– Ну что, хохотушка моя, устала? – Ваня забросил Анин рюкзак себе на плечо.
   – Нет. Когда в удовольствие, знаешь ли, так хорошо! – Аня подняла руки и потянулась к небу.
   Она чувствовала, что вчера что-то перевернулось в ней, и ощутила вдруг внутри какую-то силу.
   – Ну надо же, с самого утра не можем с тобой поговорить, – сказал Волков. – То одно, то другое. Я вчера вот что подумал. А поехали вместе в Прагу на месяц?
   – Вань, да ты что!
   – Ну пожалуйста! Мама вчера звонила. Я ей рассказал про наш облом с лагерем, так она как закричит, что Бог все-таки есть, что услышал ее молитвы, что ждут нас с тобой в гости. Я слышал, как Ирочка завизжала от радости и Леон Богуславович захлопал в ладоши.
   – Как ты не понимаешь, что они именно тебя ждут. Я не могу так злоупотреблять гостеприимством твоих близких. А потом, это ведь деньги, очень большие деньги.
   – Мы что-нибудь придумаем, обязательно! – Волков все время забегал вперед и заглядывал Ане в глаза.
   – Нет, Вань, я не поеду. – Аня уже приняла решение.
   – Я все равно поговорю с твоими родителями, – упрямо пробубнил он.
   – Зачем? Я же тебе ответила.
   Оттого, как спокойно и уверенно Аня это произнесла, Ваня почувствовал безысходность.
   – Тогда я тоже никуда не поеду. Без тебя – никуда.
   – А вот это уже… Не ожидала от тебя. Мама ведь ждет тебя каждую минуту. Зачем ты ее разыскивал? Чтобы теперь играть: захочу – приеду, не захочу – не приеду?
   – Аня, что ты несешь? – Волков вытаращил глаза.
   – Вань, я очень тебя люблю, но еще я тебя уважаю. И одно без другого существовать не сможет. Поцелуй меня.
   Они долго стояли под огромным тополем и нежно смотрели в глаза друг другу.

4

   Аня вошла в квартиру и сразу почувствовала напряжение, застывшее в воздухе. Родители тихонько сидели на кухне, и даже телевизор не вещал про катаклизмы на планете.
   – Так, что случилось? – Аня пристально всмотрелась в тревожные глаза мамы.
   – Доченька, мы все знаем.
   – Про мою беременность?
   – Про какую беременность? – Мать с отцом переглянулись и побледнели.
   – Шутка! – сказала Аня.
   – Ань, ты нормальная? – Мама улыбнулась, а до папы пока еще не дошло.
   – А что? – пожала плечами Аня. – Ванькины родители однажды перепугались, а потом уже на все согласны были. Я тоже решила вас повеселить. Какая-никакая разрядочка. Ну, что у вас случилось?
   – Так! Я не понимаю, мы рожаем или не рожаем? – Папа смотрел то на жену, то на дочь.
   – Вот это реакция, это я понимаю! – Аня заливисто захохотала.
   – Коль, ну ты что? – Марина Сергеевна посмотрела мужу в глаза. – Ань, звонил Пал Палыч, он нам все рассказал. Что ж ты сама вчера промолчала?
   И тут накатило. Хохот перешел в истерику, остановиться Аня уже не могла. Такое с ней было впервые. Уши заложило, перед глазами стояла пелена. Как в тумане, Аня видела вскочивших родителей, пролитый чай, растерянные глаза папы. Хохот невозможно было остановить, хотя в животе начались жуткие спазмы: «Еще немного, и я лопну. Так вот почему так говорят».
   Мама плеснула в лицо дочери холодной водой, и Аня стала выпрямляться из скрюченного положения, резко вдыхая воздух.
   – Ой, не могу, ой, чуть живот не лопнул, – еле выговорила она.
   И тут же ее раскрасневшееся, мокрое лицо исказила гримаса боли и страдания. Аня горько зарыдала, бросившись маме на грудь.
   – Все, я больше не могу! – Николай Петрович схватил сигареты и выбежал на балкон.
   Мама обняла Аню и потащила ее в ванную.
