Юлия Зонис. Биохакер

   – Три дня назад пропал Гремлин, – спокойно продолжил Говорящий. – Мы думали, что его съел кто-то из Малых Богов. Малые Боги всегда волнуются перед пробуждением Глубинного. Но сегодня утром Кравиц отправился нарвать тростника, чтобы сделать новый настил на нашем плоту, и нашел в тростниках голову Гремлина. Его шею резал нож, а не клешни или жвала. Как ты можешь это объяснить?
   Элджи молчал. Выбравшись на твердую землю после того, как переплыл пролив, рыбак сразу снял с руки серебряный браслет. Браслет был не цельный – между двумя его концами оставалось достаточно места, чтобы просунуть палец. И он легко сгибался и разгибался. Элджи сначала разогнул его, превратив в полоску, а потом полоской обмотал кость. Свирель все равно была не совсем правильная, но лучше он сделать не мог, не с помощью тех инструментов, что имелись на острове. Теперь свирель лежала в мешке на поясе, вместе с ножом. Элджи знал, что ему надо думать о том, как обмануть Говорящего, но отчего-то мог думать только о свирели. Ему очень надо было в нее подуть.
   Словно угадав его мысли, Говорящий чуть заметно кивнул Дохляку. Дохляк, длинный и тощий, подошел к Элджи и сорвал с него пояс вместе с мешком. Рыбак стоял опустив руки.
   Дохляк развязал мешок и высыпал то, что в нем было, на землю перед Говорящим. Тот нагнулся, отодвинул в сторону моток веревки и нож и взял в пальцы свирель. Брезгливо покрутил ее и взглянул на Элджи.
   – Ты знаешь, что мы сделали с Музыкантом и почему? Ты знаешь, что звуки дудки беспокоили Глубинного? Разве ты хочешь, чтобы Бог разгневался и сожрал всех нас?
   Элджи по-прежнему молчал. Лицо Говорящего неожиданно смягчилось Он улыбнулся.
   – Ты хороший рыбак, Элджи. Ты приносишь много рыбы. Много пользы племени. Мы не будем отдавать тебя Глубинному Богу. В этот раз не будем. Но Глубинный гневается. Мы слышим, как он ворочается и вздыхает под островом и его вздохи разносятся по всему подземелью. Надо его успокоить. На закате мы отдадим ему чужака. Ты придешь и будешь смотреть, и может быть, даже… – тут улыбка Говорящего стала шире, – мы позволим тебе сыграть на дудке, чтобы Глубинный знал – жертва уже его ждет. А затем ты бросишь дудку в Курящуюся Бездну и отправишься на ночной лов.
   Тут он швырнул свирель Элджи. Рыбак поймал тяжелую костяную трубку в полете и крепко сжал пальцы.

   Внутреннее не всегда дает верное представление о внешнем. Вот и теперь – то, что изнутри выглядело как хирургический кабинет или лаборатория, снаружи оказалось лодочным сараем посреди заброшенного галечного пляжа. Сарай был расписан веселыми, хотя и облупившимися от времени и дождей осьминогами из их общего с Миррой брайтонского детства. Ветер носил по пляжу какие-то листы – быть может, предупреждения о периметре и карантинной зоне. Шум кондиционеров оказался шумом прибоя, с шелестом накатывающегося на гальку. А вот шум двигателей действительно был шумом двигателей – по пляжу бодро катились две пятнистых армейских «амфибии».
   – Быстрей! – взвизгнула Феникс, захлопывая колпак транс-кара.
   Хантер стоял у двери сарая, держа пленника на руках. Дориан, или Колдун, или Джеймс Оливер Эмери, и до этого не отличавшийся избыточным весом, за прошедший месяц исхудал настолько, что смахивал на мешок с костями. Он висел сломанным манекеном, нелепо изогнувшимся и безжизненным. Но сознание, что самое ужасное, работало ясно. Он помнил все – боль и залившую глаза кровь, соскользнувшее сверло, чертыхание Мирры. Все-таки хирургом она была таким же никудышным, как и телепатом. Дориан рассмеялся бы, если б мог, когда Мирра схватилась за скальпель, чтобы вытащить сломавшееся и застрявшее у него в черепе сверло. К счастью, в мозгу нет болевых рецепторов. И, хотя в коже и надкостнице их хватает, он уже давно научился терпеть и худшую боль. И еще, как ни странно, он почувствовал облегчение. Все-таки это была Мирра. Не мертвая и холодная марионетка, управляемая безжалостно точным кукловодом. Она ошибалась, значит, была человеком. Колдун не знал, что делать с этим знанием, – но на всякий случай запомнил. Мирра залила его искалеченную голову регенерат-гелем, а потом в сарай вбежал Хантер и закричал, что едет патруль.
   И вот он висел на руках у охотника. Море плескалось всего в пятнадцати шагах. У берега болталась лодка, когда-то синяя с белой полосой, а сейчас такая же облупленная, как осьминоги на сарае. Дориан ожидал, что Хантер кинется к машине. Но Хантер отчего-то размашистым шагом поспешил к лодке. Вслед им понесся пронзительный крик Мирры. Охотник развернулся и резко пролаял: «Если его у нас найдут, нам крышка. Или ты научилась отводить пули?»
   Колдун ощутил, как его грубо запихивают в лодку. Скамейка врезалась в лопатки, как тогда, на озере… очень далеко. Очень давно – неделю назад, а может, и больше. В Канаде, за несколько часов до того, как люди в черной форме СББ прикладами загнали его в вертолет.
   «Значит, армию она еще не успела купить или запугать. Пока только «чистильщиков» и этого неизвестного Гарри», – отвлеченно подумал он, вслушиваясь в нарастающий рев двигателей.
   А затем над ним склонилось жесткое, в резких продольных складках лицо.
   – Девчонка хотела, чтобы ты оставался с ней, навроде комнатной собачки. Но я так не думаю. Ты упрямый парнишка, и даже с проломленной черепушкой что-нибудь да сообразишь.
   Хантер налег на лодку, толкая ее в прибой. Заскрипела галька. Охотник продолжал говорить, негромко и быстро:
   – И да, насчет нокаута – отчасти брехня. Я подменил пробирки. Когда кончится действие той херни, что вколол тебе доктор Мартинес, снова сможешь крутить мозги. Не знаю, сумеешь ли ты пользоваться телепатией с такой дыркой в башке, но если сумеешь, запомни, кто тебе помог. А если сумеешь еще и вернуться, я расскажу тебе, почему.
   Скрип прекратился, и лодка закачалась в волнах. Хантер, войдя в воду по пояс, сильно толкнул, и отлив понес Колдуна в море – а точнее, в недобрый к солдатам, авантюристам и морякам пролив Ла Манш.