Страница:
– Нам до тебя далеко, – Женя выпил водку и продолжил: – «Насобачился» еще в Японии да в Китае, да и на фронте времени не терял… Одно слово – военная косточка. А вот родных своих защитить не сумели. Одно осталось – отомстить.
Осознавая правоту Жени и злясь за это на него и на себя, Михаил, желая пресечь ненужные излияния выпившего Женьки, резко хлопнул ладонью по столу:
– Хватит… Если вы со мной, завтра выезжаем на Дон к Деникину. Начальником контрразведки у Деникина полковник Орлов – старый друг и ученик моего отца. Без связи с московским подпольем нам не обойтись, а нам нужно выйти на настоящего главу и организатора «комиссии по экспроприации»… да и следы Свиридова нужно откопать, этот гад не должен уйти. В общем, пока вас не было, я подготовил документы и обмундирование. На Дон сейчас пробиться практически невозможно – везде стоят красные заслоны. Поэтому вот ваши «легенды», к утру чтоб знали наизусть, – проверю. И вот еще что, – Михаил выложил три широких, из тонкой кожи пояса, – здесь по пять тысяч рублей в золотых червонцах. Где не решат дело сила и хитрость, там могут решить деньги. Все, с выпивкой заканчиваем – рано утром в путь.
Глава 3
Глава 4
Осознавая правоту Жени и злясь за это на него и на себя, Михаил, желая пресечь ненужные излияния выпившего Женьки, резко хлопнул ладонью по столу:
– Хватит… Если вы со мной, завтра выезжаем на Дон к Деникину. Начальником контрразведки у Деникина полковник Орлов – старый друг и ученик моего отца. Без связи с московским подпольем нам не обойтись, а нам нужно выйти на настоящего главу и организатора «комиссии по экспроприации»… да и следы Свиридова нужно откопать, этот гад не должен уйти. В общем, пока вас не было, я подготовил документы и обмундирование. На Дон сейчас пробиться практически невозможно – везде стоят красные заслоны. Поэтому вот ваши «легенды», к утру чтоб знали наизусть, – проверю. И вот еще что, – Михаил выложил три широких, из тонкой кожи пояса, – здесь по пять тысяч рублей в золотых червонцах. Где не решат дело сила и хитрость, там могут решить деньги. Все, с выпивкой заканчиваем – рано утром в путь.
Глава 3
– Ну что там опять случилось? – Недовольно ворча, командир отдельного кавалерийского полка, полковник Владимир Иванович Белов вышел на крыльцо.
Его полк, после тяжелых боев выведенный на переформирование, был расквартирован в станице Милютинской. Казаки в ожидании ближайшей отправки на фронт распустились окончательно. То устраивают пьяный дебош, то задевают местных баб, то вообще устраивают грабеж в уезде. Офицеры от скуки устраивают попойки, допились до дуэлей – крови на фронте им мало. Поэтому ничего хорошего от криков «Ваше благородие, ваше благородие» полковник не ожидал. Каждый раз его вызывали для разрешения очередного конфликта.
– Ну что там опять? – еще раз переспросил полковник.
– Ваше благородие, – вахмистр, козырнув, доложил: – В штаб привезли троих подозрительных. Одеты в кожанки, но говорят, что их благородия. Да и по разговору, похоже, барчуки.
Полковник, накинув китель, прошел пешком в здание штаба: благо, он находился недалеко, в здании управы. Еще издалека Белов узнал в одном из трех человек, охраняемых казаками, своего знакомого по юго-западному фронту – штабс-капитана Муравьева.
– Ба, ваше сиятельство, – приветствовал он князя. – Какими судьбами в наши-то пенаты?
Он обвел руками окружение и, обнимая Михаила, сказал своему адъютанту:
– Это наши.
Михаил, представив своих друзей, вкратце рассказал о своих злоключениях и о желании как можно быстрее попасть в Ростов, к полковнику Орлову. Белов, слегка поморщившись (неприязнь к контрразведчикам он никогда не скрывал), обещал помочь. Но это будет завтра… А сегодня он их никуда не отпустит.
После непременной бани был накрыт стол в горнице дома, в котором обитал командир полка. В окружении штабных офицеров, под казацкую самогонку-первак да под дары Батюшки Дона полились фронтовые воспоминания прошлых лет, которые постепенно перешли на события настоящего времени. И с каждой поднятой чаркой, с каждым произнесенным тостом вместо ожидаемого веселья Михаил наблюдал, как лица офицеров становились мрачнее и суровее.
– Всю Россию шомполами перепороть, всех жидов вместе с товарищами – на фонарные столбы… Каждого второго пролетария к стенке, а остальных – к станкам приковать, чтоб пахали день и ночь – на хлебе и воде, а лучше, чтоб вообще только на воде, – орал какой-то занюханный офицерик, – тогда им не до марксистских теорий будет!..
Офицерик продолжал нести еще какую-то околесицу. Разговоры других офицеров мало чем по смыслу отличались от речи этого оратора. Все содержание сводилось к глаголам: перепороть, перевешать, перестрелять. Михаилу стало скучно. Взглянув на кислые лица своих товарищей, которым, по-видимому, тоже надоела эта гулянка, он выбрался из-за стола и вышел на подворье.
– Ты их прости, капитан, – услышал Михаил голос вышедшего следом за ним Белова, – большинство из них – простые казаки, кровью заработавшие офицерские погоны. А сейчас пошла такая мясорубка – брат на брата, сын на отца идут… Я сам видел не раз такую бойню… Зубами глотки рвут.
