– У-у-у, фальшивомонетчик или как это называется!? – протянула Варвара.
   Появился Мерлин.
   – Деньги получил. Мерлин – капитан, Мир – помощник капитана, а ты, Варя, – старший помощник младшего помощника и по совместительству – кок на барже.
   – Где мои суточные? – протянула руку Варвара.
   – Зачем тебе?
   – Как?! На разграбление города. Мы же завтра едем в Петроград!
   – Да гляжу, вы думаете совершенно по-другому, чем мы! – покачала головой Прасковья.
 
   Рано утром ребята прощались с Прасковьей, которая провожала их на вокзале. Зеленецкий вокзал находился на том же месте. Но был он совсем другой. Не тот, к которому ребята привыкли. Здание вокзала было похоже на теремок, срубленный из толстых бревен. Внутри очень уютный. Ожидающим поезда пассажирам предлагали чай из стоящего в центре зала огромного самовара. Вокруг самовара на столиках горой были навалены сушки и кусковой сахар.
   Паровоз стоял под парами. Несколько леших доставали из ящика огромный занавес.
   – Что это? – спросил Мирослав.
   – Плащ-невидимка для паровоза, – объяснила Прасковья, – чтобы никто не видел передвижения нашего поезда.
   – А как же встречные поезда? – спросил Мирослав. – Я читал, что раньше во многих местах железная дорога была одноколейной.
   – «Зеленый экспресс» выныривает сразу за поездом «Москва – Петроград». Тот прибывает в Петроград в восемь утра. А зеленецкий следует за ним в двух минутах. Наши стрелочники дежурят на каждой станции и в случае чего задержат отправление встречных поездов, – пояснила Прасковья.
 
   Через четыре часа ребята вышли на перрон Московского вокзала. Прямо на вокзале Мерлин нанял извозчика, и они проехались по всему Нев­скому проспекту.
   Во все глаза разглядывали ребята Петроград начала века. Кому еще доведется побывать на такой экскурсии в старом городе? С интересом смотрели они на красногвардейцев, которые недавно вернулись с фронтов Гражданской войны и в этот солнечный день во множестве гуляли по городу; вздыхали при виде оборванных беспризорников, спящих под деревьями на скамейках. Смеялись, увидев скрипящий трамвай и дребезжащие антикварные автомобили. Затем посидели в одном маленьком кафе и прямо на улице поели мороженого. Долго гуляли друзья по Петрограду.
   – Теперь пора в порт, – посмотрел на часы Мерлин. – До вечера надо принять нашу баржу. А ночью успеть пройти по Неве под всеми разводными мостами.
   В порту ребята быстро нашли баржу под шведским флагом. В присутствии начальника порта Мирослав спустил шведский флаг и поднял флаг молодой российской республики. Затем к барже подошел небольшой, но сильный буксир. Мерлин оформил все таможенные и проездные доку­менты.
   – Пожалуй, все. Трогаем, помощник.
   Мирослав дал три гудка и вывел баржу из порта.
   – Проводка под невскими мостами считается трудным делом. Хорошо, что нам придется проходить мосты против течения, – сказал Мерлин. – Против течения управлять буксиром значительно легче. Надеюсь, справишься! Не хотелось бы попасть в историю, врезавшись в мост.
   Но буксир протащил баржу строго по центру пролета разведенного моста Лейтенанта Шмидта. Затем легко прошел под Дворцовым. За ночь буксир одолел весь путь по Неве. У крепости Орешек пограничники проверили документы. А днем буксир уже тащил баржу по Ладоге, направляясь в Финляндию. Через день ребята с большим интересом смотрели на берега Воссинансари и вспоминали:
   – Помнишь, как мы воевали с корягами? А как досталось бедному Соловью?
   Увидав Верккосари – остров, который задержал их путешествие, Варвара спустилась на камбуз:
   – Пойду, приготовлю обед.
   А на следующее утро буксир подошел к северному берегу Ладоги.
   – Как бы нам здесь не запутаться, – озабоченно сказал Мерлин. – Сколько островов.
   Мирослав улыбнулся и уверенно направил буксир в длинный пролив.
   – Вот, Мерлин, смотри на карте. После того, как мы прошли Валаам, я все время держу на север. Ориентиром для меня была вон та цепочка островов: самый большой остров Воспоминаний, а вон тот крайний, который в Ладоге плавает, – остров Суури. А далее по проливу Маркатси… Да, трудно выговорить длинные финские названия! Продолжаю… От Маркатсимансалми мы доплывем до самой Сортавалы и никуда не денемся.

