Страница:
Я наконец-то пришла в себя и кинулась Уле на помощь. Загородив его от дубины, я взвыла:
— Да ты че делаешь?! Окстись, баба! Ты ж его убьешь!
Увидев меня, Мэри Джейн опустила дубинку:
— Да его мало просто убить! Его колесовать надо!
Ула заплакал, вися на шторах. Я успокаивающе погладила его ногу и спросила Мэри Джейн:
— Да что он такого сделал-то? Чего ты его лупишь? Вишь, до слез довела… — Ула жалобно сопливился и потирал пострадавшую часть тела.
Мэри Джейн и самой стало немножко совестно. Она положила дубинку, опустила глаза и пробормотала:
— А чего он пристает к честной девушке с непристойными предложениями? Я девушка приличная…
— Он приставал к тебе с непристойными предложениями? — не поверила я своим ушам. — Да ты че, в натуре? Он что, потребовал себя избить жестоко, до крови? Или чего поинтересней?
— Если бы! — опять взвилась Мэри Джейн. — Я ж говорю, извращенец он! Порножурнал с меня требует!
Я задергала Улу за ногу:
— Эй, парень, а зачем тебе порножурнал? Не видел, что ли, ни разу? Их вон у Васи-хакера дома полным-полно. Под журналами “Наука и жизнь” захованы. Тогда бы мог позырить…
— Извращенец, ей-ей! — опять завела свое Мэри Джейн. — Вот так и дала дубиной бы!
— Тихо, тихо! — остановила я разбушевавшуюся суфражистку. — Ты уже и так надавала сверх программы! У бедного парня в штанах живого места, наверное, не осталось! А ему, между прочим, за тело отчитываться придется!
Ула прохныкал со своего насеста:
— Да выслушайте же вы меня… Я все объясню, если больше бить не будут.
— Не будут! — твердо пообещала я. — Мы ж не звери какие… Слезай.
Стараясь не вилять пострадавшими мышцами, Ула тихо, по стеночке, сполз на пол и окопался за тумбочкой. Я отняла у Мэри Джейн дубину, взвесила ее на руке и повернулась к Уле:
— Ну? Отвечай, зачем тебе порножурнал понадобился?
— Да я не для себя! — пуще прежнего заревел Ула.
— Ух, за друзей страдаем! — восхитилась я и почесала дубиной за ухом.
Ула громко высморкался в занавеску (ну никак не отучу от дурной привычки!) и продолжил, всхлипывая:
— Это я для Шандора… Думал, так он отстанет. Ты, помнишь, сказала, что Шандор такой… ну, такой противный, потому что он настоящих девушек не видел. Вот я и придумал показать ему девушек… Как человека ее хотел попросить, чтоб достала мне журнал, а она как даст мне дубиной промеж… ну, в общем не скажу куда, как заорет: “Кобель приблудный! Извращенец!”
Я села на пол и захохотала, восторженно долбя дубиной по полу. Мэри Джейн растерянно сопела и старалась стать похожей на занавеску. Наконец я смогла членораздельно изъясняться и пробулькала:
— Это уже не просто дурдом! Это массовый психоз на фоне смены обстановки! Ох, чудо мое рыжее, и как же это ты дотумкал до этого?
— А чего он пристает? — обиделся Ула. — Я приличный дух, хоть и в чине маленьком, но понятия имею. Я помочь хотел…
Мне оставалось только вздыхать и разводить руками. Все происходящее настолько походило на бред или ночной кошмар, что я даже тайком стукнула себя дубинкой, чтобы проверить, сплю я или нет. Вроде не спала, но кто меня знает…
Мэри Джейн все это время подавленно шмыгала носом. На ее лице отражалось самое натуральное раскаяние. Вообще, без своей вечной дубины она и выглядела как-то человечнее. Наконец она решила извиниться:
— Прости, ошибочка вышла… — хрипло созналась она и выплюнула папиросу. — Гадиной была. Хочешь, на попку подую, чтоб зажило быстрее? Или компресс там какой поставлю?
— Изыди! — выдавил Ула из своего укрытия. — Нет, сперва достань журнал, а потом изыди!
Мэри Джейн кивнула и испарилась. Я вытащила пострадавшего за убеждения Улу из-за тумбочки, при этом клятвенно уверив парня, что феминистка действительно улетела, а не спряталась под кроватью. Переложив его на кровать, я уселась рядом. Ула немножко покапризничал (то попить ему принеси, то подушки взбей, то компресс на попу наложи), но после того, как я будто бы невзначай, пододвинула к себе поближе дубинку Мэри Джейн, мой Помощник притих.
— И неужели ты, дипломат хренов, вот так прямо промаршировал к этой бедной темпераментной девушке и попросил у нее этот злосчастный журнал? — укоризненно вопросила я, наливая побитому вина.
Ула шумно высосал вино и ответил обиженно:
— Нет, конечно! За кого ты меня принимаешь? Я начал издалека… Сначала спросил ее, не может ли она оказать мне одну деликатную услугу? Она вроде обрадовалась, дубинку убрала и говорит: “Могу!”. Ну я замялся, но потом смотрю, она так… нормально выглядит, не ругается, пена изо рта у нее не капает, ну и попросил… журнал. А она как даст! Ой-ей-ей! — Ула шумно завздыхал и заворочался на кровати.
Примчалась взмыленная Мэри Джейн и кинула на кровать кучу порножурналов, один другого краше.
— Выбирайте! — выдохнула она. — Да побыстрее, мне остатки на место вернуть надо. Прямо из редакции сперла…
Мы склонились над журналами. Робкое предложение Улы о том, чтобы оставить все журналы, поддержки не получило. Он и не настаивал (дубинка лежала рядом!).
— Мэри Джейн, это порножурнал или медицинский справочник по анатомии? Одни скелеты…
— Я не виновата, что они все такие… шнурково-макаронные! — огрызнулась феминистка. — Хотя костей и вправду многовато…
— Какие ребра! А это что за прыщи? Ах, это грудь… Ну-ну!…
— Нет, нет, это никуда не годится! — Ула широким жестом отшвырнул больше половины журналов. — Я сам-то испугался, глядя на эту коллекцию берцовых костей, а уж Шандор и подавно поседеет. Ой, может вот эту? Гляньте, все при ней…
— Кроме мозгов! — Мэри Джейн разъяренно отняла журнал. — Чего уставился-то? Выбрал, и дело с концом!
— Вот, и эта тоже ничего! — Ула обрадованно тыкал пальчиком в толстую девицу, занимавшую целый разворот.
