Страница:
Он чиркнул зажигалкой и поднес ее женщине. Та благодарно кивнула, глубоко затянулась сигаретой, выпустила дым и спросила, указав глазами на чемодан:
– Уезжаете?
Он неопределенно повел плечами и ответил:
– В этом роде.
В незнакомке было что-то настораживающее. Иларион не сразу понял, что это такое, а потом вдруг сообразил: голос. Ее голос казался Забродову мучительно знакомым, слышанным где-то совсем недавно. Даже не столько сам голос, сколько интонации…
Он начал пристально вглядываться в незнакомку, пытаясь найти в этом, бесспорно, миловидном и привлекательном, но совершенно чужом лице знакомые черты.
– Ну что смотришь, Забродов, – с усмешкой спросила она, – не признал?
– Ба, – тихо сказал Иларион. Он действительно чувствовал себя сраженным наповал. – Ну и ну! Здравствуйте, Анастасия! Чем вызвано такое преображение?
Его так и подмывало спросить, за каким дьяволом она вообще сюда явилась, но он чувствовал себя немного виноватым за то, как поступил с нею в ресторане, и потому сдержался.
– Во-первых, меня зовут Нина, – сказала она. «Ну конечно, – подумал Забродов. – Я ведь сразу решил, что Анастасия Самоцветова – просто псевдоним. На самом деле таких имен просто не бывает.»
– Очень приятно, – сказал он вслух. – А во-вторых?..
– А во-вторых, вы улетаете, и мне не хотелось, чтобы я запомнилась вам полной идиоткой.
– Стоп, – сказал Иларион. – А откуда вам известно, что я улетаю? На чемодане это не написано.
– Интересный у вас чемодан, – сказала Нина. – Может быть, хватит притворяться? Генерал уверен, что вы давно меня раскусили.
– Он мне льстит, – ответил Иларион. – Я начал догадываться всего пару дней назад… Что ж, нет худа без добра. Теперь я, по крайней мере, знаю, кому выставить счет за ремонт моей машины. Это было сделано в духе спецназа – грубо, но эффективно. Вы что же, всерьез рассчитывали таким манером выжить меня из Москвы аж на Дальний Восток?
– Это ведь было только начало, – скромно потупилась Нина. – Я способная.
Иларион неопределенно хмыкнул.
– Любопытно, – сказал он, – а Мещеряков был в курсе?
– Он и придумал, – прозвучало в ответ.
– Можно было сразу догадаться, – проворчал Забродов. – Это в его духе. Старый козел! Знаете, что я скажу ему первым делом, как только он придет в себя? Не рой другому яму.
– Ну будет вам, – мягко сказала Нина. – Вы же так не думаете.
– Это факт, – пробормотал Забродов – Того, что я сейчас думаю, женщине вслух не скажешь. Слушайте, а зачем вы вообще пришли? Ведь с вечера; наверное, караулите.
– Зачем пришла? Ну и вопрос… Попрощаться. Извиниться. Особенно за то безобразие в ресторане. Правда, вы тоже были хороши. Если все мужики начнут утихомиривать женщин, тыча их пальцами в нервные узлы…
– Ну извините. Это я от растерянности. Уж очень крепко вы меня достали. Хотя, если бы я знал, кто вы такая на самом деле, тычком в нервный узел дело бы не ограничилось.
– Ну, при других обстоятельствах я бы тоже не стала прикидываться,; что вы попали куда целились, а дала бы сдачи.
– Ах, вот как?
– Да, вот так!
– Слушайте, – сказал Иларион, – а ведь я вас, кажется, припоминаю. Учебный центр, да? Занятия по рукопашному бою. Я еще, помнится, все удивлялся: ну на кой черт эта пигалица сюда влезла? Вы сильно изменились.
– В худшую сторону?
– Да нет, пожалуй, наоборот. Или это здесь освещение такое?
– Все-таки вы хам, Забродов. Солдафон. Мне о вас все уши прожужжали: ах, книгочей, ах, фантазер, ах, дамский угодник! А он держит замерзшую женщину на улице и говорит двусмысленные комплименты, да еще и с такими уточнениями, что другая на моем месте давно развернулась бы и ушла.
– Я просто даю вам возможность докурить, – сказал Иларион. – И потом, вы ведь все равно не уходите.
– Да, – сказала она, – не ухожу. Сама не знаю почему.
– Чаю, наверное, хотите, – вкрадчиво предположил Забродов.
– Наверное, хочу.
– С коньяком?
– Пожалуй, без. Я имею в виду – без чая.
Забродов не выдержал и все-таки рассмеялся.
– Наш человек, – сказал он. – Договорились. Но если окажется, что вас опять прислал Федотов…
– Успокойтесь. Если генерал узнает, что я у вас была, мне крупно влетит.
– Тогда пошли, – решительно сказал Иларион и подхватил чемодан. При этом он едва не крякнул: он уже успел забыть, какая эта штука тяжеленная. – Пойдемте греться, Нина.
К счастью, Нина не стала спрашивать, почему он таскается с чемоданом и что у него там, внутри. Дома Иларион первым делом сунул чемодан под вешалку и ногой задвинул его подальше: с глаз долой – из сердца вон. Леший с ним, решил он. До пятнадцати ноль-ноль еще вагон времени – успею решить, что делать с этим куском дерьма.
Только оказавшись у себя на кухне и увидев в мойке грязные рюмки, Иларион вспомнил, что коньяк они выпили вдвоем с Сорокиным. Он озадаченно поскреб затылок и вернулся в комнату. Нина стояла прислонившись плечом к книжной полке и перелистывала сборник японской поэзии, который Забродов перечитывал накануне на сон грядущий, чтобы проникнуться японским национальным самосознанием. В комнате горел верхний свет, что давало Нине возможность разбирать мелкий шрифт, а Забродову помогло убедиться в том, в чем он и так не сомневался: она действительно сильно похорошела со времени их последней встречи в учебном центре, превратившись из угловатой девчонки в очень привлекательную женщину. А если сравнивать ее с Анастасией Самоцветовой, роль которой она так успешно исполняла, то еще и помолодела лет на десять – пятнадцать…
Иларион украдкой посмотрел на часы и мысленно махнул рукой: плевать, в самолете высплюсь. Полет будет долгий, с ума можно сойти от скуки. Хорошо бы проспать его целиком, но это вряд ли получится. Побриться, что ли?
– Знаете, Нина, – сказал он виновато, – получилась страшная неприятность. Оказывается, весь мой коньяк вылакал один бессовестный мент. Я вытягивал из него строго секретную информацию, а чтобы информация легче вытягивалась, смазывал его гортань французским коньяком. У него оказался неожиданно большой расход смазочного материала, и вот…
– Странный народ эти японцы, – задумчиво сказала она, закрывая книгу и кладя ее на место. – Совершенно другая система мышления. Как инопланетяне. По-моему, понять их до конца невозможно.
