Этот план, разумеется, произвел на Билла глубокое впечатление.
— Вот это да, Дживс! Потрясающая идея! Думаете, у нас получится?
— Несомненно, милорд. Метод римских гладиаторов, о которых вы, конечно, знаете.
— Это те, что сражались с помощью сети и трезубца?
— Именно, милорд. Так что если вы не против…
— Еще бы я был против!
— Прекрасно, милорд. Тогда я задергиваю портьеры, и мы занимаем позиции по обе стороны от двери.
Билл наблюдал за приготовлениями с чувством глубокого удовлетворения. После сумрачного рассвета сквозь тучи начало проглядывать солнце.
— Дело в шляпе, Дживс!
— Очень яркий образ, милорд.
— Если он заверещит, мы заткнем ему глотку этим… как называется этот материал?
— Бархат, милорд.
— Заглушим его вопли бархатом. И пока он будет пресмыкаться на полу, я воспользуюсь случаем и дам ему хорошего пинка в зад.
— Соблазнительная возможность, милорд. На благие дела всегда снисходит благословение свыше, как говорит нам драматург Конгрив.
Билл возбужденно дышал.
— Вы были на Первой мировой войне, Дживс?
— Принимал в ней некоторое участие, милорд.
— Я на ту войну не успел, я тогда еще не родился. Зато я был в коммандос на этой. Мы словно ждем условного сигнала.
— Да, ситуация несколько сходная, милорд.
— Он должен уже скоро появиться.
— Да, милорд.
— Приготовились…
— Слушайте, — раздался голос капитана Биггара у них за спиной, — мне надо еще кое о чем переговорить с вами обоими.
Белый Охотник, на путях которого среди дикой природы на каждом шагу таятся опасности, приобретает с годами некое предостерегающее шестое чувство. Там, где обыкновенный человек, набредший в джунглях на западню для тигра, свалится в нее вверх тормашками, Белый Охотник, хранимый шестым чувством, преспокойно обойдет ее.
Капитан Биггар с дьявольским хитроумием вместо того, чтобы возвратиться в гостиную, как ожидалось, через стеклянную дверь с террасы, обогнул дом и вошел через главный вход.
Глава XII
Глава XIII
Глава XIV
— Вот это да, Дживс! Потрясающая идея! Думаете, у нас получится?
— Несомненно, милорд. Метод римских гладиаторов, о которых вы, конечно, знаете.
— Это те, что сражались с помощью сети и трезубца?
— Именно, милорд. Так что если вы не против…
— Еще бы я был против!
— Прекрасно, милорд. Тогда я задергиваю портьеры, и мы занимаем позиции по обе стороны от двери.
Билл наблюдал за приготовлениями с чувством глубокого удовлетворения. После сумрачного рассвета сквозь тучи начало проглядывать солнце.
— Дело в шляпе, Дживс!
— Очень яркий образ, милорд.
— Если он заверещит, мы заткнем ему глотку этим… как называется этот материал?
— Бархат, милорд.
— Заглушим его вопли бархатом. И пока он будет пресмыкаться на полу, я воспользуюсь случаем и дам ему хорошего пинка в зад.
— Соблазнительная возможность, милорд. На благие дела всегда снисходит благословение свыше, как говорит нам драматург Конгрив.
Билл возбужденно дышал.
— Вы были на Первой мировой войне, Дживс?
— Принимал в ней некоторое участие, милорд.
— Я на ту войну не успел, я тогда еще не родился. Зато я был в коммандос на этой. Мы словно ждем условного сигнала.
— Да, ситуация несколько сходная, милорд.
— Он должен уже скоро появиться.
— Да, милорд.
— Приготовились…
— Слушайте, — раздался голос капитана Биггара у них за спиной, — мне надо еще кое о чем переговорить с вами обоими.
Белый Охотник, на путях которого среди дикой природы на каждом шагу таятся опасности, приобретает с годами некое предостерегающее шестое чувство. Там, где обыкновенный человек, набредший в джунглях на западню для тигра, свалится в нее вверх тормашками, Белый Охотник, хранимый шестым чувством, преспокойно обойдет ее.
Капитан Биггар с дьявольским хитроумием вместо того, чтобы возвратиться в гостиную, как ожидалось, через стеклянную дверь с террасы, обогнул дом и вошел через главный вход.
Глава XII
Хотя на самом деле с момента, когда капитан Биггар вышел в сад, и до его возвращения прошло всего каких-то пять минут, только-только хватило на то, чтобы несколько раз прогуляться взад-вперед по лужайке да еще разок остановиться и в сердцах пнуть встречную лягушку, тем не менее для его целей этого времени оказалось довольно. Если бы при выходе на террасу его спросили: «Есть ли у вас какие-нибудь идеи, капитан?» — он бы вынужден был ответить: «Не больше, чем у кролика». Но вернулся он энергичной походкой, и глаза у него блестели. Капитан Биггар нашел выход из положения.
В минуты бурных душевных переживаний наш мозг работает на повышенной скорости. Безответная страсть стимулирует деятельность серых клеточек. Неприятная сцена на садовой скамейке, когда любовь столкнулась с кодексом чести, по законам которого живут люди на далеких окраинах Империи, привела в движение серые клеточки его мозга, и, если бы вы сейчас просветили череп капитана Биггара рентгеновскими лучами, вы бы увидели, что серые клеточки прыгают и пляшут там, как рисовые зернышки на сковородке. Не прошло и тридцати секунд после того, как встречная лягушка, потирая шишку на лбу, удалилась, спеша предупредить подруг, чтобы остерегались атомной бомбы, как он был вознагражден тем, что бесспорно можно назвать озарением.
Положение его — если в двух словах — таково. Он любит. Это факт. Можно даже пойти дальше и признать, что он любит безумно. И предмет его обожания — если он мало-мальски правильно истолковал ее слова, и поведение, и блеск ее очей — тоже его любит. В самом деле, не станет ведь женщина заводить разговор о старых добрых временах, когда ты шмякал ее дубиной по макушке и волок в пещеру, если не хочет этим что-то сказать. Правда, через несколько минут она уже, смеясь и закатываясь, болтала с этим проклятым Рочестером — чтоб ему пусто было! — но теперь, когда капитан поостыл и поразмыслил, это представлялось ему не более чем любезностью гостьи по отношению к хозяину дома. Проклятого Рочестера можно отбросить как не имеющего значения. Капитан Биггар пришел к выводу, что, по-человечески, стоит ему только положить свое сердце к ее ногам, и она его подберет.
Казалось бы, все хорошо. Но дальше начинаются сложности. Она богата, а он беден. В этом закавыка, тут сучок и задоринка. Отсюда сыплется песок в колеса.