   Через час они сидели в Аниной комнате, и Аня все говорила, говорила и говорила… Казалось, все эти три, даже четыре года она мысленно вела дневник и все переживания и радости записывала в него. Как будто мамы не было рядом или кто-то мешал им поговорить. И вот наконец настал момент, когда Аня захотела прочитать вслух маме все свои записи. Она лежала на диване, а мама сидела рядом и держала ее руку, ласково поглаживая. Спутанные волосы девушки были разбросаны по подушке, а опухшее от слез лицо светилось искренностью, и с каждым словом на душе становилось легче и светлее. Как же она могла так долго держать все в себе? Зачем надо было таиться от самых близких людей?
   – Понимаешь, мамочка, я сама себе была противна – толстая, неуклюжая, страшненькая. Ведь у всех девочек уже что-то было, пусть не любовь, но какие-то отношения. А я? Я даже всегда смеялась над их разговорами о мальчишках, а на самом деле безумно завидовала. Ну что, что во мне было хорошего?
   – Дурочка моя. В каждом человеке есть что-то хорошее. Я вот смотрю на нашу Людмилу с работы – красавица, умница, а муж какой-то неказистый. Но если б ты знала, какая у них любовь!
   – Вот именно. Мужчина может быть некрасив, в нем ценятся совсем другие качества. А женщина должна быть привлекательной.
   – Нет, не то. Женщина должна знать, что она привлекательна. Ты чувствуешь разницу?
   – Да как же это можно знать, если ты видишь в зеркале совсем другое. Я вот как увидела Ваньку первый раз, сразу подумала – этот человек для меня. Сама ведь первая подошла. И что? Он влюбился в Светку Красовскую, потому что она красивая.
   – Твоя логика меня убивает. Ты сама себе противоречишь. Где Ваня и где Света сейчас? Ведь у вас такие прекрасные отношения с Ваней. Или вы поссорились?
   – Вот! Вот теперь переходим к следующей проблеме. Да, я очень счастлива сейчас. Но как долго это счастье продлится? Я не могу ни на минуту расслабиться. Я все время жду, что завтра все это закончится и я опять останусь одна. Мамуль, если б ты знала, как безобразно я вела себя в Праге! Я ведь его даже к матери приревновала, почему он, видите ли, ей уделяет то внимание, которое по праву должно принадлежать мне. А Ирочка! Бедный ребенок стал раздражать меня буквально на второй день. А ведь она приехала совсем ненадолго. И ты хочешь, чтоб я себя любила? Идем дальше. Мы с Ваней все время вместе, я даже на шаг боюсь его от себя отпустить. Я и в экстремалку с ним бросилась, чтобы разнообразить наши встречи, чтоб он мной восхищался. Но в то же время я очень устала от напряжения, в котором постоянно нахожусь. Мам, я вчера поймала его взгляд – он так любовался Дэзи у Пал Палыча… Это та девушка, что мне очень нравится.
   – Вот видишь, тебе она тоже нравится.
   – Да, но я-то в нее не влюблюсь, а другая – Ека – так ехидно надо мной посмеивалась. Говорит, что наша с Ваней любовь ненадолго. Вчера Пал Палыч как сказал, что мы не едем в лагерь, так у меня чуть ноги не подкосились. И не потому, что в лагерь хочется, а потому, что разлепиться с ним не можем. А сегодня утром он мне говорит, что мы поедем в Прагу. Я как представила себе его беготню между мной и мамой, сразу поняла, что не хочу этого.
   – Теперь послушай меня, дочь. Ты знаешь, я даже счастлива, что тебя прорвало. Вот теперь все встанет на свои места. Сначала ты пребывала в состоянии сжатой пружины, для подростка это нормально. Я себя прекрасно помню – все не нравится, всем недовольна, зажимаешься. Потом любовь тебя сильно-сильно растянула и долго держала в таком напряжении. А сейчас ты сорвалась и встала на свое место. Я тебя умоляю, прекрати кому-то что-то доказывать, так жить нельзя. Полюби себя такой, какой любим тебя мы с папой, Ваня, Ира, ваш Кахобер. Разве стоит тратить жизнь на то, чтобы доказывать что-то какой-то Еке? Лучше возьми для себя в пример все красивое, радостное, доброе. Знаешь, как я счастлива твоими победами. А комплексы твои давай лечить, как ветрянку. Вместе мы справимся. И с Прагой ты совершенно права. Пусть Ваня едет один, а то будет перебор. Вам надо немного поскучать друг без друга. А потом, любая уважающая себя женщина должна иметь в своей жизни хоть один роман в письмах.
