— Забыл? У нас в стране мораторий на смертную казнь.
— Разве? Ух ты! Выходит, я нарушил международные соглашения? Да? — Игорь рассмеялся искренне, от души, и в это время открылась дверь за спиной, в комнату вошел врач. Пожилой доктор в очках, симпатичный, улыбчивый старичок, подвижный и энергичный.
— Нуте-с, как наши дела? — старичок подошел к изголовью кровати, выхватил из ладошек Игоря женские пальцы, обхватил запястье, щупая пульс. — Больная улыбается, значит, все в порядке. Молодой человек! Марш сейчас же на перевязку! Вас там, под дверью, целый консилиум дожидается. А вам, голубушка, поставим укольчик, и спать! Молодой человек, вам бы тоже не мешало поспать. И чтоб до завтрашнего утра я вас здесь больше не видел! Больной прописан покой, ясно вам? Прощайтесь!
Прощание получилось торопливым и неловким. Игорь чмокнул Ирку в щеку. Она ему улыбнулась. Он ей подмигнул. Хотел что-нибудь сказать, что-нибудь ободряющее, но не нашел слов.
Выйдя из палаты, прежде всего Игорь пошептался с милицейским капитаном на посту возле голубой двери. Михайлов снял с запястья золотые часы с бриллиантами, насильно заставил милиционера принять драгоценную безделушку в подарок и строго потребовал от капитана проявить максимум бдительности, не пропускать к больной никого постороннего, кроме лично известных постовому врачей. Затем Михайлов отдался поджидавшим его докторам, позволил отвести себя в процедурный кабинет, разрешил перебинтовать руку. На выходе из процедурной Игорь столкнулся с Женей.
— Узнала о твоем появлении и...
— Как сама, Жень?
— Да вот, — Евгения коснулась рукой белой марлевой повязки вокруг головы. — Выстригли клок волос, заштопали. Ночью меня к тебе не подпустили, я давно очнулась и хотела извиниться за...
— Жень, прошу, не нужно длинных речей. Ты действовала как надо, единственно правильным способом.
— Я дура сентиментальная! Я прокололась, пожалела старуху, и в результате ты остался без охраны.
— Как сейчас себя чувствуешь? Способна вернуться к выполнению служебных обязанностей по защите моего бренного тела?
— Я готова, но пропало мое оружие, когда я...
— А ну и черт с ним, с оружием! Все одно, твоя пушка была без глушителя, а нам сегодня совершенно ни к чему лишняя шумиха. Пошли в гостиницу, по дороге все объясню, заглянем в ресторан, поедим, и я прилягу, посплю до вечера. Устал, совсем плохой...
14. Убийца
15. Эпилог
— Разве? Ух ты! Выходит, я нарушил международные соглашения? Да? — Игорь рассмеялся искренне, от души, и в это время открылась дверь за спиной, в комнату вошел врач. Пожилой доктор в очках, симпатичный, улыбчивый старичок, подвижный и энергичный.
— Нуте-с, как наши дела? — старичок подошел к изголовью кровати, выхватил из ладошек Игоря женские пальцы, обхватил запястье, щупая пульс. — Больная улыбается, значит, все в порядке. Молодой человек! Марш сейчас же на перевязку! Вас там, под дверью, целый консилиум дожидается. А вам, голубушка, поставим укольчик, и спать! Молодой человек, вам бы тоже не мешало поспать. И чтоб до завтрашнего утра я вас здесь больше не видел! Больной прописан покой, ясно вам? Прощайтесь!
Прощание получилось торопливым и неловким. Игорь чмокнул Ирку в щеку. Она ему улыбнулась. Он ей подмигнул. Хотел что-нибудь сказать, что-нибудь ободряющее, но не нашел слов.
Выйдя из палаты, прежде всего Игорь пошептался с милицейским капитаном на посту возле голубой двери. Михайлов снял с запястья золотые часы с бриллиантами, насильно заставил милиционера принять драгоценную безделушку в подарок и строго потребовал от капитана проявить максимум бдительности, не пропускать к больной никого постороннего, кроме лично известных постовому врачей. Затем Михайлов отдался поджидавшим его докторам, позволил отвести себя в процедурный кабинет, разрешил перебинтовать руку. На выходе из процедурной Игорь столкнулся с Женей.
— Узнала о твоем появлении и...
— Как сама, Жень?
— Да вот, — Евгения коснулась рукой белой марлевой повязки вокруг головы. — Выстригли клок волос, заштопали. Ночью меня к тебе не подпустили, я давно очнулась и хотела извиниться за...
— Жень, прошу, не нужно длинных речей. Ты действовала как надо, единственно правильным способом.
— Я дура сентиментальная! Я прокололась, пожалела старуху, и в результате ты остался без охраны.
— Как сейчас себя чувствуешь? Способна вернуться к выполнению служебных обязанностей по защите моего бренного тела?
— Я готова, но пропало мое оружие, когда я...
— А ну и черт с ним, с оружием! Все одно, твоя пушка была без глушителя, а нам сегодня совершенно ни к чему лишняя шумиха. Пошли в гостиницу, по дороге все объясню, заглянем в ресторан, поедим, и я прилягу, посплю до вечера. Устал, совсем плохой...
14. Убийца
Игорь проспал весь день. Встал, когда за окном смеркалось. Вскипятил с помощью кипятильника воду, выпил чашку растворимого горького кофе. Разрешенного телу отдыха явно оказалось недостаточно. Уставшие мышцы противно ныли. Не помог и контрастный душ, и активное растирание полотенцем. Вдобавок ко всему после душа заболела поясница. Радикулит, черт его дери! Потел в бронежилете, шлялся по сквознякам, и, пожалуйста, — продуло. Как неудачно, как не вовремя.
Из саквояжа, толком не распакованного с пятницы, Михайлов достал свежую сорочку. Натянул рубаху, надел брюки, носки, ботинки. Надо бы еще побриться... Неохота!
Свернувшись калачиком на угловом диванчике в гостиной, Женя дочитывала книжку.
— Что хоть читаешь, Жень?
— Ерунду, детектив.
— Мало тебе в жизни детективов?
— В жизни все по-другому, а я с детства люблю сказки читать. — Евгения захлопнула книгу. — Пора?
— Ага.
Женя прошагала к дверце, соединяющей гостиные соседних номеров люкс.
— Игорь, пока ты спал, я проверяла — через замочную скважину видны только ножки обеденного стола. Я собираюсь ориентироваться в основном на звук.
— Понял, Жень. Но, повторяю, вполне возможно, вмешиваться тебе не придется.
— В любом варианте не беспокойся. Я за дверью сижу на стуле, подслушиваю и подглядываю, готовая к любым неожиданностям.
— О'кей... Погоди минуточку. Жень, ты правда лесбиянка?
— И очень активная, — улыбнувшись лукаво, Евгения скрылась за «внутренней» дверцей в соседний номер.