Дополнительной горечи и силы удару ногой по лягушке придавало сознание, что, если бы не возмутительные финансовые махинации злодея букмекера, этого Честнейшего Кривого Рочестера, все разрешалось бы очень просто. Поставить три тысячи на Баллимора, и даже при сегодняшних ставках из одного к пятидесяти это дало бы сто пятьдесят тысяч как на дороге подобрать; и уж конечно, даже Толстый Фробишер и Субадар, сколь ни строги их взгляды в таких делах, не обвинят человека в игре кривой клюшкой за то, что он женился на женщине, пусть как угодно богатой, но имея и сам в кармане сто пятьдесят тысяч чистеньких и блестященьких.
Капитан мысленно застонал. Память о счастье — худшая из мук, а он, надрывая себе душу, припомнил, как шелковиста была под пальцами ее шея, когда он застегивал подве…
Тут он громко вскрикнул. На суахили, разумеется: слова этого языка всегда первыми срывались с его губ в минуты волнения, но смысл был ясен, как смысл «эврики» Архимеда.
Подвеска! Ну конечно! Он четко представил себе, как надо действовать.
Две минуты спустя он был уже у парадного входа. Еще через двадцать пять секунд решительными шагами вошел в гостиную и увидел со спины Честнейшего Рочестера и его секретаря, по каким-то своим дурацким соображениям завернувшихся справа и слева в портьеру, которой они зачем-то задернули дверь на террасу.
— Слушайте! — окликнул он их. — Мне надо еще кое о чем переговорить и с вами, и с вами.
Эти слова произвели на них сильное впечатление. Всегда немного теряешься, когда ждешь человека с северо-востока, а он вдруг окликает вас с юго-запада, особенно если оклик довольно зычный и напоминает лай в собачьей клинике в час кормежки. Билл снова проделал номер с прыжком и трясучкой, притом очень успешно — сказалась практика. Даже Дживс, хотя черты его лица сохранили обычную бесстрастность, все же встревожился, если судить по тому, что левая бровь у него чуть дернулась, как бы готовясь подняться.
— Что вы мнетесь там, как умирающий лебедь, — сказал капитан Биггар Биллу, который, надо ему отдать должное, очень похоже изображал названную птицу in articulo mortis. [В момент смерти (лат.)] — Со времени нашего с вами, красавчиками, разговора, — продолжал он, наливая себе виски с содой, — я обдумал положение и нашел выход. Меня вдруг осенило. И я сказал себе: «Подвеска!»
Билл жалобно заморгал. Его сердце, только что чуть было не выскочившее изо рта, начало медленно опускаться на место, но, по-видимому, от перенесенной встряски пострадал слух. Ему почудилось, будто капитан произнес слово «подвеска», что было совершенно лишено всякого смысла.
— По… подвеска? — повторил он, недоумевая.
— Миссис Спотсворт носит на шее бриллиантовую подвеску, милорд, -заметил Дживс. — По всей видимости, джентльмен имеет в виду ее.
Это было вполне возможно, но Билл все еще ничего не понимал.
— Вы так полагаете?
— Да, милорд.
— По вашему мнению, речь идет об этом предмете, Дживс?
— Да, милорд.
— Но при чем он тут?
— На этот вопрос, как можно предположить, милорд, мы получим ответ из его дальнейших слов.
— То есть когда он скажет еще что-нибудь?
— Совершенно верно, милорд.
— Н-ну, если вы так считаете… — с сомнением проговорил Билл. — Но мне это кажется… как это говорится?
— Сугубо маловероятно, милорд?
— Да. Именно что сугубо маловероятно.
Капитан Биггар на другом конце комнаты молча злился. Теперь он окончательно потерял терпение и язвительно спросил:
— Ну что, кончили вы там лепетать, Кривой Рочестер?
— Я разве лепетал?
— Еще как лепетали. Словно эти… как их… Ну, словно эти штуковины, которые лепечут.
— Листья на дереве? О них иногда говорят, что они лепечут, сэр, -пришел на помощь Дживс. — А также лесные ручьи. В своем очень известном стихотворении «Ручей» покойный поэт лорд Теннисон…
Капитан Биггар нахмурил брови.
— Ай денг хап камоо на покойного лорда Теннисона, — раздраженно отозвался он. — А что меня интересует, так это подвеска.
Билл взглянул на него с некоторой надеждой:
— Вы собираетесь пояснить, в чем дело с этой подвеской? Пролить, так сказать, свет?
— Да, собираюсь. Она стоит около трех тысяч зеленых, и вы, — заключил он как бы между прочим, — ее украдете, Кривой Рочестер.
— Ук… украду?
— Нынешней же ночью.
Человеку, которого только что словно шмякнули тупым предметом по макушке, довольно непросто выпрямиться во весь рост и устремить на собеседника укоризненный взор, но у Билла это получилось.
— Что-о?! — вскричал он, потрясенный до глубины души. — Вы, опора Империи, живой пример для подражания даякам, всерьез предлагаете мне ограбить мою гостью?
— Я же тоже ваш гость, однако вы меня ограбили.
— Только временно.
— И миссис Спотсворт вы тоже ограбите только временно. Я не вполне точно сказал: «украдете». Все, что мне от вас нужно, это взять у нее подвеску в долг до завтрашнего ужина, а тогда она будет ей возвращена.
Билл схватился за волосы:
— Дживс!
— Милорд?
— На помощь, Дживс. У меня мозги кругом идут. Вы уловили какой-нибудь смысл в словах этого носорогоубийцы?
— Да, милорд.
— Вот как?
— Направление мыслей капитана Биггара представляется мне ясным, милорд. Джентльмену настоятельно нужны деньги, чтобы завтра в Дерби поставить на лошадь по кличке Баллимор, и он предлагает, как я понял, изъять у владелицы подвеску, заложить и полученные средства употребить на вышеназванные цели. Я правильно изложил вашу мысль, сэр?
— Да.
— А по завершении скачек, как я понимаю, этот предмет будет доставлен обратно, и кто-нибудь, может быть я, обнаружит его в таком месте, где дама могла его обронить, и вручит его ей. Я не ошибаюсь, сэр?
— Нет.
— В таком случае если только можно быть на все сто процентов уверенным в том, что лошадь Баллимор придет первой…
— Придет, придет, можете не сомневаться. Я же вам сказал, он дважды побил рекорд ипподрома.
— Это официально, сэр?
— Прямо из конюшни.
— Тогда я, должен признаться, не вижу — или почти не вижу -оснований возражать против этого плана.
