Страница:
– А почему всё это нельзя было сделать раньше? Почему что-то начинают делать только к тысячелетию?
– Потому что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и законы. У нас к праздникам знаешь, как города преображаются!
– В Париже такого нет.
– Ты не в Париже, а в России. И чтобы чувствовать себя здесь комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только отдельные дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.
– Это я понял, – кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.
Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный, с настоящим камином, номер в отеле. Вечерами мы, как заворожённые, смотрели на пламя и наслаждались уютом и теплом, исходящим от огня. Это были самые романтические вечера в моей жизни, с ароматным лесным запахом потрескивающих в камине дров.
Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и немного смущённо пожала плечами:
– Тут, конечно, камина в номере нет, но всё довольно прилично. Надеюсь, тебе всё понравится.
– Мне всё понравится, если ты будешь рядом. – Жан взял мою руку и трогательно заглянул в глаза.
– Ты это серьёзно?
– Серьёзнее не бывает.
– Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? – Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. – Я же была рядом, когда мы её проезжали.
– Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий. – Жан не мог скрыть улыбки. – Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.
– Издеваешься, да?! Ну, издевайся. – Мы вышли из машины и направились в гостиницу.
– Вот приедешь в Казань ещё раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.
Жан покатил свой чемодан на колёсах и обнял меня свободной рукой.
– Тома, ты на меня обиделась?
– Я на французов не обижаюсь, – совершенно спокойно заявила я и вошла внутрь отеля.
Поселив Жана в один из самых приличных номеров, мы спустились позавтракать в ресторан. Сидя рядом и попивая ароматный кофе и поедая яичницу с грибами, не могли оторвать друг от друга томных взглядов. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно:
– Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.
– Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно потрясающий вид.
– Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на кремль.
– Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем всё будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.
– С сапогами ты здорово придумала, – лукаво подмигнул мой любимый француз. – Только перед тем как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?
– Ещё бы, – задыхаясь от возбуждения, произнесла я. – Я думала, что это произойдёт сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.
– Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю быть голодным.
– Я так и подумала. Французские мужчины отличаются рациональным подходом буквально ко всему, и даже к любви.
– Мне кажется, что рационализм ещё никому не мешал.
– Наверное, ты прав. У тебя есть чему поучиться.
Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью. Я боялась открыть глаза… Господи, как же я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и подарки. Он экономил только на одном: на словах, и редко говорил мне то, в чём я так нуждалась.
– Жан, я умру без тебя, – почти задыхаясь, произнесла я. – Ты понимаешь, что я больше так не могу?! Я не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но мне становится мало наших с тобой встреч. Иногда мне кажется, что я скорее потеряю рассудок, чем дождусь того момента, когда мы с тобой сможем увидеться. Я хочу быть с тобой постоянно и совершенно не важно где: в Париже, Москве или Казани. Я хочу просыпаться с тобой по утрам и будить тебя своими жадными поцелуями, постоянно чувствовать твой запах, ощущать твоё сердцебиение и находиться с тобой на одной волне.
Неожиданно для самой себя, я всхлипнула и ощутила, как по моим щекам текут слёзы.
– Я и сама не знаю, что со мной происходит. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Знаешь, когда-то я очень сильно любила одного человека. Мы учились на одном курсе института. Это была моя первая любовь. Понимаешь, ещё совсем недавно мне было очень тяжело об этом вспоминать и уж тем более рассуждать вслух на эту тему, а теперь… Странно, но теперь я могу говорить об этом совершенно спокойно, не ощущая боли. Я чувствую боль теперь, когда говорю о тебе. Я понимаю, что всё, что я чувствовала тогда, не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую сейчас. А ведь тогда я чуть было не умерла.
– Почему ты рассталась со своей первой любовью?
– Он ушёл к другой, – каким-то обреченным голосом ответила я.
– Почему?
– Не знаю. Жан, может быть, ты объяснишь мне, почему мужчины уходят? Почему рвутся прочные и надежные отношения? И ведь ничто не предвещало беды. Просто какая-то мелочь, немного затянувшаяся пустяковая ссора. А потом он пришёл и сказал, что полюбил другую. Они до сих пор вместе. Не знаю, как я тогда всё это пережила и не сошла с ума. Казалось, что мир рухнул и наступил конец света. Но прошло время, и боль отошла на второй план. Я стала смотреть на эти отношения уже более спокойно и ровно, без лишних истерик, слёз и болезненных вздохов. Всё прошло, осталось в прошлом. Потом я познакомилась с тобой и вообще стала вспоминать об этих отношениях с улыбкой. А сейчас я отчётливо понимаю, что те отношения не были настолько сильными, что сейчас всё намного серьёзнее. Жан, я знаю, что ты женат, что у тебя в Париже семья и что, скорее всего, ничего уже изменить нельзя. Мы с тобой слишком поздно встретились. Я не могу и не имею права претендовать на твою свободу, но и без тебя я пропаду.
Я подняла голову и посмотрела на Жана глазами, полными слёз:
– Я никогда не говорила с тобой об этом, и возможно, что своим разговором я сделала сама себе только хуже, но я больше не могу молчать. Даже если после всего, что я тебе сказала, ты не захочешь меня видеть, я всё равно больше не могу молчать. Я хочу, чтобы у тебя никогда не было другой женщины, кроме меня, чтобы ты был только со мной, чтобы ты никогда в жизни меня не бросил и никогда и никуда от меня не ушёл. Я знаю, что тебе всегда нравилось то, что я никогда не говорила с тобой о нашем будущем и уж тем более на него не претендовала, но, увы, тебе придётся во мне разочароваться, потому что я такая же, как и другие. Я точно так же надеюсь, жду и хочу хоть какой-то перспективы от отношений.
