– Может, плохо искали? – все еще надеялась Люся.
   – Да не было там ничего, понятно? Я же тебе объясняю – тебя подставили. И если…
   – Я все поняла. Только скажи, откуда они взяли мои документы? Выкрали? Точно! Выкрали! И сумку мою поэтому разрезали. Слушай, они следили за мной, что ли?
   – Ну, наконец-то! Пыжилась, пыжилась и догадалась. – Василиса поднялась и плеснула себе в кружку свежезаваренного чаю, потом, не задумываясь, затолкала в рот сразу две конфеты и продолжала: – Не хочу тебя пугать, Люсенька, но то, что они, вернее, он – маньяк работает в одиночку – за тобой следил, это уже не так страшно. Хуже то, что он прекрасно знает, где ты живешь, где живет твоя дочь. Знает, что ты туда регулярно приходишь. Не зря ведь он несчастную старушку оставил тебя дожидаться.
   – А почему в этот раз милицию не вызвал?
   – Не знаю… – задумалась Василиса и отправила в рот еще парочку конфет.
   Возле ног у подруг крутился грузный кот Финли. Он недвусмысленно намекал хозяйкам, что в честь праздничка можно было бы и мясом его побаловать. Только умы хозяйские кошачьих намеков не понимали, и тогда котяра, потеряв терпение, вспрыгнул на стол и оглушительно завопил дурным голосом. Любая хозяйка столкнула бы наглеца на пол, но только не Люся с Василисой. Они тут же забыли про все свои тревоги и кинулись наполнять пустую кошачью миску чем попало – мясом, консервированными крабами, оставшимися от застолья, и кусочками «Роял конина». Финли удовлетворенно вякнул и спрыгнул со стола. Теперь беседа подруг продолжилась в более решительных тонах.
   – Значит, так, сейчас позвоним Вите Потапову, – схватила Василиса трубку.
   Витя Потапов был Пашкиным близким другом, они вместе работали в милиции, охраняя мир и спокойствие граждан. Василиса частенько, когда сын был особенно не в духе, звонила Вите и узнавала кое-какие мелочи. Например, как можно, не нарушая закона, переломать ноги надоевшему пьянице Митьке, который вечно загаживает подъезд. Витя Потапов в отличие от родного сынка никогда от женщины не отмахивался, а на все вопросы отвечал терпеливо и спокойно. По возможности. Поэтому Василиса звонила ему частенько, и не только на работу, но и домой.
   – А зачем нам звонить Потапову? – не поняла Люся.
   – У него на телефоне нет определителя, откуда звонят – не узнает. Ты, Люсенька, сообщишь, что в подвале Олиного дома милицию ждет труп бабушки.
   – А почему это я?
   – Он твой голос не знает. А завтра я сама схожу в милицию и расспрошу у Пашки про этих старушек.
   – А если не скажет? Опять начнем частное расследование?
   – Нам ничего не остается. Надо как можно скорее узнать, кто и какую игру с тобой затеял. А у Ольги в квартире поставим сигнализацию.
   Как правило, если на смену растерянности приходит твердое решение, на душе поселяется спокойствие, а в кровати – крепкий сон. Василиса придерживалась подобных правил, а вот Люся никак не могла сомкнуть глаз. После звонка Потапову ее волновал вопрос: кому же она так сумела насолить? У нее и врагов-то никогда не было. Если, конечно, не считать Томку со второго этажа. Эта развязная девица постоянно швыряет окурки в окно, и однажды ее недокуренная сигарета попала Люсе, проходившей в ту минуту под окнами, на шляпу. Сигарета тлела до тех пор, пока какой-то прохожий не обратил внимание:
   – Женщина, у вас мозги дымятся.
