Забирко Виталий. За стенами старого замка

Забирко Виталий
За стенами старого замка

   Виталий Забирко
   За стенами старого замка
   Камил сидел на диване, болтал ногами и наблюдал, как мать мечется по квартире и собирает вещи.
   - Мам! - позвал он. По своему несовершеннолетию он не понимал, что попытка отвлечь женщину от укладки чемоданов равносильна попытке отнять у голодного тигра кусок мяса. Конечно, не столь опасная, но абсолютно бесполезная.
   - Мам! - снова позвал он.
   Реакция нулевая.
   - Мам, ты слышишь? Меня в замок пустят?
   - Отстань, ради бога... - сдавленно выдохнула мать.
   Нажав коленом на крышку чемодана, она проявляла недюжинную силу, пытаясь его закрыть. Или раздавить. Если посмотреть со стороны, то, пожалуй, точнее было второе.
   - Пустят... - процедила она. - И меня пустят, всех пустят...
   Замки, наконец, щёлкнули, зафиксировав чемодан в бегемотоподобном состоянии. Мать сдула с потного лба чёлку.
   - Билеты у нас уже куплены, - сказала она, - так что не беспокойся, в вагон мы сядем, и никуда я без тебя не уеду.
   - Вагон? - Камил опешил. - Причём тут вагон? Да нет, мам, я тебя не о поезде спрашиваю! Даже смешно, будто я маленький, чтобы такое спрашивать! Он соскочил с дивана и сунул ей под нос открытку. - Я про замок! Вот посмотри... Видишь? Меня туда пустят?
   - Замок? - она отрешённо скользнула взглядом по открытке. - Ах, Козинский замок... - Больше она ничего не сказала, потому что её глаза уже нацелились в следующую жертву - жёлтую кожаную сумку.
   - Так, мам... - вновь заканючил Камил.
   - Пустят, пустят... - отмахнулась мать. Сумка начала полнеть необъятным кожаным брюхом. - Костюмчик тёплый, тебе на вечер, там ночи холодные, село... Куда это тебя пустят?!
   - Да в Козинский же замок! И не бери ты этот костюм - не замёрзну! Лучше меч мой возьми.
   - Ну уж нет! Я твоими войнушками по горло сыта! Деревяшку себе и там выстругаешь!
   Сумка жалобно заскрипела, поглощая злополучный костюм. Затем последовали свитер, джемпер, пара рубашек, блузка, юбка, две кофточки, шерстяное платье...
   - Мама, - заворожено спросил Камил, как обычно делал в таких случаях папа, - мы что, на Северный полюс едем, да?
   - Не мешай! - рассердилась мать. - Лучше займись-ка своим делом! Она начинала нервничать, потому что жёлтая сумка уже превратилась в округлого упитанного монстра, а рядом высилась груда ещё не упакованных вещей.
   Камил немного подумал, какое у него может быть сейчас своё личное дело, и снова осторожно спросил: - Мам, так меня всё-таки пустят в Козинский замок или нет?
   - О, господи! - простонала она, и это в равной степени относилось как к сыну, так и к жёлтому чудовищу, начинающему проявлять признаки несварения желудка. - Пустят!!! Я-сама-тебя-туда-выпру-в-три-шеи-только-отстань-тысейчас-от-меня!
   Камил затих, примостился на диване и положил на колени открытку. Козинский замок был чисто славянским, без знаменитой западноевропейской мрачности - угрюмых неприступных стен и высоких сторожевых башен. Приземистая низкая стена из серо-рыжего сланца, а за ней немного сумрачные постройки - вот и всё сооружение. Стась, наверное, скажет: "Подумаешь, замок! Разве это замок?" А сам будет отчаянно завидовать. А потом смирится и, открыв рот, будет слушать его, Камила, рассказы. Об отважных рыцарях, защитниках крепости, о дерзких набегах алчных и кровожадных крестоносцев... Ну и, естественно, его, Камила, похождениях.
   К тёте Аге они приехали в полдень. От станции до посёлка пришлось тащиться пешком, что-то около двух километров. Было воскресенье, и о попутной машине нечего было и мечтать. К концу первых ста метров мать отобрала у Камила меч и, в доходчивой форме объяснив, что такому лоботрясу давно пора перестать играть в рыцарей-разбойников, сломала меч и забросила обломки в придорожные кусты, а в руки сыну всучила кое-что из многочисленных авосек, сумок и чемоданов. Вдобавок в сердцах сорвала с его головы газетную треуголку и отправила её вслед за мечом.
