А.П. Это общая для всех беда. Но как ее преодолеть? Есть ли общий для всех подход, или это вопрос таланта, предприимчивости, изобретательности директора?
   И.О. Многое зависит от предприимчивости. Я зову людей на завод, а они говорят: "Нам нужно жилье". У меня нет жилья. Тогда я иду в банк и говорю: "Сделайте ставку по ипотеке не 13%, а 12%". Банк говорит: "Хорошо. Но тогда ты проводи свои деньги через нас, и получишь свои 12%". При всех сложностях финансирования я буду ремонтировать и строить общежития, чтобы человеку было, где притулиться. Хотя для завода это непросто, деньги нужны, чтобы строить корабли.
    А.П. Вернемся к "черной дыре". Существует мнение, что могучий советский ВПК, для которого не было ничего невозможного, необратимо разрушен. Его закололи, как закалывают раненого зверя. И теперь это - туша, лежащая на боку. Однако я видел ваш корабль "Ярослав Мудрый", насыщенный современным вооружением, электроникой, системами связи. Я видел спущенные на воду лодки, способные противостоять современному иностранному флоту. Такие корабли невозможно построить с разрушенным ВПК. Нужны новые марки стали, новая элементная база, новые типы антенн, новые системы борьбы. Значит, слух о погибшем ВПК не верен?
   И.О. ВПК не разрушен. Потрепан, но не разрушен. Иногда мы вынуждены винт корабля покупать на Западе. Или часть электроники. Это и есть сегодняшняя рыночная кооперация. Но базовые отрасли ВПК живы. И знаете, почему? Потому что есть люди, для которых работа в ВПК, даже в самые тяжелые годы, с минимальной зарплатой, с остановленным финансированием, была способом самореализации, открывала для личности возможность творчества, борьбы, интеллектуального и духовного совершенствования. Ни торговля, ни банковское дело не сравнимы с научно-техническим творчеством, которым занят "оборонщик". Знаю людей, которые ушли из ВПК в бизнес, заимели хорошие квартиры, машины, дачи, обеспечили свой быт, но душа, интеллект остаются незагруженными, тоскуют по настоящему делу. И они возвращаются в военное судостроение. Люди из ВПК, которые выжили в это "черное" время, они выживут и в дикой тайге, и в безводной пустыне. Они - драгоценное достояние нации. Когда я собираю корабль, со мной работают около ста семидесяти контрагентов. Металлурги, энергетики, оружейники, мотористы. Все они живы, все строят боевой корабль. Хотя за некоторыми я ухаживаю, как за детьми. Подымаю их на ноги. Вовлекаю в партнерство.
    А.П. Значит, вы для них, как матка. Они кормятся от ваших сосцов.
   И.О. Сказав это, вы затронули уникальный пласт, который определяет новизну работы в корпорации. В судостроении всё зиждется на "головниках" - таких, как наш "Янтарь". Мы "кормим" множество предприятий второго уровня. Надо поддержать "головников", чтобы они восприняли свою значимость, свою решающую роль для целого куста смежников. Мы получаем от государства большие деньги, и надо правильно распределить их среди контрагентов - и по суммам, и по времени поступления. Вот сейчас ко мне приехал издалека директор - смежник. Я ему должен деньги. Но я выбрал приоритеты и направил деньги другому смежнику. А этот задыхается. Примчался ко мне, просит: "Дай хоть пятую часть долга, иначе я встану". И я понимаю, изыскиваю деньги, даю. Вот эта финансовая политика, понятная только "головнику", распределение средств по всем ста семидесяти направлениям, делает меня своеобразным министром финансов. Я своим подрядчикам говорю: "Ну, что ты меня трясешь за деньги? Да, я тебе должен пятьдесят миллионов, но могу дать только десять. Но ты пойми, если я тебе сразу отдам пятьдесят, завтра меня не будет. Тогда кому будет нужна твоя продукция? Никому. Точно так же умрешь после меня ровно через год". Смежники начинают понимать эту кибернетику отношений.
    А.П. Слушая вас, я подумал: в поисках смежников вы сталкиваетесь вплотную с тем, что является "рынком". Ищете сталь для корпусов, выбираете между "Северсталью" и "Криворожьем". Где лучше, где дешевле? Хотите купить винт за рубежом. Смотрите, сколько он стоит в Германии, сколько в Англии. Для этого на заводе должен быть маркетолог, человек, способный мотаться, торговаться, тонко чувствовать конъюнктуру, всплески и падения цен. Люди старой формации вряд ли на это способны? Есть ли у вас такой "маклер"?
