Страница:
Убежав от мучителей, Терена не собиралась покидать город или кидаться на поиски заступника Вебалса. Первое было, с точки зрения женщины, абсурдной нелепицей, а второе строжайше запрещалось правилами, основательно вбитыми в голову ее предусмотрительным хозяином. Беглянка могла привести недругов к Озету, если бы, конечно, те оказались бы немного умнее и оставили караулить вход в дом хотя бы одного часового. Вдовушка не могла знать, что налетчиков всего двое, и, опасаясь навредить существу, служение которому было смыслом ее по большому счету счастливой жизни, решила вернуться в захваченную обитель, как только незваные гости устанут мародерствовать и уйдут.
Ловко задрав подол длинного платья аж до округлых ягодиц и совершенно не беспокоясь о приличиях (оголение дамами щиколоток на РЦК 678 считалось развратом), тяжеловесная дамочка, как беспризорник-мальчишка, вскарабкалась на крышу соседнего дома и заняла удобный наблюдательный пост на покатом карнизе. Мерзнуть и терзать себя по поводу безвозвратно испорченной стряпни и разгромленной чужаками кухни купчихе пришлось недолго. Вскоре дверь ее дома открылась, точнее, отвалилась, поскольку еще во время налета была вырвана из петель, и на пороге показался тот самый верзила, лицо которого она ошпарила кипятком.
Грозный мерзавец совершил непростительное: испортил ее любимую тряпку, купленный два года назад кусок материи, из которого тучная дама собиралась пошить себе выходное платье с весьма соблазнительным, если не сказать откровенным, декольте. Нещадно порвав атласное сукно на мелкие лоскуты, великан обмотал его вокруг окровавленной головы. Дороговизна перевязочного материала и его явная ценность для женского сердца были безжалостно втоптаны в грязь солдатскими сапогами. В том, что налетчик состоял на армейской службе, к тому моменту Терена уже не сомневалась. Только неотесанный солдафон способен совершить такой акт вопиющего вандализма, даже олухи из городской стражи вели себя деликатнее: хоть и бесчинствовали во время облав, но не осмеливались портить дорогое имущество. Сказывались деревенские корни: не взлелеянное родителями уважение к людям, а врожденные стяжательство и прижимистость потомственных куркулей, чей мозг работал в ином направлении, чем у наемников: не уничтожить чужое добро, а приберечь; как-нибудь извернуться и улучить возможность присвоить нажитое арестованными.
Великан ушел, а его напарник остался. Терену удивило безрассудство врагов, оставивших в засаде всего одного человека. Таких сил было слишком мало, чтобы поймать колдуна, тем более одного из Озетов. Хоть лапищи у молодого товарища раненого вандала были крепкими, ратное умение парня и его проворство вызывали сомнение даже у далекой от приключений хозяюшки. Если бы не его неуклюжесть и неторопливость мыслительных процессов, то ей никогда бы не вырваться из крепких объятий мучителей и скорее всего палачей.
Довольно быстро преодолев все свойственные людской породе страхи, сомнения и колебания, дамочка спустилась с крыши и решилась вступить на порог разгромленного, но все же милого сердцу родного дома. Перевернутая мебель и разбитые плошки, раскиданное по полу содержимое сундуков и разорванные перины со следами грязных сапог, все это было цветочками по сравнению с тем, что хранительнице домашнего очага, жрице вкусной еды и домашних тапочек довелось увидеть в святая святых, на кухне. Широко раскинув конечности, между пучками затоптанной зелени и уже остывшим котелком лежало мертвое тело молодого налетчика. Парня убил свой же командир, по крайней мере еще кого-либо у себя в доме вдовушка не приметила. Торчащий из груди меч не оставлял ни единого шанса вылечить юного недотепу. Острие пронзило сердце, и даже выдающиеся умения дородной целительницы не помогли бы склеить кровеносный сосуд, разрезанный точно на две ровные части.
Из всех возможных вариантов действий Терена выбрала единственно верный: ждать возвращения Вебалса, коротая тянувшееся время в тщетных попытках привести дом в порядок. Однако уборка не продлилась долее получаса. Снаружи стал доноситься шум: крики, вопли, цокот конских копыт и топот множества деревянных башмаков, вдруг дружно забарабанивших по булыжникам мостовой. Всего одного взгляда на улицу было достаточно, чтобы окончательно и бесповоротно убедиться, что в тихий город Дукабес пожаловал карательный отряд «Небесного Братства». Дольше ждать возвращения Вебалса было бессмысленно, более того, в доме стало опасно находиться. Мозг женщины быстро сопоставил факты и пришел к неутешительному выводу, что налетчики были переодетыми храмовниками. Родной кров мог в любой миг превратиться в одно из самых опаснейших мест в городе, ведь ненавистного Озета рыцари стали бы искать прежде всего у нее, а значит, и самой вдовушке, даже будь она обычной женщиной, не миновать было настоящих пыток и лютой смерти на колу или костре.
