Страница:
Невеселыми были думы юного оглала, сидевшего на мшистом валуне большого взгорка Кларке Форк. К ним еще примешивались опасения, что не-персе, может быть, уже сдались или пошли иным путем. Он устал от одиночества, его глаза болели от постоянного напряжения. Уахпа Танка стал подумывать об уходе в Форту Питилисс, когда — наконец — то! — на горном перевале показалось облако пыли. Оно росло и ширилось, и вскоре большая индейская колонна спустилась в долину ручья Кларке Форк.
— Их-ха! — рявкнул оглала радостно и, вскочив на Вотави, помчался вниз.
Это были не-персе! Они не сдались, они по-прежнему продолжали двигаться в сторону Канады!
Черного Дрозда встретили несколько разведчиков племени, и среди них был его давний знакомец, Желтый Волк.
— Хау, кола! — крикнул племянник Джозефа, узнав молодого оглала. — Вот мы и встретились. Но что ты делаешь здесь, в землях кроу?
— Я высматривал не-персе, Хемене, и, как видишь, не впустую.
Друзья пообщались, повспоминали былое. Потом, когда Черный Дрозд коснулся серьезных проблем, Желтый Волк повел его к своему дяде, великому мирному вождю не-персе, Хейнмоту Туйялакекту, Джозефу.
Люди разбирали поклажу с лошадей и повозок-травуа. Там и тут стали подниматься палатки, зажглись костры для приготовления пищи. Всеми этими мероприятиями командовал Джозеф, и друзьям пришлось его подождать. Только он освободился, как Желтый Волк подвел к нему своего тетонского товарища.
— Это Черный Дрозд, Хейнмот.
Великий миротворец, а теперь боевой не-персе, подумал оглала, сильно изменился. Нет, красивое лицо с высокими скулами, орлиным носом и мягкими губами оставалось прежним. Прежними были и коротко подрезанные надо лбом волосы с двумя тонкими косичками, падавшими на грудь, и желтые с голубым нитки бус, и замшевая прекрасная одежда, испещренная голубым, коричневым и зеленым орнаментом. Изменились его раскосые глубокие глаза — душа этого величественного индейца, И без того печальные, они стали похожи на два безрадостных омута. Это были глаза человека, пережившего муки и знавшего, что это еще не все. При виде оглала он, однако, нашел в себе силы улыбнуться.
— Привет тебе, сын Голубой Лани. Что привело тебя сюда?
— Я послан к не-персе моим вождем Татека-Хомни, — сказал Черный Дрозд.
И передал Джозефу слова Вихря.
— Мои уши были открыты, сын Голубой Лани, — поговорил мягко Джозеф. — Они будут открыты и у всех вождей, которые сейчас соберутся в палатке Худого Лося, нашего дорожного лидера. Жди, тебя позовут.
Пока глашатай ходил по лагерю, выкрикивая имена вождей, Желтый Волк рассказал Черному Дрозду о тяжелом пути не-персе.
— Во всех трех серьезных битвах мы вышли победителями. Ни однорукий Говард, ни Красный Нос Гиббон, ни медлительный Стерджис не добились того, чего хотели. не-персе продолжают ехать вперед. Но они понесли страшные потери. Теперь у них не более сорока боеспособных воинов. Хорошо, что еще не было потерь среди вождей. Даже старые Белая Птица и Резкий Звук крепко держат в руках оружие и надеются на лучшее.
Через десять минут Черный Дрозд сидел в палатке Худого Лося в окружении знаменитых вождей не-персе. Джозеф, Зеркало, Воттолен, Хаталекин, Лысая Голова, Белая Птица и Тухулхулзоте были их имена. Первым слово взял Джозеф, когда юный оглала донес лидерам горного племени послание Вихря.
— Вождь Мийача ждет нашего ответа у Форта Безжалостного. Думаю, его люди и лошади набрались сил, им будет под силу прибыть на берега Миссури к двадцать третьему солнцу сентября. Мы, наверное, будем там к этому числу. Мийача и не-персе вместе одолеют дорогу до земли Красных Курток.
— Ничего не имею против этого, — кратко высказался Белая Птица.
— Прерийные Волки будут нашими союзниками, — поддержал его старинный друг Тухулхулзоте. — Это хорошо. Я за то, чтобы объединиться с оглала.
— Оглала были нашими врагами, — сказал религиозный лидер горного племени Лысая Голова. — Храбрыми врагами. Мое сердце радуется, что мы с ними больше не враждуем.
Хаталекин и Воттолен были также немногословны и проголосовали за объединение с Мийача. Один Худой Лось, дорожный вождь отступающего племени, проявил осторожность.
— Может быть, Мийача и не-персе встретятся, а может быть, и нет. За нами гонятся Длинные Ножи, за ними, я уверен, тоже будет погоня. Положимся на обстоятельства, мои вожди. Но вот мои слова Татекахомни: поезжай на север, не-персе желают тебе успеха!
После совета Черный Дрозд, пообедав в жилище Желтого Волка и дружески распрощавшись с ним, отправился на восток, к своему вождю.
И Вихрь услышал отклик храбрых Проткнутых Носов.
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
ГЛАВА 9
— Их-ха! — рявкнул оглала радостно и, вскочив на Вотави, помчался вниз.
Это были не-персе! Они не сдались, они по-прежнему продолжали двигаться в сторону Канады!
Черного Дрозда встретили несколько разведчиков племени, и среди них был его давний знакомец, Желтый Волк.
— Хау, кола! — крикнул племянник Джозефа, узнав молодого оглала. — Вот мы и встретились. Но что ты делаешь здесь, в землях кроу?
— Я высматривал не-персе, Хемене, и, как видишь, не впустую.
Друзья пообщались, повспоминали былое. Потом, когда Черный Дрозд коснулся серьезных проблем, Желтый Волк повел его к своему дяде, великому мирному вождю не-персе, Хейнмоту Туйялакекту, Джозефу.
Люди разбирали поклажу с лошадей и повозок-травуа. Там и тут стали подниматься палатки, зажглись костры для приготовления пищи. Всеми этими мероприятиями командовал Джозеф, и друзьям пришлось его подождать. Только он освободился, как Желтый Волк подвел к нему своего тетонского товарища.
— Это Черный Дрозд, Хейнмот.