Я уже не могла сдерживать всхлипы и заревела в полный голос. Это был настоящий рев отчаяния, в котором я собрала все эмоции, одолевавшие меня в последнее время. Я слепо верила в то, что вместе с этими слезами из меня выйдет вся накопившаяся во мне эмоциональная тяжесть. Схватив Жана за руку, я провела по ней и крепко вцепилась в его плечо. Мне показалось, что ещё немного – и он уйдёт. Просто встанет, оденется и уйдёт из моей жизни навсегда.
Жан погладил меня по голове и с присущим ему спокойствием произнёс:
– Тома, у тебя нервы ни к черту. У тебя неприятности на работе?
– При чём тут работа? – Я подняла голову и посмотрела на мужчину стеклянным взглядом. – На работе всё очень даже неплохо. Просто я без тебя не могу…
– Но ведь я же с тобой. Если бы я тебя не любил, разве бы я приехал?
– А я думала, ты Казань приехал посмотреть. – Я попыталась улыбнуться сквозь слёзы.
– Да зачем бы мне сдалась эта Казань, если бы тебя в ней не было?! Тома, я не выношу женских слёз. Успокойся, пожалуйста. Я рядом. Всё хорошо. Ты же знаешь, что я очень стараюсь, чтобы мы виделись чаще. Я делаю для этого всё возможное и невозможное. Ты же рассудительная девушка. Ты должна понимать, что я делаю всё, что в моих силах.
– Жан, ты меня действительно не понимаешь или просто делаешь вид? – Я пыталась остановить навалившуюся на меня истерику, но у меня это плохо получалось. – Я больше так не могу. Я умираю без тебя. Я медленно умираю! Наши с тобой разлуки становятся для меня невыносимыми, я больше не могу сдерживаться. Когда ты уезжаешь, я кричу от душевной боли и кусаю губы до крови. Я не знаю, на сколько меня ещё хватит, но мне кажется, что я скоро умру. Когда я остаюсь одна, у меня ощущение, будто меня ножом режут по сердцу. У меня какое-то помутнение рассудка. Мне постоянно кажется, что я тебя теряю. Это какая-то агония, понимаешь?! Ты знаешь, что такое агония? Даже если ты знаешь, ты всё равно меня не поймёшь. Как бы ты мне ни клялся в том, что тебе тоже тяжело, в этой ситуации мне ещё тяжелее. У тебя есть тыл, семья, а я совершенно одна. У меня никого нет, кроме тебя. У меня даже нет мира, потому что этот мир заслонил ты. Мне хочется выть от того, что мы так поздно встретились, и я ничего не могу изменить, хочется биться головой о стену от собственного бессилия.
Жан поднял брови, заметно помрачнел, и я увидела в его лице холод.
– Тома, с первого дня, как мы с тобой познакомились, я не скрывал от тебя, что женат. Я вообще никогда и ничего от тебя не скрывал.
– Я знаю…
– Тома, ты хочешь со мной расстаться? – Я не была готова к такому вопросу и впала в полнейшее оцепенение.
Я не могла тянуть с ответом и судорожно замотала головой:
– Нет. Наоборот. Я хочу с тобой никогда не расставаться. Я хочу…
– Тогда зачем ты устроила этот неприятный разговор?
– Потому что я больше не могу…
– Не верю. Ты всё можешь, потому что ты меня любишь.
Жан сел рядом и по-отечески погладил меня по голове.
– Тебе не идут слёзы. Мне всегда нравились твои жизнерадостные глаза. Ведь я влюбился сначала в твои глаза, а потом уже полюбил тебя.
Когда Жан пошёл в ванную комнату, я попыталась взять себя в руки и успокоиться. Почему же меня так угораздило полюбить? И не какого-нибудь свободного казанского мужчину, а именно женатого француза, с которым нет никаких перспектив и нет даже никакого намека на будущее. Быть с Жаном означало только одно – на всю жизнь остаться любовницей. Хотя… Хотя я всегда немного подозрительно относилась к такому понятию, как брак. Я слишком часто наблюдала за чужими семьями, смотрела на жён, которые заполучили своих мужей, и пыталась понять, чего больше они хотят от своего брака – любви или победы. Конечно, замужество даёт чувство защищенности, но ведь многие люди утверждают, что замужество убивает любовь. Мне вспомнилась родная тётка, которая всегда учила меня быть как можно аккуратнее в своих желаниях, потому что они иногда имеют неосторожность сбываться. Так вот, моя тётка любила одного женатого мужчину. Любила очень долго, тайно мечтая о том, что когда-нибудь он обязательно оценит её чувства, разведётся со своей женой, и они проживут долго и счастливо. Время шло, но её любимый продолжал жить на две семьи, всё время обещая ей развестись. Когда слишком долго чего-то не происходит, устаёшь ждать. Моя тётка поняла, что устала не только она, устали её изможденные чувства и душа. И когда в его семье всё окончательно расклеилось, он пришёл к моей тётке и сообщил ей, что теперь он будет жить с ней, ей не стало от этого радостно. А была только пустота и грусть. Если бы он пришёл раньше… Да если бы он пришёл раньше, она бы бросилась к нему на шею, громко смеясь и плача одновременно! Надела бы своё самое красивое платье и станцевала канкан! И, нарвав себе букет роскошной сирени, провозгласила на весь свет, что она самая счастливая женщина! Но… Но он пришёл тогда, когда его уже не ждали. Они не смогли жить вместе, не стали счастливы и не умерли в один день. Он слишком перетянул, переиграл судьбами двух любящих его женщин, а она… Она поняла, что тяжело вступать в новую жизнь с измождённой и уставшей душой. После этой истории моя тётка всегда говорила и говорит до сих пор о том, что все наши желания должны выполняться своевременно.
