Забирко Виталий. Слишком много приведений

   - Врачам виднее, - осторожно сказал я. - Еще недели не прошло, ранение серьезное...
   - Ну и что с того? Смотри.
   Владик снял кепочку. Левая сторона головы была обрита, заросла недельной щетиной, и под ней с трудом угадывалось полукружье белого тонкого шрама. Не знай я, когда произошло ранение, точно бы решил, что не менее года назад. Целители из моих "мелких бесов" были хоть куда.
   - Зажило, как на новом русском, - криво усмехнулся Владик, - без каких-либо последствий. И, главное, чувствую себя абсолютно здоровым человеком. Домой хочу, а меня здесь еще месяц собираются держать. Исследования, наблюдение, тесты, процедуры... Комплекс, как для собаки Павлова.
   Это мне было знакомо. Самого недавно пытались в подопытные кролики сосватать.
   - Если все так хорошо, чего ты здесь сидишь? - спросил я. - Тебе что, выписка из истории болезни нужна или больничный лист? Есе к оплате предъявлять будешь?
   - Ага, жди, он оплатит... - начал было Владик и осекся. Он с удивлением посмотрел на меня и тихо рассмеялся. - Ты, как всегда, прав. Не выпишут, сам уйду. - Он свесил ноги с койки. - Где тут мои тапочки?
   В этот момент дверь отворилась, и в палату вошел интерн Матюхин. Все такой же представительный, осанистый, серьезный.
   - Добрый день, - сказал он, по своей привычке держа руки в карманах халата. - Роман Анатольевич, вас хочет видеть завотделением.
   - Зачем? - удивился я.
   - Он вам сам объяснит. Пройдемте.
   Матюхин был со мной одного роста, но создавалось впечатление, что он смотрит на меня сверху вниз. Как на опаре, росло его самомнение и чувство собственной значительности - куда там профессору Мильштейну до гонора интерна. Уйдет профессор на пенсию, этот ученик его и на порог родного отделения нейрохирургии не пустит.
   Я пожал плечами и молча прошел за интерном в кабинет завотделением. Вопреки ожиданию, меня встретил не профессор Мильштейн, а хирург, ассистировавший профессору во время операции. Опять я ошибся - не та должность для профессора, скорее всего, он руководит кафедрой в мединституте.
   - Василий Андреевич Артамонов, - представил Маткюхин. - Наш завотделением.
   Артамонов вышел из-за стола, пожал мне руку, усадил в кресло.
   - Чай, кофе? - предложил он.
   - Спасибо, нет.
   - А я кофейку выпью, с вашего позволения. Лев Александрович, распорядитесь, пожалуйста.
   Матюхин, сообразив, что его выпроваживают, быстро ретировался. Артамонов не стал возвращаться на свое место, а сел напротив. Был он грузен, но не толст, и его фигура олицетворяла собой этакую основательную российскую кряжистость, как на картинах Васнецова. В былинные времена люди подобного физического склада ходили в доспехах на Мамая, в новейшей истории - валили в Сибири лес и теперь в основном трудились в, так сказать, "смежных" специальностях. По большей части мясниками на рынках, но некоторые, как Артамонов, и хирургами. Все-таки привычка рубить врагов мечами в капусту угнездилась в них на генетическом уровне, хотя и трансформировалась, согласно требованиям времени.
   - Курите?
   Артамонов придвинул по столу пачку "Chesterfield".
   - Спасибо, у меня свои.
   Я достал из кармана "Camel", мы закурили. Сестра-хозяйка внесла чашечку кофе, поставила на стол и тут же вышла.
   - Роман Анатольевич... - Артамонов отхлебнул кофе, затянулся сигаретой. - Давайте говорить напрямую, без обиняков. Вы не родственник Владислава Ступина, но... скажем так, его друг и оказываете на него существенное влияние.
