Алексей Зайцев
Дом плачущих ангелов

Глава 1. Ступеньки

   Тьма… бесконечная и безначальная тьма. Мир, в котором сплетаются и расплетаются вселенные. Сон, который снится вечно. Сон, который приходит после жизни. Сон, который вовсе и не сон. Я слышу ее, хоть меня и нет. Я слышу ее, хоть и не могу ее услышать. Я слышу, ее хоть и ни имею не малейшего права называть себя «я». О каком «я» может идти речь, если нет ничего, кроме тьмы? Далекой и близкой, желанной и отвергнутой, молчащей и плачущей. Тьма… она обволакивает мое жалкое существо, принося странное чувство тревоги. Она будто бы заставляет меня на что-то решиться. Но на что? На что я вообще могу решиться, если даже не уверен в своем существовании? Может, она хочет от меня избавиться? Выбросить меня вон? Нет, скорее всего, она просто предоставляет мне выбор. Остаться или уйти? Признаться, все эти раздумья сильно меня утомляют. Куда уж лучше просто не быть и постигать тьму. Тьма — ничто, пустота, в которой совершенно ничего нет. И тьма — все, одно сплошное вещество, в котором помимо меня находятся миллиарды существ, молекул, атомов.
   Однако она настаивает. Настаивает на том, чтобы я сделал выбор. Я могу выбрать свет. Но свет таит в себе нечто ужасное, он заставляет глядеть в сердце истине. Я слишком много знаю… тьма не примет меня обратно. Мне не следовало так долго размышлять. Впрочем, я хочу уйти. Я ухожу.
* * *
   Свет… чудесный завораживающий свет. Мир, в котором так много интересного. Мир, который привлекает к себе настолько, что забываешь о своем «я». А ведь это «я» далось мне не так то просто. Помнится, я с большим трудом вынес его из… Свет. Он не дает ни секунды на то, чтобы задуматься. Окружая со всех сторон, он настойчиво требует сосредоточить на нем все свое внимание.
   — Ты ничто без меня, — утверждает Свет одним лишь только своим существованием.
   — Ты часть меня, одна из моих составляющих, и без меня, тебя нет, — доносятся звуки.
   Однако это утомляет. Я не люблю, когда мне что-то навязывают. И я сам буду решать остаться мне здесь или уйти.
   Да, конечно, заманчиво находиться под непробиваемой броней света, но только не в том случае, если ты всего лишь одно из колечек его кольчуги. В общем, надо решать: «я» или «мы».
   — Ты ничто без меня, — медленно повторяет Свет.
   И я (теперь мне уже точно известно, что это именно я) делаю выбор. Я открываю глаза.

