Воронин Андрей Николаевич. Точка кипения

   – Ворон, – тихо сказал подрывник и еще раз, уже громче:
   – Ворон!
   – А имя, фамилия у твоего Ворона есть?
   – Не знаю. Но я могу вам его описать и указать места, где он часто бывает.
   Тут подрывник ощутил, что рези в животе утихают, словно кто-то засевший во внутренностях ослабил железную хватку, удовлетворенный его словами.

Глава 22

   Комбат с отвращением смотрел на бледно-желтую жидкость в своей кружке, похожую больше на мочу, чем на хорошо заваренный чай.
   – Все одно к одному! Вот и сигареты заканчиваются, – подумал он, распечатывая предпоследнюю пачку “Мальборо”.
   Рядом Чащин хлебал свою целительную бурду. Впрочем, бурдой обозвал ее только Комбат, игнорируя источаемый ею приятный аромат. Рублев был слишком привязан к чаю, чтобы обменять его на другой напиток.
   – Последний хворост сожгли. Теперь придется ходить за ним через болото, – грустно констатировал егерь.
   – Говорю тебе, я наведывался в твое лесное убежище, там никого.
   Комбат действительно бывал там, даже дважды. Первый раз он заметил спецназовцев, а во второй убежище опустело. Они, конечно, не собирались туда возвращаться, но это означало, что лес стал для них безопаснее. Со дня облавы Чащин безвылазно сидел в болоте. Рублев, изучивший дорогу среди трясины и даже слегка бравировавший этим, активно взялся за решение продовольственного вопроса. Тут как раз закончился хлеб, осталось совсем мало риса и весь их рацион состоял практически из мяса. Иногда Комбат приносил грибы, которые непривычно было есть без гарнира. В такой ситуации Рублев хоть как-то утешался чаем и сигаретами, но и их запасы таяли с удручающей быстротой.
   – Магазин ограбить, что ли? Для убийцы это даже не преступление, – грустно пошутил Чащин.
   – Сейчас нам надо проверить оставшуюся часть Медвежьего распада, – сказал Комбат.
   – Ладно. Только сначала перенесем вещи в укромное местечко Раз в лесу стало безопасно, мы там и обоснуемся..
   Братки третий день напрасно гоняли по лесу. Безуспешные поиски их изрядно утомили, даже Уж начал жалеть о сгоряча вырвавшейся клятве найти егеря любой ценой. Он был готов убрать своих сообщников, а Матросу соврать, будто они подстрелили какого-то мужика, рухнувшего в болото. Тем более за эту работу ему платили такие смешные деньги, что глупо было упираться, изматывать себя ежедневной многочасовой ходьбой. “Вот еще сегодня поищем – и завязываю”, – решил он для себя.
   Они с Хомяком шли, переговариваясь время от времени. Батон молча двигался чуть сзади. Он выполнял роль засадного полка. У Хомяка с Ужом в руках были пластмассовые ведра, только у Ужа на дне ведра под грибами лежал пистолет, а Хомяк свое оружие спрятал за поясом. У Батона ведра не было, и пистолет он держал в руке.
   Чащина вдруг насторожила сойка, пролетевшая мимо с тревожным стрекотаньем.
   "Человек или зверь?” – подумал он, остановившись и сделав Комбату знак “замри”.
   Они бесшумно сложили вещи на землю и вооружились. Егерь тихо прошептал:
   – Скорее всего это волки или медведь. Но лучше затаиться и выждать какое-то время.
   Тут они услышали голоса, раздавшиеся совсем рядом. Громко хрустнула ветка.
   – Господи, облава, надо уходить! А как же вещи? Если мы их здесь бросим, тяжко нам придется, – засуетился Чащин.
   – Погоди. Вот, кажется, ведро мелькнуло. Кто же с ведрами на облаву ходит? Похоже, грибники, – остановил его Комбат.
