Собравшись с мыслями, Сергач заговорил. Говорил, опустив глаза, чтобы не отвлекаться, наблюдая за реакцией Зусова, ибо от Ивана Андреевича зависела сейчас дальнейшая судьба Игната, зависело, жить Сергачу дальше или умереть еще сегодня, до захода солнца.
— Половина Москвы знает, что две крупные фармацевтические фирмы — «Октал» и «Парацельс» — борются за получение госзаказа, гарантирующего десятки миллионов долларов ежемесячного дохода. Но никто не знает, что владелец «Октала», Станислав Семенович Шумилов, — ВИЧ-инфицированный. Станислав Семенович пытается лечиться, посещает строго законспирированного доктора Альтшуллера. Бесполезно. Болезнь прогрессирует, еще месяц-два — и скрывать недуг от общества станет совершенно невозможно. Вся Москва, а заодно вся страна и ближнее зарубежье — все узнают, чем болен производитель лекарств. Узнают и начнут судачить про богомерзкие пороки господина Шумилова. И благоволящие сегодня Станиславу Семеновичу чиновники мгновенно от него отрекутся. Какой уж тут госзаказ! Существование фирмы «Октал» под угрозой. Проанализировав ситуацию, Шумилов решается на самоубийство. Но он не собирается попросту наложить на себя руки. Станислав Семенович придумывает хитроумнейший план, который позволяет ему сохранить и собственную репутацию, и репутацию фирмы. План Шумилова предусматривает получение наследниками пресловутого государственного заказа на производство таблеток от кашля. На краю могилы Шумилов все равно остается бизнесменом, но мне почему-то кажется, что главным для него все же была собственная репутация. Впрочем, это неважно... Убежден — человек с деньгами легко нашел киллера. Причем вошел в контакт с профессиональным убийцей, сделал заказ так, что исполнитель не имел возможности строить догадки относительно личности заказчика. Я не уверен, но предполагаю, что, выбирая для самого себя способ убийства, Шумилов остановился на удушении потому, что оно бескровно. Слишком часто в кино встречаются сцены, когда, работая на месте преступления, следователь просит медэксперта, на всякий случай, произвести анализ крови, разлившейся лужицей рядом с расстрелянным в упор телом. Само собой, Шумилов боялся, что при подобном анализе обнаружится вирус. С другой стороны, по-моему, и утопленникам, и висельникам положено произвести вскрытие и разнообразные анализы... Еще раз говорю — я не уверен, но мне кажется, что Шумилов, как мог, страховался от посмертных амбулаторных исследований. Или узнал то, о чем мне сообщил мент с Петровки, — смерть от удавки скоротечна и легка. Теряешь сознание, вроде как засыпаешь, и все... Хотя и это неважно... По-настоящему важно лишь то, что половина Москвы посчитала заказчиком убийства главы «Октала» его конкурента — владельца фирмы «Парацельс» Барановского, Виталия Георгиевича. Именно на это рассчитывал Шумилов, и его расчеты оправдались! Стороннему наблюдателю, не знакомому с личными проблемами Шумилова, все сразу вроде бы ясно: на кону миллионы долларов, сам бог велел хозяину «Парацельса» грохнуть конкурента. Но каково Барановскому! Доказать его причастность к смерти Станислава Семеновича, сами понимаете, невозможно, но распределяющие госзаказы чиновники больше всего на свете боятся, что их уличат в причастности к криминальным разборкам, и, пока не найден убийца Шумилова, денежек от государства «Парацельсу» не видать как своих ушей! И Барановский предпринимает самое очевидное и простое в его ситуации! Барановский строго конфиденциально выходит на Самохина-старшего, сулит ему деньги. Много денег. Очень много. Целое состояние. Единственное, что требуется от Самохина, — подыскать подходящую кандидатуру на роль убийцы вашего, Иван Андреевич, двоюродного брата. В силу стечения ряда обстоятельств этой кандидатурой стал я. Мне просто-напросто не повез...
— Откуда ты все это знаешь? — перебил Иван Андреевич, снова оборвал на полуслове.
— Откуда я все знаю? — слегка удивился Игнат. — Разве вы не поняли? Я рассказываю свою ВЕРСИЮ событий. Как все было на самом деле, в смысле точную хронологию и тому подобное, я не знаю и знать не могу. Но я уверен, что моя версия близка к правде, поскольку она экономически целесообразна. Вы же сами говорили, что кругом одна сплошная экономическая целесообразность.
— Я не о том спрашивал! Чай, не придурок, понимаю, что сочиняешь. Мне интересно, откуда ты знаешь про госзаказ, про склоку «Октала» с «Парацельсом»?
— Так пол-Москвы про это зна...
— Погоди! Про пол-Москвы я уже слышал. Тебе кто конкретно все рассказал? Назови фамилию, имя.
— Самохин, Виталий Васильевич, когда во вторник утром ехал со мной к Тарасову, по дороге все и рассказал, — выдал Игнат давно заготовленную ложь. — Рассказал про государственные деньги на средство от кашля, про чиновников, которые боятся запачкаться в криминальном дерьме, про конкурентную борьбу «Октала» с «Парацельсом», Барановского с Шумиловым и закончил фразой: «Об этом пол-Москвы знает».
— И про Альтшуллера тебе Виталий рассказал? Да?
— Нет. Продавщица в магазине «Нирвана» с подачи Николая Васильевича приняла меня за пациента Рэма Соломоновича. Из разговора с продавщицей я понял, какие болезни лечит Альтшуллер, — еще раз соврал Игнат и поспешил оставить скользкую тему. — Иван Андреевич, мне нужно еще десять минут вашего внимания. Чтоб поведать о последних днях, начиная с вечера воскресенья, чтобы все, что касается меня лично и моих взаимоотношений с господином Самохиным, вам стало окончательно понятно.
— Еще десять минут?.. Что ж... Рассказывай, голубь. Слушаю.
Игнат говорил еще около получаса. Зусов часто перебивал, задавая «сложные», заковыристые вопросы. На все вопросы Игнат отвечал без запинки, ибо рассказывал сущую правду и запутать его, уличив в неточностях, было абсолютно невозможно. Солгал Игнат лишь один-единственный раз — сказал, что, пережив рядом с трупом Альтшуллера озарение, сразу же поехал за город, где вплоть до сегодняшнего утра ломал голову, как быть, что делать дальше.
Ближе к концу монолога пленника и до того мрачный и озадаченный Иван Андреевич совершенно осунулся. Зусов сидел в кресле, сгорбившись, подперев кулаками подбородок, глядя в пол. Когда Игнат замолчал, Иван Андреевич еще долгих пять минут оставался в позе роденовского мыслителя, молчаливый, погруженный в себя. Потом заговорил. Тихим, скрипучим голосом:
— В прошлом году, осенью, Стасик позвонил и попросил найти киллера, попросил помочь... Не напрямую попросил, конечно, все-таки по телефону разговаривали... Мы с ним редко разговаривали и встречались редко... В прошлом году я ему отказался помогать. Москва — чужой для меня город, не в жилу, чтоб мои пацаны здесь светились. Я послал Стасика на хер, не спросив о его проблемах... Я только после его смерти узнал, что Стасик был... был «голубым». Что болел... неизлечимо... Ментам, которые шуровали на хате Альтшуллера, замаксал бабок немерено, купил компьютерные дискеты... На дискеты Альтшуллер писал истории болезней и результаты лечения... Там и про тебя нашлась дискетка. Написано — физически ты здоров, но имеешь психические отклонения, опасен для окружающих. Написано, что ты и Стасик были любовниками, есть подробное описание, как конкретно вы совокуплялись, как Стасик следил, чтоб презерватив не порвался, как берег тебя. Короче, гадость написана... Зусов замолчал. Посмотрел на Игната — мол, «что скажешь, голубь»?