Этот журнал отняла я с ворчанием:
— Гигантоман! Мудрая Гудрун тебе покоя не дает! У этой девицы кулаки по пуду, а наш Шандор — хрупкий, утонченный… Вот Мэри Джейн под юбкой прячет самый приличный журнальчик. Маша, отдай ему этот журнал. Нет, лучше мне, сама его Шандору подсуну…
Я встала и пошла к двери, намереваясь сделать то, что сказала. Мне и самой стало любопытно, что будет дальше. Уже выходя, я услышала яростный шепот и пыхтение Мэри Джейн:
— Отдай журнал… Какой? Который ты под подушкой запрятал… Вот не посмотрю, что контуженный, как дам в мозг! То-то же…
Журнал я безо всякого труда подсунула Шандору под дверь и тотчас же смылась. Вернувшись в комнату, я обнаружила, что Мэри Джейн сосредоточенно пересчитывает изрядно помятые журналы, а Ула, поскуливая, меняет себе компресс.
Неизвестно отчего Мэри Джейн хрипло хохотнула, собрала журналы в стопку и стала прощаться:
— Ну, в общем, всем пока! Когда свидимся — не знаю. Джеральд надумал восстанавливаться в Оксфорде, теперь за ним нужен глаз да в глаз… Интересно мне с вами было, прямо как в кино! — Мэри Джейн вздохнула, прижимая к груди пачку журналов и дубинку. — Кстати, совсем забыла спросить… Этот-то жить будет? — она кивнула в сторону Улы.
— Будет! — уверила я ее. — Бездетным холостяком.
Мэри Джейн сосредоточенно погрызла ноготь, но так и не придумала, что еще сказать. Помахав всем дубинкой, она грустно растаяла в воздухе.
Ула облегченно икнул и поправил компресс:
— Вот и ладушки! Хорошо-то как стало! Посвежело, посветлело…
— Рассвет на дворе! — огрызнулась я. — Всю ночь колобродили… и спать не хочется, как назло. Может, опять пойти в барабашек поиграть?
— Лучше не надо!
Я поудобнее устроилась в кресле, обмоталась теплым пледом и буркнула:
— Да это я так, шуткую… Ты вот лучше скажи мне, когда я отсюда выберусь? У меня эта Жужа вместе со своими склепами и могилами уже в кишках сидит… Кстати, ты тоже думаешь, что ее убили цыгане?
— Нет, мне так не кажется… — Ула нахмурил брови. — Это было бы слишком просто…
Я принялась рассуждать вслух:
— Тогда кто мог ее убить? Граф, наверное, больше некому…
— За что? — заинтересованно спросил Ула.
— Интересный ты… Знал бы за что, вообще расчленил бы и гвоздями к забору прибил. С графа станется. Может, она ему изменяла? Ну с тем, про которого дифирамбы строчила в своем дневнике…
— Дифирамбы поют! — поправил меня мой начитанный.
— А ей медведь на ухо наступил, и она строчила! Не перебивай, пожалуйста. В самом деле, кто кроме графа мог убить Жужу. Ну не Шандор же от нечего делать порубил мачеху на шашлык. И не Золтан… Так что если скинуть со счетов внешние типично романные факторы вроде внезапного наследства, тайно утопленного младенца и ревнивого воздыхателя, то остается только граф ну и цыгане, пожалуй. Ой, а вдруг это и в самом деле несчастный случай?! Собралась Жужа бежать, а тут дождик! Некомфортно, никакой сухости! Она р-раз — в церковь, молния — хрясь! прямо в маковку, Жужа — бац! и в обморок! Ула покачал головой, глядя, как выразительно я изображаю пожар в церкви и предсмертное хрипение Жужи.
— Почему тогда граф приказал охранять развалины и не хочет отстроить церковь заново? — напомнил он. — Нет, граф явно замешан в этом деле.
— Точно! — обрадовалась я. — Ты у меня прямо мозговой центр! Может, еще чего-нибудь умное скажешь? Хотя бы почему граф вздумал укокошить бедную Жужу?
— А с чего ты взяла, что это именно Жужа? — огорошил меня Ула. — На скелете бирки с именем не висело…
Такая мысль мне как-то в голову не приходила. Я растерянно зачесала макушку и жалобно произнесла:
— Нет, это обязательно Жужа… Кроме нее женщины ведь не пропадали. И вообще, если это какая-то другая женщина, то вся наша версия об убийстве Жужи уползает собаке под хвост. Нам только лишнего трупа не хватает! Нет, нет, это точно Жужа, больше некому.
Ула только многозначительно хмыкнул. Я завздыхала и заворочалась в кресле. Все происходящее уже не лезло ни в какие рамки! Мало того, что я с превеликим трудом, в силу ограниченности мозгового запаса черепной коробки, кое-как сляпала примерную версию исчезновения этой припадочной Жужи, так теперь и эта версия так и норовит улететь в окошко, злобно помахивая крылышками на прощанье. Надо еще раз как следует все обдумать. Что мы имеем из голых фактов? Какая-то женщина четыре года назад сгорела в местной церкви, и в эту же ночь пропала графиня Жужа. Может ли сгоревшая женщина быть Жужей? Степень вероятности большая, почти сто процентов… В это же время кто-то закопал на кладбище сундук с полным набором женской одежды, а Жужа заказала себе новый гардероб. Может ли тряпье в сундуке быть тем самым гардеробом? Опять же степень вероятности очень большая… Что еще? А, у нас еще есть непонятно каким образом окровавленное платье и улитый кровью интимный дневник. Кому могли принадлежать все эти вещи, если не Жуже? Больше ведь никто не пропадал…
Ула грустно зашелестел страницами вышеупомянутого дневника, уже в который раз пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Внезапно он оживился и сунул мне под нос побуревший листик:
— Смотри! Вот здесь, рядом со словом “венчание”…
Я присмотрелась и различила буквы “ц” и “р”, а также обрывки каких-то слов вроде “Св…” и “Воскр…”
— Ну и что это может значить? — спросила я.
— А ты подумай! Что могут обозначать буквы “ц” и “р”?
— Центр! — не задумываясь, ответила я. — Царь, цирк…
Ула застонал и постучал себя по лбу:
— Ну думай, думай… Что у тебя ассоциируется со словом венчание?
— Денежки! — опять быстро среагировала я. — Платье купи, машину закажи, попу дай на богоугодные дела… ну что ты делаешь глаза, как у больного попугая? Что я опять не то сказала?
— Где венчаются?! — простонал Ула, уже доведенный моей тупостью.
— В церкви… А-а, ты думаешь, что буквы “ц” и “р” остались от слова “церковь”? — наконец-то догадалась я. — А что тогда такое “Св…” и “Воскр…”? Свет отключили в воскресенье?
— Свихнусь и Воскресну! — разозлился Ула. — Это название церкви! Церковь Святого Воскресения, понятно?
Я примирительно похлопала Улу по компрессу. Помощник взвыл и попытался отползти подальше.
— Как это ты здорово рассуждаешь! — промурлыкала я. — А ну-ка, объясни темной необразованной девушке, что нам даст название церкви, где наш припадочный граф окольцевал Жужу?