   – А вон и еще одно. Ну, народ обнаглел. Думает, раз меня в болота загнали, можно закон нарушать. Сейчас я им покажу!
   Чувство стража природных богатств взяло верх над осторожностью, и Чащин решительно пошел на голоса. Комбат усмехнулся, подумав, насколько велик будет воспитательный эффект, когда перед горе-грибниками окажется человек, известный всему району как сумасшедший убийца. Но тут у него закрались сомнения. Неужели людям грибы дороже собственной жизни? Да и лето стояло сухое, грибов мало. Все это очень подозрительно. Так, Чащин направился к ближнему владельцу красного ведра, надо присмотреть за вторым.
   Уж медленно достал пистолет. Недоумок Хомяк ухватил ручку ведра двумя руками и что-то жалко залепетал. Наверное, оправдывался. О пистолете за поясом совсем забыл, кретин. Но это и к лучшему. Позиция у Ужа была идеальная. Егерь стоял в трех шагах от Хомяка, и обоих можно было снять двумя выстрелами. Увы, где-то за спиной прятался Батон. Все же сперва он продырявит репу егерю, а когда эти двое соберутся…
   – Брось пушку, – вдруг услышал Уж и, повернув голову, бросил на землю оружие.
   Уж был в шоке. Он увидел перед собой за тысячи километров от Москвы человека, заказанного ему и избежавшего смерти там, в той жизни. Он даже забыл о противостоянии Хомяка и егеря. В голове его, словно заезженная пластинка, крутилась одна фраза:
   «Это – п…ц, это – п…ц, это – п…ц!»
   – Ну что, прошла у тебя голова, больше не болит? Сейчас мы это исправим, – пообещал Рублев, шагнув навстречу врагу.
   Он тоже здорово удивился, узнав в лжегрибнике покушавшегося на него человека. Замешательство быстро прошло, и Комбат с необычайной ясностью понял, что видит перед собой убийцу, чьи злодеяния приписывают Чащину.
   – Петрович, поосторожнее! Это мокрушники, – хотел крикнуть он, но тут грянул выстрел.
   Если бы Уж сам крался сзади, летопись преступного мира России пополнилась бы еще одной триумфальной страницей. Матрос заметно упрочил бы свое положение среди Измайловских вассалов, Коровин получил бы заветные рубины, а Волына – деньги и через некоторое время своего депутата Госдумы. Но стрелял не Уж, а Батон. Пуля прошила Рублеву плечо, не задев кость.
   Резкая вспышка боли заставила Комбата уронить пистолет, но многолетний опыт помог в доли секунды забыть о ране и начать действовать. Он метнулся в сторону, прикрываясь Ужом, как щитом. Уж рухнул на землю, давая подельнику возможность выстрелить и одновременно нашаривая рукой оружие.
   – Мочи его, Батон! – заорал он.
   Тем временем растерявшийся Чащин держал на мушке Хомяка. Егерю надо было пристрелить бандита, чтобы развязать себе руки и помочь Комбату, но он не мог выпустить заряд картечи в человека с безобидным пластмассовым ведерком. Да и события разворачивались с такой быстротой, что трудно было принять единственно верное решение.
   Комбат пошел ва-банк. К нему с шумом и треском ломился Батон, но он не стал убегать. В одиночку Чащин не устоит против троих, да и с плечом, из которого хлещет кровь, далеко не уйдешь. Он подскочил к Ужу и с размаха двинул его ногой по физиономии. Удар на какое-то время вывел убийцу из игры, но тут же громыхнул еще один выстрел. И снова Батон промахнулся. Превозмогая жгучую боль. Комбат прыгнул, схватил пистолет Ужа и, сделав кувырок через левое плечо, дважды нажал на курок. Он, разумеется, тоже промазал, но добился главного. Внезапно превратившись из охотника в мишень, Батон испугался и попятился.
   – Стой, убью! – рявкнул Комбат вслед убегающему Батону.
