– Правда, мне нечем платить, – тут же продолжила я свою мысль. – Но это не беда. Я не белоручка. Я привыкла работать. Если буду учиться на подготовительном отделении, то сразу пойду работать. Я готова трудиться и днём и ночью, только бы платить репетиторам.
   – Не думай о деньгах, – отрицательно качнул головой мужчина.
   – Как же мне о них не думать? Я же прекрасно понимаю, что никто не будет заниматься со мной бесплатно.
   – Голубушка, думать о деньгах – не женское дело. Предоставь это нам, мужчинам.
   Я улыбнулась и произнесла то, что давно вертелось у меня на языке:
   – Знаете, я не очень-то рассчитываю на чьё-либо покровительство, потому что всегда привыкла надеяться только на себя. Для того чтобы оплачивать свою учебу, я готова выполнять любую работу: мыть полы, подметать улицы. Спасибо за ваше обнадёживающее предложение, но я хочу вас сразу поставить перед фактом: интим между нами однозначно исключён. За предложенную вами помощь я своим телом расплачиваться не собираюсь. Я приехала в Москву, чтобы завоевать её, и торговля своим телом в мои планы не входит.
   Незнакомец усмехнулся и вновь поправил очки:
   – Голубушка! Если думаешь, что я охотник за малолетними девицами, то ты глубоко ошибаешься. Я уже далеко не в том возрасте, чтобы заниматься подобными вещами. Оставь своё юное тело для тех, кому оно действительно нужно. Мне оно без надобности – мне нужен твой талант. Я не настаиваю. Если ты думаешь, что сможешь добиться желаемого без меня, то флаг тебе в руки. Я всего лишь увидел в тебе будущую звезду. Не смею тебя задерживать, дерзай. Возможно, твоя провинциальная непосредственность заинтересует не только меня, но и кого-то ещё.
   Мужчина театрально поклонился и повернулся, чтобы уйти.
   Я тут же поняла, что не каждый день делают подобные предложения, и бросилась следом за ним.
   – Постойте! Вы меня неправильно поняли.
   – Что именно я не понял? – холодно поинтересовался незнакомец.
   – Просто сейчас такое время…
   – Какое сейчас время?
   – Аферистов полно, – вновь не сдержалась я.
   – Ты хочешь сказать, что я похож на одного из них? – Голос незнакомца раздражённо дрогнул.
   – Да разве разберёшь? В любом случае я не хотела вас обидеть.
   – Хочешь, чтобы я предъявил документы, и ты убедилась, что я здесь работаю? Хорошо, я их предъявлю – за мной дело не станет. Только в следующем году не сокрушайся по поводу того, что не поступила в институт, и не рассчитывай на мою помощь.
   Незнакомец торопливо полез в карман для того, чтобы найти какие-то документы, но в этот момент рядом с нами остановился молодой симпатичный мужчина и дружелюбно пожал ему руку:
   – Пётр Степаныч, а вы завтра будете на кафедре, а то у меня к вам небольшая просьба?
   – Завтра, конечно, буду. Что-то серьёзное?
   – Дело деликатное: на сегодняшнем экзамене моя племянница срезалась. Сами знаете, как это бывает: разволновалась. А ведь девчонка талантливая. Она сейчас выбежала – лица на ней нет. Вы бы её завтра посмотрели. Быть может, ещё можно что-то сделать. Хоть на подготовительные курсы есть возможность поступить? Девочка в таком стрессовом состоянии, что даже страшно становится – как бы руки на себя не наложила. Пётр Степаныч, помогите! Я в долгу не останусь, вы же меня знаете, столько лет работаем вместе.
   – А что же вы ко мне раньше не подошли и не сказали, что ваша племянница поступает? Я бы дал указание комиссии обратить на неё особое внимание.
   – Думали, поступим своими силами…
   – Своими силами мало у кого получается. Неужели она настолько эмоциональная барышня, что из-за экзамена руки на себя наложить может?
   – Нервная очень. Я за неё боюсь.