   – Но что же я скажу завтра Ване?
   – Вот теперь ты зришь в корень. Ваню обижать не надо. Извинимся и скажем, что это невозможно по одной простой причине – эти каникулы он должен полностью посвятить своей маме. Всегда проще говорить правду. Так должно было быть в ту первую его поездку. Мы с папой говорили тебе об этом, но ты не слышала нас. Пусть вы совершили ошибку, пошли на поводу у своих чувств. А сейчас надо все поправить. Так поступают интеллигентные люди, а интеллигентность – это не столько образованность, сколько высокая культура. Это главное, понимаешь? Доброта и интеллигентность.
   – Мамочка, я так тебя люблю! – Аня обняла маму, и обе заплакали.
   – Девочки, я тоже вас люблю, а вы всегда меня выгоняете. Совесть есть? – Папа просунул голову в дверь. – Возьмите меня к себе.

5

   – Мам, доброе утро! – Аня улыбалась, и Марина Сергеевна облегченно вздохнула.
   – Доброе утро! Знаешь, я тут подумала… Словом, это лето мы с тобой потратим на очень важное для любой женщины занятие.
   – Что же это такое?
   – Женская школа выживания.
   – Что? – опешила Аня.
   – Сейчас в Москве открылось много школ по подготовке моделей.
   – О, самолетики я тоже люблю. – Папа влетел на кухню, расправив руки, как крылья.
   – Коль, ну какие самолетики? Я говорю о фотомоделях, о манекенщицах. Так понятно? – засмеялась мама.
   Аня с папой вытаращили глаза.
   – А зачем ей эта чепуха? – Николай Петрович первым пришел в себя.
   – А затем. Там учат ходить, а не топать, садиться, а не плюхаться, краситься, а не мазаться, и так далее. Там учат шарму.
   – Ах, вот оно что… Мы будем на Аньке деньги заколачивать?
   – Мы будем в Аньку деньги вкладывать. Знаешь, сколько это стоит! Ань, ну что ты молчишь, как рыба об лед?
   Аня молча встала, пошла в свою комнату, достала из рюкзака визитную карточку Лапушкиной сестры и также молча положила ее на стол перед родителями. Села, положила голову на сцепленные руки и серьезно посмотрела на маму.
   – Ты хочешь сказать, что уже все решила? – удивилась мама, крутя карточку в руках.
   – Мама, я хочу сказать, что я даже подумать об этом не смела. Но раз ты так сказала, значит…
   – А я вам денег не дам! – резюмировал, самодовольно улыбаясь, Николай Петрович.
* * *
   «Анна Малышева… Нет, Анна Николаевна Малышева – будущая супер-пупер модель, даже топ-модель. Прошу любить и жаловать.
   – Вы хотите, чтобы я приняла участие в вашем проекте? Свяжитесь с моим агентом Иваном Евгеньевичем Волковым. Хотя, по-моему, у меня все расписано на ближайшие месяцы. Вам необходимо мое лицо? Не знаю, я могу понять ваши трудности, но поймите и вы меня. В сутках, к сожалению, только двадцать четыре часа. Как вы думаете, где мне выкроить время на дополнительные съемки? Ну, попытайтесь, мы рассмотрим ваши предложения.
   – Алло, слушаю вас. Журнал „Космополитен“? Решение о моем участии в вашем проекте пока не принято. Свяжитесь, пожалуйста, с моим агентом. Я думаю, мы сможем вам ответить на следующей неделе.