«Бойся своих желаний, потому что они могут исполниться слишком поздно, в тот момент, когда тебе это уже не будет нужно. Бойся своих желаний…» Слова моей тётки часто звучали в моей голове, и я ловила себя на мысли о том, что сейчас ещё пока не поздно. Не поздно… Сейчас наши отношения находятся на самом пике. И пока ещё не поздно. Пока я очень сильно этого хочу и очень сильно об этом мечтаю.
Зачастую в нашей жизни не всем нашим желаниям суждено сбыться. Не всем… Ни своевременно, ни запоздало.
– Тома, немедленно возьми себя в руки, – шёпотом сказала я себе и со всей силы сжала свои кулаки. – Любить – это ещё не значит обладать.
Чувства – это не торг. Говорят, что настоящая любовь проявляется именно тогда, когда человек любит и ничего не просит взамен. Значит, я должна просто любить… Просто любить…»
Глава 3
– Потому что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и законы. У нас к праздникам знаешь, как города преображаются!
– В Париже такого нет.
– Ты не в Париже, а в России. И чтобы чувствовать себя здесь комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только отдельные дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.
– Это я понял, – кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.
Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный, с настоящим камином, номер в отеле. Вечерами мы, как заворожённые, смотрели на пламя и наслаждались уютом и теплом, исходящим от огня. Это были самые романтические вечера в моей жизни, с ароматным лесным запахом потрескивающих в камине дров.
Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и немного смущённо пожала плечами:
– Тут, конечно, камина в номере нет, но всё довольно прилично. Надеюсь, тебе всё понравится.
– Мне всё понравится, если ты будешь рядом. – Жан взял мою руку и трогательно заглянул в глаза.
– Ты это серьёзно?
– Серьёзнее не бывает.
– Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? – Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. – Я же была рядом, когда мы её проезжали.
– Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий. – Жан не мог скрыть улыбки. – Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.
– Издеваешься, да?! Ну, издевайся. – Мы вышли из машины и направились в гостиницу.
– Вот приедешь в Казань ещё раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.
Жан покатил свой чемодан на колёсах и обнял меня свободной рукой.
– Тома, ты на меня обиделась?
– Я на французов не обижаюсь, – совершенно спокойно заявила я и вошла внутрь отеля.
Поселив Жана в один из самых приличных номеров, мы спустились позавтракать в ресторан. Сидя рядом и попивая ароматный кофе и поедая яичницу с грибами, не могли оторвать друг от друга томных взглядов. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно:
– Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.
– Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно потрясающий вид.
– Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на кремль.
– Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем всё будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.
– С сапогами ты здорово придумала, – лукаво подмигнул мой любимый француз. – Только перед тем как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?
– Ещё бы, – задыхаясь от возбуждения, произнесла я. – Я думала, что это произойдёт сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.
– Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю быть голодным.
– Я так и подумала. Французские мужчины отличаются рациональным подходом буквально ко всему, и даже к любви.
– Мне кажется, что рационализм ещё никому не мешал.
– Наверное, ты прав. У тебя есть чему поучиться.
Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью. Я боялась открыть глаза… Господи, как же я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и подарки. Он экономил только на одном: на словах, и редко говорил мне то, в чём я так нуждалась.
– Жан, я умру без тебя, – почти задыхаясь, произнесла я. – Ты понимаешь, что я больше так не могу?! Я не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но мне становится мало наших с тобой встреч. Иногда мне кажется, что я скорее потеряю рассудок, чем дождусь того момента, когда мы с тобой сможем увидеться. Я хочу быть с тобой постоянно и совершенно не важно где: в Париже, Москве или Казани. Я хочу просыпаться с тобой по утрам и будить тебя своими жадными поцелуями, постоянно чувствовать твой запах, ощущать твоё сердцебиение и находиться с тобой на одной волне.
Неожиданно для самой себя, я всхлипнула и ощутила, как по моим щекам текут слёзы.
– Я и сама не знаю, что со мной происходит. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного. Знаешь, когда-то я очень сильно любила одного человека. Мы учились на одном курсе института. Это была моя первая любовь. Понимаешь, ещё совсем недавно мне было очень тяжело об этом вспоминать и уж тем более рассуждать вслух на эту тему, а теперь… Странно, но теперь я могу говорить об этом совершенно спокойно, не ощущая боли. Я чувствую боль теперь, когда говорю о тебе. Я понимаю, что всё, что я чувствовала тогда, не имеет никакого отношения к тому, что я чувствую сейчас. А ведь тогда я чуть было не умерла.
– Почему ты рассталась со своей первой любовью?
– Он ушёл к другой, – каким-то обреченным голосом ответила я.
– Почему?
– Не знаю. Жан, может быть, ты объяснишь мне, почему мужчины уходят? Почему рвутся прочные и надежные отношения? И ведь ничто не предвещало беды. Просто какая-то мелочь, немного затянувшаяся пустяковая ссора. А потом он пришёл и сказал, что полюбил другую. Они до сих пор вместе. Не знаю, как я тогда всё это пережила и не сошла с ума. Казалось, что мир рухнул и наступил конец света. Но прошло время, и боль отошла на второй план. Я стала смотреть на эти отношения уже более спокойно и ровно, без лишних истерик, слёз и болезненных вздохов. Всё прошло, осталось в прошлом. Потом я познакомилась с тобой и вообще стала вспоминать об этих отношениях с улыбкой. А сейчас я отчётливо понимаю, что те отношения не были настолько сильными, что сейчас всё намного серьёзнее. Жан, я знаю, что ты женат, что у тебя в Париже семья и что, скорее всего, ничего уже изменить нельзя. Мы с тобой слишком поздно встретились. Я не могу и не имею права претендовать на твою свободу, но и без тебя я пропаду.