   Шляпа погибла, а Люся Томке в отместку на чистых простынях, которые подлая соседка вывесила на улице, маркером написала: «Осторожно, СПИД!» Или, может быть, Сонька-однокурсница? Люся тогда отказалась играть на баяне на юбилее ее отца. Так Сонька сама виновата: пригласила петь песни, а отец глухонемой. У него и друзья такие же – глухие тетери. Ну петь бы куда ни шло, и руками можно. Но музыку-то как передашь? Ноты ему, что ли, рисовать? А может, старая карга Шишковская? Она Олиным собакам под дверь отравленное мясо бросала, пока Люся не прислала ей конверт с зубным порошком. Старая грымза регулярно просматривала новости Центрального телевидения и сразу же решила, что недоброжелатели хотят отравить ее заморской заразой. Кстати, что в конверте был всего лишь зубной порошок, выяснилось довольно скоро. Но с тех пор Шишковская забыла про злобные выходки и теперь считается довольно сносной жилицей. Больше врагов не припоминалось. Однако и эти на маньяка не тянули.
   Никто так виртуозно не может испортить настроение, как ближайшая подруга.
   – Люся, смотри, снова о тебе по телику, – толкнула Людмилу Василиса с утра пораньше. Люся выскочила из кровати, как чертик из табакерки.
   На экране миленькая дикторша освещала последние события края.
   – И снова жителей нашего города потрясло жестокое преступление. Этой ночью на улице Тополиной был обнаружен труп пожилой женщины. Уже четвертый за этот месяц. Местные органы не сомневаются, что в районе действует маньяк. Поэтому убедительная просьба…
   Дальше дикторша уговаривала старушек соблюдать все меры безопасности, никому не открывать двери, поздно не прогуливаться и по возможности записаться в секцию самбо.
   – И где тут обо мне? – одарила Люся подругу ненавидящим взглядом. – Надень очки, посмотри, это же про ту старушку, которую мы ночью тащили.
   – Вот, правильно: «мы», – значит, и тебя касается. Хватит валяться, пойдем к Потапову, пусть он нам расскажет, что знает.
   – А почему не к Пашке? – Люся совсем не была знакома с Пашкиным другом и доверяться первому попавшемуся милиционеру не спешила.
   – Ага, к Пашке! Он и рассказывать ничего не станет. Еще раз рявкнет, чтобы мы по ночам не шарахались, и для пущего спокойствия приведет Наденьку и Катю. Тогда уж точно нам ничего не узнать.
   Наденька и Катя были Пашиными дочерьми дошкольного возраста, а совсем недавно у него родилась третья девочка. Конечно, он хотел мальчика. Однако после того, как в роддоме все перепутали и сообщили папаше, что у него двойня, бедняга впоследствии был рад и девочке. Ну а поскольку малышка требовала внимания, старших девочек он частенько сбагривал своей матери, то бишь Василисе.
   – Правильно, к Пашке нельзя, он нам всю работу загубит, – согласилась Люся и пошла собираться.
   Витю Потапова они нашли без труда. Тот сидел в маленьком прокуренном кабинете и ругался с кем-то по телефону. Виктор находился в относительно молодой поре, верил в свои силы и правосудие, а посему занимался любимой работой с пылом и рвением. В данный момент парень кого-то самозабвенно крыл матом и брызгал слюной в телефонную трубку. Увидев двух женщин, Витя кивнул на единственный стул и продолжал кого-то распекать. Подруги продолжали стоять: практика показывала, что так на людей быстрее обращают внимание. Витя и правда через двадцать минут бросил трубку и широко улыбнулся.
   – Василиса Олеговна! Вы к нам? Какими судьбами?
   – Витенька, расскажи нам, миленький, что это за старушки такие, которые гибнут где попало? Пашка ведь ничего не говорит, только рычит, чтобы дома сидели, а всю-то жизнь под замком не просидишь. Ну и, опять же, лишних приключений на свою голову не хочется, – заламывая руки, упрашивала Василиса.
   Голос ее был таким жалобным, лицо искажено страданием, и парень сдался.
   – Посидите минутку, я сейчас, – вздохнул он и выбежал из кабинета.
   – Павел Дмитриевич, Паша! Там твоя мать пришла, – вбежал он к другу в соседний кабинет.
   – Так быстро?
   – Паш, она очень волнуется. С ней еще женщина, маленькая такая, плюгавенькая.