   – А впрочем, в наш институт другие и не поступают. В этом году вряд ли получится что-то сделать. Слишком поздно. Уже списки вывешены. Даже места, оставленные для отличников подготовительных курсов, все распределены. А вот с подготовительными курсами помогу. Кстати, на нашу кафедру требуется секретарша. Есть такая вакансия для своих. Тоже неплохо, год будет готовиться, секретаршей поработает, познакомится поближе с преподавателями, узнает институтскую кухню изнутри. В общем, приводите её завтра к трём часам ко мне на кафедру. Я с ней побеседую. Надеюсь, она до завтрашнего дня ничего с собой не сотворит?
   – Я её сейчас же найду и глаз не спущу. Пётр Степаныч, вы не представляете, как я вам благодарен.
   – Рано ещё благодарить. Вот когда помогу – тогда другое дело. Значит, до завтра.
   – До завтра.
   Не обращая на меня никакого внимания, Пётр Степаныч повернулся ко мне спиной и направился к выходу. Замерев на месте, словно вкопанная, несколько секунд, я бросилась следом за ним:
   – Пётр Степаныч, а почему вы мне сразу не сказали, что вы – заведующий кафедрой?
   – Девушка, отойдите, пожалуйста, от афериста, – небрежно бросил он.
   – Я беру свои слова обратно. Простите, но вы могли бы сразу представиться.
   – С какой стати? Меня здесь и так все знают! – В голосе преподавателя послышались раздражённые, враждебные нотки, которые не предвещали ничего хорошего.
   – Но ведь абитуриенты не знают, а я абитуриентка. Значит, мне простительно.
   – А абитуриентам и необязательно меня знать. Они узнают меня тогда, когда станут студентами. Если, конечно, станут…
   Я старалась не отставать от него ни на шаг и сбивчиво объяснялась:
   – Поймите меня правильно. Я приезжая, первый раз в Москве.
   – Это песню я каждый день слышу. «Мы сами не местные. Мы приехали издалека», – язвительно произнёс он, не замедляя шага.
   – Так говорят, когда денег просят, а я у вас ничего не требую.
   – А что же ты тогда за мной бежишь?
   Я не смутилась, несмотря на тон, каким был задан этот вопрос.
   – Я просто хотела извиниться.
   – За что?
   – За то, что я подумала, что вы аферист.
   – Значит, теперь ты меня таковым не считаешь?
   – Нет, – замотала я головой.
   – Быстро же меняется твоё мнение!
   – В этой Москве голова кругом идёт. Можно сказать, на каждом углу поджидает опасность. Я, как только шагнула на московскую землю, сразу принялась искать ночлег. Зашла в первую попавшуюся гостиницу, а там мест нет. В холле один солидный гражданин, видя моё расстройство, предложил переночевать у него в номере. Говорит, мол, не беда. Все мы люди. В тесноте, да не в обиде. Он в номере один, а места много. Ну, я, по своей наивности, в номер к нему пошла. Иду и думаю: надо же, какой человек добрый, так ко мне по-отечески отнёсся. Сейчас таких людей мало, но хорошо, что они ещё есть. Я ещё ему сказала, что оплачу половину номера, а он отнекивается и заявляет, что ничего ему не надо. Я в номер вошла, а там всего одна кровать. Стою, как вкопанная, и спрашиваю: «А где мне спать-то?» А этот тип в лице изменился и пояснил, что мы запросто можем уместиться на одной кровати. Меня как молнией шарахнуло. Разве два незнакомых человека могут спать на одной кровати? Он усмехнулся и сказал, чтобы я прекратила пургу гнать. Так и сказал. Мол, ночуй в номере и плати натурой, тогда никто в накладе не останется. Мне так обидно и больно стало, ведь я думала, что он нормальный человек, а оказалось, просто похотливая скотина. Я же не похожа на девушку лёгкого поведения, почему он решил так со мной поступить? Я ведь и повода ему не давала… Просто расстроилась, что ночевать негде, а он сразу решил извлечь из этого выгоду. Вот так здесь на безвыходном положении провинциалов наживаются. Я сумку схватила и бегом из этого номера, а этот дуболом вслед крикнул, что Москва меня уму-разуму научит. Обозвал дурой деревенской. Так состоялось моё первое знакомство с Москвой. На душе такой неприятный осадок остался, будто меня хотели извалять в грязи. Хорошо, что в другой гостинице места были и я нашла ночлег. Я после этого осторожнее стала. Поняла, что тех, кто искренне хотел бы мне помочь, почти нет. Вокруг только те, кто искренне хотел бы мной воспользоваться. Пётр Степаныч, да остановитесь вы, наконец. Я же вам объяснила, что совсем недавно чуть было не вляпалась в неприятную историю. Теперь вы понимаете, почему я отнеслась к вам с таким недоверием?