– Теперь – да, – сказал Иларион. – Если бы они остались такими же, какими были до так называемого открытия Японии американской эскадрой коммодора Перри, понять их было бы легче. Но теперь на их менталитет наложилась европейская культура, и получился такой винегрет, что они сами, как мне кажется, до сих пор не в состоянии разобраться, где там у них морковка, а где соленый огурец. И вообще, еще одно слово о Японии и японцах, и я решу, что вы здесь все-таки выполняете задание. Ну их к дьяволу, честное слово! Меня уже тошнит от разговоров и мыслей про Японию.
– Простите, – сказала Нина. – Я просто пыталась представить, с чем вам придется столкнуться.., там.
– А, – легкомысленно махнул рукой Забродов, – с чем придется, с тем и столкнусь. Зачем заранее переживать? Так вы будете чай?
– Да, конечно. А на горячий душ вашего гостеприимства хватит? Я действительно замерзла, как волчий хвост в проруби.
– Душ в вашем распоряжении, – сказал Забродов. – А что касается его температуры, так это не ко мне. Это – в городские теплосети…
Он ушел на кухню, поставил на плиту чайник, закурил и присел на табурет у окна. В ванной зашумела вода, стукнуло упавшее на дно ванны мыло. Вот так, подумал Забродов, глядя на свое размытое отражение в черном стекле. Эх, ты, старый мерин, а все туда же… А главное, как просто все это делается в наше время!
"Только не надо быть ханжой, – сказал он себе. – Ханжество – далеко не лучшая человеческая черта, и происходит оно либо от ограниченности, либо от зависти – почему, дескать, кто-то может, а мне нельзя? И потом, это всегда было просто. И сложно тоже было. Это зависит не от эпохи, а от обстоятельств. Мы с ней во многом одинаковы и не нуждаемся в фиговых листках, которыми в так называемом приличном обществе принято маскировать свои намерения. Это нормально. Это нормально даже в том случае, если я герой не ее романа и сегодня она просто решила немного приподнять мой боевой дух перед предстоящей операцией. Но это – вряд ли, вряд ли… Почему вряд ли? Да потому, что мне этого не хочется. Уж очень это получается унизительно: любовь по заданию с последующим предоставлением подробного рапорта о ходе выполнения такового. Так и представляю себе Федотова, который читает этот рапорт и прикидывает на карманном калькуляторе эффективность воздействия женских прелестей на изношенную психику некоего военного пенсионера. То есть, Федотов, конечно, на это способен. Если это потребуется для дела, старый хрен прочтет такой вот рапорт или, скажем, просмотрит видеозапись и даже не покраснеет. И я бы не стал его осуждать, только очень уж это противно. Нельзя же вечно подозревать всех на свете.
Не хочу. Надоело."
Он раздавил сигарету в пепельнице, сходил в прихожую и перенес чемодан Мельника из-под вешалки в кладовку. Совсем выкинуть проклятую штуковину из головы никак не получалось. Потом он пошел на кухню проверить чайник. Чайник уже вскипел. Иларион сполоснул кипятком заварник, насыпал туда заварки, но тут из душа вышла Нина… Словом, вышло так, что чай остался невыпитым.
Позже, когда Нина уже спала, разметав по подушке свои чудесные волосы, Забродов долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как редеет за окном темнота, и думал. Потом он вдруг ухмыльнулся – широко и очень хитро, как школяр, измысливший очередную каверзу, повернулся на бок и мгновенно уснул. Сон его был спокойным и крепким, потому что Забродов наконец решил, что ему делать со свинцовым чемоданом, в котором хранился один из ядерных мини-зарядов, бесследно исчезнувших из военных арсеналов после развала СССР.
Он встал, прихватил со стула одежду, сунул под мышку телефон и на цыпочках удалился в ванную. По мере того как ночная лень уходила из пробуждавшегося тела, оставшаяся в постели женщина все больше отодвигалась на второй план. Вот так всегда, подумал Иларион, закрывая за собой дверь ванной и осторожно задвигая защелку. Все хорошее кончается быстрее, чем к нему успеваешь привыкнуть, и даже не то что привыкнуть, а хотя бы разобраться, хорошо это было или плохо… Ха, плохо! Давайте не будем кокетничать, товарищ капитан. Давайте будем выражаться честно и прямо, как и полагается людям военным, а не каким-нибудь шпакам: это было здорово. Вам в вашем возрасте на такое, собственно, и рассчитывать-то не приходилось, а вот поди ж ты…
Он улыбнулся, скорчил зверскую рожу своему отражению в зеркале, включил душ и стал, одной рукой натягивая штаны, большим пальцем другой набирать номер генерала Федотова.
– Доброе утро, товарищ генерал, – сказал он, когда Федотов ответил. – Забродов беспокоит. Тут такое дело… Видите ли, я случайно нашел ядерный чемоданчик. Вам не требуется? Уступлю по дешевке.
– Не понял, – сказал Федотов. – Ты что, пьяный? Повтори, что ты там нашел.
Иларион повторил. Некоторое время генерал молчал, а потом осторожно, с почти вопросительной интонацией, послал Илариона в место, которого нет ни в одном географическом атласе, но которое с легкостью можно найти в атласе анатомическом.
– Хорошо, – сказал Иларион. – Я так понял, что вы советуете мне обратиться в милицию.
Ему пришлось на какое-то время отвести трубку подальше от уха.
– Никаких шуток, – сказал он, когда генерал выдохся. – Кто же шутит святыми вещами?
– Я пришлю людей, – после длинной паузы сказал генерал. – И учти: я дам им приказ стрелять на поражение, если окажется, что это розыгрыш. Вот уж это точно не шутка.
– Одну секунду, – сказал Иларион и сжато, уже без всяких шуток, объяснил Федотову, что ему от него требуется.
– Я подумаю, – без особого энтузиазма сказал генерал. – Ерунда какая-то. Не пойму, зачем тебе это нужно Но это точно?..
Окончание вопроса повисло в воздухе, но и без слов было ясно, что имел в виду Федотов. Кажется, ему было трудно поверить в то, что он услышал, Забродову стало жаль старика. В самом деле, каково это: проснуться в одно прекрасное утро и вдруг, без подготовки, услышать такое? Служба, подумал Иларион. Хочешь спать спокойно – иди в дворники.
– Точно, – сказал он. – То есть включать я, конечно, не пробовал, но думаю, что, если бы попробовал, вы бы это заметили.