Глава 2. Комната ожидания

   Открыв глаза, я чуть было не закричал. Не часто я видел подобные сны. А раз они стали мне сниться, значит, с моей психикой что-то не так. Тщательно проморгавшись, я попытался вспомнить и осознать все мной увиденное. Я множество раз так делал — просыпался и, лежа в кровати, восстанавливал в памяти сновидение, чтобы потом тщательно его проанализировать. Я всегда все анализирую. Итак, поначалу мне снилась тьма. Безначальная и бесконечная. Я вспомнил, как эти слова шептал мне на ухо какой-то до омерзения нечеловеческий голос. Более того, я вспомнил, как сам в этом голосе находился. От отвращения меня передернуло. Неприятное надо сказать ощущенице. Меня будто бы погрузили во тьму и заставили почувствовать себя ее частью. Помнится, потом я еще делал какой-то выбор. Что-то вроде того — уйти мне из тьмы или остаться в ней. А потом появился свет. Ладно, подумаем о том, чтобы это все могло значить… Скорее всего, тьма обозначала небытие, а я стало быть был его частью. И вот значит, мне предоставилась возможность перебраться оттуда в бытие, которое символизировал свет. Я этой возможностью воспользовался и перестал быть частью небытия. Кстати, забавное словосочетание — перестать быть частью небытия. Это значит начать быть. Но в свою очередь, если я был частью небытия, выходит, уже нельзя сказать, что меня не было?!!
   Иными словами, получалось, что я только что родился на свет, а пару минут назад решал, стоит мне это делать или не стоит. Усмехнувшись, я медленно сел в кровати и подумал о том, что иначе, как во сне, такую чушь не придумаешь. Это я-то, и только что родился?!! Это я-то, которому уже… кстати, а сколько мне? Бог мой, кажется, я забыл свой возраст. Да, в моей голове, безусловно, творится что-то неладное. Я тщательно напряг память, пытаясь вспомнить год своего рождения и… с ужасом осознал, что не помню не только этого, но и даже своего имени. Черт, что же со мной все-таки случилось?!! Нельзя же вот так, за одну ночь, взять и потерять память!
   Я встал с кровати и оглядел комнату. Белые больничные стены и нехитрая обстановка все мне объяснили. Судя по всему, я потерял память гораздо раньше, чем прошлой ночью. Оставалось надеяться, что я находился не в клинике для душевнобольных.
   В совершенно безликой комнатушке стояла старая железная кровать, на которой я, собственно, и проснулся, а также бесчеловечно низкий квадратный столик. Этим вся обстановка и исчерпывалась, если, конечно, не считать висевшей на потолке доисторической лампы и прикрученного к стене зеркала. Зеркало меня заинтересовало сразу — оно давало возможность узнать, как я выгляжу. Я подошел к нему и, взглянув на завораживающе-гладкую поверхность, увидел там свое отражение. Из зазеркалья на меня смотрел мужчина лет тридцати пяти. Жадно вонзившись в него взглядом, я попытался выудить о себе хоть какую-то информацию. Лицо у меня было симпатичное, волосы темные, стрижка короткая, глаза голубые. Потом я осмотрел свою одежду. На мне, как это ни парадоксально, был надет отменный черный фрак, и это настолько ошеломило меня, что я решил как можно скорее отыскать главврача и потребовать у него разъяснений на тему: кто я такой, почему здесь оказался, почему ничего не помню, и, в конце концов, почему я так одет.
   Подойдя к зеркалу, я при помощи пальцев попытался придать своим волосам некое подобие прически, а потом тяжело вздохнул, подошел к двери и, дернув ее за ручку, вышел из комнаты.

Глава 3. Приемное отделение

   Снаружи было очень темно. Настолько темно, что единственной вещью, которую я сумел различить, был большущий стол из красного дерева, за которым сидел мужичок, довольно-таки неприятной наружности и что-то рассматривал. Хотя, что именно, оставалось загадкой — поверхность стола была абсолютно пуста. Мужичок был одет в измятый белый халат, и это натолкнуло меня на мысль о том, что он является одним из работающих здесь врачей. Я сделал несколько шагов по направлению к нему и уже было собрался с ним заговорить, как вдруг он поднял голову и произнес едва уловимым голосом:
   — Здравствуйте.
   — Здравствуйте, — проговорил я.
   — Ну что, надумали, наконец?
   — Надумал, — сказал я.
   — Что надумал-то? — ухмыльнулся медик.
   — Вот решил пойти и переговорить с главврачом о своем состоянии. Где он?
   — На седьмой день он отдыхает.
   — Что делает?
   — Сотворив тебя по образу и подобию своему, он отправился отдыхать.
   — Извините, я не совсем вас понимаю. Мне бы хотелось узнать, где сейчас находится главврач.
   — В доме плачущих ангелов, разумеется.
   Медик явно надо мной издевался. Однако я решил это стерпеть, пообещав себе, что потом отыграюсь, сообщив о его бесцеремонном поведении главврачу. Я придал лицу серьезное выражение и громко и отчетливо спросил: «Скажите, а как мне попасть в этот дом?»
   — Зайдите в нулевой кабинет.
   — Куда? — переспросил я.
   Наглое создание в белом халате ничего мне не ответило, а лишь указало длинным пальцем во тьму. Тут же, как по мановению волшебной палочки, во тьме отчетливо стала видна дверь, на которой красовалась цифра ноль. Я подошел к двери и открыл ее. Однако прежде чем войти туда, я повернулся к нахальному медику и произнес:
   — Учтите, если вы вздумали надо мной подшутить, я обо всем доложу вашему начальству!
   — Нет у меня никакого начальства, — безразлично пробормотал невоспитанный врач.
   Я осуждающе взглянул на него напоследок, а потом, ухмыльнувшись и почему-то зажмурившись, вошел в нулевой кабинет.