   Преподаватель остановился и от души рассмеялся.
   – Я что-то смешное сказала?
   – Нет, просто удивляюсь твоей наивности.
   – А разве это смешно? Мне вот, например, плакать тогда хотелось.
   – А мне – смеяться. Детка, ты не сказала мне, как тебя зовут?
   – Светлана.
   – Светлана, а не попить ли нам с тобой чайку?
   – Где?
   – У меня дома. Я же объяснил, что тут недалеко живу.
   – С удовольствием, – сказала я и вышла следом за ним из института.

Глава 2

   – А на какой улице вы живёте? – на всякий случай поинтересовалась я у своего нового знакомого.
   – Сейчас поймаем такси. Ехать ровно десять минут. Кстати, я как будто знал, что у меня будет гостья. У меня в холодильнике свежий торт. Ты сладкоежка?
   – Да. Я знаю, что сладкое вредно, но ничего не могу с собой поделать.
   – Сейчас не разберёшь, что вредно, а что нет. Я всегда успокаиваю себя тем, что живём один раз.
   – Значит, вы не верите в загробную жизнь?
   – Я верю только в то, что вижу.
   Мы сели в такси, я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и представила, как под бурные аплодисменты поднимаюсь на сцену, чтобы получить приз за лучшую женскую роль…
   Зал гремит. Женщины смотрят на меня ревниво, мужчины, позабыв про своих жён и любовниц, выражают мне своё восхищение. Я широко улыбаюсь, и в моей улыбке читается вызов. Я бросаю вызов этому залу, да и не только залу: бросаю вызов целому миру. Я красивая и успешная, а в нашей стране таких очень не любят. Такие, как я, раздражают окружающих, нам любят перемывать кости, но мы к этому привыкли, потому что понимаем, в какой стране живём. Сильные должны быть великодушны по отношению к слабым. Поэтому мы прощаем окружающих их нелюбовь к нам. Мы сильные, а сильным не к лицу переживания слабых. Но такие, как я, есть, и от нас никуда не денешься… Стоя на сцене, я втянула живот и расправила плечи. Зал встал и аплодирует мне стоя. Я принимаю вручённую мне статуэтку, высоко поднимаю её и улыбаюсь многочисленным вспышкам фотоаппаратов и камер. Ведущий обнимает меня за плечи и делает вид, что радуется моей победе вместе со мной. Он счастлив не оттого, что я победила, потому что смог ко мне прикоснуться. Для него я не просто женщина – для него я богиня…
   – Света, приехали.
   Я открыла глаза и растерянно посмотрела на сидящего рядом со мной мужчину.
   – Ты уснула, что ли?
   – На минутку прикрыла глаза.
   – Ты так сладко улыбалась с закрытыми глазами, что мне показалось, будто ты спишь.
   – Немного замечталась.
   – О чём?
   – О жизни актрисы.
   Пётр Степаныч рассчитался с водителем такси и помог мне выйти из машины. Он распахнул дверь подъезда довольно унылого сталинского дома. Я ощутила неловкость и подумала, что, по всей вероятности, большой город притупляет чувство страха. Я иду на квартиру к совершенно незнакомому человеку, напрочь забыв про чувство самосохранения.