— Что-то подобное я и ожидал от Самохина, — сказал Игнат. — Николай Васильевич заставил Альтшуллера позвонить в «Нирвану», позвать меня к телефону, поговорить с продавщицей-посредницей и придушил Рэма Соломоновича, а перед уходом поломал его компьютер, — дескать, это я, псих ненормальный, искал файлы с компроматом. А дискету, где записана гадость про меня, грешного, он с собой принес и оставил специально для вас и для ментов. Доказать, что я раньше не встречался с Альтшуллером, невозможно!.. Самохин, начав следствие, мигом разыскал «Нирвану» и вышел на Альтшуллера. У Станислава Семеновича дома была оккультная литература, все элементарно! «Нирвана» расположена в том же районе, где жил Шумилов. Найти «Нирвану», тряхануть продавщицу — плевое дело для профессионального сыщика. Самохин довольно быстро откопал информацию, способную уничтожить репутацию «Октала» раз и навсегда. Но! Но загадка убийства Шумилова осталась неразгаданной. Вешая на меня, пидора, труп Альтшуллера, Самохин косвенно организовывал утечку информации о ВИЧ-инфекции магната Шумилова. Опять же работал на Барановского! На получение «Парацельсом» госзаказа! Может быть, линию Альтшуллера на начальном этапе отрабатывал как раз Виталий, не подозревавший об ангажированности брата Коли, и именно поэтому Николай его приговорил к...
— Довольно умничать, умник! Коля Самохин живет под серьезной «крышей». Просто так ему, голубь мой, предъяву не сделаешь. Факты нужны! Реальные и конкретные. Есть у тебя, голуба, конкретный фактик, который подтвердит твою говорильню?
— Я думал, ваш доктор Айболит вытрясет, точнее, вырвет, клещами вытянет из Самохина не то что один факт, а...
— Думал?! Видали? Он «думал»... Индюк тоже думал и в суп попал. Беспредельничают пускай менты, им можно. Серьезные люди по понятиям живут. Когда легавые на беспределе, убери понятия — и полный обвал в стране начнется. Выдай хоть одну улику против Коли, и, падлой буду, — отпущу тебя, голуба. Не сможешь — пеняй на себя. Допустим, я тебе верю на слово, но слить тебя, голубь, все одно я реально обязан. Пустые слова против железных фактов ничего не стоят, кумекаешь? ФАКТЫ против тебя! Напрягись, умник. Ну же!.. Или, чтоб ты напрягся, доктора позвать?
— Не нужно доктора...
Игнат понимал — Зусов не злобствует, не мракобесничает. Иван Андреевич хочет, очень хочет, чтобы версия Игната получила реальное подтверждение, и ежели Сергач тотчас же это самое проклятое подтверждение не придумает, не вспомнит — не вычислит, тогда все! Согласно правилам, по которым существует мир Зусова, Игнат обречен.
«И это тоже, черт побери! И эти чертовы „понятия“ учел Николай Васильевич! Скотина, он ВСЕ просчитал, даже вариант, когда вшивый прорицатель догадается о подставе и заговорит раньше, чем его получится убрать. Все предусмотрел, гад! Но неужели Самохин не допустил ни одной ошибки?! Мелкой ошибочки, за которую можно было бы зацепиться?» Мозг Игната лихорадочно работал. Сергач позабыл, что связан, что напротив него сидит мафиозный Папа, облеченный властью карать и миловать по понятиям, заменившим закон в стране. Еще и еще раз Сергач прокручивал все с ним произошедшее, с самого начала, с вечера воскресенья, с того момента, когда в дверь позвонил Овечкин, отвлек от компьютерной игры со стрельбой и морями нарисованной крови...
— Нашел!!! — закричал Игнат, дернувшись так, будто его ударило током, так, что чуть не уронил себя вместе с креслом на пол. — Нашел, Иван Андреевич! Ура! Есть факт, черт меня подери! Есть!!!
Зусов посмотрел на Игната скептически. И с некоторой досадой. «Не нужно доктора» — Сергач произнес всего пять, может быть, семь секунд назад. Разве мог Иван Андреевич Зусов понять внутреннее состояние Игната? Нет, не мог. Никак не мог понять Зусов, что для Сергача остановился отсчет времени и за пять-семь секунд Игнат заново пережил события нескольких последних суток.
— Иван Андреевич, вы разбираетесь в компьютерах?
— В компьютерах? Мы в провинции щи лаптем не хлебаем, голубь, не надейся. Специально человека держу для компьютеров и всякой другой техники. Запудрить мозги и не надейся.
— Позовите вашего специального человека, пожалуйста.
— Ишь, раскомандовался! Мне говори, чего ты «нашел», а я уж сам решу, кого звать.
— Хорошо. Слушайте... — Игнат тряхнул головой, вздохнул резко, медленно выдохнул. — Слушайте... Я в компьютерах ни бум-бум. Только и умею включать, выключать. Помните, я рассказывал, как в понедельник, дома у Самохина, Николай Васильевич лазил в Интернет, искал информацию про тугов? Он. Самохин, тогда спросил, знаком ли я с Интернетом... Или он спросил, соображаю ли я в компьютерах вообще... Впрочем, неважно. Я честно признался: мол, ни фига не соображаю в виртуальной реальности. Николай Васильевич включил Айбиэм и буквально за пару-тройку минут разыскал в Интернете страничку про тугизм!
— Ну и что?
— Я очень фигово разбираюсь в компьютерных сетях, про Интернет только слышал, но слышал многое! Провайдеров, то есть тех, кто осуществляет подключение к Интернету, сейчас пруд пруди. Они наперебой рекламируют свои услуги и Интернет вообще. Не помню, где и когда, по телевизору или из газет, не помню, прочитал я это, слышал или видел, но из какой-то рекламы я узнал и машинально запомнил, что найти нужную информацию во «всемирной паутине» — дело долгое и хлопотное. В понедельник, в гостях у Самохина, я был в подавленном настроении и совершенно не обратил внимания на то, как быстро, что называется «в одно касание», Николай Васильевич вывел на монитор нужные сведения про тугизм. Или Самохин заранее знал, где и как в Интернете искать нужную страничку, или... Нет, не «или»! Я почти убежден... Нет — я совершенно убежден, что эту проклятую страничку, посвященную тугам, Николай Васильевич САМ сочинил и САМ разместил в Интернете. Чтоб всех запутать, он сочинил страничку на английском! Он, сволочь, так натурально удивлялся, когда спросил, зачем ко мне приходил Овечкин, и услышал, вроде бы первый раз в жизни, про существование культа Черной богини! Вы понимаете, он...
— Я понимаю! Утопающий хватается за соломинку, вот чего я понимаю. Не понимаю только, на кой ляд Коле Самохину понадобилось размещать в сети сайт про душителей.
— Чтоб иметь возможность любому ответить на провокационный вопрос: «Откуда вы, господин Самохин, СТОЛЬКО всякого разного и в столь короткое время узнали про тугов?»
— Похоже, фуфло толкаешь, голубь, но будь по-твоему, хватайся за соломинку.
Зусов хлопнул в ладоши. Тотчас деликатно приоткрылась дверь и в узкую щель протиснулась коротко остриженная голова с маленькими глазками и мощной нижней челюстью.
— Шурика ко мне, — скомандовал Зусов. Голова, кивнув, исчезла, а Иван Андреевич продолжил прерванную беседу с пленником. — Ты хватаешься за соломинку, голубь. Случится, что Самохин не сам сочинил ту страничку в Интернете, а отыскал уже готовую, тебя ПРИДЕТСЯ сливать.
