и от жажды. Но поразительно, что из 3994 человек, отказавшихся пить морскую воду, несмотря на недостаток пресной, погибло лишь 133 - 3,3%. В то же время из 997 моряков, пытавшихся утолить жажду соленой водой, умерло 387, т. е. 38,8%. Конечно, можно предположить, что и в той и в другой группе часть людей погибала и по другим причинам, а не только от дегидратации. И все же цифры, представленные Маккенсом, звучали весьма убедительно.
Загадка губительного действия морской воды заключается в солях, что в ней растворены, - солях натрия, калия, кальция, магния и многих других элементов. Иногда их совсем немного, всего три-четыре грамма в литре воды, как, например, в Финском заливе. В Азовском и Черном морях солей несколько больше - 10-18 г/л. В океанах их количество возрастает до 32-35 г/л. А например, в каждом литре воды Красного моря содержится более сорока граммов солей.
Одно из поразительных свойств человеческого организма - умение сохранять гомеостаз - постоянство своей внутренней среды. За этим бдительно следят бесчисленные живые датчики - хеморецепторы, барорецепторы, терморецепторы. За концентрацией различных веществ, растворенных в жидких средах организма - плазме крови, лимфе, межклеточной жидкости, наблюдают свои дозорные - осморецепторы.
Обычно с пищей человек получает примерно 15-25 граммов соли в день, главным образом хлористого натрия. Этого количества вполне достаточно для удовлетворения потребностей организма. Но едва он получит излишек солей, как осморецепторы немедленно поднимают тревогу и не успокаиваются до тех пор, пока утраченное равновесие не будет восстановлено. Избыточные соли выводятся с мочой через почки, на которых лежит обязанность сохранять осмотический гомеостаз. Чтобы вывести каждый лишний грамм соли из организма, требуется по меньшей мере 50 миллилитров жидкости (2% - это максимальная концентрация раствора, образующегося в почках). Если выпить 100 миллилитров океанской воды, содержащей 3,5 грамма солей, то, чтобы избавиться от них, необходимо 175 миллилитров жидкости, то есть помимо 100 миллилитров выпитой воды почкам придется "истратить" из внутренних резервов еще 75. А это уж совсем невыгодно, так как будет способствовать дальнейшему развитию обезвоживания.
Конечно, можно допустить, что часть солей организм все же использует на свои нужды и процентов десять-пятнадцать выпитой воды перепадет тканям и клеткам. Тогда, чтобы обеспечить потребности организма, ежедневно придется выпивать не менее четырех-пяти литров горько-соленой воды.
Но при этом на клубочковый аппарат почек, выполняющий очистительную функцию, ляжет непосильная нагрузка. Рано или поздно он перестанет справляться с работой, и тогда концентрация солей в крови и тканях начнет стремительно нарастать. Поражаются почечная ткань, слизистая оболочка желудка, кишечника. Но особенно уязвима к действию солей центральная нервная система. Нередко у потерпевших кораблекрушение и не выдержавших соблазна утолить жажду океанской водой наблюдались острые психические расстройства, сопровождавшиеся попытками к самоубийству.
Вот как описывает картину гибели человека от интоксикации, вызванной океанской водой, английский врач Кришли: "Жажда утоляется лишь очень ненадолго, и по истечении короткого промежутка времени человек испытывает еще большую потребность в воде. Затем он затихает, его охватывает апатия, глаза стекленеют; губы, рот и язык высыхают, изо рта появляется специфический неприятный запах. Часа через два у человека начинается бред, сначала спокойный, потом лихорадочный. Сознание затемняется, в уголках губ появляется пена, цвет лица меняется. Агония, как правило, протекает бурно, и человек умирает, не приходя в сознание".
И все же, несмотря на запреты и противный, горько-соленый вкус, люди, мучимые жаждой, пили океанскую воду, и это приносило им некоторое облегчение. Но то небольшое облегчение, которое они чувствовали вначале, лишь маскировало дальнейшее разрушительное действие солей на клетки и ткани организма.