   – Вы знаете, я в первый раз в такой ситуации.
   – В какой?
   – Вот так, с первым встречным… К нему домой…
   – А ты разве ещё не убедилась, что я не первый встречный?
   – Убедилась, и всё же чувствую себя как-то неловко.
   Мы вошли в лифт, который был под стать ветхому дому: несомненно, ему срочно требовался капитальный ремонт. Взглянув на тусклое освещение, я осторожно спросила:
   – Не застрянем?
   – Не переживай. Работал пятьдесят лет и ещё столько же проработает.
   – Не скажите. С техникой шутки плохи. Такое впечатление, что этому лифту место на свалке. Интересно, сколько лет этому дому?
   – Много. Ты думаешь, у преподавателей или завкафедрой государственного института такая зарплата, что они могут жить в особняках?
   – Не знаю, но мне казалось, что люди вашего ранга живут в более комфортных условиях.
   – Ты ошибаешься. Вот так и живём. Не жалуемся.
   Открыв массивную, слегка перекошенную дверь своей квартиры, Пётр Степаныч пропустил меня вперёд и вошёл следом за мной. Признаться честно, я ещё никогда не была в подобных жилищах. Грязь, мусор и какой-то крайне неприятный запах, словно поблизости что-то протухло.
   – Не обращай внимания на запах. Это у соседей лук загнил. У меня в комнате чисто и хорошо. Я всегда проветриваю.
   – Это коммуналка?
   – Она самая.
   – А почему вы не сделаете соседям замечание?
   – По поводу чего?
   – По поводу гнилого лука.
   – Бесполезно.
   – Что значит «бесполезно»?
   – Соседи – алкоголики. Начнёшь их в чём-то убеждать – себе дороже будет. Они живут по принципу: моя хата с краю, ничего не знаю.
   – А разве в коммунальной квартире можно не считаться с соседями?
   – Детка, в коммунальной квартире можно всё. Именно поэтому люди бегут из коммуналок.
   Комната Пётра Степаныча была большая и светлая. Достаточно чистая. Нехитрая обстановка говорила о том, что хозяин её несколько стеснён в средствах.
   – А мне всегда казалось, что такие люди, как вы, должны жить в роскоши.
   – А я разве похож на миллионера?
   – Нет, но ведь вы высокую должность занимаете!
   – Возможно, но она не такая хлебная, как мне бы хотелось.
   Сев на старенький стул, я послушно сложила руки на коленях и посмотрела на Пётра Степаныча с надеждой.
   – А вы правду о кино говорили?
   – Какого кино? – Мой новый знакомый снял пиджак, повесил его на спинку стула и расстегнул ворот рубашки.
   – Вы говорили, что у вас есть друг режиссёр и что он ищет актрису для своего фильма. Я смогла бы сыграть главную роль или хотя бы принять участие в пробах.
   – Не сомневайся. Я устрою тебе пробы. Детка, ты что будешь пить?
   – Чай, – немного неуверенно ответила я.
   – Чай – это несерьёзно. Я считаю, что нашу встречу нужно отметить. Выбери напиток по своему вкусу в серванте.
   – Я не хочу спиртного, – покачала я головой и кинула взгляд в сторону серванта.
   В отличие от скромной комнаты Пётра Степаныча содержимое серванта отличалось особой изысканностью и удивительным разнообразием. Создавалось впечатление, что вместо того, чтобы вкладывать заработанные деньги в интерьер своей комнаты, мужчина вкладывал их в «интерьер» серванта и забивал его всевозможными дорогими бутылками.