Билл с сомнением покачал головой:
— А по-моему, это все-таки кража.
Капитан Биггар досадливо поморщился:
— Ничего подобного! И сейчас объясню почему. В каком-то смысле можно сказать, что эта подвеска — моя.
— Ну знаете!.. чья, вы сказали?
— Моя.
— А к миссис Спотсворт каким образом она попала?
— Я ей подарил.
— Подарили?
— А что? Мне-то она на что нужна? А миссис Спотсворт и ее муж оказали мне множество любезностей. Беднягу задрал лев, а что осталось от него отправили в Найроби, и, когда миссис Спотсворт на следующий день покидала лагерь, я подумал, что хорошо бы ей подарить что-нибудь — на память и вообще, ну я и вытащил подвеску и спросил, не захочет ли она взять ее себе. Она согласилась, я отдал, и она уехала. Вот что я имел в виду, когда сказал, что в сущности-то эта вещица — моя, — заключил капитан Биггар и снова налил себе виски.
На Билла его рассказ произвел сильное впечатление.
— По-моему, это в корне меняет дело, Дживс.
— Несомненно, милорд.
— Ведь в конце-то концов, как справедливо заметил старец Биггар, подвеска — его, да он и хочет просто на время позаимствовать ее, всего на пару часов.
— Совершенно верно, милорд.
Билл повернулся к капитану. Решение было принято.
— Договорились, — сказал он.
— Вы это сделаете?
— Попробую.
— Браво!
— Будем надеяться, что сойдет.
— Сойдет, сойдет. Соскользнет как по маслу. У нее замочек совсем слабый.
— Я имел в виду, что сойдет благополучно.
Капитан Биггар еще раз прикинул. Теперь он был бодр и полон оптимизма.
— Конечно, сойдет благополучно. Что может помешать? Два таких умника, как вы, придумают сто разных способов, как раздобыть эту штуковину. Ну, -сказал капитан, ставя пустой стакан, — а я выйду в сад, мне надо сделать упражнения.
— Сейчас, вечером? Так поздно?
— Дыхательные упражнения, — пояснил капитан Биггар. — По системе йоги. И при этом, конечно, достигается единение с мировой душой. Наше вам, ребята!
Он раздвинул портьеры и вышел через стеклянную дверь.
В минуты бурных душевных переживаний наш мозг работает на повышенной скорости. Безответная страсть стимулирует деятельность серых клеточек. Неприятная сцена на садовой скамейке, когда любовь столкнулась с кодексом чести, по законам которого живут люди на далеких окраинах Империи, привела в движение серые клеточки его мозга, и, если бы вы сейчас просветили череп капитана Биггара рентгеновскими лучами, вы бы увидели, что серые клеточки прыгают и пляшут там, как рисовые зернышки на сковородке. Не прошло и тридцати секунд после того, как встречная лягушка, потирая шишку на лбу, удалилась, спеша предупредить подруг, чтобы остерегались атомной бомбы, как он был вознагражден тем, что бесспорно можно назвать озарением.
Положение его — если в двух словах — таково. Он любит. Это факт. Можно даже пойти дальше и признать, что он любит безумно. И предмет его обожания — если он мало-мальски правильно истолковал ее слова, и поведение, и блеск ее очей — тоже его любит. В самом деле, не станет ведь женщина заводить разговор о старых добрых временах, когда ты шмякал ее дубиной по макушке и волок в пещеру, если не хочет этим что-то сказать. Правда, через несколько минут она уже, смеясь и закатываясь, болтала с этим проклятым Рочестером — чтоб ему пусто было! — но теперь, когда капитан поостыл и поразмыслил, это представлялось ему не более чем любезностью гостьи по отношению к хозяину дома. Проклятого Рочестера можно отбросить как не имеющего значения. Капитан Биггар пришел к выводу, что, по-человечески, стоит ему только положить свое сердце к ее ногам, и она его подберет.
Казалось бы, все хорошо. Но дальше начинаются сложности. Она богата, а он беден. В этом закавыка, тут сучок и задоринка. Отсюда сыплется песок в колеса.
Дополнительной горечи и силы удару ногой по лягушке придавало сознание, что, если бы не возмутительные финансовые махинации злодея букмекера, этого Честнейшего Кривого Рочестера, все разрешалось бы очень просто. Поставить три тысячи на Баллимора, и даже при сегодняшних ставках из одного к пятидесяти это дало бы сто пятьдесят тысяч как на дороге подобрать; и уж конечно, даже Толстый Фробишер и Субадар, сколь ни строги их взгляды в таких делах, не обвинят человека в игре кривой клюшкой за то, что он женился на женщине, пусть как угодно богатой, но имея и сам в кармане сто пятьдесят тысяч чистеньких и блестященьких.
Капитан мысленно застонал. Память о счастье — худшая из мук, а он, надрывая себе душу, припомнил, как шелковиста была под пальцами ее шея, когда он застегивал подве…
Тут он громко вскрикнул. На суахили, разумеется: слова этого языка всегда первыми срывались с его губ в минуты волнения, но смысл был ясен, как смысл «эврики» Архимеда.
Подвеска! Ну конечно! Он четко представил себе, как надо действовать.
Две минуты спустя он был уже у парадного входа. Еще через двадцать пять секунд решительными шагами вошел в гостиную и увидел со спины Честнейшего Рочестера и его секретаря, по каким-то своим дурацким соображениям завернувшихся справа и слева в портьеру, которой они зачем-то задернули дверь на террасу.
— Слушайте! — окликнул он их. — Мне надо еще кое о чем переговорить и с вами, и с вами.
Эти слова произвели на них сильное впечатление. Всегда немного теряешься, когда ждешь человека с северо-востока, а он вдруг окликает вас с юго-запада, особенно если оклик довольно зычный и напоминает лай в собачьей клинике в час кормежки. Билл снова проделал номер с прыжком и трясучкой, притом очень успешно — сказалась практика. Даже Дживс, хотя черты его лица сохранили обычную бесстрастность, все же встревожился, если судить по тому, что левая бровь у него чуть дернулась, как бы готовясь подняться.
— Что вы мнетесь там, как умирающий лебедь, — сказал капитан Биггар Биллу, который, надо ему отдать должное, очень похоже изображал названную птицу in articulo mortis. [В момент смерти (лат.)] — Со времени нашего с вами, красавчиками, разговора, — продолжал он, наливая себе виски с содой, — я обдумал положение и нашел выход. Меня вдруг осенило. И я сказал себе: «Подвеска!»