Физиологи долго ломали себе голову, как использовать морскую воду без вреда для организма. Может быть, попробовать ввести ее человеку через прямую кишку. Ведь известно, что именно в толстом кишечнике происходит обратное всасывание жидкости из пищевой массы. Если вода, рассуждали они, будет всасываться быстрее, чем соли, то организм успеет использовать часть введенной морской воды для своих нужд, а оставшийся в прямой кишке концентрированный солевой раствор легко удалить. Ведь в 1916 году английский врач Грахам лишил себя питья на целую неделю, а вместо него ежедневно вводил себе клизмой по 7,5 литра морской воды. При этом он не только не наблюдал каких-либо нарушений деятельности желудка, почек, но даже не испытывал жажды. Однако английские морские врачи Кришли и Алисон, проделав аналогичные опыты на нескольких добровольцах, получили отрицательные результаты. В 40-х годах эксперименты провели американские физиологи. Возможно, толчком для них было высказывание английского коллеги Питтарда, что морская вода при ректальном введении менее токсична, или, может быть, результаты экспериментов Кришли и Алисона показались им недостаточно убедительными.
Четверых испытателей-добровольцев, принявших участие в исследованиях, посадили в течение нескольких дней на жесткую питьевую норму. Как только у них появились выраженные явления обезвоживания, каждому ввели в прямую кишку по 200 кубиков трехпроцентного раствора хлористого натрия. Результаты оказались обескураживающими. Морская вода не только не облегчила состояние людей, но и, наоборот, их самочувствие ухудшилось, явления обезвоживания прогрессивно нарастали: усилились жажда, головная боль, слабость. Временами наступало затемнение сознания. А в пробах, взятых из прямой кишки, содержание солей резко уменьшилось; значит, соли всасываются через стенку кишечника значительно быстрее, чем вода, и, следовательно, этот путь использования морской воды неприемлем.
И все же спор между сторонниками и противниками морской воды не прекращался. Более того, после широкого опубликования в печати рекомендаций Бомбара и данных экспериментов Ж. Ори среди моряков стало распространяться убеждение, что, дескать, "черт не так страшен, как его малюют" и морская вода не столь уж ядовита, как это утверждают ученые.
Это могло привести к серьезным последствиям. Тогда Комитет по безопасности мореплавания в 1959 году обратился к Всемирной организации здравоохранения с просьбой высказать свое авторитетное мнение.
В Женеву были приглашены крупнейшие специалисты по проблеме выживания в океане, биологи и физиологи. Профессора Р. А. Маккенс и Ф. В. Баскервиль из Англии, швейцарец доктор Ж. Фабр, французский профессор Ш. Лабори и американец А. В. Вольф. Эксперты внимательно изучили материалы многочисленных экспериментов на людях и лабораторных животных, проанализировали случаи использования морской воды терпящими бедствие в океане и пришли к единодушному мнению, что морская вода разрушительно действует на организм человека. Она вызывает глубокие расстройства многих органов и систем. Итак, на многолетнем споре была наконец поставлена точка. В памятках и инструкциях для моряков и летчиков всех стран появилось грозное предупреждение: "Питье морской воды категорически запрещается".
Но если воду морей и океанов нельзя пить такой, какая она есть, следовательно, надо избавиться от того, что делает ее опасной, - от солей. Надо любыми средствами удалить из нее все эти хлориды, сульфиты и фосфаты. Можно соорудить, например, нечто вроде портативного перегонного куба и, нагревая соленую воду солнечными лучами, превращать ее в дистиллированную. Конструкторы взялись за дело, и вскоре в ряде стран были сконструированы дистилляторы для получения пресной воды терпящими бедствие на море. Один из таких дистилляторов, нашедших широкое применение в наши дни, представляет собой прозрачный пластиковый шар, напоминающий в надутом виде большой детский мяч. Внутри его находится второй "мяч", несколько меньших размеров, сделанный из черного, поглощающего солнечные лучи материала. Дистиллятор надо заполнить морской водой, надуть воздухом и, привязав к лодке, пустить гулять по волнам. Солнце нагревает воду, пар проходит по системе трубок и, оседая на стенках каплями пресной воды, сбегает в пластиковый резервуар. Однако прибор этот страдал одним, но весьма существенным недостатком: в пасмурный день и в ночное время он бездействовал.
– Ну вот, теперь и позавтракать можно, - сказал Игорь Лапин, потирая руки от предвкушения утренней трапезы.