Глава 4. В доме плачущих ангелов

   Как только дверь кабинета захлопнулась, я обнаружил, что нахожусь в довольно мрачном и сыром помещении. Более всего это место было похоже на лабиринт. Тут и там переплетались коридоры, ведущие неизвестно куда. Тут и там виднелись бесконечные ряды кабинетов, украшенных разноцветными табличками. Кроме того, было очень темно и холодно. Я со злостью подумал о том, что врач все-таки меня обманул. Однако возвращаться с пустыми руками мне не хотелось. К тому же мной завладело любопытство: мне стало интересно, кто скрывается во всех этих бесчисленных кабинетах. Если я тут что-нибудь и натворю, то все равно отвечать за все придется нахальному докторишке. Я вспомнил, как он надо мной издевался: «Сотворив тебя по образу и подобию своему, главврач отдыхает». Видимо, этот юморист-недоучка пытался провести аналогию между главным врачом и Богом. А я при таком раскладе получался в лучшем случае, Адамом. Кстати, если исходить из того гадкого сна, что мне приснился, то действительно можно было предположить, что я только что родился. А поскольку был я не новорожденным ребенком, а тридцатипятилетним мужчиной, естественный способ появления на свет отметался, тогда как божественный действительно мог иметь место.
   И тут меня осенила догадка! Наверное, моя болезнь как раз и заключалась в том, что я видел эти проклятые сны, пытающиеся выступить эквивалентом эмоций, испытываемых человеком при рождении. А бессовестный врач, зная историю моей болезни, попросту надо мной посмеялся.
   Вдохновленный своей внезапной догадкой я подошел к ближайшему по отношению ко мне кабинету и, вглядевшись в привинченную к двери табличку, прочел следующие слова: «Незаслуженно обиженный. 1975.» Заинтересованный, я простоял несколько секунд в нерешительности, а потом взялся за железную ручку и, открыв дверь, вошел внутрь.

Глава 5. Незаслуженно обиженный

   То, что открылось моему взору, не поддавалось никакому объяснению. В увешанной всякой мишурой комнате сидел самый настоящий клоун.
   — А вот и ты! — радостно крикнул он и, сделав сальто в воздухе, оказался у меня за спиной, отрезав мне, таким образом, путь к отступлению.
   — Оглянись вокруг, — крикнул он.
   Я последовал его совету и, осмотревшись, пришел к выводу, что комната, которую занимал этот крашеный акробат, была как минимум раз в пять больше чем та, в которой сегодня нашел себя я. Мне стало немного завидно. Кроме того, комната очень походила на миниатюрный цирк — везде были понаставлены предметы, так или иначе, с ним связанные. В углу я заприметил огромного надувного слона, а вверху висела люстра, сделанная в виде клоунской головы. Тут я сообразил, что, скорее всего, попал в палату какого-то пациента. Нужно было как-то выбираться. Однако клоун явно не намеревался так просто меня отпускать. Указав пальцем на столь же безумную, как и все в комнате, красную надувную кровать, он предложил мне сесть. Я последовал его приглашению и, усевшись, вгляделся в загримированное лицо, пытаясь отыскать там историю неизвестной мне болезни. Огромный напомаженный рот улыбнулся и произнес:
 
«Помнишь, не помнишь
сам и не знаешь,
кто я такой,
а обижаешь».
 
   — Что? — удивился я.
   Клоун безумно улыбнулся и выдал следующее:
 
«Как-то раз, на дне рожденья,
мальчик маленький обидел.
Ты ж в моем стихотворенье,
Вижу, мало что увидел».
 