   Тот вроде замедлил бег и вдруг шмыгнул за ближайшее дерево. Нашел себе защиту, дурачок!
   – Ну-ну, – усмехнулся Комбат и стал обходить его нелепое укрытие с фланга.
   Он мог бы пощадить Батона, обезоружить его, если бы обладал запасом времени и сил. Но кровь текла, голова начинала кружиться, а рядом мог в любой момент прийти в сознание главный убийца. Как только из-за дерева высунулась голова бандита, Рублев взял ее на мушку. Батон тоже уловил чье-то движение, но не успел пошевелиться. Пуля ударила ему в голову, Батон рухнул на землю, окрасив траву красным.
   Головокружение усиливалось. Комбат двинулся назад и увидел, что Уж исчез. Он трусливо бежал, не догадавшись поискать оружие или отвлечь внимание Чащина. Повторялась московская история. Морщась от боли. Комбат двинулся дальше.
   – Эх, Петрович, что же вы застыли друг против друга, как два солдата у Мавзолея? Надо было щелкнуть его и идти ко мне на помощь, – он тяжело сел, прислонившись к дереву и держа Хомяка на мушке. – Ладно, обыщи его и займемся допросом.
   – Какой допрос, Борис, ты же ранен! Я сейчас обработаю рану и перевяжу, а то истечешь кровью.
   – Чепуха, просто я много бегал. Сейчас посижу, оно и успокоится. Возьми у него ведро, проверь.
   Хомяк все стоял, вцепившись обеими руками в ручку ведра с грибами. Наконец он испытал на собственной шкуре, что значит, когда на тебя наставлены два ствола и достаточно одного легкого нажатия, чтобы холодный металл прошил кожу, раздробил реберную кость и пронзил сердце. Он очень не хотел умирать. И был уверен, что его убьют. Ведь Хомяк от природы был туп и не понимал, насколько он важен для них как свидетель.
   Егерь высыпал на землю несколько грибов. Комбат кивком указал ему продолжать обыск. Когда у Хомяка забрали ведро, оцепенение прошло, теперь он лихорадочно обдумывал планы спасения, но дуло пистолета, нацеленное ему прямо в грудь, лишало всяких шансов. Егерь достал у него из-за пояса оружие и зло сказал:
   – А ведь ты, мерзавец, убил бы меня без колебаний. И совесть бы не мучила. Слышь, Борис, давай я свяжу эту мразь и займусь тобой. Ты же весь белый как снег. А с ним мы успеем, еще допросим.
   Комбат хотел сказать, что, раз обыскал, можно и связывать, но страшный шум в голове вдруг сменился полной тишиной, и он, качнувшись, завалился в траву. Хомяк среагировал мгновенно. Он стоял рядом с Чащиным и не мог, размахнувшись, свалить егеря с ног. Но он ухватил Чащина одной рукой за шею, а другой стал вырывать свой пистолет. Неимоверным усилием егерь вывернул кисть и нажал на курок. Зря старался – пистолет стоял на предохранителе. Чащин выпустил бесполезное оружие и попытался оттолкнуть Хомяка. Но бандит был сильнее и знал кое-какие хитрые приемчики. Отставив ногу в сторону, он бросил егеря через себя, припечатал к земле и стал душить. Егерь весь напрягся и, собрав остаток сил, ногами отшвырнул Хомяка в сторону и быстро сунул руку за пояс, где висел кинжал. Хомяк недовольно зарычал, снова навалился на егеря и вдруг коротко охнул. Чащину даже не пришлось искать возможность замахнуться. Бандит сам насадил себя на остро заточенный клинок. Наступил критический момент. У Хомяка еще были силы, чтобы задушить Чащина или свернуть ему шею. Отчаянно сжав рукоятку кинжала, егерь потянул его на себя. Острая сталь прошла сквозь плоть, как ледокол через льдины, режа и сминая все внутренности. Хомяк судорожно дернулся, руки его ослабли, и Чащин, отпустив кинжал, стал высвобождаться из смертельных объятий.