Игорь истерил в больнице рядом с окровавленной Ириной, давал показания в кабинете Вычипало, а тем временем менты обнюхали, обмерили, сфотографировали место преступления, где произошло двойное убийство, ушли, и электрик с бельмом на глазу приладил на место снятую люстру, встал обратно под люстру полированный стол, уборщица протерла пол мягкой тряпкой, и лишь в одном месте на стене, если внимательно приглядеться, можно заметить малюсенькие застывшие капельки крови, брызнувшей во все стороны после того, как Михайлов разрядил разом оба обрезанных ствола.
Затрещал, защелкал замок дверцы, закрывшейся за Евгенией. Дверца устроена внутри обоих номеров на заграничный манер, и запоры на ней, как в западных отелях — с обеих сторон, дабы жильцы имели возможность переводить из номера в номер лишь по обоюдному согласию. Сию иностранную причуду как раз и устраняла предусмотрительная Женя самым кардинальным образом, ломая замок.
Замок дверей в коридор пострадал ранее, однако с грехом пополам, но все же закрывался и открывался, Игорь провозился с колесиком замка порядка минуты, прежде чем освободил доступ из частного номера к гостиничным площадям общего пользования.
Все готово, пора бы появиться Самураю.
«Приготовить, что ли, еще кофейку? — подумал Игорь. — А, пожалуй, не помешает!»
Он прошел в спальню, засунул остывший кипятильник в стеклянную банку с водой, присоединил штепсель к розетке. Растворимого кофе осталось совсем немного, глотка на три. И то дело, лишний допинг не повредит.
С наполненным на три четверти стаканом Михайлов переступил порог спальни, возвращаясь в гостиную, и едва не расплескал кофе от неожиданности. В центре комнаты сидел и смотрел на Игоря мужчина чуть выше среднего роста. Одетый совершенно по-домашнему. Кроссовки на босу ногу, спортивные штаны-шаровары на резинке, обтягивающая белая футболка. Смотрит открыто, не таясь, кажется, что с прищуром, а на самом деле у гостя просто такой разрез глаз. И скулы у него чуть выше, чуть резче обозначенные, по сравнению со среднестатистическим россиянином. А волосы черны и жестки. Теперь понятно, почему к нему прилипла кличка «Самурай» — есть в его внешности отчетливый восточный оттенок похож на японца немного.
— Я не слышал, как вы вошли, — произнес Игорь, скосив глаза на стакан. Нет, все нормально, кофе не расплескался.
— Умею, — пожал плечами Самурай. — Садитесь за стол напротив. Поговорим, музыку послушаем.
— Какую музыку? — спросил Игорь и лишь сейчас заметил на столешнице миниатюрный переносной кассетный магнитофон с приемником.
Самурай ткнул пальцем в кнопку магнитофона, зазвучала музыка. Нелюбимый Игорем рэп. Под рваный, напористый ритм ударных англоязычный рэпер наговаривал текст скороговоркой, то и дело бренчала гитара, подвывали духовые инструменты.
— На фига музыка?
— На всякий случай. В приемнике «глушилка», на случай подслушивания спецаппаратурой, а музыка для того, чтобы ваша телохрани-тельница из соседней комнаты не смогла подслушать наши переговоры.
— Опомнитесь, какая «спецаппаратура»? — Игорь подошел к столу, отодвинул стул, уселся, как и было предложено, напротив гостя.
— Скажете, и тел охранительница не прячется за дверью в смежное помещение?
— А вот за музыку спасибо. Мне тоже совершенно не нужно, чтобы Женя слышала, о чем мы тут с вами разговариваем. Стыжусь, что сам не допер позаботиться и устроить звуковую завесу.
— Ценю вашу самокритичность, Михайлов. Полезное качество для дилетанта. Между прочим, особенно изощренного подслушивания я не опасаюсь, просто другого магнитофона, без «глушилки», у меня нет.
— Тогда понятно, — Игорь глотнул кофе. — Вам кофейку не предлагаю, кончился порошок.
— Я не пью растворимый.
— Вы, конечно же, пришли ко мне никем не замеченный?
— Конечно.
— И никто, кроме меня, не знает о вашем местонахождении.
— Кроме вас и телохранительницы. Для остального населения планеты наша встреча — тайна.
— Даже для ваших... гм-м... руководителей.
— Для всех. Разумеется, если вы, Михайлов, смолчали о моем утреннем телефонном звонке.
— Евгения, притаившаяся по соседству, знала, что кто-то должен прийти, некая абстрактная и опасная личность, остальные не в курсе... Да и кому на вас жаловаться, сами подумайте?
К тому же вы весьма убедительно шантажировали меня здоровьем близких.
— Передергиваете, Михайлов. Вы умный человек и, бесспорно, сообразили — я блефовал. Слышал про существование вашей мамы и сестренки и помянул их, чтобы вы сгоряча не проболтались Вычипало о содержании звонка и личности позвонившего.
— Значит, ваш визит — частная инициатива? Выходит, вы не имеете на него санкции от ваших руководителей?
Визитер вместе со стулом отодвинулся от стола, закинул ногу на ногу. Улыбнулся.
— Я взрослый дядя, вполне самостоятельный и ответственный... — он прибавил громкость магнитофона, скрестил руки на груди и продолжил: — Господин Михайлов, вы дважды упомянули каких-то моих «руководителей», из чего я вправе сделать вывод, что вы имеете какой-то свой взгляд на драматургию наших взаимоотношений и на все, что случилось вообще. Я был бы рад выслушать, как вы себе мыслите мотивы, ход, причины и следствия всего, что случилось. Мне интересна ваша версия, Михайлов. Поделитесь со мной соображениями?
— Отчего же не поделиться? — Игорь одним глотком допил теплый кофе. Тряхнул головой, задумчиво заглянул в пустой стакан и заговорил:
— Погибает пацан, боец, бык или как он там называется, неважно... погибает человек Зусова. В январе. Тринадцатого числа. После его смерти Зусов получает послание, выклеенное из газетных букв. Естественно, Иван Андреевич вспоминает события двухлетней давности, серийные убийства девушек-невест, нож в спине московского орла-милиционера с тремя шестерками, и, разумеется, Зусов озадачен. Иван Андреевич вздрючивает полковника Вычипало, мент, как и два года назад, напрягается на полную катушку, однако безрезультатно. Милиционеры проверяют всех, кто состоит или состоял на учете в психиатрических диспансерах, и вообще всех, кто хотя бы раз обращался к психиатру, а также ранее судимых и лиц, замеченных в склонностях к нетрадиционной религиозной ориентации. Результат — ноль. Меж тем совершается второе убийство. Зусов вымещает собственное бессилие и злобу на Вычипало. И тут появляетесь вы. Я думаю, Зусов лукавил, когда говорил мне, мол, ему в лом просить о помощи своих Больших покровителей и деловых партнеров. Я думаю, именно Покровители порекомендовали Зусову специалиста по кличке Самурай. А вы его предали. Точнее — продали. Вас перекупили. Генералы и маршалы криминалитета действительно благоволят Ивану Зусову, а перекупившие вас старшие лейтенанты давно мечтали, чтоб ефрейтор Ваня поскорее сам по себе загнулся, и тут — бац, такой удачный расклад наметился. Посторонняя лейтенантам чума доконает наконец ефрейтора Зусова с вашей помощью, а вернее, из-за отсутствия оной, и можно будет лейтенантам честно доложить в генералитет — погиб на боевом посту Иван. Когда вы разгадали принцип, по которому убивал маньяк?