– Я пришлю людей, – повторил Федотов и отключился.
Иларион положил трубку на крышку стиральной машины, взялся обеими руками за штаны, но передумал и все-таки полез под душ, тем более что вода все равно лилась и уже успела из едва теплой превратиться в горячую. Когда он, умытый, свежий и лохматый после душа, вернулся в комнату, Нина уже не спала. Она улыбнулась ему, придерживая у подбородка одеяло, и Илариону почудился в этой улыбке оттенок робости.
– Привет, – сказал он. – У тебя странное выражение лица. Это спросонья или что-то не так?
– Забудь, – сказала она. – Поговорим об этом, когда ты вернешься. Если захочешь, конечно.
– Конечно захочу, – усмехнулся Забродов. – Когда такому старому валенку, как я, выпадает такой шанс, надо быть полным кретином, чтобы добровольно от него отказаться.
– Цинизм – оружие слабых, – сказала Нина.
– Это афоризм, – с важным видом заявил Иларион. – Есть еще один афоризм. Правда, грубоватый. С бабой спорить – себя не уважать.
– Казарма, – поморщилась Нина. – Хотя суть схвачена верно. А кому ты звонил?
– Звонил? – Иларион сделал большие глаза. – Из ванной?
«Ну вот, пожалуйста, – подумал он. – За первой ночью – первый допрос. Все-таки женщины – странные существа. Так им все и расскажи…»
– У тебя телефон в руке, – сказала Нина. – Странные существа – женщины, правда? Все им надо знать, везде они суют свой любопытный нос…
Иларион вздрогнул. «Ну и ну, – подумал он. – С каких это пор в нашем учебном центре стали готовить телепатов? Все-таки я здорово отстал от жизни…»
– Я звонил приятелю, – сказал он, чтобы закрыть тему. – Не хотел тебя будить. Кофе хочешь?
– Хочу. Ты ведь звонил насчет чемодана? Иларион резко обернулся, стоя в дверях.
– Я же все-таки офицер, – виновато сказала Нина. – Сначала я думала, что чемодан просто похож, а потом, когда ты на лестнице так потешно притворялся, что тебе не тяжело… Свинцовая оболочка, плюс масса заряда, итого – тридцать кило чистого веса. Не слишком удобная вещица для того, чтобы носить ее одной рукой.
– Елки-палки, – сказал Иларион. – Значит, ты меня сразу расколола… Зачем же ты осталась? Надеюсь, не из-за острых ощущений? Знаешь, когда-нибудь ты сможешь выгодно продать мемуары. «Секс на ядерном заряде» или что-нибудь в том же духе.
– Я осталась, потому что мне этого хотелось, – твердо ответила Нина. – И хватит молоть чепуху. Дадут мне когда-нибудь кофе или нет?
Сварить кофе Иларион не успел, потому что в дверь позвонили. «Оперативно, – подумал он. – Ну, еще бы! Федотов наверняка боится, как бы я не начал крутить ручечки и дергать за провод очки.»
– Ты лежи, – сказал он, заглянув в комнату по дороге к двери. – Это быстро. Заберут и уедут. О'кей?
– Ладно, – сказала Нина.
Забродов открыл дверь и попятился. На пороге стоял генерал Федотов собственной персоной.
– Когда ты позвонил, я как раз проезжал неподалеку. – объяснил он. – Решил убедиться собственными глазами. При всем моем уважении к тебе, в это как-то трудно поверить.
– Да уж, – промямлил Иларион.
Генерал шагнул вперед и в нерешительности остановился, поскольку Забродов все еще торчал в дверях, загораживая ему дорогу.
– Ты чего? – спросил он подозрительно. – Пускать меня не хочешь, что ли?
– Что вы, как можно, – спохватился Иларион и с большой неохотой отступил в сторону, давая Федотову пройти. – Это я так… Обалдел от неожиданности.
– Обалдел он… А что тогда про меня говорить? Доведете вы меня до инфаркта, черти окаянные.
– Ничего, – сказал Иларион, лихорадочно соображая, как быть. – Сейчас кофейку организуем, поправим нервишки… На кухню, товарищ генерал, а то у меня там неприбрано…
– Нашел, чем удивить, – проворчал Федотов, – неприбрано… Как будто у тебя когда-нибудь бывает прибрано! Не люблю я на кухне сидеть. Годы мои не те – по табуреткам маяться.
– А я вам подушечку… – заикнулся было Иларион, но генерал уже решительно шагнул мимо него в комнату. На пороге он остановился. Повисла нехорошая пауза.
– Так, – медленно, веско сказал Федотов. – Это и есть твой мини-заряд?
– Здравия желаю, товарищ генерал, – невозмутимо прозвенел голос Нины.
Иларион заглянул через плечо Федотова в комнату. Нина, полностью одетая и даже причесанная, сидела на краешке дивана, чинно сложив руки на коленях. Свернутая в тугой валик постель лежала в уголке дивана, прикрытая старой газетой. Рядом с Ниной обложкой кверху лежал раскрытый посередине сборник японской поэзии. Забродов схватил себя за нос двумя пальцами и крепко сдавил, чтобы ненароком не разразиться неприличным ржанием. Переждав пару секунд, он отпустил нос и сказал:
– Вы что, знакомы? Надо же… Эх, товарищ генерал! А сами говорили, что не знаете никакой Самоцветовой… Или вы с ней потом познакомились? Отбить, наверное, хотели?
…После отъезда спецгруппы Иларион все-таки сварил кофе, разлил его по чашкам и принес в комнату на старинном подносе литого серебра. Федотов все еще отдувался и озадаченно вертел головой, то и дело принимаясь вытирать шею носовым платком, как будто в квартире стояла невесть какая жара. Когда Иларион поставил перед ним поднос с кофе, генерал покосился на свою чашку так, словно опасался, не налил ли туда Забродов цикуты или еще чего-нибудь похлеще. На Нину он не смотрел вообще, а та буквально пожирала его огромными, чересчур преданными глазами. Иларион сдержал улыбку, подал ей кофе, а потом взял свою чашку и опустился в свободное кресло напротив генерала: Нина туда сесть, очевидно, не рискнула, предпочтя насиженное место на диване.
В комнате работал телевизор. Звук был отключен, на экране мелькали кадры какого-то очередного кровавого безобразия – не то автомобильной аварии, не то террористического акта. Иларион скользнул по картинке равнодушным взглядом и вдруг напрягся: на экране был виден разбитый в лепешку «додж», на полном ходу врезавшийся в осветительную опору. Марка и цвет были Илариону знакомы, но это полбеды: он узнал смятый багажник с отскочившей крышкой и понял, что Мельник выбрал единственно верный путь к разрешению всех своих неразрешимых проблем. Он был трусливым скотом и садистом, он чуть не послужил причиной гибели тысяч и тысяч людей, но настроение у Забродова все равно испортилось.