– Про зверства Ордена можешь опустить, – снисходительно разрешил Озет, вставая с плаща и разминая затекшие ноги.
– Ты лучше про то, как тебе из города улизнуть удалось, расскажи, – подхватил эстафету бестактного прерывания Палион, необычайно злой в это холодное утро.
Насмешки Вебалса это пустяк, к ним чужак в этом мире уже успел привыкнуть, а вот холод и сырость, царившие в окрестностях, напоминали Лачеку о весьма недостающих ему прелестях «небесного мира»: о крепком кофе, обжигающем рот и согревающем внутренности лучше теплого пледа; об огромной сигаре между зубов, от дыма которой по телу разливалась приятная нега, а лица окружающих наполнялись тоскою по свежему воздуху. Прежняя жизнь надолго ушла, возможно, насовсем. Разум разведчика понимал бесплодность и даже вредность пустых мечтаний, но предательница-память поднимала из глубин целый ряд приятных воспоминаний, как будто насмехаясь над хозяином и заставляя его признаться себе самому, какой он неудачник и неисправимый дурак.
– Давай, Теренушка, не тяни, а то у твоего дружка, вишь, как рожа искривилась, – опять сел на своего любимого конька Озет, не пропускающий ни одного подходящего случая, чтобы немного поиздеваться над компаньоном.
Палион раздражал его тем, что хоть и пребывал на Шатуре уже долее двух недель, но до сих пор цеплялся за глупые предрассудки и стереотипы, подавляя и загоняя в дальний угол сознания свои естественные и вполне уместные желания. Главное, чего так и не удалось понять колдуну, зачем разведчик шел на никому не нужные жертвы и неустанно мучил самого себя.
– А дальше-то и рассказывать нечего, – поразила Терена мужчин своим абсурдным, не укладывающимся в узкие рамки логики откровением. – Выбралась из города, потом в лес пошла да вас нашла.
– Вот так вот просто нашла… как грибы! – вдруг прокричал не на шутку разозлившийся Озет и со всей силы ударил кулаком по полу.
Хоть и толстая, но наполовину прогнившая доска не выдержала яростного напора мощного кулака и треснула пополам, отчего в полу образовалась огромная дыра, через которую внутрь сарая тут же хлынула отвратительно пахнущая, мутно-зеленая жижа. Повскакав с мест, Палион с Тереной дружно схватили дорожные плащи. Путники не могли позволить, чтобы промокла их единственная сухая одежда, дающая им шанс на спасение. Путь до ближайшей придорожной корчмы, где можно было поесть и согреться, был не близким, до ближайшей деревни – и того дольше. Однако вошедший в раж бузотер не замечал учиненного им беспорядка: продолжал сидеть на полу в бурлящих потоках прорывающихся сквозь доски вод и что есть мочи орал, выражая в экспрессивной форме свое недоверие словам добродушной толстушки.
– Нет, ты только подумай, Палач, у красавицы нашей все так замечательно, легко и просто! Это мы с тобой дураки, столько из Дукабеса выбирались да по болотам плутали! Она же просто подошла к городским воротам и попросила стражу их открыть! А подземелье в лесу как нашла, по звездам или по мху! – неистовствовал взбешенный колдун, брызгая слюной и продолжая ломать находящиеся под полуметровым слоем болотной воды доски.
Вебалс успокоился так же внезапно, как и начал этот бессмысленный, приведший лишь к маленькому наводнению концерт. Его рука наконец-то перестала стучать по полу, от которого к тому времени уже почти ничего не осталось, а глаза удивленно уставились на доходившую уже до его груди воду. Резонно рассудив, что воспаление легких может доставить ему массу неудобств, а сбежавшие из сарая компаньоны его все равно не слышат, представитель древнейшего на Шатуре рода быстро поднялся и пустился в погоню за неуважительно оставившими его в одиночестве собеседниками.
– Нет, ты только подумай, Палач, только вспомни, как нам тяжко пришлось! – прокричал в самое ухо разведчика Вебалс, предварительно догнав его, схватив за плечо и резко развернув на сто восемьдесят градусов. – Терена, такого не может, просто не может быть! – продолжал выражать свое негодование колдун, на время потеряв интерес к растерявшемуся Палиону и обратив свой пыл на вот-вот готовую разрыдаться Терену. – Город был окружен войсками Ордена, по улицам рыскали отряды, хватавшие всех, кто попадался им на пути. Как, скажи, как тебе удалось избежать Эшафота Испытаний?! Я же тя сам делал, я ж знаю, на что ты способна, а на что нет! Ты научилась гипнозу, иль невидимкой становиться умеешь, а может, у тя крылья на спине отросли?! – прокричал Озет, довольно сильно и звонко хлопнув женщину ладонью между лопаток.