   – Валентин Юдашкин? Ой, Валечка, здравствуй, дорогой! Не узнал, значит, богатой буду. Да-да, с показом все решено. Да, заключительное дефиле в свадебном платье. Только умоляю, без последующего фуршета. Я так устала! Мечтаю о восьми часах сна, как о несбыточном чуде. Будет ли Иван Евгеньевич? Сейчас узнаю. Ванюша, ты будешь на праздничном весеннем показе Валентина? Валечка, слышишь? Непременно. Жди. Привет жене».
   Аня медленно шла к школе. «Во размечталась!» – посмеивалась она сама над собой. Но тут ее веселость как рукой сняло. Она вспомнила, что предстоит серьезный разговор с Ваней. Ей необходимо было объяснить ему все так, чтобы не возникло обид и непонимания. И сделать это лучше в спокойной обстановке, на своей территории, в уютной комнатке с любовно выращенными «растениями на подносе» – так называется эта тысячелетняя японская техника создания крошечных деревьев самых замысловатых форм.
   – Здравствуй, солнышко! Или ты сегодня туча? – Ваня тревожно смотрел на Аню.
   – Привет! Я сегодня премьер-министр, и у меня к тебе серьезный разговор. Поэтому после уроков и репетиций идем ко мне, а сейчас ни слова. Понял?
   – Нет, но повинуюсь.
   И опять школьная предвыпускная кутерьма полностью захватила их. Тренировочные сочинения по предполагаемым темам, бесчисленные экзаменационные билеты, контрольные и самостоятельные работы. Просьбы и угрозы учителей, с одной стороны, стоны и мольбы учеников – с другой. Но не только это.
   – Так, кто еще не сдал деньги на цветы?
   – Ну, решили, что будем дарить учителям? Шустов, лучше себе подари смирительную рубашку.
   – Люди, дайте шпоры по физике списать.
   – Лен, какие украшения должны быть у Анны Австрийской?
   – Такие, которые носит наша Туся.
   – Отлично! Тусь, с тебя алмазные подвески.
   – А изумрудные галоши вам не принести?
   – Это на следующий спектакль – «Золушку».
   – Слушайте, у кого-нибудь есть что пожевать? Надо Аньку Малышеву покормить, а то она отощала вконец и сидит в прострации. Волк, ты довел девушку до ручки? У, оборотень! – Между Шустовым и Волковым уже давно шло соперничество за лидерство в классе. Хотя, пожалуй, эта борьба шла только со стороны Борьки.
   – Убью! – Малышева засмеялась, схватила учебник и бросилась за Шустовым.
   – Сейчас Анька принесет Шустова в зубах.
   Хохот, комментарии, шум, гам – все это конец весны, конец учебного года, конец девятого класса. Юля Туполева просто обязана была навести порядок в классе:
   – Сейчас же прекратите носиться и орать! Прям детский сад – штаны на лямках.
   – Туполева, не занудствуй, – донеслось с задних парт.
   – Коль, ну скажи им! – Юля просительно обернулась к Ежову.
   Колька показал мощный кулак задним партам.
   – А вы заметили, как эта парочка сосредоточила всю власть в своих руках? – Елкин медленно и громко говорил, продолжая читать какую-то книгу и даже не поднимая глаз. – Нет, в самом деле. Юлька как староста – законодательная власть, а Ежов как ее… хм… – исполнительная власть, то бишь экзекуция.
   – Приятно, когда вы повторяете обществоведение даже на переменах. – В класс вошел Кахобер Иванович.
   Новый взрыв хохота был прерван звонком на урок.
 
   Аня медленно поворачивала ключ в замке, в сотый раз прокручивая в голове все слова, которые сейчас скажет Ване. Он, заинтригованный, стоял за ней, держа в руках рюкзаки.
   – Проходи. Сейчас разогрею обед, будем трапезничать и любезничать.
   – Хорошее начало. – Волков ослепительно улыбнулся.
   Аня обожала накрывать на стол. Она всегда старалась все красиво расставить, положить замысловатым образом нарезку, салатики украсить зеленью, затейливо накрутить салфетки. Вилки, ножи, ложки и тарелки – все должно радовать глаз. И тогда самая простая еда становится вкусной и изысканной.