   — Я вас не понимаю, — раздраженно проговорил я. Клоун радостно пробормотал:
 
«Вижу, что не узнаешь,
знаю, это не есть ложь
ну а я тебя запомнил,
ты ведь жизнь мою испортил».
 
   — Мы случайно не знакомы? — спросил я, сбитый с толку его стихами.
 
«В прошлом мы с тобой встречались
и зачем-то поругались,
ты обидел ни за что,
ты сказал, что я ничто».
 
   — Извините, дело в том, что у меня провалы в памяти, и я почти что ничего не помню, — сказал я.
   — Вы хотите сказать, что знали меня еще мальчиком? — стихи наталкивали меня на совершенно неожиданные мысли.
 
«Верно, малый, говоришь,
ты тогда был впрямь малыш».
 
   — Извините, я, правда, ничего не помню. Но если я вас чем-то обидел, то простите меня, пожалуйста, — сказал я.
   Клоун посмотрел на меня неожиданно серьезным взглядом и кивком головы указал мне на дверь.
   — Вы хотите, чтобы я ушел? — сказать по совести, я надеялся на утвердительный ответ.
   Клоун промолчал. Я подошел к двери и, взглянув на него, в последний раз произнес:
   — До свидания!
   — И помни, — сказал он вдруг, — игра уже началась. Теперь ты в Доме плачущих ангелов. И она знает, что ты здесь. Торопись! Она уже в пути!
   Сказав это, клоун прошел к большому стенному шкафу, залез в него и больше уже не показывался. Я подождал немного, а потом открыл дверь и покинул, наконец, этот безумный балаган.

Глава 6. Обманутая и брошенная

   Когда я вышел наружу, меня всего буквально-таки распирало от ярости. Судя по всему, этот проклятый врач решил надо мной подшутить и отправил в то крыло больницы, где содержались умалишенные. «Ну ладно! — подумал я. — Я устрою здесь такой цирк, какого вы еще не видели! Такой цирк, уважаемый доктор, что из-за него вас погонят из этого заведения к чертовой бабушке!»
   Внезапно до меня дошло, что снаружи все несколько изменилось. Во-первых, холоднее стало как минимум раза в три, во-вторых, на почти идеально чистых еще минуту назад дверях теперь виднелись весьма большие паучьи сети и, в-третьих, что особенно меня заинтриговало, откуда-то издалека, стала раздаваться негромкая музыка. Однако желание проучить белохалатчатого выскочку было настолько велико, что я взял себя в руки и подошел к следующей двери. Прочтя на табличке надпись «Покинутая и брошенная.1976.», я навестил тамошнего хозяина. Точнее хозяйку. Внутри находилась маленькая девочка лет шести. Правда, вот только одежда на ней была не совсем детская — белое свадебное платье. Девочка сидела на маленькой кроватке и плакала.
   — Не плачь, — произнес я.
   Девочка подняла на меня заплаканные глазки и, поджав губки, сказала:
   — Ты обманщик!
   — Это еще почему? — удивился я.
   — Ты меня предал.
   — Когда это? — проговорил я удивленным голосом.
   — Не скажу! — ответила девочка.
   — Но что я сделал? — спросил я, пытаясь докопаться до истины.
   — Обманул меня! — был ответ.
   — Как?
   — Уехал.
   — Куда?
   — Не знаю.
   — Ну и что?!!
   — Я без тебя плачу! — девочка отвернулась и снова заплакала.
   — Откуда ты меня вообще знаешь? — вырвалось у меня.
   — Мы с тобой в одной группе!
   — Где? — переспросил я.
   — В одной группе, в садике.
   — По-моему, я слишком стар для садика, — улыбнулся я.
   — Опять врешь! — обиженно махнула она на меня рукой.
   — Почему вру? — вновь удивился я.
   — Потому что я на полгода старше тебя, — поучительным тоном проговорила девочка.
   Мне захотелось поскорее убраться из этой палаты. И потому я скрестил руки на груди, придал лицу серьезное выражение, голосу твердость и громко спросил: «Хорошо, чего ты от меня хочешь?»
   — Ты обещал на мне жениться.
   Глаз мой предательски стал подергиваться, сбивая столь удачно состряпанный имидж строгого, уверенного в себе взрослого. Однако я снова взял себя в руки и произнес: «Но я не могу этого сделать!»
   Девочка громко зарыдала.
   — Послушай, — в отчаянии сказал я, — ты очень хорошая, милая девочка, ты обязательно найдешь себе в будущем хорошего мужа. А я… я правда сожалею, что не могу на тебе жениться.
   — Честно-честно? — спросила девочка, перестав как-то вдруг сразу плакать.
   — Честно-честно! — поспешил заверить ее я.
   — Ну тогда иди, — сказала она и, улыбнувшись, открыла мне дверь.
   Я вышел. Однако перед тем как дверь успела захлопнуться, мне мельком удалось увидеть, как она сбросила с себя преждевременную фату.