Билл жалобно заморгал. Его сердце, только что чуть было не выскочившее изо рта, начало медленно опускаться на место, но, по-видимому, от перенесенной встряски пострадал слух. Ему почудилось, будто капитан произнес слово «подвеска», что было совершенно лишено всякого смысла.
— По… подвеска? — повторил он, недоумевая.
— Миссис Спотсворт носит на шее бриллиантовую подвеску, милорд, -заметил Дживс. — По всей видимости, джентльмен имеет в виду ее.
Это было вполне возможно, но Билл все еще ничего не понимал.
— Вы так полагаете?
— Да, милорд.
— По вашему мнению, речь идет об этом предмете, Дживс?
— Да, милорд.
— Но при чем он тут?
— На этот вопрос, как можно предположить, милорд, мы получим ответ из его дальнейших слов.
— То есть когда он скажет еще что-нибудь?
— Совершенно верно, милорд.
— Н-ну, если вы так считаете… — с сомнением проговорил Билл. — Но мне это кажется… как это говорится?
— Сугубо маловероятно, милорд?
— Да. Именно что сугубо маловероятно.
Капитан Биггар на другом конце комнаты молча злился. Теперь он окончательно потерял терпение и язвительно спросил:
— Ну что, кончили вы там лепетать, Кривой Рочестер?
— Я разве лепетал?
— Еще как лепетали. Словно эти… как их… Ну, словно эти штуковины, которые лепечут.
— Листья на дереве? О них иногда говорят, что они лепечут, сэр, -пришел на помощь Дживс. — А также лесные ручьи. В своем очень известном стихотворении «Ручей» покойный поэт лорд Теннисон…
Капитан Биггар нахмурил брови.
— Ай денг хап камоо на покойного лорда Теннисона, — раздраженно отозвался он. — А что меня интересует, так это подвеска.
Билл взглянул на него с некоторой надеждой:
— Вы собираетесь пояснить, в чем дело с этой подвеской? Пролить, так сказать, свет?
— Да, собираюсь. Она стоит около трех тысяч зеленых, и вы, — заключил он как бы между прочим, — ее украдете, Кривой Рочестер.
— Ук… украду?
— Нынешней же ночью.
Человеку, которого только что словно шмякнули тупым предметом по макушке, довольно непросто выпрямиться во весь рост и устремить на собеседника укоризненный взор, но у Билла это получилось.
— Что-о?! — вскричал он, потрясенный до глубины души. — Вы, опора Империи, живой пример для подражания даякам, всерьез предлагаете мне ограбить мою гостью?
— Я же тоже ваш гость, однако вы меня ограбили.
— Только временно.
— И миссис Спотсворт вы тоже ограбите только временно. Я не вполне точно сказал: «украдете». Все, что мне от вас нужно, это взять у нее подвеску в долг до завтрашнего ужина, а тогда она будет ей возвращена.
Билл схватился за волосы:
— Дживс!
— Милорд?
— На помощь, Дживс. У меня мозги кругом идут. Вы уловили какой-нибудь смысл в словах этого носорогоубийцы?
— Да, милорд.
— Вот как?
— Направление мыслей капитана Биггара представляется мне ясным, милорд. Джентльмену настоятельно нужны деньги, чтобы завтра в Дерби поставить на лошадь по кличке Баллимор, и он предлагает, как я понял, изъять у владелицы подвеску, заложить и полученные средства употребить на вышеназванные цели. Я правильно изложил вашу мысль, сэр?
— Да.
— А по завершении скачек, как я понимаю, этот предмет будет доставлен обратно, и кто-нибудь, может быть я, обнаружит его в таком месте, где дама могла его обронить, и вручит его ей. Я не ошибаюсь, сэр?
— Нет.
— В таком случае если только можно быть на все сто процентов уверенным в том, что лошадь Баллимор придет первой…
— Придет, придет, можете не сомневаться. Я же вам сказал, он дважды побил рекорд ипподрома.
— Это официально, сэр?
— Прямо из конюшни.
— Тогда я, должен признаться, не вижу — или почти не вижу -оснований возражать против этого плана.
Билл с сомнением покачал головой:
— А по-моему, это все-таки кража.
Капитан Биггар досадливо поморщился:
— Ничего подобного! И сейчас объясню почему. В каком-то смысле можно сказать, что эта подвеска — моя.
— Ну знаете!.. чья, вы сказали?
— Моя.
— А к миссис Спотсворт каким образом она попала?
— Я ей подарил.
— Подарили?
— А что? Мне-то она на что нужна? А миссис Спотсворт и ее муж оказали мне множество любезностей. Беднягу задрал лев, а что осталось от него отправили в Найроби, и, когда миссис Спотсворт на следующий день покидала лагерь, я подумал, что хорошо бы ей подарить что-нибудь — на память и вообще, ну я и вытащил подвеску и спросил, не захочет ли она взять ее себе. Она согласилась, я отдал, и она уехала. Вот что я имел в виду, когда сказал, что в сущности-то эта вещица — моя, — заключил капитан Биггар и снова налил себе виски.
На Билла его рассказ произвел сильное впечатление.
— По-моему, это в корне меняет дело, Дживс.
— Несомненно, милорд.
— Ведь в конце-то концов, как справедливо заметил старец Биггар, подвеска — его, да он и хочет просто на время позаимствовать ее, всего на пару часов.
— Совершенно верно, милорд.
Билл повернулся к капитану. Решение было принято.
— Договорились, — сказал он.
— Вы это сделаете?
— Попробую.
— Браво!
— Будем надеяться, что сойдет.
— Сойдет, сойдет. Соскользнет как по маслу. У нее замочек совсем слабый.
— Я имел в виду, что сойдет благополучно.
Капитан Биггар еще раз прикинул. Теперь он был бодр и полон оптимизма.
— Конечно, сойдет благополучно. Что может помешать? Два таких умника, как вы, придумают сто разных способов, как раздобыть эту штуковину. Ну, -сказал капитан, ставя пустой стакан, — а я выйду в сад, мне надо сделать упражнения.
— Сейчас, вечером? Так поздно?
— Дыхательные упражнения, — пояснил капитан Биггар. — По системе йоги. И при этом, конечно, достигается единение с мировой душой. Наше вам, ребята!
Он раздвинул портьеры и вышел через стеклянную дверь.
Глава XIII
После его ухода в гостиной установилась глубокая, долгая тишина. Любое помещение погружается в тишину, когда его покидает капитан Биггар. Билл сидел, подперев подбородок кулаком — в позе роденовского «Мыслителя». Но потом, немного спустя, он посмотрел на Дживса и покачал головой.
— Нет, Дживс, — сказал он.
— Что, милорд?