   Умело обойдя щекотливую тему оплаты операции, Артамонов выжидательно уставился на меня. Внешне он ничем не напоминал следователя Серебро, и все же что-то неуловимое их сближало. Манера пытливо смотреть на собеседника неподвижным взглядом, что ли?.. Мне вдруг показалось, что я где-то видел Артамонова, встречался с ним при не совсем обычных обстоятельствах. Но где именно, хоть убей, припомнить не мог. Мешало воспоминание о его странном, царапающем взгляде, которым он одарил меня в коридоре больницы после операции.
   - Я вас слушаю, - уходя от прямого ответа, прервал я затянувшееся молчание.
   Артамонов снисходительно улыбнулся и продолжал:
   - Ваш друг категорически настаивает на своей немедленной выписке. Я его прекрасно понимаю - больница не лучшее место для приятного времяпрепровождения, но и вы должны понимать, что травма черепа это не царапина, не ушиб, и хирургическое вмешательство здесь посерьезнее, чем при резекции желудка. Период реабилитации после подобных операций затягивается иногда на долгие месяцы, а то и годы...
   Я протестующе выпрямился в кресле. Артамонов, похоже, собирался прочитать пространную лекцию, но я очень не люблю, когда меня принимают за полного профана.
   - Минуточку, Василий Андреевич, - вклинился я в монолог хирурга. - При чем здесь реабилитация? Давайте рассматривать конкретный случай. Насколько я знаю, у Ступина не наблюдаются какие-либо посттравматические отклонения. Ни в психике, ни в мозговой деятельности, ни в координации движений. Или у вас другие данные?
   Артамонов тяжело вздохнул.
   - У меня нет полных данных о его здоровье, - с нажимом сказал он. Комплекс исследования мозговой деятельности рассчитан как минимум на месяц, поэтому ни положительного, ни отрицательного заключения на данном этапе я дать не могу.
   - Пусть так. Но отрицательных отклонений вы пока не выявили?
   - Пока нет. Даже наоборот, если говорить о чисто внешней восстановительной симптоматике. Заживление раны, регенерация тканей, образование костного нароста прошли так быстро, как не бывает даже у беспозвоночных. Это настолько уникальный случай, что...
   Артамонов запнулся.
   - Продолжайте, продолжайте, - с усмешкой подбодрил я.
   - Не в этом дело, - отмахнулся Артамонов и затушил окурок в пепельнице. - Сейчас речь идет об установлении окончательного диагноза, без которого я не имею права выписать пациента.
   - Нет уж, давайте все-таки продолжим предыдущую мысль, - не согласился я с переменой темы. - Буду тоже говорить прямо, без обиняков. С точки зрения медицины столь уникальный случай быстрого выздоровления заслуживает детального изучения, долговременного наблюдения в стационаре, научных исследований. На нем можно защитить не только кандидатскую диссертацию, но и докторскую. Однако вам, Василий Андреевич, не приходит на ум, что между пациентом и подопытным животным существует громадная разница?
   Лицо Артамонова пошло пятнами, но он сдержался.
   - Я практикующий хирург, для которого прежде всего существуют врачебная этика и врачебный долг, - натянуто сказал он. - Именно поэтому не имею права выписать вашего друга. Случись с ним что-нибудь дома - например, кровоизлияние в мозг, - и меня отдадут под суд.
   - Только вот этого не надо, - поморщился я. - В подобных случаях пациент подписывает заявление, что снимает с вас всякую ответственность за любые рецидивы. И все.
   Артамонов порывисто встал, обошел стол, сел за него, пододвинул к себе какие-то бумаги.
   - Делайте как хотите, - раздраженно пробурчал он, не поднимая головы.
   - Вот и договорились.
   Я тоже встал, еще раз окинул фигуру Артамонова взглядом и направился к выходу. Определенно мы с ним где-то встречались, и память об этой загадочной встрече меня неприятно беспокоила.
   Владик сидел в палате один. Койка была аккуратно застелена, с тумбочки исчезли личные предметы - будильник, электробритва, зеркальце и прочая мелочь. Независимо от результатов моих переговоров, Владик не собирался оставаться в больнице.