Я подняла голову и посмотрела на Жана глазами, полными слёз:
– Я никогда не говорила с тобой об этом, и возможно, что своим разговором я сделала сама себе только хуже, но я больше не могу молчать. Даже если после всего, что я тебе сказала, ты не захочешь меня видеть, я всё равно больше не могу молчать. Я хочу, чтобы у тебя никогда не было другой женщины, кроме меня, чтобы ты был только со мной, чтобы ты никогда в жизни меня не бросил и никогда и никуда от меня не ушёл. Я знаю, что тебе всегда нравилось то, что я никогда не говорила с тобой о нашем будущем и уж тем более на него не претендовала, но, увы, тебе придётся во мне разочароваться, потому что я такая же, как и другие. Я точно так же надеюсь, жду и хочу хоть какой-то перспективы от отношений.
Я уже не могла сдерживать всхлипы и заревела в полный голос. Это был настоящий рев отчаяния, в котором я собрала все эмоции, одолевавшие меня в последнее время. Я слепо верила в то, что вместе с этими слезами из меня выйдет вся накопившаяся во мне эмоциональная тяжесть. Схватив Жана за руку, я провела по ней и крепко вцепилась в его плечо. Мне показалось, что ещё немного – и он уйдёт. Просто встанет, оденется и уйдёт из моей жизни навсегда.
Жан погладил меня по голове и с присущим ему спокойствием произнёс:
– Тома, у тебя нервы ни к черту. У тебя неприятности на работе?
– При чём тут работа? – Я подняла голову и посмотрела на мужчину стеклянным взглядом. – На работе всё очень даже неплохо. Просто я без тебя не могу…
– Но ведь я же с тобой. Если бы я тебя не любил, разве бы я приехал?
– А я думала, ты Казань приехал посмотреть. – Я попыталась улыбнуться сквозь слёзы.
– Да зачем бы мне сдалась эта Казань, если бы тебя в ней не было?! Тома, я не выношу женских слёз. Успокойся, пожалуйста. Я рядом. Всё хорошо. Ты же знаешь, что я очень стараюсь, чтобы мы виделись чаще. Я делаю для этого всё возможное и невозможное. Ты же рассудительная девушка. Ты должна понимать, что я делаю всё, что в моих силах.
– Жан, ты меня действительно не понимаешь или просто делаешь вид? – Я пыталась остановить навалившуюся на меня истерику, но у меня это плохо получалось. – Я больше так не могу. Я умираю без тебя. Я медленно умираю! Наши с тобой разлуки становятся для меня невыносимыми, я больше не могу сдерживаться. Когда ты уезжаешь, я кричу от душевной боли и кусаю губы до крови. Я не знаю, на сколько меня ещё хватит, но мне кажется, что я скоро умру. Когда я остаюсь одна, у меня ощущение, будто меня ножом режут по сердцу. У меня какое-то помутнение рассудка. Мне постоянно кажется, что я тебя теряю. Это какая-то агония, понимаешь?! Ты знаешь, что такое агония? Даже если ты знаешь, ты всё равно меня не поймёшь. Как бы ты мне ни клялся в том, что тебе тоже тяжело, в этой ситуации мне ещё тяжелее. У тебя есть тыл, семья, а я совершенно одна. У меня никого нет, кроме тебя. У меня даже нет мира, потому что этот мир заслонил ты. Мне хочется выть от того, что мы так поздно встретились, и я ничего не могу изменить, хочется биться головой о стену от собственного бессилия.
Жан поднял брови, заметно помрачнел, и я увидела в его лице холод.
– Тома, с первого дня, как мы с тобой познакомились, я не скрывал от тебя, что женат. Я вообще никогда и ничего от тебя не скрывал.
– Я знаю…
– Тома, ты хочешь со мной расстаться? – Я не была готова к такому вопросу и впала в полнейшее оцепенение.
Я не могла тянуть с ответом и судорожно замотала головой:
– Нет. Наоборот. Я хочу с тобой никогда не расставаться. Я хочу…
– Тогда зачем ты устроила этот неприятный разговор?
– Потому что я больше не могу…
– Не верю. Ты всё можешь, потому что ты меня любишь.
Жан сел рядом и по-отечески погладил меня по голове.
– Тебе не идут слёзы. Мне всегда нравились твои жизнерадостные глаза. Ведь я влюбился сначала в твои глаза, а потом уже полюбил тебя.
Когда Жан пошёл в ванную комнату, я попыталась взять себя в руки и успокоиться. Почему же меня так угораздило полюбить? И не какого-нибудь свободного казанского мужчину, а именно женатого француза, с которым нет никаких перспектив и нет даже никакого намека на будущее. Быть с Жаном означало только одно – на всю жизнь остаться любовницей. Хотя… Хотя я всегда немного подозрительно относилась к такому понятию, как брак. Я слишком часто наблюдала за чужими семьями, смотрела на жён, которые заполучили своих мужей, и пыталась понять, чего больше они хотят от своего брака – любви или победы. Конечно, замужество даёт чувство защищенности, но ведь многие люди утверждают, что замужество убивает любовь. Мне вспомнилась родная тётка, которая всегда учила меня быть как можно аккуратнее в своих желаниях, потому что они иногда имеют неосторожность сбываться. Так вот, моя тётка любила одного женатого мужчину. Любила очень долго, тайно мечтая о том, что когда-нибудь он обязательно оценит её чувства, разведётся со своей женой, и они проживут долго и счастливо. Время шло, но её любимый продолжал жить на две семьи, всё время обещая ей развестись. Когда слишком долго чего-то не происходит, устаёшь ждать. Моя тётка поняла, что устала не только она, устали её изможденные чувства и душа. И когда в его семье всё окончательно расклеилось, он пришёл к моей тётке и сообщил ей, что теперь он будет жить с ней, ей не стало от этого радостно. А была только пустота и грусть. Если бы он пришёл раньше… Да если бы он пришёл раньше, она бы бросилась к нему на шею, громко смеясь и плача одновременно! Надела бы своё самое красивое платье и станцевала канкан! И, нарвав себе букет роскошной сирени, провозгласила на весь свет, что она самая счастливая женщина! Но… Но он пришёл тогда, когда его уже не ждали. Они не смогли жить вместе, не стали счастливы и не умерли в один день. Он слишком перетянул, переиграл судьбами двух любящих его женщин, а она… Она поняла, что тяжело вступать в новую жизнь с измождённой и уставшей душой. После этой истории моя тётка всегда говорила и говорит до сих пор о том, что все наши желания должны выполняться своевременно.