— После третьего трупа. Парня сожгли, и я расшифровал ребус. Откуда вам, Михайлов, известно об убийствах двухлетней давности?.. Погодите, сам соображу... Вычипало протрепался, правильно?.. Ладно, не будем отвлекаться. Итак, третья жертва сгорела, и я разгадал ребус.
— И поняли, что для успешного завершения вашей миссии нужно всего лишь потянуть время. Разумеется, изначально Зусов ввел меня в игру с вашего благословения. Вы же — гений спецопераций! Вам нужно было демонстрировать деятельность, а реально — тянуть время. Вот вы и придумали сказку, мол, вас, шпиона, вот-вот расшифруют какие-то мифические враги. Скажите, насколько быстро, вписав в последние клеточки кроссворда слово «взрыв», вы догадались, где, когда и что взорвется?
— Сразу, как только расшифровал ребус... В целом, ваши умозаключения, господин Михайлов, небезынтересны. Однако вы не в силах представить, как я переживал, вдруг Зусов не вернется к празднику Пасхи на родину из столицы.
— А когда он вернулся, когда приехал я, вы сначала обрадовались, все, мол, идет, как и задумано — хлопоты с ботаником, якобы отвлекающим на себя внимание врага от главного резидента, на самом деле отвлекали Ивана Андреевича от реальности, время шло, и финал неотвратимо приближался, но под конец, в канун апофеоза, вы дали слабину, звякнули ботанику. Вы звонили, чтобы меня расслабить, ведь в потенциале я тоже мог разгадать ребус, ибо владел всей необходимой для этого информацией, плюс подсказкой — запиской со словом «сегодня». Вам было бы чертовски обидно, если бы... Впрочем, почему я говорю «бы»? Представляю, как вам было обидно и досадно, когда сбылись ваши самые нехорошие предчувствия. Знаете, в чем вы просчитались? Нет? Не знаете? Ваш просчет в чрезмерно тщательном выборе времени звонка. Да! Именно так! Просчет в расчете, как бы это ни звучало парадоксально, но это так... Вы рассчитали время звонка таким образом, чтобы я ни в коем случае не успел обстоятельно обсудить с Иркой все вами сказанное. Это меня настораживало и заставляло нейроны моего мозга работать особенно активно!
— Не судите меня слишком строго, господин Михайлов. Победителей не судят. В конечном итоге моя миссия удалась. Снимите грех с души, признайтесь — это вы замочили Зусова? Вы тоже его предали? Да? Игорь? Молчите, Михайлов? Что ж, молчание — знак согласия. Поздравляю, Михайлов, прекрасно воспользовались стечением обстоятельств: и меня выручили, и себя проявили с наилучшей стороны. Наверное, прикончив маньяка, врезали Зусову «граблями» по глазам, схватили обрез и бабах в Иван Андреича!
Игорь осторожно выпрямился на стуле, помассировал обеими руками поясницу. Радикулитная боль усиливалась. Хотелось расслабиться. Однако время для отдыха еще не настало, и расслабляться, как в прямом, так и в переносном смысле, ни в коем случае нельзя.
— Интересно, что бы вы делали, если бы Зусов остался живым и невредимым? — спросил Игорь, медленно, не торопясь опуская плечи и убирая ладони с пояса.
— Вы рассказали Зусову про мой вчерашний телефонный звонок?
— Да.
— А я бы убедил Ивана Андреевича, что никакого звонка не было, что заговорщики нас с ним перехитрили, меня, настоящего Самурая, вычислили, вас, Самурая поддельного, завербовали.
— Лихо! Лихо вы умеете интриговать.
— Умею... Михайлов, как вам кажется, зачем я напросился к вам в гости?
— Вы намерены сделать мне некое предложение. — Игорь взял в руку пустой стакан со стола, взвесил его на ладони, подбросил, поймал. — В случае отказа вы попробуете меня ликвидировать.
Сначала у Самурая затряслись плечи, вслед за плечами затряслась голова, раскосые глаза превратились в узкие щелочки, уголки губ вздернулись к выпуклым скулам. Сначала он смеялся беззвучно, но вскоре, брызнув слюной, разинул рот и захохотал так громко, что пару секунд его раскатистый хохот заглушал голос певца-рэпера.
— Хо-хы-хы... хы... Михайлов! В своем ли ты уме, родной?.. Хы-хы... хы...
— Не понимаю, чего такого смешного я сказал?
— ...Хы-хы... что я, возможно, «ПОПРОБУЮ» тебя устранить... хы... хы... Родной! Тебя с кого лепили? С кого копировали? Три дня ты учился стрелять и драться, а я мастер! Понимаешь, что это означает — МАСТЕР?.. Котелок у тебя варит, но коптит! Захочу, соплей тебя перешибу, без проб и ошибок... хы-хы...
— За дверцей слева от вас прячется Женя. Музыка глушит наши голоса, но шум борьбы...
— Михайлов! Родной! Какой шум, ты что?
Рука Самурая метнулась к шее Игоря. Большой и указательный пальцы сдавили кадык. Игорь выронил стакан, но Самурай не позволил стеклу стукнуться о полировку стола. Отпустил кадык, поймал, подхватил стакан на лету, бережно поставил донышком на столешницу.
Демонстрация самурайской сноровки заняла от силы одну-две секунды.
— Круто... — прохрипел Игорь, закашлялся, помассировал шею руками. — Экхе-кхе... Очень круто.
— Умею, — Самурай сидел в прежней свободной позе. Руки лежат на столе, как у школьника на парте, спина сгорблена естественным образом. Обычный мужчина на вид, с необычными возможностями, как выяснилось, как и следовало ожидать. — Тебя, родной, сам убедился, захотел бы — сделал. Потом все равно пришлось бы делать телохранительницу. Для нее я бы прихватил что-нибудь стреляющее. Поверь слову — я умею стрелять еще лучше, чем драться. Между прочим, твою Женю и в рукопашной схватке сделать не проблема. Видел я позавчера в ресторане ее китайскую акробатику, несерьезно все это... Я пришел не убивать тебя, Михайлов, а скорее наоборот. Будь спок — повода вмешаться в нашу беседу твоей Жене я не дам и давать не собирался... Ничего, что я на «ты»?
— Нормально.
— Я предлагаю тебе, родной, работу в паре. Вместе со мной. Закрепим устным договором о сотрудничестве наш стихийно сложившийся тандем?
— На фиг я вам? Я и глазом-то моргнуть не успел, как вы меня за горло схватили. А стрелок из меня вообще никакой.