— Я узнаю блеск феодальной верности в ваших глазах, Дживс. Вы рвете поводок, горя желанием прийти на помощь молодому хозяину. Разве я не прав?
— Действительно, милорд, в свете наших взаимоотношений владыки и вассала мой долг — оказать вашему сиятельству всякую помощь, насколько это будет в моей власти.
Билл снова отрицательно покачал головой:
— Нет, Дживс. Исключается. Никакая сила не заставит меня допустить ваше вмешательство в предприятие, которое в случае неблагоприятного оборота событий вполне может закончиться пятилетним заключением в одной из наших прославленных тюрем. Я займусь этим делом сам — и прошу вас мне не перечить.
— Но, милорд…
— Я сказал, не перечить, Дживс.
— Очень хорошо, милорд.
— Все, что мне от вас нужно, это совет и консультация. Итак, что мы имеем? Мы имеем бриллиантовую подвеску, которая на данный конкретный момент висит на шее у миссис Спотсворт. Задача, стоящая передо мной, — я подчеркиваю: передо мной, Дживс, — заключается в том, чтобы каким-нибудь образом отделить эту подвеску от этой шеи и, схватив ее, незаметно смыться. Какие будут предложения?
— Задача, милорд, бесспорно, представляет определенный интерес.
— М-да, это мне и самому понятно.
— Насколько я понимаю, ни о каких насильственных методах и речи быть не может. Вся надежда возлагается исключительно на ловкость и ухищрение.
— Выходит что так. Не думайте, пожалуйста, что я намерен шмякнуть миссис Спотсворт резиновой дубинкой по кумполу.
— В таком случае, милорд, я склонен заключить, что наибольшего успеха можно ожидать от приема, который я назвал бы «паучий эпизод».
— Не понял…
— Позвольте мне объяснить, милорд. Ваше сиятельство встречаете названную даму в саду?
— Она, должно быть, сидит там на скамейке.
— Тем лучше. Такие условия прекрасно подходят для осуществления выдвигаемого мною плана. Если через несколько минут после того, как между вами завязался разговор, ваше сиятельство якобы заметит в волосах миссис Спотсворт паучка, паучий эпизод воспоследует сам собой, как день следует за ночью. Ваше сиятельство, вполне естественно, вызоветесь смахнуть насекомое. Это даст вам предлог поднять руку к ее шее. И если замочек, как утверждает капитан Биггар, слабенький, вашему сиятельству не составит труда расстегнуть его, так чтобы подвеска упала на землю. Вы следите за моим рассуждением, милорд?
— Да. Пока мне все ясно. А если она ее поднимет?
— Не поднимет, милорд, потому что в действительности вещица будет уже в кармане у вашего сиятельства. Ваше сиятельство сделаете вид, будто продолжаете шарить в траве, но безрезультатно, и в конце концов вы примете решение отложить поиски до утра, когда будет светло. А найдена драгоценность будет завтра ближе к вечеру.
— Когда Биггар ее выкупит и привезет?
— Именно так, милорд.
— И окажется, что она преспокойно лежит под кустиком?
— Или в траве чуть подальше. Откатилась.
— А подвески могут катиться?
— Эта подвеска сможет, милорд.
Билл сосредоточенно закусил губу:
— Стало быть, это и есть паучий эпизод?
— Да, это и есть паучий эпизод, милорд.
— Совсем не плохо задумано.
— Достоинство этого приема — в простоте, милорд. А если ваше сиятельство опасаетесь, что у вас может не получиться, я бы предложил то, что у актеров называется «быстрый прогон».
— Репетицию, вы хотите сказать?
— Именно, милорд. Это поможет вам заучить слова и действия. Мне говорили, что на Бродвее, в Нью-Йорке, где сосредоточена театральная индустрия Соединенных Штатов, про это говорят: «прогладить горячим утюгом от клопов».
— От пауков, правильнее будет выразиться.
— Ха-ха, милорд. Но позвольте мне заметить, что сейчас не следует тратить драгоценные мгновения на острословие.
— Сейчас время решает все?
— Вот именно, милорд. Хотите быстро пробежать всю сцену?
— Да, пожалуй, раз вы говорите, что это успокаивает нервы. А то у меня такое чувство, будто вдоль по позвоночнику выплясывает целый кордебалет дрессированных блох.
— Мистер Вустер тоже жаловался на такие симптомы в минуту испытания и стресса. Это скоро пройдет.
— Когда?
— Как только ваше сиятельство войдете в роль. Скамейка в саду, вы сказали?
— Там она сидела в прошлый раз.
— Итак, сцена — скамейка в саду, время — летняя ночь, — забормотал Дживс. — При подъеме занавеса видна миссис Спотсворт. Входит лорд Рочестер. Я буду изображать миссис Спотсворт, милорд. Сначала мы обмениваемся несколькими репликами для создания атмосферы. Потом плавно переходим к паучьему эпизоду. Ваша реплика, милорд.
Билл сосредоточился.
— Э-э… м-м… Скажите, Рози…
— Рози, милорд?
— Да, Рози, черт возьми. Есть возражения?
— Ни малейших, милорд.
— Мы были знакомы когда-то в Каннах.
— Вот как, милорд? Я этого не знал. Итак, вы говорили…
— Скажите, Рози, вы боитесь пауков?
— Почему вы спрашиваете, ваше сиятельство?
— Потому что у вас по волосам сзади ползет довольно крупный экземпляр… — Тут Билл подскочил на месте дюймов на шесть. — Какого черта вы вдруг завизжали, Дживс? — с раздражением спросил он.
— Просто для придания правдоподобия, милорд. Мне подумалось, что именно так поведет себя нежно воспитанная леди, когда получит подобное сообщение.
— Зря вы это. У меня чуть было крыша не слетела.
— Прошу извинения, милорд. Но я именно так представляю себе эту сцену. Я так чувствую, чувствую вот здесь, — ответил Дживс, похлопывая себя по груди слева. — Подбросьте мне, пожалуйста, последнюю реплику еще раз, ваше сиятельство.
— У вас сзади по волосам ползет довольно крупный экземпляр.
— Будьте столь любезны, ваше сиятельство, смахните его на землю.
— Он куда-то затерялся. Ага, вот! Переполз на шею.
— И при этих словах, — провозгласил Дживс, вскакивая с дивана, который исполнял у него роль садовой скамейки, — вы сразу же приступаете к действиям, милорд. Ваше сиятельство не можете не признать, что все это проще простого.
— Кажется, да.
— Не сомневаюсь, что теперь, после этого прогона, дрессированные блохи, про которых вы раньше упомянули, умерили свои пляски.
— Да, сбавили темп. Но я все еще волнуюсь.