   – Это теть Люся, – не отрываясь от бумаг, пояснил Павел.
   – Так это… Они трупами интересуются.
   – А как же! А ты думал, они солеными помидорами у нас интересоваться станут?
   – Нет, а что им сказать-то? Знаешь, надо их как-нибудь того… успокоить. Может, ты сам?
   Паша на минутку отложил ручку и уставился в окно. Потом его глаза хитро засветились.
   – Вот что, если они так сильно хотят, отправь их к Кадецкой. Она этим делом занимается, сможет толково объяснить, что к чему. Кстати, я даже не удивлюсь, если наши бабушки решили сами разобраться в данном происшествии… Чего ты так подпрыгнул? Они могут. И, между прочим, иногда и в самом деле что-то находят. И что хуже всего – запрещать им это бесполезно, пробовал…
   – А если их в камеру для безопасности? – выпучил глаза Витька. – Условия, конечно, не курортные, зато спокойнее.
   – Ты крышу-то чини! Чего это мы мою мать с ее подругой – в камеру? Я же тебе говорю – отправь к Кадецкой, а ее предупреди, пусть возьмет под свой контроль теток. Думаю, они много хлопот не доставят, им раз в неделю задания давать – и они в лепешку расшибутся, а потом еще полгода над отчетами станут корпеть. Ирине это сейчас полезно будет.
   – Да, верно, – затряс головой Потапов и понесся хлопотать.
   Теперь он бежал по коридору к Кадецкой. В конце концов, она этим делом занимается, так вот пусть и поработает с народом. У дверей кабинета Ирины Григорьевны толпились люди, значит, она была на месте.
   – Ирина, там мать Павла пришла, просит объяснить ей, что случилось с той женщиной на Тополиной. Волнуются тетеньки. Они живут недалеко, вы уж успокойте, как женщина.
   – Странно, почему Павел сам с ней не поговорит? Хотя… отправляй, поговорю.
   Обрадованный Потапов выскользнул за дверь, а Кадецкая только покачала головой. Никому нет дела до пожилых людей. Даже объясниться с ними никто не хочет. Понятно, старушки волнуются. И ведь живет же где-то изверг, у которого рука на старость поднимается!
   – Все, договорился, – влетел Потапов в кабинет. – Идите, она ждет вас.
   – Кто это она?
   – Кадецкая Ирина Григорьевна. Она как раз по этому делу работает, вот и расскажет вам все подробности, опишет, так сказать, положение вещей. Вам ведь не просто болтовня нужна, да? Вот и получите факты. Конечно, кое-что она не сообщит, но вы должны понимать – интересы следствия. Сейчас по коридору и направо, – выпроводил гостей Потапов и окунулся в пучину работы.
   Подруги прошли по коридору.
   – Пойдем-ка, зайдем в дамскую комнату, – предложила Василиса. – Не хочется, чтобы женщина думала, что у Павла мать сирая да убогая. Хоть в какой-то порядок себя приведем. Я, например, губы накрашу, только вчера помаду купила.
   Люся с досады крякнула. Так всегда! Только намечается серьезный разговор, как Василиса сразу же вспоминает о своей внешности. После посещения туалета подругам пришлось немало побегать по коридору, прежде чем отыскался нужный кабинет. Поговорить с Ириной Григорьевной оказалось достаточно много желающих, и у ее двери сидели и стояли граждане разных возрастов и социальных прослоек. Им пришлось, повыше задрав головы, бессовестно процокать каблучками в нужный кабинет, невзирая на очередь…
   – Эй, красавицы! Вы куда это? Сейчас я пойду, – вскочил мужичок в женской кофте со стойким ароматом перегара.
   – В чем дело, гражданин? – сверкнула очами Василиса. – Мы – инспектора по делам несовершеннолетних, к Ирине Григорьевне за документами. Вы – трудный подросток? Нет? Тогда успокойтесь!
   – Так бы сразу и сказали, а то «гражданин»! – осел мужик.