   Когда они ввалились на веранду к тёте Аге, на матери, от жары и непомерной тяжести навешанных на неё сумок и чемоданов, не было лица, и тётя Ага, в ужасе всплеснув руками, бросилась вперёд, чтобы успеть подхватить тело сестры. Охая и причитая, она усадила сестру на лавку за чисто выскобленный стол и принялась отпаивать холодным компотом.
   - Что же это ты, а? - причитала она, а сестра сидела белокаменной зачарованной статуей, поглощала компот и не думала розоветь.
   - Вечно ты нагрузишься как верблюд и тянешь на себе всё... Куда это годится?! Палки на тебя нет, мужика хорошего, чтобы дурь раз выбил - и навсегда! Тётя Ага вошла в раж и даже показала (в воздухе, правда), как это нужно сделать.
   - А то - муж... Разве у тебя муж? Вот приедет, я ему мозги прополощу!
   Камил на минуту оторвался от кружки компота и представил, как тётя Ага полощет папины мозги. Папа, значит, такой худой и длинный, стоит перед тётей на всех четырёх, лицо у него жалкое и постное, а тётя Ага, грозная и разъярённая, что-то месит внутри его головы обеими руками, а затем вытаскивает оттуда эти самые мокрые и белые, как выстиранное бельё, мозги и, играя своими фантастическими мускулами, начинает их выкручивать. Ему стало жаль папу.
   - У папы дома дела, - авторитетно заявил он. - Он, может быть, вообще не приедет.
   - А ты сиди, умник! Тебя не спрашивают! - огрызнулась тётя Ага. Дела. Много ты понимаешь... Дела! Знаем мы эти дела!
   Но тайфун миновал, и тётя Ага уже только ворчала. Её многочисленные подбородки перестали яростно трепыхаться и вновь уложились аккуратными ступеньками, лишь изредка вздрагивая. Мама наконец-то порозовела, облегчённо вздохнула, будто переварила проглоченный аршин, и устало облокотилась на стол. - Что же это ты? - пожурила её тётя Ага. - Прямо как девчонка. - Она махнула рукой. - Себя не жалеешь. А вон у тебя малец-то какой!
   Камил допил компот и встал из-за стола.
   - Спасибо, тёть Ага.
   - На здоровье, малыш, - кивнула она и, встав с лавки, принялась разбирать узлы.
   Камил выскользнул в дверь, но затем просунул на веранду голову и шёпотом позвал:
   - Тёть Ага, тётя Ага! - Чего тебе? Он поманил тётку пальцем за дверь. Она посмотрела на сестру, но та сидела, уставившись в пространство отрешённым взглядом, и не замечала маневров сына. Тётя Ага оставила узлы, разогнула спину и вышла на крыльцо. - Что тебе, Камил? - с внезапной теплотой спросила она.
   Камил нерешительно переминался с ноги на ногу.
   - Что, племянничек? Туалет? Вот тут, за углом...
   - Да нет, тёть Ага, мне не то, - смутился Камил и осторожно прикрыл дверь. - Вы мне, пожалуйста, расскажите, как пройти в Козинский замок, попросил он свистящим шёпотом. - Только так, чтоб мама не слышала... Хорошо?
   Спрашивая, Камил не питал никаких надежд - сейчас получит затрещину ишь, куда захотел, в замок! Посиди-ка дома! Но тётя Ага вдруг расплылась в улыбке, широкой и добродушной, и он увидел, что никакая она не строгая, как показалось вначале, а очень даже добрая и весёлая. Она тоже покосилась на дверь и заговорщицки подмигнула ему - при этом большая мохнатая родинка, прилипшая к левому уху, задрожала как пиратская серьга.
   - Это проще простого, - сказала она. - Главное в тебе самом. Чтобы не было в тебе страха, чтобы ты ничего не боялся. Ты не боишься?
   - А чего?
   - А всего, мой милый рыцарь, - многозначительно улыбнулась тётя Ага. - Видишь ли, замок охраняют вооружённые до зубов отпетые разбойники, и нет им числа... Может быть, ты сегодня не пойдёшь?