Великий миротворец, а теперь боевой не-персе, подумал оглала, сильно изменился. Нет, красивое лицо с высокими скулами, орлиным носом и мягкими губами оставалось прежним. Прежними были и коротко подрезанные надо лбом волосы с двумя тонкими косичками, падавшими на грудь, и желтые с голубым нитки бус, и замшевая прекрасная одежда, испещренная голубым, коричневым и зеленым орнаментом. Изменились его раскосые глубокие глаза — душа этого величественного индейца, И без того печальные, они стали похожи на два безрадостных омута. Это были глаза человека, пережившего муки и знавшего, что это еще не все. При виде оглала он, однако, нашел в себе силы улыбнуться.
— Привет тебе, сын Голубой Лани. Что привело тебя сюда?
— Я послан к не-персе моим вождем Татека-Хомни, — сказал Черный Дрозд.
И передал Джозефу слова Вихря.
— Мои уши были открыты, сын Голубой Лани, — поговорил мягко Джозеф. — Они будут открыты и у всех вождей, которые сейчас соберутся в палатке Худого Лося, нашего дорожного лидера. Жди, тебя позовут.
Пока глашатай ходил по лагерю, выкрикивая имена вождей, Желтый Волк рассказал Черному Дрозду о тяжелом пути не-персе.
— Во всех трех серьезных битвах мы вышли победителями. Ни однорукий Говард, ни Красный Нос Гиббон, ни медлительный Стерджис не добились того, чего хотели. не-персе продолжают ехать вперед. Но они понесли страшные потери. Теперь у них не более сорока боеспособных воинов. Хорошо, что еще не было потерь среди вождей. Даже старые Белая Птица и Резкий Звук крепко держат в руках оружие и надеются на лучшее.
Через десять минут Черный Дрозд сидел в палатке Худого Лося в окружении знаменитых вождей не-персе. Джозеф, Зеркало, Воттолен, Хаталекин, Лысая Голова, Белая Птица и Тухулхулзоте были их имена. Первым слово взял Джозеф, когда юный оглала донес лидерам горного племени послание Вихря.
— Вождь Мийача ждет нашего ответа у Форта Безжалостного. Думаю, его люди и лошади набрались сил, им будет под силу прибыть на берега Миссури к двадцать третьему солнцу сентября. Мы, наверное, будем там к этому числу. Мийача и не-персе вместе одолеют дорогу до земли Красных Курток.
— Ничего не имею против этого, — кратко высказался Белая Птица.
— Прерийные Волки будут нашими союзниками, — поддержал его старинный друг Тухулхулзоте. — Это хорошо. Я за то, чтобы объединиться с оглала.
— Оглала были нашими врагами, — сказал религиозный лидер горного племени Лысая Голова. — Храбрыми врагами. Мое сердце радуется, что мы с ними больше не враждуем.
Хаталекин и Воттолен были также немногословны и проголосовали за объединение с Мийача. Один Худой Лось, дорожный вождь отступающего племени, проявил осторожность.
— Может быть, Мийача и не-персе встретятся, а может быть, и нет. За нами гонятся Длинные Ножи, за ними, я уверен, тоже будет погоня. Положимся на обстоятельства, мои вожди. Но вот мои слова Татекахомни: поезжай на север, не-персе желают тебе успеха!
После совета Черный Дрозд, пообедав в жилище Желтого Волка и дружески распрощавшись с ним, отправился на восток, к своему вождю.
И Вихрь услышал отклик храбрых Проткнутых Носов.
ГЛАВА 7
Задолго до рассвета в форте Питилисс царило необыкновенное волнение. Солдаты, разбившись на многочисленные группы, оживленно переговаривались, то и дело бросая тревожные взгляды на майора Трабла и двух других офицеров.
Те стояли рядом с канцелярией в окружении маркиза и сержантов, приглушенно обмениваясь репликами.
— Когда же очухается Бергман? — слышалось среди солдат.
— Над ним колдует док Флинч.
— Здорово ему досталось?
— А ты постереги разгневанного краснокожего, которому пообещали кнутов и тогда поймешь!
— Надо же, вождь прихватил с собой и Патрицию!
— Хитрая бестия!
— Но как же он умудрился освободиться от пут?
— Дьявол его знает!
— Эй!.. Вон, кажется, и Бергман.
Упомянутый кавалерист, у которого была перевязана голова, в сопровождении доктора подошел к командиру форта.
Трабл в нетерпении схватил его за руку.
— Что произошло, солдат?
— Сэр, ничего не могу сказать. Меня здорово оглушили возле тюремной двери, вот и все.
— Кто оглушил?.. Старик, юноша, девушка, белый, индеец или сам черт?
— Подкрались сзади, сэр. Я ничего не понял.
Трабл чертыхнулся и отослал солдата прочь.
— Ладно, теперь поздно выяснять кто это сделал. Вихрь на свободе, и бог знает из-за этой темноты, куда он повел Мийача. Придется ждать рассвета.
Впервые за последнее время на ночном небе не было видно ни луны, ни звезд. Задул ветер, облака низко плыли над землей.
— Капитан Уинтон, чтобы с первым проблеском рассвета твой эскадрон был готов к выезду. Не упусти ничего. Боеприпасы, пайки, палатки — все должно быть в норме… Клянусь, я сам лично или верну Мийача назад, или уничтожу их всех. Мы зададим им жару, Уинтон!
Лейтенант Уайт порывисто подступил к Траблу и что-то прошептал ему на ухо.
— Вот как! — майор удивленно вскинул брови. — Это меняет дело… Капитан Уинтон, ты со своим эскадроном останешься в форте. Со мной поедет лейтенант Уайт с эскадроном «А». У нашего молоденького офицера, оказывается есть личная заинтересованность в этом деле. Не так ли, Уайт?
Лейтенант смущенно опустил голову и стал торопливо поправлять форму.
— Хорошо, хорошо, — сказал майор, похлопав подчиненного по плечу. — Не будем об этом… А Патрицию мы выручим из беды, или я плохо себя знаю… Подготовь эскадрон к выезду, Уайт… Уинтон, ты останешься здесь за командира. Мне же нужно срочно отправить рапорт в форт Кью.
Полковник Нельсон Майлз в это прохладное сентябрьское утро с заметным удовольствием наслаждался его долгожданной свежестью. Он бодро мерил шагами свою уютную комнату, иногда выглядывая из окна, чтобы удостовериться, что подготовка к походу шестисот кавалеристов идет без проволочек. Его офицеры работали слаженно, и это радовало сердце опытного военачальника.