— Не кокетничай, Михайлов. Ты и без меня прекрасно понимаешь, в чем твоя ценность. Давай упростим наши дальнейшие взаимоотношения и условимся рассматривать мой вчерашний дезориентирующий телефонный звонок как последнее экзаменационное задание, как последнюю проверку на вшивость студента Михайлова перед присуждением высокооплачиваемого звания оруженосца при Самурае.
— Староват я для студента...
Игорь что было сил оттолкнулся от края стола, покачнулся на вставшем на дыбы стуле и рухнул вместе с ним на пол. Падая, вскинул ноги, носками ботинок ударил по лишенной полировки изнанке столешницы. Спинка стула слегка защитила позвоночник при контакте с полом, зато перекладина на спинке врезала по лопаткам так, что потемнело в глазах. Мягкое сиденье шлепнуло по заднице, коленки уперлись в плечо, и Михайлов, чудом не свернув шею, перекатился через голову, кувыркнулся назад. К темноте в глазах добавилась круговерть в черепе. Только что Игорь сидел за столом, и вот он уже на четвереньках, в позиции, названной народом в честь неизвестно где зимующего рака.
Мастеру Самураю отчаянный демарш Михайлова, конечно же, не причинил никакого вреда. Устоявший стол пихнул кромкой четырехугольника столешницы Самурая в грудь и заставил его вскочить на ноги, а стул под ним завалился набок. Свалился со стола стакан и покатился, выбивая чечетку стеклянными гранями. Перевернувшись в воздухе и описав широкую дугу, отлетел к стенке, но не перестал работать магнитофон. На лице Самурая вспыхнуло и застыло выражение крайнего удивления. Что за глупость?
И вовсе не глупость, а тонкий расчет! Игорь рассчитывал на Женю. В доступном ей ограниченном секторе обзора сквозь замочную скважину Евгения должна увидеть, как впечатляюще опрокидывается Михайлов, БУДТО БЫ и в самом деле САМУРАЙ ВРЕЗАЛ ЕМУ ПО ЗУБАМ. Женя должна услышать грохот падения вверенного ее профессиональным заботам тела и также сопутствующие звуковые эффекты и обязана вмешаться. Расчеты Игоря оправдались.
Евгения вихрем ворвалась в комнату. Узкие глаза Самурая зафиксировали движение слева и удивленное выражение с его лица смыло волной понимания. Ах, вот что задумал Михайлов! Хитро. Но бесполезно.
Находясь под впечатлением Жениного показательного выступления в ресторане, Самурай ожидал от нее атаки в том же акробатическом стиле. Инстинктивно готовился поднырнуть под летящую в голову ногу или самому подпрыгнуть, если девушка, сгруппировавшись, клубком метнется под ноги. Предчувствия подвели Самурая. Евгения атаковала скупым, коротким ударом ребра стопы по голени. Присела, имитируя подготовку к высокому прыжку, а вместо того, чтобы взмыть под потолок, махом развернула бедра и выбросила вперед ногу.
Атаковала редким, мало кому известным движением, похожим на коронный удар из старофранцузской боевой системы, ныне известной под названием «саваж».
Подошва женской туфельки, ударившись о кость под коленкой мужчины, съехала вниз, каблук стукнул по слабозащищенным кроссовкой пальцам, наступил на них, надавил. Девушка порывисто перенесла вес тела на утвердившийся поверх мужской кроссовки каблук, одновременно сбивая плечом контратакующий тычок самурайского кулака. Перед глазами Самурая мелькнул ее локоть, нацеленный ему в переносицу. Спасая голову, Самурай отклонился назад. Отскочил бы, да нога в капкане, пришлось прогнуться в поясе, «открыть» живот, чем и воспользовалась Евгения. Припала на одно колено, кончиками собранных в щепоть пальцев ударила по... Нет! Не по «открытому» животу, по гениталиям... Тренируя Женю, дядя Юра заставлял ее собранными в щепоть пальцами колоть дюймовые доски, а она, дуреха, расстраивалась, что подобные упражнения исключают возможность отрастить длиннющие ногти и сделать шикарный, всем на зависть, маникюр... Мужские гениталии отнюдь не такие прочные, как дюймовая доска. Самурай содрогнулся, размяк и осел на пол, лишаясь вследствие болевого шока сознания.
Контрольный удар по «заушному бугру», и Евгения теряет интерес к поверженному спарринг-партнеру, секунда — и она рядом с Михайловым.
— Игорь? Жив? Травмы серьезные есть? Ничего не сломано?
— Жень, помоги встать... Спасибо... Bay! Блин, как больно...
— Где больно? Покажи!
— Пустяки. Поясницу ломануло, радикулит, черт его дери... Да не смотри ты на меня так тревожно. Живой я. Скажи-ка лучше, как этот? Сдох, я надеюсь?
— Дышит, но опасности не представляет. Обезврежен, валяется без сознания.
— Женя, будь другом, добей гада.
— Я телохранитель, а не киллер.
— Значит, нет?
— Нет.
— А если я скажу тебе, что этот тип знал про заминированный храм и приложил максимум усилий, чтобы теракт увенчался успехом?
— Все равно — нет. У меня свои профессиональные принципы.
— Так, да? Ну и ладно. Сам управлюсь. — Игорь расстегнул пряжку брючного ремня. — У тебя свои принципы, у меня свои...
— Что ты собираешься делать?
— Я читал где-то, что, когда душат удавкой, умираешь как под наркозом. — Игорь вытащил из матерчатых петелек узкий и длинный кожаный ремешок.
— Да, это правда, но только если умеешь грамотно работать удавкой.
— Хм-м... Что ж, будем учиться. — Игорь намотал концы ремешка на ладони, сжал кулаки. — Жень, я надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что произошло в этой комнате? Или это тоже противоречит твоим принципам?
— А что произошло? — Евгения, закатив глаза, смешно выпятила нижнюю губу. — Ничего не было. Ты спал, я читала, потом музыку слушали, ты, растяпа, стол задел нечаянно, шума наделал...
— При Ирке не называй меня растяпой, пожалуйста. Обижусь.
— Хорошо, Ирине и про музыку не скажу, а то вообразит бог весть чего, ревновать начнет.
— Умничка!
— И тебе спасибо за «умничку» от дурочки с переулочка, которая никак не поймет, каким образом ты собираешься избавиться от трупа.
— Будь добра, принеси рацию из спальни. Свяжусь с одним моим здешним должником, он поможет незаметно вынести гада из гостиницы и закопать где-нибудь в тихом месте.
— Игорь, не мое дело, но ответь честно — ты не боишься?
— Кого и чего?
— Ты уверен, что, задушив этого типа и после избавившись от трупа, решишь все свои проблемы?
