Член Совета безопасности был одет с иголочки, идеально выбрит, безукоризненно причесан. Президент посмотрел на обувь своего гостя – ни пылинки, ни соринки, словно только что из магазина.
   После рукопожатия президент предложил гостю сесть и вновь посмотрел на его ботинки.
   – Что, не жмут?
   Мужчина дернулся, и ему ничего не оставалось, как улыбнуться.
   – Угадали, сегодня первый раз надел.
   – Импортные, небось?
   – Да, импортные, – признался чиновник, не зная, куда деть папку, с которой вошел. А слова, приготовленные для доклада, застряли в горле, как рыбья кость, которую ни проглотить, ни выплюнуть.
   – Свои надо носить, отечественные. Вот вице-премьер, правильно придумал всех чиновников на «Волги» пересадить. Приятно теперь глянуть, а то разъездились, как банкиры какие-то, понимаешь, господа мне нашлись. Да и этих надо утихомирить, только народ будоражат… Я думцев имею в виду. Орут, орут, шуму много, а толку никакого. Вот если я шумну, то толк появится, они все пенсии получать станут. Хотя я знаю… – президенту хотелось поговорить, и он себе в этом удовольствии не отказал.
   Он перескакивал с мысли на мысль, словно бы забывая, о чем говорил минуту назад.
   – «Волги» – это хорошо, с инвестициями тоже неплохо. Ну, докладывай, что там у нас? Я сегодня с американским президентом говорил, надеюсь, ничего лишнего сгоряча не пообещал. Он все гнет к тому, чтобы мы стратегические вооружения сокращали. Я его понимаю…
   Президент не садился, а вот чиновнику из Совета безопасности было не по себе – как так, он сидит, а президент стоит перед ним и вещает. Он хотел встать, но президент рукой легонько вдавил гостя в мягкое кресло.
   – Сиди, не стесняйся, сейчас чай принесут с печеньем.
   Разговор, на первый взгляд, выглядел довольно буднично и как бы ни о чем.
   – Он все напирает, чтобы мы ракеты сокращали, а я-то понимаю, не дурак. Ракеты есть не просят, и зарплату платить им не надо. Так вот, если сокращать, то сокращать надо людей, – и президент провел перед собой ладонью, словно смахивал с шахматной доски фигуры. – Людей! Это же какие деньги освободятся, а вот их мы бросим на стратегические вооружения, и тут у нас будет паритет, – президент самодовольно улыбнулся, дескать, экое мудреное слово так легко выговорил, не запнулся.
   Чиновник пока молчал, ему слова не давали. Когда внесли поднос с чаем, президент наконец уселся в мягкое кресло и подобрел. Чай был ароматный, его запах мгновенно заполнил комнату.
   – Бери чашку, пей.
   Даже если бы чиновник и захотел отказаться, сделать это было бы крайне неудобно. Президент может обидеться и начнет подшучивать, что, мол, угощением брезгуешь, может, коньяка хочешь, на рюмку намекаешь? Президент любил и умел пошутить.
   Наконец после десятиминутных рассуждений президент скосил глаза на кожаную папку с металлическими застежками:
   – Ну, давай свои секретные документы. Выкладывай, что у тебя там по новым вооружениям. Денег мы на это дело не жалеем.
   – Денег не хватает, – сказал чиновник.
   – Тебе всегда не хватает. Сколько ни дай, все мало.
   А мне людям надо пенсии платить, зарплату выдать.
   Шахтеры бастуют, медики бастуют, учителя вот-вот поднимутся. И так кредитов набрали, хорошо еще, премьер работает, нефть, газ гоним, так хоть дыры заткнуть деньги находим. А ты говоришь, тебе мало!
   Я понимаю, что мало, но надо экономить. И чтоб результат был. Ты просил денег под новую разработку два года тому назад, когда меня переизбирали, помнишь?
   – Помню, – сказал чиновник.