Утром следующего дня, уже в дороге, Михаил с удовольствием оглядывал подтянутые фигуры товарищей, которых преобразила офицерская форма. Они ехали впереди казачьей сотни, направляющейся в Ростов для охраны обоза с фуражом, амуницией и оружием, что было выделено для полка, стоявшего на переформировании. Вспоминая разговор с полковником Беловым, он размышлял: «Озверел народ. Первая пролитая кровь требует возмездия, и по возрастающей следующая кровь требует возмездия в еще большем количестве… Россия сейчас напоминает запойного люмпена, который, в горячечном бреду заливая в себя новые увеличивающиеся порции алкоголя и пытаясь этим погасить абстинентный синдром, вызывает еще большую эскалацию алкогольных ломок, заканчивающихся обычно белой горячкой и гибелью. Так и тысячелетняя Россия стоит на краю гибели, заливая свои просторы все новыми порциями славянской крови, пытаясь потушить пожар грандиозной российской вендетты, и этим только подливает масла в огонь. А по разные стороны баррикад стоят уже не политические противники, а кровные враги, чья ярость более страшна и испепеляюща. „Пепел Клааса стучит в мое сердце“ – эту фразу Шарля де Костера сейчас в России могут повторить очень многие… И над этим кровавым варевом усердно трудятся московские наркомы – кулинары, дирижируя смертельными поварешками лозунгов и забрасывая в печи этой вендетты все новые и новые порции человеческого материала. А какой супчик сварится из обломков Российской империи – не знает никто, даже сами повара. Вот и он, князь Михаил Муравьев, втянут в эту кровавую круговерть; и он кричит себе: „Пепел Клааса стучит в мое сердце“. И он не только хочет, но и будет мстить. При этом имеется четкое понимание происходящего – незаживающая рана в его душе тоже требует крови. Он не только не может приглушить это желание, но и не хочет…»
Из задумчивого состояния его вывел прискакавший урядник, отправленный с разъездом впереди сотни. Он доложил ехавшему рядом с Михаилом есаулу, что замечена красная конница – около полутора сотен сабель, – рейдовавшая, скорее всего, по тылам противника. Сейчас конница направляется им навстречу.
Молодой есаул вопросительно глянул на Михаила, чей авторитет для него был непререкаем после рассказа полковника Белова о подвигах штабс-капитана на фронте. Да и георгиевские кресты и золотое оружие с гравировкой «За храбрость» невольно внушали уважение, несмотря на молодые годы их обладателя.
Михаил с ходу предложил диспозицию, согласно которой сотня разделяется на два отряда и маскируется за холмами. А он с двумя своими товарищами едет вперед. При соприкосновении с красными, обстреливая их из ручных пулеметов, пускается в бегство, заманивая врага в ловушку.
По приказу есаула сотня разделилась. Прихватили и трех запасных лошадей Михаила, груженных воинскими припасами, прихваченными из тайника при отъезде из Светлого. Здесь было различное оружие, снаряжение ниндзя и многое другое, аккуратно упакованное и не занимающее много места, но, по мнению Михаила, необходимое ему в ближайшем будущем.
Тройка друзей подготовила ручные пулеметы и, приторочив их к седлам, не спеша двинулась вперед. Блюм, не доезжая метров пятидесяти до следующего поворота дороги, соскочил с лошади, протянул поперёк дороги канат и привязал концы к двум деревьям. Затем наклонил одно из них так, чтобы канат лежал на дороге, но тут же натягивался, превращаясь в преграду, стоило только взмахнуть на скаку шашкой и перерезать веревку, держащую ствол согнутым.
Отъехав от поворота на расстояние около двух километров, друзья спокойно ждали появления врага.
Михаил был уверен в своих друзьях. Недаром еще в юности учитель Митихата заставлял их часами держать, сжимая коленями, тяжелые валуны, одновременно фехтуя, или сжимать в вытянутых руках различное тяжелое оружие, вырабатывая таким образом умение управлять лошадью без уздечки, одним только давлением колен. В юнкерском училище Михаил на манеже, не рассчитав свои усилия, как-то удивил преподавателя верховой езды, придавив ногами лошадь до полусмерти. Ее потом списали – после травм ребер она уже не могла служить в кавалерии. Всевозможные тактические приемы в игровой форме, применимые к настоящей ситуации, тоже не раз проводились под руководством Митихаты. Поэтому действия ребят были отточены до мелочей и они понимали друг друга с полуслова.
Блюм, как самый цепкий, поскакал вперед и забрался на росшую на возвышенности сосну. Он увидел в бинокль движение красного отряда и убедился в том, что беспечные красноармейцы не выслали впереди себя разведку, решив, видимо, что по проселочным дорогам крупные отряды белых не передвигаются. Александр вернулся к своим и сообщил, что приближавшийся отряд, раза в полтора больший, чем они предполагали, состоит из отборных буденновских головорезов.
Развязка не заставила себя долго ждать. Командир буденновского отряда, выехав из-за поворота и неожиданно увидев вблизи легкую добычу, выхватил шашку и кинулся за ними, увлекая за собой весь отряд. Друзья, пустившись вначале в бегство, не увеличивая расстояния и втянув весь отряд в погоню, резко развернулись и спокойно, как когда-то в тире, начали расстреливать приближавшуюся конницу из ручных пулеметов. Смешавшиеся в кучу всадники и кони, дикое ржание, страшные крики раненых людей, встающая столбом пыль и перекрывавший все звуки грохот пулеметов – все это заставило отряд остановиться. Во время возникшей паники стрелки продолжали опустошать ряды красноармейцев и буквально в считаные минуты отряд был ополовинен. Стрельба вдруг утихла – патроны в дисках пулеметов закончились. Несмотря на гибель командира, отряд, сформированный из отборных, вымуштрованных красных казаков, перегруппировался и бросился в погоню. Жажда мести за погибших товарищей и командира затмила все и не дала им задуматься о провокационом плане «беглецов».
Друзья на скаку сменили диски пулеметов и приближались к месту засады. Михаил, взмахнув шашкой, перерезал веревку, держащую дерево, и канат натянулся на уровне конских копыт. Услышав позади дикое ржание падающих коней, ребята снова резко развернулись и начали поливать свинцовым ливнем преследователей в короткое мгновение до столкновения с белыми, ударившими по флангам противника. Друзья тоже кинулись в жестокую бойню.
На Михаила в этой свалке летел, сверкая злобным оскалом, буденновец на огромном вороном скакуне. И посадка в седле, и его движения, и взгляд – все в нем выдавало опытного и старого рубаку, уверенного в своей победе. «Не повезло казаку», – усмехнулся про себя Михаил, подлетая к противнику с левой стороны и перехватывая шашку левой рукой. В детстве, будучи левшой, он приучился все делать правой – от держания ложки до фехтования, поэтому обеими руками он владел одинаково ловко. Опытный буденновец, поняв, что не сможет защититься от атаки слева, попытался уклониться от схватки, но опоздал. Шашка Михаила скользящим ударом почти пополам перерезала туловище противника. Злобная веселость и азарт охватили перемазанного в чужой крови Муравьева. И он, как человек, который хорошо умеет делать эту кровавую работу, кинулся в самый центр боя, умело разя направо и налево. Потеряв весь аристократический лоск, забыв, ради чего он кинулся в эту бойню, забыв о мести, он превратился в этот момент в кровожадного зверя, опьяненного кровью и обуреваемого жаждой убийства ради убийства. Вид его, с пеной на губах, был настолько страшен, что парализовал всякую попытку сопротивления любого человека. Он в секунды разметывал, как солому, группы противника, оставляя за собой обезображенные трупы.