Несмотря на качку, на отсутствие аппетита никто не жаловался. Поскольку баночка консервов была рассчитана на четыре приема, а хранить остаток в жару было рискованно, все разбились на четверки. Партнеры уселись рядком и, причмокивая от удовольствия, принялись неторопливо прожевывать каждый кусочек тушенки, заедая четвертинкой галеты, размоченной в морской воде (для экономии пресной). Завтрак завершили кружечка воды и несколько долек шоколада.
Откушав, каждый занялся своим делом. Одни прилегли с книгой, другие принялись заносить в дневник (каждому была выдана тетрадь с переплетом из текстолита и подробным вопросником на обложке) впечатления первых суток. Демин, смочив спиртом тряпочку, заботливо протирал телескопическую антенну, на которой в местах сочленения уже осели кристаллики соли. Лебедев извлек из мешка рыболовные снасти и, насадив на крючки кусочки мяса, которыми перед отплытием запасся на камбузе, занялся ловлей спинорогов, объявившихся у нас под кормой.
Ракитин с Володиным приводили в порядок результаты утреннего осмотра, а Савин занялся "консервацией" мочи. Из каждой фляги он отливал в бутылочки по нескольку кубиков, а затем, добавив консервант, тщательно заклеивал пробки липким пластырем, готовя "пробы" к долгому путешествию на землю, в институтскую лабораторию.
С каждым часом становилось все жарче. Ракитин взглянул на радиационный термометр - он показывал пятьдесят шесть градусов. Небосвод был похож на опрокинутую кобальтовую чашу, в центре которой прямо над головой сияло ослепительное солнце. Разговоры смолкли, все словно сникли, придавленные жарой.
Ракитин снял майку, опустил за борт и, слегка выжав, вновь натянул на себя.
– Уф, хорошо, - сказал он, поеживаясь от холодных струек, сбегавших по спине. Его примеру последовал Володин.
– Жаль, только высыхает она быстро, - сказал с сожалением Лялин.
– Пожалуй, к концу дрейфа мы так просолимся, что нами закусывать можно будет, - сострил Радин.
– Вот и прекрасно. Просолимся - дольше сохранимся, - подхватил шутку Лапин.
Но как бы то ни было, все вдруг повеселели. И действительно, этот нехитрый способ хорошо помогал переносить жаркое дыхание тропиков, поскольку вода прекрасно выполняла обязанности пота, который избавляет организм от излишков тепла. Известно, что пот, испаряясь, уносит с каждым граммом 581 калорию тепла. Но, образуясь из водных запасов организма, он тем самым способствует его обезвоживанию, особенно в тех случаях, когда питье ограниченно.
Ракитин уже не раз во время экспедиции проводил на палубе судна несложный опыт. Он сажал раздетых догола добровольцев на солнцепеке, взвешивая каждый час. За три часа под тропическим солнцем все теряли до полутора килограммов жидкости, а то и больше. Но, как только на испытателей надели рубашки, разрешив смачивать их в ведре с водой, потери веса не превысили и пятисот граммов.
Конечно, существовал еще более простой способ борьбы с жарой - купание.
От одного взгляда на эту ласковую синюю гладь с температурой двадцать восемь градусов от желания искупаться сжималось сердце. Но это было запрещено условиями эксперимента. И запрещение это обеспечивалось акулами, которые поспешили начать свое бессменное дежурство у шлюпки буквально через несколько часов после высадки.
К полудню опять посвежело. Пошла крутая волна, и вместе с ней даже самые бодрые почувствовали себя неуютно. Давал себя знать пустой желудок. Каждый раз, когда шлюпка опускалась в ложбину между волнами, под ложечкой тянуло и ком тошноты подкатывал к горлу.
Савин и Лялин скисли первыми. С позеленевшими лицами они присели на брезенте у мачты, уставившись помутневшим взглядом в одну точку.
– Нечего сидеть. Ложитесь, - сказал Ракитин. - Ну вот, так хорошо. Голову запрокиньте назад. Глубже вдох, и старайтесь уловить момент, когда лодка идет на волну.
– Не смущайтесь, ребята, - подбодрил их Володин. - Даже великий флотоводец Горацио Нельсон всю жизнь страдал от морской болезни.