   Кадецкой оказалась женщина лет тридцати двух, очень приятной внешности.
   – Ирина Григорьевна, мы к вам по поводу убитых старушек. Я – Василиса Олеговна Курицына, а это Людмила Ефимовна…
   – Знаю, знаю, так что вы хотели?
   – Мы хотели бы подробности узнать.
   – М-м… давайте поступим так: сейчас у меня люди, а вечером я вам позвоню и мы договоримся о встрече, идет? Как вам позвонить?
   Василиса бойко продиктовала номер, на том и расстались.
   – Вот видишь, какие молоденькие девочки работают, а ты все боишься, что у нас ничего не получится, – выговаривала она Люсе всю дорогу.
   Подруга только согласно кивала. Вообще, Люсе сейчас не хотелось спорить, вчера они с Василисой улеглись спать около пяти утра: пока со старушкой провозились, потом с Ольгиной квартирой, потом, опять же, чаевничали до первых петухов. А из постели Васенька вытолкала Люсю раньше десяти, поэтому ни о каком расследовании думать не хотелось, а хотелось спать.
   – Люся! Ты совсем меня не слушаешь! – обиделась вдруг Василиса. – Я же тебе говорю: давай прямо сейчас зайдем к соседям Дарьи Семеновны.
   – А кто это – Дарья Семеновна?
   – Здравствуйте! Это та старушка, которая не дождалась тебя с документами. У которой приключился пожар и… Люся! Да ты спишь, что ли?
   – Знаешь, Васенька, ты сходи сама, а я – домой. Что-то мне нездоровится – голова побаливает, поясницу ломит, давление… Простуда, наверное.
   – Да нет, это старость. Типичные старческие симптомы, – деловито объяснила Василиса, заботливо беря подругу под руку и сбавляя шаг.
   – Вася! Ты так плетешься, с тобой ни к какой Дарье Семеновне не поспеешь. Шевелись, Васенька, шевелись, а то прямо уснула на моей руке.
   Они еще не придумали, в каком образе явиться перед соседями погибшей старушки, а судьба за них уже позаботилась. Прямо возле нужного подъезда шумела нарядная толпа, встречали жениха с невестой. В подъезде гуляли свадьбу. Свадьба – это был конек Людмилы и Василисы. Продолжительное время они работали в фирме «Улыбка» и зарабатывали тем, что проводили самые разные торжества. Проще говоря, Василиса выступала в роли тамады, а Люся – музыканта. Поэтому теперь любой праздник подруги могли организовать, что называется, с бегу. На их счастье, профессионального тамады на свадьбе у соседей Дарьи Семеновны не наблюдалось. Очевидно, родители решили обойтись своими силами, и теперь толпа галдела возле подъездных дверей, а испуганные, молоденькие свидетели не знали, как справиться с этим нашествием. Василиса поправила свои поредевшие локоны и вдруг, взмахнув руками, заголосила:
 
– А кто у нас лебедин?
А кто у нас молодой?
Женишок наш лебедин…
 
   Приглашенные шарахнулись в сторону. Жених и невеста тоже пооткрывали рты, видя, как высоченная баба, точно мельница, размахивает руками и не умолкая трындит брачные запевки. Рядом топталась маленькая остроносая женщина, прихлопывала в ладошки и верещала куплеты с еще большим энтузиазмом. По всему было видно: женщины свое дело знали.
   – Это Катенька с Лешей женятся, правильно? – не меняя мотива, пропела Василиса, пританцовывая возле пухлой бабенки.
   – Нет, Леночка с Игорем, – ответила женщина, по-видимому, мать невесты.
   – Значит, мы по адресу. Нас заказали друзья Леночки и Вити, – моментально сориентировалась Люся.
   – Игоря, – поправила пышка.
   – Я так и сказала – Леночки и Игоря. Не волнуйтесь, за все уплачено.
   – Но… Их друзья вас не могли заказать, они терпеть не могут наемных шутов.