   – Вот об этом и разговор. Я тебе денег дал, а результат где? Новое ваше генное оружие ни под какие конвенции не подпадает, оно не ядерное, не биологическое, не химическое, не массового уничтожения, оно как бы.., выходит, никакое. Так что у тебя там? Опять денег мало? Опять, скажешь: мол, чуть-чуть, и результат будет?
   Чиновник раскрыл папку.
   – Мне бумаги не нужны. Простым человеческим языком объясни, что к чему.
   И чиновник из Совета безопасности, который курировал разработку новых вооружений, принялся излагать президенту, что на сегодняшний день сделано доктором Кленовым. Президент раздувал щеки, пыхтел, слышать о достигнутых результатах было ему приятно.
   – Но и они не дураки… Погоди, погоди, а у них что?
   Чиновник поморщился.
   – У них тоже самое, идем нога в ногу, в затылок друг другу дышим.
   – Кто кому дышит, уточни.
   – Пока они нам. Но если урежем финансирование…
   – Не урежем, – тут же сказал президент, – ты не бойся, на это деньги найдем.
   – Вот, взгляните сюда, – перед президентом легли на стол вещественные доказательства в виде фотографий лабораторных крыс и червей. – Это одна и та же особь, – сказал чиновник, – между снимками промежуток в три дня. Вот все биологические показатели.
   – И что мышь?
   – Это не мышь, это крыса.
   – Сам вижу, что крыса, у мышей хвосты не такие, у мышей хвосты тоненькие.
   – Эта крыса…
   – Вижу. Так что с ней? Что ты мне суешь графики?
   Плевать мне на них, что с крысой?
   – Сдохла от старости через три дня.
   Президент запыхтел, даже кончики ушей порозовели.
   – Любопытно… А если с человеком вот так?
   – Пока не пробовали, до этого еще не дошли.
   – А дойдете, пока я буду сидеть в Кремле?
   – Думаю, да, – не слишком уверенно сказал совбезовский чиновник.
   – Сколько надо денег? – поставил президент вопрос ребром.
   Чиновник назвал сумму, преувеличив ее раза в полтора, по принципу: «проси больше – получишь, сколько надо». Президент чуть ли не присвистнул.
   – Столько не дам, – и он назвал свою сумму, которая абсолютно устроила чиновника. – Как появятся новые результаты – докладывай. И смотрите, чтобы никто ничего не пронюхал!
   Деваться чиновнику было некуда.
   – Пронюхали, Борис Николаевич, – развел он руками. – Ведь и у них то же самое, я говорил, идем ноздря в ноздрю.
   – И что они?
   – Предпринимают активные действия, пытаются ликвидировать нашего ученого. Сманить Кленова не смогли, так решили убрать.
   – Послушай, так это что, академика Лебедева разработки продолжаются, он начинал?
   – Да, начинал он, затем отошел отдел, все Кленову передал.
   – Да, жаль академика.., подписал я сегодня некролог. Не люблю этого дела… – тут президент задумался, помрачнел лицом, мгновенно постарел лет на пять.
   Чиновник догадался, что президент думает не о кончине академика Лебедева, а о смерти вообще.
   – Так мы их опередим или нет? – президент посмотрел в окно, затем на фотографии червей и крыс, которые были разложены рядом с чашками. – Убери эту гадость, аппетит только портят. И пей чай, не зря же его принесли. Зачем продукты переводить? Чай наш, краснодарский, так что хороший, это я тебе гарантирую. – Чиновник быстро собрал фотографии. – А как там у вас вообще в Совете безопасности дела, если, так сказать, изнутри глянуть? А то министр внутренних дел мне как-то на вас жаловался, мол, между собой договориться не можете, да еще нос в его дела суете.
   – Так он же сам входит в Совет безопасности.
   – Вот потому и говорил. Вы там смотрите, работайте и не спорьте, а то разгоню.
   Президент и чиновник попили чаю и мирно побеседовали уже не о крысах, червях и генном оружии, а о погоде, которая то начинает портиться, то вдруг, вопреки всем ожиданиям и прогнозам, налаживается. Этот разговор для президента был приятен, потому что у чиновника, как и у него, на перемену погоды побаливала голова.
