Страница:
Не поверив первому впечатлению, майор вступил с молодым человеком в пререкания, убедительно разыгрывая подвыпившего идиота, действующего по принципу: «Туда нельзя? А мне надо!». Охранник был предельно вежлив, но неуступчив. Разговор продолжался минуты полторы, после чего откуда-то возникли еще двое вежливых молодых людей и без лишнего шума, очень корректно и в то же время твердо взяли Чижа под локотки. Чиж готов был поклясться, что первый охранник никого не звал на помощь.
Будучи быстро и тихо выставленным на улицу, майор для очистки совести повторил попытку, зайдя на сей раз с тыла – через служебный вход. Здесь его поползновения были пресечены практически сразу, и через две минуты он, как злостный нарушитель установленного порядка, предстал перед начальником охраны, который, вникнув в суть дела, лишь пожал плечами и коротко бросил: «Вызывайте милицию».
Услышав эту фразу, Чиж прекратил валять дурака и предъявил свое служебное удостоверение. Пускаться в объяснения он не стал, но начальник охраны, похоже, все понял без лишних слов. «Зря вы это затеяли, – сказал он, провожая Чижа до порога своего кабинета. – Мимо моих ребят муха не пролетит, здесь вам не гастроном и не Большой театр.»
В каком-то смысле начальник охраны был, конечно же, прав. Его подчиненные могли уверенно противостоять любым случайным беспорядкам, да и большинству неслучайных тоже. Чиж убедился в этом на собственном опыте и не сомневался, что мрачная личность в черном трико и маске с прорезями для глаз, вооруженная пистолетом с глушителем и связкой гранат, не пройдет дальше дверей центра. Но для человека, обладающего определенными профессиональными навыками и четко представляющего, чего он хочет, вся эта система безопасности не могла служить серьезным препятствием. Майор был убежден, что даже он со своим животом и одышкой мог бы пройти через здешнюю охрану, как нож сквозь масло, сделать дело и уйти прежде, чем кто-то успел бы ему помешать.
«Да ладно, – подумал он, выводя машину со стоянки. – Как сумеем, так и сыграем. По крайней мере, от вмешательства в это дело дилетантов можно считать себя застрахованным. Если, конечно, Хромой не позаботится о том, чтобы заранее перекупить охрану центра…»
В конце концов от всех этих «если» и «вдруг» у него зверски разболелась голова. Дело шло к вечеру, дома его дожидалась пустая квартира, возвращаться в которую совершенно не хотелось. Он задумался: а чем, собственно, может занять свободный вечер одинокий мужчина средних лет? Да чем угодно, сказал он себе. Можно зайти в любой бар, в ресторан, познакомиться с такой же одинокой и симпатичной дамой… Да-да, именно в ресторан! Заказать себе и даме по бокалу мартини, поднести ей зажигалку, сказать комплимент… Но в первую очередь – заказать выпивку, потому что… Ну потому что… А что еще делать в ресторане? Жрать котлеты?
"Нет, – решил он, – ресторан отпадает, тем более что я только что оттуда. Есть я больше не могу, а пить мне нельзя, потому что я так решил. Значит, в ресторане мне делать нечего. Что остается? Кино, например. Так ведь там показывают то же, что и по телевизору, и вообще, несолидно это – в моем возрасте шастать по киношкам. Ну тогда… Тогда на выставку. На какую-нибудь, все равно на какую, поскольку ценитель искусства из меня никудышный. И если идти на выставку, то, опять же, чтобы закадрить там одинокую даму. Пригласить ее в ресторан… Вот черт, опять ресторан! Не надо в ресторан. Домой. Зажечь свечи, открыть бутылку хорошего вина…
Э, подумал он с тоской. Это что же получается? Получается, что я не мыслю себе культурный отдых без бутылки! А кто мыслит? Эта самая одинокая интеллигентная дама средних лет, которую я тут собирался закадрить, тоже очень удивится, если я прямо с ходу предложу ей нырнуть в постель – прямо с порога, без бутылки и свечей… Да и не нужна мне никакая дама! Что я буду с ней делать? Они от меня шарахаются, и правильно делают, потому что я либо принимаюсь мямлить, как пятнадцатилетний сопляк, либо с ходу беру быка за рога и называю вещи своими именами. Не умею я баб кадрить, пора уже в этом признаться. Не умею и не хочу."
…На город спустились прозрачные летние сумерки, вдоль дороги, моргнув пару раз, зажглись фонари. Бросив взгляд вправо, Чиж увидел сияющую электрическим светом широкую витрину, над которой полыхала неоновым огнем вывеска продуктового магазина. В сплошном ряду припаркованных у обочины машин, как по заказу, мелькнуло свободное место, и майор загнал туда машину, даже не успев сообразить, что, собственно, намерен предпринять.
«Десятка» вошла в просвет между потрепанным «крайслером» и ярко-оранжевым, как морковка, и таким же остроносым «фольксвагеном» точно и плотно, как пробка в бутылочное горлышко. Чиж затормозил в сантиметре от высокого бордюра и заглушил двигатель. Он вынул ключ из замка зажигания, закурил и взялся за ручку дверцы, но задержался, чтобы дать себе несколько секунд на размышление.
Размышлять ему совсем не хотелось. О чем тут было размышлять? Приобрести бутылку водки во все времена было действием, не требующим размышлений, особенно при наличии денег. Деньги у Чижа водились, а причин оставаться трезвым и весь вечер слоняться по пустой квартире из угла в угол, напротив, не было. Все выглядело просто, как оконная замазка, и именно эта простота заставила Чижа медлить.
"Думай, – приказал он себе. – Думай, кретин! Сколько можно жить, повинуясь одним рефлексам? Днем – выслеживать, вынюхивать, пытаться перехитрить противника, который тоже живет рефлексами, между делом чисто рефлекторно встревать в какие-то драки, а по вечерам все так же рефлекторно глотать водку – не потому, что это весело, интересно или хотя бы вкусно, а просто потому, что ты так привык, что так делают все и ты не видишь иного способа убить время.
Ну хорошо, – успокаивал себя Чиж, – чего ты разошелся? Если тебе так приспичило, можешь испортить себе еще один вечер. Вся беда в том, что рядом нет никого, кому стоило бы что-то доказывать. Посмотрим, – решил он, задним ходом выводя автомобиль со стоянки. – В конце концов, это моя собственная жизнь, и, если я хочу слегка поупражняться в мазохизме, никто мне этого не запретит."