Глава 7. Самый первый

   Снаружи все стало выглядеть еще более мрачно. Вокруг стоял дикий холод, под ногами моими хлюпала грязь, которой прежде тут не было и в принципе быть не могло, а едва уловимая прежде мелодия звучала теперь громко и отчетливо. Была она сродни тем, что звучат в фильмах ужасов в самые напряженные моменты. Довершали же и без того холодящую кровь картину дверные поскрипывания, шум ветра и чьи-то стоны. Вскоре у меня появилось неприятное ощущение, будто бы за мной кто-то наблюдает. Срочно нужно было отыскать главврача. Однако для этого, по всей видимости, пришлось бы вернуться в приемное отделение, к этому нахальному медику, что так зло надо мной подшутил, а мне этого жутко не хотелось. С другой стороны, блуждать тут мне тоже не очень нравилось. Ладно, черт с ним! Возвращаюсь обратно. Я глубоко вздохнул и уже собрался было уйти, как вдруг мое внимание привлекла надпись на одной из дверей. Надпись гласила: «Самый первый. 1976.»
   — Ну, если самый первый, — подумал я, — то это, наверное, главврач и есть.
   Впрочем, прежде чем войти, я еще некоторое время колебался — после встречи с клоуном и девочкой я был по горло сыт общением с душевнобольными. Однако могло и получиться. Я отворил дверь.
   — Привет! — сказал мне одетый в ковбойский костюм парень лет двадцати пяти.
   — Привет, — невесело пробормотал я.
   — Черт, как же я рад, что ты до меня дошел!
   — Вы главврач? — спросил я, сознавая всю нелепость этого вопроса.
   — Нет, старина, я твой лучший друг!
   — Кто? — переспросил я.
   — Боюсь у нас не так уж много времени, мне еще нужно успеть тебе кое-что рассказать.
   Потом он вытащил из кармана своих ковбойских брюк большущую сигару и, закурив ее, сказал:
   — Меня зовут Кит.
   — Дурацкое имя, — сам того не желая, произнес я. Ковбой усмехнулся и, лихо заломив на бок свою самую что ни на есть ковбойскую шляпу, сказал:
   — Его дал мне ты.
   — Что? — удивился я.
   — Слушай меня внимательно и не перебивай, — проговорил он вместо ответа.
   — Хорошо, — согласился я.
   — Тебе ни в коем случае нельзя оставаться в доме плачущих ангелов. Она уже идет по твоему следу. Ты слишком много времени потратил на призраков. Это зря. Они тебе не помогут. Ты должен будешь раздобыть стихи для волшебной мелодии. Стихи — это твой ключ к выходу. Некоторые отдадут их тебе сами, у других стихи придется забрать. Остерегайся ангелов. Останешься без ключа, и они займут твое место. — Он помолчал, а потом добавил: — Если, конечно, Она не доберется до тебя раньше. Но тогда и им тоже придется несладко.
   — Я ничего не понял…
   — Первым, кого ты придумал, был Кит, плачущий ангел, плачущий ангел…
   — Это все?
   — Да. Тебе о чем-нибудь говорит этот текст?
   — Если честно, то нет.
   — Ладно, — сказал ковбой, — там разберемся. А теперь тебе пора. Ищи ангелов. Первый десяток-другой дверей советую пробежать не заглядывая. Во-первых, там почти наверняка только призраки, а во-вторых, Она уже рядом.
   — Слушай Кит, — сказал я ему, — а ты не хочешь пойти со мной?
   Он улыбнулся.
   — Хочу, но не могу. Мне придется попробовать ее задержать.
   — А кто Она такая?
   — Тебе решать, — загадочно сказал он, направляясь к двери.
   — А ты ее не боишься? — спросил я.
   — Как же ты мог забыть? — он с укором посмотрел мне в глаза. — Я ничего не боюсь.
   — Тогда идем?
   — Идем! — проговорил он и, взяв связку динамита, лежащую на дубовом столе, вытолкнул меня вон.