«Бойся своих желаний, потому что они могут исполниться слишком поздно, в тот момент, когда тебе это уже не будет нужно. Бойся своих желаний…» Слова моей тётки часто звучали в моей голове, и я ловила себя на мысли о том, что сейчас ещё пока не поздно. Не поздно… Сейчас наши отношения находятся на самом пике. И пока ещё не поздно. Пока я очень сильно этого хочу и очень сильно об этом мечтаю.
Зачастую в нашей жизни не всем нашим желаниям суждено сбыться. Не всем… Ни своевременно, ни запоздало.
– Тома, немедленно возьми себя в руки, – шёпотом сказала я себе и со всей силы сжала свои кулаки. – Любить – это ещё не значит обладать.
Чувства – это не торг. Говорят, что настоящая любовь проявляется именно тогда, когда человек любит и ничего не просит взамен. Значит, я должна просто любить… Просто любить…»
Глава 3
Когда Жан вышел из ванной, я была уже совершенно спокойна и смотрела на него глазами, в которых больше не было слёз.
– Такая ты мне нравишься больше, – одобрительно сказал он и принялся одеваться.
– Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. – Я попыталась хоть как-то оправдать свое состояние и даже смогла улыбнуться, правда, улыбка получилась неестественной и была похожа скорее на какую-то гримасу.
Несмотря на жуткую грязь, нам всё же удалось погулять у кремля без резиновых сапог. Жан обнимал меня за плечи и, не обращая внимания на любопытство разглядывающих нас многочисленных строителей и рабочих, с присущей ему одержимостью фотографировал всё, что видел: кремль, мечеть, резиденцию президента, храм и памятник зодчим казанского кремля.
– Тебе здесь нравится?! – Я старалась перекричать шум работающей техники.
– Красиво! – как ни в чём не бывало отвечал мой француз, стараясь по возможности обходить грязь.
Вечером мы прошлись по казанскому «Арбату» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру.
– Ты живёшь не на улице Чернышевского? – с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину.
– Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.
– Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.
– Наверное, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоём доме в Париже.
– В моём доме в Париже живёт моя семья.
– И что?
– А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живёшь одна. Твоя мать живёт в другом месте.
– Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?
– Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?
– В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но всё же нас призывают поддерживать отечественного производителя.
– Ты о чём? – не понял меня француз.
– Да так, о своём, о девичьем. Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как она покинула этот мир, и при воспоминаниях о её нежной и трепетной любви на мои глаза наворачиваются слёзы.
Её портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор как бабушки не стало, я ощущаю, как же сильно мне её не хватает. Из моей жизни исчезла надёжная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Всё, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст, и я доживу до старости, и хотелось бы встретить её совершенно спокойно и даже достойно, так, как встретила её моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы походить на неё. А ещё… Ещё я бы очень хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно её люблю. А однажды стало слишком поздно. Я не успела. Не успела… Она умерла.
По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать её фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слёзы Для меня она никогда не была старой и навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто её знал, блаженную и счастливую улыбку.
– Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.
На самом деле я тщательно убралась, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть моё жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.
– У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – У тебя очень мило.
– Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у неё. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушённый свет, лёгкую, манящую музыку и вот на этом круглом столе раскладывала карты.
– Я помню. Когда мы с тобой познакомились, ты много мне про неё рассказывала. Ты говорила, что она была гадалкой.
– Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала им жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. А ещё она гадала на кофейной гуще. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди. Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить всё так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире её дух.
– Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. – Жан с опаской посмотрел на круглый, с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. – Ты любишь зажигать свечи?
– Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажжённые свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. – Остановив свой взгляд на портрете в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила:
– Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мучения закончились. А однажды вечером, когда мы с мамой сидели на крыльце, к нам подошла незнакомая женщина в чёрном и сказала, чтобы мой отец пробил отверстие на крыше, чтобы получилась так называемая дверь в небо. Тогда дух сможет быстро уйти, и бабушкины мучения закончатся. Эта женщина исчезла сразу, и больше мы её никогда не видели. Папа тут же пошёл на чердак и пробил в потолке дыру. Бабушка моментально перестала кричать, облегчённо вздохнула и, сказав нам всем о том, что очень сильно любит нас, умерла с блаженной улыбкой на устах.
– А я и не знал, что колдуньи так тяжело умирают, – заинтересовался моим рассказом Жан.
– Тяжело – это слишком мягко сказано. Ты даже представить себе не можешь, какая же это была долгая и мучительная смерть.
– И ты не боишься здесь жить? – Жан задал вопрос, очень сильно удививший меня.
– Как я могу бояться свою родную бабушку?
– Я имел в виду, что не боишься ли ты того, чем она занималась? В этой квартире достаточно много странных вещей. Почему ты не хочешь поменять эти обои на более светлые или убрать эти амулеты и совершенно непонятные статуэтки?
– У меня просто не поднимется на это рука. Я же уже говорила тебе о том, что я постаралась сохранить здесь присутствие бабушки.
– А тебе что-нибудь от неё передалось?
– Эта квартира, – не поняла я вопроса.
– Нет. Я имел в виду её дар.