— Это неизбежно в канун премьеры, милорд. Я полагаю, что вашему сиятельству следует действовать безотлагательно. Что делаешь, делай скорее. Мы подготовили сцену на садовой скамье, и вам будет трудно приспособить наработанную игру к интерьеру, если миссис Спотсворт вдруг возьмет да и возвратится в дом.
Билл кивнул:
— Понимаю. Ну, привет, Дживс. Пока.
— Пока, ваше сиятельство.
— Если что-то выйдет не так…
— Ничего не может выйти не так, милорд.
— Но все-таки… Вы будете иногда писать мне в Дартмур, Дживс? Несколько строк о том о сем, с последними новостями с воли?
— Разумеется, милорд.
— Этим вы окажете мне поддержку, когда я буду день за днем дробить скалу. Говорят, в теперешних тюрьмах условия гораздо лучше, чем были в старину.
— Я тоже так слышал, милорд.
— Глядишь, я еще обрету в Дартмуре тепло и уют. Со всеми удобствами.
— Очень может быть, милорд.
— Но все-таки будем надеяться, что до этого не дойдет.
— Конечно, милорд.
— М-да… Ну ладно, еще раз пока, Дживс.
— Пока, милорд.
Расправив плечи, Билл отважно вышел вон. Он призвал на помощь фамильную гордость Рочестеров, и она укрепила в нем твердость духа. Вот с таким же спокойным бесстрашием его предок в семнадцатом веке взошел на эшафот на Тауэр-Хилл, любезно кивнул палачу и помахал родным и знакомым среди публики. Благородная кровь всегда сказывается в час испытания.
Несколько минут никого не было, потом вошла Джил.
Дживсу показалось, что в последние часы невеста молодого хозяина утратила немалую долю своей обычной живости, придававшей ей такую привлекательность. И он не ошибался. Недавний разговор с капитаном Биггаром привел ее в задумчивость, уголки губ у нее опустились, а во взгляде поселилась печаль. Вот и сейчас глаза ее были печальны.
— Вы не видели лорда Рочестера, Дживс? — спросила Джил.
— Его сиятельство только что вышел в сад, мисс.
— А где все остальные?
— Сэр Родерик и леди Моника все еще в библиотеке, мисс.
— А миссис Спотсворт?
— Она вышла в сад незадолго до его сиятельства.
— Да? — холодно произнесла Джил и ушла в библиотеку. Уголки ее губ опустились ниже прежнего, и печаль во взоре возросла процентов на двадцать. Можно было подумать, что она предполагает самое худшее, и так оно и было.
А еще через две минуты в гостиную с песней на устах ворвался капитан Биггар. Упражнения по системе йоги и соприкосновение с мировой душой, как видно, оказали на него самое благотворное воздействие. Глаза его блестели, и общий вид был оживленный. Когда приходит время действовать, Белые Охотники всегда оказываются на высоте.
Тут он заметил Дживса и прервал свое не слишком художественное выступление.
— Привет, — сказал капитан Биггар. — Квай хай, приятель. Как дела?
— Состояние дел вполне удовлетворительное, сэр.
— А где Кривой Рочестер?
— Его сиятельство находится в саду, сэр.
— С миссис Спотсворт?
— Да, сэр. Чтоб испытать судьбу, все выиграть иль всего лишиться.
— Значит, вы придумали, как действовать?
— Да, сэр. Избрали игру с пауком.
— Как вы сказали? И груз? Какой груз?
Капитан Биггар внимательно выслушал объяснение Дживса, а выслушав, сделал ему самый щедрый комплимент:
— Вам бы надо жить на Востоке, дружище.
— Вы очень добры, сэр.
— То есть если, конечно, вы это сами придумали.
— Сам, сэр.
— Тогда такие люди, как вы, нам нужны в Куала-Лумпуре. Таких там как раз не хватает, которые умеют шевелить мозгами. Нельзя же, чтобы все мозги были у даяков. Они начинают слишком много о себе воображать.
— А что, даяки сообразительный народ, сэр?
— Еще какой сообразительный! Я сейчас расскажу вам один случай, который произошел у меня и Толстого Фробишера, когда…
Он не договорил, и мир лишился очередной занимательной истории. С террасы в гостиную вошел Билл.
Разительная перемена произошла с девятым графом Рочестером за те несколько минут, что он провел в саду. Уходил он, как мы помним, исполненный боевого задора, готовый встретить опасность лицом к лицу. Тогда плечи у него были браво расправлены. Теперь же они у него поникли, словно придавленные тяжелым бременем, глаза смотрели тускло, лоб изрыли борозды. Видно, фамильная гордость Рочестеров сложила пожитки и убралась восвояси, лишив его поддержки. В облике Билла не осталось ни малейшего сходства с тем его предком, который в семнадцатом веке проявил такое партийное отношение к своей казни на Тауэр-Хилл. Теперь он больше всего напоминал другого предка, который в 1782 году был пойман за руку Чарльзом Джеймсом Фоксом, когда жульничал в карты в кофейне Уоттьера.
— Ну? — нетерпеливо воскликнул капитан Биггар.
Билл молча посмотрел на него долгим, скорбным взором и обратился к Дживсу:
— Дживс!
— Да, милорд?
— Этот паучий эпизод…
— Да, милорд?
— Я попытался его сыграть.
— И что же, милорд?
— Сначала вроде все пошло хорошо. Я отстегнул подвеску.
— Да, милорд?
— Капитан Биггар правильно сказал. Замочек был слабенький. Легко расстегнулся.
— Да, милорд?
Капитан Биггар издал радостный возглас на суахили и протянул руку:
— Давайте сюда!
— У меня ее нет. Выскользнула из пальцев.
— И упала?
— Да, упала.
— И сейчас валяется в траве?
— Нет, — ответил Билл и мрачно покачал головой. — Не валяется она ни в какой траве. Она упала прямо за ворот платья миссис Спотсворт и находится сейчас где-то в недрах ее одежд.
— Нет, Дживс, — сказал он.
— Что, милорд?
— Я узнаю блеск феодальной верности в ваших глазах, Дживс. Вы рвете поводок, горя желанием прийти на помощь молодому хозяину. Разве я не прав?
— Действительно, милорд, в свете наших взаимоотношений владыки и вассала мой долг — оказать вашему сиятельству всякую помощь, насколько это будет в моей власти.
Билл снова отрицательно покачал головой:
— Нет, Дживс. Исключается. Никакая сила не заставит меня допустить ваше вмешательство в предприятие, которое в случае неблагоприятного оборота событий вполне может закончиться пятилетним заключением в одной из наших прославленных тюрем. Я займусь этим делом сам — и прошу вас мне не перечить.
