– Кать, а ты когда напишешь, а? Скоро? Ты прикинь, меня папа заставляет в школу идти в понедельник! А я не могу, ну, никак не могу себя заставить появиться в классе как ни в чем не бывало! Тем более после сегодняшней встречи… – Светлана запнулась, сообразив, что Катя еще не в курсе ее «приятного» общения с Фишкой и Ермолом.
   – Какой встречи, с кем? – заинтересовалась Каркуша, и Светлана, заставив себя мысленно вернуться к малоприятному эпизоду, поведала ей подробности посещения «Золотого апельсина».
   – Вот уроды! – коротко, но ясно прокомментировала Каркуша Светин рассказ. – Ладно, не парься. Не все же у нас такие дебилы! Кстати, когда ты тогда ушла, Черепашка знаешь какую им всем отповедь прочитала, офигеть не встать! Мне очень понравилось, просто супер. А я с самого начала была уверена на все сто, что они все чушь несут, ну, насчет пропавших кассет и «Космополитенов». Помнишь?
   Тополян мрачно кивнула. Еще бы она не помнила, как за ее спиной тут же стали валить на нее все пропажи в одну кучу! А Каркуша между тем продолжала, возбужденно блестя глазами:
   – Кстати, ты прикинь, эта кретинка Наумлинская свой журнал драгоценный нашла! И угадай где? В столе у Люстры! Ты же в курсе, что Люстра тащит к себе в стол все, что видит у нас на партах, не относящееся к уроку. Это у нее называется «убрать отвлекающие моменты», блин!
   – Может, ей его подкинули, а? – Тополян решила быть справедливой, но Каркуша так выразительно на нее посмотрела, что Светлана только вздохнула и пожала плечами. – Кать, так ты как считаешь: мне идти в школу или ждать публикации? Ты хоть примерно знаешь, когда выйдет этот номер, а? А ты не можешь их поторопить? – Светлана умоляюще прижала руки к груди.
   – Чего мне их торопить, когда я еще «дневник» не написала? Все сейчас зависит от меня, но ты не переживай, завтра с утречка сяду и сочиню в лучшем виде! А в школу иди обязательно, ты и так пропустила до фига, зачем тебе еще проблемы с учебой? Я понимаю, все это неприятно, но потерпи, скоро все изменится, вот увидишь. Ты просто не реагируй ни на кого, будто ничего не случилось. И все будет о’кей!
   В понедельник Тополян вошла в класс и молча положила перед Люстрой справку о болезни, благо первым уроком была литература. Поджав тонкие губы, училка неодобрительно взглянула на Свету, но, так ничего и не сказав, кивком разрешила ей сесть на место.
   Потекли дни напряженного ожидания. Никто из одноклассников не заговаривал со Светланой и больше никаких глупых шуточек не отпускал. Вокруг нее образовался вакуум, ее как бы не существовало, и если бы она не знала точно, что ситуацию вот-вот должна взорвать бомба в виде свежего номера журнала «Клево!», то даже трудно вообразить, как бы она перенесла это полнейшее отторжение от жизни класса.
   Тополян с головой ушла в учебу, тем более выяснилось, что во время своей «болезни» она пропустила важные темы и по алгебре, и по физике, и по биологии.
   Светлане конечно же было безумно скучно. Молчать и ни с кем не общаться шесть уроков и пять перемен подряд в течение многих дней было для болтливой и любопытной Тополян настоящей пыткой. Но она держалась, держалась из последних сил.
   Каркуша ее не подвела. К понедельнику исповедь была готова и после уроков девушки вместе отвезли ее в редакцию «Клево!». Катя сама предложила Светлане эту поездку, чему та несказанно обрадовалась. Материал благополучно приняли, и теперь осталось набраться терпения и подождать сенсационной публикации.