…Тусовка на Гоголевском бульваре функционировала полным ходом. Собственно, Чиж не сомневался, что она «работает» едва ли не круглосуточно. Это было в порядке вещей: полузнакомые и совершенно незнакомые люди, собиравшиеся здесь, работали и учились в разные смены, жили своей жизнью, проворачивали какие-то дела, не имевшие никакого отношения к их увлечению музыкой «Битлз», и приходили сюда в удобное для себя время. Это была своеобразная отдушина, островок золотых шестидесятых, кое-как противостоявший бешеному напору будней. Сегодня Чиж ощутил это острее, чем в свой первый визит сюда, и невольно подумал, что многие из присутствующих наверняка имеют проблемы, аналогичные его собственным. Большинство из них, судя по лицам, не были анахоретами и стоиками, и их трезвость нуждалась в подпитке извне так же, как и у Чижа.
Майор немного послонялся между скамейками, листая журналы и разглядывая коробки с кассетами. Между делом ему удалось подслушать свеженькую историю о том, как Джордж Харрисон самолично скрутил забравшегося к нему в дом грабителя. Грабитель успел ткнуть отставного «битла» ножом, но рана оказалась несерьезной, и Харрисон довел дело до конца, сдав грабителя с рук на руки подоспевшей полиции. Самым примечательным, по мнению рассказчика, в этой истории было то, что соседи Харрисона даже не подозревали, что живут рядом со звездой, пока их не просветил заглянувший для снятия показаний офицер полиции.
Компания по соседству с жаром обсуждала последние новости о человеке, который много лет назад обезглавил «Битлз». Чиж, который был не в курсе этих новостей, с интересом узнал, что убийца Леннона, представ перед комиссией по досрочному освобождению, клятвенно пообещал сразу же после освобождения довести дело своей жизни до конца и отправить на тот свет и «эту чертову японку». Присутствующие пришли к общему мнению, что этот парень – просто псих, которому самое место в дурдоме, да не в американском, а в нашем, российском, где с ним не станут церемониться и живо выбьют из него всю дурь.
Чиж освоился здесь настолько, что уже открыл было рот, чтобы принять посильное участие в дискуссии, но тут его окликнули. Удивленно обернувшись, он увидел своего нового знакомого – Олега, в черном костюме и модной черной рубашке. Майор автоматически протянул руку, и Олег с готовностью пожал ее. Пожатие было крепким, без этой модной вяловатой ленцы, которая так не нравилась Чижу.
– Вот не ожидал вас здесь повстречать, – сказал Олег со смущенной улыбкой.
По этой улыбке Чиж без труда догадался, что Олег не столько не ожидал встретить здесь кого-то знакомого, сколько побаивался этого – как и сам Чиж, впрочем. Майор тоже был смущен, словно его застукали за занятием, не подобающим ему ни по возрасту, ни по чину.
– Да так, знаете ли, – сказал он. – Дай, думаю, загляну. Дома по вечерам такая тоска, что хоть.., ну я не знаю.., хоть телевизор смотри!
– Да, – сверкнув белозубой улыбкой, поддержал его Олег, – здесь, конечно, намного веселее.
Он легонько коснулся кончиками пальцев левой скулы. Глаза его при этом смеялись, и Чиж невольно улыбнулся в ответ.
– Бросьте, – сказал он. – Стоит ли об этом вспоминать? Уличная драка – это как дождик: не попал под него – повезло, попал – не жалуйся…
– Некоторые любят гулять под дождем, – заметил Олег.
– Я не люблю, – честно признался Чиж. – Потом то насморк, то кости ломит…
– Ломит? – переспросил Олег.
– До сих пор, – ответил Чиж. – Да и у вас, наверное, тоже, хотя по виду этого не скажешь.
– Ну так вид – дело тонкое… – Олег рассмеялся. – Слышали новость про убийцу Леннона?
Чиж кашлянул в кулак. И этот туда же… Впрочем, о чем еще здесь разговаривать? Не о погоде же, и, уж конечно, не о работе!
– Слышал, – ответил он.
– Чертов ублюдок. Психопат.
– Не думаю, – серьезно возразил Олег.
– То есть, несомненно, что у него не все дома, но он скорее напоминает мне.., гм.., последователя Герострата. Ему мало того, что он вошел в историю, как убийца Леннона. Ну убил, ну вошел… Отсидел двадцать лет, а теперь что же? На волю? Так ему там совершенно нечего делать. На его славе слой пыли толщиной в полметра, о нем давно забыли. Пойти и застрелить Джулиана? Так это же все-таки надо что-то делать, шевелиться… Проще заявить: я, мол, его все равно достану! И – обратно в камеру, перед корешами гоголем расхаживать… На воле-то страшновато: а ну, как объявится еще один такой же «геростратик»? Я, скажет, тоже хочу прославиться – замочить убийцу Джона Леннона… Это все банально, конечно, но я жутко раздражаюсь, когда слышу, как взрослые люди всерьез обсуждают действия каких-то неумех, которые жили еще до ледникового периода…
– Так он, по-вашему, неумеха? – заинтересованно спросил Чиж, у которого короткая, но очень эмоциональная речь Олега вызвала странные ассоциации: ему вдруг почудилось, что Олег говорит его собственными словами, причем волнует его не столько внутренний мир, сколько техническая сторона дела.
– А по-вашему, как? – спросил Олег. – Если уж он поставил перед собой задачу выкосить всех Леннонов, то какого дьявола он с ней не справился? Зачем дожидался, пока его арестуют? У них же не было никакой охраны – подходи, стреляй и уходи… Тем более что он не был связан никакими дополнительными условиями.
– Например, представить убийство в виде несчастного случая, – вставил Чиж, думая о своем.
Олег как-то странно посмотрел на Чижа, словно увидел его впервые в жизни.
– Да, – сказал он, застыв буквально на глазах, – например.
После этого в разговоре наступила неловкая пауза. Чиж не понимал, чем она вызвана, и никак не мог придумать, как ее прервать. Похоже было на то, что красавец Олег озадачен теми же вопросами. «Сейчас бы бутылочку, – подумал Чиж. – Принять по паре глотков, и всю неловкость как рукой сняло бы. Интересно, чем он занимается, что с таким компетентным видом рассуждает о давнем убийстве? Неужто коллега? Впрочем, сейчас все и каждый мнят себя специалистами в этой области, спасибо средствам массовой информации…»
Пауза была прервана появлением давешнего седоволосого гражданина – того самого, из-за которого пострадал Чиж и его новый знакомый. Гражданин неслышно подошел сзади и вознамерился было взять Олега за рукав, но тот вдруг бесшумно обернулся, словно у него были глаза на затылке. Двигался Олег с плавной и в то же время ловкой грацией крупного хищника. Его стремительный разворот на сто восемьдесят градусов так напугал длинноволосого гражданина, что тот подпрыгнул от неожиданности и отскочил на добрых полметра.