   - Зайди к завотделением, - сказал я, - подпиши бумаги, что ты снимаешь с них ответственность за свое здоровье. И - свободен.
   - Давно бы так, - обрадовался Владик, подхватился со стула и поспешил к Артамонову.
   Я взял полиэтиленовый пакет с вещами и вышел вслед за ним из палаты. Любопытно, куда это подевались Люся со Светой? Не успел я о них подумать, как сестры появились в коридоре отделения с лестничной площадки. Обе несли в руках по огромному букету белых и красных роз.
   - Как дела? - издали поинтересовалась Люся.
   - Выписывают. Через пять минут поедем. А цветы откуда?
   - Это для медперсонала. Поблагодарить за лечение.
   - Я спрашиваю, где вы здесь, на окраине, ухитрились раздобыть такие цветы?
   - Где, где... Твоя домоправительница заранее на заднее сиденье положила.
   Я промолчал. Не было ничего на заднем сиденье, когда мы сюда ехали. Сейчас Рыжая Харя цветы в машину подбросила, для нее это пара пустяков.
   Глава 16
   -Куда едем? - спросил я, когда все уселись в машину.
   - Домой... - раскрепощенно выдохнул Владик. Я вывел машину за ограду больницы и осторожно повел по ухабам достопамятного переулка. Возле ямы с флажками вяло ковырялась бригада строительных рабочих, засыпая ее щебнем. На солнцепеке работа у них не спорилась. Интересно, а как поступил Серебро с тремя могилками киллеров на кладбище - тоже раскапывал и проводил эксгумацию трупов?
   - Домой - это куда? - поинтересовался я.
   - Ко мне, - сказала Светлана. - Сивцева Балка, тридцать шесть. Знаете, где это?
   - Знаю.
   Некогда рабочий поселок Сивцева Балка, состоящий всего из одной, но очень длинной и извилистой улицы, находился на противоположном конце города, и фактически с него в начале века начал разрастаться Алычевск. В конце семидесятых годов барачные постройки поселка снесли, возвели несколько девятиэтажек улучшенной планировки, и некоторое время район Сивцевой Балки считался престижным, хотя и находился в отдалении от центра. Здесь получали квартиры научные сотрудники, преподаватели вузов, артисты драматического театра и все прочие, кого по тем временам относили к интеллигенции. В наши же дни переоценки ценностей, когда интеллигенция превратилась в сборище изгоев, Сивцева Балка как-то сразу захирела и грозила лет через десять-пятнадцать снова перейти в разряд натуральных трущоб, а репутацию самого престижного района приобрел дачный поселок далеко за городом в Павловой роще.
   Мы проехали уже полпути до дома Светланы, когда Владик неожиданно сказал:
   - Ребята, может быть, на природу выедем? Как представлю, что опять окажусь между четырьмя стенами, становится тошно.
   - Действительно, Рома, - загоревшись, подхватила предложение Люся с переднего сиденья, - давай махнем на озеро в Павлову рощу!
   - На природу можно, - согласился я. - Только не в Павлову рощу, там теперь сплошь и рядом частные владения и к воде за километр не подступишься.
   Одна Светлана не согласилась, озабоченная здоровьем Владика.
   - Влад, как ты можешь? - возмутилась она. - Самая жара, а тебе врач категорически запретил бывать на солнце.
   - Светик, пожалуйста... - просительно протянул Владик.
   - Ничего страшного, тень мы ему организуем, - весело заверил я, припарковывая машину возле небольшого магазинчика с гордой вывеской "Супермаркет". - Подождите немного, затоварюсь, и поедем.
   Идея с пикником мне понравилась. Впервые за последнее время у меня было прекрасное настроение. Может, благодаря Люсе, может, тому, что наконец-то получил возможность побыть в нормальной человеческой компании, в которой можно полностью раскрепоститься и не думать над каждым словом. Как своим, так и чужим. Плевать мне было и на Серебро с его группой "Кси", и на киллеров Грызлова. И пусть хоть день труп господина Популенкова спокойно полежит в гробу, не ворочаясь с боку на бок... Как все-таки приятно ощущать себя свободным и независимым!