   Камил осуждающе посмотрел на свою тётку. Она быстро спрятала улыбку.
   - Сейчас нет разбойников, тёть Ага, - обиженно сказал он. За кого она его принимает? - Сейчас разбойниками пугают только маленьких детей, а они водились когда-то давным-давно, когда и рыцари, и сейчас их нет. А вы что, не знаете?
   Тётя Ага поперхнулась. Тётя Ага одёрнула себя. Тётя Ага откашлялась.
   - Нет, почему же... Впрочем, может быть. Всё может быть. Ладно, если тебя ничем не испугаешь... - Она обняла его за плечи и повернула лицом к улице. - Пойдёшь сюда, прямо до магазинчика. Видишь? А за магазинчиком есть тропинка - она и приведёт тебя через рощу просто к самому замку. Понятно?
   - Угу. И всё?
   - И всё.
   - Ясно! - Камил сбежал с крыльца и выскочил за калитку. - Спасибо! крикнул он уже с улицы.
   Тётя Ага только улыбнулась и вернулась на веранду.
   Сестра уже пришла в себя, встала из-за стола и начала распаковывать чемоданы.
   - Куда это он ноги вломил? - спросила она. - Если ты его в магазин за чем-нибудь послала, я ведь слышала...
   - Ой, что ты прямо, - отмахнулась тётя Ага. - У меня к вашему приезду всё давно припасено. Кроме того, я прекрасно знаю, что в твоих узлах и чемоданах есть всё, что надо и не надо! - Тогда куда же это он? - Куда, куда! Он у тебя дома, наверное, только этим и бредил. Спрашивается, куда может побежать мальчишка в нашем селе? В Козинский замок!
   Мать выпрямилась и всплеснула руками.
   - Слушай, голова садовая, ты чем-нибудь думала?!
   - А что? Что ты волнуешься?
   - Она... - Мать задохнулась от возмущения. - Она ещё спрашивает! Там же развалины!
   Тётя Ага снова досадливо отмахнулась. - Ради бога, не смеши. Сама в детстве все развалины облазила - с тобой что-нибудь случилось? Да и какие там развалины! Одно название. При царе Горохе, может быть, и были развалины, да уж давно все в землю ушли, да травой заросли. Кусок стены только из земли и торчит. Развалины... Тоже мне сказала! Вон у меня погреб за сараем провалился - так это развалины! Магазинчик находился на краю села, у редковатой рощи, собственно и не рощи, а её преддверия - зарослей кустов жёлтой акации. У крыльца магазинчика стоял хлебный фургон, и рассерженный небритый дядька в белом мятом халате не первой свежести с натуральной злостью вытаскивал из машины лотки с тёплым хлебом и швырял их в приёмное окошко. Пекарней пахло на всю улицу. Камил приостановился, но вид у дядьки был до того взлохмаченный и злой, что попросить у него ну хоть кусочек, хоть горбушку, не отважился. Постоял, зачарованно глядя в раскрытое чрево хлебного фургона, источавшее тёплый сытный запах, вздохнул - что поделаешь! - и побежал дальше, вокруг магазинчика.
   За углом он вспугнул табунок сварливых гусей, устроившихся здесь на лежбище, выскочил на задворки... И застыл, уткнувшись в плотную стену кустов. Тропы, такой, какой он представлял себе - хорошо утоптанной, широкой, а может быть, даже и не тропы, а целой дороги, ведущей к замку, не было. Сзади угрожающе шипели гуси, но он не обращал на них внимания. Неужели тётя Ага обманула? Обида горьким комком стала подступать к горлу, но тут за штанину ущипнул гусь, и он прозрел. - Болван! - заорал он на гусака, и тот, мощно работая лопатками и жирной задницей, умчался в лопухи. Какая может быть дорога, если сейчас на дворе средневековье, вокруг так и рыщут псы-рыцари, всё вынюхивают, выспрашивают, разыскивают и предают огню! Ох, голова-недотёпа! Он испуганно закрыл рот обеими руками, сел на траву и прислушался. К замку может вести только хорошо замаскированная тропа, известная лишь посвящённым!
   Камил внимательно всмотрелся в выщипанный гусями лужок и среди обглоданных калачиков и истерзанных лопухов увидел чуть приметную ложбинку. Вот она - тропа!