   – Женщина, что вы от меня хотите?! – вконец оскорбилась Василиса и уставилась на женщину взглядом налогового инспектора. – Не мешайте нам работать! Я же вам русским языком объясняю, что ваши друзья всегда несут чушь. Мы можем и уйти. Только вам надо заплатить неустойку.
   Женщина тут же принялась интенсивно улыбаться и пришепетывать:
   – Нет-нет, что вы! Мы сами-то очень ценим народное творчество. Пусть и молодая сразу привыкает к бабьему вою. Продолжайте, никто вам мешать не будет… Раз уж без вас никак…
   Василисе пришлось успокоиться, и она направилась к гостям, а хозяйка облегченно вздохнула: теперь свадьба была в руках профессионалов.
   Пока молодожены с нарядным эскортом поднимались по лестницам, кто-то уже притащил Люсе баян, после чего толпа ввалилась в комнату уже с музыкой. Первые полчаса Василиса добросовестно накачивала гостей водкой – ей нужны были говорливые свидетели.
   – Я пью сейчас за молодых! Да здравствуют невеста и жених! – выкрикивала она лозунги, щедро наполняя рюмки.
   Не успевали гости осушить по первой, как зычно раздавался новый тост:
 
– Чтоб было счастье молодым,
Давайте все упьемся в дым!
 
   Присутствующие соглашались, а Василиса заливалась соловьем. Уже никто не вникал в смысл ее слов, да она и сама перепутала все на свете и сейчас выдавала тосты, так сказать, «из избранного». В данный момент Васенька со слезами на глазах пила за маму невесты, еще довольно молодую женщину. При этом она с пафосом декламировала стихи, посвященные явно семидесятилетию какого-то прежнего клиента.
 
– Я пью за маму невесты! Какой она человек!
Пусть за плечами семь десятков лет,
Но он так молод, хоть местами сед!
 
   Матушка новобрачной возмущенно хлопала накрашенными ресницами и собирала губы сердечком, но ее гнева не замечали. Наконец, Люся яростно рванула меха, и все повскакали с мест, пускаясь в пляс. Теперь Василисе можно было и отдохнуть, вернее, заняться настоящей работой. Она выскользнула на кухню и подошла к хозяйке – матери невесты, которую звали Ниной Павловной.
   – Нина Павловна, а вы давно здесь живете? – начала она издалека.
   – Да уж лет пятнадцать. Да какое это житье? Разве же это житье? Вон у нас в пятьдесят восьмой даже старушка от такой жизни скончалась. Прямо в пожаре задохнулась.
   – Разве она задохнулась? Я слышала, ее убили…
   – Слушайте! Вы нам праздник не портите! У нас свадьба, а вы про похороны.
   – Извините… А кто-нибудь из соседей у вас на свадьбе присутствует?
   – А как же! Из пятьдесят второй Анжела Сидоровна и Леонид Феофанович Ныркины. Очень положительные люди, Леночку мою, невесту, любят до безумия. Роман Петрович, опять же, Батонов из пятьдесят пятой. Вон тот, видите, который пельменями жонглирует.
   – Так у него всего один пельмень.
   – Правильно, остальные он уже слопал. Причем не только в своей тарелке. У него сейчас пост – с женой разошелся. Вы, если хотите про похороны поговорить, сразу к нему обращайтесь. Очень веселый человек, сейчас на кладбище работает, надгробья сторожит.
   Батонов Роман Петрович был мужчиной лет пятидесяти, поджарым и довольно экстравагантным. Он то и дело кокетливо закидывал парочку уцелевших волос на блестящую лысину и коварно поглядывал на дам мутным глазом. Не заметить этот персонаж было невозможно: его рубаха – красная в мелкий белый цветочек – знаменем алела среди черных костюмов остальных мужчин. Однако подойти к нему было непросто – этот гость, съев уже все пельмени, теперь прочно приклеился к Люсе. Просил ее сыграть а капелла Бетховена из Седьмой кантаты Чайковского. Василиса присела к Анжеле Сидоровне.
   – Какая замечательная свадьба! – льстиво заулыбалась она. – Вы ведь хорошо Леночку знаете, столько лет прожили в одном подъезде.