   А Ваня в свою очередь обожал смотреть, как она это делает. Его всякий раз охватывала такая нежность, такое желание, чтоб это длилось бесконечно. Аня что-то щебетала, не ожидая его ответов, а он представлял, что так будет всегда, что это их дом, и радость наполняла душу. После обеда Ванька с удовольствием мыл посуду, а Аня убирала со стола, подхихикивая над ним.
   Позже, сидя в ее комнате, он слушал тихую музыку, разглядывал ее мини-сад и даже не сразу уловил смысл ее последних слов:
   – Ваня, я не поеду с тобой в Прагу.
   – Как? Я не понимаю. Родители против?
   – Нет, не против. Так решила я.
   – Почему? – Лирическая картинка сразу исчезла из головы, он словно протрезвел.
   – Сейчас объясню, только ты меня не перебивай. Я должна сказать все на одном дыхании. Я знаю, ты меня поймешь. Должен понять.
   – Аня!.. Ну ладно, я слушаю. – Ваня стал потирать пальцы; он всегда так делал, когда сильно волновался.
   Аня вздохнула и начала:
   – Понимаешь, время, проведенное с тобой, – самое любимое время суток. Я так радуюсь, когда мы вместе, что забываю о существовании друзей, родных, которым мы тоже должны уделять внимание, ведь они нуждаются в нас. В прошлый наш приезд в Прагу я вела себя безобразно. Я тянула все твое внимание на себя и жутко ревновала тебя к Софье Александровне. Это совершенно неправильно. Она так тебя ждала, а тут я со своими выкрутасами. Мои родители были правы: ты в тот раз должен был поехать один и полностью посвятить себя маме, которая и так нахлебалась горя, потеряв сына. Я сейчас даже не понимаю, что такое материнская любовь. Но я чувствую, что это, наверное, сильнее нашей любви, раз родители терпят все наши выходки. Мама тебя очень ждет, а тут я опять притащусь. Ты хочешь, чтоб она меня возненавидела? И потом, я не ручаюсь, что опять не буду дуться на тебя. Ванечка, пойми, мы сошли с ума от нашей любви, мы все время идем у нее на поводу. Ирка говорит, мы перестаем всех замечать, а ведь она моя самая близкая подруга. Теперь вспомни приезд твоей сестры в Москву. На второй же день она стала меня раздражать. Ужас! С этим надо что-то делать. Я презираю себя, а от этого не лечит даже любовь. Пришла пора включать мозги. В общем, так: нам надо провести это лето порознь. Каждый должен заняться своими делами. И я так мечтала о романе в письмах! Я буду очень скучать и все время думать о тебе, но это будет взрослый поступок. Вань, скажи, что ты меня понял и не обиделся.
   Ваня все это время сидел молча и не поднимал глаз на девушку. Конечно, худшие его ожидания оправдались. Анька его разлюбила, просто сама еще этого не понимает. Вроде правильно говорит, но как точно все разложила по полочкам. Разве по-настоящему влюбленная девушка будет так рационально все оценивать? Значит, выхода другого нет, надо расставаться. А что будет потом – неизвестно.
   – Конечно, я не смогу на тебя сердиться. Просто ты убила меня наповал. Мне кажется, ты опять загрузила себя сверх меры. Но я всегда тебе говорил, что ты вправе поступать как считаешь нужным. Роман в письмах – значит, роман в письмах… Это будет не лето, а муки адовы. Может, мне остаться с тобой в Москве? А?
   – Это еще хуже. Как ты себе это представляешь? Мама, я к тебе не приеду, потому что Аня не хочет? Я же все тебе объяснила. Ты слушал меня?
   – Да, я все понял. Пойду-ка я домой, переварю информейшн. Ты меня не провожай. До завтра.
   Ваня ушел, даже не поцеловав девушку на прощание. Такого случая Аня припомнить не могла и горько расплакалась. Рука сама потянулась к телефонному аппарату.
   – Ир! Это я! Мне нужно с тобой поговорить, – всхлипывала Аня.
   – Сейчас буду, – коротко ответила подруга.
