Страница:
Вечер в краю болот. Комариный
Хор заводит песню о крови.
При жизни не ставшая балериной,
Душа вселяется в насекомое. Кровли
Дачных строений висят как флаги
В безветрии. Сорняки потоптали грядки.
Ночь наступает на левом фланге.
Время, бегущее в беспорядке
С поля боя, бросает свои трофеи.
Сыростью густо пахнуло от речки.
Хрип, поднимаясь со дна трахеи,
Не имеет ничего общего с речью.
Нераскрашенный городской ландшафт,
Не имеющий перспективы, то есть
Пространства сделать еще один шаг,
Предварительно в колонну не строясь -
Так в себя вбирает реальность холст,
Проецируя панораму в плоскость.
Так собака гоняет собственный хвост.
Так зрительный образ рождает плотность
Материала, но габарит
Входит только в зрачок, но не
В иной проем. Так говорит
То, что внутри, с тем, что вовне.
Вещи оставляют после себя слова,
А при жизни - пыль производят и копят.
Сила слова обычно настолько слаба,
Что лишь оседает в ушах, как копоть.
Это, по-видимому, и есть речь
Овеществленная, и как любая
Материя, может ветшать, стареть.
Из пустого в порожнее переливая,
Не увеличишь объем, и вкус
Не улучшится, но наконец немое
Мычание выплеснется, как в куст
Из ведра кухаркой помои.
У времени нету любимых мест -
Имей оно тело, было б пернато, -
Есть пространство, которое оно ест,
Но пространству только того и надо.
Есть две точки, которые между собой
Не связаны ни школьной задачей
О двух поездах, ни голосовой
Связкой, а только водой стоячей
Океана, в который мясной гранит
Опуская грузную тушу по пояс,
В ледяной утробе немо хранит
От людей о своем рождении повесть.
Империя рушится. Прежде всего - дома
Превращаются в скалы красного кирпича,
Пустыми пастями окон молча крича.
Лишившись жильцов, здание сходит с ума.
На останках мебели копится мертвая пыль -
Сухая, как прах. Это о тех, кто был
Здесь - воспоминания. Это то, что потом,
После нас остается - а отнюдь не потоп.
Двор, провожавший тебя когда-то бельем,
Трепещущим на веревках, порос быльем.
И случайные письма с пометками "адресат
Выбыл" спешат отсюда назад.
Знак препинания - та самая точка опоры,
Упершись в которую, сдвинешь если не горы,
То самое себя с мертвой точки. Движение -
Способ существования части по отношению
К целому. В нем себя проявляет время.
Движение - это преодоление силы трения.
Инертность, преобразуемая в энергию,
Будь то трагедия, пародия или элегия.
Все, что больше нуля, по сути - остаток:
Вначале было не слово, а точки, так как
Строки истории читают справа налево,
Как бы они ни звучали при том нелепо.
Все мы выродки новой эры.
Нет у нас ни богов, ни веры,
Только культ располневшей туши,
Татью вкравшийся в наши души.
Мы - венец (даром что уроды)
Побежденной нами природы,
Пригвожденной затем для смеха
К карусели нашего века.
Мы прошли сквозь огонь и воду,
Чтобы Господу Богу "вот он!"
Ткнуть в лицо - чтоб самим проверить
То, во что не смогли поверить.
С годами приходит мудрость, то есть
Перо бежит само по себе
Поперек листа бумаги, как поезд
Через поле, вымершее к зиме.
Но каракули все труднее
Разбирать самому. Из букв
Выстраивается толпа, а над нею -
Тишина, иначе - бесцветный звук.
Отмечая N-ый день рождения,
Подходишь к зеркалу, как к пруду,
И смотришь на свое отражение,
Шевеля губами: "приду... приду..."
Остановись, мгновенье, хотя б на исходе века.
Магия цифр сигналит времени веком.
Но ноль только тем отличается от единицы,
Чем молодой человек от девицы.
Новый век делает жест: входите!
Не обращайте внимания, что в халате.
Делайте что хотите и где хотите
С кем хотите, пока не решите - хватит.
Время - вода, в которую дважды не вступишь,
Но которую можно толочь в ступе,
Не обращая внимания на счетчик
И как морщины теснят маков цвет со щечек.
Забава всегда превращается в крест.
Свойство любой материи - треск:
Крик о помощи под ножом.
Человек в стихе обнажен.
Он приходит туда со всем
Скарбом. Он твой новый сосед
В коммуналке поэзии с одной плитой
На двоих. Он же - будущий понятой
На обыске у тебя в углу.