— Может, и решу, а возможно, и нет. Черт его знает!.. Я свободен, я ничей. Вернусь в Москву, буду себе спокойненько ремонтировать чужие квартиры, Ирку уговорю уйти в декрет. Заживем тихо, спокойно. Может, так и будет, но возможен и вариант, при котором дня через два-три со мною захотят встретиться Большие или не очень люди, генералы или старшие лейтенанты, говоря образно, на которых работал обездвиженный только что тобой узкоглазый дядечка... приговоренный мною к смерти... О нет! Убивать меня Большие люди не будут! Мне предложат остаться Самураем. Единственным и неповторимым. Я — фуфло, ботаник, сдал все экзамены на звание Самурая. Соглашусь ли я?.. Не буду врать, Женя, еще не знаю. Черт побери, а вдруг и соглашусь, вдруг просто-напросто не смогу отказаться?!. Или не захочу отказываться?.. Правы марксисты — бытие определяет сознание. За последние дни мое сознание здорово изменилось, я стал другим человеком и до конца еще не успел сам в себе разобраться. Некогда было. Парадокс, но я пока что плохо сам себя знаю, черт возьми!.. Боюсь ли я? Да, Женя, боюсь. Ведь это только дураки ничего не боятся, верно?.. Однако хватит трепаться попусту. Время уходит, пора действовать. И, как принято говорить в подобных случаях: «Глаза боятся, руки делают!»
Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, тряхнул головой и щелкнул ремнем, проверяя узкую полоску кожи на прочность.
Из саквояжа, толком не распакованного с пятницы, Михайлов достал свежую сорочку. Натянул рубаху, надел брюки, носки, ботинки. Надо бы еще побриться... Неохота!
Свернувшись калачиком на угловом диванчике в гостиной, Женя дочитывала книжку.
— Что хоть читаешь, Жень?
— Ерунду, детектив.
— Мало тебе в жизни детективов?
— В жизни все по-другому, а я с детства люблю сказки читать. — Евгения захлопнула книгу. — Пора?
— Ага.
Женя прошагала к дверце, соединяющей гостиные соседних номеров люкс.
— Игорь, пока ты спал, я проверяла — через замочную скважину видны только ножки обеденного стола. Я собираюсь ориентироваться в основном на звук.
— Понял, Жень. Но, повторяю, вполне возможно, вмешиваться тебе не придется.
— В любом варианте не беспокойся. Я за дверью сижу на стуле, подслушиваю и подглядываю, готовая к любым неожиданностям.
— О'кей... Погоди минуточку. Жень, ты правда лесбиянка?
— И очень активная, — улыбнувшись лукаво, Евгения скрылась за «внутренней» дверцей в соседний номер.
Игорь истерил в больнице рядом с окровавленной Ириной, давал показания в кабинете Вычипало, а тем временем менты обнюхали, обмерили, сфотографировали место преступления, где произошло двойное убийство, ушли, и электрик с бельмом на глазу приладил на место снятую люстру, встал обратно под люстру полированный стол, уборщица протерла пол мягкой тряпкой, и лишь в одном месте на стене, если внимательно приглядеться, можно заметить малюсенькие застывшие капельки крови, брызнувшей во все стороны после того, как Михайлов разрядил разом оба обрезанных ствола.
Затрещал, защелкал замок дверцы, закрывшейся за Евгенией. Дверца устроена внутри обоих номеров на заграничный манер, и запоры на ней, как в западных отелях — с обеих сторон, дабы жильцы имели возможность переводить из номера в номер лишь по обоюдному согласию. Сию иностранную причуду как раз и устраняла предусмотрительная Женя самым кардинальным образом, ломая замок.
Замок дверей в коридор пострадал ранее, однако с грехом пополам, но все же закрывался и открывался, Игорь провозился с колесиком замка порядка минуты, прежде чем освободил доступ из частного номера к гостиничным площадям общего пользования.
Все готово, пора бы появиться Самураю.
«Приготовить, что ли, еще кофейку? — подумал Игорь. — А, пожалуй, не помешает!»
Он прошел в спальню, засунул остывший кипятильник в стеклянную банку с водой, присоединил штепсель к розетке. Растворимого кофе осталось совсем немного, глотка на три. И то дело, лишний допинг не повредит.
С наполненным на три четверти стаканом Михайлов переступил порог спальни, возвращаясь в гостиную, и едва не расплескал кофе от неожиданности. В центре комнаты сидел и смотрел на Игоря мужчина чуть выше среднего роста. Одетый совершенно по-домашнему. Кроссовки на босу ногу, спортивные штаны-шаровары на резинке, обтягивающая белая футболка. Смотрит открыто, не таясь, кажется, что с прищуром, а на самом деле у гостя просто такой разрез глаз. И скулы у него чуть выше, чуть резче обозначенные, по сравнению со среднестатистическим россиянином. А волосы черны и жестки. Теперь понятно, почему к нему прилипла кличка «Самурай» — есть в его внешности отчетливый восточный оттенок похож на японца немного.
— Я не слышал, как вы вошли, — произнес Игорь, скосив глаза на стакан. Нет, все нормально, кофе не расплескался.
— Умею, — пожал плечами Самурай. — Садитесь за стол напротив. Поговорим, музыку послушаем.
— Какую музыку? — спросил Игорь и лишь сейчас заметил на столешнице миниатюрный переносной кассетный магнитофон с приемником.
Самурай ткнул пальцем в кнопку магнитофона, зазвучала музыка. Нелюбимый Игорем рэп. Под рваный, напористый ритм ударных англоязычный рэпер наговаривал текст скороговоркой, то и дело бренчала гитара, подвывали духовые инструменты.
— На фига музыка?
— На всякий случай. В приемнике «глушилка», на случай подслушивания спецаппаратурой, а музыка для того, чтобы ваша телохрани-тельница из соседней комнаты не смогла подслушать наши переговоры.
— Опомнитесь, какая «спецаппаратура»? — Игорь подошел к столу, отодвинул стул, уселся, как и было предложено, напротив гостя.
— Скажете, и тел охранительница не прячется за дверью в смежное помещение?
— А вот за музыку спасибо. Мне тоже совершенно не нужно, чтобы Женя слышала, о чем мы тут с вами разговариваем. Стыжусь, что сам не допер позаботиться и устроить звуковую завесу.
— Ценю вашу самокритичность, Михайлов. Полезное качество для дилетанта. Между прочим, особенно изощренного подслушивания я не опасаюсь, просто другого магнитофона, без «глушилки», у меня нет.
— Тогда понятно, — Игорь глотнул кофе. — Вам кофейку не предлагаю, кончился порошок.
— Я не пью растворимый.
— Вы, конечно же, пришли ко мне никем не замеченный?
— Конечно.
— И никто, кроме меня, не знает о вашем местонахождении.
— Кроме вас и телохранительницы. Для остального населения планеты наша встреча — тайна.
— Даже для ваших... гм-м... руководителей.
— Для всех. Разумеется, если вы, Михайлов, смолчали о моем утреннем телефонном звонке.
— Евгения, притаившаяся по соседству, знала, что кто-то должен прийти, некая абстрактная и опасная личность, остальные не в курсе... Да и кому на вас жаловаться, сами подумайте?
К тому же вы весьма убедительно шантажировали меня здоровьем близких.