   Из посуровевшего, сразу ставшего мрачным, леса он услышал глухое бряцанье доспехов, хриплый шёпот, храп коней, приглушённый топот обвязанных тишь-травой копыт. "А ты не боишься?" - вспомнились слова тёти Аги. Нет! И Камил смело шагнул вперёд.
   И тотчас, откуда-то издалека, из самой глубины рощи, донёсся манящий зов серебряной трубы.
   Всё же тётя Ага была права, и Камил напрасно так беспечно отнёсся к её предупреждению. Не успел он пройти по роще и двадцати метров, как из-за кустов бесшумно вынырнули разбойники и окружили его плотным кольцом, выставив перед собой длинные мечи.
   - Не двигаться! - услышал он сзади грозный окрик и обернулся. Из-за акаций, бряцая картонными латами, вышел рыцарь.
   - Кто ты, откуда и куда держишь путь, чужеземец? - хрипя, чтоб было погрозней, вопрошал он. Левой рукой, словно прикрывая глаза от солнца, он придерживал ниспадающее забрало. Камил насторожённо оглядел ощетинившийся остриями мечей круг разбойников. - Чего это вы вырядились как на маскараде?
   - Здесь спрашиваем мы! - оборвал его рыцарь, и мечи угрожающе сдвинулись. - Ну, отвечай! Имя! - Камил. - Что ты здесь делаешь?
   - Да чего вы ко мне привязались? - возмутился наконец Камил. - Какое вам дело, что я здесь делаю? Гуляю я! Дышу свежим воздухом!
   По лицу рыцаря расплылась довольная улыбка.
   - Ты нагло лжёшь, чужеземец! Твои стопы направляются в Козинский замок!
   - Ну и что? Можно подумать, ты его закупил!
   Рыцарь буйно, подражая смеху отпетых разбойников, захохотал.
   - Ага! - гаркнул он. - Лазутчик! А тебе известно, что всех шпионов, пытающихся пробраться в замок, мы вздёргиваем на сук за ноги? - Х-ха! нестройными голосами рявкнули разбойники, стараясь прокричать как можно более хрипло.
   Камил скорчил пренебрежительную мину.
   - Где ты остановился, чужеземец? - уже более мирным тоном спросил рыцарь. - Случайно не в таверне Мамы-Разбойничихи?
   Камил не понял.
   - Чего?
   - Я спрашиваю, к кому ты приехал?
   - К тёте Аге... А что?
   Рыцарь снисходительно улыбнулся.
   - А то, - сказал он и наконец отпустил забрало. Оно упало на грудь, закрыло тонкую мальчишескую шею, и он стал больше похож на космонавта, чем на рыцаря. - Друзья Мамы-Разбойничихи - наши друзья, - сказал он и стал стягивать с руки огромную, с раструбом, перчатку мотоциклиста. - Нам тётка Ага говорила, что ты должен приехать.
   - Ну и что? - предубеждённо насупился Камил. - Поэтому и решили напасть?
   У него почему-то появилась уверенность, что сейчас будет драка. Как при встрече с компанией Праты-шклявого из соседнего переулка - Прата тоже всегда начинал с панибратства.
   - Ты в Козинский замок идёшь? - снова спросил рыцарь. - Хочешь, пойдём вместе?
   Камил бросил насторожённый взгляд по сторонам. Кольцо разбойников по-прежнему щетинилось частоколом мечей.
   - Обойдусь как-нибудь без картонной свиты! - язвительно заявил он. Драться, так драться! Рыцарь отпрянул.
   - Да? - ошарашено спросил он.
   - Да!
   Драка Камилу казалась неминуемой. Он пригнулся, озираясь по сторонам и выбирая, где можно легче всего прорвать кольцо. Но местные разбойники оказались людьми воспитанными и чтящими законы суровых мужчин средневековья.
   - Ха! - грозно сказал рыцарь в картонных латах и движением руки остановил ребят, готовых броситься на Камила. - Сэр бросает нам перчатку! Напрасно! Йон-воевода и его латники не дерутся с безоружными! - Он отступил в тень, за куст жёлтой акации, и презрительно бросил: - Дорогу "Его светлости" в Козинский замок! Разбойники опустили мечи, расступились, давая проход, но тут же подскочили сзади: - Иди, иди! Ещё оглядывается! - стали толкать в спину, улюлюкать...