Он играет с куклами на полу
И одной втыкает булавку в гортань,
А твой язык не может велеть "перестань!"
Жизнь - это движение, смерть -
Перемещение. Каждый час
Выжимает по капле из сумерек свет.
Человек не сам по себе, но часть
Человечества. Этот каприз богов -
Преступление против личности. Шаг
К диктатуре нелюдей без погон.
Легче приспособиться не дышать,
Обозначив победу своей души
Над чуждой материей. Слова над
Повествованием. И как ни пиши,
Получается резче, чем если б мат.
Человек отличается от предмета
Температурой. Особенно это
Ощущаешь осенью среди голых
Деревьев - без листьев, но не без иголок.
Время подобно стальному рельсу,
Возле которого не согреться,
Который сам по себе бездвижен,
Но служит движению. Время ближе
Духу по сути, тогда как тело
С его теплом по закону термо-
Динамики бьется в осаде -
В сосуде - выпадая в осадок.
Паутинки свиваются ветром в жгут.
Когда на садовых участках жгут
Мусор, курильница так чадит,
Что даже дьявол не пощадит.
В огороде вызрела бузина.
А ведь есть на земле края, где зима
Не страшней нашей осени, не страшней
Того, что у нас перед ней.
Но оттуда, где вода вне льда
Не существует, уже сюда
Отправился Дед Мороз с мешком,
Посыпая перед собой снежком.
Мир становится сырым и бурым -
Осень. Царство архитектуры
Расставляет на плоском свои фигуры -
Все больше геометрические. Рядом
С ними, назвавшимися NN-градом,
Человек ощущает себя экспонатом.
Тем более - перед громадой века,
Чей конец, не совпавший с концом света,
Раскачивается, как осенняя ветка,
И исчезает в своем змеином
Логове, проползая мимо
Стрелок, стоящих по стойке смирно.
Температура падает, барометр тоже.
Ветер гладит гниющее стоя сено.
Солнечный взгляд уже не бодрящ, а тошен,
Оттого, что оно смотрит на север.
Хорошо тебе, осень, в своей тарелке
Остывать баландой из прелых листьев,
Разводить по дорогам кисельные реки
И из хлябей небесных литься.
От унылой поры, сводящей очи, до марта
С его рядами сосулек в оскал акулий
Выстраивающихся - дальше, нежель до Марса,
Тлеющего между звезд, как в темноте окурок.
Человек есть то, что он написал,
Потому как ставший добычей недр
Каждый атом будет всосен в пейзаж.
Человек, которого уже нет,
Не докажет, что был, не найдя слова
Описать в двух ракурсах свою суть,
Словно вещь, которую он сломал,
Не умея пользоваться. На суд
Человек идет бесправен и нем,
Держа руки за спину, а язык
За зубами, как разболевшийся нерв,
Который невысказанное язвит.
В ноябре пейзажи пестрят домами.
Горизонт, лежащий ничком в тумане,
Не разглядеть за спиной построек,
Не говоря уже - не потрогать.
Тучи волочат рыхлые туши
Против движения птиц. Солнце,
Сверкнув голой коленкой, тут же
Одергивает подол. Сосны,
Стоящие строем между краем неба
И краем земли, презирая холод,
Ловят пепел первого снега
На темно зеленый мех иголок.
Осенью воздух похож на воду в стакане -
Родственницу той, которую треплет циклон,
Или той, которая без конца стекает
По стеклу и предметам, которые за стеклом.
Готовым срастись с морем причалам
Снится парус, на крайний случай - корма.
Руки, соскучившиеся по перчаткам,
Норовят забиться поглубже в карман.
Скоро вся эта роскошь сгниет и сгинет
Туда, откуда явилась - в прах.
Как снова сказал бы знаменитый киник:
"Не заслоняй мне солнце". И был бы прав.
Не имеет значения, в какое время года
На улицах какого города какой говор
Стоит в ушах, какие фигуры и лица
Вокруг: все равно с ними не слиться.
Сиди-ка дома. Мир чересчур тесен.
Когда говорят пушки, не мясом, но тестом
Станешь; и вся от тебя польза -
Спечься. Но ты ничего не бойся:
Скоро придет затишье. И тогда, сжимая
Голову, ты поймешь, что живая
По сравнению с мертвой - уже удача,
Даже если все остальное утрачено.
Не имеет значения кем я был
И в каком из мест (точнее предместий)
Коротал свой век: я и сам забыл
Язык, составленный из приветствий
И брани: то, что выходит из
Гортани, падает камнем вниз
На без того каменистый грунт.
Там слова и законы природы врут.
Земля, которая недодала
Тепла, притягивает тела
Сильнее, стремясь с собою смешать.