   – Я не желаю слушать твоё «не хочу». Не каждый день приглашают девушек для того, чтобы сделать из них звезду. Давай выпьем за знакомство. У меня есть вкусный ликёр. Ты же сладкоежка, он как раз клубничный. Ну что, отмечаем? – Не дожидаясь моего ответа, Пётр Степаныч поставил на стол бутылку ликёра и достал из холодильника разрезанный на ровные куски торт. – Ликёр с тортом – это же по-барски. Тебя, наверное, удивляет, что у меня холодильник стоит в комнате, но ты не забывай, что находишься в коммунальной квартире. Если бы я держал его на кухне, то мне пришлось бы повесить на него замок. Ну что, сладкоежка, налетай на угощение.
   – Мне самый маленький кусочек!
   – А тебя тут никто спаивать и раскармливать не собирается.
   Плеснув в рюмку достаточно большую порцию ликёра, мой новый знакомый тут же залпом выпил полную рюмку водки. Я стала медленно пить свой ликёр и обдумывать продолжение нашего разговора.
   – А у тебя родители-то есть? – Мужчина задавал мне вопросы и, как только я делала глоток, тут же подливал мне ликёр, так что моя рюмка была всегда полна. – Как они тебя отпустили? Ты из неблагополучной семьи?
   – Прекратите. Я больше не буду пить, – пробовала протестовать я.
   – Да ладно тебе! Живём один раз. Не знаю, как тебе, но мне наше знакомство очень даже приятно. Ты не ответила на мои вопросы. У тебя есть семья?
   – Конечно, есть.
   – А как тебя мама отпустила?
   – А что ей оставалось делать? Меня вообще тяжело отговорить от задуманного. Родители покричали, конечно, перед отъездом – этим дело и закончилось. Кстати, я бы не назвала свою семью неблагополучной. Вполне нормальная семья. Отец, конечно, выпивает; мать поколотить может, но я уже к этому привыкла. А зачем вы спрашиваете?
   – Просто из праздного любопытства.
   – Пётр Степаныч, а когда вы позвоните своему режиссёру? Вы, правда, устроите меня на подготовительные курсы? Мне кажется, что всё это сон. А хотите, я вам стихи почитаю? А может, басню? Я их много знаю.
   – Зачем? – опешил уже подвыпивший мужчина.
   – Как это зачем? Я ведь к поступлению в институт чёрт знает сколько готовилась – не один сборник стихов наизусть выучила. Такое количество стихов мало кто знает. Я, конечно, понимаю, что в этом деле главное не количество, а качество, но у меня качество тоже не страдает. Я ведь читаю с душой. Послушайте, пожалуйста.
   – О, нет… – замахал руками Пётр Степаныч.
   – Ну почему? – расстроилась я. – Почему? Меня сегодня в комиссии слушать не хотели, так хоть вы послушайте.
   – Этого мне на работе хватает. Потом почитаешь. Я верю, что ты и стихи, и басни, и песни знаешь. А вот как у тебя с этюдами?
   – Нормально. Я просто до них не дошла. У меня вообще фантазия богатая: я в школе всегда участие в художественной самодеятельности принимала. У нас театральная студия была, так я с таким вдохновением играла! Между прочим, все главные роли были мои. Так что я – прирождённая актриса с детства.
   – Сам себя не похвалишь – никто не похвалит.
   – Я вам серьёзно говорю!
   – Я тоже.
   – Что вам изобразить?
   – А что ты умеешь?
   – Да что угодно. Я могу изобразить даже чайник. Хотите?
   Я быстро вскочила со своего места, но Пётр Степаныч отрицательно качнул головой и жестом дал понять мне, чтобы я села обратно.
   – Деточка, я тебе верю. Не стоит показывать чайник. Я верю, что у тебя это очень хорошо получится. Лучше изобрази мне служанку.
   – Кого?
   – Служанку. Такую милую, молоденькую девочку-служанку, которая исполняет все желания своего хозяина.
   Я слегка напряглась и спросила обеспокоенно:
   – А хозяином кто будет?