   И.О. Такие спецы - штучный товар. Как правило, люди, всю жизнь прекрасно строившие корабли, не находят себя в рыночной среде. В динамичном общении с контрагентами. А ведь это общение - коммерческое, организационное, психологическое, - стало сейчас главной составляющей общего управления строительством. Я сейчас обновляю свою команду. Я либо найду их на стороне, привлеку на завод. Либо обнаружу их среди моего окружения, пробуя, испытывая их в деле.
    А.П. И как найти такого "Шафирова", включить его в команду "птенцов Орловых"?
   И.О. Бросить его в воду и смотреть: выплывет или потонет. Другого пути нет.
    А.П. А сами вы занимаетесь этими тонкими рыночными проблемами?
   И.О. Как же не занимаюсь?! Только руководитель может до конца почувствовать отношения с контрагентами. Если я их не понимаю, они начнут на меня жаловаться, отворачиваться. Но, кроме контрагентов, у меня есть заказчик, как правило, представленный важными персонами, серьезными организациями. Такими, например, как Военно-Морской Флот России. Или Военно-морской флот Индии. Я по отношению к ним - дипломат, политик. А еще я должен тонко чувствовать коллектив завода, рабочих. Не пойдут ли они завтра на демонстрацию требовать увеличения зарплаты? Поэтому вот таких чувств у меня должно быть шесть, десять, пятнадцать. А не одно "шестое чувство", о котором писал Николай Гумилев.
    А.П. Я два дня изучаю ваш многострадальный корабль, который двадцать лет назад был наречен "Неприступным", а теперь достраивается под именем "Ярослав Мудрый". Когда он закладывался, он был последним кораблем великого Советского флота, "горшковского", как я его называю. Тогда страна действовала в мировом океане, была включена в глобальную борьбу. Были понятны акватории будущих сражений. Прочерчены коммуникации от Персидского залива к Японии и Америке, которые предстоит перерезать. Наши базы - на севере Африки, на Кубе, во Вьетнаме, в Эфиопии. Была понятна будущая война. У флота имелась четкая стратегия. Я с радостью встретил на "Ярославе Мудром" Виталия Петровича Муровского, с которым познакомился двадцать лет назад на Пятой Средиземноморской эскадре, на таком же "сторожевике", где он служил капитаном 3-го ранга. Мы вместе "охотились" за лодкой в Тирренском море. Вместе отслеживали авианосец "Саратогу" южнее Сицилии. Теперь этот "последний" советский корабль становится "первым" кораблем российского флота. Как говорится: "И последние станут первыми". Но на какой флот идет этот корабль? Кто противник? На каких театрах предстоит борьба? В чем стратегия? Каков образ будущего? Вы об этом думаете, наряду с маркетингом или возможными демонстрациями трудящихся?
   И.О. Я ведь тоже дитя двух эпох. Родился в советское время. День рождения Ленина считал одним из главных праздников страны. Система воспитания советская. В каком-то смысле я тоже и "последний", и "первый". Но из советского времени я сохранил ощущение великой страны. И считаю, что величие современной России без великого флота невозможно. И на Севере, на "Звездочке", когда я возвращал в строй атомные подводные лодки, и здесь, в Калининграде, достраивая "Ярослав Мудрый", я вижу будущую Россию с сильным, могучим флотом. Когда я достраиваю этот корабль, я не обременяю себя сомнениями, нужен флот, или не нужен. Я отправлю этот корабль в море и сделаю существующий флот на один этот корабль сильнее. Это главное чувство. Я знаю, что сегодняшние наши амбиции выше реальных возможностей страны. Но, отправляя корабль в море, я приближаю страну к этим амбициям.
    А.П. Сейчас вы строите три индийских фрегата. Они уйдут в тот океан, где уже завязаны узлы будущих конфликтов между Индией, Пакистаном, Китаем. И фрегаты, построенные на "Янтаре", быть может, сгорят в этих будущих, удаленных от нас конфликтах. Но ведь и нам есть что защищать. Трубопровод по дну Балтийского моря в Германию, который вызывает резкие возражения некоторых стран, в том числе и Америки. Трубопровод по дну Черного моря, который раздражает конкурентов. Американцы строят боевые корабли ледового класса для вытеснения России из Арктики. Огромная часть ресурсов находится в мировом океане. Рыба, металлы, углеводороды. В недалеком будущем предстоит борьба за эти ресурсы. Быть может, это и определит характер будущего флота? Акватории будущих схваток?