— Интернет — гигантская база всевозможных данных, но, черт побери, кому может понадобиться размешать во «всемирной паутине» СПЕЦИАЛЬНЫЙ сайт про тугов? Кому, кроме Самохина?
— Скоро узнаем кому... В дверь стучат. Спец по компьютерам пришел. Входи, Шурик!
Шурик вошел. Замер на пороге в позе отменно вышколенного официанта. Молодой парень лет двадцати семи, в модной рубашке под бордовым пиджаком, с прилизанными волосами и слегка косящим правым глазом.
— Надобно отыскать в Интернете страницу про индийских тугов, про жрецов богини смерти. Сумеешь, Шурик?
— Адрес сайта известен? Нет? Тогда нужны еще какие-нибудь ключевые слова, кроме слов «тугов» и «богиня смерти».
— Не «тугов», а «туги», — поправил Иван Андреевич и вопросительно взглянул на Игната. — Ну, голубь, напрягись. Чего еще читал тебе Самохин, вспоминай.
— Он переводил с английского... В смысле, говорил, что переводит, не читает, а пересказывает общий смысл.
— Это плохо, — опечалился Шурик. — В Интернете можно вести поверхностный или глубокий поиск. При поверхностном поиске по одному слову или по паре, как правило, попадаешь на какой-нибудь порносайт. Устроители порнографических сайтов специально забивают все подряд слова из словаря. Они...
— Шурик, а того, кто оплачивает конкретный сайт, трудно вычислить? — перебил парнишку Зусов.
— Найти сервер, на котором располагается сайт, в принципе можно достаточно быстро, если...
— Довольно!.. Слыхал, голубь? Поднапрягись, расскажи Шурику все, чего запомнил, а он переведет это обратно на английский и сядет работать. Обещаю, голубь: ни сил, ни средств не пожалею, чтоб взять за жопу Кольку Самохина. Пообщаешься с Шуриком, придет доктор и сделает тебе, голубь, укольчик. Повезет тебе еще раз — проснешься. Не повезет — не взыщи. Может, и проснешься, но от жара в печке крематория. Такой вот расклад, голубок ты мой сизокрылый.
13. Пятница, вечер
— Половина Москвы знает, что две крупные фармацевтические фирмы — «Октал» и «Парацельс» — борются за получение госзаказа, гарантирующего десятки миллионов долларов ежемесячного дохода. Но никто не знает, что владелец «Октала», Станислав Семенович Шумилов, — ВИЧ-инфицированный. Станислав Семенович пытается лечиться, посещает строго законспирированного доктора Альтшуллера. Бесполезно. Болезнь прогрессирует, еще месяц-два — и скрывать недуг от общества станет совершенно невозможно. Вся Москва, а заодно вся страна и ближнее зарубежье — все узнают, чем болен производитель лекарств. Узнают и начнут судачить про богомерзкие пороки господина Шумилова. И благоволящие сегодня Станиславу Семеновичу чиновники мгновенно от него отрекутся. Какой уж тут госзаказ! Существование фирмы «Октал» под угрозой. Проанализировав ситуацию, Шумилов решается на самоубийство. Но он не собирается попросту наложить на себя руки. Станислав Семенович придумывает хитроумнейший план, который позволяет ему сохранить и собственную репутацию, и репутацию фирмы. План Шумилова предусматривает получение наследниками пресловутого государственного заказа на производство таблеток от кашля. На краю могилы Шумилов все равно остается бизнесменом, но мне почему-то кажется, что главным для него все же была собственная репутация. Впрочем, это неважно... Убежден — человек с деньгами легко нашел киллера. Причем вошел в контакт с профессиональным убийцей, сделал заказ так, что исполнитель не имел возможности строить догадки относительно личности заказчика. Я не уверен, но предполагаю, что, выбирая для самого себя способ убийства, Шумилов остановился на удушении потому, что оно бескровно. Слишком часто в кино встречаются сцены, когда, работая на месте преступления, следователь просит медэксперта, на всякий случай, произвести анализ крови, разлившейся лужицей рядом с расстрелянным в упор телом. Само собой, Шумилов боялся, что при подобном анализе обнаружится вирус. С другой стороны, по-моему, и утопленникам, и висельникам положено произвести вскрытие и разнообразные анализы... Еще раз говорю — я не уверен, но мне кажется, что Шумилов, как мог, страховался от посмертных амбулаторных исследований. Или узнал то, о чем мне сообщил мент с Петровки, — смерть от удавки скоротечна и легка. Теряешь сознание, вроде как засыпаешь, и все... Хотя и это неважно... По-настоящему важно лишь то, что половина Москвы посчитала заказчиком убийства главы «Октала» его конкурента — владельца фирмы «Парацельс» Барановского, Виталия Георгиевича. Именно на это рассчитывал Шумилов, и его расчеты оправдались! Стороннему наблюдателю, не знакомому с личными проблемами Шумилова, все сразу вроде бы ясно: на кону миллионы долларов, сам бог велел хозяину «Парацельса» грохнуть конкурента. Но каково Барановскому! Доказать его причастность к смерти Станислава Семеновича, сами понимаете, невозможно, но распределяющие госзаказы чиновники больше всего на свете боятся, что их уличат в причастности к криминальным разборкам, и, пока не найден убийца Шумилова, денежек от государства «Парацельсу» не видать как своих ушей! И Барановский предпринимает самое очевидное и простое в его ситуации! Барановский строго конфиденциально выходит на Самохина-старшего, сулит ему деньги. Много денег. Очень много. Целое состояние. Единственное, что требуется от Самохина, — подыскать подходящую кандидатуру на роль убийцы вашего, Иван Андреевич, двоюродного брата. В силу стечения ряда обстоятельств этой кандидатурой стал я. Мне просто-напросто не повез...
— Откуда ты все это знаешь? — перебил Иван Андреевич, снова оборвал на полуслове.
— Откуда я все знаю? — слегка удивился Игнат. — Разве вы не поняли? Я рассказываю свою ВЕРСИЮ событий. Как все было на самом деле, в смысле точную хронологию и тому подобное, я не знаю и знать не могу. Но я уверен, что моя версия близка к правде, поскольку она экономически целесообразна. Вы же сами говорили, что кругом одна сплошная экономическая целесообразность.
— Я не о том спрашивал! Чай, не придурок, понимаю, что сочиняешь. Мне интересно, откуда ты знаешь про госзаказ, про склоку «Октала» с «Парацельсом»?
— Так пол-Москвы про это зна...
— Погоди! Про пол-Москвы я уже слышал. Тебе кто конкретно все рассказал? Назови фамилию, имя.
— Самохин, Виталий Васильевич, когда во вторник утром ехал со мной к Тарасову, по дороге все и рассказал, — выдал Игнат давно заготовленную ложь. — Рассказал про государственные деньги на средство от кашля, про чиновников, которые боятся запачкаться в криминальном дерьме, про конкурентную борьбу «Октала» с «Парацельсом», Барановского с Шумиловым и закончил фразой: «Об этом пол-Москвы знает».
— И про Альтшуллера тебе Виталий рассказал? Да?
— Нет. Продавщица в магазине «Нирвана» с подачи Николая Васильевича приняла меня за пациента Рэма Соломоновича. Из разговора с продавщицей я понял, какие болезни лечит Альтшуллер, — еще раз соврал Игнат и поспешил оставить скользкую тему. — Иван Андреевич, мне нужно еще десять минут вашего внимания. Чтоб поведать о последних днях, начиная с вечера воскресенья, чтобы все, что касается меня лично и моих взаимоотношений с господином Самохиным, вам стало окончательно понятно.