8

Дневник Кати Андреевой
    14 ноября
   Сегодня все как-то не заладилось. Причем с самого утра. А уж если с утра не везет, значит, весь день насмарку. Это верняк. Вот я в приметы не особо верю, но ведь какая фигня получилась: вышла из подъезда и встретила соседку с пустым ведром. Все бы ничего, только пока в школу шла, два раза умудрилась споткнуться на ровном месте и в довершение всего какой-то урод на иномарке обдал меня грязной водой из лужи. Вот так «удачно» начался сегодняшний день. Но это, конечно, еще не повод раскрывать дневник.
   Повод другой. Мое кислое настроение оказалось настолько паршивым, что я зачем-то поспорила со своей одноклассницей, Светой Тополян. С чего началось, уже и не вспомнить, да и неважно. Кажется, я назвала ее инфантильной, не способной на смелый, неординарный поступок. Она тоже завелась и стала мне доказывать, что у меня неправильное мнение о ней сложилось. Правда, с доказательствами у нее было напряженно. Как выяснилось, доказать она готова, что не трусиха и вообще крутая девчонка, но не знает как. А меня уже понесло. И я предложила ей украсть какую-нибудь вещь из магазина: мол, если она это сделает, то это будет действительно круто. Тополян согласилась, и я дала ей три дня сроку.
   Вот сейчас пишу и думаю, а зачем это мне? Как мне такое вообще пришло в голову? Почему я решила, что воровство – это смело? Нет, конечно, тут определенная смелость должна присутствовать, безусловно, но… В общем, не по себе мне от этого пари, если честно. Вот в данный момент мне абсолютно фиолетово, трусиха Тополян на самом деле или отважна, как Ричард Львиное Сердце, но тогда в школе я так завелась почему-то, будто от Светкиной смелости или трусости зависит нечто суперважное. Смешно, ей-богу!
   Но вообще-то я относительно спокойна, потому что уверена, что Светка ничего такого сделать не сможет. В смысле не станет она воровать, все-таки побоится. И правильно сделает. Не так нужно доказывать наличие сильного характера, это я сейчас отчетливо понимаю! А тогда затмение на меня нашло, другой причины я не вижу. Но, думаю, все обойдется.
   И еще, мне сейчас пришла в голову одна простая мысль: ведь Светка-то может и не тырить ничего, а просто купить шмотку! Как я узнаю, купленная это шмотка или украденная? Нет, что-то со мной сегодня явно не в порядке, здравый смысл отсутствует начисто. Пора закругляться и спать ложиться. Вот поведала своему другу закадычному, дневнику, про свою глупость, и на душе полегчало.
   Спокойной ночи!
 
    16 ноября
   Спешу поделиться, милый дневничок: к моему великому облегчению, ничего не происходит. В том смысле, что Тополян молчит и не размахивает перед моим носом ворованными тряпками. Значит, она предпочла проиграть. Умница! Если за два дня она не решилась на кражу, то на третий и подавно. Так что, думаю, можно совсем и не париться больше на эту тему. С чем себя и поздравляю.
 
    19 ноября
   Господи, что же я наделала! Где была моя голова, безмозглая кретинка? Сегодня произошло нечто ужасное, и самое отвратительное, что именно я этому виной!
   Светка все-таки попыталась доказать свою «крутизну»! Только ничего хорошего из этого не вышло, потому что она попалась! Ее практически схватили за руку на месте преступления! А дальше все по полной программе – привод в милицию, вызов родителей, штраф и в довершение кошмара сообщение в школу!
   Но даже и не это самое страшное. Когда в классе стало известно, что Света Тополян украла в бутике какие-то там топики, весь класс от нее отвернулся! Да, весь! И не просто перестали с ней общаться, а еще тут же начали припоминать все пропажи чуть ли не с первого класса и дружно приписали их Светке!
   А я… Я так растерялась, что ни слова не сказала в ее защиту! Только стояла и с ужасом слушала нелепые обвинения в ее адрес. Словно лишилась языка в один момент! Да, я, естественно, понимаю, что просто смалодушничала, и за это простить себя не могу. Пытаюсь представить, каково было Светке там, в милиции… Я бы точно умерла на месте от стыда и ужаса!
   Она молодец, держалась сегодня из последних сил, а я даже встретиться с ней взглядом боялась. Выходит по всему, что это я трусливая и безвольная, а вовсе не она? Выходит, так. И от этого мне еще противнее на душе, потому что я чувствую, что никогда не смогу публично признаться, что толкнула Светку на преступление просто так, походя, не задумываясь о последствиях! Она-то, конечно, тоже о них не задумалась, когда тащила эти тряпки дурацкие! И вина на нас обеих лежит, но на мне, на мне-то больше, сто пудов! Хотя бы потому, что промолчала, не заступилась за Светку и правду не открыла. И как теперь быть, как разрулить эту нелепейшую ситуацию, я без понятия.
   К тому же Светка-то меня не выдала, хранила молчание, как партизанка на допросе, когда одноклассники во всех грехах ее обвиняли! Хотя я сейчас думаю: может, и лучше было бы, если б она сама про наше пари раскололась. Все бы и выяснилось сразу. А что делать теперь?
 