   - Советую больше не попадаться на глаза людям Йона-воеводы, а то они вздёрнут "Его светлость" на первом же суку! - прокричал вслед картонный рыцарь. Камил шагал по роще не разбирая дороги. В душе бушевала буря. Тропинку он давно потерял и шёл напрямик, быстро петляя между покрученными стволами деревьев, которые, словно живые, так и норовили ткнуть сучком в глаз.
   - Ну, погоди, ты только погоди, дай встретиться с тобой один на один! - зло шептали губы. - Я из тебя такое сделаю... Отбивную сделаю! Ты у меня будешь размазывать сопли по всему лицу и слёзно молить прощения! Дылда картонная! Он выскочил из рощи на огромную поляну и остановился. Обида, жгучая ярость на картонного рыцаря вдруг куда-то исчезли, растаяли - перед ним, чуть в низине, стоял Козинский замок. У Камила сладко подкосились колени, сжалось сердце. Вот он ты какой!
   Замок предстал перед его глазами угрюмой мрачной громадой, хотя на самом деле это было маленькое приземистое сооружение с полагающейся ему крепостной стеной, вросшей в землю, и ветхими деревянными воротами. Но этого "хотя" Камил не видел - перед ним стоял замок, настоящий замок, предел его мечты, в котором, конечно же, живут доблестные рыцари, их прекрасные дамы сердца... пир идёт горой, дым - коромыслом... А откуда-то с запада тучей надвигается рать чёрная, рать злобная, сметающая всё на своём пути грозная рать. И будет бой, смертельный бой... И он, Камил, будет, конечно, в первых рядах защитников крепости, будет драться как лев, как герой, и принесёт победу!
   Тут Камил поумерил пыл, ибо понял, что немного зарвался. О таких приключениях можно будет рассказать только Стасю, да и тот, наверное, засмеёт. Он вздохнул, запрятал видения рыцарских побед во чистом поле брани в самый глухой и потаённый уголок сознания, законсервировав их от откровений со Стасем, и начал спускаться по косогору к замку. Ворота замка были закрыты, но стучаться он не стал. А вдруг прогонят, тогда к замку вообще не подступишься! Лучше пока хоть одним глазком глянуть, что там делается, а потом можно и попроситься в ворота. Стена вокруг замка была не очень высокая - метра два, где выше, где ниже, - и у её подножья высился полукруглый скат наносной земли, кое-где кустящийся побегами жёлтой акации. Камил побрёл вдоль стены, огибая заросли, и они вдруг разошлись в стороны, расступились, и он увидел у серой, здесь почему-то низкой, стены вытоптанный пятачок земли, будто оттуда, со двора замка, каждый день в определённый час - может быть утром, может быть вечером - выпрыгивали по одному доблестные рыцари и разбегались в разные стороны, совершая свой ежедневный моцион для поддержания воинского духа, силы, ловкости, своей рыцарской доблести. Камил огляделся, затем подошёл к перелазу и вскарабкался наверх. За стеной был маленький, серый, пыльный и грязный дворик, заточённый в сланцевый жёлто-искристый камень. Рядом, у стены, высился навес, сколоченный из ошкуренных деревянных жердей. Слышно было, как под ним похрапывают кони, переступая с ноги на ногу и звеня сбруей; оттуда тянуло тёплым духом хлева, конского навоза.
   - Ух, ты, - выдохнул Камил, вытаращив глаза. - Совсем как по-настоящему! Он лёг на живот, чтобы было удобнее рассматривать замок, но тут из-под того самого навеса, где стояли кони, к нему на грудь метнулась мохнатая тень и вцепилась в ворот рубашки. Камил увидел прямо перед глазами грязное, перекошенное от ярости лицо мальчишки - именно грязное, а не просто перепачканное - и это его страшно поразило; но тут же почувствовал, что под тяжестью мальчишки начинает сползать в глубокую яму двора. Они кубарем скатились на булыжник, разлетелись в стороны, и Камил даже не успел приподняться, как на него снова насел мальчишка. - Га-ад! - сквозь зубы злобно прошипел мальчишка и со всей силы ударил его кулаком по голове. - Ты у меня сейчас солому жрать будешь, шпион мерзкий! - Он начал месить Камила кулаками.