   – Вот, чаем и спасаюсь. Ты же знаешь, врачи ничего другого не разрешают, так вот чайком балуюсь, – и президент улыбнулся добродушно и наивно, совсем по-детски, словно и не говорили они только что о смерти, о страшном оружии, способном изменить баланс сил в мире.
   Чиновник покинул кабинет президента, а тот остался сидеть в кресле. Он был задумчив, а когда появился помощник, попросил следующую встречу отодвинуть на полчаса. Помощник осведомился, как самочувствие президента, на что тот, улыбнувшись, ответил:
   – Не дождетесь. К их сожалению, чувствую я себя неплохо.
* * *
   Президент Соединенных Штатов Америки принял своего советника по национальной безопасности в овальном кабинете Белого дома. Президента интересовало, что делается в России. Как-никак, соперник, как-никак, держава, хоть и ослабевшая, но все еще могущественная, особенно в области новейших вооружений.
   Он знал и об электронных бомбах, которые Россия смогла сделать первой, опередив даже США, знал и о разработках в области генетического оружия.
   И неспроста состоялся сегодня утром телефонный разговор. Президента США удивило то, с какой легкостью обычно несговорчивый российский президент пошел на уступки и даже предложил, а затем пообещал, что сократит несколько сухопутных дивизий, причем в одностороннем порядке.
   «Нет, просто так ничего не делают. Да, у них не хватает денег на то, чтобы платить военным зарплату, так у русских на это никогда не хватало. Но тем не менее большую армию держали. Значит, появилось или вскоре появится что-то, что сможет заменить им эти дивизии».
   Клинтона интересовало, что делается у «них» – в это понятие входил весь мир за пределами США.
   И кроме сообщений о Китае и Ираке, сегодня советник по национальной безопасности в первую очередь должен был уделить внимание научным разработкам в России. Докладывал президенту США генерал, правда, был он не в мундире, а в штатском костюме, который сидел на нем очень ладно. Генерал был моложавый, всего лишь на несколько лет старше президента. Говорил он толково, ясно излагая суть вопроса.
   – ..да, новые танки, новые боеголовки, новые системы наведения ракет. Но все это под контролем – за пределы договора об ограничении наступательных вооружений все это не выходит.
   – А что выходит? – спросил президент, подпер голову кулаком и внимательно посмотрел на генерала.
   – Только одна их разработка нашим аналитикам кажется перспективной, в смысле обхода уже подписанных договоров – генное оружие. И у русских по сведениям, полученным от нашей разведки, опережение относительно нас.
   – А почему мы отстаем? Не хватает средств?
   – Нет, средств хватает, – сказал генерал, – мы начали разработки на несколько лет позже и упустили время. Теперь нам приходится догонять, наверстывать упущенное. Их разработки начинались не под патронажем государства. Одно слово – энтузиасты. Академик Лебедев еще во времена Хрущева проводил исследования на свой страх и риск, результаты до поры до времени прятал. Мы спохватились лишь тогда, когда к его исследованиям присоединился его ученик, доктор Кленов. Кстати, вчера академик Лебедев скончался.
   Президент США внимательно посмотрел на генерала, но так и не задал естественно возникший вопрос, а тот, как бы извиняясь, произнес:
   – Ему было восемьдесят четыре года. Старый человек…
   – Я вас об этом не спрашивал, – быстро сказал президент, взял со стола карандаш и постучал грифелем себя по ногтю.
   – Наши самые толковые генетики занялись клонированием, тут мы на несколько лет опережаем Россию и идем нога в ногу с англичанами.
   – Кстати, – сказал президент, – от этих исследований с клонированном одна головная боль. Слишком уж много шума поднялось – церковь, пресса. Слава Богу, хоть с генным оружием исследования ведутся в засекреченном режиме.
   – Да, секретность полная.