Город тысячи чертей

   Петер, пожилой, но еще крепкий мужчина, встречал гостей на своей упряжке, запряженной двумя лошадьми. Он стоял рядом с пристанью и ждал баржу с гостями. На хуторянине были штаны до колен, широкая рубаха, а сверху куртка. Мерлин сразу узнал Петера. Дед-Всевед очень точно его описал.
   – Здравствуй, Петер! Тебе лично полагается часть груза. Вон тот контейнер – твой. Дед-Всевед лично тебе его прислал. В контейнере мешки с пшеницей, с сахаром, бочки с растительным маслом, крупы. Кланялся и благодарность передавал, что об его подданных ты заботишься, в холодные зимы подкармливаешь.
   – День добрый! Все равно спасибо ему, – ответил Петер. – Так и подданные Всеведа нам всегда помогают. Рыбу в сети загоняют, грибные места показывают. Надежду в прошлом году из леса вывели, когда она заплутала. Мы нужны друг другу. Придется вам меня подождать, я не знал, что будет груз для меня. Надо еще лошадей и телеги у родственников взять, чтобы все отвезти на хутор.
   Говорил Петер с небольшим финским акцентом.
   – Не спеши, Петер, – сказал Мерлин. – Мне еще долго оформлять таможенные документы. Потом за разгрузкой на барже надо проследить и буксир нашим морякам передать, чтобы перегнали обратно в Питер.
   – А я и не тороплюсь, – сказал Петер. – Когда не уедем – все засветло приедем. Солнце в начале июля у нас не заходит.
   – Вы, ребята, можете погулять по городу. Что здесь сидеть? Начинай отдых, Варя! – скомандовал вице-капитан Мерлин. – Все на экскурсию!
   – Что ж, мы пошли, – согласился начитанный Мирослав. – Придется мне побыть экскурсоводом.
   – И что ты знаешь об этом городке? – поинтересовалась Варвара.
   – Во-первых, ползая по Интернету я узнал, что он красив. Раньше назывался «финской жемчужиной».
   – Сама вижу. Вон сколько озер вокруг, прямо в городе, сосновый бор, скалы.
   – Во-вторых, это старинный город. Известен с двенадцатого века. А с шестнадцатого столетия его новгородцы называют очень ласково – Сердоболь. На старорусском «сердоболь» – «родственник». Затем город на время перешел к шведам, пока Петр Первый его не вернул. Словом сердечный городок – всем нужен! Финны его получили в восемнадцатом году, то есть четыре года назад, как бы лучше это сказать, по местному времени, раз сейчас тысяча девятьсот двадцать второй год, а не две тысячи четвертый. Теперь он называется Сортавала. Это означает в приблизительном переводе, что «чертей здесь много». В старину здешние скалы были прибежищем нечистой силы. Русские, которым черти надоедали, все время пытались избавиться от них и прогнать подальше, поэтому частенько собирались толпой и ходили с факелами вокруг города, громко крича: «Черт, вали!» Фин­ские крестьяне подумали, что русские празднуют день города, и переиначили на свой манер – Сортавала, что означает «Черта власть».
   Варвара тут же включила индикатор нечисти на своей руке. Индикатор работал как-то вяло.
   – Ничего не понимаю! Есть тут нечисть или нет? Мой прибор реагирует хуже, чем на отеть Соню. Какое-то сонное царство.
   В Сортавале было множество озер, и ребята гуляли целый день между ладожскими проливами и озерами. На берегу озера Айранне, соединенного протокой с Ладогой, индикатор нечисти заработал отчетливо. На берегу сидели десятка три рыболовов.
   – Это не местные рыбу ловят! Вернее местные, но домовые. Дома, видимо, есть нечего, вот они и вышли на рыбалку.
   Маленькие домовята собрали всю выловленную рыбу, почистили и отнесли пожилому домовому, сидящему в беседке. Рядом с беседкой уже горел костер, а в котелке кипела вода с парой луковиц. Домовой бросил рыбу в котелок, посолил и через десять минут уже брякал тарелками, приглашая рыбаков на уху. Ребята подошли к беседке и завели разговор. Предположения Варвары оправдались.
   – Нам много не надо! – жаловался на жизнь старик домовой. – Раньше хозяева хоть корочку хлеба на столе оставляли. А последнее время им и самим есть нечего. Война. Хорошо, что она наконец закончилась. Но нового урожая еще долго ждать. Может быть, тогда хозяева отъедятся и о нас вспомнят. А пока вот сами себе рыбу ловим. Щавель по берегам озер собираем. В лес лешаки за грибами и ягодами не пускают. Вы же знаете – у нас с ними вечная война.
   Через речки, текущие между озерами, были перекинуты висячие пешеходные мостики с дощатым настилом на стальных канатах. А большие проливы соединяли широкие каменные мосты.