На экране спасатели в своих световозвращающих комбинезонах принялись кромсать гидравлическими ножницами сплющенный металл, пытаясь извлечь тело водителя. Иларион поискал глазами пульт, не нашел, привстал с кресла и выключил телевизор по старинке, вручную. Экран погас, и сразу стало легче.
– Ну? – сказал генерал, сердито глядя в чашку.
– Нет, ребята, – со вздохом сказал Иларион, – я не гордый. Не заглядывая вдаль, я скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль!
– Болтун, – убежденно произнес Федотов.
– Твардовский, – поправил Иларион. – «Василий Теркин». Помните, как он там из трехлинейки «мессер» завалил? А потом говорит: нет, говорит, ребята, я не того, не гордый…
Нина отвернулась и стала осторожно прихлебывая кофе, смотреть в окно. За окном не было ничего интересного, если не считать голубя, который, поминутно скрежеща коготками по жести, бродил по карнизу.
Генерал терпеливо пропустил мимо ушей тираду Забродова, подождал еще немного и сказал:
– А если по существу?
Иларион сделал большие глаза и с трагическим выражением лица кивнул в сторону дивана.
– Перестань корчить рожи, – строго сказал генерал. – Об этом надо было думать раньше. Нет, это ж надо такое учудить! – не выдержав, взорвался он. – Заниматься черт знает чем с ядерным зарядом под кроватью! Извращенцы, – закончил он с отвращением.
– Да, – сказал Иларион. – Моральный облик ваших сотрудников оставляет желать лучшего. Плохо у вас поставлена воспитательная работа, товарищ генерал! Сплошные неуставные взаимоотношения. Но вы сами виноваты. Сначала подсылаете ко мне женщин, а потом чем-то недовольны. А чемодан, между прочим, стоял не под кроватью, а в кладовке.
– Да, это в корне меняет дело, – ядовито согласился Федотов. – Собачья у меня работа, – вдруг признался он. – В кои веки случится что-то занятное, и ведь никому не расскажешь! А расскажешь, так не поверят. В кладовке… – Он неожиданно фыркнул в чашку, едва не расплескав кофе. – Анекдот! Ну признайся, Иларион, ты ведь специально это устроил?
Забродов отчаянно замотал головой – Никак нет. Нога попала в колесо, понимаете? Федотов тяжело, по-стариковски развернулся в кресле и некоторое время внимательно разглядывал Нину, которая так же внимательно разглядывала что-то за окном, хотя там уже не было даже голубя. Голубь улетел, оставив после себя лишь пару перышек да несколько живописных визитных карточек.
– Да, – закончив осмотр, согласился генерал. – Это я могу понять. Это мне доступно.
Нина отвернулась от окна и взглянула на него с живым интересом.
– Но-но, – сказал Федотов. – Ты кому глазки строишь, коза? По гауптвахте соскучилась? Твоя школа, – сообщил он Забродову и вдруг посерьезнел, словно его, как телевизор, переключили на другой канал. – У нас мало времени, Иларион. Ведь история, я полагаю, длинная?
– Да не так чтобы очень, – вздохнул Иларион. – Дурацкая – это да. Нелепая – сколько угодно. А длинная… Нет, пожалуй, не длинная.
Он залпом допил кофе и подробно рассказал присутствующим, кто такой Мельник, как и откуда попал к нему пресловутый чемодан и что Мельник должен был с этим чемоданом делать. Не умолчал он и о том, каким образом раздобыл эти сведения, а в качестве завершающего штриха сообщил, что только что видел бывшего владельца чемодана по телевизору, и описал его плачевное "состояние. Рассказ получился сжатым, весьма информативным и имел законченную форму, то есть сильно напоминал идеально составленный рапорт, в представлении генерала Федотова. В этом рапорте было одно-единственное слабое место, но опытный взгляд генерала сразу же за него зацепился.
– А как, собственно, ты вышел на этого Мельника? – спросил генерал.
– Погода сегодня чудесная, – невпопад ответил Забродов. – Вылечу, наверное, точно по расписанию. Главное, чтобы в пункте назначения не было тумана. Вы прогноз погоды не слышали, товарищ генерал?
Федотов побарабанил ногтями по краю кофейной чашки, и та отозвалась мелодичным звоном.
– Вот что, капитан, – сказал он. Иларион удивленно вскинул брови, но Федотов смотрел не на него, а на Нину. – Поезжай-ка ты, дочка, в нашу контору и пробей этого… Беслана, да?.. Пробей его по всем нашим каналам. Можешь связаться с ФСБ, с Потапчуком. Сошлись на меня, он поможет. Этого стервеца надо взять, он многое может рассказать, и тянется за ним немало – и по нашей линии, и по какой угодно…
Нина торопливо поднялась и направилась к двери, но на полпути остановилась и посмотрела на Илариона.
Федотов неловко завозился в кресле, покряхтел и сердито сказал:
– Сами выходите, если вам надо. Я пожилой человек, и кресло удобное… Мне и тут неплохо. Могу отвернуться, если хотите.
Иларион медленно покачал головой и встал. Нина уже была в куртке. Она улыбнулась Забродову, вынула из кармана шариковую ручку, записала прямо на дверном косяке какой-то номер, кивнула обоим мужчинам и быстро вышла.
– Телефон, – уверенно сказал Федотов, когда за ней захлопнулась дверь.
Иларион промолчал. Он и без Федотова видел, что это телефонный номер.
– Интересно, чем ты их берешь? – спросил генерал.
– Начитанностью, – буркнул Забродов, падая обратно в кресло.
Генерал взял со стола метательный нож, задумчиво поковырял его кончиком под ногтем большого пальца, укололся, коротко выругался, положил нож на место и принялся сосать палец.
– Как насчет моей просьбы? – поинтересовался Иларион.
– Насчет медали, что ли? – спросил генерал, озабоченно разглядывая палец.
– Насчет медали все ясно, – усмехнулся Забродов. – Бойцам невидимого фронта – невидимые правительственные награды… Посмертно. Я насчет чемодана, аэропорта и всего прочего.
– Чемодан тебе скоро привезут, – проворчал генерал. – Если не взорвутся к чертовой матери, конечно. Времени-то маловато, а ради тебя они в лепешку расшибутся. Если бы ты вечером позвонил, было бы другое дело. Но ведь ты же был занят!
– Уезжаете?
Он неопределенно повел плечами и ответил:
– В этом роде.