   – Ленку-то? Да кто ее не знает? Вся округа через этот подъезд прошла. Да ведь она уже второй раз замуж-то идет! Ох и везет девке! Только и таланта, что юбкой вертеть, а ведь какого мужика оторвала! Деньги хорошие зарабатывает, не пьет, сирота…
   – Скажите, а почему Дарью Семеновну не пригласили? – видимо, спьяну брякнула Василиса.
   – Так она сейчас не может, она же умерла на днях, – охотно пояснила Анжела Сидоровна.
   – Что вы говорите! Вот несчастье. Да и как же такое случилось? – заохала тамада.
   – А чего вы хотите? Старенькая уже была, да еще и по голове кто-то ударил. Милиционеров целая стая была, так вот они и говорили. Не мне, конечно, промеж себя. Да я специально по лестнице ниже спустилась, чтобы лучше было слыхать.
   – Ну-ну?
   – Ничего не «ну-ну», так и сказали: «скончалась от удара по голове тупым предметом». Ну а потом уже кто-то постарался, квартиру поджег, чтобы людей убитым трупом не испугать, – поясняла Анжела Сидоровна.
   – Благородный поступок, – в тон ей покачала головой Василиса. – А Дарья Семеновна одна проживала?
   – Одна. Сын вроде имеется, но проживает неизвестно где. Даже не знали, куда ему сообщить о смерти матери.
   – А квартира? Кому квартира перейдет?
   – Как кому? Государству! Она ведь никакого завещания никому не писала. Вот вы мне скажите, неужели нельзя было квартиру на соседей переписать, а? У меня, например, сын вот-вот женится, угол бы ему не помешал. Так нет, ни себе, ни людям.
   – Да, непродуманно вышло…
   – Да у нее все непродуманно! – вдруг осерчала соседка. – Ведь вы представляете, умереть, когда в доме пожар! А если бы огонь на наши квартиры перекинулся? Ладно, вон Ромку Батонова пожарники затопили, он под Дарьей Семеновной живет, а если бы нас?
   – А скажите, кто-нибудь приходил к вашей соседке? Гости или друзья?
   – Ха! А то нет! У бабки же проходной двор был, а не квартира! То она чем-то торговала, то у нее кто-то квартировал, то гаданьем занималась. И захочешь, а всех не упомнишь. Давай уже выпьем за Дарью Семеновну. Горько!! – завизжала Анжела, и Василиса поняла, что больше беседа у них не сладится.
   – Люсь, сворачивайся, давай домой, нам же позвонить должны, – толкнула она в бок раскрасневшуюся подругу, которая, по всему было видно, и не собиралась вспоминать, что должна звонить Кадецкая.
   – Вы, дамочка, напились, так ведите себя прилично, – неожиданно встал в позу краснорубашечник Батонов. – Оставьте мою даму в покое и не смейте ее тыкать своим грязным пальцем.
   – Люсь, поднимайся! – шипела Василиса.
   – Васенька… Я не могу. Это жестоко – оставить людей без песен в такой день, – наивно лепетала Люся и украдкой косилась на Романа Петровича. – Ты иди… Ведь и в самом деле звонить должны, а я попозже… сама…
   – Ты в своем уме? Хотя да, в своем… Люся, по одному ходить опасно!
   – А мы по двое пойдем! – браво выпятил костлявую грудь господин Батонов. – Я сегодня ангажирую эту даму! В смысле провожаю!
   – Иди, Вася, ну что я – маленькая? – покраснела Люся и зашептала подруге на ухо: – Когда он пойдет меня провожать, я его про Дарью Семеновну расспрошу.
   – Ну смотри, как знаешь, – фыркнула Василиса и улизнула домой, не попрощавшись.
   Люся опомнилась, когда время перевалило за полночь. Ряды гостей заметно поредели, невеста с женихом уже давно куда-то подевались, и сама хозяйка сладко похрапывала в соседней комнате. Зато ее муж, крепенький голосистый мужичок, через каждую минуту подскакивал и зычно кричал:
   – А теперь по полной за здоровье внуков!