   - Так ты... - Камил задохнулся от негодования. - Драться... - Он вывернулся, схватил нападающего за ногу, дёрнул и очутился сверху. Бить... меня... по голове...
   Мальчишка рванулся, Камил уткнулся носом в свалявшуюся шерсть его безрукавки, и они, сплетясь в тесный клубок, покатились по двору. Кони испуганно шарахнулись в сторону, насколько позволяли уздечки, привязанные к коновязи, и, возбуждённо фыркая, косились на дерущихся.
   - На, гад, получи! Шпион!.. Лазутчик... Собака-крестоносец!.. У-ух, ты... а-а... Собака... Так ты драться? Да?.. По лицу, да? У-у... В нос... Я тебе скулу сверну!
   Они возились на земле, тыкали друг друга кулаками, локтями, пинали ногами, и вокруг них витало туманное облако пыли.
   - Со...ух! Собака! Шпион... Дурак... У-у, гад!..
   Камил всё же оказался сильнее, очутился сверху и прижал противника к земле. - Сдаёшься? Мальчишка тяжело сопел. - Пусти... - прохрипел он и вдруг, извернувшись, вцепился зубами в руку Камила.
   Камил вскрикнул и отдёрнул руку.
   - Ты... Ты что, бешеный? - Губы Камила обиженно запрыгали. Для острастки он заехал противнику по затылку и тут увидел, что из прокушенной ладони сочится кровь. Он оттолкнул мальчишку и, встав на ноги, прислонился к деревянной стойке навеса.
   - Дурак зубастый, - всхлипнул он и вытер ноющую ладонь о рубашку. Мальчишка приподнялся, словно чего-то не понимая, затем вскочил на ноги и, пригнувшись, растопырив руки, застыл напротив. Было в нём что-то страшное: яростные, совсем не мальчишеские глаза, по-звериному ощеренный рот, длинные, чёрные, блестящие волосы, спадающие на глаза... И одежда. Странная одежда - штаны, какие-то рыже-грязные, плотные, неизвестно из чего, и мохнатая, шерстью наружу, безрукавка, надетая на голое тело.
   Камилу стало не по себе.
   - Чего уставился?! - крикнул он в лицо мальчишке и выпростал вперёд прокушенную руку. - На, посмотри на свою работу!
   - Ну, всё, - медленно, растягивая слова, протянул мальчишка, даже не посмотрев на вытянутую руку. - Незваным пришёл - здесь тебе и зарытым быть! Как собаке. Молись своему Христу!
   Он выхватил из-за спины кинжал и метнул его в Камила.
   Камил вздрогнул. Жгуче запекло в левом боку. Медленно, с ужасным предчувствием, он опустил глаза и увидел, что в стойке, между рукой и грудью, торчит кинжал. Его замутило.
   - Ты... Т-ты ч-что... Т-того? - заикаясь, спросил он.
   Не глядя, он выдернул кинжал и почувствовал, как под рубашкой побежал тёплый ручеёк. Его ещё сильнее замутило, он отбросил кинжал в сторону и медленно сполз по стойке на выбитую копытами подстилку из соломы.
   Обычно после полудня, часам к двум, когда воздух густел от невозможной жары, Йон-воевода со своими латниками перекочевывал из рощи на веранду "таверны Мамы-Разьбойничихи", где все от пуза пили холодно-терпкий, из погреба, компот. Но сегодня, после злополучного случая с Камилом (тётка Ага ещё неделю назад просила, чтобы племянника, по приезду в село, Йон принял в свою ватагу, за что обещала устроить пир-сабантуй с горами пирогов и реками компота), идти в "таверну" не хотелось. Было совестно. Поэтому все разбрелись по лужайке и расселись под деревьями в тени. Йон внешне сохранил полное спокойствие. Он, конечно, чувствовал на себе косые взгляды ребят мол, устроил театральное представление, - но старался не подавать виду. Глупо, в общем-то, получилось, но что он теперь мог поделать? И всё же кое-что, чтобы хоть как-то попытаться наладить отношения с Камилом, Йон-воевода предпринял. Направил вслед за Камилом Стригу с отрядом лазутчиков, чтобы они проследили, куда Камил направится, что будет делать в роще, и, когда будет возвращаться, вовремя предупредили отряд. Может тогда просьба тётки Аги как-нибудь и утрясётся... Нарочный от Стриги вынырнул из кустов неожиданно быстро. - Ну, что? - почувствовав неладное, встревожено спросил Йон.