   – Я. Деточка, открой шкаф. Там лежит коротенькое серенькое платьице с симпатичными складками, беленький кружевной фартучек и чулочки в сеточку. Не переживай, все вещи твоего размера. Так что тебе подойдут. Да, ещё забыл про туфельки на высоких каблучках – там же три пары разного размера. Найди свой. Думаю, какие-нибудь туфельки тебе обязательно подойдут. Давай, милая, не тяни время. Переодевайся. Если ты меня стесняешься, то можешь открыть дверцу шкафа и переодеваться за ней. Мне просто не терпится тебя увидеть в роли служанки.
   – Пётр Степаныч, а я вам её так изображу, без всякого костюма, – растерялась я ещё больше.
   – Без костюма тяжело войти в образ. – Мужчина вновь подлил мне ликёр и наполнил свою рюмку.
   – Войти в образ можно и без костюма. А вы меня споить, что ли, собрались?
   – Боже упаси! Я малолетних девиц не спаиваю. Я всего лишь тебя угощаю. Света, прекрати капризничать. Давай переодевайся. Мой знакомый режиссёр ищет девушку на главную роль, и если хочешь знать, то это роль служанки. Мы должны с тобой всё хорошенько отрепетировать.
   – Бред какой-то. Но не у вас же дома!
   – А где?
   – Мне кажется, что я сейчас в какой-то глупой ситуации, можно сказать, даже смешной. Прямо комедия, честное слово.
   – Ты сама устроила эту комедию.
   – Её устроили вы, а я всего лишь пытаюсь понять, что сейчас происходит.
   Пётр Степаныч осушил свою рюмку и закурил сигарету.
   – Послушай, детка, ты собралась стать звездой или нет? У тебя не должно быть комплексов. Со своей никому не нужной скромностью ты ничего не добьёшься. На киностудии во время проб ты тоже будешь себя так вести? Заметь, что там тебе тоже предложат надеть наряд служанки. Если ты состоишь из одних комплексов, то у тебя вообще нет никаких шансов. Дорогая, подумай о другой профессии. Не стоит заниматься тем, что тебе не дается. Кстати, у нас в институтской столовой есть вакантное место посудомойки. Могу устроить. Будешь мыть посуду в фартуке и перчатках. Самое главное, что никто и ничего не будет от тебя требовать.
   – Я приехала в Москву не для того, чтобы работать посудомойкой. Устроиться на подобную работу я могла бы и у себя дома.
   – Я тоже так думаю. Стоило ли ехать в Москву для того, чтобы себе портить жизнь? Судьба подарила тебе встречу со мной, а ты стоишь тут и артачишься. Я должен посмотреть, на что ты годишься. Ведь если я буду тебя куда-то устраивать, мне придётся замолвить за тебя словечко. Мне придётся говорить людям, что ты чего-то стоишь, что ты талантлива, в конце концов. А ты талантлива пока лишь на словах. Ты мне ещё ничего путного не изобразила.
   – Но ведь я же хотела показать вам чайник! – Я была близка к отчаянию.
   – Что ты прицепилась ко мне со своим чайником?! Тебе что, показать больше нечего? Один чайник, наверное, все эти годы и репетировала.
   – А вот и нет! – От обиды мне почему-то захотелось плакать, но я знала, что не имею права показывать своих слёз. – Я много чего могу изобразить. У меня фантазия будь здоров. Я могу, например, сыграть роль хлеборезки.
   – Чего?
   – Хлеборезки!
   Мужчина прыснул со смеху, чувствовалось, что он уже «поплыл».
   – Я разве сказала что-то смешное?
   – Послушай, хлеборезка, я от тебя устал. Ещё минута, и ты предложишь мне изобразить сковородку или вафельницу. Я же хочу, чтобы ты изобразила служанку. Представь, что ты приехала на киностудию и тебе велели переодеться. Ты будешь вести себя точно так же? Режиссёр скажет, что будет пробовать тебя на роль девушки-служанки, а ты будешь бить кулаком себя в грудь и убеждать его, что ты хочешь сыграть хлеборезку. Как ты думаешь, что в таком случае тебе ответят? Наверняка скажут: «Дорогая, извините, но это киностудия. Шли бы вы в таком случае на кухню! У нас в столовой как раз хлеборезка сломалась. А не нарежете ли вы тут нам всем хлеба?!»