Резня закончилась в считаные мгновения. Только нескольким красноармейцам удалось уйти. Погоню за ними не организовывали. В этой войне пленных не брали. В отношение к противнику примешивалось личностное чувство, заставляющее врагов быть беспощадными. Но, несмотря на всю свою жестокость, казаки, видевшие Михаила в этом бою, старались обходить его стороной. Они со страхом поглядывали на него, ощущая своим диким чутьем совершенно иную природу естества, иную силу, соприкоснуться с которой было бы опасно. Они смотрели на него так, как травоядные млекопитающие – на затесавшегося в их среду кровожадного хищника.
Так, обособленно, Михаил с друзьями в составе сотни добрался до Ростова, где после доклада есаула начальству о происшедших событиях их направили в здание контрразведки к полковнику Орлову.
Его полк, после тяжелых боев выведенный на переформирование, был расквартирован в станице Милютинской. Казаки в ожидании ближайшей отправки на фронт распустились окончательно. То устраивают пьяный дебош, то задевают местных баб, то вообще устраивают грабеж в уезде. Офицеры от скуки устраивают попойки, допились до дуэлей – крови на фронте им мало. Поэтому ничего хорошего от криков «Ваше благородие, ваше благородие» полковник не ожидал. Каждый раз его вызывали для разрешения очередного конфликта.
– Ну что там опять? – еще раз переспросил полковник.
– Ваше благородие, – вахмистр, козырнув, доложил: – В штаб привезли троих подозрительных. Одеты в кожанки, но говорят, что их благородия. Да и по разговору, похоже, барчуки.
Полковник, накинув китель, прошел пешком в здание штаба: благо, он находился недалеко, в здании управы. Еще издалека Белов узнал в одном из трех человек, охраняемых казаками, своего знакомого по юго-западному фронту – штабс-капитана Муравьева.
– Ба, ваше сиятельство, – приветствовал он князя. – Какими судьбами в наши-то пенаты?
Он обвел руками окружение и, обнимая Михаила, сказал своему адъютанту:
– Это наши.
Михаил, представив своих друзей, вкратце рассказал о своих злоключениях и о желании как можно быстрее попасть в Ростов, к полковнику Орлову. Белов, слегка поморщившись (неприязнь к контрразведчикам он никогда не скрывал), обещал помочь. Но это будет завтра… А сегодня он их никуда не отпустит.
После непременной бани был накрыт стол в горнице дома, в котором обитал командир полка. В окружении штабных офицеров, под казацкую самогонку-первак да под дары Батюшки Дона полились фронтовые воспоминания прошлых лет, которые постепенно перешли на события настоящего времени. И с каждой поднятой чаркой, с каждым произнесенным тостом вместо ожидаемого веселья Михаил наблюдал, как лица офицеров становились мрачнее и суровее.
– Всю Россию шомполами перепороть, всех жидов вместе с товарищами – на фонарные столбы… Каждого второго пролетария к стенке, а остальных – к станкам приковать, чтоб пахали день и ночь – на хлебе и воде, а лучше, чтоб вообще только на воде, – орал какой-то занюханный офицерик, – тогда им не до марксистских теорий будет!..
Офицерик продолжал нести еще какую-то околесицу. Разговоры других офицеров мало чем по смыслу отличались от речи этого оратора. Все содержание сводилось к глаголам: перепороть, перевешать, перестрелять. Михаилу стало скучно. Взглянув на кислые лица своих товарищей, которым, по-видимому, тоже надоела эта гулянка, он выбрался из-за стола и вышел на подворье.
– Ты их прости, капитан, – услышал Михаил голос вышедшего следом за ним Белова, – большинство из них – простые казаки, кровью заработавшие офицерские погоны. А сейчас пошла такая мясорубка – брат на брата, сын на отца идут… Я сам видел не раз такую бойню… Зубами глотки рвут.
Утром следующего дня, уже в дороге, Михаил с удовольствием оглядывал подтянутые фигуры товарищей, которых преобразила офицерская форма. Они ехали впереди казачьей сотни, направляющейся в Ростов для охраны обоза с фуражом, амуницией и оружием, что было выделено для полка, стоявшего на переформировании. Вспоминая разговор с полковником Беловым, он размышлял: «Озверел народ. Первая пролитая кровь требует возмездия, и по возрастающей следующая кровь требует возмездия в еще большем количестве… Россия сейчас напоминает запойного люмпена, который, в горячечном бреду заливая в себя новые увеличивающиеся порции алкоголя и пытаясь этим погасить абстинентный синдром, вызывает еще большую эскалацию алкогольных ломок, заканчивающихся обычно белой горячкой и гибелью. Так и тысячелетняя Россия стоит на краю гибели, заливая свои просторы все новыми порциями славянской крови, пытаясь потушить пожар грандиозной российской вендетты, и этим только подливает масла в огонь. А по разные стороны баррикад стоят уже не политические противники, а кровные враги, чья ярость более страшна и испепеляюща. „Пепел Клааса стучит в мое сердце“ – эту фразу Шарля де Костера сейчас в России могут повторить очень многие… И над этим кровавым варевом усердно трудятся московские наркомы – кулинары, дирижируя смертельными поварешками лозунгов и забрасывая в печи этой вендетты все новые и новые порции человеческого материала. А какой супчик сварится из обломков Российской империи – не знает никто, даже сами повара. Вот и он, князь Михаил Муравьев, втянут в эту кровавую круговерть; и он кричит себе: „Пепел Клааса стучит в мое сердце“. И он не только хочет, но и будет мстить. При этом имеется четкое понимание происходящего – незаживающая рана в его душе тоже требует крови. Он не только не может приглушить это желание, но и не хочет…»
Из задумчивого состояния его вывел прискакавший урядник, отправленный с разъездом впереди сотни. Он доложил ехавшему рядом с Михаилом есаулу, что замечена красная конница – около полутора сотен сабель, – рейдовавшая, скорее всего, по тылам противника. Сейчас конница направляется им навстречу.