— Еще десять минут?.. Что ж... Рассказывай, голубь. Слушаю.
Игнат говорил еще около получаса. Зусов часто перебивал, задавая «сложные», заковыристые вопросы. На все вопросы Игнат отвечал без запинки, ибо рассказывал сущую правду и запутать его, уличив в неточностях, было абсолютно невозможно. Солгал Игнат лишь один-единственный раз — сказал, что, пережив рядом с трупом Альтшуллера озарение, сразу же поехал за город, где вплоть до сегодняшнего утра ломал голову, как быть, что делать дальше.
Ближе к концу монолога пленника и до того мрачный и озадаченный Иван Андреевич совершенно осунулся. Зусов сидел в кресле, сгорбившись, подперев кулаками подбородок, глядя в пол. Когда Игнат замолчал, Иван Андреевич еще долгих пять минут оставался в позе роденовского мыслителя, молчаливый, погруженный в себя. Потом заговорил. Тихим, скрипучим голосом:
— В прошлом году, осенью, Стасик позвонил и попросил найти киллера, попросил помочь... Не напрямую попросил, конечно, все-таки по телефону разговаривали... Мы с ним редко разговаривали и встречались редко... В прошлом году я ему отказался помогать. Москва — чужой для меня город, не в жилу, чтоб мои пацаны здесь светились. Я послал Стасика на хер, не спросив о его проблемах... Я только после его смерти узнал, что Стасик был... был «голубым». Что болел... неизлечимо... Ментам, которые шуровали на хате Альтшуллера, замаксал бабок немерено, купил компьютерные дискеты... На дискеты Альтшуллер писал истории болезней и результаты лечения... Там и про тебя нашлась дискетка. Написано — физически ты здоров, но имеешь психические отклонения, опасен для окружающих. Написано, что ты и Стасик были любовниками, есть подробное описание, как конкретно вы совокуплялись, как Стасик следил, чтоб презерватив не порвался, как берег тебя. Короче, гадость написана... Зусов замолчал. Посмотрел на Игната — мол, «что скажешь, голубь»?
— Что-то подобное я и ожидал от Самохина, — сказал Игнат. — Николай Васильевич заставил Альтшуллера позвонить в «Нирвану», позвать меня к телефону, поговорить с продавщицей-посредницей и придушил Рэма Соломоновича, а перед уходом поломал его компьютер, — дескать, это я, псих ненормальный, искал файлы с компроматом. А дискету, где записана гадость про меня, грешного, он с собой принес и оставил специально для вас и для ментов. Доказать, что я раньше не встречался с Альтшуллером, невозможно!.. Самохин, начав следствие, мигом разыскал «Нирвану» и вышел на Альтшуллера. У Станислава Семеновича дома была оккультная литература, все элементарно! «Нирвана» расположена в том же районе, где жил Шумилов. Найти «Нирвану», тряхануть продавщицу — плевое дело для профессионального сыщика. Самохин довольно быстро откопал информацию, способную уничтожить репутацию «Октала» раз и навсегда. Но! Но загадка убийства Шумилова осталась неразгаданной. Вешая на меня, пидора, труп Альтшуллера, Самохин косвенно организовывал утечку информации о ВИЧ-инфекции магната Шумилова. Опять же работал на Барановского! На получение «Парацельсом» госзаказа! Может быть, линию Альтшуллера на начальном этапе отрабатывал как раз Виталий, не подозревавший об ангажированности брата Коли, и именно поэтому Николай его приговорил к...
— Довольно умничать, умник! Коля Самохин живет под серьезной «крышей». Просто так ему, голубь мой, предъяву не сделаешь. Факты нужны! Реальные и конкретные. Есть у тебя, голуба, конкретный фактик, который подтвердит твою говорильню?
— Я думал, ваш доктор Айболит вытрясет, точнее, вырвет, клещами вытянет из Самохина не то что один факт, а...
— Думал?! Видали? Он «думал»... Индюк тоже думал и в суп попал. Беспредельничают пускай менты, им можно. Серьезные люди по понятиям живут. Когда легавые на беспределе, убери понятия — и полный обвал в стране начнется. Выдай хоть одну улику против Коли, и, падлой буду, — отпущу тебя, голуба. Не сможешь — пеняй на себя. Допустим, я тебе верю на слово, но слить тебя, голубь, все одно я реально обязан. Пустые слова против железных фактов ничего не стоят, кумекаешь? ФАКТЫ против тебя! Напрягись, умник. Ну же!.. Или, чтоб ты напрягся, доктора позвать?
— Не нужно доктора...
Игнат понимал — Зусов не злобствует, не мракобесничает. Иван Андреевич хочет, очень хочет, чтобы версия Игната получила реальное подтверждение, и ежели Сергач тотчас же это самое проклятое подтверждение не придумает, не вспомнит — не вычислит, тогда все! Согласно правилам, по которым существует мир Зусова, Игнат обречен.
«И это тоже, черт побери! И эти чертовы „понятия“ учел Николай Васильевич! Скотина, он ВСЕ просчитал, даже вариант, когда вшивый прорицатель догадается о подставе и заговорит раньше, чем его получится убрать. Все предусмотрел, гад! Но неужели Самохин не допустил ни одной ошибки?! Мелкой ошибочки, за которую можно было бы зацепиться?» Мозг Игната лихорадочно работал. Сергач позабыл, что связан, что напротив него сидит мафиозный Папа, облеченный властью карать и миловать по понятиям, заменившим закон в стране. Еще и еще раз Сергач прокручивал все с ним произошедшее, с самого начала, с вечера воскресенья, с того момента, когда в дверь позвонил Овечкин, отвлек от компьютерной игры со стрельбой и морями нарисованной крови...
— Нашел!!! — закричал Игнат, дернувшись так, будто его ударило током, так, что чуть не уронил себя вместе с креслом на пол. — Нашел, Иван Андреевич! Ура! Есть факт, черт меня подери! Есть!!!
Зусов посмотрел на Игната скептически. И с некоторой досадой. «Не нужно доктора» — Сергач произнес всего пять, может быть, семь секунд назад. Разве мог Иван Андреевич Зусов понять внутреннее состояние Игната? Нет, не мог. Никак не мог понять Зусов, что для Сергача остановился отсчет времени и за пять-семь секунд Игнат заново пережил события нескольких последних суток.
— Иван Андреевич, вы разбираетесь в компьютерах?
— В компьютерах? Мы в провинции щи лаптем не хлебаем, голубь, не надейся. Специально человека держу для компьютеров и всякой другой техники. Запудрить мозги и не надейся.
— Позовите вашего специального человека, пожалуйста.
— Ишь, раскомандовался! Мне говори, чего ты «нашел», а я уж сам решу, кого звать.
— Хорошо. Слушайте... — Игнат тряхнул головой, вздохнул резко, медленно выдохнул. — Слушайте... Я в компьютерах ни бум-бум. Только и умею включать, выключать. Помните, я рассказывал, как в понедельник, дома у Самохина, Николай Васильевич лазил в Интернет, искал информацию про тугов? Он. Самохин, тогда спросил, знаком ли я с Интернетом... Или он спросил, соображаю ли я в компьютерах вообще... Впрочем, неважно. Я честно признался: мол, ни фига не соображаю в виртуальной реальности. Николай Васильевич включил Айбиэм и буквально за пару-тройку минут разыскал в Интернете страничку про тугизм!
— Ну и что?