— Может, и ничего, — простонал Ула. — Это я просто так приметил…
— Ух ты приметливый мой! — Я с силой хлопнула Улу по заду. — А скажи-ка мне лучше, когда я отсюда отчалю? За то время, пока я здесь, можно было организовать сто переходов. Джеральда вы вон как быстро отправили…
Ула все-таки отполз подальше, обложился подушками и принялся разъяснять:
— Как же ты не поймешь, что только сама можешь отправить себя отсюда. Здесь, в этой твоей жизни, в привычном ходе вещей произошел какой-то сбой, и это влияло на все твои последующие жизни… Ты должна определить, что именно случилось, и только тогда вернешься домой.
Я уточнила:
— То есть небесным силам опять лень наводить порядок в моей многострадальной жизни, и они решили, что лучше мне выбираться самой?
— Ты утрируешь, но в общем… — промямлил Ула. — Просто ты должна сама расставить все по местам. Помнишь, тебе говорили, что если в одной из твоих прошлых жизней случилось несчастье или катастрофа, то ее последствия распространятся и на следующие жизни. Хочешь, приведу примеры?
Ула ловко перевернулся на спину, подложил под избитое место подушку, хлопнул по одеялу рукой, и в воздухе повисла знакомая амбарная книга. Ула полистал ее и принялся рассказывать:
— Вот слушай… После этой жизни ты была участницей правительственного заговора в России и участвовала в покушении на императора Александра Второго. Тебя повесили, между прочим. Затем очень быстро после смерти (где-то через двадцать лет, а не через семьдесят, как положено) ты переродилась в англичанина Дина Робинсона, который сошел с ума во время Первой мировой войны, убил свою невесту, и был растерзан толпой. И вот теперь твое очередное воплощение, Полина Кузнецова, милый, но буйный ребенок. Может пострадать от злобной тени трагедии, случившейся с ее душой в этой жизни! — патетично закончил Ула.
Я поежилась, глядя на опечаленного Улу:
— Ой, как нехорошо… А почему же меня охраняешь ты, а не какая-нибудь чернявая жучка из не менее черного департамента? Ты же сам говорил, что стоит только душе совершить какой-нибудь более или менее страшный грех, как она переходит в ведение красоток в черном?
— Ну, положим, особо страшных грехов ты не совершала. В организации покушения участвовала только из-за своего любовника, Димы Каракозова, а невесту Дин убил в припадке безумия, а припадочных за грешников не считают, — успокоил меня Ула. — Маньяки — другое дело… Но если и в твоей жизни в качестве Полины Кузнецовой случится что-то нехорошее, то, боюсь, я уже ничем не смогу тебе помочь…
— То есть как это? — испугалась я. — Оставишь меня делать пакости?
Ула кивнул и грустно пояснил:
— Меня у тебя заберут, а взамен дадут…
— Меня! — раздался сзади вкрадчивый голосок.
Ула немножко побелел, а я проворно обернулась. На ковре перед камином стоял резвый брюнетистый парень в черном костюмчике с белым галстуком. Черные кудряшки были старательно напомажены и уложены надо лбом, однако они не скрывали одного несимметрично торчащего слева маленького рога. Вообще с левой стороны парень был весь какой-то… чертанутый. Ногти на левой руке были длиннее и претенциозно выкрашены в черный цвет. Из-под левой штанины скромно выглядывало копытце. Однорогий брюнет призывно подмигивал мне черным левым глазом и щурил правый, невинно-голубой.
— Это еще что за мутант? — спросила я Улу. — Или у него жена ходит только налево?
— Карл Полубес, — вздохнул Ула. — В прошлом жиголо и мошенник. Правой стороной, точнее. Полубесы опекают не до конца испорченных людей. Воров, мелких жуликов, хулиганов… Ну ты понимаешь?
— Ни хрена я не понимаю! — обиделась я. — Меня что же, эта жертва небесной генетики охранять будет, если я не распутаю, что случилось с Жужей?
— Ну, в общем, да… — признался Ула. Полубес раскланялся и зашептал медоточиво:
— А что ж вы так расстроились-то, Полина Ивановна?
— Пошел вон! — резво отреагировала я. — Шиш ты меня получишь! Рог обобьешь, непарнокопытное!
Карл обиделся:
— Я, между прочим, при исполнении. Обеими половинами. Прошу учесть, Полина Ивановна!
— А я тебе в обе половины и накатаю! — пообещала я. — Вон хоть той симпатичной мандолиной, которая на стенке висит. Ула, дай-ка мне…
Договорить я не успела. Полубеса как ветром сдуло.
— То-то! — назидательно произнесла я. — Ишь, намылился, индюк однорогий. Я ему вобью рог обратно в череп, а копыто в тазобедренный сустав! Но, Улик, солнце мое, попой скорбное, я совсем не хочу, чтобы этот… единорог с белым галстуком меня охранял! А если я буду очень-очень, ну до тошноты хорошей?!
— Не получится! — вздохнул Ула. — Какая-то трагедия, произошедшая в этой жизни, влияет чересчур сильно. Ты можешь совершить плохой поступок неосознанно, под влиянием минуты…
Я прижала руки к Павлиным ребрам и клятвенно пообещала:
— Гадиной буду, если все не узнаю про эту Жужу! Уж больно я к тебе привыкла!
— Вот и умничка! — порадовался Ула. — Мне тоже не хочется с тобой расставаться. Я же говорил, ты очень хорошая, только буйная…
Даже несмотря на частичное признание Улой моих добродетелей, спать я отправилась немножко расстроенная. Не хочу я, чтоб меня всякие однорогие полубесы охраняли! Только этого мне не хватало! Ох, ну что же такого сделала эта поганка Павла, что я все так долго расхлебываю? Внезапно я замерла с подушкой в руках. А не она ли убила Жужу? Ведь была же, по словам Руди, какая-то женщина, которая видела все происходившее в церкви. А что если Павла, эта малолетняя гадючка, видела, как Жужа загорает в церкви, и из-за врожденной подлости и вредности не стала звать на помощь? Свои какие-то цели преследовала, поганка бледная, чушка прыщавая, страшилка запудренная!
Вот с такими, не совсем приятными мыслями я и заснула. А проснулась от деликатного кряхтения служанки над ухом. Эта коза уже успела растопырить все шторки, так что солнце было повсюду… Я с трудом разлепила ресницы и разъяренно глянула на деву. Та быстро окопалась за спинкой кровати и оттуда объявила:
— Уже за полдень, госпожа! Вставать изволите?
— Сейчас я встану, и ты ляжешь, — неласково пообещала я. Но горничная свое дело знала — из-за кроватной спинки даже волоска не торчало. Для того, чтобы совершить справедливый суд, мне нужно было действительно встать.
Охая, я выползла из-под груды перин, умылась и села за завтрак, злющая, как хохлушка на диете. Девица, напротив, радостно улыбалась и прямо-таки сияла от счастья.
— Ты чего веселая-то такая? — хмуро осведомилась я, запихивая в рот булочку. — Неужто жуткую Фанни кондрашка хватила?
— Ах, совсем нет, госпожа! Просто сегодня утром я была у цыган, и одна гадалка мне сказала, что еще до конца года я выйду замуж за стройного жгучего красавца!