– И кислую карамельку пососите, - посоветовал Ракитин. - Сразу полегчает.
Волнение стихло только к вечеру. Укачавшиеся воспрянули духом. Скромный ужин пополнился гарниром из шуток. Едва зашло солнце, сразу опустилась темнота. Попытались спеть. Но хор получился жидковатым: никто толком не знал слов.
– Так у меня же гитара есть, - спохватился Лялин.
Он извлек из-под брезента аккуратно укутанную в одеяло гитару, и под ее аккомпанемент хор с воодушевлением исполнил "А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за шорохом тайги" и "А я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза".
– Дай-ка, Коля, мне гитару, - сказал Ракитин. Он прошелся пальцами по струнам, и она отозвалась мягким гудением, Ракитин прокашлялся и, подыгрывая себе несложными аккордами, запел хрипловатым, но не лишенным приятности голосом:
Оставили немало "белых пятен"
До наших дней Колумб и Магеллан.
Но так же полон тайн и необъятен
Великий, или Тихий, океан.
И мы уходим в путь за облаками.
Нас снова ждет неведомый маршрут.
А те, кто нас считает чудаками,
Пускай они, пускай они покамест
подождут...
И пусть всегда горит звезда надежды
Среди обычных, повседневных дел,
Чтоб ветер дальних странствий,
как и прежде,
Наполнил парус наших каравелл.
Припев подхватили все хором, и ветер унес в темноту последние строчки: "А те, кто нас считает чудаками, пускай они, пускай они покамест подождут..."
Большая желтая луна со свитой взлохмаченных облачков плыла среди поблекших созвездий, прокладывая волшебную золотистую дорожку по черному ковру застывшего океана. Легкие дуновения ветерка чуть шевелили флаг. На юге, осеняя океан, склонился Южный Крест - созвездие поэтов и романтиков. Как-то сами собой утихли разговоры. Кого сморил сон, кто погрузился в воспоминания.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Вокруг до самого горизонта простиралась неподвижная синяя гладь, отражавшая мощный поток солнечного света. Блеск был нестерпим, и пришлось нацепить очки-светофильтры. Солнце быстро взбиралось по небосводу, поджигая ватные хлопья облаков. Ветер вздохнул в последний раз и затих. Мир погрузился в жаркую тишину. Штиль. Тропический штиль. Точно таким его и описывали Конрад и Стивенсон. Зной подавлял, лишал сил и желаний. Не хотелось ни читать, ни писать, ни думать. Только сидеть неподвижно и ждать, когда неутомимое светило укатится за горизонт. Но и это было бы терпимо, если бы не жажда. Сегодня ее почувствовали все по-настоящему. Но приходилось сдерживать свое желание. Слишком уж мала была норма воды, чтобы ее израсходовать так сразу, по первому желанию. Лишь тогда, когда терпеть больше не было сил, шли на поклон к Володину. Он исполнял роль главного водочерпия. В ногах у него красовался деревянный бочонок, сплюснутый с боков, - анкерок, в котором хранилась пресная вода. Рядом лежала узенькая металлическая кружка на цепочке, называемая по-морскому манеркой. Выдав жаждущему очередную порцию воды, он раскрывал толстую тетрадь учета и против его фамилии ставил соответствующую цифру. Воду все пили крохотными глотками, чтобы продлить удовольствие, и казалось, что в мире нет напитка вкуснее, чем эта прохладная, чуть отдающая деревом вода. Чтобы она не нагревалась, бочонок обернули в несколько слоев брезента, и Володин обильно смачивал его забортной водой. Способ этот был известен с давних времен. Нагреваемая солнцем вода испарялась и охлаждала стенки сосуда и его содержимое.
– Ну, кажется, скоро отдохнем от жары, - вдруг сказал Петров. - Гляди, туча какая с востока ползет.
Все оживились.
И правда, на востоке появилась большая кудлатая туча. Она быстро приближалась, волоча за собой серый шлейф дождя. Его полупрозрачные складки, развеваемые ветром, ложились на воду, покрывая ее мелкой рябью.
– Вот и возможность представится узнать, сколько может дать небесный водопровод, - сказал Ракитин, стряхивая с себя сонную одурь.