— Я очень фигово разбираюсь в компьютерных сетях, про Интернет только слышал, но слышал многое! Провайдеров, то есть тех, кто осуществляет подключение к Интернету, сейчас пруд пруди. Они наперебой рекламируют свои услуги и Интернет вообще. Не помню, где и когда, по телевизору или из газет, не помню, прочитал я это, слышал или видел, но из какой-то рекламы я узнал и машинально запомнил, что найти нужную информацию во «всемирной паутине» — дело долгое и хлопотное. В понедельник, в гостях у Самохина, я был в подавленном настроении и совершенно не обратил внимания на то, как быстро, что называется «в одно касание», Николай Васильевич вывел на монитор нужные сведения про тугизм. Или Самохин заранее знал, где и как в Интернете искать нужную страничку, или... Нет, не «или»! Я почти убежден... Нет — я совершенно убежден, что эту проклятую страничку, посвященную тугам, Николай Васильевич САМ сочинил и САМ разместил в Интернете. Чтоб всех запутать, он сочинил страничку на английском! Он, сволочь, так натурально удивлялся, когда спросил, зачем ко мне приходил Овечкин, и услышал, вроде бы первый раз в жизни, про существование культа Черной богини! Вы понимаете, он...
— Я понимаю! Утопающий хватается за соломинку, вот чего я понимаю. Не понимаю только, на кой ляд Коле Самохину понадобилось размещать в сети сайт про душителей.
— Чтоб иметь возможность любому ответить на провокационный вопрос: «Откуда вы, господин Самохин, СТОЛЬКО всякого разного и в столь короткое время узнали про тугов?»
— Похоже, фуфло толкаешь, голубь, но будь по-твоему, хватайся за соломинку.
Зусов хлопнул в ладоши. Тотчас деликатно приоткрылась дверь и в узкую щель протиснулась коротко остриженная голова с маленькими глазками и мощной нижней челюстью.
— Шурика ко мне, — скомандовал Зусов. Голова, кивнув, исчезла, а Иван Андреевич продолжил прерванную беседу с пленником. — Ты хватаешься за соломинку, голубь. Случится, что Самохин не сам сочинил ту страничку в Интернете, а отыскал уже готовую, тебя ПРИДЕТСЯ сливать.
— Интернет — гигантская база всевозможных данных, но, черт побери, кому может понадобиться размешать во «всемирной паутине» СПЕЦИАЛЬНЫЙ сайт про тугов? Кому, кроме Самохина?
— Скоро узнаем кому... В дверь стучат. Спец по компьютерам пришел. Входи, Шурик!
Шурик вошел. Замер на пороге в позе отменно вышколенного официанта. Молодой парень лет двадцати семи, в модной рубашке под бордовым пиджаком, с прилизанными волосами и слегка косящим правым глазом.
— Надобно отыскать в Интернете страницу про индийских тугов, про жрецов богини смерти. Сумеешь, Шурик?
— Адрес сайта известен? Нет? Тогда нужны еще какие-нибудь ключевые слова, кроме слов «тугов» и «богиня смерти».
— Не «тугов», а «туги», — поправил Иван Андреевич и вопросительно взглянул на Игната. — Ну, голубь, напрягись. Чего еще читал тебе Самохин, вспоминай.
— Он переводил с английского... В смысле, говорил, что переводит, не читает, а пересказывает общий смысл.
— Это плохо, — опечалился Шурик. — В Интернете можно вести поверхностный или глубокий поиск. При поверхностном поиске по одному слову или по паре, как правило, попадаешь на какой-нибудь порносайт. Устроители порнографических сайтов специально забивают все подряд слова из словаря. Они...
— Шурик, а того, кто оплачивает конкретный сайт, трудно вычислить? — перебил парнишку Зусов.
— Найти сервер, на котором располагается сайт, в принципе можно достаточно быстро, если...
— Довольно!.. Слыхал, голубь? Поднапрягись, расскажи Шурику все, чего запомнил, а он переведет это обратно на английский и сядет работать. Обещаю, голубь: ни сил, ни средств не пожалею, чтоб взять за жопу Кольку Самохина. Пообщаешься с Шуриком, придет доктор и сделает тебе, голубь, укольчик. Повезет тебе еще раз — проснешься. Не повезет — не взыщи. Может, и проснешься, но от жара в печке крематория. Такой вот расклад, голубок ты мой сизокрылый.
13. Пятница, вечер
Игнат очнулся. Болели затекшие ноги, поясница, плечи, онемевшие запястья потеряли чувствительность. Очень хотелось пить. В нос лез неприятный, тошнотворный запах человеческих испражнений.
— Доктор, почему от него так воняет?
— Он обделался, пока спал. Сходил под себя и по большому, и по маленькому. Вполне естественно, больше суток парень в отключке.
— Помойте его, приведите в порядок, поставьте уколы какие надо, накормите. Оклемается окончательно, доложите мне.
— Все сделаем, Иван Андреевич.
— За сколько? Сколько понадобится времени, док?
— Часа три.
— Два! Через два часа он должен быть как огурчик. Терпежу нет, так охота с ним побыстрее по душам покалякать.
— Постараемся, Иван Андреевич.
Игнат сидел все в том же кресле, все в той же комнате. Перед глазами плыли смутные, расплывчатые пятна вместо людских лиц, но голоса он слышал отчетливо и понимал смысл сказанного.
— Я оказался прав? — прошептал Игнат, еле ворочая совершенно сухим языком.
— Чего он сказал, док? — переспросил голос Зусова.
— Говорит, что был прав.
— Это ты про Интернет, голуба моя? Ишь, все помнит, голубь! Только-только очухался после укола, а уже скрипит мозгами, умник! Работай, медицина, чини умника аккуратненько, его головенка мне еще понадобится.
— Не извольте беспокоиться, Иван Андреевич, все сделаем в лучшем виде.
Чьи-то пальцы разрезали путы на теле Игната, расстегнули наручники. Как минимум четыре пары рук осторожно подняли Сергача и понесли куда-то недалеко, в помещение по соседству. Там Игната уложили, кажется, на стол. Одежду с него не снимали, а срезали, быстро и ловко. Обнаженное тело протерли влажным. Капнули в рот холодной горькой жидкости, дали запить теплой, кипяченой водой. Игнат почувствовал, как вошла игла в вену, услышал просьбу доктора поровнее поставить капельницу. Зрение прояснилось. Мутное, бледное пятно, все время маячившее перед глазами, приобрело резкие, контрастные очертания.
— Игнат Кириллович, вы меня видите?
— Да.
— Хорошо видите? Кто я?
— Доктор Айболит.
— Ха! Ошибаетесь, милейший! Я более не доктор Айболит! Отныне я для вас «док Филгут». Пересказывая всемирно известную сказку для советских малышей, Корней Иванович Чуковский перекрестил Филгута в Айболита. Символично, не находите? Филгут в переводе с английского означает «хорошее самочувствие», ну а Айболит, сами понимаете, чего означает...
Продолжая отвлекать пациента разговорами, штатный доктор господина Зусова промассировал Игнату суставы, особенно тщательно разгоняя кровь на запястьях и щиколотках, пропальпировал живот, измерил давление и попросил ассистентов убрать капельницу. Ассистировали доктору те две «гориллы», что ворвались вчера в комнату, когда Иван Андреевич в сердцах опрокинул столик с медицинскими инструментами. Вопреки зверскому виду ассистенты оказались более чем умелыми, понимали доктора с полуслова и скорее всего выполняли функции медбратьев отнюдь не впервые.
— Как вы себя чувствуете, Игнат Кириллович?
— Спасибо, доктор Филгут, много лучше.
— Нос у вас сломан, но пока его трогать не будем... Кушать хотите?
— Не отказался бы.
— Вставайте.
— Я голый, я...