   В магазине, находясь в радужной эйфории, я бросал в тележку все, на что падал глаз. Нарезки сырокопченых колбас, ветчины, сыра, балыков, апельсины, бананы, зеленый лук, петрушку, пакеты кетчупов, какие-то консервы, поставил несколько бутылок шампанского, фанты, положил пару коробок конфет, мороженое, торт, полиэтиленовую скатерть, пластиковые стаканчики, одноразовые тарелки... В общем, на кассе меня задержали минут на пять, пока подсчитывали стоимость. Вдобавок молодой парень в фирменной зеленой безрукавке обслуживающего персонала не захотел выпускать на улицу с тележкой. Пришлось сунуть ему десять долларов, и он с превеликим удовольствием сам выкатил тележку на тротуар и помог загрузить продукты в багажник.
   - Едем на Карьер, - сказал я, садясь в машину.
   - Там же искупаться негде, - надула губы Люся.
   - Зато есть родник, лес и нет людей, - сказал я. - Никто мешать не будет.
   Мои аргументы убедили всех, и мы поехали.
   Песчаный карьер располагался километрах в десяти к востоку от города, и к нему вела разбитая, колдобистая дорога. Неудивительно, строили дорогу где-то в пятидесятые годы и потом вряд ли хоть раз ремонтировали. Некогда здесь брали песок для строительных нужд, но внезапно карьер затопили грунтовые воды, и добычу песка пришлось прекратить. С открытыми водоемами у нас всегда была проблема, поэтому тогдашние городские власти решили извлечь из этого случая некоторую выгоду и организовать у стихийно образовавшегося озера курортную зону. Посадили вокруг сосновый лес, он прижился, но... ничего из благородной затеи не получилось. Грунтовые воды как внезапно пришли, так внезапно и ушли, лишь на северном глинистом склоне остался небольшой родник. Сосновый лес (такая же редкость в наших местах, как и озера) вырос, покрыл склоны карьера, но отдыхать сюда никто не приезжал - далековато от города, да и что это за отдых по нашей жаре и без водоема? Осенью сюда наведывались грибники, в остальные же времена года здесь не было ни души.
   Пока мы ехали, Люся сидела молча, а Света с Владиком о чем-то тихо шушукались на заднем сиденье.
   - Роман, - обратился ко мне Владик где-то посредине пути, - мне тут сказали, что ты заплатил за операцию.
   - А! - досадливо отмахнулся я - колдобистая дорога отбирала все внимание. - Не бери дурного в голову.
   - Нет-нет, - подключилась Света. - Мы вам отдадим. Попозже, правда...
   - Замнем для ясности, - снова отмахнулся я.
   -Обязательно отдадим,-твердо сказал Владик.
   - Послушай, Влад, ты помнишь наш последний разговор в погребке? спросил я.
   - Помню.
   - Ты тогда посоветовал употребить мои способности в казино. Я воспользовался советом и выиграл на ипподроме кучу денег. Так что с меня причитается. К тому же, чего греха таить, мы теперь почти родственники...
   Не знаю, что дернуло за язык сказать последние слова, но вырвались они у меня просто и обыденно, как само собой разумеющийся факт. Ни тени сожаления не испытал, наоборот, нечто вроде возвышенной гордости, что беру на себя всю ответственность за наши с Люсей отношения, теплом разлилось в груди. Никогда не думал, что способен на возвышенные чувства и что они могут быть столь приятны.
   - Ай да Люська! - ахнула сзади Светлана. - Неужели на нашу недотрогу нашелся-таки мужик?
   Она прыснула, а Люся смутилась и отвернулась к окну. Светлана перегнулась к сестре через спинку сиденья и что-то зашептала на ухо.