– Не знаю. – Я тут же ушла от ответа, потому что сама неоднократно задавалась всё тем же вопросом. – Иногда мне кажется, что я не замечаю в себе ничего особенного. А иногда я нахожу в себе столько странного… А ещё… Ещё я точно знаю, что моя бабушка меня охраняет. Когда на меня наваливаются какие-нибудь проблемы или приходит беда, кто-то незримо делает всё возможное, чтобы я не пострадала. Это дух моей бабушки. Я знаю точно, что она и есть мой ангел-хранитель.
– А она когда-нибудь говорила о том, как сложится твоя судьба?
– Да.
– И что же она говорила? – Глаза Жана возбуждённо заблестели.
– Зачем тебе это?
– Мне интересно.
– Бабушка сказала, что у меня впереди длинный и достаточно трудный путь и она всегда будет рядом и никогда не даст меня в обиду, а все, кто попробуют причинить мне хоть какое-то зло, будут жестоко наказаны. А ещё она сказала, что мне не надо никого бояться, потому что я внучка колдуньи, и этим всё сказано.
– Получается, что ты веришь в колдовство.
– Верю, – не стала тянуть я с ответом. – Я не могу в него не верить, потому что видела своими глазами, какие странные и мистические вещи проделывала моя бабушка. Она даже людей вытаскивала с того света.
– А я нет. – Жан бросил на портрет бабушки задумчивый взгляд.
– Почему?
– Я реалист. Я не верю в сверхъестественные силы, а люди, которые считают себя колдунами, экстрасенсами и гадалками, – обыкновенные мошенники, которые подобным образом зарабатывают себе на жизнь.
– Моя бабушка никогда не была мошенницей. Любой человек, который обращался за помощью, мог ощутить результат её труда через обговоренное с ней время. Если она чувствовала, что ей что-то не под силу или она не хотела браться за какое-то дело, она просто отказывала людям, и всё. Как бы они её ни просили и сколько денег ни предлагали, она говорила твёрдое «нет».
– Но ведь она брала за это деньги.
– Конечно, брала, а почему она должна была отдавать людям свой дар бесплатно?! Она никого и никогда не обманывала. Народ всегда шёл к ней сам, без принуждения. Правда, некоторые её боялись и обходили стороной. Никто не мог сказать о ней плохо. Художник продаёт свою картину за деньги? Человек, который вырастил на своём огороде картошку, тоже продает её за деньги? Так почему же моя бабушка должна раздавать свои знания просто так?! Это несправедливо. В конце концов, мы же не при коммунизме живём. Свежим воздухом невозможно питаться.
– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Я всего лишь высказал своё мнение.
– Оно у тебя неправильное. Сейчас конечно же полно мошенников и аферистов, но всё же есть люди, которые наделены настоящим даром от природы, и уж если они берут деньги, то гарантируют стопроцентный результат.
Почувствовав моё раздражение, Жан понял, как важна для меня добрая и светлая память о бабушке, и тут же ещё раз принёс мне свои извинения. Я повела гостя дальше по своей квартире и заметила, что больше всего его поразила моя кровать, которая тоже досталась мне в наследство от бабушки: из дуба, массивная, с большим шатром и деревянными слониками на ножках.
– А это что? – Жан посмотрел на стол, заваленный рукописями. – Это тот материал, про который ты мне рассказывала?
– Это титанический труд, который я собирала на протяжении многих лет. Тут целая трилогия про казанских царей. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что Казанским ханством правили легендарные женщины. Именно они держали в своих руках бразды правления могущественным государством.
– Это и есть те исторические романы, которые ты пишешь на протяжении нескольких лет?
– Да, я про них тебе тоже рассказывала. Понимаешь, на наших прилавках ещё нет ничего подобного. У нас так мало книг об истории Казани. Есть только документальное чтиво. Я не думаю, что оно интересно широкому кругу читателей. Разве только специалистам. А это художественная литература, написанная живым и понятным языком.
– Почему это никто не публикует?
– Потому, что это никому не нужно.
– Ты хочешь сказать, что жителям города не интересна его история?
– Я ничего не хочу сказать. – Жану удалось задеть меня за живое. – Долгие годы я делала это только для себя, втайне надеясь, что это нужно кому-то ещё. Но ошиблась. В последнее время я всё больше и больше убеждалась, что, кроме меня, это не интересует никого. Но отчаиваться не буду. Просто собираю материал, компоную его в главы и надеюсь, что настанет момент, когда моей работой заинтересуются. Я обошла всех влиятельных людей, которые могли бы мне помочь издать книги, но увы. Некоторые не скрывали своего удивления и, проживая в Казани, даже понятия не имели о том, что здесь в давние времена правили женщины. Они искренне полагали, что женщины того периода сидели в гаремах и не могли даже подать голоса.
– Такая ты мне нравишься больше, – одобрительно сказал он и принялся одеваться.
– Извини. Сама не знаю, что на меня нашло. – Я попыталась хоть как-то оправдать свое состояние и даже смогла улыбнуться, правда, улыбка получилась неестественной и была похожа скорее на какую-то гримасу.
Несмотря на жуткую грязь, нам всё же удалось погулять у кремля без резиновых сапог. Жан обнимал меня за плечи и, не обращая внимания на любопытство разглядывающих нас многочисленных строителей и рабочих, с присущей ему одержимостью фотографировал всё, что видел: кремль, мечеть, резиденцию президента, храм и памятник зодчим казанского кремля.
– Тебе здесь нравится?! – Я старалась перекричать шум работающей техники.
– Красиво! – как ни в чём не бывало отвечал мой француз, стараясь по возможности обходить грязь.
Вечером мы прошлись по казанскому «Арбату» и поехали ко мне домой, потому что Жан просто изнывал от любопытства посмотреть мою квартиру.
– Ты живёшь не на улице Чернышевского? – с иронией спросил он сразу, как только мы сели в машину.
– Нет. Я живу на улице Горького, – деловито ответила я и даже не подумала улыбнуться.