Молодой есаул вопросительно глянул на Михаила, чей авторитет для него был непререкаем после рассказа полковника Белова о подвигах штабс-капитана на фронте. Да и георгиевские кресты и золотое оружие с гравировкой «За храбрость» невольно внушали уважение, несмотря на молодые годы их обладателя.
Михаил с ходу предложил диспозицию, согласно которой сотня разделяется на два отряда и маскируется за холмами. А он с двумя своими товарищами едет вперед. При соприкосновении с красными, обстреливая их из ручных пулеметов, пускается в бегство, заманивая врага в ловушку.
По приказу есаула сотня разделилась. Прихватили и трех запасных лошадей Михаила, груженных воинскими припасами, прихваченными из тайника при отъезде из Светлого. Здесь было различное оружие, снаряжение ниндзя и многое другое, аккуратно упакованное и не занимающее много места, но, по мнению Михаила, необходимое ему в ближайшем будущем.
Тройка друзей подготовила ручные пулеметы и, приторочив их к седлам, не спеша двинулась вперед. Блюм, не доезжая метров пятидесяти до следующего поворота дороги, соскочил с лошади, протянул поперёк дороги канат и привязал концы к двум деревьям. Затем наклонил одно из них так, чтобы канат лежал на дороге, но тут же натягивался, превращаясь в преграду, стоило только взмахнуть на скаку шашкой и перерезать веревку, держащую ствол согнутым.
Отъехав от поворота на расстояние около двух километров, друзья спокойно ждали появления врага.
Михаил был уверен в своих друзьях. Недаром еще в юности учитель Митихата заставлял их часами держать, сжимая коленями, тяжелые валуны, одновременно фехтуя, или сжимать в вытянутых руках различное тяжелое оружие, вырабатывая таким образом умение управлять лошадью без уздечки, одним только давлением колен. В юнкерском училище Михаил на манеже, не рассчитав свои усилия, как-то удивил преподавателя верховой езды, придавив ногами лошадь до полусмерти. Ее потом списали – после травм ребер она уже не могла служить в кавалерии. Всевозможные тактические приемы в игровой форме, применимые к настоящей ситуации, тоже не раз проводились под руководством Митихаты. Поэтому действия ребят были отточены до мелочей и они понимали друг друга с полуслова.
Блюм, как самый цепкий, поскакал вперед и забрался на росшую на возвышенности сосну. Он увидел в бинокль движение красного отряда и убедился в том, что беспечные красноармейцы не выслали впереди себя разведку, решив, видимо, что по проселочным дорогам крупные отряды белых не передвигаются. Александр вернулся к своим и сообщил, что приближавшийся отряд, раза в полтора больший, чем они предполагали, состоит из отборных буденновских головорезов.
Развязка не заставила себя долго ждать. Командир буденновского отряда, выехав из-за поворота и неожиданно увидев вблизи легкую добычу, выхватил шашку и кинулся за ними, увлекая за собой весь отряд. Друзья, пустившись вначале в бегство, не увеличивая расстояния и втянув весь отряд в погоню, резко развернулись и спокойно, как когда-то в тире, начали расстреливать приближавшуюся конницу из ручных пулеметов. Смешавшиеся в кучу всадники и кони, дикое ржание, страшные крики раненых людей, встающая столбом пыль и перекрывавший все звуки грохот пулеметов – все это заставило отряд остановиться. Во время возникшей паники стрелки продолжали опустошать ряды красноармейцев и буквально в считаные минуты отряд был ополовинен. Стрельба вдруг утихла – патроны в дисках пулеметов закончились. Несмотря на гибель командира, отряд, сформированный из отборных, вымуштрованных красных казаков, перегруппировался и бросился в погоню. Жажда мести за погибших товарищей и командира затмила все и не дала им задуматься о провокационом плане «беглецов».
Друзья на скаку сменили диски пулеметов и приближались к месту засады. Михаил, взмахнув шашкой, перерезал веревку, держащую дерево, и канат натянулся на уровне конских копыт. Услышав позади дикое ржание падающих коней, ребята снова резко развернулись и начали поливать свинцовым ливнем преследователей в короткое мгновение до столкновения с белыми, ударившими по флангам противника. Друзья тоже кинулись в жестокую бойню.
На Михаила в этой свалке летел, сверкая злобным оскалом, буденновец на огромном вороном скакуне. И посадка в седле, и его движения, и взгляд – все в нем выдавало опытного и старого рубаку, уверенного в своей победе. «Не повезло казаку», – усмехнулся про себя Михаил, подлетая к противнику с левой стороны и перехватывая шашку левой рукой. В детстве, будучи левшой, он приучился все делать правой – от держания ложки до фехтования, поэтому обеими руками он владел одинаково ловко. Опытный буденновец, поняв, что не сможет защититься от атаки слева, попытался уклониться от схватки, но опоздал. Шашка Михаила скользящим ударом почти пополам перерезала туловище противника. Злобная веселость и азарт охватили перемазанного в чужой крови Муравьева. И он, как человек, который хорошо умеет делать эту кровавую работу, кинулся в самый центр боя, умело разя направо и налево. Потеряв весь аристократический лоск, забыв, ради чего он кинулся в эту бойню, забыв о мести, он превратился в этот момент в кровожадного зверя, опьяненного кровью и обуреваемого жаждой убийства ради убийства. Вид его, с пеной на губах, был настолько страшен, что парализовал всякую попытку сопротивления любого человека. Он в секунды разметывал, как солому, группы противника, оставляя за собой обезображенные трупы.
Резня закончилась в считаные мгновения. Только нескольким красноармейцам удалось уйти. Погоню за ними не организовывали. В этой войне пленных не брали. В отношение к противнику примешивалось личностное чувство, заставляющее врагов быть беспощадными. Но, несмотря на всю свою жестокость, казаки, видевшие Михаила в этом бою, старались обходить его стороной. Они со страхом поглядывали на него, ощущая своим диким чутьем совершенно иную природу естества, иную силу, соприкоснуться с которой было бы опасно. Они смотрели на него так, как травоядные млекопитающие – на затесавшегося в их среду кровожадного хищника.