    22 ноября
   На душе все так же мерзко. Тополян перестала ходить в школу. Я набралась мужества и позвонила ей вчера, но она не подошла к телефону. В классе о ней никто не вспоминает, вот так взяли в один момент и вычеркнули из жизни, проучившись вместе с человеком четыре года. И это наводит меня на печальные мысли.
   Значит, если со мной вдруг что-то произойдет (мало ли что в жизни случается), меня тоже вот так… не задумываясь? Вот она была – и нету, как говорится. Да и не только меня, а любого из нас? Получается, мы сами каждого из нас запросто можем зачеркнуть, как грамматическую ошибку в сочинении? И забыть, как звали? Только потому, что человек поступил не так, как нам бы этого хотелось?
   Я думаю, мы все что-то делаем неправильно, не по-человечески. И так быть не должно. Ну вот, я тут разумничалась сама с собой. А что это меняет? Ровным счетом, ничего. И от этого еще тягостней на душе.
 
    24 ноября
   Я долго размышляла, как лично я могу что-то исправить в создавшейся ситуации. Потому что я просто не могу бездействовать, и я приняла решение! Хорошо оно или плохо, сейчас не об этом.
   Я прямо сейчас возьму свой дневник и отвезу его в редакцию какого-нибудь молодежного журнала, ну, пусть это будет «Клево!». Очень надеюсь, что мне пойдут навстречу и опубликуют вот эти последние записи про затеянное мной пари. И про то, что из этого вышло. А дальше… Дальше пусть мои одноклассники их прочтут, я сама об этом позабочусь. Это все, что я в силах сделать.
   Все, не стану терять драгоценное время, еду в редакцию.
   Пожелаю сама себе удачи! К черту!

9

   – Алло, Свет, приветик! Ну все, кажется, наше ожидание подходит к концу. Только что мне позвонили из редакции. Дневник выйдет в ближайшем номере, как и предполагалось. – Каркуша еле сдерживала радостное волнение. – Ну что молчишь-то? Ты рада?
   Все-таки помогать другим – это так здорово! Словно крылья за спиной вырастают, и сил столько сразу прибавляется, что кажется, горы можешь свернуть!
   – Я… я так благодарна тебе, Катя! Что бы я без тебя делала, страшно представить! – захлюпала носом Тополян, явно собираясь снова расплакаться. – Кать, ты это… всегда можешь на меня рассчитывать, если что! Я все-все для тебя сделаю, можешь не сомневаться!
   – Светка, не пори ерунды! Ничего делать для меня не нужно, нет, вру, одно дело, будь добра, сделай, очень тебя прошу!
   – Какое? Что надо делать, говори! – с готовностью в голосе отозвалась Тополян.
   Для Каркуши она была готова слетать на Луну, взять интервью у людоедского племени, живущего в непроходимых джунглях Африки, или привезти парочку пингвинов с Южного полюса – словом, все что угодно.
   – Надо перестать реветь, – раздельно проговорила Каркуша и положила трубку.
   Тополян улыбнулась сквозь слезы. Как же классно, когда ты не один в этом странном, порой таком несправедливом мире!
   Она подхватила на руки вертящуюся около нее Шошу и подошла к окну. Последнее время Светлане нравилось размышлять о жизни, глядя в большущее, чисто вымытое окно своей комнаты. Почему-то так ей лучше думалось. За окном высился новенькими высотками огромный мегаполис, гудящий, как пчелиный рой перед дождем, взлетали самолеты из ближайшего аэропорта и далеко внизу сновали люди, спешащие по неотложным делам.
   Светлана внезапно вспомнила ту красивую цыганку, что гадала ей в сквере.
   «А ведь она все верно предсказала! – пришло запоздалое озарение. – И почему я решила, что хороший человек, который мне поможет, как она сказала, обязательно мужского пола? Ведь это же оказалась Каркуша! И все действительно очень скоро стало меняться к лучшему. Только я не сразу об этом догадалась».
 