   И.О. Ведь не обязательно корабль должен стрелять и топить. Иногда достаточно продемонстрировать флаг. Достаточно появиться человеку с палкой, который даст понять супостату, - сунешься, получишь палкой по голове.
    А.П. Помню, в девяностые годы, в "годы черной дыры", когда министром иностранных дел был Козырев, высокие чиновники МИДа открыто заявляли, что нам следует передать Курилы Японии. В этом, дескать, высшая справедливость, высшая целесообразность. Тогда же я разговаривал с офицерами-тихоокеанцами. Они говорили: "Если отдать Курилы, ТОФ лишается смысла. Он оказывается запертым в континентальных бухтах". Теперь же Сергей Иванов провозглашает Тихоокеанский флот главным флотом страны. Видимо, конфликтность в восточных морях столь велика, что вырисовывается и военно-морская стратегия России.
   И.О. Я думаю, что за этим заявлением Сергея Борисовича Иванова стоит указание на то, что русский Дальний Восток, русская Сибирь - неотъемлемые территории России. И пусть никто не питает на этот счет иллюзий. Главным же флотом по-прежнему остается Северный флот, я бы сказал, суперфлот, решающий глобальные задачи России. Есть флоты Черноморский, Балтийский, Каспийская флотилия. Они решают локальные задачи.
    А.П. Поговорим о вашем экспортном, индийском заказе. Я знаю, что была борьба за эти три фрегата. Многие верфи хотели их получить. Была интрига, конкуренция. Как они у вас оказались?
   И.О. Экспортный заказ на "Янтаре" - это положительный результат частно-государственного партнерства. Здесь совпали интересы частного акционера завода, который хотел заработать на этом контракте. И государства, которое хотело поддержать завод, лежащий на боку. Я наблюдал борьбу за этот заказ со стороны, находясь еще на "Звездочке". Мне казалось, что верфи Петербурга были более приспособлены для выполнения заказа. Однако существовали и не видимые мне в то время мотивы. Во-первых, частник оказался очень влиятельной силой в борьбе за этот заказ. Во-вторых, государство вдруг вспомнило, что в Калининграде у него есть завод с долей в 51%, и надо его поддержать. Теперь я понимаю, насколько это было выверенное решение. Если развивать и поддерживать Балтийский флот, то лучше "Янтаря" ничего не найти. Что будет с судостроительными мощностями Петербурга в условиях рынка, в условиях быстро растущего города, когда "Адмиралтейские верфи" или "Балтийский завод" оказываются почти в центре города, занимают лакомые куски земли с выходом на Неву? Что такое потерять мощности в Питере, и не обрести их в Калининграде? Это значит, потерять Балтийский флот. Благодаря этому решению "Янтарь" через пару лет станет достойным конкурентом Петербурга, и не только конкурентом, но, быть может, и спасителем флота. Здесь и рабочая сила, и накладные расходы, и цена электричества, и стоимость тепла ниже, чем в Питере.
    А.П. А не является ли этот заказ не только приобретением, но и огромной обузой? Ведь требования заказчика огромны. Индийцы требовательны, придирчивы. Торопят со сроками, въедливо следят за качеством. Они оглядываются на американское, на английское качество, требуют, чтобы Россия строила не хуже.
   И.О. Это обломовская позиция: "Зачем мне больше, если мне и так хорошо". Но поймите, этот заказ не является для нас дополнительной работой, источником дополнительного заработка. Он для нас - средство выживания. С его приходом мы ожили. С его выполнением мы начнем развиваться. У меня появились деньги не только на зарплату, но и на ремонт крыш, на покупку нового оборудования. Я буду развивать инфраструктуру. Ради этого мы работаем в поте лица своего. Прихожу на работу в семь утра, покидаю завод в двадцать два. И многие так.
    А.П. То есть, заказ для вас - это мобилизация?