Глава 23

   – Ну и возможности у народных избранников! – удивился Григорий Адамович, изучая компьютерную распечатку, полученную от сестры.
   Здесь были адреса и некоторые автобиографические данные горнорабочих, на сегодняшний день проживающих в Москве. Коровин с удовлетворением отметил, что многие из них в былые, советские времена на год, а то и два срывались с насиженных мест, гоняясь за “длинным рублем”. Только во что они превратились, те самые “длинные рубли”, десять лет назад? В раскрашенные бумажки без малейших признаков покупательской способности. А добывающая промышленность, как и остальная экономика, успела пережить упадок, кризис производства, умышленные банкротства, отстрельную приватизацию, и теперь многие бывшие по-трошители российских недр работали грузчиками, слесарями-сантехниками, дворниками и даже ночными сторожами. Выбрать среди них двадцать толковых работяг казалось пустяковым делом, тем более у Коровина имелась вторая бумажка.
   Там были перечислены фамилии нескольких управленцев добывающих предприятий, оказавшихся не у дел. После обсуждения кандидатур Черняева указала ему на бывшего главного инженера изумрудного прииска Райхлина, Несколько лет назад изумрудное месторождение истощилось, прииск стал убыточным и его закрыли. Райхлин был известен как толковый управленец, и только благодаря этому в эпоху всеобщего развала он быстро нашел работу. Однако человек, совсем недавно скупивший контрольный пакет акций рудника, назначил инженеру очень низкую зарплату да еще брякнул на эту тему в узком кругу друзей-собутыльников:
   – Человеку с такой фамилией вообще нельзя платить, его можно только плохо кормить.
   Райхлину стало известно об этих словах хозяина, и он решил отомстить. Он доказал многогранность своего таланта, наладив хитроумную цепочку хищения и сбыта драгоценных камней. Группа орудовала на прииске больше года и провалилась только из-за неистребимой любви русского человек к хвастовству в пьяном виде. Рядовой исполнитель лишь обмолвился о своих левых доходах, а собутыльники, протрезвев и ощутив ядовитую зависть, тут же стукнули кому следует. Цепочку обрубили, но взять сумели только несунов и мелких скупщиков. К Райхлину у следствия претензий не было, только вопросы, и продуманные ответы на них не оставили камня на камне от иллюзорных, как воздушные замки, надежд следствия вывести на чистую воду организатора хищений. Однако владелец немедленно уволил Райхлина и внес в черный список горнодобытчиков. Теперь инженер маялся без работы, экономно проедая наворованные запасы.
   Коровину на черные списки было наплевать. Очутившись на месте, умный человек перестанет даже думать о воровстве. А дураков не жалко, пусть ребята Матроса судят их по своим законам.
   Из длинного перечня рабочих Райхлин сумел порекомендовать лишь десять человек, кандидатуры еще тридцати отверг категорически. Вторую половину пришлось брать почти наугад, основываясь лишь на впечатлении после беседы с человеком.
   Наконец сборы закончились. Теперь предстояло выплатить людям аванс и отправить на место. К этому времени Григорий Адамович совсем помрачнел и больше всего на свете жалел о том, что нельзя удалять, как гнилые зубы, некоторые зловредные гены. Например, проклятый ген авантюризма. Будущее выглядело неопределенно, а настоящее сулило банкротство. Деньги летели с таким свистом – хоть уши затыкай. Обустройство места, закупка техники, выплата авансов – Коровин залез в свою мошну по самое донышко. Любые, даже малые, непредвиденные расходы заставляли бы пустить в ход деньги, отложенные на задуманную свадьбу. Хотя еще оставалась сестра, она подбросит тысяч десять-двадцать.