– Успокойся, родимый! Коль важно, я все-все расскажу! – Готовая сама заплакать Терена бросилась успокаивать разошедшегося Озета: улыбаясь сквозь слезы, преданно заглядывала в его бешено вращающиеся глаза и нежно гладила пухлой ладошкой по вставшим дыбом бакенбардам. – Я ж в Дукабесе уж долго живу, не только каждую улочку, но и каждый закуток, каждый сарайчик и лужицу знаю. Сначала сама выбиралась, а когда уж совсем невмоготу стало, супостаты небесные со всех сторон окружили, мне добрые люди помогли. Они ж и из города вывели, через стену да вал крепостной перебраться сподручили…
Вспорхнувшая вверх рука Озета быстро зажала вещунье рот. Вебалс замолк, а на его гладком лбу мгновенно образовалась сетка глубоких морщин. Колдун неотрывно смотрел в глаза Палиона, пытаясь убедиться, что он не сошел с ума и что его компаньона так же взволновало абсурдное словосочетание «добрые люди». Кроме того, что эти два простых слова абсолютно не отвечали на простейший вопрос: «кто?», они еще и противоречили имеющимся представлениям об окружающем мире. Не только в провинциальном Дукабесе, но и во всем Лиотоне не было людей добрых настолько, чтобы ни с того ни с сего помочь попавшей в беду женщине и выступить против рыцарей Ордена, да еще во время проводимой ими облавы.
– Кто они такие и сколько их было? Как именно они тебе помогли и что говорили? – уже мелодичным, плавным голосом продолжил расспрашивать Терену успокоившийся колдун, естественно, не позабыв убрать ладонь от ее рта.
– Трое их было, как звать не представились, – одергивая платье, пробормотала обиженная, мягко говоря, неделикатным поведением хозяина Терена. – Они на подмогу пришли, когда храмовники меня на задворках Сивика-бондаря схватили…
– Сколько их было? – перебил колдун, вновь одарив Палиона многозначительным взглядом.
– Кого: добрых людей или супостатов? – не поняла вопроса Терена.
– И тех, и других, дура! – прикрикнул колдун, но тут же успокоился и нежно погладил женщину по руке.
– Трое горожан и шестеро мерзавцев из Ордена. Глянь, какой синячище один из них мне поставил, – пожаловалась вдовушка и поспешно принялась закатывать левый рукав, демонстрируя слушателям огромный, светившийся всеми цветами радуги синяк, идущий от запястья до самого локтя.
– Потом, об этом потом, – произнес Вебалс и обратился к товарищу: – Тебе не кажется, немного странный расклад? Трое простолюдинов, пусть даже здоровенных подручных кузнеца, отдубасили шестерых «небесных» солдат.
– Они не подручные, я всех подмастерьев у Карбика, кузнеца нашего, знаю, – уточнила Терена, закатывая обратно рукав. – А этих ребят я вообще впервые вижу, хотя ты прав, они здоровенные и одеты как-то странно… не по-нашему.
– Мешковатые рубахи, как у крестьян, и вороты слишком широкие? – поинтересовался Палион, до этого принимавшей в беседе весьма пассивное участие.
Терена кивнула, подтверждая предположение разведчика. Мужчины снова обменялись многозначительными взглядами, смысл которых был понятен только им. Трое находившихся в городе оборотней или вутеров почувствовали родную кровь, признали в купчихе тоже искусственное создание и пришли ей на помощь. Вполне логично, если учесть, что оба колдуна – и Кергарн, и Вебалс – были из рода Озетов и создавали жизнь одним способом и из одного материала.
– Что было дальше? Они тебе что-нибудь говорили, о чем-нибудь спрашивали? – продолжил беседу большую походившую на допрос Вебалс.
– Нет, – интенсивно замотала головой женщина, – даже имен своих не назвали, хоть я и спрашивала. Зато до городской стены проводили и взобраться на нее помогли.
– А стража, то есть лучники Ордена, которые на стене были? – спросил Палион.
– Копейщики, там копейщики были, – уточнила Терена, – но когда я наверху оказалась, они уже были мертвы. Ребята с ними жестоко поступили, очень жестоко… – почти заплакала вдовушка, – хотя я до сих пор понять не могу, как им сладить с солдатами удалось, оружия-то у парней не было.
– Мы тебе потом объясним, – не стал вдаваться в подробности Палион, которого, как и колдуна, больше интересовало, что приключилось, когда загадочная компания оказалась за пределами города.