   Они проговорили допоздна. Уже вернулись родители, тревожно заглядывали в комнату дочери, а Аня все рассказывала и рассказывала обо всем. Ира молча кивала головой, не прерывая подружку. Но вот слова закончились, и Аня взглянула Ире в глаза.
   – Ну слава богу, до тебя дошло, – резюмировала Дмитриева. – Я бы никогда тебе этого не сказала, если бы ты меня не попросила. Вы так приклеились друг к другу, что боитесь оторваться даже на секунду. Это же обязательно приведет к краху. С тобой стало тяжело общаться. Я думала, что уже потеряла подругу. А сейчас я так рада! Ань, прости, но я ужасно рада была услышать от тебя все это. Ты – молодчина. Ты все очень правильно рассудила. Подружка моя, я с тобой! – Они обнялись и облегченно вздохнули.

6

   Аня с мамой отправились на собеседование в школу фотомоделей и манекенщиц при агентстве «Москва». Накануне после долгих уговоров Аня все же позвонила Лапушкиной сестре Кате. Екатерина Вячеславовна Юдина сказала, что наслышана об успехах Анны Малышевой от брата и будет рада ее видеть. Быстро договорились о встрече на завтра. И вот завтра наступило. Мама бросила все свои дела и радостно вышагивала рядом с дочерью, подбадривая ее и тарахтя без умолку. Аню трясло и лихорадило, но решение было принято, и она решила испить эту чашу до дна.
   Школа находилась в здании клуба «Родина», построенном, наверное, еще в пятидесятых годах. Белые колонны украшали вход, массивные деревянные двери были до блеска отполированы миллионами человеческих рук. Огромные витиеватые ручки сверкали на солнце.
   – Помпезно, как на ВДНХ, или, вернее, на ВВЦ, как сейчас говорят. – Мама восторженно оглядела здание.
   – «Родина», в которой находится «Москва», – страсть какая! – Аня поежилась.
   – И вовсе не страсть, а милое ретро. Смелей!
   Тяжелые двери со скрипом открылись, и они вошли в темное фойе. От мягкого полумрака и классического запаха старины Аня почувствовала неуверенность. Она тут же увидела дверь с надписью «Менеджер», но ноги не слушались.
   – Давай, давай, смелее! – решительно сказала мама.
   – Здравствуйте. Можно войти?
   – Здравствуйте, милости просим! – Из-за стола вышла точная копия Лапушки.
   – Ой, как вы похожи! – Аня искренне изумилась.
   – Знаю, знаю. Каждый день смотримся друг на друга, как в зеркале.
   – Меня зовут Анна, а это моя мама Марина Сергеевна, – сказала Аня.
   – Очень приятно, проходите, садитесь, пожалуйста. Ну а я, как вы уже догадались, Екатерина Вячеславовна Юдина, можно просто Катя. Я менеджер нашей школы. Чай, кофе, минералка?
   – Нет, спасибо. Давайте сразу перейдем к делу, а то мы с дочерью очень волнуемся.
   – Ну что ж. Для начала мы должны откровенно поговорить друг с другом и понять, чего мы друг от друга ждем. Начну я. Итак, наша школа работает уже больше десяти лет.
   К нам приходят и совсем маленькие дети, и уже взрослые юноши и девушки. В соответствии с возрастом мы распределяем их по группам. Никакого предварительного отбора не проводится. Для обучения у нас необходимо только письменное разрешение родителей. Обучение платное, все расценки вывешены на информационном стенде. Занятия проводятся по нескольким дисциплинам…
   Страх стал отпускать Аню. Катя говорила спокойно, неторопливо, и казалось, все это просто продолжение школьных занятий. Только теперь вместо Лапушки за нее возмется его сестрица. Так сказать, дополнительные занятия на лето.
   Катя была очень красивая девушка – высокая, стройная, гибкая и очень женственная. Длинные темные волосы прямым шелковистым каскадом рассыпались по плечам, но самым удивительным в ней были глаза – огромные, темно-синие, очень красивой миндалевидной формы, про такие говорят – оленьи. Именно за эти глаза, покорившие всех девчонок в школе, физруку Игорю Вячеславовичу дали прозвище Лапушка.