— Передергиваете, Михайлов. Вы умный человек и, бесспорно, сообразили — я блефовал. Слышал про существование вашей мамы и сестренки и помянул их, чтобы вы сгоряча не проболтались Вычипало о содержании звонка и личности позвонившего.
— Значит, ваш визит — частная инициатива? Выходит, вы не имеете на него санкции от ваших руководителей?
Визитер вместе со стулом отодвинулся от стола, закинул ногу на ногу. Улыбнулся.
— Я взрослый дядя, вполне самостоятельный и ответственный... — он прибавил громкость магнитофона, скрестил руки на груди и продолжил: — Господин Михайлов, вы дважды упомянули каких-то моих «руководителей», из чего я вправе сделать вывод, что вы имеете какой-то свой взгляд на драматургию наших взаимоотношений и на все, что случилось вообще. Я был бы рад выслушать, как вы себе мыслите мотивы, ход, причины и следствия всего, что случилось. Мне интересна ваша версия, Михайлов. Поделитесь со мной соображениями?
— Отчего же не поделиться? — Игорь одним глотком допил теплый кофе. Тряхнул головой, задумчиво заглянул в пустой стакан и заговорил:
— Погибает пацан, боец, бык или как он там называется, неважно... погибает человек Зусова. В январе. Тринадцатого числа. После его смерти Зусов получает послание, выклеенное из газетных букв. Естественно, Иван Андреевич вспоминает события двухлетней давности, серийные убийства девушек-невест, нож в спине московского орла-милиционера с тремя шестерками, и, разумеется, Зусов озадачен. Иван Андреевич вздрючивает полковника Вычипало, мент, как и два года назад, напрягается на полную катушку, однако безрезультатно. Милиционеры проверяют всех, кто состоит или состоял на учете в психиатрических диспансерах, и вообще всех, кто хотя бы раз обращался к психиатру, а также ранее судимых и лиц, замеченных в склонностях к нетрадиционной религиозной ориентации. Результат — ноль. Меж тем совершается второе убийство. Зусов вымещает собственное бессилие и злобу на Вычипало. И тут появляетесь вы. Я думаю, Зусов лукавил, когда говорил мне, мол, ему в лом просить о помощи своих Больших покровителей и деловых партнеров. Я думаю, именно Покровители порекомендовали Зусову специалиста по кличке Самурай. А вы его предали. Точнее — продали. Вас перекупили. Генералы и маршалы криминалитета действительно благоволят Ивану Зусову, а перекупившие вас старшие лейтенанты давно мечтали, чтоб ефрейтор Ваня поскорее сам по себе загнулся, и тут — бац, такой удачный расклад наметился. Посторонняя лейтенантам чума доконает наконец ефрейтора Зусова с вашей помощью, а вернее, из-за отсутствия оной, и можно будет лейтенантам честно доложить в генералитет — погиб на боевом посту Иван. Когда вы разгадали принцип, по которому убивал маньяк?
— После третьего трупа. Парня сожгли, и я расшифровал ребус. Откуда вам, Михайлов, известно об убийствах двухлетней давности?.. Погодите, сам соображу... Вычипало протрепался, правильно?.. Ладно, не будем отвлекаться. Итак, третья жертва сгорела, и я разгадал ребус.
— И поняли, что для успешного завершения вашей миссии нужно всего лишь потянуть время. Разумеется, изначально Зусов ввел меня в игру с вашего благословения. Вы же — гений спецопераций! Вам нужно было демонстрировать деятельность, а реально — тянуть время. Вот вы и придумали сказку, мол, вас, шпиона, вот-вот расшифруют какие-то мифические враги. Скажите, насколько быстро, вписав в последние клеточки кроссворда слово «взрыв», вы догадались, где, когда и что взорвется?
— Сразу, как только расшифровал ребус... В целом, ваши умозаключения, господин Михайлов, небезынтересны. Однако вы не в силах представить, как я переживал, вдруг Зусов не вернется к празднику Пасхи на родину из столицы.
— А когда он вернулся, когда приехал я, вы сначала обрадовались, все, мол, идет, как и задумано — хлопоты с ботаником, якобы отвлекающим на себя внимание врага от главного резидента, на самом деле отвлекали Ивана Андреевича от реальности, время шло, и финал неотвратимо приближался, но под конец, в канун апофеоза, вы дали слабину, звякнули ботанику. Вы звонили, чтобы меня расслабить, ведь в потенциале я тоже мог разгадать ребус, ибо владел всей необходимой для этого информацией, плюс подсказкой — запиской со словом «сегодня». Вам было бы чертовски обидно, если бы... Впрочем, почему я говорю «бы»? Представляю, как вам было обидно и досадно, когда сбылись ваши самые нехорошие предчувствия. Знаете, в чем вы просчитались? Нет? Не знаете? Ваш просчет в чрезмерно тщательном выборе времени звонка. Да! Именно так! Просчет в расчете, как бы это ни звучало парадоксально, но это так... Вы рассчитали время звонка таким образом, чтобы я ни в коем случае не успел обстоятельно обсудить с Иркой все вами сказанное. Это меня настораживало и заставляло нейроны моего мозга работать особенно активно!
— Не судите меня слишком строго, господин Михайлов. Победителей не судят. В конечном итоге моя миссия удалась. Снимите грех с души, признайтесь — это вы замочили Зусова? Вы тоже его предали? Да? Игорь? Молчите, Михайлов? Что ж, молчание — знак согласия. Поздравляю, Михайлов, прекрасно воспользовались стечением обстоятельств: и меня выручили, и себя проявили с наилучшей стороны. Наверное, прикончив маньяка, врезали Зусову «граблями» по глазам, схватили обрез и бабах в Иван Андреича!
Игорь осторожно выпрямился на стуле, помассировал обеими руками поясницу. Радикулитная боль усиливалась. Хотелось расслабиться. Однако время для отдыха еще не настало, и расслабляться, как в прямом, так и в переносном смысле, ни в коем случае нельзя.
— Интересно, что бы вы делали, если бы Зусов остался живым и невредимым? — спросил Игорь, медленно, не торопясь опуская плечи и убирая ладони с пояса.
— Вы рассказали Зусову про мой вчерашний телефонный звонок?
— Да.
— А я бы убедил Ивана Андреевича, что никакого звонка не было, что заговорщики нас с ним перехитрили, меня, настоящего Самурая, вычислили, вас, Самурая поддельного, завербовали.
— Лихо! Лихо вы умеете интриговать.
— Умею... Михайлов, как вам кажется, зачем я напросился к вам в гости?
— Вы намерены сделать мне некое предложение. — Игорь взял в руку пустой стакан со стола, взвесил его на ладони, подбросил, поймал. — В случае отказа вы попробуете меня ликвидировать.
Сначала у Самурая затряслись плечи, вслед за плечами затряслась голова, раскосые глаза превратились в узкие щелочки, уголки губ вздернулись к выпуклым скулам. Сначала он смеялся беззвучно, но вскоре, брызнув слюной, разинул рот и захохотал так громко, что пару секунд его раскатистый хохот заглушал голос певца-рэпера.