   - Да ну тебя! - отмахнулась Люся.
   Мое внимание рассеялось, я пропустил очередную рытвину, и нас настолько ощутимо тряхануло, что у кого-то щелкнули зубы.
   - Черт! - выругался я, давя на тормоза. - Все в порядке?
   Вопрос прозвучал чисто в американском стиле, но я, оглядываясь на Владика, надеялся, что с ним в отличие от героев голливудских боевиков действительно ничего не случилось. Все-таки человек после операции на мозге.
   - Нормально, - кивнул мне Владик.
   - Шетш... - внезапно прошамкала Светлана, закрывая руками рот. На глаза у нее навернулись слезы. - Яшык пшы-кушыла...
   - Ну-ка покажи! - Люся повернулась к ней, оторвала руку от лица, заглянула в рот. - Ничего страшного. Меньше будешь гадостей на ухо говорить.
   Сказала это серьезно, но таким наивным тоном, что все рассмеялись. Даже Светлана, несмотря на боль.
   Минут через десять мы наконец подъехали к Карьеру. Собственно, от самого карьера осталось только название, до сих пор бытующее в городе, так же как народное название района Хацапетовка. Сорокалетние сосны и кустарниковый подлесок сгладили склоны, и карьер теперь ничем не отличался от природной впадины, где каким-то чудом, а вовсе не благодаря людским стараниям, образовался лесной оазис посреди степи.
   Я подвел машину к Карьеру со стороны северного склона, поближе к роднику, и остановил ее под соснами. Мы вышли, стали распаковываться и выбирать место для пикника.
   Как вскоре выяснилось, выбор Карьера для пикника был не очень удачным. Трудно в сосновом лесу в летний зной отыскать прохладу - мачтовые сосны, голые снизу, словно телеграфные столбы, и с редкими кронами на самой вершине, почти не дают тени. Я бывал здесь несколько раз осенью, и потому мне представлялось, что это прекрасное место. Осенью - да, но летом... Не напрасно сюда по жаре никто не ездил.
   И все же неподалеку от родника мы нашли более-менее подходящую полянку, поросшую густой травой. Здесь была хоть какая-то тень, а по склону, как в аэродинамической трубе, дул слабый ветерок.
   Пока женщины расстилали полиэтиленовую скатерть и готовили импровизированный стол, я отнес несколько бутылок шампанского и фанты к роднику и опустил в ключевую воду.
   - Роман, - позвала Люся, - а ты хлеб купил?
   - Забыл, - честно признался я, возвращаясь на полянку. Совсем о другом думал в супермаркете, бросая в тележку все, что под руку подворачивалось. Хлеб, к сожалению, не "подвернулся".
   - Как же мы есть будем? - расстроилась Люся. - Хотели бутербродов наделать, так как ни вилок, ни ложек нет. Один нож на всех.
   - И еще тень нам родственничек обещал, - глядя в сторону, недовольно пробурчала Светлана. Не настолько мы были с ней знакомы, чтобы она в глаза высказывала свои претензии.
   - Что делать, что делать... - Я развел руками. - Колдовать будем!
   Где наша не пропадала! Не упала же в обморок Люся, когда впервые увидела Рыжую Харю, авось и Владик со Светланой нормально воспримут ее появление. Надеюсь, Рыжая Харя подготовит их психологически, иначе все удовольствие от пикника пропадет.
   Я полез в карман и достал золотую монету.
   - Если решка - ничего не получится, а орел - начнется колдовство.
   - Каким образом?
   - Домоправительница из-под земли появится и организует и хлеб, и тент.
   Владик понимающе улыбался. Думал, вероятно, что все припрятано в машине.
   - Ты бы лучше загадал, чтобы ребром встала, - подначил он. - Вернее будет.
   Я внимательно посмотрел ему в глаза. Парень не из трусливых, но как он воспримет появление Рыжей Хари?
   - Пусть будет по-твоему, - пожал я плечами и щелчком подбросил монету в воздух.