   – А теперь я хотела бы послушать вас и узнать, общие ли у нас стремления, – обратилась Катя к маме с дочерью.
   – Мам, может, ты сможешь лучше объяснить? – взмолилась Аня.
   – Хорошо, я попробую. – Мама ободряюще улыбнулась дочери. – Видите ли, Катя, Аня – веселая и общительная девочка, но с некоторых пор у нее появились комплексы по поводу своей некрасивости и даже уродливости. Уговоры с моей стороны не помогают. А я убеждена, что каждая женщина может стать прекрасной, если сама поверит в себя. Но учиться всему надо у профессионалов. При участии вашего брата она за последние два месяца очень похудела, подкачала мышцы и даже немного подросла. Но это не изменило ее отношения к себе. Значит, пришло время для иных тренировок. Вот мы и обратились к вам по совету Игоря Вячеславовича. Я так рада, что оказалась не одинока в своем мнении. Как вы считаете?
   – Все, что вы сейчас сказали, просто замечательно. Аня, с такой мамой ты не пропадешь. Игорь говорил о тебе то же самое: хорошенькая, миловидная девушка, но носит только джинсы и широкие балахонистые свитера, на ногах кроссовки или мужские ботинки, а за спиной огромный рюкзак. А между тем у нее милое славянское личико, длинные ноги, узкие запястья и лодыжки, изящные длинные пальчики. А мой братец знает в этом толк, поверьте мне.
   Аня не верила своим ушам. Ну Лапушка, ну дает! И в душе стала подниматься такая горячая волна благодарности, что сразу защипало в глазах.
   – Я очень… очень хочу научиться всему, что умеете вы. Я тоже хочу носить высокие каблуки и красивые платья. Я знаю, я смогу. Я буду стараться. Мне сейчас очень надо стать красивой. Просто необходимо, – тихо, почти шепотом быстро проговорила Аня.
   – Я догадываюсь почему, – засмеялась Катя.
   – Я тоже, – ответила мама.
   – И я, – вздохнула, улыбаясь, Аня.
   Домой они ехали счастливые и озадаченные. Занятия в седьмой группе, куда записали Аню, должны были начаться сразу после выпускных экзаменов в школе. К этому времени надо было оплатить обучение, взять в поликлинике справку о состоянии здоровья, купить для занятий туфли на высоченных каблуках-шпильках, спортивный купальник, широкую рубашку с длинными рукавами, так как, оказывается, хореограф-балетмейстер не должен при обучении хвататься за голые руки девочек. Во как!
   У Марины Сергеевны радостно билось сердце. Как здорово! И как жаль, что ничего подобного не было в дни ее молодости. Ведь именно этого не хватает в воспитании девочек, а им в семидесятые годы преподавали только домоводство, все остальное было неприлично.
   – Анька, я умираю, как мне интересно! – воскликнула Марина Сергеевна.
   – Мам, я только боюсь, что все остальные придут очень красивые и худые, девяносто – шестьдесят – девяносто.
   – Да и ладно. Один месяц позанимаешься, пройдешь базовый курс, а на профессиональный и не обязательно, если не захочешь.
   – Боже! Каблуки двенадцать сантиметров. Я не то что ходить, стоять на них не смогу.
   – Научат. Даже медведь на велосипеде в цирке ездит.
   – Точное сравнение.
   – А ты смотри, как с рубашкой все продумано. Нет, мне определенно нравится подход к делу. И хорошо, что родители могут прийти на любое занятие и посмотреть, чем вы занимаетесь.
   – Катя прелесть, правда, мам?
   – Очаровательная девушка.
   – Какая она ухоженная!
   – Вот! Это как раз самое главное. Понимаешь, если женщина уделяет себе внимание, умеет подчеркнуть свои достоинства, значит, у нее есть шарм. Некоторые женщины не придают этому значения. Есть те, к которым это приходит с годами. А есть и такие, которым дано это с рождения. Пусть ты не родилась с этим, но у тебя есть шанс научиться всему сейчас, а не ждать, когда спустя годы придет женская мудрость. И ты увидишь, жизнь сразу отблагодарит тебя за труд.