Так, обособленно, Михаил с друзьями в составе сотни добрался до Ростова, где после доклада есаула начальству о происшедших событиях их направили в здание контрразведки к полковнику Орлову.
Глава 4
Адъютант начальника контрразведки поручик Широков – симпатичный, молодой, с пронзительно-холодным взглядом – сообщил им, что полковник находится на передовой и будет только завтра. Однако по приказу командира корпуса – генерала от инфантерии Кутепова, с которым Михаил уже разговаривал по прибытии, – им выделили квартиру напротив здания контрразведки, двух денщиков, новую амуницию, а вольноопределяющемуся Лопатину Евгению Борисовичу было присвоено звание прапорщика. Как только поручик освободится от выполнения своих обязанностей, тут же поступит в их полное распоряжение. А пока он пришлет им портных, которые подгонят по фигуре новые униформы.
Перешивать форму пришлось только громадному Евгению Лопатину. Предусмотрительный же Михаил захватил с собой свою парадную форму, а на Саше Блюме форма сидела как влитая.
Вечером, как и было обещано, за ними на фаэтоне заехал поручик Широков. Потирая руки, затянутые в черные лайковые перчатки, он заговорил, немного ерничая:
– Господа! Весь город только и говорит о вашем подвиге. Местные дамы в экзальтации, страстно желают видеть героев Белого движения. И уверяю вас – среди них есть прехорошенькие… Так что поторапливайтесь, господа! Вечерний Ростов ждет вас! Я предлагаю ресторан «Дон»: великолепная кухня, столичное общество, кордебалет… Не пожалеете.
Уже на подъезде к ресторану были слышны звуки канкана. На улице ничто, кроме обилия военных, не напоминало о войне. Сияли витрины, всюду мелькали ажурные шляпки и зонтики дам. С лихими криками «Поберегись!» пролетали фаэтоны с солидными седоками.
У входа в ресторан швейцар в расшитом камзоле, подобострастно поклонившись поручику, произнес:
– Андрей Владимирович, вас ждут-с. Стол уже сервирован.
Офицеры вошли в помпезный зал ресторана в тот момент, когда только что отзвучали аплодисменты девочкам из кордебалета. И поэтому многие присутствующие обратили внимание на вошедших. Администратор кинулся к ним и, суетясь, начал рассаживать за столик, уже накрытый на четыре персоны. Поручик поднял бокал шампанского, налитого услужливым официантом, предложил перейти на «ты» и выпить за знакомство. Ребят не пришлось долго упрашивать. После красного Харькова и далеко не гладкой прогулки по территории, занятой большевиками, атмосфера ресторана напоминала им старое доброе довоенное время. Но тогда, в то самое старое доброе время, они практически не успели стать завсегдатаями ввиду своей молодости.
Атмосфера в ресторане становилась все более фривольной. На сцене наяривал цыганский хор. Многие офицеры, прибывшие из-под Царицына, спешили за свой краткосрочный отпуск или командировку успеть отхватить кусочек старой, уходящей в прошлое жизни. В результате этого они просто напивались и разбредались по проституткам, успевая одновременно дешево покуражиться, каждый – в зависимости от собственного темперамента и наличных средств.
– Послушайте, князь, – засмеялся Андрей после очередного тоста, уже слегка заплетавшимся языком, указывая кивком головы, – посмотрите, слева через три стола, красотка в компании офицеров не сводит с вас глаз. Женщина-вамп! Многие от нее без ума… Видите, сколько воздыхателей вьется вокруг нее?!. Столичная штучка. Из-за нее произошли уже несколько дуэлей. Берегитесь, князь…
Михаил и без подсказки почувствовал пристальное внимание женщины, несколько раз встречаясь с ней глазами. Она была потрясающая, привлекала взгляды жгуче-хищной красотой. У этой брюнетки на лице был написан ярко выраженный мощный темперамент. И блеск ярких глаз, и углом изогнутые брови, и тонкий, с горбинкой нос с резко очерченными, подрагивающими от какого-то внутреннего волнения ноздрями – все это прямо подчеркивало ее взрывной авантюрный характер.
«Действительно – женщина-вамп», – подумал Михаил, в очередной раз встретившись с ней взглядом. И, обращаясь к Андрею, нарочито небрежно попросил:
– Слушай, поручик, сделай милость – познакомь с ней.
Андрей уже пьяно ухмыльнулся:
– Не переживай. Судя по тому, как она на тебя смотрит, эта дама сама найдет способ, чтобы заглотить тебя.
И действительно, будто бы подтверждая слова поручика, она что-то сказала окружающим ее офицерам; от их компании отделился бравый ротмистр и, тренькая шпорами, с решительным видом направился к пирующим друзьям.
– Осторожнее, капитан, – обратился к Михаилу Андрей Широков, – ротмистр Киреев – завзятый бретер. Он уже ухлопал на дуэлях двух фронтовиков, и ему все сходит с рук. В штабе армии у него мохнатая лапа… Вот он и сидит в тылу в интендантстве. Но, несмотря на это, боец он отменный…
Ротмистр, в это время подошедший к столу, пренебрежительным тоном бросил Михаилу:
– Эй, вы, юноша, вас не учили, что так нагло, в упор разглядывать даму просто неприлично! Вас что, поучить хорошим манерам?!
– О, благодарствую, ротмистр, – ехидно улыбнулся Муравьев, – с удовольствием найму вас к себе в репетиторы – изучать интендантский кодекс чести. Господа! Вы не находите это оригинальным – хорошим манерам князей Муравьевых учат бывшие жандармы, переквалифицировавшиеся в торгаши! Вот вам аванс за репетиторство. Я надеюсь, в дальнейшем ваше дело будет процветать, и вы откроете пансионат, – с этими словами он швырнул под ноги ротмистру пару крупных купюр.
– Ах ты, щенок! – взревел ротмистр и попытался нанести удар Михаилу в голову.
Сидевший за столом Михаил, не шелохнувшись, левой рукой заблокировал удар, а двумя пальцами правой – молниеносно ткнул наглеца в правое подреберье.