   Обстоятельства сложились так, что группу из рабочих и охранников возглавил Тарзан. Эфэсбэшники взяли только Ворона по обвинению в организации покушения на убийство. Доказать участие всей его группы в вымогательстве оказалось невозможным из-за дружного молчания “ягнят” – продавцов и владельцев ларьков, опасавшихся мести бандитов. Но Матрос на всякий случай отправил рэкетиров от греха подальше. Рассказ Ужа о появлении недобитого московского врага в заказнике вынудил его удвоить количество охранников до восьми. Теперь кроме обычной своей работы, они должны были уничтожить зловредную парочку, если она до сих пор оставалась в лесах.
   Тарзан последним забрался в автобус с наглухо занавешенными шторами и быстренько пересчитал собравшихся. Отлично, все на месте. Из кейса, делающего его похожим на солидного человека, он достал ведомость и толстую пачку денег. Затем Тарзан обошел рабочих, выдавая каждому под расписку аванс, – большинству по три, а некоторым, особо выделенным Райхлиным и не желавшим без веских причин бросать свои дела в Москве, по пять тысяч долларов.
   – Теперь, как мы и обещали, те, кто больше доверяют банку, а не нам, могут положить бабки на свой счет, – сказал он. – На все про все дается час. Если человек за это время не вернется, он кто?
   – Покойник, – весело оскалился сидевший сзади мужик с физиономией, тянувшей минимум на десять лет строгого режима.
   Остальные промолчали, но по глазам было видно, что они целиком и полностью верят летальному прогнозу. Их новые работодатели мало похожи на идиотов, а ведь только идиот согласится подарить несколько тысяч долларов первому встречному. Эти денежки придется отработать мозолями и потом. Год добровольного заключения – не воскресная поездка на дачу, его можно считать вычеркнутым из жизни. Но чтобы положить баксы в карман и дернуть отсюда – о таком даже помыслить опасно. Ведь у нанявших рабочих людей имеются адреса каждого из них, информация о женах, детях, родителях, у кого они живы, и есть разные орудия убийства, а может быть, даже пыток. Нет, раз уж впрягся в этот воз, надо тащить его до конца, а выскальзывать на полном ходу – только шею себе свернуть.
   Тем не менее несколько человек встали со своих мест, предварительно рассовав деньги по карманам. И тут же впереди автобуса тормознул пожеванный “Жигуленок”. Из него выскочили трое парней и пулей влетели в салон автобуса.
   – Тихо, суки! – рявкнул один из них, выудив из-под кожанки короткоствольный автомат. – Кто дернется – замочу.
   Двое остальных уже повытаскивали пистолеты с глушителями. Один ствол уткнулся в водителя.
   "Навели, гады! Кто-то из работяг и навел, – подумал Тарзан, обводя глазами салон и непроизвольно возвратившись к мужику с бандитской физиономией. – Ну да ладно, разберемся”.
   Его спокойствие имело под собой материальную основу. Главный сюрприз ожидал грабителей, когда один из них направился к задней части салона. Там у ног хозяев лежали четыре здоровых пса.
   – Наденьте им намордники, быстро, – приказал грабитель довольно неуверенным тоном.
   – Тебе надо – ты и надевай, – последовал нахальный ответ.
   Тарзану он совсем не понравился. Судя по развязному тону, братва, несмотря на строжайший запрет, прихватила еще несколько стволов, кроме тех, что были надежно упрятаны в багажном отделении автобуса. Поэтому и наглели, готовые ответить выстрелом на выстрел. Это плохо. Хотя у них надежные документы из Московской думы, лишняя осторожность не помешает.
   – Тогда “лопатники”, быстро! – рявкнул грабитель, не решаясь козырять оружием.
   Если псы бросятся на него, он успеет выстрелить максимум два раза, а любой волкодав порвет его на клочки.
   – Че ты базары разводишь, – откликнулся второй грабитель. – Ща уработаем зверей в два ствола.