– Тома, а почему ты не захотела, чтобы я остановился у тебя? – Жан задал вопрос, от которого мне стало почему-то не по себе.
– Наверное, по той же причине, по которой ты не захотел, чтобы я остановилась в твоём доме в Париже.
– В моём доме в Париже живёт моя семья.
– И что?
– А то, что не стоит задавать глупые вопросы. Ты же сама знаешь, что это невозможно. Я живу не один, а в своей казанской квартире ты живёшь одна. Твоя мать живёт в другом месте.
– Жан, я действительно живу одна, но не думаю, что тебе было бы у меня намного лучше, чем в гостинице. У меня очень любопытные соседи. Зачем нам ненужные слухи?
– Ты хочешь сказать, что это нехорошо, когда к тебе в гости приезжает иностранец?
– В принципе ничего плохого в этом нет, времена сейчас совсем другие, не такие, как были раньше, но всё же нас призывают поддерживать отечественного производителя.
– Ты о чём? – не понял меня француз.
– Да так, о своём, о девичьем. Я жила в небольшой двухкомнатной квартире, которая досталась мне в наследство от моей обожаемой бабушки. Вот уже пять лет, как она покинула этот мир, и при воспоминаниях о её нежной и трепетной любви на мои глаза наворачиваются слёзы.
Её портрет висит на стене и освещает своей лучезарной улыбкой самую большую комнату. С тех пор как бабушки не стало, я ощущаю, как же сильно мне её не хватает. Из моей жизни исчезла надёжная опора, добрые и нужные мне слова, чрезмерная любовь и даже незабываемые пельмени, которые она всегда лепила вручную. Моя бабушка никогда не боялась старости. Она вообще никогда и ничего не боялась. Всё, что происходило с ней при жизни, она всегда воспринимала как нормальный закономерный процесс. Бог даст, и я доживу до старости, и хотелось бы встретить её совершенно спокойно и даже достойно, так, как встретила её моя бабушка, с высоко поднятой головой и дерзкой, открытой улыбкой на лице. Я хотела бы походить на неё. А ещё… Ещё я бы очень хотела, чтобы мои дети и внуки боготворили меня так же, как мою бабушку боготворит наша семья. Когда она была рядом, я часто забывала сказать ей о том, что безумно её люблю. А однажды стало слишком поздно. Я не успела. Не успела… Она умерла.
По ночам, когда мне особенно одиноко, я люблю перебирать её фотографии. Я смотрю на молодую и изящную девушку, которая потом стала моей бабушкой, и прижимаю фотографию к щеке, вытирая выступившие слёзы Для меня она никогда не была старой и навсегда останется настоящей красавицей, которая кружила головы многочисленным поклонникам и дарила всем, кто её знал, блаженную и счастливую улыбку.
– Проходи, – немного взволнованно произнесла я и открыла входную дверь. – Только у меня здесь небольшой беспорядок. Не обращай внимания.
На самом деле я тщательно убралась, начистила до блеска паркет, вытерла пыль и перемыла все фарфоровые статуэтки. Я знала, что Жан обязательно захочет посмотреть моё жилище, и жутко переживала, что оно может ему не понравиться.
– У тебя идеальный порядок, – тут же успокоил меня мой француз и улыбнулся. Мне показалось, что он догадывается о моих переживаниях. – У тебя очень мило.
– Спасибо. Я люблю свою квартиру. Когда была жива бабушка, я любила бывать у неё. Вечерами она садилась напротив меня, включала приглушённый свет, лёгкую, манящую музыку и вот на этом круглом столе раскладывала карты.
– Я помню. Когда мы с тобой познакомились, ты много мне про неё рассказывала. Ты говорила, что она была гадалкой.
– Она была не просто гадалкой. Она считала себя колдуньей. В этот дом всегда приходили люди. Бабушка предсказывала им жизнь по картам, прогнозировала события, снимала порчу, возвращала любимых и даже наказывала обидчиков. А ещё она гадала на кофейной гуще. Люди рассказывали о ней друг другу, приводили своих родных и близких, писали ей письма и даже приезжали из других городов. Бабушка никогда не была одна. В этот дом всегда шли люди. Я постаралась ничего не менять в этой квартире, а сохранить всё так, как было при ней. Даже сейчас, спустя пять лет, я чувствую незримое присутствие своей бабушки и ощущаю в этой квартире её дух.
– Ой, тогда ты очень опасная женщина. Ты внучка колдуньи. – Жан с опаской посмотрел на круглый, с несколькими подсвечниками антикварный стол, стоящий посреди комнаты. – Ты любишь зажигать свечи?
– Обожаю. Мне нравится запах горящих свечей. Мне вообще нравятся зажжённые свечи. Особенно когда они расставлены по всей комнате. – Остановив свой взгляд на портрете в дорогой позолоченной рамке, я грустно вздохнула и продолжила:
– Бабушка очень тяжело умирала. Говорят, что у тех, кто занимается колдовством, долгая и мучительная смерть. Она умирала в загородном доме. Это было страшное зрелище. Бабушка умирала две недели. Она кричала от боли и корчилась в муках. Мы с родителями плакали и не знали, как ей помочь. Вся деревня приходила к нашему дому и молилась за бабушку. Все знали, что у колдуньи слишком страшная и мучительная смерть, и каждый мысленно просил о том, чтобы ей стало легче и эти мучения закончились. А однажды вечером, когда мы с мамой сидели на крыльце, к нам подошла незнакомая женщина в чёрном и сказала, чтобы мой отец пробил отверстие на крыше, чтобы получилась так называемая дверь в небо. Тогда дух сможет быстро уйти, и бабушкины мучения закончатся. Эта женщина исчезла сразу, и больше мы её никогда не видели. Папа тут же пошёл на чердак и пробил в потолке дыру. Бабушка моментально перестала кричать, облегчённо вздохнула и, сказав нам всем о том, что очень сильно любит нас, умерла с блаженной улыбкой на устах.