– Потом мы по лесу шли, долго шли, – продолжила рассказ Терена. – Они сказали, что знают, где вы находитесь, и что меня к вам, родимые, и отведут. Не обманули, хоть и вели себя странно. Всю дорогу молчали, а когда мы уже до пещеры добрались, вдруг замолчали, а потом…
Терена внезапно замолчала, в ее глазах появился испуг. Забавно хлопнув пухленькими ладошками по раскрасневшимся на морозе щекам, женщина вдруг взвыла и начала причитать, нанося взбесившимися ладошками урон не только лицу, но и своим волосам.
– Ой, милые мои, простите дуру убогую-ю-ю! – стенала купчиха, рвя на себе волосы и, как сумасшедшая, мотая головой. – Я ж, бестолковая, совсем позапамятовала… забыла слова их вам переда-а-а-ать!
– Все в порядке, все хорошо. – Вебалс заключил в объятия бьющуюся в истерике женщину и принялся успокаивающе гладить ее по взлохмаченной голове. – Чуть раньше, чуть позже, значения не имеет. Успокойся, Теренушка, что они передать-то просили?
Хоть Палион Лачек и не был излишне впечатлителен, но слова, которые прошептала в тот миг взявшая себя в руки попутчица, почему-то надолго засели в его голове: «Кергарн направился к королевскому двору. Мы вам не друзья, но и не враги, мешать не будем. Ни один из нас не покажется три месяца в столице!»
Смысл послания был ясен, но только в общих чертах. Ни Вебалс, ни Палион так и не смогли понять, кто скрывался под абстрактным «мы»: странная троица или вся лиотонская нежить? Кроме того, было совершенно не понятно, почему те, кто привык лишь рвать да терзать, вдруг пошли против своего хозяина и хоть и пассивно, но помогали его врагам. Загадки, загадки, загадки, над ними можно было долго ломать голову, но разрешить только одним способом: посетить лиотонскую столицу, куда, собственно, компаньоны и так собирались направить свои стопы.
Глава 3
Законы большой дороги
Жизнь человеческой общности многогранна. Достаточно посмотреть на язык любого, даже самого отсталого народа, чтобы убедиться в обилии понятий, образов и выражающих их словесных форм. Однако подробная классификация того звукового материала, на котором мы говорим, – работа дотошных ученых. Вышедшим же из кервудского леса авантюристам было безразлично, на какие группы и подгруппы делятся в языке слова. Их лингвистические познания ограничивались лишь тем, что понятия бывают конкретными и абстрактными, а свойства объектов не зависят от их принадлежности. Нет ничего конкретней, чем голод, холод и усталость; нет ничего абстрактней, чем добродетель, справедливость и законность.
Когда на пустынной, размытой дождями дороге измерившие собственными ягодицами глубину и вязкость всех окрестных болот компаньоны увидели еле тащащуюся телегу, то из их словарного запаса мгновенно пропали все запретительные единицы, а из притяжательных местоимений осталось лишь краткое слово «мой». Какой-то косматый мужик, то ли крестьянин, то ли мелкий торговец, бессовестно мучил едва волокущую ноги лошадку. Доживающая свой век кобылка уныло брела по скользкой грязи и не обращала внимания на крики хозяина, часто сопровождаемые ударами палки по крупу.
Не знавшая стыда гуманистка Терена предложила догнать телегу и уговорить мужика отвезти их к ближайшей корчме. В качестве основного аргумента в предстоящих переговорах купчиха собиралась использовать выпирающие из порванного платья достоинства. Вебалс вступил с дамой в спор, доказывая, что деревенский куркуль станет артачиться и кроме «внимания» все равно потребует денег, которых, кстати, у них почти не осталось. Понуро бредшему за парочкой спорщиков и постепенно удаляющейся от них телегой Палиону вдруг стало неимоверно противно слушать всю эту глупую белиберду. Не вступая в никчемные дебаты, разведчик убрал изо рта наполовину разжеванную от голода хворостинку и вдруг пустился бежать.
Всего за минуту молниеносного заплыва по грязи Палион достиг скрипучей повозки и, бесцеремонно схватив за шкирку замахнувшегося на него дубинкой мужика, сбросил его наземь. Тот факт, что обросший волосами грязнуля первым попытался решить вопрос силой, ужасно разозлил истосковавшегося по теплу и уюту разведчика. Три-четыре коротких удара носком сапога в живот, а затем еще два по коленкам, успешно разрешили спонтанно возникший конфликт. Мужик перестал орать и застонал; попытки подняться на ноги и дать грабителю сдачи прекратились. Когда Вебалс и Терена подошли к телеге, на которой гордо восседал победитель, побежденная сторона, кряхтя и охая, отползала в сторону леса.