   – На киностудии всё будет совсем по-другому.
   – Как по-другому, если ты здесь себя проявить не можешь?
   – Я вас уверяю, что там я себя проявлю. Вот увидите.
   – Сомневаюсь. Если человек умеет себя показать с лучшей стороны, то он делает это сразу. А вот если компостирует мозги, то он – настоящий бездарь. Всё, вопрос о твоей звездной жизни закрыт. Давай выпьем и разойдёмся с миром.
   – Почему?
   – По кочану.
   – Но вы не правы! Я уже говорила вам, что как-то неловко чувствую себя в стенах вашей квартиры.
   – Если ты думаешь, что меня интересует твоё тело, то глубоко ошибаешься. Ты вообще не в моём вкусе. Я на кости не бросаюсь. У тебя даже подержаться не за что. Оставь своё тщедушное тело для каких-нибудь малолетних юнцов, которые любят перебирать ребра. Осознание красоты женского тела приходит с возрастом. Так что ко мне оно уже давно пришло. Детка, если ты думаешь, что мне не с кем спать, то глубоко ошибаешься. Да я сейчас только на кафедру зайду, сразу очередь выстроится. Да и не только на кафедре. Все, собирайся и поезжай к себе в гостиницу. Считай, что сотрудничество между нами закончилось. Я тебе ясно сказал, что меня твои кости не интересуют. Ты слишком переоцениваешь свои возможности. Я понимаю, что у девушки должна быть нормальная самооценка, но это только в том случае, если эта барышня чего-то стоит. А твой случай наводит на мысль, что, кроме чересчур завышенной самооценки, у тебя вообще ничего нет.
   Я стояла как вкопанная, хлопала ресницами и не могла произнести от возмущения ни слова.
   – Девушка по имени Комплекс, можешь пригубить рюмочку напоследок и – до свидания.
   – А вот хамить не обязательно! – Решительно подойдя к столу, я допила ликёр и направилась к шкафу для того, чтобы переодеться.

Глава 3

   Этот противный старикашка, так нелестно отозвавшийся о моей внешности, оказался прав. Изрядно поношенное платье служанки оказалось мне впору, словно его шили по мне.
   – Ну как, влезла?! – крикнул мне Пётр Степаныч, по-прежнему сидевший на своём месте.
   – Влезла.
   – Я так и думал!
   – А я смотрю, платье-то не первой свежести. Не одна девушка его надевала, изображая служанку.
   – Это реквизит нашего института.
   – Тогда понятно. Кстати, все девушки, которые мерили до меня это платье, имели ту же комплекцию, что и я. В вашем понятии все они были костлявыми и непривлекательными. Тем не менее в вашем шкафу платье не пятьдесят восьмого размера.
   – На роль служанки требуется худенькая девушка.
   – Это почему же?
   – Потому, что полные служанки неповоротливы и от них проку мало. Худые пошустрее.
   – И часто в вашей квартире появляются девушки, готовые сыграть роль служанки?
   – Совсем не так часто, как тебе может показаться на первый взгляд.
   – А у меня на этот счёт своё мнение.
   – Предлагаю оставить его при себе. Ну что, ты оделась?
   – Надеваю чулки.
   – Замечательно. Надеюсь, что они тебе тоже впору.
   – Мой размерчик. И как это вы только угадали?
   – Работа у меня такая.
   Посмотрев в зеркало, я улыбнулась своему отражению и отметила, что из меня действительно получилась бы неплохая служанка. Вернее, я смогла бы сыграть в кино роль служанки, потому что работать прислугой – совсем не моё предназначение. А вот этот карнавальный костюмчик мне очень даже к лицу. Чересчур короткая юбочка, сетчатые чулки, туфельки на высоких каблучках. Удивительно, что у этого ответственного работника в шкафу оказались три пары туфелек одинакового фасона, но разного размера.