– А, это вы, – сказал Олег, мгновенно узнав длинноволосого. – Что же вы крадетесь, как карманник? Так ведь можно и между глаз заработать!
– 3-здравствуйте, – с легкой запинкой проговорил все еще не пришедший в себя длинноволосый. – Какой вы резкий… Не ожидал, что вы меня узнаете.
– У меня отличная зрительная память, – без тени хвастовства сказал Олег, и Чиж подумал, что это чистая правда. Сам он узнал длинноволосого только после того, как тот поздоровался. – Ну как вы? – продолжал Олег. – Они вас не очень помяли?
– Да, собственно… Как вам сказать… Собственно, меня вообще не помяли, – признался длинноволосый. – Честно говоря, все, что причиталось мне, досталось вам и вот этому молодому человеку…
Он кивнул в сторону Чижа. Майор, которого уже довольно давно никто не называл молодым человеком, сдержанно кивнул, подумав при этом, что им с Олегом наверняка досталось раз в двадцать больше того, что «причиталось» длинноволосому, который скорее всего отделался бы парой оплеух.
– Я, собственно, подошел, чтобы выразить свою благодарность, – продолжал длинноволосый. – В наше время люди редко заступаются друг за друга. Это ценное умение, увы, совершенно утрачено в процессе эволюции…
– Мне всегда казалось, – перебил его Олег, – что это, как вы выразились, ценное умение было придумано романтически настроенными писателями.
– Как придумано? – вскинулся длинноволосый.
– Из головы, – любезно пояснил Олег. – Вот отсюда.
Он постучал себя по виску согнутым указательным пальцем, с костяшки которого еще не сошла коричневая корочка.
– Вы тоже так считаете? – повернулся длинноволосый к Чижу.
– Увы, – печально сказал Чиж. – Звучит погано, но это так. Поверьте, у меня богатый опыт по этой части. Чтобы преодолеть инстинкт самосохранения, человеку обычно требуется нечто большее, чем зрелище чьих-то унижений, страданий и даже смерти.
Олег бросил на него быстрый взгляд через плечо, трудно было понять, одобряет он Чижа или, наоборот, потешается над ним.
– Но позвольте, – растерялся длинноволосый. – Зачем же вы тогда…
Он опять смотрел на Олега, адресуя свой вопрос к нему.
– А они мне не понравились, – сказал тот. – Терпеть не могу пьяную шваль, особенно когда она начинает распускать руки.
– Но разве это не то же самое?
– К сожалению, нет, – суховато ответил Олег.
Длинноволосый повернулся к Чижу, словно в поисках поддержки, но тот лишь кивнул головой, подтверждая слова Олега. Он действительно не мог спокойно смотреть, как обижают слабого, но при этом всю жизнь безуспешно пытался избавиться от раздражения, которое вызывали в нем взрослые, физически здоровые мужчины, покорно сносившие побои и унижения. Какого черта?! – думал он в таких случаях. Если ты видишь, что твое дело все равно труба и целым уйти не удастся, сделай хоть что-нибудь – ударь, лягни, укуси, в конце концов… Пусть противнику тоже достанется пара сувениров на память о вашей встрече! Так нет же…
– Понимаете, – объяснял тем временем Олег, – ну вот они пристали к вам, назвали козлом, педерастом, схватили за волосы… Извините, что напоминаю, но из песни слова не выкинешь. Ну а если бы они, скажем, пытались при вас изнасиловать вашу жену?
Это был удар ниже пояса. Чиж знал ответ и теперь с болезненным любопытством наблюдал за тем, как корчится длинноволосый. Напрасно он так, подумал Чиж об Олеге. Ну что возьмешь с убогого?
– Ну так как? – напирал Олег с каким-то очень знакомым Чижу раздражением в голосе. – Представляете картинку? Один ублюдок прижал вас к стенке и приставил нож к горлу, а еще трое разложили вашу жену на асфальте и сдирают с нее одежду. Один сидит у нее на голове и прижимает коленями руки, другой держит ноги, а третий.., ну сами понимаете. Ваши действия?
– Но позвольте, – пролепетал длинноволосый. – Какие же тут могут быть действия? То есть, я, конечно, попытался бы что-то… Но что я могу сделать?
– Убить, – жестко сказал Олег. – Или подохнуть. Это не два ответа, а один. Единственный из возможных.
– Убить? Но это противоречит всем законам – и человеческим, и Божьим…
– Да, – сказал Олег. – И поэтому вы будете спокойно стоять и смотреть, а когда все закончится, поможете жене добраться до больницы и побежите жаловаться в милицию, да и то лишь в том случае, если насильники не догадаются вас припугнуть: молчи, сука, иначе мы тебя из-под земли достанем…
Чиж посмотрел на длинноволосого и от души пожалел его: тот был бледен нехорошей предынфарктной бледностью и все перебирал и перебирал дрожащими пальцами пуговицы на своей джинсовой куртке. Олег нависал над ним, как осадная башня, сильно подавшись вперед и сверля беднягу неприязненным взглядом. На майора вдруг снизошло нечто вроде озарения: он понял, чем вызвана эта вспышка беспричинного гнева.
– Хватит, – сказал он, хватая Олега за правый рукав и готовясь к тому, чтобы блокировать стремительный хук с левой. – Оставьте его в покое, что вы, в самом деле?..
– Но я… – лепетал длинноволосый. – Я ведь всего лишь хотел поблагодарить…
– Вы уже поблагодарили, – сказал ему Чиж, разворачивая Олега и аккуратно оттирая его в сторонку. – Идите, идите…
Он отбуксировал упирающегося Олега подальше от пятачка. Тот вдруг остановился как вкопанный и выдрал из руки Чижа свой рукав.
– Ну будет вам, – сказал он неожиданно спокойным голосом. – Что вы вцепились в меня как клещ? Перестаньте, наконец, толкаться…
– Слушай, – незаметно для себя самого перейдя на «ты», сказал ему Чиж, – ты давно завязал?
– Четыре дня, – осторожно ответил Олег после короткой паузы. Он подозрительно всмотрелся в Чижа и вдруг ухмыльнулся. – А ты?