   И.О. Именно так. Мы доказываем миру, что "Янтарь" - это завод. Это не просто этапное событие, а я бы назвал его историческим. Если мы справимся, это войдет в историю завода, в историю региона. Я вспоминаю "Звездочку" в тяжелейший период, когда казна была пуста, госзаказ не финансировался и стоял вопрос: может быть, отказаться от лодок? Строить танкера? Нефтедобывающие платформы? И вдруг приходит индийская подводная лодка, и всё меняется. Оказывается, нужны такие рабочие, такие специальности, такие навыки, такая документация. И на "Янтаре" то же самое. До появления заказа стоял вопрос: нужен ли завод? Теперь все понимают - нужен. Это новый этап в истории завода, включая немецкий период. Когда-то немцы здесь строили паровозы. Потом перешли на ремонт подводных лодок. Потом, в советское время, начали строить корабли. И теперь мы - вновь завод.
    А.П. Вы под этот заказ провели мобилизацию. Взбодрили коллектив. Обновили службы. Завершите заказ, будет у вас в руках горсть денег, чтобы направить их в развитие?
   И.О. Вряд ли будет большая горсть денег. Все полученные ресурсы идут уже сейчас на обновление инфраструктуры, на модернизацию служб, на приобретение темпа и опыта, позволяющего справиться с заказом. Это очень важно. Новый опыт, новый тонус, обращение с заказчиком и смежником, рыночная практика, взаимодействие с частным акционером - всё это позволит нам получить следующий заказ, следующие корабли. Корабли должны строиться на "Янтаре" непрерывно. Вот смысл этого первого заказа.
    А.П. Существует расхожее мнение, что подобными экспортными заказами мы строим чужую военную машину, но не свою. Вооружаем чужой флот, но не свой. Возникает некоторая обида, недоверие. Что вы на это скажете?
   И.О. Это дилетантский взгляд. Только заказы такого высокого класса позволят нам удержать высокотехнологичное производство. Мы бы могли отказаться от фрегатов, перейти на строительство буксиров. На них большой спрос. И наш, и заграничный. Но разве сравнишь буксир с боевым кораблем? Завязка с сотнями контрагентов, установка и регулировка сверхточного оружия, множество тонких технологий. Разумные руководители понимают: лучше мы с помощью экспортных заказов переживем тяжелые времена и сохраним класс своего производства. Но после "тощих" лет наступят "тучные", и мы станем в полном объеме строить классные корабли нового флота России.
    А.П. Сейчас все говорят о Развитии. Путин говорил о Развитии, не успел его запустить, хотя сберег государство, за что ему воздастся в русской истории. Президент Медведев станет осуществлять программу "2020". Но будет ли это Развитие? Будет ли это рывок, революционный переход с одного цивилизационного уровня на другой? Или это будет эволюционный процесс?
   И.О. О чём можно говорить с уверенностью, так это то, что поворот к Развитию произошел. Мы это чувствуем на "Янтаре". У нас есть возможности, есть заказы, есть потенциал. Исчезли уныние, беспросветность. Но как, какими темпами мы будем развиваться? За год? За десять? За пятнадцать? Всё зависит, как мы используем этот поворот к Развитию. Если государство завтра скажет: "Янтарь", стань первоклассной верфью!", - я отвечу: "Чтобы стать первоклассной верфью, мне нужно четыре миллиарда рублей". Получаю эти деньги - через четыре года "Янтарь" становится первоклассной верфью. Сейчас я работаю на старом производстве, и для выполнения определенной работы мне нужно, например, тысячу человек, а у меня всего четыреста. Но с модернизацией производства, мне хватит и четырехсот. Но если мне государство скажет: "Развивайся только за счет своей прибыли, никаких тебе четырех миллиардов", - я стану развиваться, но мне понадобится не четыре года, а четырнадцать лет. Вот проблема рывка или эволюции. Нас волнует судьба денег, которые накопило государство. Их можно вкладывать в нефтедобычу или производство товаров народного потребления, или в туризм, или индустрию услуг. Эти деньги быстро окупаются, приносят моментальную прибыль. Но нанотехно- логии, ЖКХ и судостроение дают эффект как минимум через четыре года. Иной раз думаешь: на сочинскую Олимпиаду нашли деньги, а на строительство кораблей не находим. Олимпиада даст работу и процветание сотне тысяч человек, а судостроение даст возможность жить в безопасности целым поколениям.