— Ну жди, Рики Мартин с концертом приедет! — хмыкнула я. — Постой, какие цыгане? Что, Рудя из запоя вышел?
— Нет-нет, Рудя здесь ни при чем. Просто сегодня рано утром у замка расположился цыганский табор. Господин Золтан разрешил им остаться здесь на месяц…
Я оживилась и резво сжевала еще одну булочку:
— Ой, а может, и мне туда сходить? А то скучно что-то… Послушай, а это те цыгане, которые были здесь четыре года назад?
— Нет, госпожа. Они приехали в первый раз. Правда, я слышала, что есть там одна старая цыганка, которая прежде бывала здесь…
— Одеваться!!!
Табор расположился на опушке, сразу за кладбищем. Я храбро подвалила к пестрым фургончикам и была встречена толпой цыганят, весьма артистично просивших денежку. Я дала самому резвому в лоб, и они отстали.
— Чего изволите, госпожа? — прямо передо мной очутилась молодая цыганка с хитрыми глазами. — Дайте ручку, погадаю вам, все как есть расскажу.
— Притормози, девуля! — посоветовала я ей. — Знаю, что ты нагадаешь. Жгучий брюнет, страстная слюнявая любовь, восемь детей, белый мерс, мерин то есть… Я хочу, чтобы мне свой человек погадал. Есть тут у вас одна бабушка, она уже была у нас…
— Вы о полоумной Изе говорите? — удивилась девица. — Да она уж и говорит-то плохо, а умом совсем тронулась. Как узнала, что мы сюда едем, кричать начала, нашему барону в ноги кидалась, умоляла, чтоб мы и не думали сюда приезжать.
— Чего это вдруг? — заинтересовалась я.
— А позолоти ручку, скажу… — заюлила девчонка. Я выкатила ей кукиш под нос:
— Тихо, подруга! Я тут главная, стоит мне только накашлять графу, и вас здесь не будет!
Девица оказалась понятливая и больше не клянчила. Я, в общем-то, была не жадная, только золота у меня было аккурат на бабку, а одаривание всяких предприимчивых девиц в мои планы не входило.
— Старая Иза говорит, что видела здесь вампира! Но это было четыре года назад, Иза была уже старая, мало ли что померещиться может… К тому же место здесь больно хорошее, а от вампиров мы средства знаем. Так что если вам нужна Иза, то она в той, дальней повозке под полосатой крышей.
Я потрусила к указанной арбе. Оттуда раздавалось какое-то кряхтение и бульканье. Я откинула полог и заглянула внутрь. В углу сидела засаленная бабка в красном колпаке и телогрейке и активно лечилась сливовицей. Увидев меня, она поперхнулась, выпучила глаза и побелела.
— Изыди, нечисть! — бабка резво заползла в кучу тряпья и выставила оттуда изгрызенную чесночину, в лучшие дни, видимо, служившую ей закуской.
Я выразительно покрутила пальцем у виска. Постучала себя по лбу. Бесполезно. Бабка упорно показывала мне чесночину.
— Э-э, здрасьте, бабушка… я тут к вам по делу забежала. Могу вас уверить, что вполне нормальна и с зубами у меня все в порядке. Клыки не мутировали…
Бабуля по-прежнему сопела в тряпье, для удобства пристроив чесночину на собственную фигу и подтянув к себе бутылку. Я попробовала по-другому:
— Здорово, клюшка трухлявая! Что, еще гремишь костями, кошелка понторылая? А я, между прочим, не ля-ля травить прибежала…
Никакого результата. Бабка нагрузилась сливовицы и храбро отвечала:
— Пошла вон, вампирка! Я уже старая и невкусная как сопливый носок…
Я прибегла к последнему средству. Вытащила кое-какую мелочовку и демонстративно ею побренчала. Подействовало моментально. Бабка заинтересованно приподняла голову и деловито осведомилась:
— Деньги?
Я кивнула. Бабка мгновенно выползла из укрытия и слямзила денежки у меня с ладони.
— Вижу, хороший ты человек… Обозналась, за другую тебя приняла. Проходи, красавица, хлюпнем по маленькой, всю судьбу тебе твою расскажу…
— Спасибо, я не пью! — вежливо отказалась я. — Я к вам, вообще-то, по делу зашла… Вы ведь уже были здесь, четыре года назад?
Бабка задрожала и одним махом выплеснула в себя остатки сливовицы. Привычно перекосив глаза к носу, она созналась:
— Была, черти принесли… Уж такого страху натерпелась. Я тогда тут была с другим табором, тех цыган кого поубивали, кого посадили…
Я поспешно перебила бабулю, готовую предаться невеселым воспоминаниям:
— Да-да, все это очень печально, но я бы хотела поговорить с вами о другом. Что случилось здесь четыре года назад, в ту ночь, когда вы приехали?
Пьяная бабка задумчиво разгрызла чесночину и покосилась на меня:
— А что мне за это будет?
Нет, мне решительно не везет с пенсионерами! Сверхъестественные способности мои улетучились вместе с телом Рёд, так что устроить здесь метание тяжелых предметов по живым мишеням не удастся. И денег больше нет. Эта наглая хиромантка конкретно развозит меня на бабки!
— Живой останетесь… — неуверенно пообещала я. — Хотите, молиться за вас буду? Могу домашние тапочки крючком вывязать…
— А как насчет маленькой кругленькой монетки? — настырно поинтересовалась пожилая вымогательница.
— А как насчет светящегося синего фингальчика? — перешла я к запрещенным методам ведения допроса. — Ну нету у меня больше денег!
— Ну нету и нету! — неожиданно согласилась старушка. — Так расскажу… Вот слушай. В ту ночь была страшная гроза, но она началась, когда все уже спали. Только я не спала — старая Иза боится грозы. Я тихо сидела в углу шатра и молилась. Вдруг я услышала конское ржание, совсем рядом с моим шатром. Тогда старая Иза ничего не боялась, поэтому я выглянула наружу и увидела…
Бабка заглохла на середине как испорченный телевизор и принялась рыться в куче тряпья. Вытащив еще одну бутылку из неприкосновенного запаса, она прижала ее для храбрости к сердцу и продолжила:
— И вижу я, один из коней наших ржет и бьет копытами, а рядом с ним кто-то стоит. Тогда старая Иза видела как орлица. Это была женщина с длинными черными волосами, в светлом платье, забрызганном кровью, и руки ее были в крови, и лицо тоже.
— Какая-то кровавая Мэри, — хмыкнула я. — И что, она была вампиршей?
— Истинно, истинно так! Когда все цыгане, разбуженные лошадиным ржанием, сбежались к коню, то увидели, что один бок его был порван и оттуда вытекло много крови. Она пила кровь коня! — выпалила бабка и любовно погладила заветную бутыль.
Я задумалась. Женщина в светлом платье… Уж не это ли платье мы с Улой нашли в комнате Жужи? Тогда понятно, откуда взялась кровь. Это кровь коня. Она брызнула Жуже на подол… Но зачем Жуже калечить бедное животное? Уж не была ли она и вправду вампиром?