Мигом все бачки, канистры, пустые банки были расставлены вдоль бортов. Лебедев с Иванчиковым, быстро ополоснув полотнище из белого капрона, расстелили его в центре шлюпки. Но "фокус не удался". Туча нахально проползла совсем рядом, и лишь несколько крупных капель, словно в насмешку, звонко пробарабанили по тенту. Эксперимент по сбору дождевой воды не состоялся. Впрочем, никого это особенно не огорчило. Ведь все равно наш дневной рацион не увеличился бы ни на йоту, а в пополнении запасов мы не нуждались. На случай непредвиденных обстоятельств - океан есть океан, и шутить с ним нельзя - в анкерах на корме хранилось сто литров. Вот если бы экипаж нашей шлюпки оказался в положении моряков байроновского "Триниада", когда "семь дней без ветра солнце пожирало бессильные, недвижные тела, простертые, как трупы. Даль пылала в ней даже тень прохлады умерла. Ни пищи, ни воды уже не стало...", наверное, на тучу обрушили бы град проклятий.
Как же обеспечить пресной водой мореплавателей, потерпевших крушение? С незапамятных времен это представляло важную, но трудноразрешимую проблему.
Конечно, всякий предусмотрительный капитан укладывал в спасательные шлюпки бочонки с питьевой водой. Но она плохо сохранялась, особенно в тропиках, - быстро зацветала. Однако приходилось мириться. Ведь и эта затхлая, отвратительная на вкус жидкость была счастьем. А чем же утолить жажду, если и эти запасы на исходе? На что надеяться? На росу, что выпадает поутру на охлажденную поверхность дерева и парусины? Но ведь количество ее столь мизерно, что и на одного человека не хватит. Может быть, спасение придет с дождем? Вроде бы в тропиках дожди нередки. Опасное заблуждение! Уильям Уиллис за сто шестнадцать дней одиночного путешествия на плоту "Севен систерз" в Тихом океане впервые воспользовался небесной влагой только на семьдесят шестые сутки после выхода из порта Кальяо. Ален Бомбар приветствовал первый тропический ливень на двадцать третьи сутки плавания. А по свидетельству Алена Брена, соратника знаменитого Эрика фон Бишопа, инициатора и руководителя тихоокеанских экспедиций на бальсовом плоту "Таити-Нуи", "против всех ожиданий, за два с половиной месяца плавания не выпало ни одного хорошего дождя".
Конечно, можно воспользоваться советом Бомбара, сделав поставщиком воды... рыб.
Ведь тело их почти на 80% состоит из воды. Надо только суметь извлечь ее из рыбьей плоти. Правда, из килограмма морского окуня можно выдавить всего 50 миллилитров сока, но зато корифена дает около 300 миллилитров, а из мяса тунца или трески можно нацедить до 400 миллилитров мутноватой, сильно отдающей рыбой жидкости, которая должна с успехом заменить пресную воду. Бомбар перед отплытием сконструировал специальный портативный пресс и пользовался им все шестьдесят пять дней скитаний по океану, выдавливая сок из рыбьего мяса. Вроде бы опыт Бомбара был достаточно убедителен, но физиологи продолжали сомневаться: уж больно много в рыбьем соке различных посторонних веществ. Не окажут ли они на организм еще более вредное действие, чем морская вода? Ведь в литре этого "напитка" содержится 80-150 граммов жира, до 80 граммов белков и 350-400 моль-эквивалентов солей натрия, калия, фосфора.
Разрешить эти сомнения взялся английский ученый С. Хантер. Он отобрал восемь испытателей-добровольцев и поместил их в тепловую камеру. Когда на третьи сутки у испытателей появились отчетливые симптомы дегидратации, каждый получил по 250 миллилитров воды, а четверым из них, кроме того, выдали по литру рыбьего сока. После приема этого "напитка" у испытателей резко, почти вдвое, увеличилось количество мочи (организм торопился избавиться от посторонних веществ). И тем не менее часть жидкости оказалась сэкономленной для остальных нужд организма. Таким образом, практический опыт Бомбара был подтвержден научным экспериментом Хантера. Впрочем, опыт этот больше приемлем для мореплавателей-одиночек. А если спасательный бот полон людей, тут уж никакой рыбы не напасешься. И наступит день, когда угроза смерти от обезвоживания станет неизбежной.