Глава 8. Разочаровавший любимец

   Когда мы оказались в старом добром переплетении коридоров, Кит пожелал мне удачи и отправился туда, откуда я пришел. А я, несколько сбитый с толку его рассказами, помчался вперед, пробегая бесчисленные кабинеты, якобы населенные неизвестными мне призраками. Остановился я в аккурат у двадцать первого кабинета. Однако, что следовало делать дальше, я не знал. С одной стороны, стоило вернуться, не уходить в самую глубь этого сумасшедшего здания, а с другой… с другой, возможно, стоило послушать этого самого Кита. Хотя он, конечно, псих… и, судя по всему, довольно опасный… и даже динамит у него вроде бы настоящий… Совершенно непостижимым казалось, как он сумел его здесь раздобыть.
   Я еще немного постоял перед дверью двадцать первого кабинета, а потом послал вслух ко всем чертям тех, кто меня в этот дурдом определил и зашел в гости к очередному пациенту.
   Войдя внутрь, я ни капли не удивился тому, что столкнулся лицом к лицу с психом, наряженным Дедом Морозом. Одетый в красную шубу псих стоял и улыбался, поглаживая упрятанными в рукавицы пальцами свою белую бороду.
   — Мне нужен главврач, — сказал я. — Или на худой конец строчка из песни. То есть, стихи для музыки… я все правильно говорю?
   — Эх, внучек, внучек! — печально пробормотал Дед Мороз.
   — Что, вы не можете мне помочь? — решил я сразу расставить все точки над «i».
   — Дело в том, что когда-то ты очень радовался моим визитам. А потом вдруг взял и объявил меня обманщиком.
   — Хорошо, старичок, — проговорил я, — прости, если так. — А теперь мне пора. Спешу.
   — Неужели ты по ней не скучаешь? — спросил он, указывая красной рукавицей на стоящую посреди комнаты красавицу елку.
   — Признаться, она очень красивая, — согласился я.
   — Обещаешь к празднику достать себе такую же?
   — Обещать не обещаю, но, во всяком случае, постараюсь.
   От деда никак не удавалось отделаться.
   — Ведь и праздник без нее не тот…
   — Еще бы!!! — в отчаянии воскликнул я. — Какой же без елки праздник?
   — Спасибо, внучек, — произнес Дед Мороз и смахнул ладонью, блеснувшую у него было под глазом слезу.
   — Ну я пойду? — не очень уверенно спросил я.
   — Иди, вот только подарок возьми.
   Он протянул мне маленького плюшевого мишку.
   — Спасибо, дед, — поблагодарил его я и, засунув подарок в карман брюк, вышел прочь из комнаты.