   – А русские о наших исследованиях знают?
   – Думаю, да. Но они полагают, что мы еще в начале пути, и о последних наших результатах им, надеюсь, неизвестно.
   – Надеетесь или знаете?
   – Точно сказать никогда невозможно.
   – По-моему, были попытки застопорить исследования русских? – осторожно спросил президент.
   – Да, – тут же отозвался генерал, взвешивая каждое слово. Он понимал: говорить президенту о том, что в целях государственной безопасности необходимо уничтожить Кленова, нельзя ни в коем случае. – Мы пробовали переманить доктора Кленова в наши лаборатории. Нашему человеку даже удалось с ним встретиться, но он не согласился.
   – Мало предложили? – осведомился президент.
   – Нет, дело не в деньгах. Он, что называется, патриот. У русских временами этого не отнимешь. Если бы нам это удалось, разработку можно было бы завершить в самые короткие сроки. К концу года мы имели бы опытные образцы. Но не хватает интеллекта ни нам, ни им. Только объединив усилия двух ученых можно быстро достичь результата. Мозг никакими деньгами не заменишь. И мы, и русские имеем уникальные разработки. В общем, результат – стечение случайных обстоятельств, фактор везения.
   – Это что, как две половинки разорванной карты? – спросил президент.
   – Не совсем. Это как два полюса – плюс и минус.
   И только если их соединить, замкнуть, возможен электрический разряд, искра.
   Президент помолчал, затем сцепил пальцы рук и отчетливо цедя каждое слово, сказал:
   – Да, генерал, думаю, вы поступаете правильно… – И добавил:
   – В целях национальной безопасности.
   Национальная безопасность превыше всего.
   Генерал кивнул, поняв, что получил добро на проведение операции по физическому устранению русского ученого доктора Кленова. И тут же сообразил: случись провал, президент сделает вид, что был не правильно попят и подобных распоряжений отдавать не мог. Так всегда случается в большой политике.
   Немного помолчав, президент продолжил, теперь уже как бы беседуя сам с собой, словно репетировал часть будущего большого выступления:
   – Мы все на земле соседи. Можем любить друг друга, можем ненавидеть. Но если мой сосед начинает носить к себе в дом взрывчатку, то я с этим не смогу мириться.
   Ведь если взорвется его дом, то рухнет и мой, я останусь без крова. Поэтому мы, в целях государственной безопасности, в целях нашей безопасности, не должны позволять никому вносить в свой дом взрывчатку ради соседского же блага. И неважно, Саддам Хусейн делает это, Россия или Китай, мы не должны никому позволять накапливать оружие и, тем более, создавать новые его виды раньше, чем такое оружие появится у нас.
   Генералу хотелось вставить слово, возразить, что это правило применимо и к России, что там тоже рассуждают подобным образом. Но, соблюдая субординацию, он молчал.

Глава 17

   Темно-зеленый «Шевроле», за рулем которого сидел Витаутас Гидравичюс, мчался по проспекту академика Сахарова. На Тургеневской площади автомобиль повернул вправо, проехал у Мясницких ворот и оказался па Чистопрудном бульваре. Здесь машин было поменьше, Гидравичюс перестроился в первый ряд, и его автомобиль уже не мчался, а ехал не спеша. Хозяин машины, боясь пропустить поворот налево, был предельно внимателен.
   Наконец он добрался до Покровских ворот и здесь свернул на Покровку. Улица была ярко освещена.
   «Черт подери, – подумал Гидравичюс, – неужели и дальше будет так светло?»
   Но вскоре он оказался на улице Машкова. Здесь его «Шевроле» ехал очень медленно, почти тащился, и пару раз сзади ему даже посигналили, на что Витаутас Гидравичюс почти не отреагировал. Он посмотрел па часы на приборном щитке. До встречи еще оставалось десять минут. Спешить он не хотел, приезжать раньше условленного времени не было смысла – приедешь и будешь стоять, как столб среди поля, привлекая к себе внимание.