— Да ты че делаешь?! Окстись, баба! Ты ж его убьешь!
Увидев меня, Мэри Джейн опустила дубинку:
— Да его мало просто убить! Его колесовать надо!
Ула заплакал, вися на шторах. Я успокаивающе погладила его ногу и спросила Мэри Джейн:
— Да что он такого сделал-то? Чего ты его лупишь? Вишь, до слез довела… — Ула жалобно сопливился и потирал пострадавшую часть тела.
Мэри Джейн и самой стало немножко совестно. Она положила дубинку, опустила глаза и пробормотала:
— А чего он пристает к честной девушке с непристойными предложениями? Я девушка приличная…
— Он приставал к тебе с непристойными предложениями? — не поверила я своим ушам. — Да ты че, в натуре? Он что, потребовал себя избить жестоко, до крови? Или чего поинтересней?
— Если бы! — опять взвилась Мэри Джейн. — Я ж говорю, извращенец он! Порножурнал с меня требует!
Я задергала Улу за ногу:
— Эй, парень, а зачем тебе порножурнал? Не видел, что ли, ни разу? Их вон у Васи-хакера дома полным-полно. Под журналами “Наука и жизнь” захованы. Тогда бы мог позырить…
— Извращенец, ей-ей! — опять завела свое Мэри Джейн. — Вот так и дала дубиной бы!
— Тихо, тихо! — остановила я разбушевавшуюся суфражистку. — Ты уже и так надавала сверх программы! У бедного парня в штанах живого места, наверное, не осталось! А ему, между прочим, за тело отчитываться придется!
Ула прохныкал со своего насеста:
— Да выслушайте же вы меня… Я все объясню, если больше бить не будут.
— Не будут! — твердо пообещала я. — Мы ж не звери какие… Слезай.
Стараясь не вилять пострадавшими мышцами, Ула тихо, по стеночке, сполз на пол и окопался за тумбочкой. Я отняла у Мэри Джейн дубину, взвесила ее на руке и повернулась к Уле:
— Ну? Отвечай, зачем тебе порножурнал понадобился?
— Да я не для себя! — пуще прежнего заревел Ула.
— Ух, за друзей страдаем! — восхитилась я и почесала дубиной за ухом.
Ула громко высморкался в занавеску (ну никак не отучу от дурной привычки!) и продолжил, всхлипывая:
— Это я для Шандора… Думал, так он отстанет. Ты, помнишь, сказала, что Шандор такой… ну, такой противный, потому что он настоящих девушек не видел. Вот я и придумал показать ему девушек… Как человека ее хотел попросить, чтоб достала мне журнал, а она как даст мне дубиной промеж… ну, в общем не скажу куда, как заорет: “Кобель приблудный! Извращенец!”
Я села на пол и захохотала, восторженно долбя дубиной по полу. Мэри Джейн растерянно сопела и старалась стать похожей на занавеску. Наконец я смогла членораздельно изъясняться и пробулькала:
— Это уже не просто дурдом! Это массовый психоз на фоне смены обстановки! Ох, чудо мое рыжее, и как же это ты дотумкал до этого?
— А чего он пристает? — обиделся Ула. — Я приличный дух, хоть и в чине маленьком, но понятия имею. Я помочь хотел…
Мне оставалось только вздыхать и разводить руками. Все происходящее настолько походило на бред или ночной кошмар, что я даже тайком стукнула себя дубинкой, чтобы проверить, сплю я или нет. Вроде не спала, но кто меня знает…
Мэри Джейн все это время подавленно шмыгала носом. На ее лице отражалось самое натуральное раскаяние. Вообще, без своей вечной дубины она и выглядела как-то человечнее. Наконец она решила извиниться:
— Прости, ошибочка вышла… — хрипло созналась она и выплюнула папиросу. — Гадиной была. Хочешь, на попку подую, чтоб зажило быстрее? Или компресс там какой поставлю?
— Изыди! — выдавил Ула из своего укрытия. — Нет, сперва достань журнал, а потом изыди!
Мэри Джейн кивнула и испарилась. Я вытащила пострадавшего за убеждения Улу из-за тумбочки, при этом клятвенно уверив парня, что феминистка действительно улетела, а не спряталась под кроватью. Переложив его на кровать, я уселась рядом. Ула немножко покапризничал (то попить ему принеси, то подушки взбей, то компресс на попу наложи), но после того, как я будто бы невзначай, пододвинула к себе поближе дубинку Мэри Джейн, мой Помощник притих.
— И неужели ты, дипломат хренов, вот так прямо промаршировал к этой бедной темпераментной девушке и попросил у нее этот злосчастный журнал? — укоризненно вопросила я, наливая побитому вина.
Ула шумно высосал вино и ответил обиженно:
— Нет, конечно! За кого ты меня принимаешь? Я начал издалека… Сначала спросил ее, не может ли она оказать мне одну деликатную услугу? Она вроде обрадовалась, дубинку убрала и говорит: “Могу!”. Ну я замялся, но потом смотрю, она так… нормально выглядит, не ругается, пена изо рта у нее не капает, ну и попросил… журнал. А она как даст! Ой-ей-ей! — Ула шумно завздыхал и заворочался на кровати.
Примчалась взмыленная Мэри Джейн и кинула на кровать кучу порножурналов, один другого краше.
— Выбирайте! — выдохнула она. — Да побыстрее, мне остатки на место вернуть надо. Прямо из редакции сперла…
Мы склонились над журналами. Робкое предложение Улы о том, чтобы оставить все журналы, поддержки не получило. Он и не настаивал (дубинка лежала рядом!).
— Мэри Джейн, это порножурнал или медицинский справочник по анатомии? Одни скелеты…
— Я не виновата, что они все такие… шнурково-макаронные! — огрызнулась феминистка. — Хотя костей и вправду многовато…
— Какие ребра! А это что за прыщи? Ах, это грудь… Ну-ну!…
— Нет, нет, это никуда не годится! — Ула широким жестом отшвырнул больше половины журналов. — Я сам-то испугался, глядя на эту коллекцию берцовых костей, а уж Шандор и подавно поседеет. Ой, может вот эту? Гляньте, все при ней…
— Кроме мозгов! — Мэри Джейн разъяренно отняла журнал. — Чего уставился-то? Выбрал, и дело с концом!
— Вот, и эта тоже ничего! — Ула обрадованно тыкал пальчиком в толстую девицу, занимавшую целый разворот.
Этот журнал отняла я с ворчанием:
— Гигантоман! Мудрая Гудрун тебе покоя не дает! У этой девицы кулаки по пуду, а наш Шандор — хрупкий, утонченный… Вот Мэри Джейн под юбкой прячет самый приличный журнальчик. Маша, отдай ему этот журнал. Нет, лучше мне, сама его Шандору подсуну…
Я встала и пошла к двери, намереваясь сделать то, что сказала. Мне и самой стало любопытно, что будет дальше. Уже выходя, я услышала яростный шепот и пыхтение Мэри Джейн:
— Отдай журнал… Какой? Который ты под подушкой запрятал… Вот не посмотрю, что контуженный, как дам в мозг! То-то же…
Журнал я безо всякого труда подсунула Шандору под дверь и тотчас же смылась. Вернувшись в комнату, я обнаружила, что Мэри Джейн сосредоточенно пересчитывает изрядно помятые журналы, а Ула, поскуливая, меняет себе компресс.