Майлз на мгновение остановился, вспомнив о своих былых баталиях. Да, это были дикие времена. Войны с команчами, шайенами и кайова выковали из него настоящего бойца. Гуана Паркер, знаменитый предводитель — метис из квахадов, уважал и боялся его как никого из военных. Сатанта, Одинокий Волк и другие кайова отзывались о нем с нескрываемым почтением. Покойный Бешеный Конь уже совсем недавно на своей шкуре узнал, кто такой Медвежий Плащ, когда отчаянно сражался с ним в предгорьях Волчьих Гор. Безумный шаман из хункпапа Сидящий Бык, и тот не мог не признать, что Нельсон Майлз — крепкий орешек для любого немирного племени. Они все помнили, что он мудр, справедлив и не любит бессмысленных военных действий, но, единожды сев на коня, он становился грозой для индейцев.
Теперь вот его снова зовет в бой великий Шерман — прославившийся походом через всю мятежную Джорджию к морю. Горное племя каких-то не-персе, Проткнутых Носов, осмелилось бросить вызов армии Соединенных Штатов, уйдя из резервации в штате Айдахо, чтобы добраться до границы с Канадой.
Полковник саркастически улыбнулся. Слово «каких-то» здесь было явно неуместно. Проткнутые Носы показали многим генералам и полковникам, что они из себя представляют. Это были отважные люди, не раз громившие армейских преследователей. Несколько дней назад они прошли, словно прогуливаясь, через Йеллоустонский национальный парк и сейчас продвигались по Монтане дальше на север. Однорукий генерал Говард, тащившийся за ними из самого Айдахо, ничего не мог поделать с маленьким, но непобедимым племенем, в котором насчитывалось не более трехсот воинов.
— Однако они должны быть остановлены, — решил Майлз. — Должны, иначе это будет позором.
Он продолжил ходьбу по комнате. Затем вспомнил, что его штабной связной, лейтенант Стинг, года два назад служил у Говарда, в окрестностях резервации не-персе. Он позвал его, усадил на стул, а сам опустился в кресло.
— Я больше сражался в прериях, лейтенант, и не смыслю в горных племенах, — начал Майлз. — Что за народ эти Проткнутые Носы?
Лейтенант Стинг, молодой подтянутый человек с голубыми глазами и едва пробивающимися усиками, закивал головой.
— Французы прозвали их Проткнутыми Носами, а себя они называют «нимипу», что означает «люди». Не-персе считаются самыми многочисленными среди сахаптинов. Лет двадцать назад они занимали огромные территории в Айдахо, Орегоне и Вашингтоне и насчитывали около 1800 человек. По условиям договоров 1855 и 1863 годов они уступили свои земли правительству и поселились в резервации. На реке Клируотер проживали Асотины вождя Зеркала. По верхнему течению Лососевой реки кочевали Сэмон-риверы вождя Тукулхулзоте, Резкого Звука, и Белые птицы вождя Пеопео Хихха, Белой Птицы. Самым значительным кланом не-персе является Уаллоуа вождя Джозефа. Лидеры всех этих кланов, включая Хаталекина, Бизоньего Охотника и Хасисасиша Кьюта, Лысую Голову, и ведут теперь племя в Канаду.
Лейтенант, немного помолчав, добавил:
— Джозеф у них вроде главного племенного вождя. Довольно мрачноватый тип. не-персе его зовут Ин-мут-ту-уа-лат-лат, Несущийся-Через-Горы-Гром. Я его видел. Действительно, странный, замкнутый индеец с какими-то неизбывно печальными глазами. Вообще-то, он, как и его отец, Старый Джозеф, старались хранить мир с белыми. В 1874 году я был вместе с агентом Монтейтом из Лапуая на переправе Камиа через Клируотер, где Джозеф долго говорил о том, что не-персе всегда хорошо относились к американцам. Он вспомнил, как на Совете в Уолла-Уолла в 1855 году все присутствовавшие племена — уаматиллы, якимы, палусы, споканы, кордалены — не подписали договорных бумаг. Только не-персе тогда стояли за мир.
— Отчего они взбунтовались, лейтенант?
— Монтейт, мне кажется, слишком жестко пресекал их передвижения. Он без конца твердил им, что не потерпит постоянных кочевок со скотом, что индейцы должны жить как белые люди и обучать своих детей в школе. И постоянно пугал их солдатами…
Стинг вдруг умолк и едва заметно ухмыльнулся.
— В чем дело, лейтенант? — спросил полковник.
Стинг покачал головой из стороны в сторону.
— Можно понять не-персе, сэр. Ведь им было несладко с тех пор, как президент Грант разрешил белым поселенцам занимать племенные земли. Повсюду творилось беззаконие, это уж точно. Изнасилования, грабежи, воровство скота, убийства, продажа виски стали обычным делом в резервации. И надо отдать должное Джозефу. Он как мог сдерживал не-персе. Похоже, в этом году их терпение лопнуло.
Майлз нахмурил брови. Он и сам догадывался, что неспроста Проткнутые Носы ринулись прочь из родных мест.
«Повсюду одно и то же, — подумал он. — Беззаконие, беззаконие и еще раз беззаконие… Пока не будет твердого порядка и справедливого суда, подобное может случиться где и когда угодно».
— И все же их нужно вернуть обратно, — резко проговорил он. — Нельзя позволять краснокожим ехать куда им вздумается.
У Майлза был настолько решительный и суровый вид, что молодой лейтенант резво вскочил на ноги.
— Так точно, сэр! Их нужно водворить на место.
Полковник жестом отпустил связного офицера и остался сидеть в кресле со сложенными на груди руками. Его мысли перескакивали с одной темы на другую, пока глаза не остановились на рапорте из форта Безжалостного. В суете этого беспокойного утра ему было не до Трабла с его кучкой сдавшихся оглала. Майлз взял рапорт и ознакомился с его содержанием.
— Черт побери! — воскликнул он. — Ну и дела. И там краснокожие вырвались на свободу!
Те стояли рядом с канцелярией в окружении маркиза и сержантов, приглушенно обмениваясь репликами.
— Когда же очухается Бергман? — слышалось среди солдат.
— Над ним колдует док Флинч.
— Здорово ему досталось?
— А ты постереги разгневанного краснокожего, которому пообещали кнутов и тогда поймешь!
— Надо же, вождь прихватил с собой и Патрицию!
— Хитрая бестия!
— Но как же он умудрился освободиться от пут?
— Дьявол его знает!
— Эй!.. Вон, кажется, и Бергман.
Упомянутый кавалерист, у которого была перевязана голова, в сопровождении доктора подошел к командиру форта.
Трабл в нетерпении схватил его за руку.