Глава 9. Она

   Снаружи было темно и холодно. Громко звучала зловещая мелодия. Откуда-то снизу стал доноситься жуткий плач. По телу моему пробежала легкая дрожь. Заболело сердце. Я стоял и не мог ступить и шагу. В воздухе повисло облако тревоги. Внезапно за спиной у меня послышались чьи-то шаги. Интуиция подсказывала мне, что надо бежать, однако я предположил, что это возможно главврач делает обход, и остался стоять на месте. Когда шаги стали слышны громче, я оглянулся. Следом за мной одетая в черный балахон, с косою в руках, шла смерть.
   — Вы главврач? — спросил я и, не дожидаясь ответа, бросился бежать.
   — Конечно, главврач, черт подери! — крикнула мерзким старушечьим голосом смерть и бросилась вслед за мной.
* * *
   Я рванул от нее что есть мочи и бежал вперед, пробегая все новые и новые двери. Однако она не отставала. Тогда я решил укрыться у одного из пациентов и, с ходу открыв первую попавшуюся, вбежал внутрь. Там я увидел старушку лет шестидесяти пяти. Она подошла ко мне и строгим скрипучим голосом спросила:
   «Почему ты снова не выполнил домашнее задание, а?» Ответить я ей так и не успел. Ворвавшаяся фактически сразу же за мной смерть ловким ударом косы разрубила старушку напополам. Я мигом выскочил из комнаты обратно в лабиринт и бросился бежать. На этот раз я старался бежать, запутывая следы. Из нескольких коридоров я выбирал один, потом, пробегая по нему, переходил в другой, потом еще в один и в конце концов, я настолько затерялся в этих бесчисленных коридорах, что смерть вроде бы, наконец, немного от меня отстала. Тогда я сел на пол и попробовал отдышаться. Подобных пробежек я, судя по всему, не устраивал уже очень давно — ноги мои болели, сердце бешено колотилось, дыхание никак не восстанавливалось.
   Немного поразмыслив, я решил, что лучше все-таки не искушать судьбу и вместо того чтобы сидеть здесь снаружи, ожидая пока меня не найдет смерть, надо бы спрятаться у кого-то из пациентов. Там пересижу, а потом, может, меня, и искать начнут. Я взглянул на дверь, перед которой сидел. Надпись на табличке была такая: «Греза». Я встал, оглянулся по сторонам и, как можно тише отворив дверь, вошел внутрь.

Глава 10. Греза

   Внутри меня встретила девушка. Очень красивая. Одета она была в прекрасное вечернее платье. Девушка подошла ко мне и сказала:
   — Чего стоишь? Сядь, отдышись.
   — Дело в том, — сказал я, — что по зданию бегает какой-то псих с косой, вырядившийся смертью, и убивает пациентов.
   Она молча указала на стоящее в комнате кресло. Я подошел к нему и сел.
   — Ты можешь мне ничего не объяснять, — сказала она. — Я знаю о тебе все. Знаю, возможно, даже больше, чем ты знаешь о себе сам.
   — То есть как? — спросил я.
   — Но ты ведь фактически ничего о себе не помнишь, верно?
   — Верно, — проговорил я.
   — А вот я знаю, кем ты был до того, как потерял память.
   — И кем же? — заинтересовался я.
   — Писателем.
   — Ты уверена?
   — Да.
   — И что же со мной случилось?
   — Ты впал в кому.
   — В кому?
   Она молча кивнула.
   — То есть ты хочешь сказать, что сейчас я нахожусь в коме? — предпочел уточнить я.
   — Да.
   — Но как это может быть?
   — Я расскажу, если ты пообещаешь меня не перебивать.
   — Договорились, — я расслабился и стал слушать.
   — Как тебе известно, в голове человека, в его подсознании, если угодно, живет море личностей и до поры до времени каждая из них ведет себя относительно спокойно. Но иногда они выходят из-под контроля. Как правило, побеждает личность полностью противоположная твоей, то есть той, которая на данный момент оперирует не в подсознании, а в сознании. В этом случае говорят о раздвоении личности. Но с тобою все обстоит иначе. Поскольку ты являешься писателем, то склонен воплощать занимающих твое подсознание личностей в жизнь на листе бумаги, в своих рассказах и повестях. Таким образом, личности начинают обретать некоторую завершенность и становятся более реальными. После того как они захватывают определенную часть твоего мозга (ведь когда ты пишешь, ты думаешь лишь о своих героях, не так ли?), они начинают пытаться убить твое «я» и заменить его своим. Ты же своими придумками наплодил в своем подсознании такое огромное количество личностей, что мозг твой не выдержал… и вот ты здесь.