   Хотя время было позднее – без десяти десять – тем не менее центр города есть центр, и людей здесь хватало. Хватало и машин. «Шевроле» катился все медленнее и наконец остановился.
   "Ну, где же он? – Гидравичюс смотрел сквозь стекло на газетный киоск, в котором уже давным-давно был погашен свет, но человека, которого он ждал, не было. – Неужели опаздывает? А может, случилось что?
   Может, передумал? И тогда все полетит к чертям. Но время есть, немного, но все-таки есть. Так что, в общем, бояться нечего, успею подстраховаться".
   За этими размышлениями он не заметил, как сзади к автомобилю быстро подошел мужчина в мягком кожаном пальто и в такой же кожаной кепке. Пальто было расстегнуто. Мужчина потянул дверь на себя, та оказалась закрытой. Витаутас Гидравичюс с облегчением вздохнул, нажал кнопку, и мужчина, открыв дверь, быстро юркнул в салон. Пришелец был невысок, но широк в плечах, глаза его смотрели цепко.
   – Что, думал, не приду, а, Витаутас? – он произнес первую фразу по-литовски.
   – Нет, Алекс, – подавая руку для пожатия, ответил Гидравичюс, – я был уверен, что никуда ты не денешься.
   – Да, давненько мы с тобой не работали. Удивительно, что ты смог меня отыскать.
   – Тебя отыскать несложно, я ведь знаю, где ты живешь, и знаю, что такое место ты не бросишь и такой дом продавать не станешь.
   – Это точно, не стану. Ненавижу жить в больших городах, – Алекс быстро перешел на русский язык. Он говорил с легким акцентом, как и Витаутас.
   Темно-зеленый «Шевроле» тронулся, проехал метров двести и резко свернул во двор.
   – Чего это ты сюда едешь?
   – Здесь тихо, здесь мы не будем привлекать внимание и сможем поговорить спокойно.
   Свет в салоне был погашен, машина стояла в дворе старого дома. Гидравичюс предложил Алексу пересесть поближе, на переднее сиденье. Тот сперва махнул рукой, но затем понял: если Витаутас просит, значит в этом есть необходимость.
   Он выбрался из машины и, придерживая полы кожаного пальто, сел на переднее сиденье.
   – Тачка у тебя классная.
   – Люблю хорошие машины. Ты же знаешь, я всегда их любил.
   – Сколько это мы с тобой не виделись? – спросил Алекс, глядя на руки Гидравичюса, которые лежали на оплетенном кожей руле.
   – Да уже года три. Но я о тебе слышал, получил подтверждение.
   – В смысле? – Алекс улыбнулся.
   – В том смысле, что ты не потерял квалификацию.
   – Нет, квалификацию я не потерял, правда, заказы абы какие не беру, только те, за которые дорого платят.
   – А зачем тебе деньги? – с подозрением посмотрел на Алекса Гидравичюс.
   – Как это зачем?
   – Ведь у тебя все есть: хорошая машина, молодая жена, большущий дом, наверное, пара квартир в Вильнюсе…
   – Деньги всегда нужны, расходов хватает, – и Алекс немного смущенно улыбнулся. – Да ты же сам, наверное, понимаешь, молодая жена – это молодая жена.
   Ей много чего надо: брюлики, шубы, тряпки, обувь хорошая, машина не хуже, чем у других, мебель…
   Любит отдыхать и не у нас на Балтике, а там, где всегда тепло.
   – Наслышан, наслышан, – небрежно бросил Витаутас.
   – Ну давай к делу, не тяни, – поторопил его собеседник.
   Гидравичюс опустил голову, затем взял портфель, стоявший под сиденьем, поставил себе на колени, открыл.
   – Вот фотографии человека.
   – Хорошие фотографии, – сказал Алекс, буквально ощупывая их глазами, словно это были не листы бумаги, а какие-то затейливые украшения. Он даже перевернул снимки, посмотрел с обратной стороны. – И что, его?