   Через четыре дня Тополян вошла в класс, и ее взору открылась не совсем обычная картина. Все ребята столпились вокруг Люси Черепахиной, которая, восседая на столе в центре класса, читала вслух нечто настолько занимательное, что, кроме Люсиного голоса, не раздавалось более ни единого звука. Все молча слушали, даже неугомонный Ермолаев. Краем глаза Светлана окинула собравшихся и отметила про себя, что Каркуши среди них не было.
   Пользуясь тем, что ее никто не замечает, Тополян хотела тихонько пробраться к своему месту, как вдруг до слуха девушки долетели слова, заставившие ее застыть на месте. Сердце тут же ухнуло куда-то вниз, а по спине и рукам пробежали холодные мурашки.
   – «И вот я хочу обратиться к своим одноклассникам с очень важной просьбой, – вдохновенно читала Черепашка громким и отчетливым голосом. – Вы только что прочли мой личный дневник, мое признание в собственной трусости и глупости. Я не напрашиваюсь на жалость или сочувствие, пусть каждый из вас отнесется к моему легкомысленному поступку так, как считает нужным для себя. И вообще, речь сейчас не обо мне. Я прошу только одного – изменить свое отношение к Свете Тополян!
   Я не хочу сказать, что в происшедшем ее вины совсем нет. Я ведь уже писала, что мы обе поступили некрасиво, но ведь если бы не я, Света никогда бы не пошла на воровство! Она просто хотела выиграть наш спор и доказать, что она личность!
   Я сейчас отчетливо понимаю, как глупо все это звучит, но я говорю вам о том, что было на самом деле!
   Я искренне надеюсь, что ваше отношение к Светлане после прочтения моего дневника станет другим. Мне кажется, что иначе просто невозможно. И простите нас обеих!»
   Когда Люся закрыла журнал, Светлане показалось, что у нее лопнут барабанные перепонки – такая звенящая стояла тишина в классе. Первым пришел в себя Фишка. Он помотал своей роскошной шевелюрой, словно пытался стряхнуть наваждение.
   – Вот это бомба! Просто невероятно, блин, как все повернулось… – изумленно протянул он.
   – Я же пыталась вам внушить, что надо со Светкой поговорить спокойно, по-людски, – махнула рукой Черепашка, – что не все так однозначно, вот чуяло мое сердце, а вы…
   – А чего мы? Я лично вообще тогда скромно молчал, у меня ничего не пропадало! – ощетинился Ермолаев. – Это вон Фишка про десять рублей стал пургу нести!
   – Не десять, а двадцать, блин! Памяти нет, так не фиг встревать, – оскорбился Фишкин, как будто количество пропавших когда-то рублей имело сейчас решающее значение.
   – Хватит! – припечатала ладонью по столу возмущенная Лу. – Ну что вы бред какой-то несете, слушать противно! Давайте-ка все по местам, уже звонок был. Вот придут Катя и Света, тогда и станем разбираться!
   – Ой! А… а Света уже здесь… – пролепетала смущенно Наумлинская, первая обнаружившая Тополян, притаившуюся за спинами одноклассников.
   Возникла неловкая пауза. Черепашка хотела что-то сказать и уже открыла было рот, но не успела. В класс энергично вошла математичка Инна Михайловна, и всем пришлось в срочном порядке рассаживаться по своим местам. Урок благополучно начался.
   «Где же Катя? – волновалась Тополян, то и дело посматривая на дверь. – Ведь если свежий номер журнала уже попал к Черепашке, то, надо полагать, не без Каркушиного участия. Это ясный пень, стопудово! Но где же она сама?»
   Никогда еще Тополян не ждала так никого, как ждала сейчас Каркушу. Она чувствовала себя ужасно неловко без Катиной поддержки. Без ее находчивости и изобретательности Светлане было не по себе.
   Но вот урок закончился так же благополучно, как и начался. И как только Инна Михайловна покинула класс, дверь снова отворилась, и перед ребятами появилась запыхавшаяся Каркуша.
   По ее лицу блуждала виноватая улыбка.
   – Катюха! Ну где ты ходишь? Мы уже в курсе, вон Черепашка журнал с твоими откровениями притащила! – обрадованно заорал Кузьмин. – Ты молоток, блин! Все так правильно изложила, супер!
   – Значит, так. У меня есть предложение, – строго объявила Черепашка и подтолкнула Каркушу поближе к смутившейся Тополян. – Катя и Света, мы прочли дневник и сделали надлежащие выводы. Каждый для себя. Я правильно говорю? – Она обвела серьезным взглядом притихших ребят, собралась с мыслями и продолжила: – И я предлагаю не копаться больше в этой истории, ну, будто бы ее и не было. Пусть все станет по-прежнему, потому что мы все, как ни крути, один маленький коллектив, семья, если хотите, и все свои проколы должны решать вместе, помогать друг другу и друг друга прощать. И никто из нас не должен оставаться один. Ну, в общем, там Катя здорово написала об этом, нет смысла повторяться.
   – Урра! – завопил Ермолаев. – А у меня тоже встречное предложение есть! Давайте отпразднуем это эпохальное событие! Забуримся, ну, хотя бы в «Два клона» и как следует оторвемся в честь всеобщего примирения, а?
   Идея была принята на ура. Ребята радостно загалдели, предвкушая веселый вечер в кафе.
   Улучив момент, Тополян подошла к Каркуше:
   – Слышь, Кать, а как журнал у Черепашки оказался с самого утра? Ты-то только ко второму уроку объявилась?
   – А мне в последний момент клевая идейка в голову пришла. Я же за своим экземпляром еще вчера сгоняла в редакцию, а сегодня встала пораньше, сбегала к Черепашкиному дому и сунула журнальчик в ее почтовый ящик. Уж я-то знаю, что аккуратная Черепашка никогда мимо полного ящика не пройдет, обязательно корреспонденцию вытащит. А на нужной страничке закладку вставила, чтобы Люся сразу внимание обратила.
   – Ну, ты даешь, блин! Все продумала! – восхитилась потрясенная находчивостью одноклассницы Тополян. – А кстати, ты нарочно опоздала или как?
   – Представь себе, абсолютно случайно. От Люси когда вернулась, прилегла на пять минут и заснула. Представляешь? Но так, без меня, еще прикольней получилось, правда же?
 