– Зря ты так, – отрешенно заявил колдун, усаживаясь на телегу и галантно помогая толстой купчихе затащить на нее немного отощавшие за последние дни телеса. – Излишняя жестокость полезной не бывает, только вредит!
– А жестокость вообще не бывает излишней! – со скрытым смыслом ответил насупившийся, как воробей, Палион и звонко ударил пару минут отдохнувшую лошадку ладонью по крупу.
Терена хотела что-то сказать, наверное, заступиться за уже доползшего до кустов мужика, но Вебалс многозначительно покачал головой, прося жалостливую спутницу помолчать. Действительно, уже на двадцатой минуте неспешной езды жестокосердный обидчик нечистоплотных крестьян не выдержал томящей тишины и заговорил сам, не оправдываясь, а обосновывая правильность своего поступка.
– Нам нужен транспорт, хотя бы эта чертова лошадь с телегой, или я не прав?! Что с тобой случилось, колдун?! В схватке с Кергарном случайно заразился пацифизмом?! Терена собой собралась торговать. А он стоит, руки в брюки, и гадает, хватит ли этого за проезд или еще доплатить придется?! И главное, из-за кого столько суеты, столько охов-вздохов и переживаний?! Из-за какой-то одичавшей от пьянства деревенщины. Еще торговаться с ним удумали, да он и плевка нашего не стоит! Дал пару раз по шее, напоследок пинка, вот и весь разговор! Ишь проблему от скуки себе удумали, нам до столицы добраться надо, вот и вся вам мораль. Прежде всего дело, а слюнявые сантименты потом! Ты что, колдун, никогда на войне не был, про право сильного никогда не слышал?!
– Черт этот Вулак, – пояснил Вебалс, обращаясь к удивленно захлопавшей ресницами Терене, не понявшей не только большинства слов, но и общего смысла мудреного излияния. – Наш друг долго прослужил в карвелесских войсках, а там вербуют наемников со всего мира, так что если он и впредь начнет ругаться неизвестными словечками, то не удивляйся, от слов-паразитов еще труднее избавиться, чем от кусючих вшей. Что же касается его возмутительного поведения, то не пугайся: он не юродивый, просто часто попадал в окружение, и теперь ему снова кажется, что он в строю. От мародерских привычек трудно избавиться…
– В особенности на вашей проклятой Шатуре нравы и быт располагают… – не оборачиваясь, огрызнулся Палион и трижды хлопнул замедлившую ход кобылку по костлявому крупу.
– Лиотон, он хотел сказать «Лиотон». Карвелесские наемники почему-то называют наше славное королевство Шатурой, – вновь пояснил Вебалс удивленно моргавшей Терене.
Телегу трясло и мотало на ухабах разбитой дороги, а когда хотя бы одно из скрипучих колес попадало в лужу, то странников обдавало фонтаном грязной воды. Палион высказался и замолчал, несмотря на то, что был крайне расстроен хитрой уловкой Озета. Мучившаяся в долгом адаптационном периоде к чужому миру душа разведчика требовала дебатов взахлеб и пламенных споров, непрерывного действия и постоянной борьбы, а тянувшаяся до самого горизонта дорога и невозмутимый колдун как будто сговорились: одна доканывала его своим однообразием, а другой – издевательским молчанием. Не так уж было и важно, поняла что-то из его слов Терена или нет. Купчиха вообще не отличалась сообразительностью в вопросах высоких сфер, например, той же самой морали. Она жила и мыслила в узких рамках строго определенной программы. Бывшему майору разведки Палиону Лачеку часто приходилось иметь дело с роботами, правда, механическими, а не биологическими творениями, но взятый производителем за основу материал сути самого существа не менял…
Вебалс упорно продолжал отмалчиваться и даже не копошился в мыслях спутника, что уже вызывало подозрение. Когда телега огибала очередную колдобину, разведчик украдкой, не привлекая внимания, оглянулся. Колдун мирно дремал у вечно улыбчивой Терены на груди. Его спокойствие и какая-то неестественная отрешенность от происходящего дали толчок для новых негативных эмоций, хищно накинувшихся и жадно принявшихся пожирать только что обретенное Палионом спокойствие.
В Академии Галактической Разведки его когда-то учили анализировать оперативную ситуацию так же тщательно, как патологоанатом раскладывает по хирургическому столу внутренности умершего. На практике эти знания не пригодились и поэтому были спрятаны педантичным хозяином в дальний угол сознания. Когда разведывательно-диверсионный отряд оказывался на чужой планете, в окружении противника и среди враждебно настроенных обывателей, то настороженно озирающимся и вздрагивающим от каждого шороха бойцам, забившимся куда-нибудь в сырой, затхлый подвал, просто не до того, чтобы мыслить стратегически правильно и просмотреть картину прошедших событий отрешенно, от третьего лица. Слишком сильны эмоции, слишком часто меняется ситуация, слишком много неизвестной информации и участников азартной игры; игры, которая в каждый момент может оборвать тонкую нить твоей драгоценной жизни.