   Судя по заплетающемуся языку, сегодня он обеспечил здоровьем всех потомков до десятого колена. Люсю долго не отпускали, буквально висели на ее руках и лезли целоваться, но баянистка была несгибаема. Провожал ее, конечно же, Роман Петрович. Они шли по весеннему ночному городу, пахло свежей зеленью, где-то слышалась музыка, и Люся тихо задавала вопросы кавалеру о трупе Дарьи Семеновны.
   – Когда нашли убитую вашу соседку? Вы при жизни хорошо ее знали?
   – Да, я знавал ее. Но не только ее одну… Помнится, у меня случилось одно прекрасное знакомство… У нее было замечательно редкое имя – Манефа Венедиктовна. Я с ней…
   – О Манефе потом, – пресекла полет его воспоминаний Люся. – Неужели вам нечего сказать про Дарью Семеновну?
   – Господи, ну почему же нечего! Конечно, есть, только это… как бы выразиться… другое чувство… К Манефе была пылкая страсть, а к Дарье Семеновне так, соседские чувства, ничего более. Это не весенние воспоминания.
   – Ну что же, мне теперь до зимы ждать, чтобы вы вспомнили? Расскажите, меня последнее время интересуют исключительно соседские чувства.
   – Ну… к соседке у меня были только чувства благодарности. Она спасла моего сына.
   – Спасла? Как это? С ним что-то стряслось?
   – Да, с ним случилась совершенно жуткая вещь – пришла повестка из военкомата.
   – И?
   – Надо было проходить медкомиссию, сдавать анализы… Вот Гошка и обратился к бабе Даше. Та ему свои дала.
   – Вы издеваетесь, да? – взвилась Люся. – Как это свои?
   – Обыкновенно. Надо было мочу нести…
   – Я уже знаю такой анекдот! Такого в жизни не бывает!
   – А я вам говорю, бывает! Кстати, вам не кажется, что за нами кто-то крадется? Нет? Так вот я вам рассказываю – что уж бабка ему дала, никто теперь не знает, но парня врачи признали к службе непригодным. И, надо сказать, до сих пор по кабинетам таскают. А парень здоров, как племенной бык! У меня и жена на той же почве свихнулась. «Вот, говорит, Гоша из-за той урины теперь с нами, жив и здоров. Я, говорит, слышала, что очень многие ее внутрь принимают, нам это тем более будет полезно!» И стала пить!
   – Каждый человек делает что хочет, – мудро высказалась Люся.
   – Так я-то не хотел! А она меня заставляла! И знаете, что придумывала? Продукт этот она мне в пиво лила! Поди там разберись. У меня и лысина от этого образовалась. Я не мог больше вынести такого зверства, и жена меня бросила.
   – Ну и при чем здесь чувство благодарности к соседке? – недоумевала Люся.
   – Да кто там за нами все время крадется? – оглянулся Батонов. Затем с энтузиазмом продолжил: – Так вот, за этот развод я готов бабе Даше ноги целовать! Хотя нет, сейчас уже не готов… Я один остался в двухкомнатной квартире, йогой стал заниматься! Вы, Люсенька, не поверите, я в любой морской узел сейчас завязаться могу!
   – Главное, чтобы потом еще и развязаться смогли. И все же, давайте поговорим о Дарье Семеновне. Как ее фамилия, кстати?
   – Зайцева. Но давайте лучше я вам про Аделаиду Владимировну расскажу. Такая женщина!!
   С большим трудом Люсе удалось все же вытянуть из ветреного провожатого некоторые сведения. Пострадавшая жила одна, сын где-то был, но его уже несколько лет не видела даже сама Зайцева. Занималась бабуля чем придется, и вокруг нее постоянно крутились люди разных возрастов и национальностей. В целом была улыбчива, доброжелательна и врагов не имела. Во всяком случае, никто даже не мог себе представить, как бы она с кем-то поссорилась. Вот, пожалуй, и все. Больше провожатый ничего путного не мог собщить.