   Через две недели Каркуша подошла на перемене к Тополян с заговорщицким видом:
   – Слушай, Свет, тут такое дело намечается… Короче, мой материал про нас с тобой вызвал бешеный резонанс! Редакция не успевает письма сортировать и на звонки отвечать! Они сейчас следующий номер готовят, вот и хотят, чтобы на обложке был наш портрет напечатан! Ты как, не против?
   – Подожди, что значит «наш»? Ты хочешь сказать, что… что я тоже буду на обложке? – не поверила своим ушам Тополян.
   – Ну, естественно, ты и я, ну, вроде как героини самой сенсационной статьи прошлого номера, – терпеливо втолковывала Каркуша.
   – Блин, и ты еще спрашиваешь, не против ли я? Ну, ты даешь! – Тополян была на седьмом небе от такой фантастической удачи.
   Да она и мечтать не смела о таком! Вернее, мечтать-то она мечтала, но чтобы реально засветиться на обложке, где ее во всей красе увидят миллионы людей, на это действительно не надеялась никогда!
   – Значит, я могу звонить в редакцию и конкретно договариваться о фотосессии? – еще раз уточнила Каркуша.
   Она очень не любила никого подводить и к сотрудничеству с печатными изданиями относилась крайне серьезно.
   – Да, конечно, обязательно звони, я готова хоть сегодня! – От восторга Светлана чуть не бросилась Каркуше на шею.
   «Как там бабушка любила повторять? Не было бы счастья, да несчастье помогло! Вот уж верняк!» – удивлялась про себя Тополян по дороге домой. Да разве могла она помыслить еще три недели назад, что станет настоящей героиней номера и что миллионам читателей будет небезразлична ее судьба! И настолько небезразлична, что ее даже захотят запечатлеть на яркой глянцевой обложке одного из самых читаемых молодежных журналов!
   До самого конца дня Светлану не покидало ощущение нереальности, какой-то фантастичности происходящего, поэтому когда вечером раздался телефонный звонок и незнакомый, не лишенный приятности мужской голос попросил позвать Светлану, она восприняла это почти как должное, как продолжение волшебства.
   – Это я, – чуть удивленно произнесла она, одновременно соображая, кто бы это мог быть.
   Нет, этого голоса она точно никогда не слышала, хотя…
   – Здравствуйте, Света. Это Михаил, менеджер из «Макдоналдса». Помните, вы оставляли мне свои координаты? Ну, на случай если освободится место, – немного смущаясь, зачастил парень.
   – Привет… Да, помню, конечно! И что, место освободилось? – Светлана чувствовала, как безудержно краснеют ее щеки, а сердце почему-то делает гораздо больше ударов, чем обычно.
   – Н-нет… просто я… Короче, у меня тут случайно оказались билеты на рок-фестиваль, и мне бы хотелось пойти туда с вами. Если вы, конечно, не против.
   Ну конечно же Светлана ни в коем случае не была против, отныне она была только «за»! За бескорыстную дружбу, за искреннее желание приходить на помощь людям, за умение прощать друг друга и любить, несмотря ни на что. Всегда и изо всех сил!
* * *