Ротмистр, ничего не понимая, рухнул возле столика на колени, уткнувшись в лежащие на полу купюры. Со стороны эта сцена выглядела так, будто бы ротмистр на коленях благодарит сидящего на стуле за брошенные ему на пол деньги. Вскочили офицеры и помогли хватавшему воздух открытым ртом, как рыба, горе-дуэлянту добраться к своему столику.
По прошествии некоторого времени через двух офицеров из команды, окружавшей даму, Михаилу был передан вызов на дуэль. В связи с военным положением дуэль должна была состояться немедленно. С разрешения Михаила, выбор оружия остался за ротмистром Киреевым. Тот выбрал сабли.
Во время переговоров по дуэли Михаил был представлен поручиком Широковым женщине, из-за которой произошел весь этот сыр-бор. Звали незнакомку баронесса Анна Генриховна фон Шварцнельд, хотя, как подозревал Михаил, вряд ли упоминания об этом роде были занесены в Бархатную книгу[8].
Михаил осыпал баронессу двусмысленными комплиментами и пообещал ей скоро вернуться. Давно лишенный светского общества и вдруг встретивший такую красавицу, он изменил свое отношение к ротмистру, которого поначалу хотел наказать очень жестоко по причине развязанных в прошлом этим драчуном дуэлей и гибели двух офицеров.
Под одобрительные возгласы зрителей, не желавших пропустить развлечение, противники двинулись к освещенному факелами месту дуэли, расположенному за рестораном.
Вначале, соблюдая все правила этой идиотской игры аристократов, Михаил расцарапал концом сабли обе щеки ротмистра. Затем, смеясь и перебрасывая саблю как фокусник – из одной руки в другую, располосовал мундир. После этого, ранив противника в левое, а затем – и в правое плечо, мгновенно крутанулся на носке левой ноги и нанес сокрушительный удар правой ногой по заднице уже до смерти напуганному наглецу. От удара, пролетев метра четыре, ротмистр грохнулся о землю.
Михаил молча и равнодушно кивнул окружавшей место дуэли публике и, направившись к своим друзьям, был остановлен баронессой:
– Вы меня заинтриговали, молодой человек, – женщина прикоснулась к руке Михаила: – Чем вы намерены удивить меня еще?! – Она лукаво улыбнулась.
– На войне – как на войне, мадам.
– Мадемуазель, – поправила она его.
– Так вот, – продолжил Михаил, – я увлекался восточной философией, знаю восточные языки – японский, китайский. Мой отец переводил с санскрита индийские Веды. И я намерен сегодня познакомить вас с одним из разделов индийской философии – камасутрой…
– Искусством любви, – продолжила она.
«Ого! – подумал Михаил, не ожидая в этом обществе встретить человека, имеющего хотя бы отдаленное понятие о вопросах, которые он пытался затронуть. – Эта женщина действительно удивляет!»
Он продолжил:
– Я солдат, мадемуазель. Я не знаю, что может случиться со мной да и с вами в это смутное время. Может быть, как бедный Фауст, на мгновенье остановим прекрасное мгновенье?!..[9] – скаламбурил он, приблизившись и глядя ей в глаза.
От этой женщины исходил мощный импульс сексуальной энергии, заставивший его на время забыть о проблемах, вставших перед ним за последние дни. Страсть просто разрывала его.
– Капитан, вы, по-видимому, давно были отлучены от женского общества, – проницательно заметила она. – Но я не ханжа, и вы действительно правы… И хотя я не Клеопатра и это не «Египетские ночи»[10], и вы всего один, а не трое… но я надеюсь, что завтра утром вы, не в пример этим троим, останетесь живым. Так что пойдемте, удивите меня еще раз.
Она взяла его под руку и увлекла за собой.
«Интересно, от кого сейчас исходит инициатива?!» – размышлял он, махнув на прощание рукой друзьям и крикнув, что встретится с ними утром.
Оставив позади шумную толпу, живо обсуждавшую последнее происшествие, они, ускоряя шаги, направились в гостиницу, где баронесса снимала номер. По дрожи руки, по напряженной походке женщины Михаил понял, что его страсть зажгла ответное чувство в душе его партнерши, и от этого возбуждался еще сильнее.
В вестибюле гостиницы они, заказав ужин и приказав портье принести его чуть позже, поспешно поднялись по лестнице в номер баронессы. Уже в прихожей, срывая с себя одежду, он увидел возле своего лица расширенные в изумлении огромные черные зрачки и едва не задохнулся от болезненного, перекрывшего дыхание поцелуя. Подняв на руки, Михаил отнес ее в спальню. Она, потеряв всякий контроль, извивалась под ним, расцарапывая ногтями до крови, крича и не видя перед собой ничего. Бешеная энергия, которая клокотала внутри этой женщины, удивляла его. «Откуда у нее столько силы?» – спрашивал он себя, раз за разом кидаясь в омут наслаждений, не думая о том, что она могла бы задать ему тот же вопрос.
Утолив первую жажду страсти, они постепенно успокоились. Михаил, наделенный природой ярко выраженным чувством прекрасного, с восторгом наблюдая ее сильное и удивительно гармонично сложенное тело, опять зажигался страстью. Их сплетенные тела скорее напоминали не тихую картину любви, а какую-то дикую, сумасшедшую пляску акробатов. Похоже, в себя Михаила привел его собственный крик – он в изнеможении откинулся на подушку.
Потом они пили, жадно ели, разговаривали. Анна охотно прикладывалась к бокалу вина, снова обретая свободу в любовных утехах. И только под утро они, насытив друг друга, забылись в коротком, но очищающем и снимающем ночную усталость сне.
– Ваше благородие, господин штабс-капитан, – проснувшись, услышал Михаил голос своего нового денщика.
– Что тебе? – приоткрыл дверь Михаил, выйдя в прихожую.
– Прибыл вестовой от полковника Орлова. Вам троим срочно надлежит прибыть к нему. Господа офицеры уже собрались, ждут вас.
– Передай – скоро буду, – буркнул Михаил, закрывая за собой дверь, и начал собирать свои вещи, разбросанные по всему номеру.
Несмотря на бессонную ночь, чувствовал он себя прекрасно. Эта ночь любви, казалось, сняла огромную тяжесть, которая давила на него все прошедшие недели после гибели родных.