В незнакомке было что-то настораживающее. Иларион не сразу понял, что это такое, а потом вдруг сообразил: голос. Ее голос казался Забродову мучительно знакомым, слышанным где-то совсем недавно. Даже не столько сам голос, сколько интонации…
Он начал пристально вглядываться в незнакомку, пытаясь найти в этом, бесспорно, миловидном и привлекательном, но совершенно чужом лице знакомые черты.
– Ну что смотришь, Забродов, – с усмешкой спросила она, – не признал?
– Ба, – тихо сказал Иларион. Он действительно чувствовал себя сраженным наповал. – Ну и ну! Здравствуйте, Анастасия! Чем вызвано такое преображение?
Его так и подмывало спросить, за каким дьяволом она вообще сюда явилась, но он чувствовал себя немного виноватым за то, как поступил с нею в ресторане, и потому сдержался.
– Во-первых, меня зовут Нина, – сказала она. «Ну конечно, – подумал Забродов. – Я ведь сразу решил, что Анастасия Самоцветова – просто псевдоним. На самом деле таких имен просто не бывает.»
– Очень приятно, – сказал он вслух. – А во-вторых?..
– А во-вторых, вы улетаете, и мне не хотелось, чтобы я запомнилась вам полной идиоткой.
– Стоп, – сказал Иларион. – А откуда вам известно, что я улетаю? На чемодане это не написано.
– Интересный у вас чемодан, – сказала Нина. – Может быть, хватит притворяться? Генерал уверен, что вы давно меня раскусили.
– Он мне льстит, – ответил Иларион. – Я начал догадываться всего пару дней назад… Что ж, нет худа без добра. Теперь я, по крайней мере, знаю, кому выставить счет за ремонт моей машины. Это было сделано в духе спецназа – грубо, но эффективно. Вы что же, всерьез рассчитывали таким манером выжить меня из Москвы аж на Дальний Восток?
– Это ведь было только начало, – скромно потупилась Нина. – Я способная.
Иларион неопределенно хмыкнул.
– Любопытно, – сказал он, – а Мещеряков был в курсе?
– Он и придумал, – прозвучало в ответ.
– Можно было сразу догадаться, – проворчал Забродов. – Это в его духе. Старый козел! Знаете, что я скажу ему первым делом, как только он придет в себя? Не рой другому яму.
– Ну будет вам, – мягко сказала Нина. – Вы же так не думаете.
– Это факт, – пробормотал Забродов – Того, что я сейчас думаю, женщине вслух не скажешь. Слушайте, а зачем вы вообще пришли? Ведь с вечера; наверное, караулите.
– Зачем пришла? Ну и вопрос… Попрощаться. Извиниться. Особенно за то безобразие в ресторане. Правда, вы тоже были хороши. Если все мужики начнут утихомиривать женщин, тыча их пальцами в нервные узлы…
– Ну извините. Это я от растерянности. Уж очень крепко вы меня достали. Хотя, если бы я знал, кто вы такая на самом деле, тычком в нервный узел дело бы не ограничилось.
– Ну, при других обстоятельствах я бы тоже не стала прикидываться,; что вы попали куда целились, а дала бы сдачи.
– Ах, вот как?
– Да, вот так!
– Слушайте, – сказал Иларион, – а ведь я вас, кажется, припоминаю. Учебный центр, да? Занятия по рукопашному бою. Я еще, помнится, все удивлялся: ну на кой черт эта пигалица сюда влезла? Вы сильно изменились.
– В худшую сторону?
– Да нет, пожалуй, наоборот. Или это здесь освещение такое?
– Все-таки вы хам, Забродов. Солдафон. Мне о вас все уши прожужжали: ах, книгочей, ах, фантазер, ах, дамский угодник! А он держит замерзшую женщину на улице и говорит двусмысленные комплименты, да еще и с такими уточнениями, что другая на моем месте давно развернулась бы и ушла.
– Я просто даю вам возможность докурить, – сказал Иларион. – И потом, вы ведь все равно не уходите.
– Да, – сказала она, – не ухожу. Сама не знаю почему.
– Чаю, наверное, хотите, – вкрадчиво предположил Забродов.
– Наверное, хочу.
– С коньяком?
– Пожалуй, без. Я имею в виду – без чая.
Забродов не выдержал и все-таки рассмеялся.
– Наш человек, – сказал он. – Договорились. Но если окажется, что вас опять прислал Федотов…
– Успокойтесь. Если генерал узнает, что я у вас была, мне крупно влетит.
– Тогда пошли, – решительно сказал Иларион и подхватил чемодан. При этом он едва не крякнул: он уже успел забыть, какая эта штука тяжеленная. – Пойдемте греться, Нина.
К счастью, Нина не стала спрашивать, почему он таскается с чемоданом и что у него там, внутри. Дома Иларион первым делом сунул чемодан под вешалку и ногой задвинул его подальше: с глаз долой – из сердца вон. Леший с ним, решил он. До пятнадцати ноль-ноль еще вагон времени – успею решить, что делать с этим куском дерьма.
Только оказавшись у себя на кухне и увидев в мойке грязные рюмки, Иларион вспомнил, что коньяк они выпили вдвоем с Сорокиным. Он озадаченно поскреб затылок и вернулся в комнату. Нина стояла прислонившись плечом к книжной полке и перелистывала сборник японской поэзии, который Забродов перечитывал накануне на сон грядущий, чтобы проникнуться японским национальным самосознанием. В комнате горел верхний свет, что давало Нине возможность разбирать мелкий шрифт, а Забродову помогло убедиться в том, в чем он и так не сомневался: она действительно сильно похорошела со времени их последней встречи в учебном центре, превратившись из угловатой девчонки в очень привлекательную женщину. А если сравнивать ее с Анастасией Самоцветовой, роль которой она так успешно исполняла, то еще и помолодела лет на десять – пятнадцать…
Иларион украдкой посмотрел на часы и мысленно махнул рукой: плевать, в самолете высплюсь. Полет будет долгий, с ума можно сойти от скуки. Хорошо бы проспать его целиком, но это вряд ли получится. Побриться, что ли?
– Знаете, Нина, – сказал он виновато, – получилась страшная неприятность. Оказывается, весь мой коньяк вылакал один бессовестный мент. Я вытягивал из него строго секретную информацию, а чтобы информация легче вытягивалась, смазывал его гортань французским коньяком. У него оказался неожиданно большой расход смазочного материала, и вот…
– Странный народ эти японцы, – задумчиво сказала она, закрывая книгу и кладя ее на место. – Совершенно другая система мышления. Как инопланетяне. По-моему, понять их до конца невозможно.