— Что произошло, солдат?
— Сэр, ничего не могу сказать. Меня здорово оглушили возле тюремной двери, вот и все.
— Кто оглушил?.. Старик, юноша, девушка, белый, индеец или сам черт?
— Подкрались сзади, сэр. Я ничего не понял.
Трабл чертыхнулся и отослал солдата прочь.
— Ладно, теперь поздно выяснять кто это сделал. Вихрь на свободе, и бог знает из-за этой темноты, куда он повел Мийача. Придется ждать рассвета.
Впервые за последнее время на ночном небе не было видно ни луны, ни звезд. Задул ветер, облака низко плыли над землей.
— Капитан Уинтон, чтобы с первым проблеском рассвета твой эскадрон был готов к выезду. Не упусти ничего. Боеприпасы, пайки, палатки — все должно быть в норме… Клянусь, я сам лично или верну Мийача назад, или уничтожу их всех. Мы зададим им жару, Уинтон!
Лейтенант Уайт порывисто подступил к Траблу и что-то прошептал ему на ухо.
— Вот как! — майор удивленно вскинул брови. — Это меняет дело… Капитан Уинтон, ты со своим эскадроном останешься в форте. Со мной поедет лейтенант Уайт с эскадроном «А». У нашего молоденького офицера, оказывается есть личная заинтересованность в этом деле. Не так ли, Уайт?
Лейтенант смущенно опустил голову и стал торопливо поправлять форму.
— Хорошо, хорошо, — сказал майор, похлопав подчиненного по плечу. — Не будем об этом… А Патрицию мы выручим из беды, или я плохо себя знаю… Подготовь эскадрон к выезду, Уайт… Уинтон, ты останешься здесь за командира. Мне же нужно срочно отправить рапорт в форт Кью.
Полковник Нельсон Майлз в это прохладное сентябрьское утро с заметным удовольствием наслаждался его долгожданной свежестью. Он бодро мерил шагами свою уютную комнату, иногда выглядывая из окна, чтобы удостовериться, что подготовка к походу шестисот кавалеристов идет без проволочек. Его офицеры работали слаженно, и это радовало сердце опытного военачальника.
Майлз на мгновение остановился, вспомнив о своих былых баталиях. Да, это были дикие времена. Войны с команчами, шайенами и кайова выковали из него настоящего бойца. Гуана Паркер, знаменитый предводитель — метис из квахадов, уважал и боялся его как никого из военных. Сатанта, Одинокий Волк и другие кайова отзывались о нем с нескрываемым почтением. Покойный Бешеный Конь уже совсем недавно на своей шкуре узнал, кто такой Медвежий Плащ, когда отчаянно сражался с ним в предгорьях Волчьих Гор. Безумный шаман из хункпапа Сидящий Бык, и тот не мог не признать, что Нельсон Майлз — крепкий орешек для любого немирного племени. Они все помнили, что он мудр, справедлив и не любит бессмысленных военных действий, но, единожды сев на коня, он становился грозой для индейцев.
Теперь вот его снова зовет в бой великий Шерман — прославившийся походом через всю мятежную Джорджию к морю. Горное племя каких-то не-персе, Проткнутых Носов, осмелилось бросить вызов армии Соединенных Штатов, уйдя из резервации в штате Айдахо, чтобы добраться до границы с Канадой.
Полковник саркастически улыбнулся. Слово «каких-то» здесь было явно неуместно. Проткнутые Носы показали многим генералам и полковникам, что они из себя представляют. Это были отважные люди, не раз громившие армейских преследователей. Несколько дней назад они прошли, словно прогуливаясь, через Йеллоустонский национальный парк и сейчас продвигались по Монтане дальше на север. Однорукий генерал Говард, тащившийся за ними из самого Айдахо, ничего не мог поделать с маленьким, но непобедимым племенем, в котором насчитывалось не более трехсот воинов.
— Однако они должны быть остановлены, — решил Майлз. — Должны, иначе это будет позором.
Он продолжил ходьбу по комнате. Затем вспомнил, что его штабной связной, лейтенант Стинг, года два назад служил у Говарда, в окрестностях резервации не-персе. Он позвал его, усадил на стул, а сам опустился в кресло.
— Я больше сражался в прериях, лейтенант, и не смыслю в горных племенах, — начал Майлз. — Что за народ эти Проткнутые Носы?
Лейтенант Стинг, молодой подтянутый человек с голубыми глазами и едва пробивающимися усиками, закивал головой.
— Французы прозвали их Проткнутыми Носами, а себя они называют «нимипу», что означает «люди». Не-персе считаются самыми многочисленными среди сахаптинов. Лет двадцать назад они занимали огромные территории в Айдахо, Орегоне и Вашингтоне и насчитывали около 1800 человек. По условиям договоров 1855 и 1863 годов они уступили свои земли правительству и поселились в резервации. На реке Клируотер проживали Асотины вождя Зеркала. По верхнему течению Лососевой реки кочевали Сэмон-риверы вождя Тукулхулзоте, Резкого Звука, и Белые птицы вождя Пеопео Хихха, Белой Птицы. Самым значительным кланом не-персе является Уаллоуа вождя Джозефа. Лидеры всех этих кланов, включая Хаталекина, Бизоньего Охотника и Хасисасиша Кьюта, Лысую Голову, и ведут теперь племя в Канаду.
Лейтенант, немного помолчав, добавил:
— Джозеф у них вроде главного племенного вождя. Довольно мрачноватый тип. не-персе его зовут Ин-мут-ту-уа-лат-лат, Несущийся-Через-Горы-Гром. Я его видел. Действительно, странный, замкнутый индеец с какими-то неизбывно печальными глазами. Вообще-то, он, как и его отец, Старый Джозеф, старались хранить мир с белыми. В 1874 году я был вместе с агентом Монтейтом из Лапуая на переправе Камиа через Клируотер, где Джозеф долго говорил о том, что не-персе всегда хорошо относились к американцам. Он вспомнил, как на Совете в Уолла-Уолла в 1855 году все присутствовавшие племена — уаматиллы, якимы, палусы, споканы, кордалены — не подписали договорных бумаг. Только не-персе тогда стояли за мир.
— Отчего они взбунтовались, лейтенант?
— Монтейт, мне кажется, слишком жестко пресекал их передвижения. Он без конца твердил им, что не потерпит постоянных кочевок со скотом, что индейцы должны жить как белые люди и обучать своих детей в школе. И постоянно пугал их солдатами…
Стинг вдруг умолк и едва заметно ухмыльнулся.