От нее _ никуда не сбежать.
Север погружается в долгий вечер -
Более вечный, чем больше градус
Широты. Принявшее форму вещи,
Чье содержание - голый радиус,
Время замерло. Фонарные тени
Неподвижностью или болтанкой маятника -
Тому подтверждение. Где-то в теле
Завелась простуда. Математика,
Это то, что, в отличие от географии,
Объясняют не водя по бумаге пальцем.
Ночью нет никакой демократии,
А только хриплый окрик "Попался!"
Небо нагоняет тоску. Солнце
Уже не имеет влиянья на социум,
Слишком скупо отмерив сутки.
Человеческие поступки
Все менее поддаются логике:
Вместо того, чтобы спать в берлоге,
Индивид продолжает обычный образ
Существования. Но область
Интересов его заужена:
Что купить и скушать за ужином;
Не расшнуровывая ботинок
Упасть, забыв завести будильник.
Жизнь не стоит того, чтобы быть вечной.
В этом смысле больше выиграли вещи.
Но не надо завидовать им: ведь тело -
Та же вещь, пылящаяся без дела.
Проведи рукой, например, по сиденью
Стула. Представь, каково растению
Стать доской, твоему седалищу
Послужившей опорой давеча.
Время - способ познать пространство.
Не освоить, но постараться
Распластаться, как хищник в зарослях,
Живущий для страсти, а не для старости.
Вечер мерцает латунным льдом
На асфальте. Лоснящаяся обувь
Его шлифует. Луна в ладонь
Не помещается - только в обе.
Город доведен до абсурда
Каждым штрихом мысли по камню.
Жизнь, начинающаяся отсюда,
Не закончится до тех пор, пока не
Стихнет всякий голос, и в тишине -
И только в ней - сможет прокрасться
Звук неподвижных вещей. Даже не
Неподвижных, а ставших самим пространством.
Осенний день. Береза, скрипя,
Сбрасывает выцветший сарафан,
Вернее - лохмотья. Зима, придя
Вскоре, даст всем сестрам по рукам.
Но пока не закрутила метель,
Свои курлы из-под плотных туч
Птицы, спешащие улететь,
Роняют остающимся тут.
А вороны, нагуливая бока,
Роются в поисках жиров и белка
По помойкам; черным глазом следят
За прохожими, но те не взлетят.
Эпоха меня создала из серой
Массы своей и раскрасила зеброй,
Как переход пешеходный. Встала
Сама над душой светофором. Стала
Смыслом существованья. Тотемом.
Завладела душой и телом,
В них воплощая свое уродство.
Стать собою не так-то просто.
Когда-нибудь все это покажется вздором.
Ляжет учебниками истории
В пухлые ранцы. Шпаргалками с датами
Революций или цитатами.
[1]
Рано утром первым встает трамвай.
Ожидая его бесполезно злиться.
Под ботинком глухо хрустит трава
И белеют от инея призраки листьев.
Декабрь лишен запахов. Ночь темна,
Как и прочие времена суток,
Кроме полудня. Чтоб немного тепла
Извлечь, люди в броуновской сутолоке
Штурмуют транспорт. Пар изо рта,
Оседая на дребезжащих стеклах, строит
Неживые заросли. Камня и льда
Хватит на небольшой астероид.
[2]
Холод и хаос постепенно верх
Берут. Так заканчивается век
В северном городе, где декабрь
Насчитывает пару лишних декад,
А по улицам может пройти лишь танк.
Зимняя спячка туземцев там
Не заканчивается весной.
Север не под Полярной звездой -
Север под ногами у северян.
Там тени тянутся к фонарям
И трамвай уходит в последний рейс,
Колотя колесом о железный рельс.
Мебель, живущая в ваших комнатах,
Занимая столько свободного места,
Воплощает то, чего вы не помните.
Тут кончается жизнь предмета
И начинаются фантазии,
Воспоминания, et cetera...
В них непременно присутствие Азии
И понимание, что с этого
Места не сойти, как будто
Божба сбылась, тогда как для глаза
Невидимая черта от Кабула
Переползла через кряж Кавказа.
Фонари отцветают. Размытые тени
Строений обретают углы и грани.
Праздник, пожравший последние деньги,
Не повторится по крайней
Мере в течение века. Брезжит
Свет на снег, брошенный неопрятной
Скомканной простынью. Слышен скрежет
Ртути, ведущей обратный
Отсчет. С вершины конца столетия
Все его ущелья и пропасти
Выглядят плоскими, как столешница
С белым пятном школьной прописи.
1 янв. 2001