– Теперь – да, – сказал Иларион. – Если бы они остались такими же, какими были до так называемого открытия Японии американской эскадрой коммодора Перри, понять их было бы легче. Но теперь на их менталитет наложилась европейская культура, и получился такой винегрет, что они сами, как мне кажется, до сих пор не в состоянии разобраться, где там у них морковка, а где соленый огурец. И вообще, еще одно слово о Японии и японцах, и я решу, что вы здесь все-таки выполняете задание. Ну их к дьяволу, честное слово! Меня уже тошнит от разговоров и мыслей про Японию.
– Простите, – сказала Нина. – Я просто пыталась представить, с чем вам придется столкнуться.., там.
– А, – легкомысленно махнул рукой Забродов, – с чем придется, с тем и столкнусь. Зачем заранее переживать? Так вы будете чай?
– Да, конечно. А на горячий душ вашего гостеприимства хватит? Я действительно замерзла, как волчий хвост в проруби.
– Душ в вашем распоряжении, – сказал Забродов. – А что касается его температуры, так это не ко мне. Это – в городские теплосети…
Он ушел на кухню, поставил на плиту чайник, закурил и присел на табурет у окна. В ванной зашумела вода, стукнуло упавшее на дно ванны мыло. Вот так, подумал Забродов, глядя на свое размытое отражение в черном стекле. Эх, ты, старый мерин, а все туда же… А главное, как просто все это делается в наше время!
"Только не надо быть ханжой, – сказал он себе. – Ханжество – далеко не лучшая человеческая черта, и происходит оно либо от ограниченности, либо от зависти – почему, дескать, кто-то может, а мне нельзя? И потом, это всегда было просто. И сложно тоже было. Это зависит не от эпохи, а от обстоятельств. Мы с ней во многом одинаковы и не нуждаемся в фиговых листках, которыми в так называемом приличном обществе принято маскировать свои намерения. Это нормально. Это нормально даже в том случае, если я герой не ее романа и сегодня она просто решила немного приподнять мой боевой дух перед предстоящей операцией. Но это – вряд ли, вряд ли… Почему вряд ли? Да потому, что мне этого не хочется. Уж очень это получается унизительно: любовь по заданию с последующим предоставлением подробного рапорта о ходе выполнения такового. Так и представляю себе Федотова, который читает этот рапорт и прикидывает на карманном калькуляторе эффективность воздействия женских прелестей на изношенную психику некоего военного пенсионера. То есть, Федотов, конечно, на это способен. Если это потребуется для дела, старый хрен прочтет такой вот рапорт или, скажем, просмотрит видеозапись и даже не покраснеет. И я бы не стал его осуждать, только очень уж это противно. Нельзя же вечно подозревать всех на свете.
Не хочу. Надоело."
Он раздавил сигарету в пепельнице, сходил в прихожую и перенес чемодан Мельника из-под вешалки в кладовку. Совсем выкинуть проклятую штуковину из головы никак не получалось. Потом он пошел на кухню проверить чайник. Чайник уже вскипел. Иларион сполоснул кипятком заварник, насыпал туда заварки, но тут из душа вышла Нина… Словом, вышло так, что чай остался невыпитым.
Позже, когда Нина уже спала, разметав по подушке свои чудесные волосы, Забродов долго лежал с открытыми глазами, наблюдая, как редеет за окном темнота, и думал. Потом он вдруг ухмыльнулся – широко и очень хитро, как школяр, измысливший очередную каверзу, повернулся на бок и мгновенно уснул. Сон его был спокойным и крепким, потому что Забродов наконец решил, что ему делать со свинцовым чемоданом, в котором хранился один из ядерных мини-зарядов, бесследно исчезнувших из военных арсеналов после развала СССР.
* * *
Он проснулся поздно, в половине восьмого утра, и сразу же испугался, что проспал. Подняв голову, он посмотрел на Нину. При утреннем освещении она выглядела ничуть не хуже, чем вечером, что, как неоднократно убеждался Иларион, среди женщин встречается не так уж часто. Задуманная накануне операция с чемоданом вдруг показалась ему не столь уж важной. «Но-но, – строго сказал он себе и начал осторожно, чтобы не потревожить Нину, выбираться из постели. – Раздухарился, старый хрен!»Он встал, прихватил со стула одежду, сунул под мышку телефон и на цыпочках удалился в ванную. По мере того как ночная лень уходила из пробуждавшегося тела, оставшаяся в постели женщина все больше отодвигалась на второй план. Вот так всегда, подумал Иларион, закрывая за собой дверь ванной и осторожно задвигая защелку. Все хорошее кончается быстрее, чем к нему успеваешь привыкнуть, и даже не то что привыкнуть, а хотя бы разобраться, хорошо это было или плохо… Ха, плохо! Давайте не будем кокетничать, товарищ капитан. Давайте будем выражаться честно и прямо, как и полагается людям военным, а не каким-нибудь шпакам: это было здорово. Вам в вашем возрасте на такое, собственно, и рассчитывать-то не приходилось, а вот поди ж ты…
Он улыбнулся, скорчил зверскую рожу своему отражению в зеркале, включил душ и стал, одной рукой натягивая штаны, большим пальцем другой набирать номер генерала Федотова.
– Доброе утро, товарищ генерал, – сказал он, когда Федотов ответил. – Забродов беспокоит. Тут такое дело… Видите ли, я случайно нашел ядерный чемоданчик. Вам не требуется? Уступлю по дешевке.
– Не понял, – сказал Федотов. – Ты что, пьяный? Повтори, что ты там нашел.
Иларион повторил. Некоторое время генерал молчал, а потом осторожно, с почти вопросительной интонацией, послал Илариона в место, которого нет ни в одном географическом атласе, но которое с легкостью можно найти в атласе анатомическом.
– Хорошо, – сказал Иларион. – Я так понял, что вы советуете мне обратиться в милицию.
Ему пришлось на какое-то время отвести трубку подальше от уха.
– Никаких шуток, – сказал он, когда генерал выдохся. – Кто же шутит святыми вещами?
– Я пришлю людей, – после длинной паузы сказал генерал. – И учти: я дам им приказ стрелять на поражение, если окажется, что это розыгрыш. Вот уж это точно не шутка.
– Одну секунду, – сказал Иларион и сжато, уже без всяких шуток, объяснил Федотову, что ему от него требуется.
– Я подумаю, – без особого энтузиазма сказал генерал. – Ерунда какая-то. Не пойму, зачем тебе это нужно Но это точно?..
Окончание вопроса повисло в воздухе, но и без слов было ясно, что имел в виду Федотов. Кажется, ему было трудно поверить в то, что он услышал, Забродову стало жаль старика. В самом деле, каково это: проснуться в одно прекрасное утро и вдруг, без подготовки, услышать такое? Служба, подумал Иларион. Хочешь спать спокойно – иди в дворники.