– Примерно столько же, – со вздохом ответил Чиж.
Они расстались на автомобильной стоянке. Чиж задержался возле своей машины, чтобы посмотреть, как Олег будет садиться в «ягуар». Когда длинная, действительно неуловимо похожая на присевшего перед прыжком хищника иномарка вырулила со стоянки, майор помахал ей вслед и замер с поднятой рукой.
Теперь у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть номер машины, и этот номер полностью совпадал с тем, который Чиж видел несколько часов назад на стоянке возле торгового центра.
Глава 14
Будучи быстро и тихо выставленным на улицу, майор для очистки совести повторил попытку, зайдя на сей раз с тыла – через служебный вход. Здесь его поползновения были пресечены практически сразу, и через две минуты он, как злостный нарушитель установленного порядка, предстал перед начальником охраны, который, вникнув в суть дела, лишь пожал плечами и коротко бросил: «Вызывайте милицию».
Услышав эту фразу, Чиж прекратил валять дурака и предъявил свое служебное удостоверение. Пускаться в объяснения он не стал, но начальник охраны, похоже, все понял без лишних слов. «Зря вы это затеяли, – сказал он, провожая Чижа до порога своего кабинета. – Мимо моих ребят муха не пролетит, здесь вам не гастроном и не Большой театр.»
В каком-то смысле начальник охраны был, конечно же, прав. Его подчиненные могли уверенно противостоять любым случайным беспорядкам, да и большинству неслучайных тоже. Чиж убедился в этом на собственном опыте и не сомневался, что мрачная личность в черном трико и маске с прорезями для глаз, вооруженная пистолетом с глушителем и связкой гранат, не пройдет дальше дверей центра. Но для человека, обладающего определенными профессиональными навыками и четко представляющего, чего он хочет, вся эта система безопасности не могла служить серьезным препятствием. Майор был убежден, что даже он со своим животом и одышкой мог бы пройти через здешнюю охрану, как нож сквозь масло, сделать дело и уйти прежде, чем кто-то успел бы ему помешать.
«Да ладно, – подумал он, выводя машину со стоянки. – Как сумеем, так и сыграем. По крайней мере, от вмешательства в это дело дилетантов можно считать себя застрахованным. Если, конечно, Хромой не позаботится о том, чтобы заранее перекупить охрану центра…»
В конце концов от всех этих «если» и «вдруг» у него зверски разболелась голова. Дело шло к вечеру, дома его дожидалась пустая квартира, возвращаться в которую совершенно не хотелось. Он задумался: а чем, собственно, может занять свободный вечер одинокий мужчина средних лет? Да чем угодно, сказал он себе. Можно зайти в любой бар, в ресторан, познакомиться с такой же одинокой и симпатичной дамой… Да-да, именно в ресторан! Заказать себе и даме по бокалу мартини, поднести ей зажигалку, сказать комплимент… Но в первую очередь – заказать выпивку, потому что… Ну потому что… А что еще делать в ресторане? Жрать котлеты?
"Нет, – решил он, – ресторан отпадает, тем более что я только что оттуда. Есть я больше не могу, а пить мне нельзя, потому что я так решил. Значит, в ресторане мне делать нечего. Что остается? Кино, например. Так ведь там показывают то же, что и по телевизору, и вообще, несолидно это – в моем возрасте шастать по киношкам. Ну тогда… Тогда на выставку. На какую-нибудь, все равно на какую, поскольку ценитель искусства из меня никудышный. И если идти на выставку, то, опять же, чтобы закадрить там одинокую даму. Пригласить ее в ресторан… Вот черт, опять ресторан! Не надо в ресторан. Домой. Зажечь свечи, открыть бутылку хорошего вина…
Э, подумал он с тоской. Это что же получается? Получается, что я не мыслю себе культурный отдых без бутылки! А кто мыслит? Эта самая одинокая интеллигентная дама средних лет, которую я тут собирался закадрить, тоже очень удивится, если я прямо с ходу предложу ей нырнуть в постель – прямо с порога, без бутылки и свечей… Да и не нужна мне никакая дама! Что я буду с ней делать? Они от меня шарахаются, и правильно делают, потому что я либо принимаюсь мямлить, как пятнадцатилетний сопляк, либо с ходу беру быка за рога и называю вещи своими именами. Не умею я баб кадрить, пора уже в этом признаться. Не умею и не хочу."
…На город спустились прозрачные летние сумерки, вдоль дороги, моргнув пару раз, зажглись фонари. Бросив взгляд вправо, Чиж увидел сияющую электрическим светом широкую витрину, над которой полыхала неоновым огнем вывеска продуктового магазина. В сплошном ряду припаркованных у обочины машин, как по заказу, мелькнуло свободное место, и майор загнал туда машину, даже не успев сообразить, что, собственно, намерен предпринять.
«Десятка» вошла в просвет между потрепанным «крайслером» и ярко-оранжевым, как морковка, и таким же остроносым «фольксвагеном» точно и плотно, как пробка в бутылочное горлышко. Чиж затормозил в сантиметре от высокого бордюра и заглушил двигатель. Он вынул ключ из замка зажигания, закурил и взялся за ручку дверцы, но задержался, чтобы дать себе несколько секунд на размышление.
Размышлять ему совсем не хотелось. О чем тут было размышлять? Приобрести бутылку водки во все времена было действием, не требующим размышлений, особенно при наличии денег. Деньги у Чижа водились, а причин оставаться трезвым и весь вечер слоняться по пустой квартире из угла в угол, напротив, не было. Все выглядело просто, как оконная замазка, и именно эта простота заставила Чижа медлить.
"Думай, – приказал он себе. – Думай, кретин! Сколько можно жить, повинуясь одним рефлексам? Днем – выслеживать, вынюхивать, пытаться перехитрить противника, который тоже живет рефлексами, между делом чисто рефлекторно встревать в какие-то драки, а по вечерам все так же рефлекторно глотать водку – не потому, что это весело, интересно или хотя бы вкусно, а просто потому, что ты так привык, что так делают все и ты не видишь иного способа убить время.
Ну хорошо, – успокаивал себя Чиж, – чего ты разошелся? Если тебе так приспичило, можешь испортить себе еще один вечер. Вся беда в том, что рядом нет никого, кому стоило бы что-то доказывать. Посмотрим, – решил он, задним ходом выводя автомобиль со стоянки. – В конце концов, это моя собственная жизнь, и, если я хочу слегка поупражняться в мазохизме, никто мне этого не запретит."