— Не стоит стесняться. Обопритесь о мою руку, вот так, молодцом. Пойдемте в ванную, помогу вам принять душ, оденетесь и перекусите. Легкий диетический ужин с соком для начала. К ночи разрешаю покушать поплотнее. Однако алкоголь вам сегодня противопоказан, учтите.
— И без алкоголя голова кружится.
— Ничего, скоро все пройдет. Все с вами будет чудненько с медицинской точки зрения. У вас чудесное сердце и мускулатура развита, и вообще вы на зависть здоровый мужчина.
После душа ассистенты и доктор насухо вытерли Игната длинным махровым полотенцем, игнорируя просьбы Сергача позволить самому себя обслужить. Игнату высушили голову феном, его причесали, ему принесли одежду и помогли одеться. Одежда была совершенно новой, только что из магазина, причем из престижного. Все, начиная от носков и заканчивая пиджаком, подошло идеально. И полуботинки совершенно не жали. Уже самостоятельно, без посторонней помощи шествуя вслед за доктором по широкому коридору, устланному мягкими коврами, Игнат получил возможность взглянуть на себя со стороны, посмотреться в попавшееся на пути зеркало. Из Зазеркалья на него бросил беглый взгляд изящный, со вкусом одетый молодой человек. Темно-синий костюм, что называется, «стройнил» фигуру. Зачесанные назад волосы укрупняли лоб. Синяк на переносице делал лицо молодого человека обманчиво суровым. Этакий бывалый «мачо» из «приличной семьи», в смысле — «мафии».
— Пожалуйте, Игнат Кириллович. — Доктор остановился, обернулся к Игнату, распахнул двери, как выяснилось, в комнату, где Сергач познакомился с Зусовым и где «проспал» более двадцати четырех часов.
— Проходите, Игнат Кириллович, кушайте, а я пойду доложусь Ивану Андреевичу.
Комната пахла свежестью, в отсутствие Игната ее проветрили, протерли пол и обрызгали дезодорантом. Возле насиженного Игнатом, уместнее сказать, просиженного, кресла — круглый столик, покрытый белоснежной скатеркой. С белым фоном скатерти сливаются фарфоровые тарелочки. На них — красные помидоры, малюсенькие огурчики с пупырышками, янтарная «молодая» картошка и высокий бокал с соком цвета южного вечернего солнца. Игнат опустился на краешек кресла, отыскал взглядом вилку и набросился на еду.
Что может быть вкуснее натурального, не тепличного, помидора весной? За зиму забываешь, каково это — жевать сочную, естественную мякоть, выращенную не под пленкой, а под первыми солнечными лучами. А что за прелесть первые огурчики! Наши, родные, ставропольские огурчики, не какие-то там испанские или новозеландские! А картошечка? Да в мундире, да с вологодским маслицем! И хрен с ним... в смысле, хер с ним, пусть все это объедение приходится запивать соком, выжатым из заморского апельсина, хотя предпочтительнее была бы рюмашка пшеничной водки, один черт — вкусно невероятно! Тем паче, ежели больше суток ты ничего не ел.
Игнат опустошил посуду на столе за каких-то три-четыре минуты. Вытер губы салфеткой и откинулся на спинку кресла. Благодать! Победа, черт побери! И обходительность слуг Зусова, и то, что «просыпающегося» Сергача зашел поприветствовать лично Иван Андреевич, имело единственное объяснение — Самохин проиграл! Просчитался, черт его подери, Николай Васильевич, попался на мелочи, на пустяке — на сфабрикованной интернетовской страничке!
Сергач с удовольствием потянулся, погладил живот, встал с кресла. Не спеша, без опаски подошел к окну, отодвинул шелк занавесок, выглянул на улицу. Сумрак. Мелкий дождик робко стучится по стеклам. Размытые городские огни радуют глаз, приятно урчит в животе. Правда, голова слегка кружится и побаливает, мышцы немного ноют, но настроение отличное...
— Соскучился, голубок, по свежему воздуху?
Игнат вздрогнул. Как вошел Иван Андреевич, он не услышал, увлекся барабанной мелодией весеннего дождя.
— Подсматриваешь, голуба моя? Пытаешься определить, где находишься? В апартаментах братца моего покойного, Стасика Шумилова, мы находимся. В самом центре Москвы, на Чистых Прудах... Садись, голуба. В ногах правды нет. Усаживайся, и я, старик, присяду. Покалякаем.
— Иван Андреевич! Я оказался прав? Шурик нашел доказательства? Сайт про тугизм разместил в Интернете Самохин, да?
— Достал! Надоел ты, голубь, со своим Интернетом! Совсем ты меня запутал. Я вчера, откровенно признаюсь, так и не допер, за каким хером Колька Самохин морочил тебе башку этим Интернетом... Ишь, глазенки заблестели! Сиди, голубь! Сиди и молчи, пока не спрошу... Помню, как ты объяснял Колькины резоны с Интернетом, мать его так. Все помню, но до конца твоих объяснений не просекаю, уж извини туповатого провинциала, умник... Ну? Ну, чего ты на меня вылупился, как солдат на вошь? Очень хочешь чего-то высказать? Да? Хер с тобой, говори.
— Иван Андреич, я, пока ел... Кстати, спасибо за еду и вообще... Спасибо вам...
— Пожалуйста. Говори, чего хотел, не люблю я вежливостей с благодарностями. Трави короче, голубь.
— Я вспомнил еще одну важную деталь! Во вторник, прежде чем выключить домашний компьютер, Самохин посетовал, дескать, фигово разбирается в вычислительной технике. И в то же время он...
— Черти полосатые! Эко тебя, голуба, на компьютерах законтрило! — Зусов улыбнулся слегка устало. — Не желаю больше про Интернеты-компьютеры слышать. Ни хера Шурик не нашел! Дошло? Говорю по буквам: н-и х-е-р-а. Понял? Ишь ты, как потешно у тебя губа оттопырилась. Что? Офонарел, голубь? Соберись в кучку, голуба моя, и скажи-ка, читал ли ты газетенку «Московские тайны» когда-нибудь, а?
— Да, читал. Я вам рассказывал, Самохин давал мне «Тайны», давал читать статью про убийство вашего брата.
— А кто ту статью сочинил, помнишь?
— Нет. На подпись автора я не обратил внимания. — Голос Игната дрогнул.