   – Да, – коротко ответил Гидравичюс.
   – Но боюсь, мы не сойдемся в цене. Я сейчас очень дорого стою.
   – Знаю, что очень дорого. Но думается мне, если бы ты хотел отказаться, просто не приехал бы. Паспорта, виза… Не поперся бы ты из Шяуляя сюда только за тем, чтобы отказаться. Извини, Алекс, но я тебя знаю не первый год.
   – А я пока и не отказываюсь, я лишь прицениваюсь. Ты говорил, он…
   – Да, ученый.
   – Я не спрашиваю, почему ты его заказываешь, полагаю, необходимо. А еще я полагаю, Витаутас, ты человек не бедный. Давай договоримся так: я согласен, возьму этот заказ, но ты знаешь, инструмент я с собой не вез, потому что не сумасшедший. Инструмент мне придется купить здесь.
   – Я так и думал. Могу даже подсказать тебе пару торговцев.
   – Не надо, я к незнакомым не обращаюсь. У меня есть свои люди, достанут именно то, что мне нужно.
   Но это пока все разговоры, Витаутас, перейдем к делу.
   Ведь цена, как ты понимаешь, зависит от срочности.
   – Дело очень срочное, – угрюмо ответил Гидравичюс.
   – Найти другого такого специалиста, как я, ты уже не успеешь.
   – Знаю, – согласился Витаутас.
   – Я не спрашиваю, что случилось с теми, с кем ты работал раньше, меня это не интересует. Если захочешь, расскажешь сам, а нет, я и сам узнаю. В наших кругах, а как ты понимаешь, специалистов моего уровня немного, информация ходит по кругу. Не сегодня-завтра мне все станет известно.
   Витаутасу Гидравичюсу не хотелось рассказывать о том, что женщину-киллера по его приказу убили, чтобы спрятать концы в воду.
   – Я не хочу об этом говорить, противно. Разные люди попадаются. Давай о деле: сколько ты возьмешь?
   – Для начала я назову цифру такую… – И не задумываясь, словно у него был твердый прейскурант, как в парикмахерской, Алекс прошептал:
   – Пятьдесят косарей меня устроят. А там посмотрю. Если дело окажется сложное, тебе придется раскошелиться сверху.
   – На какую сумму?
   – Ну, не знаю.., никак не меньше двадцатки.
   – Да ты с ума сошел! У меня таких денег…
   – Ладно тебе, ты платишь не из своего кармана. Ты посредник, все, что остается тебе – это тоже мои деньги. Ты просто откусываешь свою часть.
   – Правильно, – кивнул Гидравичюс. – Хорошо, я согласен на пятьдесят. А потом посмотрим. Но, если хочешь, инструментом я тебе помогу – Я сказал, обойдусь своими силами. Правда, мне инструмент придется купить, и не дешево. Ты же знаешь, я из чего попало не стреляю, не хочу неприятностей, не хочу подводить тебя… А самое главное, почему я еще жив – все делаю сам, никому не доверяю. И план будет мой, и оружие мое. Твое дело – показать человека, сказать фамилию, и где его можно найти.
   – Вот здесь-то и проблема, Алекс. Я согласен тебе доплатить, но будет только один, в лучшем случае, два дня, когда он окажется на людях. Но, когда точно – сам черт не скажет. Так что связь придется держать постоянно. Вот пока все, чем я располагаю.
   Он снова открыл портфель и извлек лист бумаги – это был распорядок похорон академика Лебедева.
   Алекс нахмурил белесые брови и хмыкнул:
   – Наверное, засекреченный ученый.
   – Можно подумать, для тебя имеет значение – ученый он, проститутка, бизнесмен, политик… Ты же профессионал, Алекс, работаешь за деньги. Заплатили бы тебе много, ты бы…
   – Нет, Витаутас, мать родную убивать не стал бы, хотя деньги бы взял. Я же профессионал, мне нужен аванс. Мне надо приобрести инструмент, и, может быть, кое-кому заплатить, собрать свою информацию.