Яркие лучи весеннего солнца, пробивавшиеся сквозь занавески, живительным светом отогрели его, казалось, навсегда замерзшую душу. Михаил испытывал чувство огромного подъема, прилива энергии и невесть откуда возникшей радости. Эта ночь сделала для реанимации его душевного равновесия гораздо больше, чем, наверное, сделали бы годы лечения у знаменитых психиатров.
– Так, говоришь, тебя полковник Орлов вызывает?! – услышал Михаил задумчивый голос Анны. – Тогда поторопись.
Перешивать форму пришлось только громадному Евгению Лопатину. Предусмотрительный же Михаил захватил с собой свою парадную форму, а на Саше Блюме форма сидела как влитая.
Вечером, как и было обещано, за ними на фаэтоне заехал поручик Широков. Потирая руки, затянутые в черные лайковые перчатки, он заговорил, немного ерничая:
– Господа! Весь город только и говорит о вашем подвиге. Местные дамы в экзальтации, страстно желают видеть героев Белого движения. И уверяю вас – среди них есть прехорошенькие… Так что поторапливайтесь, господа! Вечерний Ростов ждет вас! Я предлагаю ресторан «Дон»: великолепная кухня, столичное общество, кордебалет… Не пожалеете.
Уже на подъезде к ресторану были слышны звуки канкана. На улице ничто, кроме обилия военных, не напоминало о войне. Сияли витрины, всюду мелькали ажурные шляпки и зонтики дам. С лихими криками «Поберегись!» пролетали фаэтоны с солидными седоками.
У входа в ресторан швейцар в расшитом камзоле, подобострастно поклонившись поручику, произнес:
– Андрей Владимирович, вас ждут-с. Стол уже сервирован.
Офицеры вошли в помпезный зал ресторана в тот момент, когда только что отзвучали аплодисменты девочкам из кордебалета. И поэтому многие присутствующие обратили внимание на вошедших. Администратор кинулся к ним и, суетясь, начал рассаживать за столик, уже накрытый на четыре персоны. Поручик поднял бокал шампанского, налитого услужливым официантом, предложил перейти на «ты» и выпить за знакомство. Ребят не пришлось долго упрашивать. После красного Харькова и далеко не гладкой прогулки по территории, занятой большевиками, атмосфера ресторана напоминала им старое доброе довоенное время. Но тогда, в то самое старое доброе время, они практически не успели стать завсегдатаями ввиду своей молодости.
Атмосфера в ресторане становилась все более фривольной. На сцене наяривал цыганский хор. Многие офицеры, прибывшие из-под Царицына, спешили за свой краткосрочный отпуск или командировку успеть отхватить кусочек старой, уходящей в прошлое жизни. В результате этого они просто напивались и разбредались по проституткам, успевая одновременно дешево покуражиться, каждый – в зависимости от собственного темперамента и наличных средств.
– Послушайте, князь, – засмеялся Андрей после очередного тоста, уже слегка заплетавшимся языком, указывая кивком головы, – посмотрите, слева через три стола, красотка в компании офицеров не сводит с вас глаз. Женщина-вамп! Многие от нее без ума… Видите, сколько воздыхателей вьется вокруг нее?!. Столичная штучка. Из-за нее произошли уже несколько дуэлей. Берегитесь, князь…
Михаил и без подсказки почувствовал пристальное внимание женщины, несколько раз встречаясь с ней глазами. Она была потрясающая, привлекала взгляды жгуче-хищной красотой. У этой брюнетки на лице был написан ярко выраженный мощный темперамент. И блеск ярких глаз, и углом изогнутые брови, и тонкий, с горбинкой нос с резко очерченными, подрагивающими от какого-то внутреннего волнения ноздрями – все это прямо подчеркивало ее взрывной авантюрный характер.
«Действительно – женщина-вамп», – подумал Михаил, в очередной раз встретившись с ней взглядом. И, обращаясь к Андрею, нарочито небрежно попросил:
– Слушай, поручик, сделай милость – познакомь с ней.
Андрей уже пьяно ухмыльнулся:
– Не переживай. Судя по тому, как она на тебя смотрит, эта дама сама найдет способ, чтобы заглотить тебя.
И действительно, будто бы подтверждая слова поручика, она что-то сказала окружающим ее офицерам; от их компании отделился бравый ротмистр и, тренькая шпорами, с решительным видом направился к пирующим друзьям.
– Осторожнее, капитан, – обратился к Михаилу Андрей Широков, – ротмистр Киреев – завзятый бретер. Он уже ухлопал на дуэлях двух фронтовиков, и ему все сходит с рук. В штабе армии у него мохнатая лапа… Вот он и сидит в тылу в интендантстве. Но, несмотря на это, боец он отменный…
Ротмистр, в это время подошедший к столу, пренебрежительным тоном бросил Михаилу:
– Эй, вы, юноша, вас не учили, что так нагло, в упор разглядывать даму просто неприлично! Вас что, поучить хорошим манерам?!
– О, благодарствую, ротмистр, – ехидно улыбнулся Муравьев, – с удовольствием найму вас к себе в репетиторы – изучать интендантский кодекс чести. Господа! Вы не находите это оригинальным – хорошим манерам князей Муравьевых учат бывшие жандармы, переквалифицировавшиеся в торгаши! Вот вам аванс за репетиторство. Я надеюсь, в дальнейшем ваше дело будет процветать, и вы откроете пансионат, – с этими словами он швырнул под ноги ротмистру пару крупных купюр.
– Ах ты, щенок! – взревел ротмистр и попытался нанести удар Михаилу в голову.
Сидевший за столом Михаил, не шелохнувшись, левой рукой заблокировал удар, а двумя пальцами правой – молниеносно ткнул наглеца в правое подреберье.
Ротмистр, ничего не понимая, рухнул возле столика на колени, уткнувшись в лежащие на полу купюры. Со стороны эта сцена выглядела так, будто бы ротмистр на коленях благодарит сидящего на стуле за брошенные ему на пол деньги. Вскочили офицеры и помогли хватавшему воздух открытым ртом, как рыба, горе-дуэлянту добраться к своему столику.
По прошествии некоторого времени через двух офицеров из команды, окружавшей даму, Михаилу был передан вызов на дуэль. В связи с военным положением дуэль должна была состояться немедленно. С разрешения Михаила, выбор оружия остался за ротмистром Киреевым. Тот выбрал сабли.