Тяжелы страдания путника, заблудившегося в пустыне, но тысячекратнее муки его в океане. Человек видит сверкающую водную гладь, слышит шепот волн, ощущает освежающее прикосновение брызг и не может утолить жажду, терзающую душу и тело.
Но почему терпящий бедствие в океане обречен на муки жажды? Почему нельзя прильнуть губами к прохладным волнам и пить, пить, пить?.. Разве не морская вода спасла жизнь Пун Лиму, моряку из Гонконга, во время 133-дневных скитаний по волнам Тихого океана после гибели его корабля, торпедированного японской субмариной? Счастливо избежав акульих зубов, он добрался до спасательной шлюпки. Запасы продовольствия и пресной воды закончились на пятидесятые сутки. Рыбы и птицы служили ему пищей, океанская вода - питьем.
А в том же 1942 году за тысячи миль от него разыгралась в море другая трагедия, участниками которой стали четверо последних защитников Севастополя. В ночь на 30 июля покинули они пылающий крымский берег. Но впереди экипаж маленькой шлюпки ждали суровые испытания. Банки рыбных консервов и фляги пресной воды хватило ненадолго. Один за другим погибли краснофлотцы Михайлов, Потомошнев, Попов. На тридцатый день в живых остался лишь один - молодой флотский врач Павел Ересько. Тридцать семь суток длился неравный поединок с солнцем, жаждой, голодом. С каждой минутой таяли силы. Спасение пришло, когда гибель казалась неизбежной. Шлюпку заметили с борта турецкого парохода "Анафарта"... Ересько тоже пил морскую воду.
И Бомбар во время похода по Средиземному морю пользовался ею: "Если считать со времени отплытия из Монако, то в течение четырнадцати дней я утолял жажду морской водой".
А бесстрашный мореплаватель-одиночка капитан бальсового плота "Севен систерз" Уильям Уиллис отмечал в своем дневнике: "Я выпивал не менее двух кружек морской воды и не испытывал от этого ни малейшего вреда".
"Значит, морская вода пригодна для питья", - утверждали ее сторонники, вдохновленные примерами Бомбара, Уиллиса и других людей, спасшихся в океане благодаря морской воде.
"Нет, - отвечали их оппоненты. - Морская вода - яд для организма".
В их числе был Ханнес Линдеман - врач из Либерии. Это он в неуклюжей лодке-пироге, выдолбленной из ствола дерева, в одиночку отправился к берегам Америки следом за Бомбаром. Преодолев невероятные трудности, не раз оказываясь на волосок от гибели, он победителем вернулся на родину, чтобы 20 октября 1956 года снова выйти в океан на складной лодке "Либерия-III". Он достиг земли через 72 дня (страх, одиночество, постоянное нервное напряжение - все осталось позади). Во время обоих плаваний Линдеман неоднократно пробовал пить океанскую воду. И каждый раз ухудшение самочувствия и отеки ног вынуждали его прекратить эксперимент. Все неприятные явления вскоре исчезали. Но стоило попробовать соленой воды, как они немедленно возникали вновь. Вот почему после опубликования рекомендаций Бомбара в печати Линдеман выступил с резкими возражениями: "С тех пор как существует человечество, всем известно, что пить морскую воду нельзя. Но вот в Европе появилось сообщение об исследовании, утверждающем обратное, - при условии, что организм не обезвожен. В газетном лесу оно расцвело пышным цветом и получило горячий отклик у дилетантов. Конечно, морскую воду можно пить, можно и яд принимать в соответствующих дозах. Но рекомендовать пить морскую воду потерпевшим кораблекрушение по меньшей мере преступно".