— Но, милорд…
— Я сказал, не перечить, Дживс.
— Очень хорошо, милорд.
— Все, что мне от вас нужно, это совет и консультация. Итак, что мы имеем? Мы имеем бриллиантовую подвеску, которая на данный конкретный момент висит на шее у миссис Спотсворт. Задача, стоящая передо мной, — я подчеркиваю: передо мной, Дживс, — заключается в том, чтобы каким-нибудь образом отделить эту подвеску от этой шеи и, схватив ее, незаметно смыться. Какие будут предложения?
— Задача, милорд, бесспорно, представляет определенный интерес.
— М-да, это мне и самому понятно.
— Насколько я понимаю, ни о каких насильственных методах и речи быть не может. Вся надежда возлагается исключительно на ловкость и ухищрение.
— Выходит что так. Не думайте, пожалуйста, что я намерен шмякнуть миссис Спотсворт резиновой дубинкой по кумполу.
— В таком случае, милорд, я склонен заключить, что наибольшего успеха можно ожидать от приема, который я назвал бы «паучий эпизод».
— Не понял…
— Позвольте мне объяснить, милорд. Ваше сиятельство встречаете названную даму в саду?
— Она, должно быть, сидит там на скамейке.
— Тем лучше. Такие условия прекрасно подходят для осуществления выдвигаемого мною плана. Если через несколько минут после того, как между вами завязался разговор, ваше сиятельство якобы заметит в волосах миссис Спотсворт паучка, паучий эпизод воспоследует сам собой, как день следует за ночью. Ваше сиятельство, вполне естественно, вызоветесь смахнуть насекомое. Это даст вам предлог поднять руку к ее шее. И если замочек, как утверждает капитан Биггар, слабенький, вашему сиятельству не составит труда расстегнуть его, так чтобы подвеска упала на землю. Вы следите за моим рассуждением, милорд?
— Да. Пока мне все ясно. А если она ее поднимет?
— Не поднимет, милорд, потому что в действительности вещица будет уже в кармане у вашего сиятельства. Ваше сиятельство сделаете вид, будто продолжаете шарить в траве, но безрезультатно, и в конце концов вы примете решение отложить поиски до утра, когда будет светло. А найдена драгоценность будет завтра ближе к вечеру.
— Когда Биггар ее выкупит и привезет?
— Именно так, милорд.
— И окажется, что она преспокойно лежит под кустиком?
— Или в траве чуть подальше. Откатилась.
— А подвески могут катиться?
— Эта подвеска сможет, милорд.
Билл сосредоточенно закусил губу:
— Стало быть, это и есть паучий эпизод?
— Да, это и есть паучий эпизод, милорд.
— Совсем не плохо задумано.
— Достоинство этого приема — в простоте, милорд. А если ваше сиятельство опасаетесь, что у вас может не получиться, я бы предложил то, что у актеров называется «быстрый прогон».
— Репетицию, вы хотите сказать?
— Именно, милорд. Это поможет вам заучить слова и действия. Мне говорили, что на Бродвее, в Нью-Йорке, где сосредоточена театральная индустрия Соединенных Штатов, про это говорят: «прогладить горячим утюгом от клопов».
— От пауков, правильнее будет выразиться.
— Ха-ха, милорд. Но позвольте мне заметить, что сейчас не следует тратить драгоценные мгновения на острословие.
— Сейчас время решает все?
— Вот именно, милорд. Хотите быстро пробежать всю сцену?
— Да, пожалуй, раз вы говорите, что это успокаивает нервы. А то у меня такое чувство, будто вдоль по позвоночнику выплясывает целый кордебалет дрессированных блох.
— Мистер Вустер тоже жаловался на такие симптомы в минуту испытания и стресса. Это скоро пройдет.
— Когда?
— Как только ваше сиятельство войдете в роль. Скамейка в саду, вы сказали?
— Там она сидела в прошлый раз.
— Итак, сцена — скамейка в саду, время — летняя ночь, — забормотал Дживс. — При подъеме занавеса видна миссис Спотсворт. Входит лорд Рочестер. Я буду изображать миссис Спотсворт, милорд. Сначала мы обмениваемся несколькими репликами для создания атмосферы. Потом плавно переходим к паучьему эпизоду. Ваша реплика, милорд.
Билл сосредоточился.
— Э-э… м-м… Скажите, Рози…
— Рози, милорд?
— Да, Рози, черт возьми. Есть возражения?
— Ни малейших, милорд.
— Мы были знакомы когда-то в Каннах.
— Вот как, милорд? Я этого не знал. Итак, вы говорили…
— Скажите, Рози, вы боитесь пауков?
— Почему вы спрашиваете, ваше сиятельство?
— Потому что у вас по волосам сзади ползет довольно крупный экземпляр… — Тут Билл подскочил на месте дюймов на шесть. — Какого черта вы вдруг завизжали, Дживс? — с раздражением спросил он.
— Просто для придания правдоподобия, милорд. Мне подумалось, что именно так поведет себя нежно воспитанная леди, когда получит подобное сообщение.
— Зря вы это. У меня чуть было крыша не слетела.
— Прошу извинения, милорд. Но я именно так представляю себе эту сцену. Я так чувствую, чувствую вот здесь, — ответил Дживс, похлопывая себя по груди слева. — Подбросьте мне, пожалуйста, последнюю реплику еще раз, ваше сиятельство.
— У вас сзади по волосам ползет довольно крупный экземпляр.
— Будьте столь любезны, ваше сиятельство, смахните его на землю.
— Он куда-то затерялся. Ага, вот! Переполз на шею.
— И при этих словах, — провозгласил Дживс, вскакивая с дивана, который исполнял у него роль садовой скамейки, — вы сразу же приступаете к действиям, милорд. Ваше сиятельство не можете не признать, что все это проще простого.
— Кажется, да.
— Не сомневаюсь, что теперь, после этого прогона, дрессированные блохи, про которых вы раньше упомянули, умерили свои пляски.
— Да, сбавили темп. Но я все еще волнуюсь.
— Это неизбежно в канун премьеры, милорд. Я полагаю, что вашему сиятельству следует действовать безотлагательно. Что делаешь, делай скорее. Мы подготовили сцену на садовой скамье, и вам будет трудно приспособить наработанную игру к интерьеру, если миссис Спотсворт вдруг возьмет да и возвратится в дом.
Билл кивнул:
— Понимаю. Ну, привет, Дживс. Пока.
— Пока, ваше сиятельство.
— Если что-то выйдет не так…
— Ничего не может выйти не так, милорд.