— В чем дело, лейтенант? — спросил полковник.
Стинг покачал головой из стороны в сторону.
— Можно понять не-персе, сэр. Ведь им было несладко с тех пор, как президент Грант разрешил белым поселенцам занимать племенные земли. Повсюду творилось беззаконие, это уж точно. Изнасилования, грабежи, воровство скота, убийства, продажа виски стали обычным делом в резервации. И надо отдать должное Джозефу. Он как мог сдерживал не-персе. Похоже, в этом году их терпение лопнуло.
Майлз нахмурил брови. Он и сам догадывался, что неспроста Проткнутые Носы ринулись прочь из родных мест.
«Повсюду одно и то же, — подумал он. — Беззаконие, беззаконие и еще раз беззаконие… Пока не будет твердого порядка и справедливого суда, подобное может случиться где и когда угодно».
— И все же их нужно вернуть обратно, — резко проговорил он. — Нельзя позволять краснокожим ехать куда им вздумается.
У Майлза был настолько решительный и суровый вид, что молодой лейтенант резво вскочил на ноги.
— Так точно, сэр! Их нужно водворить на место.
Полковник жестом отпустил связного офицера и остался сидеть в кресле со сложенными на груди руками. Его мысли перескакивали с одной темы на другую, пока глаза не остановились на рапорте из форта Безжалостного. В суете этого беспокойного утра ему было не до Трабла с его кучкой сдавшихся оглала. Майлз взял рапорт и ознакомился с его содержанием.
— Черт побери! — воскликнул он. — Ну и дела. И там краснокожие вырвались на свободу!
ГЛАВА 8
Ранним утром кавалерийский эскадрон «А» выехал из форта Питилисс, чтобы начать самую долгую погоню в своей истории. Он миновал брошенную индейскую стоянку с забытым домашним скарбом и разбросанными повсюду вещами, и направился прямо на север, по следу сгинувших в том направлении Мийача.
Маркизу Траблу, вызвавшемуся принять на себя работу следопыта, не было необходимости указывать дорогу. След был свеж, а прерия так изрыта копытами индейских лошадей, что его знаний и опыта тут не требовалось.
То сбавляя ход, то набирая скорость эскадрон мчался на север, поднимая густые облака прерийной серой пыли. Он мчался через мелкие ручьи и стремительные водные потоки, огибал высокие холмы и с грохотом проезжал по извилистым балкам. Скачка продолжалась до самой темноты. На берегу неглубокой Полынной реки эскадрон остановился. Уставшие люди с облегчением скатились с лошадей, утолили жажду, напоили животных. Вскоре зажглись костры, и по округе поплыл запах крепкого кофе.
Майор Трабл, пройдясь по стоянке, опустился на землю у костра, который развели маркиз с лейтенантом. Он выглядел мрачным и утомленным. Проглотив незамысловатый ужин и запив его кофе, он раскурил сигару.
— Черт бы побрал этого Вихря! — его скрипучий голос прозвучал как щелчок плетки.
— Я советовал тебе, сынок, не перегибать палку, — сказал маркиз, нахмурившись. — Послушай ты меня — и не было бы этой погони.
Майор пропустил слова отца мимо ушей.
— Я прикончу его при первой возможности.
— Не сомневаюсь, сынок, но ты забываешь о Патриции.
По лицу майора пробежала судорога, глаза сверкнули недобрым огнем.
— Красная сволочь! — все, что он смог из себя выдавить, и добавил потом: — Пусть держится от него подальше.
Лейтенант Уайт был печален. Его частые вздохи в конце концов достали майора.
— Хватит, Уайт, тут раскисать! Вздыхаешь, как черт знает кто.
Он встал, с раздражением растоптал сигару и двинулся к поставленной солдатами командирской палатке.
Ранним утром армейский эскадрон продолжил погоню. След Мийача по-прежнему вел прямо на север, через покрытые буроватой травой бесконечные просторы. Лошади кавалеристов были сильны и упитанны, но и им такая гонка вскоре стала не под силу. Они храпели, замедляли бег, их покрытые потом бока ходили ходуном.
— Надо бы сбавить скорость, Эндрю, — поравнявшись с майором, сказал маркиз. — Не ровен час попадают от усталости.
— А как же с индейскими скакунами? — отозвался Трабл. — У них что, крылья?
— Так уж повелось, что они выносливей голодного волка. Это у них в крови… Хотя, я уверен, и у индейских пони есть предел возможностей.
Эскадрон по сигналу майора поскакал замедленной рысцой.
Под вечер на северном берегу одного из ручьев, впадавших в Танг Ривер, преследователи наконец-то увидели тех, за кем охотились.
Мийача, полу развернув пони, конными статуями застыли на высоком взгорке и с каким-то стоическим спокойствием наблюдали за приближающимися Длинными Ножами. Легкий ветер развевал перья на их головных уборах, а вечерние лучи солнца отблескивали с зажатого в руках огнестрельного оружия.
— Черт! — воскликнул майор. — Да они все вооружены до зубов!
Лейтенант Уайт, вспомнив о своих догадках, проговорил:
— Я всегда подозревал, что их оружие где-то припрятано.
Лицо Трабла приняло выражение крайнего неудовольствия.
— Так чего ж ты не порылся в окрестностях форта?.. Впрочем, в подобных делах от тебя пользы как от козла молока… Ты шкуру-то не…
— Похоже, — вмешался маркиз, — Мийача знали, что оружие им все же понадобится.
Это был очевидный камень в огород командира форта, но тот промолчал. Лишь его глаза сверкнули злостью.
— Труби атаку! — рявкнул он горнисту, который чуть было не выронил музыкальный инструмент. — Стой, черт побери!.. Стройся в колонну!
В то время как кавалеристы перестраивались, из рядов Мийача выехали два всадника и поскакали через поток прямо к ним. В сгущающихся сумерках они неслись вперед словно летящие над землей тени.
Они остановились в трех десятках ярдов от эскадрона — мускулистый, широкоплечий вождь и стройная миловидная девушка.
— Татекахомни и Патриция!!! — пронесся возбужденный солдатский ропот.
Майор Трабл стиснул зубы и задышал через нос. Лейтенант Уайт беспомощно опустил руки, которые минутой раньше крепко держали поводья и оружие.
— Кажется, она с ним по доброй воле, — с иронической улыбкой высказался маркиз, взглянув на офицеров.
Через некоторое время майор несколько поостыл. Он перестал сверлить ненавидящим взглядом вождя оглала и перевел его на девушку.