Сейчас вроде бы времени у Палиона было предостаточно. Лошадка медленно тащила воз с тремя седоками, и в радиусе километра не было ни одной живой души. Разведчик напряг память, применяя когда-то зазубренные наизусть, но не отработанные на практике алгоритмы и правила. Итогом получасового сопения и тихих чертыханий стал неутешительный результат. Он по-прежнему должен был плыть по течению и полагаться на чутье, а быть может, и какой-то хитрый расчет колдуна. Самостоятельные действия могли привести к успеху лишь в трех-четырех процентах случаев возможного развития крайне непредсказуемой ситуации. Он почти в любое время мог выйти на связь с «Дедулей», но вот доложить ему было нечего, кроме разве что бредней, весьма похожих на жуткую сказку. А тем временем пребывавшее на «небесах» начальство уже явно посчитало его погибшим и направило толстое личное дело в архив, последнюю инстанцию перед мусорным баком. Помощи от своих Палион не ждал, хотя бы потому, что не считал смежников-контрразведчиков своими, и понимал, что его использовали как дешевый расходный материал, как одноразовый шприц или перчатку, которую доктор натягивает перед тем, как погрузить свою руку в полные вредных микробов глубины чужого организма. «…Выживет, ну и хорошо; сгинет – поставим на деле жирный крест. Не самим же в это… то есть на эту планетку соваться!» – примерно так рассуждали высокие чины из штаба Галактической Контрразведки, к которой он лично имел весьма сомнительное отношение.
Со стратегическими вопросами дела обстояли ужасно, что же касается тактического положения группки из трех человек, точнее, одного человека, то есть его самого, существа неизвестной породы, именующего себя то колдуном, то просто богом, и вечно улыбающейся девицы с пухлыми формами, то оно было еще хуже, чем утром на кишащих хищными тварями болотах кервудского леса. Они ехали в столицу, но где искать и как бороться со злодеем, скидывающим материальную оболочку так же легко, как змея старую кожу, Палион не имел представления. Ему приходилось полностью полагаться на другого представителя таинственного рода Озетов, которому он так и не смог себя заставить доверять.
Кервудский лес закончился, кругом была похожая на огромное кладбище, мрачная осенняя степь и узкая колея размытой дождями дороги. Хоть враги и не могли появиться внезапно, но в случае опасности спастись бегством на разваливающейся на ходу телеге вряд ли бы удалось, тем более с таким худосочным движущим средством, как их кобыла, часто выпускавшая облака зловоний и все время норовящая пройтись пахучим хвостом по лицу нового и явно неприятного ей возницы. А ведь в лиотонской глубинке было весьма неспокойно. Нечисть пряталась по лесам и не вышла бы на открытые пространства, но не только вутеры да оборотни желали содрать с путников кожу живьем. Шайки разбойников, рыскающих по степи в поисках легкой наживы, разъезды хозяина местных пустошей, патруль рыцарей «Небесного Братства» и, наконец, деревенское ополчение, пустившееся в погоню за угнанной телегой. Говоря проще, любой конный отряд мог легко нагнать их и попытаться разлучить с жизнью. На Терену Палиону было наплевать, гибель искусственного существа – не повод для расстройства. За судьбу Вебалса разведчик не волновался. Он был уверен, что колдун выживет при любых обстоятельствах. А вот боязнь, что его собственная «шкура» потеряет целостность и функциональность, не давала бывшему майору покоя.
Когда на пустынной, размытой дождями дороге измерившие собственными ягодицами глубину и вязкость всех окрестных болот компаньоны увидели еле тащащуюся телегу, то из их словарного запаса мгновенно пропали все запретительные единицы, а из притяжательных местоимений осталось лишь краткое слово «мой». Какой-то косматый мужик, то ли крестьянин, то ли мелкий торговец, бессовестно мучил едва волокущую ноги лошадку. Доживающая свой век кобылка уныло брела по скользкой грязи и не обращала внимания на крики хозяина, часто сопровождаемые ударами палки по крупу.
Не знавшая стыда гуманистка Терена предложила догнать телегу и уговорить мужика отвезти их к ближайшей корчме. В качестве основного аргумента в предстоящих переговорах купчиха собиралась использовать выпирающие из порванного платья достоинства. Вебалс вступил с дамой в спор, доказывая, что деревенский куркуль станет артачиться и кроме «внимания» все равно потребует денег, которых, кстати, у них почти не осталось. Понуро бредшему за парочкой спорщиков и постепенно удаляющейся от них телегой Палиону вдруг стало неимоверно противно слушать всю эту глупую белиберду. Не вступая в никчемные дебаты, разведчик убрал изо рта наполовину разжеванную от голода хворостинку и вдруг пустился бежать.