— Хо-хы-хы... хы... Михайлов! В своем ли ты уме, родной?.. Хы-хы... хы...
— Не понимаю, чего такого смешного я сказал?
— ...Хы-хы... что я, возможно, «ПОПРОБУЮ» тебя устранить... хы... хы... Родной! Тебя с кого лепили? С кого копировали? Три дня ты учился стрелять и драться, а я мастер! Понимаешь, что это означает — МАСТЕР?.. Котелок у тебя варит, но коптит! Захочу, соплей тебя перешибу, без проб и ошибок... хы-хы...
— За дверцей слева от вас прячется Женя. Музыка глушит наши голоса, но шум борьбы...
— Михайлов! Родной! Какой шум, ты что?
Рука Самурая метнулась к шее Игоря. Большой и указательный пальцы сдавили кадык. Игорь выронил стакан, но Самурай не позволил стеклу стукнуться о полировку стола. Отпустил кадык, поймал, подхватил стакан на лету, бережно поставил донышком на столешницу.
Демонстрация самурайской сноровки заняла от силы одну-две секунды.
— Круто... — прохрипел Игорь, закашлялся, помассировал шею руками. — Экхе-кхе... Очень круто.
— Умею, — Самурай сидел в прежней свободной позе. Руки лежат на столе, как у школьника на парте, спина сгорблена естественным образом. Обычный мужчина на вид, с необычными возможностями, как выяснилось, как и следовало ожидать. — Тебя, родной, сам убедился, захотел бы — сделал. Потом все равно пришлось бы делать телохранительницу. Для нее я бы прихватил что-нибудь стреляющее. Поверь слову — я умею стрелять еще лучше, чем драться. Между прочим, твою Женю и в рукопашной схватке сделать не проблема. Видел я позавчера в ресторане ее китайскую акробатику, несерьезно все это... Я пришел не убивать тебя, Михайлов, а скорее наоборот. Будь спок — повода вмешаться в нашу беседу твоей Жене я не дам и давать не собирался... Ничего, что я на «ты»?
— Нормально.
— Я предлагаю тебе, родной, работу в паре. Вместе со мной. Закрепим устным договором о сотрудничестве наш стихийно сложившийся тандем?
— На фиг я вам? Я и глазом-то моргнуть не успел, как вы меня за горло схватили. А стрелок из меня вообще никакой.
— Не кокетничай, Михайлов. Ты и без меня прекрасно понимаешь, в чем твоя ценность. Давай упростим наши дальнейшие взаимоотношения и условимся рассматривать мой вчерашний дезориентирующий телефонный звонок как последнее экзаменационное задание, как последнюю проверку на вшивость студента Михайлова перед присуждением высокооплачиваемого звания оруженосца при Самурае.
— Староват я для студента...
Игорь что было сил оттолкнулся от края стола, покачнулся на вставшем на дыбы стуле и рухнул вместе с ним на пол. Падая, вскинул ноги, носками ботинок ударил по лишенной полировки изнанке столешницы. Спинка стула слегка защитила позвоночник при контакте с полом, зато перекладина на спинке врезала по лопаткам так, что потемнело в глазах. Мягкое сиденье шлепнуло по заднице, коленки уперлись в плечо, и Михайлов, чудом не свернув шею, перекатился через голову, кувыркнулся назад. К темноте в глазах добавилась круговерть в черепе. Только что Игорь сидел за столом, и вот он уже на четвереньках, в позиции, названной народом в честь неизвестно где зимующего рака.
Мастеру Самураю отчаянный демарш Михайлова, конечно же, не причинил никакого вреда. Устоявший стол пихнул кромкой четырехугольника столешницы Самурая в грудь и заставил его вскочить на ноги, а стул под ним завалился набок. Свалился со стола стакан и покатился, выбивая чечетку стеклянными гранями. Перевернувшись в воздухе и описав широкую дугу, отлетел к стенке, но не перестал работать магнитофон. На лице Самурая вспыхнуло и застыло выражение крайнего удивления. Что за глупость?
И вовсе не глупость, а тонкий расчет! Игорь рассчитывал на Женю. В доступном ей ограниченном секторе обзора сквозь замочную скважину Евгения должна увидеть, как впечатляюще опрокидывается Михайлов, БУДТО БЫ и в самом деле САМУРАЙ ВРЕЗАЛ ЕМУ ПО ЗУБАМ. Женя должна услышать грохот падения вверенного ее профессиональным заботам тела и также сопутствующие звуковые эффекты и обязана вмешаться. Расчеты Игоря оправдались.
Евгения вихрем ворвалась в комнату. Узкие глаза Самурая зафиксировали движение слева и удивленное выражение с его лица смыло волной понимания. Ах, вот что задумал Михайлов! Хитро. Но бесполезно.
Находясь под впечатлением Жениного показательного выступления в ресторане, Самурай ожидал от нее атаки в том же акробатическом стиле. Инстинктивно готовился поднырнуть под летящую в голову ногу или самому подпрыгнуть, если девушка, сгруппировавшись, клубком метнется под ноги. Предчувствия подвели Самурая. Евгения атаковала скупым, коротким ударом ребра стопы по голени. Присела, имитируя подготовку к высокому прыжку, а вместо того, чтобы взмыть под потолок, махом развернула бедра и выбросила вперед ногу.
Атаковала редким, мало кому известным движением, похожим на коронный удар из старофранцузской боевой системы, ныне известной под названием «саваж».
Подошва женской туфельки, ударившись о кость под коленкой мужчины, съехала вниз, каблук стукнул по слабозащищенным кроссовкой пальцам, наступил на них, надавил. Девушка порывисто перенесла вес тела на утвердившийся поверх мужской кроссовки каблук, одновременно сбивая плечом контратакующий тычок самурайского кулака. Перед глазами Самурая мелькнул ее локоть, нацеленный ему в переносицу. Спасая голову, Самурай отклонился назад. Отскочил бы, да нога в капкане, пришлось прогнуться в поясе, «открыть» живот, чем и воспользовалась Евгения. Припала на одно колено, кончиками собранных в щепоть пальцев ударила по... Нет! Не по «открытому» животу, по гениталиям... Тренируя Женю, дядя Юра заставлял ее собранными в щепоть пальцами колоть дюймовые доски, а она, дуреха, расстраивалась, что подобные упражнения исключают возможность отрастить длиннющие ногти и сделать шикарный, всем на зависть, маникюр... Мужские гениталии отнюдь не такие прочные, как дюймовая доска. Самурай содрогнулся, размяк и осел на пол, лишаясь вследствие болевого шока сознания.
Контрольный удар по «заушному бугру», и Евгения теряет интерес к поверженному спарринг-партнеру, секунда — и она рядом с Михайловым.
— Игорь? Жив? Травмы серьезные есть? Ничего не сломано?
— Жень, помоги встать... Спасибо... Bay! Блин, как больно...
— Где больно? Покажи!
— Пустяки. Поясницу ломануло, радикулит, черт его дери... Да не смотри ты на меня так тревожно. Живой я. Скажи-ка лучше, как этот? Сдох, я надеюсь?