– Точно, – сказал он. – То есть включать я, конечно, не пробовал, но думаю, что, если бы попробовал, вы бы это заметили.
– Я пришлю людей, – повторил Федотов и отключился.
Иларион положил трубку на крышку стиральной машины, взялся обеими руками за штаны, но передумал и все-таки полез под душ, тем более что вода все равно лилась и уже успела из едва теплой превратиться в горячую. Когда он, умытый, свежий и лохматый после душа, вернулся в комнату, Нина уже не спала. Она улыбнулась ему, придерживая у подбородка одеяло, и Илариону почудился в этой улыбке оттенок робости.
– Привет, – сказал он. – У тебя странное выражение лица. Это спросонья или что-то не так?
– Забудь, – сказала она. – Поговорим об этом, когда ты вернешься. Если захочешь, конечно.
– Конечно захочу, – усмехнулся Забродов. – Когда такому старому валенку, как я, выпадает такой шанс, надо быть полным кретином, чтобы добровольно от него отказаться.
– Цинизм – оружие слабых, – сказала Нина.
– Это афоризм, – с важным видом заявил Иларион. – Есть еще один афоризм. Правда, грубоватый. С бабой спорить – себя не уважать.
– Казарма, – поморщилась Нина. – Хотя суть схвачена верно. А кому ты звонил?
– Звонил? – Иларион сделал большие глаза. – Из ванной?
«Ну вот, пожалуйста, – подумал он. – За первой ночью – первый допрос. Все-таки женщины – странные существа. Так им все и расскажи…»
– У тебя телефон в руке, – сказала Нина. – Странные существа – женщины, правда? Все им надо знать, везде они суют свой любопытный нос…
Иларион вздрогнул. «Ну и ну, – подумал он. – С каких это пор в нашем учебном центре стали готовить телепатов? Все-таки я здорово отстал от жизни…»
– Я звонил приятелю, – сказал он, чтобы закрыть тему. – Не хотел тебя будить. Кофе хочешь?
– Хочу. Ты ведь звонил насчет чемодана? Иларион резко обернулся, стоя в дверях.
– Я же все-таки офицер, – виновато сказала Нина. – Сначала я думала, что чемодан просто похож, а потом, когда ты на лестнице так потешно притворялся, что тебе не тяжело… Свинцовая оболочка, плюс масса заряда, итого – тридцать кило чистого веса. Не слишком удобная вещица для того, чтобы носить ее одной рукой.
– Елки-палки, – сказал Иларион. – Значит, ты меня сразу расколола… Зачем же ты осталась? Надеюсь, не из-за острых ощущений? Знаешь, когда-нибудь ты сможешь выгодно продать мемуары. «Секс на ядерном заряде» или что-нибудь в том же духе.
– Я осталась, потому что мне этого хотелось, – твердо ответила Нина. – И хватит молоть чепуху. Дадут мне когда-нибудь кофе или нет?
Сварить кофе Иларион не успел, потому что в дверь позвонили. «Оперативно, – подумал он. – Ну, еще бы! Федотов наверняка боится, как бы я не начал крутить ручечки и дергать за провод очки.»
– Ты лежи, – сказал он, заглянув в комнату по дороге к двери. – Это быстро. Заберут и уедут. О'кей?
– Ладно, – сказала Нина.
Забродов открыл дверь и попятился. На пороге стоял генерал Федотов собственной персоной.
– Когда ты позвонил, я как раз проезжал неподалеку. – объяснил он. – Решил убедиться собственными глазами. При всем моем уважении к тебе, в это как-то трудно поверить.
– Да уж, – промямлил Иларион.
Генерал шагнул вперед и в нерешительности остановился, поскольку Забродов все еще торчал в дверях, загораживая ему дорогу.
– Ты чего? – спросил он подозрительно. – Пускать меня не хочешь, что ли?
– Что вы, как можно, – спохватился Иларион и с большой неохотой отступил в сторону, давая Федотову пройти. – Это я так… Обалдел от неожиданности.
– Обалдел он… А что тогда про меня говорить? Доведете вы меня до инфаркта, черти окаянные.
– Ничего, – сказал Иларион, лихорадочно соображая, как быть. – Сейчас кофейку организуем, поправим нервишки… На кухню, товарищ генерал, а то у меня там неприбрано…
– Нашел, чем удивить, – проворчал Федотов, – неприбрано… Как будто у тебя когда-нибудь бывает прибрано! Не люблю я на кухне сидеть. Годы мои не те – по табуреткам маяться.
– А я вам подушечку… – заикнулся было Иларион, но генерал уже решительно шагнул мимо него в комнату. На пороге он остановился. Повисла нехорошая пауза.
– Так, – медленно, веско сказал Федотов. – Это и есть твой мини-заряд?
– Здравия желаю, товарищ генерал, – невозмутимо прозвенел голос Нины.
Иларион заглянул через плечо Федотова в комнату. Нина, полностью одетая и даже причесанная, сидела на краешке дивана, чинно сложив руки на коленях. Свернутая в тугой валик постель лежала в уголке дивана, прикрытая старой газетой. Рядом с Ниной обложкой кверху лежал раскрытый посередине сборник японской поэзии. Забродов схватил себя за нос двумя пальцами и крепко сдавил, чтобы ненароком не разразиться неприличным ржанием. Переждав пару секунд, он отпустил нос и сказал:
– Вы что, знакомы? Надо же… Эх, товарищ генерал! А сами говорили, что не знаете никакой Самоцветовой… Или вы с ней потом познакомились? Отбить, наверное, хотели?
…После отъезда спецгруппы Иларион все-таки сварил кофе, разлил его по чашкам и принес в комнату на старинном подносе литого серебра. Федотов все еще отдувался и озадаченно вертел головой, то и дело принимаясь вытирать шею носовым платком, как будто в квартире стояла невесть какая жара. Когда Иларион поставил перед ним поднос с кофе, генерал покосился на свою чашку так, словно опасался, не налил ли туда Забродов цикуты или еще чего-нибудь похлеще. На Нину он не смотрел вообще, а та буквально пожирала его огромными, чересчур преданными глазами. Иларион сдержал улыбку, подал ей кофе, а потом взял свою чашку и опустился в свободное кресло напротив генерала: Нина туда сесть, очевидно, не рискнула, предпочтя насиженное место на диване.