   Нарочный шумно передохнул и начал старательно косить глазами в сторону.
   - Понимаешь, Йон, мы шли за ним до самого замка...
   - Понимаю! - раздражённо заорал Йон. - Всё понимаю! Упустили?! Шляпы! - Он оттолкнул нарочного и, вскочив на ноги, прокричал: - Подъём! Кончай привал!
   - Живле, - сказал кто-то глухим голосом, затем послышалось журчание воды, и на лоб легло что-то мокрое и холодное.
   Камил открыл глаза. В помещении был сгущённый, сырой, пахнущий плесенью и грибами, полумрак. Он тяжело давил на Камила мокрым грязным покрывалом, пропахшим попоной.
   - Вот уж и гляделками лупает, - пробурчал всё тот же голос, и Камил увидел, как над ним наклонилось чьё-то лицо, заросшее рыжей, неопрятной бородой до самых глаз. От испуга сердце ёкнуло, и он, резко отклонившись в сторону, сел. В голове зашумело, перед глазами поплыли круги. Откуда-то из-за изголовья топчана, на котором сел Камил, появилась женщина в длинном до пят, домотканом платье. Она мягко обняла Камила за плечи и, приговаривая: - Ну, что ты, что ты... Что ты? Тебе лежать сейчас надо. Что скажешь-то? - попыталась его уложить.
   Камил прилёг, и ему сразу стало лучше, только что-то сдавливало грудь, да неприятно зудело в боку. Он скосил глаза и увидел, что рубашка на нём расстёгнута нараспашку, причём некоторые пуговицы вырваны с мясом, а грудь стянута серым куском материи. Он сразу вспомнил Козинский замок, лохматого мальчишку-зверёныша, злополучный кинжал в его руке, и снова вскочил на топчане. - Эч, прыгает, - усмехнулся бородач и схватил его за плечо корявой узловатой рукой. - Прыткий! Кто таков?
   Камил испуганно огляделся.
   - Камил, - сдавленно сказал он осипшим голосом.
   В комнате было сумеречно, как в подвале, даже противоположных стен не видно. Свет пробивался сквозь маленькое окошко, затянутое чем-то белым и полупрозрачным, как полиэтилен. Собственно, окно не пропускало свет, а само светилось, бледнело только для самого себя - как гнилушка в сырую, но тёплую осеннюю ночь. - Ками-ил, - протянул бородач. - Имя-то какое-то чудное. И одет по-чудному. - Он выпрямился на табурете, наклонил голову и из-под бровей опёк Камила взглядом. - С псами-рыцарями пришёл? Али как?
   Камил заморгал. Он ничего, ровным счётом ничегошеньки, не понял из этой тарабарщины.
   - Ну, чего лупаешь на меня? Отвечай!
   - Дядь, не трясите меня, - протянул Камил. - Что я вам сделал? - Что он сделал! - хмыкнул бородач, но плечо отпустил. Он обернулся и сказал куда-то в темноту:
   - Слышь, Борта, он спрашивает, что сделал!
   Из полумрака вынырнуло лицо того самого мальчишки в лохматой безрукавке. Губы мальчишки растягивала злорадная ухмылка.
   - Может, он из князей каких, - робко сказала женщина. - Сукня на нём-то вон какая тонкая... - Да лазутчик он! - яростью опёк Камила мальчишка. - Я его сразу, собаку, раскусил, как он только на стену влез!
   - Никакой я не лазутчик! - крикнул Камил. - Сами вы тут... Какие-то... - Он хотел дать более точное определение, но сдержался.
   - Не лазутчик, говоришь? - бородач пошевелил огромными кустистыми бровями. - Ну-ну. Щас поглядим. У нас есть верное средство. - Он слез с табурета и стал вдруг меньше ростом - таким маленьким квадратным бородачом, великовозрастным гномом, сильно скособоченным на левую сторону. Когда он сделал первый шаг в темноту комнаты, Камил понял откуда эта кособокость бородач был сильно хром. Бородач что-то долго искал в темноте по всем углам, потом, очевидно, найдя, выпрямился и, сильно припадая на изуродованную ногу, вернулся назад. В правой руке он сжимал какой-то серый, почти чёрный сучок.