— Зря, голубь! Автору... вернее — авторше ты обязан жизнью, умник!.. Ой, да ты побледнел, голуба. Не боись! Все уже хорошо, все пучком. Повезло тебе, умник. Везучий ты, чертяка... Ладно уж, не буду тебя больше садировать. Слушай, как дело было. Покуда ты во сне под себя ссался, а Шурик за компьютером потел, время работало на нас. Журналистка из «Тайн» вчера вечером узнала про смерть Альтшуллера. Журналисты — проныры, все узнают быстро. Ментам бабки максают, и легавые, суки, стучат щелкоперам. Репортерша, как просекла, кого мочканули, так сразу помчалась разносить новость по тем ночным клубам, где пидоры гужуются. Прости господи, не уважаю я педрил, едва не сблеванул, когда выяснилось, что братик Стасик сделался жопником... Ну да хер с ним! Короче, журналистка нарыла одного крутого пидора с телевидения. Как бишь его... Тьфу, склероз!.. Да ты его знаешь, волосатый, пригожий, его часто по телику кажут. Короче, этому жопнику из «Останкино» Альтшуллер оставил письмо в запечатанном конверте с наказом прочитать, если шлепнут ненароком Соломоныча. Соображаешь? Колька Самохин, мудак, когда на Рэма наткнулся, застращал Соломоныча, чтоб сидел тихо и про сыщика Колю никому ни гугу. Ну, Рэм, ясное дело, усох, однакося на всякий случай настрочил письмецо про то, как Колян его пугал, и про то, как колол на тему врачебной тайны. Но конкретно про Стасика-пидора ни слова в той маляве! Герой Соломоныч, настоящий доктор!.. Короче, журналистка из «Тайн» сагитировала телевизионщика отнести маляву на Петровку. Ясное дело, ее интерес — всех разоблачить на хер и статейку сварганить по горячим следам. Пидор волосатый с телевидения поломался для понту, потом согласился, и утром посмертную маляву Рэма уже читал Олежка-Циркач. Абзац настал Кольке Самохину. Циркач на него давно зуб точит, а тут такой повод! Короче, повязали менты Колю, он, ясное дело, в полной несознанке, целку из себя строит, а я почесал лысину и решил: эх, была, не была! Звякнул Барановскому в «Парацельс», забил «стрелку», приехал и, ядрены пассатижи, взял на понт Викентия! Впарил ему ТВОЮ версию про то, что он, Викентий, перекупил Самохина. Припугнул его, типа, появятся доказательства или запоет Коля на киче, извиняй, Барановский, ответишь по особому счету. Выходит, говорю, с твоего, Викентий, благословения Колян Самохин пять рыл придушил и, главное дело, меня за бобика держал! Викентий скис, очко-то не железное, и предложил отступного, а до кучи еще и от госзаказа отказался, представляешь?! Со дня на день потекут в «Октал» денежки, а после нехай узнает общественность про СПИД и Стасика! Один хер — бабки уже капают!.. Да и не узнает никто. Сами чинуши, подписавшие госзаказ, позаботятся о репутации «Октала», спасая свои шкуры драные... Елочки-моталочки! Угадал ты, умник, под которой картой прикуп! Золотая у тебя, голубь, головушка, ик... ой, хрен с редькой, икаю... Повело меня чой-то. Покуда док тебя чинил, я на радостях водяры ноль пять выкушал. Шла мамочка, как газировочка, не цепляла, а щас догоняет, пьянею, но, ик, ты не думай — все, ик... со-о-ображаю, котелок ва-а-арит, ба-а-ашка... ик, ра-а-аботает... ик... ик... ух, собака, ик...
— Доктор, почему от него так воняет?
— Он обделался, пока спал. Сходил под себя и по большому, и по маленькому. Вполне естественно, больше суток парень в отключке.
— Помойте его, приведите в порядок, поставьте уколы какие надо, накормите. Оклемается окончательно, доложите мне.
— Все сделаем, Иван Андреевич.
— За сколько? Сколько понадобится времени, док?
— Часа три.
— Два! Через два часа он должен быть как огурчик. Терпежу нет, так охота с ним побыстрее по душам покалякать.
— Постараемся, Иван Андреевич.
Игнат сидел все в том же кресле, все в той же комнате. Перед глазами плыли смутные, расплывчатые пятна вместо людских лиц, но голоса он слышал отчетливо и понимал смысл сказанного.
— Я оказался прав? — прошептал Игнат, еле ворочая совершенно сухим языком.
— Чего он сказал, док? — переспросил голос Зусова.
— Говорит, что был прав.
— Это ты про Интернет, голуба моя? Ишь, все помнит, голубь! Только-только очухался после укола, а уже скрипит мозгами, умник! Работай, медицина, чини умника аккуратненько, его головенка мне еще понадобится.
— Не извольте беспокоиться, Иван Андреевич, все сделаем в лучшем виде.
Чьи-то пальцы разрезали путы на теле Игната, расстегнули наручники. Как минимум четыре пары рук осторожно подняли Сергача и понесли куда-то недалеко, в помещение по соседству. Там Игната уложили, кажется, на стол. Одежду с него не снимали, а срезали, быстро и ловко. Обнаженное тело протерли влажным. Капнули в рот холодной горькой жидкости, дали запить теплой, кипяченой водой. Игнат почувствовал, как вошла игла в вену, услышал просьбу доктора поровнее поставить капельницу. Зрение прояснилось. Мутное, бледное пятно, все время маячившее перед глазами, приобрело резкие, контрастные очертания.
— Игнат Кириллович, вы меня видите?
— Да.
— Хорошо видите? Кто я?
— Доктор Айболит.
— Ха! Ошибаетесь, милейший! Я более не доктор Айболит! Отныне я для вас «док Филгут». Пересказывая всемирно известную сказку для советских малышей, Корней Иванович Чуковский перекрестил Филгута в Айболита. Символично, не находите? Филгут в переводе с английского означает «хорошее самочувствие», ну а Айболит, сами понимаете, чего означает...
Продолжая отвлекать пациента разговорами, штатный доктор господина Зусова промассировал Игнату суставы, особенно тщательно разгоняя кровь на запястьях и щиколотках, пропальпировал живот, измерил давление и попросил ассистентов убрать капельницу. Ассистировали доктору те две «гориллы», что ворвались вчера в комнату, когда Иван Андреевич в сердцах опрокинул столик с медицинскими инструментами. Вопреки зверскому виду ассистенты оказались более чем умелыми, понимали доктора с полуслова и скорее всего выполняли функции медбратьев отнюдь не впервые.
— Как вы себя чувствуете, Игнат Кириллович?
— Спасибо, доктор Филгут, много лучше.
— Нос у вас сломан, но пока его трогать не будем... Кушать хотите?
— Не отказался бы.
— Вставайте.
— Я голый, я...
— Не стоит стесняться. Обопритесь о мою руку, вот так, молодцом. Пойдемте в ванную, помогу вам принять душ, оденетесь и перекусите. Легкий диетический ужин с соком для начала. К ночи разрешаю покушать поплотнее. Однако алкоголь вам сегодня противопоказан, учтите.
— И без алкоголя голова кружится.
— Ничего, скоро все пройдет. Все с вами будет чудненько с медицинской точки зрения. У вас чудесное сердце и мускулатура развита, и вообще вы на зависть здоровый мужчина.
После душа ассистенты и доктор насухо вытерли Игната длинным махровым полотенцем, игнорируя просьбы Сергача позволить самому себя обслужить. Игнату высушили голову феном, его причесали, ему принесли одежду и помогли одеться. Одежда была совершенно новой, только что из магазина, причем из престижного. Все, начиная от носков и заканчивая пиджаком, подошло идеально. И полуботинки совершенно не жали. Уже самостоятельно, без посторонней помощи шествуя вслед за доктором по широкому коридору, устланному мягкими коврами, Игнат получил возможность взглянуть на себя со стороны, посмотреться в попавшееся на пути зеркало. Из Зазеркалья на него бросил беглый взгляд изящный, со вкусом одетый молодой человек. Темно-синий костюм, что называется, «стройнил» фигуру. Зачесанные назад волосы укрупняли лоб. Синяк на переносице делал лицо молодого человека обманчиво суровым. Этакий бывалый «мачо» из «приличной семьи», в смысле — «мафии».
— Пожалуйте, Игнат Кириллович. — Доктор остановился, обернулся к Игнату, распахнул двери, как выяснилось, в комнату, где Сергач познакомился с Зусовым и где «проспал» более двадцати четырех часов.
— Проходите, Игнат Кириллович, кушайте, а я пойду доложусь Ивану Андреевичу.
Комната пахла свежестью, в отсутствие Игната ее проветрили, протерли пол и обрызгали дезодорантом. Возле насиженного Игнатом, уместнее сказать, просиженного, кресла — круглый столик, покрытый белоснежной скатеркой. С белым фоном скатерти сливаются фарфоровые тарелочки. На них — красные помидоры, малюсенькие огурчики с пупырышками, янтарная «молодая» картошка и высокий бокал с соком цвета южного вечернего солнца. Игнат опустился на краешек кресла, отыскал взглядом вилку и набросился на еду.