– А я и не знал, что колдуньи так тяжело умирают, – заинтересовался моим рассказом Жан.
– Тяжело – это слишком мягко сказано. Ты даже представить себе не можешь, какая же это была долгая и мучительная смерть.
– И ты не боишься здесь жить? – Жан задал вопрос, очень сильно удививший меня.
– Как я могу бояться свою родную бабушку?
– Я имел в виду, что не боишься ли ты того, чем она занималась? В этой квартире достаточно много странных вещей. Почему ты не хочешь поменять эти обои на более светлые или убрать эти амулеты и совершенно непонятные статуэтки?
– У меня просто не поднимется на это рука. Я же уже говорила тебе о том, что я постаралась сохранить здесь присутствие бабушки.
– А тебе что-нибудь от неё передалось?
– Эта квартира, – не поняла я вопроса.
– Нет. Я имел в виду её дар.
– Не знаю. – Я тут же ушла от ответа, потому что сама неоднократно задавалась всё тем же вопросом. – Иногда мне кажется, что я не замечаю в себе ничего особенного. А иногда я нахожу в себе столько странного… А ещё… Ещё я точно знаю, что моя бабушка меня охраняет. Когда на меня наваливаются какие-нибудь проблемы или приходит беда, кто-то незримо делает всё возможное, чтобы я не пострадала. Это дух моей бабушки. Я знаю точно, что она и есть мой ангел-хранитель.
– А она когда-нибудь говорила о том, как сложится твоя судьба?
– Да.
– И что же она говорила? – Глаза Жана возбуждённо заблестели.
– Зачем тебе это?
– Мне интересно.
– Бабушка сказала, что у меня впереди длинный и достаточно трудный путь и она всегда будет рядом и никогда не даст меня в обиду, а все, кто попробуют причинить мне хоть какое-то зло, будут жестоко наказаны. А ещё она сказала, что мне не надо никого бояться, потому что я внучка колдуньи, и этим всё сказано.
– Получается, что ты веришь в колдовство.
– Верю, – не стала тянуть я с ответом. – Я не могу в него не верить, потому что видела своими глазами, какие странные и мистические вещи проделывала моя бабушка. Она даже людей вытаскивала с того света.
– А я нет. – Жан бросил на портрет бабушки задумчивый взгляд.
– Почему?
– Я реалист. Я не верю в сверхъестественные силы, а люди, которые считают себя колдунами, экстрасенсами и гадалками, – обыкновенные мошенники, которые подобным образом зарабатывают себе на жизнь.
– Моя бабушка никогда не была мошенницей. Любой человек, который обращался за помощью, мог ощутить результат её труда через обговоренное с ней время. Если она чувствовала, что ей что-то не под силу или она не хотела браться за какое-то дело, она просто отказывала людям, и всё. Как бы они её ни просили и сколько денег ни предлагали, она говорила твёрдое «нет».
– Но ведь она брала за это деньги.
– Конечно, брала, а почему она должна была отдавать людям свой дар бесплатно?! Она никого и никогда не обманывала. Народ всегда шёл к ней сам, без принуждения. Правда, некоторые её боялись и обходили стороной. Никто не мог сказать о ней плохо. Художник продаёт свою картину за деньги? Человек, который вырастил на своём огороде картошку, тоже продает её за деньги? Так почему же моя бабушка должна раздавать свои знания просто так?! Это несправедливо. В конце концов, мы же не при коммунизме живём. Свежим воздухом невозможно питаться.
– Извини. Я не хотел тебя обидеть. Я всего лишь высказал своё мнение.
– Оно у тебя неправильное. Сейчас конечно же полно мошенников и аферистов, но всё же есть люди, которые наделены настоящим даром от природы, и уж если они берут деньги, то гарантируют стопроцентный результат.
Почувствовав моё раздражение, Жан понял, как важна для меня добрая и светлая память о бабушке, и тут же ещё раз принёс мне свои извинения. Я повела гостя дальше по своей квартире и заметила, что больше всего его поразила моя кровать, которая тоже досталась мне в наследство от бабушки: из дуба, массивная, с большим шатром и деревянными слониками на ножках.
– А это что? – Жан посмотрел на стол, заваленный рукописями. – Это тот материал, про который ты мне рассказывала?
– Это титанический труд, который я собирала на протяжении многих лет. Тут целая трилогия про казанских царей. Ты ведь даже и представить себе не можешь, что Казанским ханством правили легендарные женщины. Именно они держали в своих руках бразды правления могущественным государством.
– Это и есть те исторические романы, которые ты пишешь на протяжении нескольких лет?
– Да, я про них тебе тоже рассказывала. Понимаешь, на наших прилавках ещё нет ничего подобного. У нас так мало книг об истории Казани. Есть только документальное чтиво. Я не думаю, что оно интересно широкому кругу читателей. Разве только специалистам. А это художественная литература, написанная живым и понятным языком.
– Почему это никто не публикует?
– Потому, что это никому не нужно.
– Ты хочешь сказать, что жителям города не интересна его история?
– Я ничего не хочу сказать. – Жану удалось задеть меня за живое. – Долгие годы я делала это только для себя, втайне надеясь, что это нужно кому-то ещё. Но ошиблась. В последнее время я всё больше и больше убеждалась, что, кроме меня, это не интересует никого. Но отчаиваться не буду. Просто собираю материал, компоную его в главы и надеюсь, что настанет момент, когда моей работой заинтересуются. Я обошла всех влиятельных людей, которые могли бы мне помочь издать книги, но увы. Некоторые не скрывали своего удивления и, проживая в Казани, даже понятия не имели о том, что здесь в давние времена правили женщины. Они искренне полагали, что женщины того периода сидели в гаремах и не могли даже подать голоса.