В комнате работал телевизор. Звук был отключен, на экране мелькали кадры какого-то очередного кровавого безобразия – не то автомобильной аварии, не то террористического акта. Иларион скользнул по картинке равнодушным взглядом и вдруг напрягся: на экране был виден разбитый в лепешку «додж», на полном ходу врезавшийся в осветительную опору. Марка и цвет были Илариону знакомы, но это полбеды: он узнал смятый багажник с отскочившей крышкой и понял, что Мельник выбрал единственно верный путь к разрешению всех своих неразрешимых проблем. Он был трусливым скотом и садистом, он чуть не послужил причиной гибели тысяч и тысяч людей, но настроение у Забродова все равно испортилось.
На экране спасатели в своих световозвращающих комбинезонах принялись кромсать гидравлическими ножницами сплющенный металл, пытаясь извлечь тело водителя. Иларион поискал глазами пульт, не нашел, привстал с кресла и выключил телевизор по старинке, вручную. Экран погас, и сразу стало легче.
– Ну? – сказал генерал, сердито глядя в чашку.
– Нет, ребята, – со вздохом сказал Иларион, – я не гордый. Не заглядывая вдаль, я скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль!
– Болтун, – убежденно произнес Федотов.
– Твардовский, – поправил Иларион. – «Василий Теркин». Помните, как он там из трехлинейки «мессер» завалил? А потом говорит: нет, говорит, ребята, я не того, не гордый…
Нина отвернулась и стала осторожно прихлебывая кофе, смотреть в окно. За окном не было ничего интересного, если не считать голубя, который, поминутно скрежеща коготками по жести, бродил по карнизу.
Генерал терпеливо пропустил мимо ушей тираду Забродова, подождал еще немного и сказал:
– А если по существу?
Иларион сделал большие глаза и с трагическим выражением лица кивнул в сторону дивана.
– Перестань корчить рожи, – строго сказал генерал. – Об этом надо было думать раньше. Нет, это ж надо такое учудить! – не выдержав, взорвался он. – Заниматься черт знает чем с ядерным зарядом под кроватью! Извращенцы, – закончил он с отвращением.
– Да, – сказал Иларион. – Моральный облик ваших сотрудников оставляет желать лучшего. Плохо у вас поставлена воспитательная работа, товарищ генерал! Сплошные неуставные взаимоотношения. Но вы сами виноваты. Сначала подсылаете ко мне женщин, а потом чем-то недовольны. А чемодан, между прочим, стоял не под кроватью, а в кладовке.
– Да, это в корне меняет дело, – ядовито согласился Федотов. – Собачья у меня работа, – вдруг признался он. – В кои веки случится что-то занятное, и ведь никому не расскажешь! А расскажешь, так не поверят. В кладовке… – Он неожиданно фыркнул в чашку, едва не расплескав кофе. – Анекдот! Ну признайся, Иларион, ты ведь специально это устроил?
Забродов отчаянно замотал головой – Никак нет. Нога попала в колесо, понимаете? Федотов тяжело, по-стариковски развернулся в кресле и некоторое время внимательно разглядывал Нину, которая так же внимательно разглядывала что-то за окном, хотя там уже не было даже голубя. Голубь улетел, оставив после себя лишь пару перышек да несколько живописных визитных карточек.
– Да, – закончив осмотр, согласился генерал. – Это я могу понять. Это мне доступно.
Нина отвернулась от окна и взглянула на него с живым интересом.
– Но-но, – сказал Федотов. – Ты кому глазки строишь, коза? По гауптвахте соскучилась? Твоя школа, – сообщил он Забродову и вдруг посерьезнел, словно его, как телевизор, переключили на другой канал. – У нас мало времени, Иларион. Ведь история, я полагаю, длинная?
– Да не так чтобы очень, – вздохнул Иларион. – Дурацкая – это да. Нелепая – сколько угодно. А длинная… Нет, пожалуй, не длинная.
Он залпом допил кофе и подробно рассказал присутствующим, кто такой Мельник, как и откуда попал к нему пресловутый чемодан и что Мельник должен был с этим чемоданом делать. Не умолчал он и о том, каким образом раздобыл эти сведения, а в качестве завершающего штриха сообщил, что только что видел бывшего владельца чемодана по телевизору, и описал его плачевное "состояние. Рассказ получился сжатым, весьма информативным и имел законченную форму, то есть сильно напоминал идеально составленный рапорт, в представлении генерала Федотова. В этом рапорте было одно-единственное слабое место, но опытный взгляд генерала сразу же за него зацепился.
– А как, собственно, ты вышел на этого Мельника? – спросил генерал.
– Погода сегодня чудесная, – невпопад ответил Забродов. – Вылечу, наверное, точно по расписанию. Главное, чтобы в пункте назначения не было тумана. Вы прогноз погоды не слышали, товарищ генерал?
Федотов побарабанил ногтями по краю кофейной чашки, и та отозвалась мелодичным звоном.
– Вот что, капитан, – сказал он. Иларион удивленно вскинул брови, но Федотов смотрел не на него, а на Нину. – Поезжай-ка ты, дочка, в нашу контору и пробей этого… Беслана, да?.. Пробей его по всем нашим каналам. Можешь связаться с ФСБ, с Потапчуком. Сошлись на меня, он поможет. Этого стервеца надо взять, он многое может рассказать, и тянется за ним немало – и по нашей линии, и по какой угодно…
Нина торопливо поднялась и направилась к двери, но на полпути остановилась и посмотрела на Илариона.
Федотов неловко завозился в кресле, покряхтел и сердито сказал:
– Сами выходите, если вам надо. Я пожилой человек, и кресло удобное… Мне и тут неплохо. Могу отвернуться, если хотите.
Иларион медленно покачал головой и встал. Нина уже была в куртке. Она улыбнулась Забродову, вынула из кармана шариковую ручку, записала прямо на дверном косяке какой-то номер, кивнула обоим мужчинам и быстро вышла.
– Телефон, – уверенно сказал Федотов, когда за ней захлопнулась дверь.
Иларион промолчал. Он и без Федотова видел, что это телефонный номер.
– Интересно, чем ты их берешь? – спросил генерал.
– Начитанностью, – буркнул Забродов, падая обратно в кресло.
Генерал взял со стола метательный нож, задумчиво поковырял его кончиком под ногтем большого пальца, укололся, коротко выругался, положил нож на место и принялся сосать палец.
– Как насчет моей просьбы? – поинтересовался Иларион.
– Насчет медали, что ли? – спросил генерал, озабоченно разглядывая палец.
– Насчет медали все ясно, – усмехнулся Забродов. – Бойцам невидимого фронта – невидимые правительственные награды… Посмертно. Я насчет чемодана, аэропорта и всего прочего.
– Чемодан тебе скоро привезут, – проворчал генерал. – Если не взорвутся к чертовой матери, конечно. Времени-то маловато, а ради тебя они в лепешку расшибутся. Если бы ты вечером позвонил, было бы другое дело. Но ведь ты же был занят!