Всего за минуту молниеносного заплыва по грязи Палион достиг скрипучей повозки и, бесцеремонно схватив за шкирку замахнувшегося на него дубинкой мужика, сбросил его наземь. Тот факт, что обросший волосами грязнуля первым попытался решить вопрос силой, ужасно разозлил истосковавшегося по теплу и уюту разведчика. Три-четыре коротких удара носком сапога в живот, а затем еще два по коленкам, успешно разрешили спонтанно возникший конфликт. Мужик перестал орать и застонал; попытки подняться на ноги и дать грабителю сдачи прекратились. Когда Вебалс и Терена подошли к телеге, на которой гордо восседал победитель, побежденная сторона, кряхтя и охая, отползала в сторону леса.
– Зря ты так, – отрешенно заявил колдун, усаживаясь на телегу и галантно помогая толстой купчихе затащить на нее немного отощавшие за последние дни телеса. – Излишняя жестокость полезной не бывает, только вредит!
– А жестокость вообще не бывает излишней! – со скрытым смыслом ответил насупившийся, как воробей, Палион и звонко ударил пару минут отдохнувшую лошадку ладонью по крупу.
Терена хотела что-то сказать, наверное, заступиться за уже доползшего до кустов мужика, но Вебалс многозначительно покачал головой, прося жалостливую спутницу помолчать. Действительно, уже на двадцатой минуте неспешной езды жестокосердный обидчик нечистоплотных крестьян не выдержал томящей тишины и заговорил сам, не оправдываясь, а обосновывая правильность своего поступка.
– Нам нужен транспорт, хотя бы эта чертова лошадь с телегой, или я не прав?! Что с тобой случилось, колдун?! В схватке с Кергарном случайно заразился пацифизмом?! Терена собой собралась торговать. А он стоит, руки в брюки, и гадает, хватит ли этого за проезд или еще доплатить придется?! И главное, из-за кого столько суеты, столько охов-вздохов и переживаний?! Из-за какой-то одичавшей от пьянства деревенщины. Еще торговаться с ним удумали, да он и плевка нашего не стоит! Дал пару раз по шее, напоследок пинка, вот и весь разговор! Ишь проблему от скуки себе удумали, нам до столицы добраться надо, вот и вся вам мораль. Прежде всего дело, а слюнявые сантименты потом! Ты что, колдун, никогда на войне не был, про право сильного никогда не слышал?!
– Черт этот Вулак, – пояснил Вебалс, обращаясь к удивленно захлопавшей ресницами Терене, не понявшей не только большинства слов, но и общего смысла мудреного излияния. – Наш друг долго прослужил в карвелесских войсках, а там вербуют наемников со всего мира, так что если он и впредь начнет ругаться неизвестными словечками, то не удивляйся, от слов-паразитов еще труднее избавиться, чем от кусючих вшей. Что же касается его возмутительного поведения, то не пугайся: он не юродивый, просто часто попадал в окружение, и теперь ему снова кажется, что он в строю. От мародерских привычек трудно избавиться…
– В особенности на вашей проклятой Шатуре нравы и быт располагают… – не оборачиваясь, огрызнулся Палион и трижды хлопнул замедлившую ход кобылку по костлявому крупу.
– Лиотон, он хотел сказать «Лиотон». Карвелесские наемники почему-то называют наше славное королевство Шатурой, – вновь пояснил Вебалс удивленно моргавшей Терене.
Телегу трясло и мотало на ухабах разбитой дороги, а когда хотя бы одно из скрипучих колес попадало в лужу, то странников обдавало фонтаном грязной воды. Палион высказался и замолчал, несмотря на то, что был крайне расстроен хитрой уловкой Озета. Мучившаяся в долгом адаптационном периоде к чужому миру душа разведчика требовала дебатов взахлеб и пламенных споров, непрерывного действия и постоянной борьбы, а тянувшаяся до самого горизонта дорога и невозмутимый колдун как будто сговорились: одна доканывала его своим однообразием, а другой – издевательским молчанием. Не так уж было и важно, поняла что-то из его слов Терена или нет. Купчиха вообще не отличалась сообразительностью в вопросах высоких сфер, например, той же самой морали. Она жила и мыслила в узких рамках строго определенной программы. Бывшему майору разведки Палиону Лачеку часто приходилось иметь дело с роботами, правда, механическими, а не биологическими творениями, но взятый производителем за основу материал сути самого существа не менял…
Вебалс упорно продолжал отмалчиваться и даже не копошился в мыслях спутника, что уже вызывало подозрение. Когда телега огибала очередную колдобину, разведчик украдкой, не привлекая внимания, оглянулся. Колдун мирно дремал у вечно улыбчивой Терены на груди. Его спокойствие и какая-то неестественная отрешенность от происходящего дали толчок для новых негативных эмоций, хищно накинувшихся и жадно принявшихся пожирать только что обретенное Палионом спокойствие.