Неизвестно отчего Мэри Джейн хрипло хохотнула, собрала журналы в стопку и стала прощаться:
— Ну, в общем, всем пока! Когда свидимся — не знаю. Джеральд надумал восстанавливаться в Оксфорде, теперь за ним нужен глаз да в глаз… Интересно мне с вами было, прямо как в кино! — Мэри Джейн вздохнула, прижимая к груди пачку журналов и дубинку. — Кстати, совсем забыла спросить… Этот-то жить будет? — она кивнула в сторону Улы.
— Будет! — уверила я ее. — Бездетным холостяком.
Мэри Джейн сосредоточенно погрызла ноготь, но так и не придумала, что еще сказать. Помахав всем дубинкой, она грустно растаяла в воздухе.
Ула облегченно икнул и поправил компресс:
— Вот и ладушки! Хорошо-то как стало! Посвежело, посветлело…
— Рассвет на дворе! — огрызнулась я. — Всю ночь колобродили… и спать не хочется, как назло. Может, опять пойти в барабашек поиграть?
— Лучше не надо!
Я поудобнее устроилась в кресле, обмоталась теплым пледом и буркнула:
— Да это я так, шуткую… Ты вот лучше скажи мне, когда я отсюда выберусь? У меня эта Жужа вместе со своими склепами и могилами уже в кишках сидит… Кстати, ты тоже думаешь, что ее убили цыгане?
— Нет, мне так не кажется… — Ула нахмурил брови. — Это было бы слишком просто…
Я принялась рассуждать вслух:
— Тогда кто мог ее убить? Граф, наверное, больше некому…
— За что? — заинтересованно спросил Ула.
— Интересный ты… Знал бы за что, вообще расчленил бы и гвоздями к забору прибил. С графа станется. Может, она ему изменяла? Ну с тем, про которого дифирамбы строчила в своем дневнике…
— Дифирамбы поют! — поправил меня мой начитанный.
— А ей медведь на ухо наступил, и она строчила! Не перебивай, пожалуйста. В самом деле, кто кроме графа мог убить Жужу. Ну не Шандор же от нечего делать порубил мачеху на шашлык. И не Золтан… Так что если скинуть со счетов внешние типично романные факторы вроде внезапного наследства, тайно утопленного младенца и ревнивого воздыхателя, то остается только граф ну и цыгане, пожалуй. Ой, а вдруг это и в самом деле несчастный случай?! Собралась Жужа бежать, а тут дождик! Некомфортно, никакой сухости! Она р-раз — в церковь, молния — хрясь! прямо в маковку, Жужа — бац! и в обморок! Ула покачал головой, глядя, как выразительно я изображаю пожар в церкви и предсмертное хрипение Жужи.
— Почему тогда граф приказал охранять развалины и не хочет отстроить церковь заново? — напомнил он. — Нет, граф явно замешан в этом деле.
— Точно! — обрадовалась я. — Ты у меня прямо мозговой центр! Может, еще чего-нибудь умное скажешь? Хотя бы почему граф вздумал укокошить бедную Жужу?
— А с чего ты взяла, что это именно Жужа? — огорошил меня Ула. — На скелете бирки с именем не висело…
Такая мысль мне как-то в голову не приходила. Я растерянно зачесала макушку и жалобно произнесла:
— Нет, это обязательно Жужа… Кроме нее женщины ведь не пропадали. И вообще, если это какая-то другая женщина, то вся наша версия об убийстве Жужи уползает собаке под хвост. Нам только лишнего трупа не хватает! Нет, нет, это точно Жужа, больше некому.
Ула только многозначительно хмыкнул. Я завздыхала и заворочалась в кресле. Все происходящее уже не лезло ни в какие рамки! Мало того, что я с превеликим трудом, в силу ограниченности мозгового запаса черепной коробки, кое-как сляпала примерную версию исчезновения этой припадочной Жужи, так теперь и эта версия так и норовит улететь в окошко, злобно помахивая крылышками на прощанье. Надо еще раз как следует все обдумать. Что мы имеем из голых фактов? Какая-то женщина четыре года назад сгорела в местной церкви, и в эту же ночь пропала графиня Жужа. Может ли сгоревшая женщина быть Жужей? Степень вероятности большая, почти сто процентов… В это же время кто-то закопал на кладбище сундук с полным набором женской одежды, а Жужа заказала себе новый гардероб. Может ли тряпье в сундуке быть тем самым гардеробом? Опять же степень вероятности очень большая… Что еще? А, у нас еще есть непонятно каким образом окровавленное платье и улитый кровью интимный дневник. Кому могли принадлежать все эти вещи, если не Жуже? Больше ведь никто не пропадал…
Ула грустно зашелестел страницами вышеупомянутого дневника, уже в который раз пытаясь разобрать хоть что-нибудь. Внезапно он оживился и сунул мне под нос побуревший листик:
— Смотри! Вот здесь, рядом со словом “венчание”…
Я присмотрелась и различила буквы “ц” и “р”, а также обрывки каких-то слов вроде “Св…” и “Воскр…”
— Ну и что это может значить? — спросила я.
— А ты подумай! Что могут обозначать буквы “ц” и “р”?
— Центр! — не задумываясь, ответила я. — Царь, цирк…
Ула застонал и постучал себя по лбу:
— Ну думай, думай… Что у тебя ассоциируется со словом венчание?
— Денежки! — опять быстро среагировала я. — Платье купи, машину закажи, попу дай на богоугодные дела… ну что ты делаешь глаза, как у больного попугая? Что я опять не то сказала?
— Где венчаются?! — простонал Ула, уже доведенный моей тупостью.
— В церкви… А-а, ты думаешь, что буквы “ц” и “р” остались от слова “церковь”? — наконец-то догадалась я. — А что тогда такое “Св…” и “Воскр…”? Свет отключили в воскресенье?
— Свихнусь и Воскресну! — разозлился Ула. — Это название церкви! Церковь Святого Воскресения, понятно?
Я примирительно похлопала Улу по компрессу. Помощник взвыл и попытался отползти подальше.
— Как это ты здорово рассуждаешь! — промурлыкала я. — А ну-ка, объясни темной необразованной девушке, что нам даст название церкви, где наш припадочный граф окольцевал Жужу?