— Что ты делаешь среди дикарей, сестра? — спросил он, сдерживая себя.
— Я тебе всегда говорила, брат, что Мийача — достойные люди, — ответила девушка. — И я полюбила одного из них. — Она с нежностью посмотрела на своего спутника. — Татекахомни будет моим мужем и отцом моих детей.
Майор Трабл покачал головой.
— Эх, Патриция!.. Вот что я тебе скажу… В твоей голове сидят романтические бредни. Что за достойные люди — индейцы? В них благородства ни на грош! Они скальпируют, убивают, пьют огненную воду и измываются над своими женщинами… Этот самый Вихрь не даст тебе ни минуты покоя даже в том случае, если у него будет еще с десяток жен. Ты станешь рожать ему краснокожих отпрысков и работать не покладая рук… И это твои холеные руки будут вычищать продымленное жилище и соскребать с бизоньих шкур остатки мяса. Это твои белоснежные ножки будут мерить мили кочевий, когда Вихрь отправится в путь на лучшем из скакунов…
— Хватит, Эндрю! — воскликнула девушка. — Так думают похожие на тебя белые. Мийача ценят и уважают своих женщин. Мне ли этого не знать…
— Послушай, Патриция… Что будут о тебе говорить на востоке? Ты подумала о матери?
— Я знаю маму, она поймет меня. Мнения же других мне совершенно безразличны.
Молчавший до сих пор Уайт вскинул голову и, казалось, принял какое-то важное решение. Его глаза горели, щеки покрылись легким румянцем.
— Патриция, — отчетливо сказал он. — Я люблю тебя. Я полюбил с первого взгляда и не мыслю без тебя жизни…
Девушка некоторое время молчала. Потом вздохнула и покрутила головой.
— Слишком поздно, Генри. Я не могу любить двоих мужчин одновременно… Мне очень жаль.
Лейтенант вдруг поднял коня на дыбы и выхватил саблю.
— Я сдеру с него скальп! — в его голосе смешались отчаяние и гнев.
Прежде чем лошадь Уайта опустила передние ноги на землю, твердая рука маркиза крепко схватила уздечку.
— Не делай глупостей, лейтенант, — проговорил старик. — Или ты думаешь, что этим завоюешь любовь Патриции?.. Остынь, она уже сделала свой выбор.
Уайт, тяжело дыша, стал помаленьку успокаиваться. И взорвался затем он лишь однажды, когда один из кавалеристов не смог удержать смешка. Лейтенант подъехал к весельчаку и влепил ему оглушительную затрещину.
— Что Мийача собираются делать? — между тем поинтересовался майор Трабл у сестры.
Она обратилась к Татекахомни. Тот начал говорить на языке лакота. Говорил медленно, как бы взвешивая каждое слово. Когда он закончил, девушка перевела.
— Вихрь не хочет кровопролития. Если Длинные Ножи оставят Мийача в покое, они попытаются мирно пробраться в Канаду. Они не хотят больше кормиться подачками белых и испытывать унижения. Они едут в Земли Бабушки1, чтобы вести прежний образ жизни.
Майор Трабл цинично ухмыльнулся.
— Никому из Мийача не вести больше никакого образа жизни. Потому что, чтобы делать это, нужно быть живыми людьми. Если они сейчас же не сдадутся, они — мертвецы!.. Скажи ему это. Так что напрасно ты его вызволила из тюрьмы.
Патриция, обменявшись с Вихрем парой слов, произнесла:
— Мийача никогда не сдадутся. Они готовы умереть. Но до того, как они окажутся в Счастливых Охотничьих Угодьях, — множество Длинных Ножей распрощаются с жизнью.
— Прочь с моих глаз! — взревел майор остервенело. — Прочь!.. Или я не ручаюсь за себя!
— Ох, Эндрю, — с мукой в голосе прокричала девушка. — За кем же ты охотишься?!
— За сестрой-потаскухой и ее краснорожим жеребцом!
Со слезами на глазах Патриция развернула лошадь и вместе с Вихрем поскакала обратно. Майор вскинул карабин и прицелился.
— Не по-офицерски, сынок, стрелять в спину, — ровно проговорил его отец.
Майор заколебался, потом сплюнул и водворил карабин на место.
— Извините, отец, нервы, — сухо сказал он. — Мы все устали, а тут еще сестра со своей дикой любовью.
— Женщины порой бывают непредсказуемы, Эндрю… И сестры, и дочери, все они. Так уж устроен мир.
Майор едва ли слышал рассуждения отца. Его глаза были устремлены на северный берег ручья, где верховые Мийача во главе с Татекахомни готовились вступить в бой. Рядом с взрослыми воинами находились убеленные сединами старики и угловатые жилистые подростки. Тридцать жаждущих свободы индейцев, решивших стоять насмерть.
По знаку командира горнист протрубил атаку, и колонна кавалеристов рванулась вперед с саблями наголо.
Индейцы оставались на взгорке какое-то время, а потом, произведя из огнестрельного оружия стройный залп, бросились навстречу солдатам.
Этого никто не ждал. Численный перевес был на стороне Длинных Ножей, и они настолько уверовали в свое превосходство, что этот отчаянный напор дикарей стал для них почти полным сюрпризом. Индейцы пронеслись сквозь колонну подобно внезапному шквалу ветра. В вечерней мгле боевой порядок кавалерии был напрочь разрушен. Призывы офицеров и сержантов глохли в яростной неразберихе. Затем краснокожие ударили еще раз, и среди криков раненых и умирающих растворились в темноте, словно смертоносные призраки.
Лейтенант Уайт с зажатой в потной ладони саблей, не слыша и не видя командира, начал сам выстраивать разбитых и обескураженных солдат. Кое-как преуспев в этом, он выяснил, что погибли семь солдат, десять были ранены и — самое неожиданное — пропал майор Трабл! Его искали, звали по имени, но он как сквозь землю провалился. В конце концов стало совершенно очевидно, что командир попал в плен. После захоронения павших эскадрон принялся устраиваться на ночлег.
Маркизу Траблу, вызвавшемуся принять на себя работу следопыта, не было необходимости указывать дорогу. След был свеж, а прерия так изрыта копытами индейских лошадей, что его знаний и опыта тут не требовалось.