   Портфель открылся в третий раз, и две пачки долларов, в каждой из которых было по десять тысяч, перешли из рук Витаутаса в руки Алекса. Тот пальцами провел по торцу пачки.
   – Ты что, мне не доверяешь? – нахмурился заказчик.
   – Доверяй, но проверяй, – буркнул в ответ Алекс со своим неистребимым акцентом. – Никак я не пойму, Витаутас, какого хрена ты делаешь здесь? Ведь ты заработал немало, мог бы поселиться где-нибудь в тихом месте, жить в свое удовольствие Я же по тебе вижу, ты эту работу ненавидишь и делаешь ее через силу. Хотя делаешь неплохо, если до сих пор жив.
   – Да и ты свою, Алекс, делаешь неплохо.
   Деньги перекочевали во внутренний карман кожаного пальто.
   – Как меня найти, ты знаешь, – сказал Алекс. – Когда появится дополнительная информация, сообщишь, передашь, и я займусь вплотную твоим заказом.
   – Да, хорошо, найду. Но ты не расслабляйся, будь все время наготове. Это может случиться в любой день, но учти, Алекс, я тебя предупрежу за день, навряд ли – за два. Он может появиться в городе неожиданно, так что – постоянная готовность номер один.
   – Понял. Других дел у меня в Москве нет.
   – Я знаю, где ты остановился.
   – Я там всегда останавливаюсь.
   – Там тебя и найду.
   – Ну, все вроде? – спросил Алекс, поднимая ворот пальто.
   – Да, все.
   – Но если что, Витаутас, аванс мой, ведь не по моей вине сорвется дело.
   – Согласен, – кивнул Гидравичюс.
   Алекс покинул машину, приподнимая полы пальто, чтобы не забрызгать их. Темно-зеленый «Шевроле» выехал со двора, и Алекс лишь увидел, как мелькнули в темноте два рубиновых габарита, когда автомобиль выворачивал на улицу. Он неторопливо вышел вслед за машиной, все еще чувствуя в узкой подворотне запах бензина и внимательно огляделся по сторонам, не поехал ли кто вслед за «Шевроле», не провожает ли кто его взглядом.
   Но улица была малолюдна, темновата, и ничего подозрительного киллер-литовец не заметил. Абсолютно никого не заинтересовал проехавший автомобиль, никто после того, как он скрылся, не взял в руки телефон.
   Алекс свернул налево и неторопливо побрел по узкой улочке. Его автомобиль с шофером стоял в двух кварталах от этого двора. У Алекса был телефон, он мог вызвать машину прямо к себе, но решил этого не делать.
   Идя пешком, больше заметишь, да и спешки особой не было. Оружие, о котором он говорил, набивая себе цену, у него уже было, оно ехало в соседнем вагоне поезда Каунас – Москва, того самого, в котором прибыл Алекс. И люди, ехавшие в том купе, где было спрятано оружие, даже не подозревали о том, какой груз находится рядом с ними.
   А привез Алекс в Москву небольшой плоский чемодан, в котором лежала разобранная винтовка с оптикой, пистолет и граната. Это был тот «джентльменский набор», которым привык пользоваться наемный убийца. Оба ствола были чистыми, но пристрелянными, Алекс опробовал их на своем хуторе неподалеку от Шяуляя. Хутор с большим кирпичным домом принадлежал еще его деду, расстрелянному коммунистами в 1947 году за связь с «лесными братьями».
   Тридцатитрехлетний Алекс успел за свою жизнь повоевать как никто другой из его сверстников-литовцев. У него было много знакомых в Абхазии, а еще больше – в Чечне, куда Алекс перебрался после того, как в Абхазии установился шаткий мир. В Чечне он промышлял снайпером, его ценили и платили неплохо. Но все это были жалкие гроши по сравнению с теми деньгами, какие он стал получать за свою работу не на войне, а в мирных условиях. Чем надежнее мир, тем дороже стоит человеческая жизнь.