— Может, и ничего, — простонал Ула. — Это я просто так приметил…
— Ух ты приметливый мой! — Я с силой хлопнула Улу по заду. — А скажи-ка мне лучше, когда я отсюда отчалю? За то время, пока я здесь, можно было организовать сто переходов. Джеральда вы вон как быстро отправили…
Ула все-таки отполз подальше, обложился подушками и принялся разъяснять:
— Как же ты не поймешь, что только сама можешь отправить себя отсюда. Здесь, в этой твоей жизни, в привычном ходе вещей произошел какой-то сбой, и это влияло на все твои последующие жизни… Ты должна определить, что именно случилось, и только тогда вернешься домой.
Я уточнила:
— То есть небесным силам опять лень наводить порядок в моей многострадальной жизни, и они решили, что лучше мне выбираться самой?
— Ты утрируешь, но в общем… — промямлил Ула. — Просто ты должна сама расставить все по местам. Помнишь, тебе говорили, что если в одной из твоих прошлых жизней случилось несчастье или катастрофа, то ее последствия распространятся и на следующие жизни. Хочешь, приведу примеры?
Ула ловко перевернулся на спину, подложил под избитое место подушку, хлопнул по одеялу рукой, и в воздухе повисла знакомая амбарная книга. Ула полистал ее и принялся рассказывать:
— Вот слушай… После этой жизни ты была участницей правительственного заговора в России и участвовала в покушении на императора Александра Второго. Тебя повесили, между прочим. Затем очень быстро после смерти (где-то через двадцать лет, а не через семьдесят, как положено) ты переродилась в англичанина Дина Робинсона, который сошел с ума во время Первой мировой войны, убил свою невесту, и был растерзан толпой. И вот теперь твое очередное воплощение, Полина Кузнецова, милый, но буйный ребенок. Может пострадать от злобной тени трагедии, случившейся с ее душой в этой жизни! — патетично закончил Ула.
Я поежилась, глядя на опечаленного Улу:
— Ой, как нехорошо… А почему же меня охраняешь ты, а не какая-нибудь чернявая жучка из не менее черного департамента? Ты же сам говорил, что стоит только душе совершить какой-нибудь более или менее страшный грех, как она переходит в ведение красоток в черном?
— Ну, положим, особо страшных грехов ты не совершала. В организации покушения участвовала только из-за своего любовника, Димы Каракозова, а невесту Дин убил в припадке безумия, а припадочных за грешников не считают, — успокоил меня Ула. — Маньяки — другое дело… Но если и в твоей жизни в качестве Полины Кузнецовой случится что-то нехорошее, то, боюсь, я уже ничем не смогу тебе помочь…
— То есть как это? — испугалась я. — Оставишь меня делать пакости?
Ула кивнул и грустно пояснил:
— Меня у тебя заберут, а взамен дадут…
— Меня! — раздался сзади вкрадчивый голосок.
Ула немножко побелел, а я проворно обернулась. На ковре перед камином стоял резвый брюнетистый парень в черном костюмчике с белым галстуком. Черные кудряшки были старательно напомажены и уложены надо лбом, однако они не скрывали одного несимметрично торчащего слева маленького рога. Вообще с левой стороны парень был весь какой-то… чертанутый. Ногти на левой руке были длиннее и претенциозно выкрашены в черный цвет. Из-под левой штанины скромно выглядывало копытце. Однорогий брюнет призывно подмигивал мне черным левым глазом и щурил правый, невинно-голубой.
— Это еще что за мутант? — спросила я Улу. — Или у него жена ходит только налево?
— Карл Полубес, — вздохнул Ула. — В прошлом жиголо и мошенник. Правой стороной, точнее. Полубесы опекают не до конца испорченных людей. Воров, мелких жуликов, хулиганов… Ну ты понимаешь?
— Ни хрена я не понимаю! — обиделась я. — Меня что же, эта жертва небесной генетики охранять будет, если я не распутаю, что случилось с Жужей?
— Ну, в общем, да… — признался Ула. Полубес раскланялся и зашептал медоточиво:
— А что ж вы так расстроились-то, Полина Ивановна?
— Пошел вон! — резво отреагировала я. — Шиш ты меня получишь! Рог обобьешь, непарнокопытное!
Карл обиделся:
— Я, между прочим, при исполнении. Обеими половинами. Прошу учесть, Полина Ивановна!
— А я тебе в обе половины и накатаю! — пообещала я. — Вон хоть той симпатичной мандолиной, которая на стенке висит. Ула, дай-ка мне…
Договорить я не успела. Полубеса как ветром сдуло.
— То-то! — назидательно произнесла я. — Ишь, намылился, индюк однорогий. Я ему вобью рог обратно в череп, а копыто в тазобедренный сустав! Но, Улик, солнце мое, попой скорбное, я совсем не хочу, чтобы этот… единорог с белым галстуком меня охранял! А если я буду очень-очень, ну до тошноты хорошей?!
— Не получится! — вздохнул Ула. — Какая-то трагедия, произошедшая в этой жизни, влияет чересчур сильно. Ты можешь совершить плохой поступок неосознанно, под влиянием минуты…
Я прижала руки к Павлиным ребрам и клятвенно пообещала:
— Гадиной буду, если все не узнаю про эту Жужу! Уж больно я к тебе привыкла!
— Вот и умничка! — порадовался Ула. — Мне тоже не хочется с тобой расставаться. Я же говорил, ты очень хорошая, только буйная…
Даже несмотря на частичное признание Улой моих добродетелей, спать я отправилась немножко расстроенная. Не хочу я, чтоб меня всякие однорогие полубесы охраняли! Только этого мне не хватало! Ох, ну что же такого сделала эта поганка Павла, что я все так долго расхлебываю? Внезапно я замерла с подушкой в руках. А не она ли убила Жужу? Ведь была же, по словам Руди, какая-то женщина, которая видела все происходившее в церкви. А что если Павла, эта малолетняя гадючка, видела, как Жужа загорает в церкви, и из-за врожденной подлости и вредности не стала звать на помощь? Свои какие-то цели преследовала, поганка бледная, чушка прыщавая, страшилка запудренная!
Вот с такими, не совсем приятными мыслями я и заснула. А проснулась от деликатного кряхтения служанки над ухом. Эта коза уже успела растопырить все шторки, так что солнце было повсюду… Я с трудом разлепила ресницы и разъяренно глянула на деву. Та быстро окопалась за спинкой кровати и оттуда объявила:
— Уже за полдень, госпожа! Вставать изволите?
— Сейчас я встану, и ты ляжешь, — неласково пообещала я. Но горничная свое дело знала — из-за кроватной спинки даже волоска не торчало. Для того, чтобы совершить справедливый суд, мне нужно было действительно встать.
Охая, я выползла из-под груды перин, умылась и села за завтрак, злющая, как хохлушка на диете. Девица, напротив, радостно улыбалась и прямо-таки сияла от счастья.
— Ты чего веселая-то такая? — хмуро осведомилась я, запихивая в рот булочку. — Неужто жуткую Фанни кондрашка хватила?
— Ах, совсем нет, госпожа! Просто сегодня утром я была у цыган, и одна гадалка мне сказала, что еще до конца года я выйду замуж за стройного жгучего красавца!
— Ну жди, Рики Мартин с концертом приедет! — хмыкнула я. — Постой, какие цыгане? Что, Рудя из запоя вышел?