…Тусовка на Гоголевском бульваре функционировала полным ходом. Собственно, Чиж не сомневался, что она «работает» едва ли не круглосуточно. Это было в порядке вещей: полузнакомые и совершенно незнакомые люди, собиравшиеся здесь, работали и учились в разные смены, жили своей жизнью, проворачивали какие-то дела, не имевшие никакого отношения к их увлечению музыкой «Битлз», и приходили сюда в удобное для себя время. Это была своеобразная отдушина, островок золотых шестидесятых, кое-как противостоявший бешеному напору будней. Сегодня Чиж ощутил это острее, чем в свой первый визит сюда, и невольно подумал, что многие из присутствующих наверняка имеют проблемы, аналогичные его собственным. Большинство из них, судя по лицам, не были анахоретами и стоиками, и их трезвость нуждалась в подпитке извне так же, как и у Чижа.
Майор немного послонялся между скамейками, листая журналы и разглядывая коробки с кассетами. Между делом ему удалось подслушать свеженькую историю о том, как Джордж Харрисон самолично скрутил забравшегося к нему в дом грабителя. Грабитель успел ткнуть отставного «битла» ножом, но рана оказалась несерьезной, и Харрисон довел дело до конца, сдав грабителя с рук на руки подоспевшей полиции. Самым примечательным, по мнению рассказчика, в этой истории было то, что соседи Харрисона даже не подозревали, что живут рядом со звездой, пока их не просветил заглянувший для снятия показаний офицер полиции.
Компания по соседству с жаром обсуждала последние новости о человеке, который много лет назад обезглавил «Битлз». Чиж, который был не в курсе этих новостей, с интересом узнал, что убийца Леннона, представ перед комиссией по досрочному освобождению, клятвенно пообещал сразу же после освобождения довести дело своей жизни до конца и отправить на тот свет и «эту чертову японку». Присутствующие пришли к общему мнению, что этот парень – просто псих, которому самое место в дурдоме, да не в американском, а в нашем, российском, где с ним не станут церемониться и живо выбьют из него всю дурь.
Чиж освоился здесь настолько, что уже открыл было рот, чтобы принять посильное участие в дискуссии, но тут его окликнули. Удивленно обернувшись, он увидел своего нового знакомого – Олега, в черном костюме и модной черной рубашке. Майор автоматически протянул руку, и Олег с готовностью пожал ее. Пожатие было крепким, без этой модной вяловатой ленцы, которая так не нравилась Чижу.
– Вот не ожидал вас здесь повстречать, – сказал Олег со смущенной улыбкой.
По этой улыбке Чиж без труда догадался, что Олег не столько не ожидал встретить здесь кого-то знакомого, сколько побаивался этого – как и сам Чиж, впрочем. Майор тоже был смущен, словно его застукали за занятием, не подобающим ему ни по возрасту, ни по чину.
– Да так, знаете ли, – сказал он. – Дай, думаю, загляну. Дома по вечерам такая тоска, что хоть.., ну я не знаю.., хоть телевизор смотри!
– Да, – сверкнув белозубой улыбкой, поддержал его Олег, – здесь, конечно, намного веселее.
Он легонько коснулся кончиками пальцев левой скулы. Глаза его при этом смеялись, и Чиж невольно улыбнулся в ответ.
– Бросьте, – сказал он. – Стоит ли об этом вспоминать? Уличная драка – это как дождик: не попал под него – повезло, попал – не жалуйся…
– Некоторые любят гулять под дождем, – заметил Олег.
– Я не люблю, – честно признался Чиж. – Потом то насморк, то кости ломит…
– Ломит? – переспросил Олег.
– До сих пор, – ответил Чиж. – Да и у вас, наверное, тоже, хотя по виду этого не скажешь.
– Ну так вид – дело тонкое… – Олег рассмеялся. – Слышали новость про убийцу Леннона?
Чиж кашлянул в кулак. И этот туда же… Впрочем, о чем еще здесь разговаривать? Не о погоде же, и, уж конечно, не о работе!
– Слышал, – ответил он.
– Чертов ублюдок. Психопат.
– Не думаю, – серьезно возразил Олег.
– То есть, несомненно, что у него не все дома, но он скорее напоминает мне.., гм.., последователя Герострата. Ему мало того, что он вошел в историю, как убийца Леннона. Ну убил, ну вошел… Отсидел двадцать лет, а теперь что же? На волю? Так ему там совершенно нечего делать. На его славе слой пыли толщиной в полметра, о нем давно забыли. Пойти и застрелить Джулиана? Так это же все-таки надо что-то делать, шевелиться… Проще заявить: я, мол, его все равно достану! И – обратно в камеру, перед корешами гоголем расхаживать… На воле-то страшновато: а ну, как объявится еще один такой же «геростратик»? Я, скажет, тоже хочу прославиться – замочить убийцу Джона Леннона… Это все банально, конечно, но я жутко раздражаюсь, когда слышу, как взрослые люди всерьез обсуждают действия каких-то неумех, которые жили еще до ледникового периода…
– Так он, по-вашему, неумеха? – заинтересованно спросил Чиж, у которого короткая, но очень эмоциональная речь Олега вызвала странные ассоциации: ему вдруг почудилось, что Олег говорит его собственными словами, причем волнует его не столько внутренний мир, сколько техническая сторона дела.
– А по-вашему, как? – спросил Олег. – Если уж он поставил перед собой задачу выкосить всех Леннонов, то какого дьявола он с ней не справился? Зачем дожидался, пока его арестуют? У них же не было никакой охраны – подходи, стреляй и уходи… Тем более что он не был связан никакими дополнительными условиями.
– Например, представить убийство в виде несчастного случая, – вставил Чиж, думая о своем.
Олег как-то странно посмотрел на Чижа, словно увидел его впервые в жизни.
– Да, – сказал он, застыв буквально на глазах, – например.
После этого в разговоре наступила неловкая пауза. Чиж не понимал, чем она вызвана, и никак не мог придумать, как ее прервать. Похоже было на то, что красавец Олег озадачен теми же вопросами. «Сейчас бы бутылочку, – подумал Чиж. – Принять по паре глотков, и всю неловкость как рукой сняло бы. Интересно, чем он занимается, что с таким компетентным видом рассуждает о давнем убийстве? Неужто коллега? Впрочем, сейчас все и каждый мнят себя специалистами в этой области, спасибо средствам массовой информации…»
Пауза была прервана появлением давешнего седоволосого гражданина – того самого, из-за которого пострадал Чиж и его новый знакомый. Гражданин неслышно подошел сзади и вознамерился было взять Олега за рукав, но тот вдруг бесшумно обернулся, словно у него были глаза на затылке. Двигался Олег с плавной и в то же время ловкой грацией крупного хищника. Его стремительный разворот на сто восемьдесят градусов так напугал длинноволосого гражданина, что тот подпрыгнул от неожиданности и отскочил на добрых полметра.