    А.П. Я был на "Севмаше" в Северодвинске. Изучал историю завода, создание ядерного подводного флота СССР, когда со стапелей непрерывно сходили атомные громады, когда менялись их проекты, конструкции. Я слышал от старых рабочих, какой энтузиазм царил на заводе. Конечно, и тогда были пьянки, мордобои, недовольство. Но люди чувствовали, в какое громадное, мессианское дело они включены. Как важны они для страны, для флота, для народа. Это был стимул не меньший, чем зарплата и квартира.
   И.О. Два этих стимула должны дополнять друг друга. Уровень жизни на "Севмаше" был выше, чем у остальной страны. Обеспечение товарами, лучшая зарплата, более долгие отпуска, профилактории на берегу Черного моря, ранняя пенсия. Человек говорил: "Раз мне платят больше, заботятся обо мне, значит, я нужен, я важнее и лучше других. Я служу моему государ- ству, но и оно служит мне". А здесь, на "Янтаре", в "чёрное" время были другие настроения: "Это сволочное государство, имея 51%, бросило нас к чертовой матери". А когда появился заказ, появились зарплаты, заговорили другое: "Вспомнили о нас. Значит, мы нужны, на что-то еще годимся". Всё определяется тем, как к конкретному рабочему относятся государство и завод.
    А.П. Конечно, человеку важно, как к нему относятся бригадир или директор. Но есть и более высокие запросы. Вы говорили, что потерян престиж профессии. Я смотрю телепередачу "Главный герой". Кто он, "главный герой" сегодняшней России? Если верить передаче, то это какой-нибудь гламурный стилист или изысканный гомосексуалист, или какая-нибудь топ-модель, или просто распутная телеведущая.
   И.О. Самая "интересная" передача - "Из жизни звёзд". Когда её смотрю, мне тошно становится. Я работал на "Звездочке", мы выпускали гигантские плавающие машины, сложнее и великолепнее которых нет ничего на земле. Все, кто их создавал - конструкторы, изобретатели, технологи, рабочие, - это звёзды. И все, кто их эксплуатирует: командир лодки, офицеры, мичманы, матросы, способные запускать реактор, стрелять баллистическими ракетами, находиться месяцами под водой, оберегая безопасность Родины, - это звезды. А "Фабрика звёзд" - это волосатое мясо, как выразился один мой знакомый.
    А.П. Развитие невозможно без того, чтобы опять не вернулся на экраны человек труда, созидатель, мудрец, философ. Человек огромных горизонтов, огромного жизненного опыта, способный на духовный, трудовой, боевой подвиг. Мы своевали победную чеченскую войну, сберегли страну от распада, но где они, полководцы, Герои России? Их заменили вертлявые певички и изломанные режиссеры. Раньше были писатели, воспевавшие труд корабелов, морские баталии, героику морской службы. Новиков-Прибой, Соболев, Пикуль - ими зачитывалась страна. Когда начнется настоящее Развитие, возникнет гравитация Развития, рядом с кораблями вновь появятся художники, писатели, музыканты, и кто-нибудь опять напишет песню про "усталую подлодку".
   И.О. Надеюсь, да. Но еще не сегодня. Калининград - город новостроек. Открывается великолепный супермаркет, и на его открытие приезжает представитель Президента. А на спуск корабля не может появиться даже мэр города. Конечно, я нахожусь в камнедробилке забот и проблем. Мне не до того, чтобы заказывать гимн завода "Янтарь". Но одно дело я все-таки сделаю. Знаете, как называется улица, ведущая к заводу? "Транспортный тупик". Так вот, я добьюсь, чтобы её переименовали в "Янтарный проспект".
 

Сергей Кургинян МЕДВЕДЕВ И РАЗВИТИЕ - 11

 
    Продолжение. Начало - в NN12-21
    ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО ТИПОВпонимания. Один - когда умом понимаешь, а сердце в этом не участвует. Другой - когда на уровне переживаний тебе кажется, что твое понимание носит абсолютный характер. А сформулировать что-либо трудно.
   Для многих тот или другой тип понимания является высшим. Но для меня высший тип понимания - такой, когда разлада между умом и сердцем нет.