   – Где такую красоту увидишь? Шхеры тянутся на десятки километров. Как будто реки среди мраморных скал. Поэтому, наверное, и финны, и шведы, и русские этот город так долго не могли поделить! – сказал Мирослав, когда они поднялись на смотровую площадку.
   Улицы в центре города были узенькие, встречные экипажи с трудом разъезжались, уступая дорогу друг другу. Дома были каменные, облицованные суровым карельским гранитом, с красной черепичной крышей и в основном двух– и трехэтажные.
   Зато на окраинах места было вдоволь. Здесь стояли удлиненные деревянные срубы с двускатными крышами, крытые дранкой. Вместе с хозяйственными постройками: хлевом, клетью, скотным двором – они образовывали замкнутые четырех­угольные дворы.
   – Настоящие маленькие крепости, – удивилась Варвара.
   В Сортавале слышалась и русская и финская речь. Поэтому ребятам легко объясняли, как куда пройти. В конце своего длинного похода по городу ребята зашли на местный рынок, расположенный прямо на берегу залива Ляппяярви, и купили целую корзинку пирогов с рыбой и брусникой, а также бутыль клюквенного морса. Затем отправились на пристань и угостили Мерлина с Петером.
   – Вкусные пироги, особенно с рыбой. Спасибо! – Мерлина было не оторвать от пирогов.
   – Подождите, вот Надежда вас угостит на славу, – сказал Петер.
   Разгрузка баржи подходила к концу. Наконец все документы были подписаны, и Мерлин освободился. Петер также справился и распределил свое имущество на трех длинных повозках, которые взял у родственников, поэтому работа извозчика нашлась и для Мерлина, и для Мирослава.
   – Поехали домой!
   Мужчины управляли каждый своим экипажем, а Варвара уселась рядом с Петером. Сразу за городом начался лес. На тенистых полянках цвели ландыши.
   – Целое море ландышей! – Варвара была в восторге.
   – А в августе здесь полным-полно белых грибов, – усмехнулся Петер. – И аромат мне намного приятнее.
   Несколько раз дорогу перебегали потревоженные лоси. А зайцы совсем не боялись проезжающих и спокойно обдирали кору с молодых деревьев. Девушка не успевала вертеть головой.
   – Настоящая лесная сказка!
   Но самое главное чудо было впереди. Варвара даже ахнула, когда обоз выехал из леса и приблизился к хутору Петера. Перед ребятами показалось большое поле, спускающееся к полноводной реке. На широкой водной глади было несколько каменных островков.
   – Петер, как называется эта река? – спросила Варвара.
   – Не река это. Шхера из Ладоги тянется. А до нее отсюда пять километров. И до конца шхеры, вон туда, – Петер показал рукой, – примерно столько же.
   На противоположном берегу отвесно поднимались высокие скалы. А на самом верху росли сосны.
   – Какая тихая северная красота!
   На поле, вдалеке друг от друга стояли четыре больших двухэтажных дома. Первый этаж, сложенный из ладожского гранита, одновременно служил фундаментом, а второй, из светлых бревен, лежал на каменной основе. За огородами находился скотный двор также из камня и дерева и хозяйственные постройки. Через поле бежал прозрачный ручей. А на ручье почти у самого леса стояла мельница.
   – А кто здесь живет? – спросила Варвара.
   – Мы с Надеждой и все. Дома сыновьям строил. А сыновья разъехались лучшей жизни искать. Поэтому теперь дома пустуют, – с горечью сказал Петер. – Может, когда жизнь лучше станет, сыновья и вернутся. – Петер помолчал, затем продолжил: – Когда на Рождество в восемнадцатом году мы получили независимость от России, все думали, что все скоро наладится. Дружить надо было с великой страной и торговать. Так нет! Финское правительство задумало воевать с Россией, решили, видно, еще земли хапнуть. Зачем-то отряды шюцкора на Советы послали. Ну и поддали им русские как следует. Все эти годы, пока война шла, то красные, то бе­лые, то финны. А простым жителям приходилось всех кормить. Многих обобрали! Но вроде бы сейчас успокоились. Первого июня в Хельсинки мирный договор подписан. Не знаю, надолго ли?! После разделения с Россией работы здесь не стало, и молодежь в города побежала. Русские рабочие уехали в Питер, рыбаки – в Мурманск, финны и карелы – в Хельсинки, Выборг и Турку. Мои сыновья тоже разъехались кто куда. Мой старший сын в Россию подался, аж до Москвы добрался. В Надежду он. К вашей стране его больше тянет. А младшие в Финляндии остались. Средний устроился мастером на бумажную фабрику на севере Финляндии. Там сейчас требуются люди. Хочет заработать денег на заведение хозяйства и жениться. А младший сейчас в Хельсинки. На службу поступил к генералу Маннергейму. Любит генерала наша молодежь. И платят в армии сейчас лучше, чем везде.