   В первую секунду, увидев в дверях палаты маму, Вадим немного даже растерялся. Нет, он, конечно, знал, что мама приедет за ним, но почему-то был уверен, что первой появится Зоя. А вдруг она придет, когда они уже уедут? Что, если она просто опаздывает? Стоп! А он сказал, в котором часу его выписывают? Ну конечно. Выписывают-то до часу дня, и он говорил об этом Зое. Нет, она не обещала, что непременно приедет, но по ее взгляду Вадим понял, что так и будет. И, прощаясь с ним вчера, Зоя обернулась в дверях и сказала: «До завтра».
   – Привет! Ты? – Вадим изобразил на лице некоторое подобие радости.
   – А ты что, кого-то другого ждал? – пошутила Татьяна Васильевна, даже не подозревая, что попала в самую точку.
   – Глупости, – беззлобно огрызнулся Вадим.
   – Ты почему вещи не собрал? – возмутилась мама. – Вон и чашка, и книжки на кровати… Приемник не забудь, он на подоконнике стоит.
   Молча Вадим принялся укладывать свои вещи в рюкзак. Их было не так много, поэтому через пять минут он стоял в полной готовности.
   – Ну что, двинули? – посмотрел он на маму. – Слушай, а тебе ведь за выпиской еще к врачу подойти надо, – с надеждой проговорил Вадим.
   Ему казалось, что Зоя должна появиться с минуты на минуту.
   – Я уже подходила к врачу, – Татьяна Васильевна забрала у сына рюкзак, – и все, что нужно, взяла. Кстати, Олег Борисович сказал, что тебе еще, как минимум, две недели нельзя будет ходить в школу.
   – Мам, но ведь экзамены на носу, – возмутился парень. – Как же я буду их сдавать? И так почти месяц пропустил!
   – Что-нибудь придумаем, – неопределенно ответила Татьяна Васильевна и погладила сына по голове. – Но если врач сказал сидеть дома – значит, надо сидеть.
   – А университет? – резко дернув головой, Вадим увернулся от маминой руки. – Ты же знаешь, какой конкурс на психологию!
   – Если не будет здоровья, никакая психология не понадобится, – мудро ответила мама и решительно шагнула к двери.
   … Вадим и не думал никогда, что можно так соскучиться по дому. Казалось, он не был здесь целую вечность.
   – Да, совсем забыла! – услышал он из кухни голос мамы. – Тебе сегодня какая-то девушка звонила.
   – А она что, имя свое не назвала? – Вадим подошел к маме и уже потянулся было за печеньем, но мама звонко шлепнула его по руке:
   – Не назвала! А ну-ка быстро в ванную! И мой как следует, с мылом!
   – А какой у нее был голос, мам? – из ванной, стараясь перекричать шум льющейся из крана воды, выкрикнул Вадим.
   – У кого? – не поняла мама.
   – У девушки, которая мне сегодня звонила.
   – Обычный, не знаю… – В голосе Татьяны Васильевны сквозило легкое удивление. – Приятный, вежливый, немного взволнованный, как мне показалось…
   «Колесниченко. Точно она. Может, что-то случилось? А вдруг она сейчас в больнице, а меня там уже нет… А может, лучше сначала на городской позвонить? Чего это я вообще так разволновался? Подумаешь, какая-то Колесниченко позвонила. Ну, допустим, она хорошая девушка, допустим, добрая, очень даже добрая, какая-то нереально добрая, душа человек, и что теперь?» – сам себе удивлялся Вадик Фишкин, отыскивая в блокноте номер мобильного телефона Зои…
 
   Но стоп! Потому что это уже совсем другая история…