То сбавляя ход, то набирая скорость эскадрон мчался на север, поднимая густые облака прерийной серой пыли. Он мчался через мелкие ручьи и стремительные водные потоки, огибал высокие холмы и с грохотом проезжал по извилистым балкам. Скачка продолжалась до самой темноты. На берегу неглубокой Полынной реки эскадрон остановился. Уставшие люди с облегчением скатились с лошадей, утолили жажду, напоили животных. Вскоре зажглись костры, и по округе поплыл запах крепкого кофе.
Майор Трабл, пройдясь по стоянке, опустился на землю у костра, который развели маркиз с лейтенантом. Он выглядел мрачным и утомленным. Проглотив незамысловатый ужин и запив его кофе, он раскурил сигару.
— Черт бы побрал этого Вихря! — его скрипучий голос прозвучал как щелчок плетки.
— Я советовал тебе, сынок, не перегибать палку, — сказал маркиз, нахмурившись. — Послушай ты меня — и не было бы этой погони.
Майор пропустил слова отца мимо ушей.
— Я прикончу его при первой возможности.
— Не сомневаюсь, сынок, но ты забываешь о Патриции.
По лицу майора пробежала судорога, глаза сверкнули недобрым огнем.
— Красная сволочь! — все, что он смог из себя выдавить, и добавил потом: — Пусть держится от него подальше.
Лейтенант Уайт был печален. Его частые вздохи в конце концов достали майора.
— Хватит, Уайт, тут раскисать! Вздыхаешь, как черт знает кто.
Он встал, с раздражением растоптал сигару и двинулся к поставленной солдатами командирской палатке.
Ранним утром армейский эскадрон продолжил погоню. След Мийача по-прежнему вел прямо на север, через покрытые буроватой травой бесконечные просторы. Лошади кавалеристов были сильны и упитанны, но и им такая гонка вскоре стала не под силу. Они храпели, замедляли бег, их покрытые потом бока ходили ходуном.
— Надо бы сбавить скорость, Эндрю, — поравнявшись с майором, сказал маркиз. — Не ровен час попадают от усталости.
— А как же с индейскими скакунами? — отозвался Трабл. — У них что, крылья?
— Так уж повелось, что они выносливей голодного волка. Это у них в крови… Хотя, я уверен, и у индейских пони есть предел возможностей.
Эскадрон по сигналу майора поскакал замедленной рысцой.
Под вечер на северном берегу одного из ручьев, впадавших в Танг Ривер, преследователи наконец-то увидели тех, за кем охотились.
Мийача, полу развернув пони, конными статуями застыли на высоком взгорке и с каким-то стоическим спокойствием наблюдали за приближающимися Длинными Ножами. Легкий ветер развевал перья на их головных уборах, а вечерние лучи солнца отблескивали с зажатого в руках огнестрельного оружия.
— Черт! — воскликнул майор. — Да они все вооружены до зубов!
Лейтенант Уайт, вспомнив о своих догадках, проговорил:
— Я всегда подозревал, что их оружие где-то припрятано.
Лицо Трабла приняло выражение крайнего неудовольствия.
— Так чего ж ты не порылся в окрестностях форта?.. Впрочем, в подобных делах от тебя пользы как от козла молока… Ты шкуру-то не…
— Похоже, — вмешался маркиз, — Мийача знали, что оружие им все же понадобится.
Это был очевидный камень в огород командира форта, но тот промолчал. Лишь его глаза сверкнули злостью.
— Труби атаку! — рявкнул он горнисту, который чуть было не выронил музыкальный инструмент. — Стой, черт побери!.. Стройся в колонну!
В то время как кавалеристы перестраивались, из рядов Мийача выехали два всадника и поскакали через поток прямо к ним. В сгущающихся сумерках они неслись вперед словно летящие над землей тени.
Они остановились в трех десятках ярдов от эскадрона — мускулистый, широкоплечий вождь и стройная миловидная девушка.
— Татекахомни и Патриция!!! — пронесся возбужденный солдатский ропот.
Майор Трабл стиснул зубы и задышал через нос. Лейтенант Уайт беспомощно опустил руки, которые минутой раньше крепко держали поводья и оружие.
— Кажется, она с ним по доброй воле, — с иронической улыбкой высказался маркиз, взглянув на офицеров.
Через некоторое время майор несколько поостыл. Он перестал сверлить ненавидящим взглядом вождя оглала и перевел его на девушку.
— Что ты делаешь среди дикарей, сестра? — спросил он, сдерживая себя.
— Я тебе всегда говорила, брат, что Мийача — достойные люди, — ответила девушка. — И я полюбила одного из них. — Она с нежностью посмотрела на своего спутника. — Татекахомни будет моим мужем и отцом моих детей.
Майор Трабл покачал головой.
— Эх, Патриция!.. Вот что я тебе скажу… В твоей голове сидят романтические бредни. Что за достойные люди — индейцы? В них благородства ни на грош! Они скальпируют, убивают, пьют огненную воду и измываются над своими женщинами… Этот самый Вихрь не даст тебе ни минуты покоя даже в том случае, если у него будет еще с десяток жен. Ты станешь рожать ему краснокожих отпрысков и работать не покладая рук… И это твои холеные руки будут вычищать продымленное жилище и соскребать с бизоньих шкур остатки мяса. Это твои белоснежные ножки будут мерить мили кочевий, когда Вихрь отправится в путь на лучшем из скакунов…
— Хватит, Эндрю! — воскликнула девушка. — Так думают похожие на тебя белые. Мийача ценят и уважают своих женщин. Мне ли этого не знать…
— Послушай, Патриция… Что будут о тебе говорить на востоке? Ты подумала о матери?
— Я знаю маму, она поймет меня. Мнения же других мне совершенно безразличны.
Молчавший до сих пор Уайт вскинул голову и, казалось, принял какое-то важное решение. Его глаза горели, щеки покрылись легким румянцем.
— Патриция, — отчетливо сказал он. — Я люблю тебя. Я полюбил с первого взгляда и не мыслю без тебя жизни…
Девушка некоторое время молчала. Потом вздохнула и покрутила головой.
— Слишком поздно, Генри. Я не могу любить двоих мужчин одновременно… Мне очень жаль.
Лейтенант вдруг поднял коня на дыбы и выхватил саблю.
— Я сдеру с него скальп! — в его голосе смешались отчаяние и гнев.
Прежде чем лошадь Уайта опустила передние ноги на землю, твердая рука маркиза крепко схватила уздечку.
— Не делай глупостей, лейтенант, — проговорил старик. — Или ты думаешь, что этим завоюешь любовь Патриции?.. Остынь, она уже сделала свой выбор.