   Разлад же является следствием отсутствия того, что я называю "точкой сборки" или "фокусировкой". Без этой точки нельзя собрать воедино противоречивые начала (чувства и мысли, образы и понятия и т.д.). Найти же такую точку совсем непросто. Но если разлад и порожденная им МУТНОСТЬ твоего понимания тебя не устраивают, ты будешь вести себя как та самая лягушка из притчи, которая, попав в горшок со сметаной, начала бить лапами.
   И рано или поздно добьешься искомого - "собьешь масло и выпрыгнешь". На что-то натолкнешься, с чем-то встретишься. И вдруг возникнет эта самая фокусировка. А остальное - дело техники. Фокусировку надо удержать. Вокруг нее надо выстроить систему точного понимания происходящего. Это - известно, как делать.
   А вот сама фокусировка… Тут надо "бить лапами" и быть готовым к самым неожиданным мессиджам, превращающим мутное (сметану) в ясное (сбитое твоими лапами масло).
   Элита и народ… Постсоветский процесс нес в себе нечто качественно новое в отношениях между этими "макросоциальными величинами". И новизна была существенной. В каком-то смысле, глобально значимой. Мы опять оказались слабым звеном в некоей цепи. Какой?
   Что-то я понял достаточно быстро. Но ясности в моем понимании не было. Не хватало этой самой фокусировки. Я понимал, что добьюсь ее, и терпеливо ждал нужного мессиджа. И дождался.
   "Круглый стол" в одной газете… То, что называется "элитные интеллектуальные посиделки"… Все выступили… После этого хозяева накрыли стол… А люди еще достаточно интеллектуально разогреты и не готовы перейти на светскую болтовню… Шлейф спора тянется из конференц-зала в зал банкетный… Но, конечно, спор меняет качество. Обязанности жестко спорить уже нет, закуска и выпивка…
   Я еще на "круглом столе" задел собеседников. Начал рассказывать о том, что такие-то и такие-то элиты (отнюдь не либерального толка) допустили распад СССР, обещая классическую модернизацию России (модернизация - это всегда буржуазный процесс), создание нации (нация - субъект и продукт модернизации) и прочие позитивы, невозможные в советской империи. Что трудность борьбы с этими элитными группами состояла в том, что они выступали как радетели о благе России. И обвиняли противников в корыстно-инородческом нежелании сделать государство национальным.
   И вот перешли мы из одного зала в другой. Собеседники, раздраженные такой моей формулировкой (либералов приятно и привычно обвинять во всем, а я посягнул на другое), продолжают меня атаковать. Я перехожу в контратаку. Привожу аргументы. И еще больше раздражаю собеседников. Наконец, я беру быка за рога и говорю: "Ладно, дело прошлое. Империи нет. Издержки чудовищные. Но где обещанная модернизация? ГДЕ ОНА, я спрашиваю? Вот по этим признакам ее нет, и по этим, и по этим!"
   Собеседники, понимая, что я прав, заводятся еще больше. Хотя казалось, что дальше некуда. А тут еще накрытый стол, отсутствие микрофонов. Компания тесная. И один из собеседников говорит: "Да что Вы несете ахинею! Вы ничего не поняли в самом проекте! Речь шла не о модернизации страны, а о модернизации элиты".
   Застольный шум как-то сам собой затихает. Я в этой тишине спрашиваю: "ЗА СЧЕТ ЧЕГО?"
   Собеседник, услышав тишину, делает паузу. Но поскольку страсти кипят и внимание обращено на него, он не может не ответить. И после паузы отвечает: "ЗА СЧЕТ ВСЕГО!"
   И вот тут я все понимаю. Точнее, в моем понимании, наконец, возникает давно искомая фокусировка. Я потому и рассказываю так подробно, что надеюсь это фокусировочное, почти неуловимое, "интеллектуальное ощущение" как-то передать читателю.
   Если продолжается модернизация элиты "за счет всего" - тогда какое развитие? И что такое эта "модернизация за счет всего"? Что входит во "всё", за счет чего должна происходить модернизация?
   Модернизация всегда происходит за счет традиционного общества. Это касается и английской, и советской модернизации. Сталин не мог проводить индустриализацию без коллективизации. Как не мог он проводить ее и без ПОДЛИННОЙ культурной революции (маоистский вариант - это, как мы понимаем, другое). Поскольку сталинская модернизация не была буржуазной (и в этом смысле ее нельзя считать классической), то и с традиционным компонентом общества происходило нечто далекое от канона.