   Третий все еще держал на мушке водителя, стоя спиной к Тарзану. Тарзан чуть приподнялся и рубанул его ребром ладони по шее. Тот сразу обмяк. Тарзан подхватил его, развернул, прикрывшись, как щитом, и нащупал второй рукой упавший пистолет. Невольно глаз выхватил нескольких рабочих, застывших, будто статуи самим себе. Было тихо, не стреляли.
   – Дайте нам уйти. Мы знаем, вам тоже ни к чему стрельба, поэтому дайте нам уйти.
   Тут грабители попали в самую точку: значит, среди работяг действительно был наводчик, слова бандитов развеяли последние сомнения. Тарзан непроизвольно бросил еще один злобный взгляд на типа с разбойничьей физиономией:
   – Стволы уберите и чешите отсюда, только своего главного оставьте.., на память.
   Грабители попытались что-то вякнуть, но сзади раздался грозный рык, и их как ветром сдуло. Очухавшегося главаря усадили на свободное место рядом с четвероногими сторожами.
   – Ну вот, у нас появился чернорабочий. Причем вкалывать будет, как в зоне, за одну пайку, – хохотнул Тарзан и сказал водиле:
   – Подскочи к другому банку, а то здесь мы могли засветиться.
   Во время езды он искоса рассматривал пленника и заметил, как тот несколько раз переглянулся с одним мужиком, между прочим совсем не с тем, которого подозревал Тарзан. Когда автобус остановился, мужик в числе первых двинулся к выходу.
   – А ты погоди, – Тарзан ухватил его за плечо, отодвигая назад.
   Нервы у мужика сдали. Он дернулся, пытаясь освободиться от железной хватки, потом замахнулся и скорчился, взвыв от дикой боли. Точный удар коленом в пах разом излечил приступ агрессии. Тарзан ухватил мужика за шиворот и грубо отволок на место.
   Замешательство, вызванное этим инцидентом, быстро прошло. Часть рабочих успешно избавилась от полученных денег, и автобус взял курс в неизвестность.

Глава 24

   Комбат быстро шел на поправку. Наверное, так действовал целительный лесной воздух или травы егеря. А ведь сначала, опасаясь заражения крови, Чащин хотел отвести Рублева в деревню. Но, придя в себя и выслушав сбивчивую речь перепуганного егеря, Комбат жестко сказал:
   – И думать забудь. Настоящего убийцу мы упустили, а эти двое – обычные “шестерки”. Гарантирую, что пистолеты с их “пальчиками” окажутся чистыми, может совсем недавно украденными из военной части. Если пойдем в деревню, на тебя повесят еще два убийства.
   – Но ведь у них с собой было оружие!
   – Тем хуже для тебя. Ты же обещал убить каждого, кто придет в лес на охоту. И тот факт, что у них было боевое оружие, ничего не доказывает. Что достали, с тем и пришли браконьерствовать. Сейчас практически рядом с любой военной частью можно купить хоть гранатомет, а пистолет обойдется куда дешевле хорошего охотничьего ружья. Вот примерно так скажет прокурор, и люди поверят его словам, а не нашим. Значит, первым делом нужно избавиться от тел и следов побоища.
   – Первым делом я приготовлю отвар и найду мазь. У меня, кажется, где-то был пузырек йода и бинт.
   – Запасливый ты человек, Петрович! С тобой можно идти даже на Северный полюс.
   Перевязав Комбата и напоив его горьким вяжущим отваром, Чащин с тяжелой душой занялся грязной работой. У него был" огромный опыт по разделыванию туш животных, но все равно он едва сдерживал позывы к рвоте. Люди как-никак, а не дикие свиньи. Особенно трудно пришлось ему с трупом Хомяка. Кровь из страшной раны запеклась, и одежда прилипла к трупу. А снять ее надо было обязательно! Звери не питаются джинсами и кроссовками. Чащин исполосовал одежду на части и положил в одно место. Батон с аккуратно простреленной головой доставил ему куда меньше хлопот. Егерь увязал в одежду камень и утопил в болоте.