   С мелодичным звоном она описала красивую дугу и упала в баночку с красной икрой, встряв ребром. Над поляной разнесся гомерический хохот.
   - Умеешь... - перебарывая смех, выдавил из себя Владик. - Колдуй...
   Не знаю почему, но я обиделся и запретил Рыжей Харе показываться на глаза.
   - Не веришь, что монета на самом деле ребром встанет?
   - Да ну тебя, - отмахнулся Владик.
   - Она вправду золотая? - попыталась сгладить неловкость Светлана, извлекая монету из баночки.
   - На зуб попробуй, только не сломай, это не язык прикусывать, предложил я. Светлана насупилась.
   - Роман, зачем ты так? - возмутилась Люся.
   - Извини, Света, - сказал я, поняв, что перегнул палку. - Действительно золотая и самой высшей пробы.
   Я взял коробку конфет, положил на землю, где поровнее, и отобрал у Светы монету.
   - Присаживайтесь. Все сели на траву.
   - Смертельный номер! - провозгласил я голосом циркового конферансье. Исполняет... Владислав Ступин. - Я протянул монету Владику. - Бросай. Если ребром на коробке встанет, значит, так и должно быть, и я имею право на чудеса.
   Владик с сомнением повертел монету в руках, поморщился.
   - Давай не будем, - сказал он. - Уже не смешно.
   - Бросай! Насчет смертельного номера я пошутил. Владик пожал плечами и легонько подбросил монету над коробкой. С глухим стуком монета ударилась в картон и неподвижно застыла на ребре, будто опять встряла. Наверное, появление Рыжей Хари из-под земли не вызвало бы у Владика со Светой такого ступора, как положение монеты.
   И тогда я понял, что никакого "колдовства" не будет. Света с Владиком обыкновенные люди и не воспримут джинна из бутылки в образе Рыжей Хари как само собой разумеющееся. На что Серебро, полжизни изучающий трансцендентные явления, и тот относится ко мне с опаской, а они если и не испугаются, то будут затем всю жизнь сторониться. Пример Люси не в счет, она меня и в образе лукавого с рогами и копытами любить будет... Так что придется всю жизнь таиться, если хочу, чтобы меня принимали за нормального человека.
   Я щелчком сбил монету с коробки в траву и встал.
   - Будет вам сейчас и хлеб, и тень, - сказал я и направился вверх по склону к машине.
   Рыжая Харя так и не появилась, но на капоте лежало аккуратно свернутое полотнище тента с длинными кольями, авоська с хлебом, стоял магнитофон. Похоже, Рыжая Харя лучше меня разбиралась в пикниках.
   - Свершилось чудо! - громогласно объявил я, спускаясь по склону к полянке и потрясая над головой авоськой.
   - Могло бы и пораньше, - промолвила Светлана, отбирая хлеб.
   Владик сидел на траве возле коробки с конфетами и упорно пытался установить на нее монету ребром. Ничего у него не получалось.
   - Как это тебе удалось? - заинтригованно спросил он.
   - Ты когда-нибудь слышал, чтобы факир раскрывал суть фокуса? Чудо должно быть чудом, а не ловкостью пальцев, - отшутился я. - Давай тент ставить.
   Пока мы ставили тент, девушки приготовили бутерброды. Наконец все расселись вокруг расстеленной скатерти. Люся протянула мне бутылку шампанского.
   - Открывай.
   - Нет уж, - отказался я и передал бутылку Владику. - Среди нас есть профессионал в этой области. Заодно и проверим, не утратил ли он свои навыки.
   Владик усмехнулся, поискал вокруг глазами, не найдя ничего лучшего, набросил на сгиб руки вместо полотенца авоську, ловко сорвал пробку и стал разливать шампанское по пластиковым стаканчикам. А я вдруг понял, что не хочу шампанского. Мне бы чего-нибудь покрепче... Понимание, что я не такой, как все, и практически никому не могу открыться, горьким осадком лежало на душе.