Что может быть вкуснее натурального, не тепличного, помидора весной? За зиму забываешь, каково это — жевать сочную, естественную мякоть, выращенную не под пленкой, а под первыми солнечными лучами. А что за прелесть первые огурчики! Наши, родные, ставропольские огурчики, не какие-то там испанские или новозеландские! А картошечка? Да в мундире, да с вологодским маслицем! И хрен с ним... в смысле, хер с ним, пусть все это объедение приходится запивать соком, выжатым из заморского апельсина, хотя предпочтительнее была бы рюмашка пшеничной водки, один черт — вкусно невероятно! Тем паче, ежели больше суток ты ничего не ел.
Игнат опустошил посуду на столе за каких-то три-четыре минуты. Вытер губы салфеткой и откинулся на спинку кресла. Благодать! Победа, черт побери! И обходительность слуг Зусова, и то, что «просыпающегося» Сергача зашел поприветствовать лично Иван Андреевич, имело единственное объяснение — Самохин проиграл! Просчитался, черт его подери, Николай Васильевич, попался на мелочи, на пустяке — на сфабрикованной интернетовской страничке!
Сергач с удовольствием потянулся, погладил живот, встал с кресла. Не спеша, без опаски подошел к окну, отодвинул шелк занавесок, выглянул на улицу. Сумрак. Мелкий дождик робко стучится по стеклам. Размытые городские огни радуют глаз, приятно урчит в животе. Правда, голова слегка кружится и побаливает, мышцы немного ноют, но настроение отличное...
— Соскучился, голубок, по свежему воздуху?
Игнат вздрогнул. Как вошел Иван Андреевич, он не услышал, увлекся барабанной мелодией весеннего дождя.
— Подсматриваешь, голуба моя? Пытаешься определить, где находишься? В апартаментах братца моего покойного, Стасика Шумилова, мы находимся. В самом центре Москвы, на Чистых Прудах... Садись, голуба. В ногах правды нет. Усаживайся, и я, старик, присяду. Покалякаем.
— Иван Андреевич! Я оказался прав? Шурик нашел доказательства? Сайт про тугизм разместил в Интернете Самохин, да?
— Достал! Надоел ты, голубь, со своим Интернетом! Совсем ты меня запутал. Я вчера, откровенно признаюсь, так и не допер, за каким хером Колька Самохин морочил тебе башку этим Интернетом... Ишь, глазенки заблестели! Сиди, голубь! Сиди и молчи, пока не спрошу... Помню, как ты объяснял Колькины резоны с Интернетом, мать его так. Все помню, но до конца твоих объяснений не просекаю, уж извини туповатого провинциала, умник... Ну? Ну, чего ты на меня вылупился, как солдат на вошь? Очень хочешь чего-то высказать? Да? Хер с тобой, говори.
— Иван Андреич, я, пока ел... Кстати, спасибо за еду и вообще... Спасибо вам...
— Пожалуйста. Говори, чего хотел, не люблю я вежливостей с благодарностями. Трави короче, голубь.
— Я вспомнил еще одну важную деталь! Во вторник, прежде чем выключить домашний компьютер, Самохин посетовал, дескать, фигово разбирается в вычислительной технике. И в то же время он...
— Черти полосатые! Эко тебя, голуба, на компьютерах законтрило! — Зусов улыбнулся слегка устало. — Не желаю больше про Интернеты-компьютеры слышать. Ни хера Шурик не нашел! Дошло? Говорю по буквам: н-и х-е-р-а. Понял? Ишь ты, как потешно у тебя губа оттопырилась. Что? Офонарел, голубь? Соберись в кучку, голуба моя, и скажи-ка, читал ли ты газетенку «Московские тайны» когда-нибудь, а?
— Да, читал. Я вам рассказывал, Самохин давал мне «Тайны», давал читать статью про убийство вашего брата.
— А кто ту статью сочинил, помнишь?
— Нет. На подпись автора я не обратил внимания. — Голос Игната дрогнул.
— Зря, голубь! Автору... вернее — авторше ты обязан жизнью, умник!.. Ой, да ты побледнел, голуба. Не боись! Все уже хорошо, все пучком. Повезло тебе, умник. Везучий ты, чертяка... Ладно уж, не буду тебя больше садировать. Слушай, как дело было. Покуда ты во сне под себя ссался, а Шурик за компьютером потел, время работало на нас. Журналистка из «Тайн» вчера вечером узнала про смерть Альтшуллера. Журналисты — проныры, все узнают быстро. Ментам бабки максают, и легавые, суки, стучат щелкоперам. Репортерша, как просекла, кого мочканули, так сразу помчалась разносить новость по тем ночным клубам, где пидоры гужуются. Прости господи, не уважаю я педрил, едва не сблеванул, когда выяснилось, что братик Стасик сделался жопником... Ну да хер с ним! Короче, журналистка нарыла одного крутого пидора с телевидения. Как бишь его... Тьфу, склероз!.. Да ты его знаешь, волосатый, пригожий, его часто по телику кажут. Короче, этому жопнику из «Останкино» Альтшуллер оставил письмо в запечатанном конверте с наказом прочитать, если шлепнут ненароком Соломоныча. Соображаешь? Колька Самохин, мудак, когда на Рэма наткнулся, застращал Соломоныча, чтоб сидел тихо и про сыщика Колю никому ни гугу. Ну, Рэм, ясное дело, усох, однакося на всякий случай настрочил письмецо про то, как Колян его пугал, и про то, как колол на тему врачебной тайны. Но конкретно про Стасика-пидора ни слова в той маляве! Герой Соломоныч, настоящий доктор!.. Короче, журналистка из «Тайн» сагитировала телевизионщика отнести маляву на Петровку. Ясное дело, ее интерес — всех разоблачить на хер и статейку сварганить по горячим следам. Пидор волосатый с телевидения поломался для понту, потом согласился, и утром посмертную маляву Рэма уже читал Олежка-Циркач. Абзац настал Кольке Самохину. Циркач на него давно зуб точит, а тут такой повод! Короче, повязали менты Колю, он, ясное дело, в полной несознанке, целку из себя строит, а я почесал лысину и решил: эх, была, не была! Звякнул Барановскому в «Парацельс», забил «стрелку», приехал и, ядрены пассатижи, взял на понт Викентия! Впарил ему ТВОЮ версию про то, что он, Викентий, перекупил Самохина. Припугнул его, типа, появятся доказательства или запоет Коля на киче, извиняй, Барановский, ответишь по особому счету. Выходит, говорю, с твоего, Викентий, благословения Колян Самохин пять рыл придушил и, главное дело, меня за бобика держал! Викентий скис, очко-то не железное, и предложил отступного, а до кучи еще и от госзаказа отказался, представляешь?! Со дня на день потекут в «Октал» денежки, а после нехай узнает общественность про СПИД и Стасика! Один хер — бабки уже капают!.. Да и не узнает никто. Сами чинуши, подписавшие госзаказ, позаботятся о репутации «Октала», спасая свои шкуры драные... Елочки-моталочки! Угадал ты, умник, под которой картой прикуп! Золотая у тебя, голубь, головушка, ик... ой, хрен с редькой, икаю... Повело меня чой-то. Покуда док тебя чинил, я на радостях водяры ноль пять выкушал. Шла мамочка, как газировочка, не цепляла, а щас догоняет, пьянею, но, ик, ты не думай — все, ик... со-о-ображаю, котелок ва-а-арит, ба-а-ашка... ик, ра-а-аботает... ик... ик... ух, собака, ик...