   Чащин ненавидел росомах. Эти твари вызывали у него отвращение своим внешним видом и гнусными повадками. Сейчас впервые в жизни он подумал о них с долей теплоты. Если вокруг хватает пищи, волки и медведи игнорируют падаль, зато росомахи благодаря отличному нюху обязательно соберутся на пиршество, а что не съедят, растащат по укромным уголкам.
   Покончив с уликами, Чащин занялся Комбатом. Рублев чувствовал себя сносно, он вставал и не спеша ходил вокруг поляны, но егеря не оставляла мысль о заражении крови. Кажущаяся безысходность толкнула его на отчаянный поступок. Поздним вечером он отправился в деревню и огородами пробрался к избе Даши. В одном из окон светился телевизор. Егерь прислушался. Он различил звуки бодрой эстрадной мелодии. Девушка смотрела “горячую десятку” второго канала, наивно считая эти ритмы образцом нового направления в музыке.
   Чащин тихо постучал в окно. Девушка без опаски вышла во двор, ведь на чужого давно бы набросился их цепной пес. Сознательно умолчав об убитых врагах, егерь рассказал ей о ранении Комбата в перестрелке с бандитами. Без колебаний девушка согласилась помочь раненому и даже была готова пойти на конфликт с родителями. Мать догадывалась о ее походах в лес и встречах с егерем, но молчала, так как хорошо знала Чащина и не верила, что он стал жестоким убийцей. А вот отец громче всех требовал изловить и наказать егеря, причем говорила в нем не жажда справедливого возмездия, а личная обида. Когда-то Чащин застал его над убитым оленем и забрал оружие. По закону егерь должен был сдать браконьера властям, но пожалел односельчанина. А отец затаил обиду. Даше приходилось действовать втайне от него. К счастью, он мало интересовался личной жизнью дочери, так как это требовало времени, а все свободное время отец проводил в обществе собутыльников.
   Следующим утром, сославшись на недомогание, девушка отправилась в город. Год назад отец с перепоя распорол себе бок ржавым гвоздем. Кровь из раны текла ручьем, и люди отправили его к фельдшеру. Тот перевязал рану и назначил доксициклин как средство от гнойной инфекции. Даша купила в аптеке этот антибиотик, набрала в магазине хлеба, чаю, сигарет и еще кое-чего по мелочам. Сопровождаемая любопытными взглядами односельчан, она вышла из автобуса остановкой раньше своей деревни. Пришлось отмахать три лишних километра, но зато она незамеченной пробралась к убежищу егеря и Комбата.
   Она ожидала увидеть Рублева лежащим в беспамятстве или стонущим от боли, а, он, стоя с перевязанной правой рукой, левой бросал в цель тяжелый нож.
   – А я, как дура, неслась во весь опор спасать умирающего, – выпалила она, тяжело дыша.
   – Я, конечно, извиняюсь, что до сих пор жив и хорошо себя чувствую, но это не моя вина, а стрелка. И панику насчет моего состояния посеял кто-то другой. Ты даже можешь догадаться, кто именно, – ответил Комбат.
   – Помолчите оба, – вмешался Чащин. – И не таких здоровяков микробы на тот свет отправляли! Ты сегодня ходишь, улыбаешься, к женщинам пристаешь, а завтра бац – гангрена. Так что давай, Борис, лечись и не спорь.
   – Да я согласен, тем более когда роль медсестры выполняет такая очаровательная девушка, – сказал Комбат.
   Комплимент смутил Дашу, ее щечки зарделись и она, отвернувшись, стала нервно выкладывать из сумок покупки. Комбат невольно посочувствовал бедной девочке. Несколько километров она тащила больше чем полпуда – и все ради того, чтобы он был сыт и здоров. Ему и в самом деле стало неловко за то, что он нормально себя чувствует, ходит, развлекается метанием ножа, а не лежит без сил с воспаленной раной.
   – Ладно, я домой побегу, у меня работы полно, – твердо сказала Даша.