— Но все-таки… Вы будете иногда писать мне в Дартмур, Дживс? Несколько строк о том о сем, с последними новостями с воли?
— Разумеется, милорд.
— Этим вы окажете мне поддержку, когда я буду день за днем дробить скалу. Говорят, в теперешних тюрьмах условия гораздо лучше, чем были в старину.
— Я тоже так слышал, милорд.
— Глядишь, я еще обрету в Дартмуре тепло и уют. Со всеми удобствами.
— Очень может быть, милорд.
— Но все-таки будем надеяться, что до этого не дойдет.
— Конечно, милорд.
— М-да… Ну ладно, еще раз пока, Дживс.
— Пока, милорд.
Расправив плечи, Билл отважно вышел вон. Он призвал на помощь фамильную гордость Рочестеров, и она укрепила в нем твердость духа. Вот с таким же спокойным бесстрашием его предок в семнадцатом веке взошел на эшафот на Тауэр-Хилл, любезно кивнул палачу и помахал родным и знакомым среди публики. Благородная кровь всегда сказывается в час испытания.
Несколько минут никого не было, потом вошла Джил.
Дживсу показалось, что в последние часы невеста молодого хозяина утратила немалую долю своей обычной живости, придававшей ей такую привлекательность. И он не ошибался. Недавний разговор с капитаном Биггаром привел ее в задумчивость, уголки губ у нее опустились, а во взгляде поселилась печаль. Вот и сейчас глаза ее были печальны.
— Вы не видели лорда Рочестера, Дживс? — спросила Джил.
— Его сиятельство только что вышел в сад, мисс.
— А где все остальные?
— Сэр Родерик и леди Моника все еще в библиотеке, мисс.
— А миссис Спотсворт?
— Она вышла в сад незадолго до его сиятельства.
— Да? — холодно произнесла Джил и ушла в библиотеку. Уголки ее губ опустились ниже прежнего, и печаль во взоре возросла процентов на двадцать. Можно было подумать, что она предполагает самое худшее, и так оно и было.
А еще через две минуты в гостиную с песней на устах ворвался капитан Биггар. Упражнения по системе йоги и соприкосновение с мировой душой, как видно, оказали на него самое благотворное воздействие. Глаза его блестели, и общий вид был оживленный. Когда приходит время действовать, Белые Охотники всегда оказываются на высоте.
— напевал капитан Биггар. — Я… Как там дальше?.. чары твои… ля-ля-ля… ля-ля, ля-ля! Где ты теперь? Где ты? Ибо Дэнни Дивера повесят на рассвете, — пропел он в заключение, сменив тему.
Любил я белые ручки твои
На берегу Салимара…
Где же ты, где ты теперь?
Тут он заметил Дживса и прервал свое не слишком художественное выступление.
— Привет, — сказал капитан Биггар. — Квай хай, приятель. Как дела?
— Состояние дел вполне удовлетворительное, сэр.
— А где Кривой Рочестер?
— Его сиятельство находится в саду, сэр.
— С миссис Спотсворт?
— Да, сэр. Чтоб испытать судьбу, все выиграть иль всего лишиться.
— Значит, вы придумали, как действовать?
— Да, сэр. Избрали игру с пауком.
— Как вы сказали? И груз? Какой груз?
Капитан Биггар внимательно выслушал объяснение Дживса, а выслушав, сделал ему самый щедрый комплимент:
— Вам бы надо жить на Востоке, дружище.
— Вы очень добры, сэр.
— То есть если, конечно, вы это сами придумали.
— Сам, сэр.
— Тогда такие люди, как вы, нам нужны в Куала-Лумпуре. Таких там как раз не хватает, которые умеют шевелить мозгами. Нельзя же, чтобы все мозги были у даяков. Они начинают слишком много о себе воображать.
— А что, даяки сообразительный народ, сэр?
— Еще какой сообразительный! Я сейчас расскажу вам один случай, который произошел у меня и Толстого Фробишера, когда…
Он не договорил, и мир лишился очередной занимательной истории. С террасы в гостиную вошел Билл.
Разительная перемена произошла с девятым графом Рочестером за те несколько минут, что он провел в саду. Уходил он, как мы помним, исполненный боевого задора, готовый встретить опасность лицом к лицу. Тогда плечи у него были браво расправлены. Теперь же они у него поникли, словно придавленные тяжелым бременем, глаза смотрели тускло, лоб изрыли борозды. Видно, фамильная гордость Рочестеров сложила пожитки и убралась восвояси, лишив его поддержки. В облике Билла не осталось ни малейшего сходства с тем его предком, который в семнадцатом веке проявил такое партийное отношение к своей казни на Тауэр-Хилл. Теперь он больше всего напоминал другого предка, который в 1782 году был пойман за руку Чарльзом Джеймсом Фоксом, когда жульничал в карты в кофейне Уоттьера.
— Ну? — нетерпеливо воскликнул капитан Биггар.
Билл молча посмотрел на него долгим, скорбным взором и обратился к Дживсу:
— Дживс!
— Да, милорд?
— Этот паучий эпизод…
— Да, милорд?
— Я попытался его сыграть.
— И что же, милорд?
— Сначала вроде все пошло хорошо. Я отстегнул подвеску.
— Да, милорд?
— Капитан Биггар правильно сказал. Замочек был слабенький. Легко расстегнулся.
— Да, милорд?
Капитан Биггар издал радостный возглас на суахили и протянул руку:
— Давайте сюда!
— У меня ее нет. Выскользнула из пальцев.
— И упала?
— Да, упала.
— И сейчас валяется в траве?
— Нет, — ответил Билл и мрачно покачал головой. — Не валяется она ни в какой траве. Она упала прямо за ворот платья миссис Спотсворт и находится сейчас где-то в недрах ее одежд.
Глава XIV
Не часто в жизни приходится наблюдать, как трое здоровых мужчин одновременно оказываются поражены до глубины души, но если бы кто сейчас очутился в гостиной Рочестер-Эбби, именно такое зрелище предстало бы его глазам. Сказать, что рапорт Билла потряс собеседников, значило бы преуменьшить его воздействие. Капитан Биггар принялся растерянно расхаживать по комнате, размахивая руками, как мельница, но и Дживс тоже пришел в волнение, о чем свидетельствовало то обстоятельство, что два волоска на конце его правой брови отчетливо дрогнули. А сам Билл, окончательно сокрушенный последним ударом судьбы, по-видимому в конце концов все-таки формально сложил оружие — рухнул в кресло и сидел обмякший и отчаявшийся. Недоставало только длинной седой бороды, и сходство с королем Лиром в расстройстве чувств было бы полным.