Самый сокрушительный удар по сторонникам питья морской воды нанес английский ученый Р. Маккенс. Группа специалистов под его руководством извлекла из архивов Британского адмиралтейства документы о гибели 448 торговых судов в Атлантике во время второй мировой войны. Многие из двадцати семи тысяч матросов и пассажиров, находившихся на борту, были вскоре спасены подоспевшими кораблями. Часть людей погибла. Но примерно пять тысяч человек еще много дней после кораблекрушения носило по волнам в спасательных шлюпках. Они страдали от голода и от жажды. Но поразительно, что из 3994 человек, отказавшихся пить морскую воду, несмотря на недостаток пресной, погибло лишь 133 - 3,3%. В то же время из 997 моряков, пытавшихся утолить жажду соленой водой, умерло 387, т. е. 38,8%. Конечно, можно предположить, что и в той и в другой группе часть людей погибала и по другим причинам, а не только от дегидратации. И все же цифры, представленные Маккенсом, звучали весьма убедительно.
Загадка губительного действия морской воды заключается в солях, что в ней растворены, - солях натрия, калия, кальция, магния и многих других элементов. Иногда их совсем немного, всего три-четыре грамма в литре воды, как, например, в Финском заливе. В Азовском и Черном морях солей несколько больше - 10-18 г/л. В океанах их количество возрастает до 32-35 г/л. А например, в каждом литре воды Красного моря содержится более сорока граммов солей.
Одно из поразительных свойств человеческого организма - умение сохранять гомеостаз - постоянство своей внутренней среды. За этим бдительно следят бесчисленные живые датчики - хеморецепторы, барорецепторы, терморецепторы. За концентрацией различных веществ, растворенных в жидких средах организма - плазме крови, лимфе, межклеточной жидкости, наблюдают свои дозорные - осморецепторы.
Обычно с пищей человек получает примерно 15-25 граммов соли в день, главным образом хлористого натрия. Этого количества вполне достаточно для удовлетворения потребностей организма. Но едва он получит излишек солей, как осморецепторы немедленно поднимают тревогу и не успокаиваются до тех пор, пока утраченное равновесие не будет восстановлено. Избыточные соли выводятся с мочой через почки, на которых лежит обязанность сохранять осмотический гомеостаз. Чтобы вывести каждый лишний грамм соли из организма, требуется по меньшей мере 50 миллилитров жидкости (2% - это максимальная концентрация раствора, образующегося в почках). Если выпить 100 миллилитров океанской воды, содержащей 3,5 грамма солей, то, чтобы избавиться от них, необходимо 175 миллилитров жидкости, то есть помимо 100 миллилитров выпитой воды почкам придется "истратить" из внутренних резервов еще 75. А это уж совсем невыгодно, так как будет способствовать дальнейшему развитию обезвоживания.
Конечно, можно допустить, что часть солей организм все же использует на свои нужды и процентов десять-пятнадцать выпитой воды перепадет тканям и клеткам. Тогда, чтобы обеспечить потребности организма, ежедневно придется выпивать не менее четырех-пяти литров горько-соленой воды.
Но при этом на клубочковый аппарат почек, выполняющий очистительную функцию, ляжет непосильная нагрузка. Рано или поздно он перестанет справляться с работой, и тогда концентрация солей в крови и тканях начнет стремительно нарастать. Поражаются почечная ткань, слизистая оболочка желудка, кишечника. Но особенно уязвима к действию солей центральная нервная система. Нередко у потерпевших кораблекрушение и не выдержавших соблазна утолить жажду океанской водой наблюдались острые психические расстройства, сопровождавшиеся попытками к самоубийству.
Вот как описывает картину гибели человека от интоксикации, вызванной океанской водой, английский врач Кришли: "Жажда утоляется лишь очень ненадолго, и по истечении короткого промежутка времени человек испытывает еще большую потребность в воде. Затем он затихает, его охватывает апатия, глаза стекленеют; губы, рот и язык высыхают, изо рта появляется специфический неприятный запах. Часа через два у человека начинается бред, сначала спокойный, потом лихорадочный. Сознание затемняется, в уголках губ появляется пена, цвет лица меняется. Агония, как правило, протекает бурно, и человек умирает, не приходя в сознание".
И все же, несмотря на запреты и противный, горько-соленый вкус, люди, мучимые жаждой, пили океанскую воду, и это приносило им некоторое облегчение. Но то небольшое облегчение, которое они чувствовали вначале, лишь маскировало дальнейшее разрушительное действие солей на клетки и ткани организма.