— Дышит, но опасности не представляет. Обезврежен, валяется без сознания.
— Женя, будь другом, добей гада.
— Я телохранитель, а не киллер.
— Значит, нет?
— Нет.
— А если я скажу тебе, что этот тип знал про заминированный храм и приложил максимум усилий, чтобы теракт увенчался успехом?
— Все равно — нет. У меня свои профессиональные принципы.
— Так, да? Ну и ладно. Сам управлюсь. — Игорь расстегнул пряжку брючного ремня. — У тебя свои принципы, у меня свои...
— Что ты собираешься делать?
— Я читал где-то, что, когда душат удавкой, умираешь как под наркозом. — Игорь вытащил из матерчатых петелек узкий и длинный кожаный ремешок.
— Да, это правда, но только если умеешь грамотно работать удавкой.
— Хм-м... Что ж, будем учиться. — Игорь намотал концы ремешка на ладони, сжал кулаки. — Жень, я надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что произошло в этой комнате? Или это тоже противоречит твоим принципам?
— А что произошло? — Евгения, закатив глаза, смешно выпятила нижнюю губу. — Ничего не было. Ты спал, я читала, потом музыку слушали, ты, растяпа, стол задел нечаянно, шума наделал...
— При Ирке не называй меня растяпой, пожалуйста. Обижусь.
— Хорошо, Ирине и про музыку не скажу, а то вообразит бог весть чего, ревновать начнет.
— Умничка!
— И тебе спасибо за «умничку» от дурочки с переулочка, которая никак не поймет, каким образом ты собираешься избавиться от трупа.
— Будь добра, принеси рацию из спальни. Свяжусь с одним моим здешним должником, он поможет незаметно вынести гада из гостиницы и закопать где-нибудь в тихом месте.
— Игорь, не мое дело, но ответь честно — ты не боишься?
— Кого и чего?
— Ты уверен, что, задушив этого типа и после избавившись от трупа, решишь все свои проблемы?
— Может, и решу, а возможно, и нет. Черт его знает!.. Я свободен, я ничей. Вернусь в Москву, буду себе спокойненько ремонтировать чужие квартиры, Ирку уговорю уйти в декрет. Заживем тихо, спокойно. Может, так и будет, но возможен и вариант, при котором дня через два-три со мною захотят встретиться Большие или не очень люди, генералы или старшие лейтенанты, говоря образно, на которых работал обездвиженный только что тобой узкоглазый дядечка... приговоренный мною к смерти... О нет! Убивать меня Большие люди не будут! Мне предложат остаться Самураем. Единственным и неповторимым. Я — фуфло, ботаник, сдал все экзамены на звание Самурая. Соглашусь ли я?.. Не буду врать, Женя, еще не знаю. Черт побери, а вдруг и соглашусь, вдруг просто-напросто не смогу отказаться?!. Или не захочу отказываться?.. Правы марксисты — бытие определяет сознание. За последние дни мое сознание здорово изменилось, я стал другим человеком и до конца еще не успел сам в себе разобраться. Некогда было. Парадокс, но я пока что плохо сам себя знаю, черт возьми!.. Боюсь ли я? Да, Женя, боюсь. Ведь это только дураки ничего не боятся, верно?.. Однако хватит трепаться попусту. Время уходит, пора действовать. И, как принято говорить в подобных случаях: «Глаза боятся, руки делают!»
Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, тряхнул головой и щелкнул ремнем, проверяя узкую полоску кожи на прочность.
15. Эпилог
С Иркой мы расстались спустя год после событий в Никоновске. Разошлись без всяких скандалов и взаимных претензий. Квартиру я ей оставил. Я вообще оставил за бортом все из своей прежней жизни ботаника. Уходил налегке. Отдал ей ключи, и прежде чем закрыть за мной дверь, она сказала: «Ты стал совсем-совсем другим, Игорь».
Да, я стал другим. Я стал Самураем. А может быть, я всегда был таким, как сейчас, только раньше не было случая проявить себя, раскрыть свою суть? Помните анекдот про малыша, который молчал? Малыша таскали по врачам, по разным там дефектологам, психологам, невропатологам, а он не разговаривал, и все, хоть тресни. Но вот однажды, вдруг, немой заговорил и заявил, что «кашка горячая». И родители, утирая слезы радости, вопрошают дитятю: «Чего ж ты раньше-то все молчал, а?» И малыш им, спокойненько так, отвечает: «Не о чем говорить было раньше».
В Никоновске я впервые убил двоих. Еще примерно года два я вел счет жмурикам, которых вынужденно отправлял к праотцам. Сейчас я их уже не считаю. Самураю негоже оглядываться.
Помните, дядя Юра обзывал меня Буратиной? Ну так я больше не деревянная кукла, выражаясь образно. Я поднаторел в искусстве рукопашного боя, однако, как правило, мне вполне хватает для дела старого доброго приемчика, показанного однажды пожилым инструктором, дядей Юрой, и названного им «грабли». Ну и, разумеется, я научился стрелять из чего угодно на пять с плюсом. Только все это — стрельба и мордобой — отнюдь не главное для Самурая. Ерунда это. Каждый из вас в принципе может сунуть пальцы в глаза себе подобному или еще проще, наловчиться спускать курок. Но только в принципе, господа, только в принципе!
Что же касается сиппоку, или, иначе говоря, харакири, так вот этого вы от меня не дождетесь! Дудки!..
Да, я стал другим. Я стал Самураем. А может быть, я всегда был таким, как сейчас, только раньше не было случая проявить себя, раскрыть свою суть? Помните анекдот про малыша, который молчал? Малыша таскали по врачам, по разным там дефектологам, психологам, невропатологам, а он не разговаривал, и все, хоть тресни. Но вот однажды, вдруг, немой заговорил и заявил, что «кашка горячая». И родители, утирая слезы радости, вопрошают дитятю: «Чего ж ты раньше-то все молчал, а?» И малыш им, спокойненько так, отвечает: «Не о чем говорить было раньше».
В Никоновске я впервые убил двоих. Еще примерно года два я вел счет жмурикам, которых вынужденно отправлял к праотцам. Сейчас я их уже не считаю. Самураю негоже оглядываться.
Помните, дядя Юра обзывал меня Буратиной? Ну так я больше не деревянная кукла, выражаясь образно. Я поднаторел в искусстве рукопашного боя, однако, как правило, мне вполне хватает для дела старого доброго приемчика, показанного однажды пожилым инструктором, дядей Юрой, и названного им «грабли». Ну и, разумеется, я научился стрелять из чего угодно на пять с плюсом. Только все это — стрельба и мордобой — отнюдь не главное для Самурая. Ерунда это. Каждый из вас в принципе может сунуть пальцы в глаза себе подобному или еще проще, наловчиться спускать курок. Но только в принципе, господа, только в принципе!
Что же касается сиппоку, или, иначе говоря, харакири, так вот этого вы от меня не дождетесь! Дудки!..