– А, это вы, – сказал Олег, мгновенно узнав длинноволосого. – Что же вы крадетесь, как карманник? Так ведь можно и между глаз заработать!
– 3-здравствуйте, – с легкой запинкой проговорил все еще не пришедший в себя длинноволосый. – Какой вы резкий… Не ожидал, что вы меня узнаете.
– У меня отличная зрительная память, – без тени хвастовства сказал Олег, и Чиж подумал, что это чистая правда. Сам он узнал длинноволосого только после того, как тот поздоровался. – Ну как вы? – продолжал Олег. – Они вас не очень помяли?
– Да, собственно… Как вам сказать… Собственно, меня вообще не помяли, – признался длинноволосый. – Честно говоря, все, что причиталось мне, досталось вам и вот этому молодому человеку…
Он кивнул в сторону Чижа. Майор, которого уже довольно давно никто не называл молодым человеком, сдержанно кивнул, подумав при этом, что им с Олегом наверняка досталось раз в двадцать больше того, что «причиталось» длинноволосому, который скорее всего отделался бы парой оплеух.
– Я, собственно, подошел, чтобы выразить свою благодарность, – продолжал длинноволосый. – В наше время люди редко заступаются друг за друга. Это ценное умение, увы, совершенно утрачено в процессе эволюции…
– Мне всегда казалось, – перебил его Олег, – что это, как вы выразились, ценное умение было придумано романтически настроенными писателями.
– Как придумано? – вскинулся длинноволосый.
– Из головы, – любезно пояснил Олег. – Вот отсюда.
Он постучал себя по виску согнутым указательным пальцем, с костяшки которого еще не сошла коричневая корочка.
– Вы тоже так считаете? – повернулся длинноволосый к Чижу.
– Увы, – печально сказал Чиж. – Звучит погано, но это так. Поверьте, у меня богатый опыт по этой части. Чтобы преодолеть инстинкт самосохранения, человеку обычно требуется нечто большее, чем зрелище чьих-то унижений, страданий и даже смерти.
Олег бросил на него быстрый взгляд через плечо, трудно было понять, одобряет он Чижа или, наоборот, потешается над ним.
– Но позвольте, – растерялся длинноволосый. – Зачем же вы тогда…
Он опять смотрел на Олега, адресуя свой вопрос к нему.
– А они мне не понравились, – сказал тот. – Терпеть не могу пьяную шваль, особенно когда она начинает распускать руки.
– Но разве это не то же самое?
– К сожалению, нет, – суховато ответил Олег.
Длинноволосый повернулся к Чижу, словно в поисках поддержки, но тот лишь кивнул головой, подтверждая слова Олега. Он действительно не мог спокойно смотреть, как обижают слабого, но при этом всю жизнь безуспешно пытался избавиться от раздражения, которое вызывали в нем взрослые, физически здоровые мужчины, покорно сносившие побои и унижения. Какого черта?! – думал он в таких случаях. Если ты видишь, что твое дело все равно труба и целым уйти не удастся, сделай хоть что-нибудь – ударь, лягни, укуси, в конце концов… Пусть противнику тоже достанется пара сувениров на память о вашей встрече! Так нет же…
– Понимаете, – объяснял тем временем Олег, – ну вот они пристали к вам, назвали козлом, педерастом, схватили за волосы… Извините, что напоминаю, но из песни слова не выкинешь. Ну а если бы они, скажем, пытались при вас изнасиловать вашу жену?
Это был удар ниже пояса. Чиж знал ответ и теперь с болезненным любопытством наблюдал за тем, как корчится длинноволосый. Напрасно он так, подумал Чиж об Олеге. Ну что возьмешь с убогого?
– Ну так как? – напирал Олег с каким-то очень знакомым Чижу раздражением в голосе. – Представляете картинку? Один ублюдок прижал вас к стенке и приставил нож к горлу, а еще трое разложили вашу жену на асфальте и сдирают с нее одежду. Один сидит у нее на голове и прижимает коленями руки, другой держит ноги, а третий.., ну сами понимаете. Ваши действия?
– Но позвольте, – пролепетал длинноволосый. – Какие же тут могут быть действия? То есть, я, конечно, попытался бы что-то… Но что я могу сделать?
– Убить, – жестко сказал Олег. – Или подохнуть. Это не два ответа, а один. Единственный из возможных.
– Убить? Но это противоречит всем законам – и человеческим, и Божьим…
– Да, – сказал Олег. – И поэтому вы будете спокойно стоять и смотреть, а когда все закончится, поможете жене добраться до больницы и побежите жаловаться в милицию, да и то лишь в том случае, если насильники не догадаются вас припугнуть: молчи, сука, иначе мы тебя из-под земли достанем…
Чиж посмотрел на длинноволосого и от души пожалел его: тот был бледен нехорошей предынфарктной бледностью и все перебирал и перебирал дрожащими пальцами пуговицы на своей джинсовой куртке. Олег нависал над ним, как осадная башня, сильно подавшись вперед и сверля беднягу неприязненным взглядом. На майора вдруг снизошло нечто вроде озарения: он понял, чем вызвана эта вспышка беспричинного гнева.
– Хватит, – сказал он, хватая Олега за правый рукав и готовясь к тому, чтобы блокировать стремительный хук с левой. – Оставьте его в покое, что вы, в самом деле?..
– Но я… – лепетал длинноволосый. – Я ведь всего лишь хотел поблагодарить…
– Вы уже поблагодарили, – сказал ему Чиж, разворачивая Олега и аккуратно оттирая его в сторонку. – Идите, идите…
Он отбуксировал упирающегося Олега подальше от пятачка. Тот вдруг остановился как вкопанный и выдрал из руки Чижа свой рукав.
– Ну будет вам, – сказал он неожиданно спокойным голосом. – Что вы вцепились в меня как клещ? Перестаньте, наконец, толкаться…
– Слушай, – незаметно для себя самого перейдя на «ты», сказал ему Чиж, – ты давно завязал?
– Четыре дня, – осторожно ответил Олег после короткой паузы. Он подозрительно всмотрелся в Чижа и вдруг ухмыльнулся. – А ты?