Физиологи долго ломали себе голову, как использовать морскую воду без вреда для организма. Может быть, попробовать ввести ее человеку через прямую кишку. Ведь известно, что именно в толстом кишечнике происходит обратное всасывание жидкости из пищевой массы. Если вода, рассуждали они, будет всасываться быстрее, чем соли, то организм успеет использовать часть введенной морской воды для своих нужд, а оставшийся в прямой кишке концентрированный солевой раствор легко удалить. Ведь в 1916 году английский врач Грахам лишил себя питья на целую неделю, а вместо него ежедневно вводил себе клизмой по 7,5 литра морской воды. При этом он не только не наблюдал каких-либо нарушений деятельности желудка, почек, но даже не испытывал жажды. Однако английские морские врачи Кришли и Алисон, проделав аналогичные опыты на нескольких добровольцах, получили отрицательные результаты. В 40-х годах эксперименты провели американские физиологи. Возможно, толчком для них было высказывание английского коллеги Питтарда, что морская вода при ректальном введении менее токсична, или, может быть, результаты экспериментов Кришли и Алисона показались им недостаточно убедительными.
Четверых испытателей-добровольцев, принявших участие в исследованиях, посадили в течение нескольких дней на жесткую питьевую норму. Как только у них появились выраженные явления обезвоживания, каждому ввели в прямую кишку по 200 кубиков трехпроцентного раствора хлористого натрия. Результаты оказались обескураживающими. Морская вода не только не облегчила состояние людей, но и, наоборот, их самочувствие ухудшилось, явления обезвоживания прогрессивно нарастали: усилились жажда, головная боль, слабость. Временами наступало затемнение сознания. А в пробах, взятых из прямой кишки, содержание солей резко уменьшилось; значит, соли всасываются через стенку кишечника значительно быстрее, чем вода, и, следовательно, этот путь использования морской воды неприемлем.
И все же спор между сторонниками и противниками морской воды не прекращался. Более того, после широкого опубликования в печати рекомендаций Бомбара и данных экспериментов Ж. Ори среди моряков стало распространяться убеждение, что, дескать, "черт не так страшен, как его малюют" и морская вода не столь уж ядовита, как это утверждают ученые.
Это могло привести к серьезным последствиям. Тогда Комитет по безопасности мореплавания в 1959 году обратился к Всемирной организации здравоохранения с просьбой высказать свое авторитетное мнение.
В Женеву были приглашены крупнейшие специалисты по проблеме выживания в океане, биологи и физиологи. Профессора Р. А. Маккенс и Ф. В. Баскервиль из Англии, швейцарец доктор Ж. Фабр, французский профессор Ш. Лабори и американец А. В. Вольф. Эксперты внимательно изучили материалы многочисленных экспериментов на людях и лабораторных животных, проанализировали случаи использования морской воды терпящими бедствие в океане и пришли к единодушному мнению, что морская вода разрушительно действует на организм человека. Она вызывает глубокие расстройства многих органов и систем. Итак, на многолетнем споре была наконец поставлена точка. В памятках и инструкциях для моряков и летчиков всех стран появилось грозное предупреждение: "Питье морской воды категорически запрещается".
Но если воду морей и океанов нельзя пить такой, какая она есть, следовательно, надо избавиться от того, что делает ее опасной, - от солей. Надо любыми средствами удалить из нее все эти хлориды, сульфиты и фосфаты. Можно соорудить, например, нечто вроде портативного перегонного куба и, нагревая соленую воду солнечными лучами, превращать ее в дистиллированную. Конструкторы взялись за дело, и вскоре в ряде стран были сконструированы дистилляторы для получения пресной воды терпящими бедствие на море. Один из таких дистилляторов, нашедших широкое применение в наши дни, представляет собой прозрачный пластиковый шар, напоминающий в надутом виде большой детский мяч. Внутри его находится второй "мяч", несколько меньших размеров, сделанный из черного, поглощающего солнечные лучи материала. Дистиллятор надо заполнить морской водой, надуть воздухом и, привязав к лодке, пустить гулять по волнам. Солнце нагревает воду, пар проходит по системе трубок и, оседая на стенках каплями пресной воды, сбегает в пластиковый резервуар. Однако прибор этот страдал одним, но весьма существенным недостатком: в пасмурный день и в ночное время он бездействовал.