   Украдкой я перевел руку за спину и почувствовал, как в ладонь скользнула пузатенькая бутылка.
   - А мужчинам - вот этого, - сказал я, протягивая Владику бутылку.
   - Нет-нет! - запротестовала Светлана. - Владику нельзя! Чуть-чуть шампанского и все. Врач запретил.
   - И тебе лучше не надо, - поддакнула Люся. - Ты за рулем.
   - Надо, - непреклонным тоном сказал я. - От одной рюмки ничего не будет.
   -Владик взял бутылку, посмотрел на этикетку.
   - "Hennessy"? - Он бросил на меня лукавый взгляд. - Что, понравился?
   - Как видишь, - пожал я плечами. Понятия не имел, что там Рыжая Харя сунула в руку.
   Мы выпили за здоровье Владика, немного поговорили о том злополучном дне, когда все произошло. Люся сказала, что очень рада, что для Владика все так хорошо закончилось, к тому же не случись несчастье, мы бы с ней не познакомились. Владик невесело рассмеялся, а Люся сконфузилась. Затем поговорили о работе, вспомнили Есю, его погребок, где все еще шел ремонт... В общем, трепались ни о чем, о разных пустяках, которых в моей теперешней жизни ох как не хватало.
   Вначале я еще пытался поддерживать беседу, затем больше слушал, да и то, честно сказать, вполуха. А потом и полностью выключился из разговора, лег на спину, закинул руки за голову и уставился в безоблачную синь над головой. Правильно мы сделали, что выехали на природу.
   Небо над головой было пронзительно голубым и настолько бездонным, что кружилась голова и захватывало дух. Почему древние народы думали, будто над ними небесная твердь? Я попытался поставить себя на место предков и увидеть небо их глазами, но не смог. Слишком много материалистических истин засело в голове, чтобы мне удалось хотя бы в воображении поменять толщу азотно-кислородной атмосферы, отделяющую нас от бесконечного космоса, на твердокаменный хрустальный купол. Возможно, в далеком-далеком будущем люди так же не смогут понять, почему мы пугались трансцендентных явлений, элементарно объяснимых с точки зрения их знаний, как мы не понимаем наших предков с их мистическими представлениями о громе и молнии.
   Из магнитофона лилась приглушенная музыка, и певица с затаенной болью пыталась кого-то убедить:
   - Давай оставим все, как есть,
   - Счастливых бог не судит!
   Давай оставим все, как есть,
   - И будь что будет...
   Милая наивная девочка, многое я бы дал, чтобы вернуть то, что было... "Nevermore".
   Пытаясь стать на точку зрения потомков, я "проник" взглядом за пределы атмосферы и вообразил в открытом космосе инопланетный корабль, барражирующий неподалеку от Земли. И вроде бы "увидел", но представить, что контингент корабля полностью состоит из соплеменников Рыжей Хари, не получилось. То ли фантазия у меня бедная, то ли чересчур крепко въелся в сознание антропоцентризм. Почему-то экипаж корабля состоял сплошь из "ксенологов" под руководством следователя Серебро. Чушь какая-то. Очередной выверт подсознания, бред наяву.
   Бездонное небо заслонило лицо Люси.
   - О чем ты думаешь? - спросила она.
   - Да так... ни о чем.
   Я приподнялся на локтях и посмотрел вокруг. Света с Владиком уединились под тентом; вытянув ноги, она сидела на траве, а Владик лежал на спине, положив голову ей на колени. Они тихо разговаривали, и никто им не был нужен. Света сняла с Владика шапочку и осторожно гладила его по стриженой голове.
   - Давай выпьем, - предложил я Люсе.
   - Не надо, Роман... Тебе еще машину вести.
   - Уговорила, - легко согласился я и сел. - Налей мне, пожалуйста, фанты.
   Фанта уже нагрелась на солнце и стала противной. Надо было сходить за бутылкой к роднику. Я снова бросил взгляд на Свету с Владиком, и мне стало завидно.