У Петера на хуторе

   Навстречу гостям выбежала русоволосая женщина в длинной полосатой юбке и безрукавке, а на голове у нее был кружевной чепец.
   – Это моя Надежда! – сказал Петер.
   – Что так долго? Я уж волноваться начала.
   – Работа задержала, – извинился Мерлин. – Это мы виноваты.
   – Где ж виноваты! Они огромную баржу из Питера привели. Всевед прислал. Всей Сортавале припасов на полгода хватит. Да и нам провизии три телеги. Теперь все есть: и сахар, и пшени­ца, и масло растительное. Не одну рыбу есть будем.
   – Мойтесь и сразу за стол! Пироги уж вас за­ждались.
   – Я ж говорил! – гордо подмигнул Петер. – А муку где взяла?
   – Последние остатки выскребла, – вздохнула Надежда.
   – Ну, теперь зерно есть. Намелем муки, на год хватит.
   Угощение было простое, но вкусное. В чугунке стояла картошка в мундире, жареная щука, сметана. А главным украшением стола был пирог с капустой.
   После ужина беседа продолжалась. Петер и Надежда расспрашивали о жизни в России. Оказалась, эта тема Варваре не очень хорошо знакома. Она чуть не сбилась во времени. Начала рассказывать о перестройке и демократии. Но, увидев, что Петер и Надежда переглянулись, вовремя спохватилась.
   – В школе надо учиться лучше, – тихо прошипел Мирослав. – Двойка тебе с минусом! На дворе начало тридцатых годов. А тебя куда понесло? Читать надо больше!
   Мирослав сам повел разговор с хозяевами о жизни в России.
   – Я тоже не слишком ориентируюсь в этом времени, – тихо признался Мерлин Варваре. – В Зеленце жизнь всегда была другая, чем в Питере. Хорошо хоть Мир у нас такой умный. Выручил! Варя, ты не обидишься, если я потом скажу им, что ты у нас чуточку больна и мы ради твоего здоровья пожаловали к ним в гости.
   – Конечно, конечно! – согласилась Варвара.
   Тем временем Петер и Надежда продолжили рассказ о своей жизни:
   – Молодым жить тут стало невозможно. Это раньше мы стадо коров в тридцать голов держали. Работники у нас были. Масло, сыр, мясо в Питер возили. У меня постоянные покупатели были. Прямо в Елисеевском. Это на Невском который. А зимой по ладожскому льду со свистом, за два дня триста верст делали. Никогда мне в приеме товара не отказывали. Летом муж на ярмарке свою продукцию оптом сдавал. Теперь же все Приладожье оказалось в тупике.
   Коров, кур как сейчас прокормить? Хлеб у нас свой не растет – лето короткое, да и почва каменистая. Раньше баржами зерно из России везли. А сейчас у нас в некоторых районах наступил голод. По Ладоге из России к нам никто сейчас не плывет. Рельсы на железной дороге, сами сегодня видели, проржавели. Значит, поезда в Россию тоже не едут. Цены на зерно взвились, скотину забивать стали – не прокормить. Остались без работы охотники и рыбаки. Рыбу также везти некуда. Как ее в Питер отправить через границу? Большинству пришлось на лесоповал идти. Дерево хоть не сразу портится. Работа трудная – раньше лес валили только заключенные, а теперь… Такая жизнь стала.
   – Так как же вы справляетесь?
   – Мы же «карелы – кору едим»! – пошутил Петер. – Сейчас полегче стало, а вот в войну зачастую в муку добавляли тертую кору. Такой вот хлеб ели.
   – А можно попробовать такого хлеба? – спросил Мирослав.
   – Так вы, говорят, такой же в Питере после революции ели? – удивилась Надежда. – Разве забыл уже?
   Прокололся и Мир. Но он быстро вспомнил историю:
   – Нет, у нас с опилками мешали.
   – Так то самое и получается, – заверила Надежда. – И вспоминать не хочется об этом времени. Вместо стада коров оставили себе лишь две буренки. Хлеб от себя для них отрывали. А в следующем году, говорит Петер, что нам и одной хватит. Куда нам самим столько молока? Политики о нас не думают, когда решают свои дела. Да что я жалуюсь! Говорят, у вас большевики даже землю отняли?
   Варвара хотела что-то сказать, но Мирослав поднял палец к губам.
   – Нет, теперь снова дают. Сколько хочешь. Сейчас колхозы образуются.
   – Это как?
   – Крестьяне вместе ведут хозяйство, – пояснил Мирослав. – Одной артелью.
   – Тогда хорошо, – сказал Петер.
   Но Мирослав сразу увидел, что Петер задумался над сказанным. Было заметно, что практичный карельский хуторянин усомнился в правильности коллективного ведения хозяйства.
   – А где нам можно поселиться? – спросил Мерлин.
   – Да все три дома сыновей пустые стоят. Любой занимайте.
   – Можно вон в том – ближнем к реке? – попросила Варвара.
   – Конечно. В каждом доме все есть: и белье, и посуда.
 