– Примерно столько же, – со вздохом ответил Чиж.
Они расстались на автомобильной стоянке. Чиж задержался возле своей машины, чтобы посмотреть, как Олег будет садиться в «ягуар». Когда длинная, действительно неуловимо похожая на присевшего перед прыжком хищника иномарка вырулила со стоянки, майор помахал ей вслед и замер с поднятой рукой.
Теперь у него было достаточно времени, чтобы рассмотреть номер машины, и этот номер полностью совпадал с тем, который Чиж видел несколько часов назад на стоянке возле торгового центра.
Глава 14
«КУШАТЬ ПОДАНО!»
На улице Народного Ополчения Абзац разогнался по-настоящему и включил пятую передачу. Место здесь было не самое подходящее для автомобильных гонок, и сидевший на соседнем сиденье Чиж покосился на него с легким недоумением. Впрочем, говорить он ничего не стал, целиком сосредоточившись на кастрюле с мясом, которую держал на коленях, чтобы, не дай Бог, не расплескать маринад.
Абзац долго не мог поверить в то, что Чиж – это не кличка, а фамилия. Он вовсе не пытался выведать у своего нового знакомого его фамилию, справедливо полагая, что толку ему от нее не будет никакого. Тот представился по собственной инициативе – попросил называть его не Николаем, а Чижом, потому что он, видите ли, так привык. Абзац не возражал: так действительно было короче и проще. Свою фамилию он называть не стал – просто не смог решить, какую именно выбрать. В данный момент он звался Лупоглазовым, а это была вовсе не та фамилия, которой можно гордиться.
Подъезжая к Карамышевскому мосту, Абзац размышлял о том, как странно порой поворачивается жизнь. Десять дней назад одна мысль о том, что он обзаведется приятелем, вызвала бы у него взрыв хохота. Против такой идеи восставало все: его характер, привычки, убеждения и, прежде всего, профессия. Если ты не хочешь посвящать друзей в свои профессиональные и личные секреты, проще всего вообще не иметь друзей. Если ты не хочешь, чтобы кто-то, кому ты доверяешь, выстрелил тебе в затылок, не доверяй никому и ни к кому не поворачивайся спиной. Если ты хочешь выжить, живи один и всегда держи руку на спусковом крючке.
Это была азбука, и Абзац даже под угрозой расстрела не смог бы вразумительно объяснить, что заставляет его одно за другим нарушать собственные правила, казавшиеся прежде такими же незыблемыми, как закон всемирного тяготения. Ответ был прост: Чиж ему нравился. С точки зрения профессионального киллера, это вообще не могло считаться ответом, но другого у Абзаца не было. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. «СО МНОЙ МОЖНО ИДТИ В РАЗВЕДКУ!» – было выведено у него на лбу крупными фосфоресцирующими буквами. Абзац не привык доверять транспарантам и все время пытался отыскать на простодушной с виду физиономии Чижа сделанную мелким шрифтом неприметную приписку, – пытался и не находил. В конце концов он решил оставить эти попытки до тех пор, пока Чиж не проявит себя сам. Если у этого толстяка был какой-то тайный интерес, какая-то своя, глубоко запрятанная цель, все это должно было рано или поздно выйти на поверхность. Оставалось лишь следить, чтобы это не произошло слишком поздно, то есть держать ушки на макушке, к чему Абзац давно привык и что делал чисто автоматически.
На повороте колесо угодило в глубокую выбоину, и машину тряхнуло. Надежные английские амортизаторы смягчили удар, но седоков все равно подбросило. В багажнике глухо лязгнула связка стальных шампуров, а Чиж поспешно и очень своевременно приподнял кастрюлю с мясом, компенсировав собственными руками то, с чем не справились амортизаторы «ягуара». Реакция у него была отменная – не по возрасту и, если уж на то пошло, не по комплекции. Назвать Чижа толстяком можно было с натяжкой, но он уже начал заметно полнеть и обзавелся отчетливо видным со стороны двойным подбородком. Однако Абзац видел его в деле и продолжал терзаться сомнениями: а вдруг простодушие и надежность его нового приятеля являются такой же маской, как и его не внушающая никаких опасений «колобковая» внешность?
«Бог с ним, – подумал Абзац, въезжая на мост. – Жениться я на нем не собираюсь, брать его на дело мне незачем… Если его подослал ко мне Хромой, то остается открытым один вопрос: зачем? Чтобы шлепнуть меня после того, как я уберу Кондрашова? Слишком громоздко и ненадежно. Откуда Хромой мог знать, что я клюну на эту удочку? Откуда он вообще может знать, на что меня следует ловить? И потом, надо быть круглым идиотом, чтобы думать, будто я позволю кому-то себя пришить только на том основании, что он называет себя моим приятелем…»
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Серебристый «лендровер-дискавери» упорно ехал следом, отставая метров на сто. Выдерживать заданный Абзацем темп было трудновато, но водитель «лендровера» старался изо всех сил. Не доходит, подумал Абзац. В этом паршивом мире никому ничего нельзя объяснить словами. Кажется, русским языком предупредил: буду убивать. Что теперь прикажете делать? С одной стороны, слово – не воробей, а с другой… Ну не устраивать же пальбу прямо на глазах у этого Чижа! Кто его знает, как он себя поведет, когда начнется настоящая заварушка. Может, он только этого и ждет, чтобы дать мне сзади по башке и упрятать меня в мешок…
Они проскочили мост, миновали Нижние Мневники и вскоре въехали на единственную улицу деревни Терехово. Это действительно была самая настоящая деревня, застроенная древними развалюхами, которые стыдливо прятались за покосившимися гнилыми заборами среди почерневших от времени поленниц, замшелых яблонь и каких-то кособоких курятников. То, что это тихо догнивающее местечко было расположено чуть ли не в центре Москвы, казалось полным отрицанием здравого смысла, и именно по этой причине Абзац любил время от времени наведываться сюда. Он даже оборудовал здесь одну их своих запасных нор, купив бесхозную развалюху на задах деревни.