Уайт, тяжело дыша, стал помаленьку успокаиваться. И взорвался затем он лишь однажды, когда один из кавалеристов не смог удержать смешка. Лейтенант подъехал к весельчаку и влепил ему оглушительную затрещину.
— Что Мийача собираются делать? — между тем поинтересовался майор Трабл у сестры.
Она обратилась к Татекахомни. Тот начал говорить на языке лакота. Говорил медленно, как бы взвешивая каждое слово. Когда он закончил, девушка перевела.
— Вихрь не хочет кровопролития. Если Длинные Ножи оставят Мийача в покое, они попытаются мирно пробраться в Канаду. Они не хотят больше кормиться подачками белых и испытывать унижения. Они едут в Земли Бабушки1, чтобы вести прежний образ жизни.
Майор Трабл цинично ухмыльнулся.
— Никому из Мийача не вести больше никакого образа жизни. Потому что, чтобы делать это, нужно быть живыми людьми. Если они сейчас же не сдадутся, они — мертвецы!.. Скажи ему это. Так что напрасно ты его вызволила из тюрьмы.
Патриция, обменявшись с Вихрем парой слов, произнесла:
— Мийача никогда не сдадутся. Они готовы умереть. Но до того, как они окажутся в Счастливых Охотничьих Угодьях, — множество Длинных Ножей распрощаются с жизнью.
— Прочь с моих глаз! — взревел майор остервенело. — Прочь!.. Или я не ручаюсь за себя!
— Ох, Эндрю, — с мукой в голосе прокричала девушка. — За кем же ты охотишься?!
— За сестрой-потаскухой и ее краснорожим жеребцом!
Со слезами на глазах Патриция развернула лошадь и вместе с Вихрем поскакала обратно. Майор вскинул карабин и прицелился.
— Не по-офицерски, сынок, стрелять в спину, — ровно проговорил его отец.
Майор заколебался, потом сплюнул и водворил карабин на место.
— Извините, отец, нервы, — сухо сказал он. — Мы все устали, а тут еще сестра со своей дикой любовью.
— Женщины порой бывают непредсказуемы, Эндрю… И сестры, и дочери, все они. Так уж устроен мир.
Майор едва ли слышал рассуждения отца. Его глаза были устремлены на северный берег ручья, где верховые Мийача во главе с Татекахомни готовились вступить в бой. Рядом с взрослыми воинами находились убеленные сединами старики и угловатые жилистые подростки. Тридцать жаждущих свободы индейцев, решивших стоять насмерть.
По знаку командира горнист протрубил атаку, и колонна кавалеристов рванулась вперед с саблями наголо.
Индейцы оставались на взгорке какое-то время, а потом, произведя из огнестрельного оружия стройный залп, бросились навстречу солдатам.
Этого никто не ждал. Численный перевес был на стороне Длинных Ножей, и они настолько уверовали в свое превосходство, что этот отчаянный напор дикарей стал для них почти полным сюрпризом. Индейцы пронеслись сквозь колонну подобно внезапному шквалу ветра. В вечерней мгле боевой порядок кавалерии был напрочь разрушен. Призывы офицеров и сержантов глохли в яростной неразберихе. Затем краснокожие ударили еще раз, и среди криков раненых и умирающих растворились в темноте, словно смертоносные призраки.
Лейтенант Уайт с зажатой в потной ладони саблей, не слыша и не видя командира, начал сам выстраивать разбитых и обескураженных солдат. Кое-как преуспев в этом, он выяснил, что погибли семь солдат, десять были ранены и — самое неожиданное — пропал майор Трабл! Его искали, звали по имени, но он как сквозь землю провалился. В конце концов стало совершенно очевидно, что командир попал в плен. После захоронения павших эскадрон принялся устраиваться на ночлег.
ГЛАВА 9
Лейтенант Уайт только под утро забылся коротким сном. В отблесках костров он лежал под армейским одеялом и тупо смотрел в ночное небо, усыпанное мириадами поблескивающих звезд. В его мыслях был полный разброд. В основном он думал о Патриции и ее из ряда вон выходящем поступке. Как могла воспитанная девушка осмелиться на это?.. Она должна была тысячу раз подумать, прежде чем пускаться в подобную авантюру… Впрочем, как говорил маркиз, сейчас мирно посапывающий рядом, женщины — непредсказуемые особы. И Патриция наглядно продемонстрировала свое сумасбродство… Жаль, очень жаль… Что ж, надо просто выкинуть ее из головы, и это будет только справедливо… А Мийача!.. Я никогда не знал их такими. Они утерли всем нос! Прежде они лишь убегали, а теперь превратились в бесстрашных воинов… Видно, тогда Мийача просто не знали, что делать. В настоящее время у них есть цель. Великая цель! Они стремятся в Канаду и будут драться как тысяча чертей… Майор Трабл!.. Что его ждет? Пытки и смерть?.. Да, нет, вряд ли. Патриция не позволит никому дотронуться до брата…
Лейтенант забылся сном, в котором отчетливо видел оскальпированного Вихря. А когда проснулся, то увидел, как маркиз готовит у ближнего костра кофе.
— С пробуждением, мистер Уайт, — сказал он. — Как спалось?
— Паршиво спалось, сэр. Такая ночка, что не до сна.
Лейтенант присел к костру и протянул к нему руки.
— Как вы думаете, сэр, индейцы отпустят майора? — спросил он.
— Всенепременно и очень скоро. Татекахомни показал свою силу и решимость сражаться, вот и все… К тому же Патриция…
— Да, да, я уже подумал об этом.
— Полагаю, мистер Уайт, вы не станете всю оставшуюся жизнь держать на нее зло. Конечно, обидно, когда вам предпочитают другого, но надо оставаться мужчиной и забыть обо всем этом.
Лейтенант забылся сном, в котором отчетливо видел оскальпированного Вихря. А когда проснулся, то увидел, как маркиз готовит у ближнего костра кофе.
— С пробуждением, мистер Уайт, — сказал он. — Как спалось?
— Паршиво спалось, сэр. Такая ночка, что не до сна.
Лейтенант присел к костру и протянул к нему руки.
— Как вы думаете, сэр, индейцы отпустят майора? — спросил он.
— Всенепременно и очень скоро. Татекахомни показал свою силу и решимость сражаться, вот и все… К тому же Патриция…
— Да, да, я уже подумал об этом.
— Полагаю, мистер Уайт, вы не станете всю оставшуюся жизнь держать на нее зло. Конечно, обидно, когда вам предпочитают другого, но надо оставаться мужчиной и забыть обо всем этом.