   Утром Мерлин рано разбудил ребят.
   – Привыкайте жить по-новому. Рано ложиться, рано вставать! Ребята, я пойду помогать Петеру сети ставить. Он уже собрался выходить на Ладогу. Ты, Варя, помоги Надежде по хозяйству. Ну, а ты, Мир, твори. Попробуй придумать что-нибудь, чтобы жизнь хуторян облегчить. С Всеведом я ночью «по тарелочке» договорился – технику и инструменты этих времен он пришлет. Начни с мельницы, она почему-то не работает. Петер собирался ехать чуть ли не за десять километров, к своему соседу, чтобы у него зерно на муку молоть.
   Мирослав тут же направился на мельницу, стоящую на ручье. Выше мельницы находилась плотина, которая собирала воду. Когда надо было перемолоть зерно, затворка открывалась и вода вертела колесо. Но то ли колесо заклинило, то ли в механизм что-то попало, жернова не крутились.
   – Да брось, Мир. Петер уже смотрел, ничего не получается. За год денег накопим, инженеров из города выпишем. Отремонтируют мельницу. Помоги лучше нам пельмени лепить, – звала Надежда. – На сегодня муки хватит, а завтра Петер к соседу на мельницу съездит, намелет.
   – Сами налепим, а Мир пусть возится с техникой. Он для этого создан! – Варвара даже не сомневалась, что Петеру никуда ехать не придется.
   Уже через час Мир отправился в амбар за мешком зерна пшеницы. И вскоре мешок зерна превратился в мешок муки. Правда, некоторые потери были. Муки в мешке по весу стало чуть поменьше, чем было зерна. Зато Мир с ног до головы покрылся слоем белоснежной пыли. Он чихал, мельчайший мучной порошок лез в нос, все волосы стали белого цвета. Надежда и Варвара долго смеялись, увидев «мельника» Мирослава. Он поставил мешок с мукой перед Надеждой.
   – Все ли правильно? – спросил он. – А то я первый раз это делаю и не очень хорошо представляю, какой должна быть мука.
   Надежда запустила руку в мешок и удивилась:
   – Такого тонкого помола у нас никогда не было! – восхищенно сказала она. – Тогда будут пироги!
   Надежда тут же поставила тесто, а Варвара немного над ним пошептала. Ей не терпелось отведать пирогов с грибами и знаменитых рыбников. А хозяйке хутора снова пришлось удивляться, когда уже через час тесто буквально полезло из кадки. А вскоре она доставала румяные пироги из печи.
   – Раз нас теперь пятеро, тем более молодых прибыло, и питаться будем не как мы, старики. Поможешь, Варя.
   – Что делать будем?
   – Освоим с тобой всю карельскую кухню. Будешь учиться у меня печь высокий мягкий хлеб, лепешки и рыбники. Петер на рыбалку на всю неделю выходит. Я два раза в год пеку сухие лепешки с отверстием посередине. Они у меня по нескольку месяцев под потолком висят. Петер и сыновья, отправляясь на дальние ладожские острова, их брали с собой. А тебе, деточка, обязательно надо на молоко и домашний сыр налегать.
 