Возле одного из крайних домов Шкабров остановил машину. Чиж бросил на него еще один удивленный взгляд, но он сделал успокаивающий жест рукой: все нормально, не беспокойся. Выбравшись из машины, Абзац посмотрел назад. Серебристый «лендровер» куда-то пропал, хотя две минуты назад он прилежно пылил позади. Странно, подумал Абзац, разминая ноги. Неужели я ошибся? Неужели ребята просто решили половить рыбку или ехали к кому-то в гости? Впрочем, почему бы и нет? Места здесь живописные, напротив, за рекой – лесопарк…
«Если хочешь кого-то замочить по-тихому, лучшего места просто не найти», – подумал он и словно невзначай провел рукой по пояснице, проверяя, не выпирает ли из-под легкой черной ветровки рукоятка «вальтера». С пистолетом он теперь не расставался. Это было рискованно, но Абзац решил, что больше никому не позволит висеть у себя на хвосте, брать себя за волосы и бить коленом в пах.
Абзац долго не мог поверить в то, что Чиж – это не кличка, а фамилия. Он вовсе не пытался выведать у своего нового знакомого его фамилию, справедливо полагая, что толку ему от нее не будет никакого. Тот представился по собственной инициативе – попросил называть его не Николаем, а Чижом, потому что он, видите ли, так привык. Абзац не возражал: так действительно было короче и проще. Свою фамилию он называть не стал – просто не смог решить, какую именно выбрать. В данный момент он звался Лупоглазовым, а это была вовсе не та фамилия, которой можно гордиться.
Подъезжая к Карамышевскому мосту, Абзац размышлял о том, как странно порой поворачивается жизнь. Десять дней назад одна мысль о том, что он обзаведется приятелем, вызвала бы у него взрыв хохота. Против такой идеи восставало все: его характер, привычки, убеждения и, прежде всего, профессия. Если ты не хочешь посвящать друзей в свои профессиональные и личные секреты, проще всего вообще не иметь друзей. Если ты не хочешь, чтобы кто-то, кому ты доверяешь, выстрелил тебе в затылок, не доверяй никому и ни к кому не поворачивайся спиной. Если ты хочешь выжить, живи один и всегда держи руку на спусковом крючке.
Это была азбука, и Абзац даже под угрозой расстрела не смог бы вразумительно объяснить, что заставляет его одно за другим нарушать собственные правила, казавшиеся прежде такими же незыблемыми, как закон всемирного тяготения. Ответ был прост: Чиж ему нравился. С точки зрения профессионального киллера, это вообще не могло считаться ответом, но другого у Абзаца не было. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. «СО МНОЙ МОЖНО ИДТИ В РАЗВЕДКУ!» – было выведено у него на лбу крупными фосфоресцирующими буквами. Абзац не привык доверять транспарантам и все время пытался отыскать на простодушной с виду физиономии Чижа сделанную мелким шрифтом неприметную приписку, – пытался и не находил. В конце концов он решил оставить эти попытки до тех пор, пока Чиж не проявит себя сам. Если у этого толстяка был какой-то тайный интерес, какая-то своя, глубоко запрятанная цель, все это должно было рано или поздно выйти на поверхность. Оставалось лишь следить, чтобы это не произошло слишком поздно, то есть держать ушки на макушке, к чему Абзац давно привык и что делал чисто автоматически.
На повороте колесо угодило в глубокую выбоину, и машину тряхнуло. Надежные английские амортизаторы смягчили удар, но седоков все равно подбросило. В багажнике глухо лязгнула связка стальных шампуров, а Чиж поспешно и очень своевременно приподнял кастрюлю с мясом, компенсировав собственными руками то, с чем не справились амортизаторы «ягуара». Реакция у него была отменная – не по возрасту и, если уж на то пошло, не по комплекции. Назвать Чижа толстяком можно было с натяжкой, но он уже начал заметно полнеть и обзавелся отчетливо видным со стороны двойным подбородком. Однако Абзац видел его в деле и продолжал терзаться сомнениями: а вдруг простодушие и надежность его нового приятеля являются такой же маской, как и его не внушающая никаких опасений «колобковая» внешность?
«Бог с ним, – подумал Абзац, въезжая на мост. – Жениться я на нем не собираюсь, брать его на дело мне незачем… Если его подослал ко мне Хромой, то остается открытым один вопрос: зачем? Чтобы шлепнуть меня после того, как я уберу Кондрашова? Слишком громоздко и ненадежно. Откуда Хромой мог знать, что я клюну на эту удочку? Откуда он вообще может знать, на что меня следует ловить? И потом, надо быть круглым идиотом, чтобы думать, будто я позволю кому-то себя пришить только на том основании, что он называет себя моим приятелем…»
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Серебристый «лендровер-дискавери» упорно ехал следом, отставая метров на сто. Выдерживать заданный Абзацем темп было трудновато, но водитель «лендровера» старался изо всех сил. Не доходит, подумал Абзац. В этом паршивом мире никому ничего нельзя объяснить словами. Кажется, русским языком предупредил: буду убивать. Что теперь прикажете делать? С одной стороны, слово – не воробей, а с другой… Ну не устраивать же пальбу прямо на глазах у этого Чижа! Кто его знает, как он себя поведет, когда начнется настоящая заварушка. Может, он только этого и ждет, чтобы дать мне сзади по башке и упрятать меня в мешок…
Они проскочили мост, миновали Нижние Мневники и вскоре въехали на единственную улицу деревни Терехово. Это действительно была самая настоящая деревня, застроенная древними развалюхами, которые стыдливо прятались за покосившимися гнилыми заборами среди почерневших от времени поленниц, замшелых яблонь и каких-то кособоких курятников. То, что это тихо догнивающее местечко было расположено чуть ли не в центре Москвы, казалось полным отрицанием здравого смысла, и именно по этой причине Абзац любил время от времени наведываться сюда. Он даже оборудовал здесь одну их своих запасных нор, купив бесхозную развалюху на задах деревни.
Возле одного из крайних домов Шкабров остановил машину. Чиж бросил на него еще один удивленный взгляд, но он сделал успокаивающий жест рукой: все нормально, не беспокойся. Выбравшись из машины, Абзац посмотрел назад. Серебристый «лендровер» куда-то пропал, хотя две минуты назад он прилежно пылил позади. Странно, подумал Абзац, разминая ноги. Неужели я ошибся? Неужели ребята просто решили половить рыбку или ехали к кому-то в гости? Впрочем, почему бы и нет? Места здесь живописные, напротив, за рекой – лесопарк…
«Если хочешь кого-то замочить по-тихому, лучшего места просто не найти», – подумал он и словно невзначай провел рукой по пояснице, проверяя, не выпирает ли из-под легкой черной ветровки рукоятка «вальтера». С пистолетом он теперь не расставался. Это было рискованно, но Абзац решил, что больше никому не позволит висеть у себя на хвосте, брать себя за волосы и бить коленом в пах.