— Нет-нет, Рудя здесь ни при чем. Просто сегодня рано утром у замка расположился цыганский табор. Господин Золтан разрешил им остаться здесь на месяц…
Я оживилась и резво сжевала еще одну булочку:
— Ой, а может, и мне туда сходить? А то скучно что-то… Послушай, а это те цыгане, которые были здесь четыре года назад?
— Нет, госпожа. Они приехали в первый раз. Правда, я слышала, что есть там одна старая цыганка, которая прежде бывала здесь…
— Одеваться!!!
Табор расположился на опушке, сразу за кладбищем. Я храбро подвалила к пестрым фургончикам и была встречена толпой цыганят, весьма артистично просивших денежку. Я дала самому резвому в лоб, и они отстали.
— Чего изволите, госпожа? — прямо передо мной очутилась молодая цыганка с хитрыми глазами. — Дайте ручку, погадаю вам, все как есть расскажу.
— Притормози, девуля! — посоветовала я ей. — Знаю, что ты нагадаешь. Жгучий брюнет, страстная слюнявая любовь, восемь детей, белый мерс, мерин то есть… Я хочу, чтобы мне свой человек погадал. Есть тут у вас одна бабушка, она уже была у нас…
— Вы о полоумной Изе говорите? — удивилась девица. — Да она уж и говорит-то плохо, а умом совсем тронулась. Как узнала, что мы сюда едем, кричать начала, нашему барону в ноги кидалась, умоляла, чтоб мы и не думали сюда приезжать.
— Чего это вдруг? — заинтересовалась я.
— А позолоти ручку, скажу… — заюлила девчонка. Я выкатила ей кукиш под нос:
— Тихо, подруга! Я тут главная, стоит мне только накашлять графу, и вас здесь не будет!
Девица оказалась понятливая и больше не клянчила. Я, в общем-то, была не жадная, только золота у меня было аккурат на бабку, а одаривание всяких предприимчивых девиц в мои планы не входило.
— Старая Иза говорит, что видела здесь вампира! Но это было четыре года назад, Иза была уже старая, мало ли что померещиться может… К тому же место здесь больно хорошее, а от вампиров мы средства знаем. Так что если вам нужна Иза, то она в той, дальней повозке под полосатой крышей.
Я потрусила к указанной арбе. Оттуда раздавалось какое-то кряхтение и бульканье. Я откинула полог и заглянула внутрь. В углу сидела засаленная бабка в красном колпаке и телогрейке и активно лечилась сливовицей. Увидев меня, она поперхнулась, выпучила глаза и побелела.
— Изыди, нечисть! — бабка резво заползла в кучу тряпья и выставила оттуда изгрызенную чесночину, в лучшие дни, видимо, служившую ей закуской.
Я выразительно покрутила пальцем у виска. Постучала себя по лбу. Бесполезно. Бабка упорно показывала мне чесночину.
— Э-э, здрасьте, бабушка… я тут к вам по делу забежала. Могу вас уверить, что вполне нормальна и с зубами у меня все в порядке. Клыки не мутировали…
Бабуля по-прежнему сопела в тряпье, для удобства пристроив чесночину на собственную фигу и подтянув к себе бутылку. Я попробовала по-другому:
— Здорово, клюшка трухлявая! Что, еще гремишь костями, кошелка понторылая? А я, между прочим, не ля-ля травить прибежала…
Никакого результата. Бабка нагрузилась сливовицы и храбро отвечала:
— Пошла вон, вампирка! Я уже старая и невкусная как сопливый носок…
Я прибегла к последнему средству. Вытащила кое-какую мелочовку и демонстративно ею побренчала. Подействовало моментально. Бабка заинтересованно приподняла голову и деловито осведомилась:
— Деньги?
Я кивнула. Бабка мгновенно выползла из укрытия и слямзила денежки у меня с ладони.
— Вижу, хороший ты человек… Обозналась, за другую тебя приняла. Проходи, красавица, хлюпнем по маленькой, всю судьбу тебе твою расскажу…
— Спасибо, я не пью! — вежливо отказалась я. — Я к вам, вообще-то, по делу зашла… Вы ведь уже были здесь, четыре года назад?
Бабка задрожала и одним махом выплеснула в себя остатки сливовицы. Привычно перекосив глаза к носу, она созналась:
— Была, черти принесли… Уж такого страху натерпелась. Я тогда тут была с другим табором, тех цыган кого поубивали, кого посадили…
Я поспешно перебила бабулю, готовую предаться невеселым воспоминаниям:
— Да-да, все это очень печально, но я бы хотела поговорить с вами о другом. Что случилось здесь четыре года назад, в ту ночь, когда вы приехали?
Пьяная бабка задумчиво разгрызла чесночину и покосилась на меня:
— А что мне за это будет?
Нет, мне решительно не везет с пенсионерами! Сверхъестественные способности мои улетучились вместе с телом Рёд, так что устроить здесь метание тяжелых предметов по живым мишеням не удастся. И денег больше нет. Эта наглая хиромантка конкретно развозит меня на бабки!
— Живой останетесь… — неуверенно пообещала я. — Хотите, молиться за вас буду? Могу домашние тапочки крючком вывязать…
— А как насчет маленькой кругленькой монетки? — настырно поинтересовалась пожилая вымогательница.
— А как насчет светящегося синего фингальчика? — перешла я к запрещенным методам ведения допроса. — Ну нету у меня больше денег!
— Ну нету и нету! — неожиданно согласилась старушка. — Так расскажу… Вот слушай. В ту ночь была страшная гроза, но она началась, когда все уже спали. Только я не спала — старая Иза боится грозы. Я тихо сидела в углу шатра и молилась. Вдруг я услышала конское ржание, совсем рядом с моим шатром. Тогда старая Иза ничего не боялась, поэтому я выглянула наружу и увидела…
Бабка заглохла на середине как испорченный телевизор и принялась рыться в куче тряпья. Вытащив еще одну бутылку из неприкосновенного запаса, она прижала ее для храбрости к сердцу и продолжила:
— И вижу я, один из коней наших ржет и бьет копытами, а рядом с ним кто-то стоит. Тогда старая Иза видела как орлица. Это была женщина с длинными черными волосами, в светлом платье, забрызганном кровью, и руки ее были в крови, и лицо тоже.
— Какая-то кровавая Мэри, — хмыкнула я. — И что, она была вампиршей?
— Истинно, истинно так! Когда все цыгане, разбуженные лошадиным ржанием, сбежались к коню, то увидели, что один бок его был порван и оттуда вытекло много крови. Она пила кровь коня! — выпалила бабка и любовно погладила заветную бутыль.
Я задумалась. Женщина в светлом платье… Уж не это ли платье мы с Улой нашли в комнате Жужи? Тогда понятно, откуда взялась кровь. Это кровь коня. Она брызнула Жуже на подол… Но зачем Жуже калечить бедное животное? Уж не была ли она и вправду вампиром?