В Академии Галактической Разведки его когда-то учили анализировать оперативную ситуацию так же тщательно, как патологоанатом раскладывает по хирургическому столу внутренности умершего. На практике эти знания не пригодились и поэтому были спрятаны педантичным хозяином в дальний угол сознания. Когда разведывательно-диверсионный отряд оказывался на чужой планете, в окружении противника и среди враждебно настроенных обывателей, то настороженно озирающимся и вздрагивающим от каждого шороха бойцам, забившимся куда-нибудь в сырой, затхлый подвал, просто не до того, чтобы мыслить стратегически правильно и просмотреть картину прошедших событий отрешенно, от третьего лица. Слишком сильны эмоции, слишком часто меняется ситуация, слишком много неизвестной информации и участников азартной игры; игры, которая в каждый момент может оборвать тонкую нить твоей драгоценной жизни.
Сейчас вроде бы времени у Палиона было предостаточно. Лошадка медленно тащила воз с тремя седоками, и в радиусе километра не было ни одной живой души. Разведчик напряг память, применяя когда-то зазубренные наизусть, но не отработанные на практике алгоритмы и правила. Итогом получасового сопения и тихих чертыханий стал неутешительный результат. Он по-прежнему должен был плыть по течению и полагаться на чутье, а быть может, и какой-то хитрый расчет колдуна. Самостоятельные действия могли привести к успеху лишь в трех-четырех процентах случаев возможного развития крайне непредсказуемой ситуации. Он почти в любое время мог выйти на связь с «Дедулей», но вот доложить ему было нечего, кроме разве что бредней, весьма похожих на жуткую сказку. А тем временем пребывавшее на «небесах» начальство уже явно посчитало его погибшим и направило толстое личное дело в архив, последнюю инстанцию перед мусорным баком. Помощи от своих Палион не ждал, хотя бы потому, что не считал смежников-контрразведчиков своими, и понимал, что его использовали как дешевый расходный материал, как одноразовый шприц или перчатку, которую доктор натягивает перед тем, как погрузить свою руку в полные вредных микробов глубины чужого организма. «…Выживет, ну и хорошо; сгинет – поставим на деле жирный крест. Не самим же в это… то есть на эту планетку соваться!» – примерно так рассуждали высокие чины из штаба Галактической Контрразведки, к которой он лично имел весьма сомнительное отношение.
Со стратегическими вопросами дела обстояли ужасно, что же касается тактического положения группки из трех человек, точнее, одного человека, то есть его самого, существа неизвестной породы, именующего себя то колдуном, то просто богом, и вечно улыбающейся девицы с пухлыми формами, то оно было еще хуже, чем утром на кишащих хищными тварями болотах кервудского леса. Они ехали в столицу, но где искать и как бороться со злодеем, скидывающим материальную оболочку так же легко, как змея старую кожу, Палион не имел представления. Ему приходилось полностью полагаться на другого представителя таинственного рода Озетов, которому он так и не смог себя заставить доверять.
Кервудский лес закончился, кругом была похожая на огромное кладбище, мрачная осенняя степь и узкая колея размытой дождями дороги. Хоть враги и не могли появиться внезапно, но в случае опасности спастись бегством на разваливающейся на ходу телеге вряд ли бы удалось, тем более с таким худосочным движущим средством, как их кобыла, часто выпускавшая облака зловоний и все время норовящая пройтись пахучим хвостом по лицу нового и явно неприятного ей возницы. А ведь в лиотонской глубинке было весьма неспокойно. Нечисть пряталась по лесам и не вышла бы на открытые пространства, но не только вутеры да оборотни желали содрать с путников кожу живьем. Шайки разбойников, рыскающих по степи в поисках легкой наживы, разъезды хозяина местных пустошей, патруль рыцарей «Небесного Братства» и, наконец, деревенское ополчение, пустившееся в погоню за угнанной телегой. Говоря проще, любой конный отряд мог легко нагнать их и попытаться разлучить с жизнью. На Терену Палиону было наплевать, гибель искусственного существа – не повод для расстройства. За судьбу Вебалса разведчик не волновался. Он был уверен, что колдун выживет при любых обстоятельствах. А вот боязнь, что его собственная «шкура» потеряет целостность и функциональность, не давала бывшему майору покоя.