Во время переговоров по дуэли Михаил был представлен поручиком Широковым женщине, из-за которой произошел весь этот сыр-бор. Звали незнакомку баронесса Анна Генриховна фон Шварцнельд, хотя, как подозревал Михаил, вряд ли упоминания об этом роде были занесены в Бархатную книгу[8].
Михаил осыпал баронессу двусмысленными комплиментами и пообещал ей скоро вернуться. Давно лишенный светского общества и вдруг встретивший такую красавицу, он изменил свое отношение к ротмистру, которого поначалу хотел наказать очень жестоко по причине развязанных в прошлом этим драчуном дуэлей и гибели двух офицеров.
Под одобрительные возгласы зрителей, не желавших пропустить развлечение, противники двинулись к освещенному факелами месту дуэли, расположенному за рестораном.
Вначале, соблюдая все правила этой идиотской игры аристократов, Михаил расцарапал концом сабли обе щеки ротмистра. Затем, смеясь и перебрасывая саблю как фокусник – из одной руки в другую, располосовал мундир. После этого, ранив противника в левое, а затем – и в правое плечо, мгновенно крутанулся на носке левой ноги и нанес сокрушительный удар правой ногой по заднице уже до смерти напуганному наглецу. От удара, пролетев метра четыре, ротмистр грохнулся о землю.
Михаил молча и равнодушно кивнул окружавшей место дуэли публике и, направившись к своим друзьям, был остановлен баронессой:
– Вы меня заинтриговали, молодой человек, – женщина прикоснулась к руке Михаила: – Чем вы намерены удивить меня еще?! – Она лукаво улыбнулась.
– На войне – как на войне, мадам.
– Мадемуазель, – поправила она его.
– Так вот, – продолжил Михаил, – я увлекался восточной философией, знаю восточные языки – японский, китайский. Мой отец переводил с санскрита индийские Веды. И я намерен сегодня познакомить вас с одним из разделов индийской философии – камасутрой…
– Искусством любви, – продолжила она.
«Ого! – подумал Михаил, не ожидая в этом обществе встретить человека, имеющего хотя бы отдаленное понятие о вопросах, которые он пытался затронуть. – Эта женщина действительно удивляет!»
Он продолжил:
– Я солдат, мадемуазель. Я не знаю, что может случиться со мной да и с вами в это смутное время. Может быть, как бедный Фауст, на мгновенье остановим прекрасное мгновенье?!..[9] – скаламбурил он, приблизившись и глядя ей в глаза.
От этой женщины исходил мощный импульс сексуальной энергии, заставивший его на время забыть о проблемах, вставших перед ним за последние дни. Страсть просто разрывала его.
– Капитан, вы, по-видимому, давно были отлучены от женского общества, – проницательно заметила она. – Но я не ханжа, и вы действительно правы… И хотя я не Клеопатра и это не «Египетские ночи»[10], и вы всего один, а не трое… но я надеюсь, что завтра утром вы, не в пример этим троим, останетесь живым. Так что пойдемте, удивите меня еще раз.
Она взяла его под руку и увлекла за собой.
«Интересно, от кого сейчас исходит инициатива?!» – размышлял он, махнув на прощание рукой друзьям и крикнув, что встретится с ними утром.
Оставив позади шумную толпу, живо обсуждавшую последнее происшествие, они, ускоряя шаги, направились в гостиницу, где баронесса снимала номер. По дрожи руки, по напряженной походке женщины Михаил понял, что его страсть зажгла ответное чувство в душе его партнерши, и от этого возбуждался еще сильнее.
В вестибюле гостиницы они, заказав ужин и приказав портье принести его чуть позже, поспешно поднялись по лестнице в номер баронессы. Уже в прихожей, срывая с себя одежду, он увидел возле своего лица расширенные в изумлении огромные черные зрачки и едва не задохнулся от болезненного, перекрывшего дыхание поцелуя. Подняв на руки, Михаил отнес ее в спальню. Она, потеряв всякий контроль, извивалась под ним, расцарапывая ногтями до крови, крича и не видя перед собой ничего. Бешеная энергия, которая клокотала внутри этой женщины, удивляла его. «Откуда у нее столько силы?» – спрашивал он себя, раз за разом кидаясь в омут наслаждений, не думая о том, что она могла бы задать ему тот же вопрос.
Утолив первую жажду страсти, они постепенно успокоились. Михаил, наделенный природой ярко выраженным чувством прекрасного, с восторгом наблюдая ее сильное и удивительно гармонично сложенное тело, опять зажигался страстью. Их сплетенные тела скорее напоминали не тихую картину любви, а какую-то дикую, сумасшедшую пляску акробатов. Похоже, в себя Михаила привел его собственный крик – он в изнеможении откинулся на подушку.
Потом они пили, жадно ели, разговаривали. Анна охотно прикладывалась к бокалу вина, снова обретая свободу в любовных утехах. И только под утро они, насытив друг друга, забылись в коротком, но очищающем и снимающем ночную усталость сне.
– Ваше благородие, господин штабс-капитан, – проснувшись, услышал Михаил голос своего нового денщика.
– Что тебе? – приоткрыл дверь Михаил, выйдя в прихожую.
– Прибыл вестовой от полковника Орлова. Вам троим срочно надлежит прибыть к нему. Господа офицеры уже собрались, ждут вас.
– Передай – скоро буду, – буркнул Михаил, закрывая за собой дверь, и начал собирать свои вещи, разбросанные по всему номеру.
Несмотря на бессонную ночь, чувствовал он себя прекрасно. Эта ночь любви, казалось, сняла огромную тяжесть, которая давила на него все прошедшие недели после гибели родных.
Яркие лучи весеннего солнца, пробивавшиеся сквозь занавески, живительным светом отогрели его, казалось, навсегда замерзшую душу. Михаил испытывал чувство огромного подъема, прилива энергии и невесть откуда возникшей радости. Эта ночь сделала для реанимации его душевного равновесия гораздо больше, чем, наверное, сделали бы годы лечения у знаменитых психиатров.
– Так, говоришь, тебя полковник Орлов вызывает?! – услышал Михаил задумчивый голос Анны. – Тогда поторопись.