   Мирослав за день успел побывать в мастер­ских, осмотрел ферму, поднялся на скалу и все время что-то записывал в своем блокноте. Когда мужчины вернулись с рыбалки, Мерлин спросил Миро­слава:
   – Как я понимаю, список будет длинным? Только предупреждаю, делай только то, что было известно в начале века.
   – То есть пластиковых труб не будет? – пошутил Мир.
   – Медными обойдешься. Ну, рассказывай, что придумал.
   Мирослав рассказывал, а Мерлин одобрительно кивал головой.
   – Гляжу, ты даже геологией успел заняться!
   – Насосов даже не надо – ключ из горы бьет. Он расположен на три метра выше, вода в дом сама потечет.
   – То есть водопровод проведешь и «лампочка Ильича» гореть будет?
   – Будет «листричество», но только по три часа в день – больше воды ручей не накопит. Запасов воды в запруде ручья хватит только на вечер. Но если дожди пойдут, то и подольше. Поэтому я хочу ветряки сделать. Прямо на мельнице. Если ветер задует, то и воду в плотине тратить не надо. Пускай накапливается. Тогда можно переключать с ветряков на плотину. Либо вода, либо ветер электричество дадут. Стариков, правда, обучать придется, как перераспределять подачу энергии.
   – Делай ветряки.
   – Тогда еще жестяные листы, подшипники и проводов побольше понадобится… Через час скажу сколько.
   – Ладно, считай – утром в Сортавалу слетаю.
 
   Через три дня колесо на мельнице завращалось. Когда Петер вернулся с работы, Надежда посадила его за стол.
   – Дай напиться.
   Надежда открыла кран и на глазах у ее изумленного мужа прямо из стены хлынула вода.
   – Мирослав водопровод сделал!
   Старый карел воду попробовал.
   – Такую воду пить не буду. Вкус не тот. Металлом отдает. Налей ключевой.
   – Вода еще не успела трубы промыть, – извинился Мирослав. – Надежда, пусть течет, скоро очистится.
   – А я и не почувствовала, – улыбнулась На­дежда. – Посуду мыть и белье стирать можно?
   – Белье стирай, – разрешил Петер.
   – Зажги свечи, темно сегодня, небо все тучами заволокло, – попросил Петер.
   И тут в комнате стало светло, как днем.
   – Горим! – вскричал испуганный Петер.
   – Я тоже сначала испугалась.
   – Не хочу – убери его! – указал Петер на лампочку.
   – Да в Питере уже давно так, – оправдывался Мирослав.
   – Не хочу жить в городе – не нужно это новшество совсем. Ночи белые, все видно!
   Надежда зажгла свечи.
   – Ладно, давай зажги свет еще раз, – попросил старый хуторянин.
   Мирослав включил лампочку. Хотя в ней было всего свечей двадцать, старикам показалось, что комната залилась ярким огнем. Петер долго приглядывался, затем сказал:
   – Убери! Старики мои без света жили, чем мы лучше!
   – Мирослав говорит, что зимой свет пригодится. Сам подумай. Зимы долгие, темные. Когда у нас свечи в прошлом году кончились, помнишь, как мучились. И в коровнике темно. Скотине сено на ощупь приходилось кидать и не убраться толком. Кстати, я посчитала, если лампочка прогорит больше месяца, то это получится гораздо дешевле свечей.
   – Ладно, пусть горит, – согласился Петер.
   И в доме появилось несколько лампочек.

Рунопевцы Калевалы

   По вечерам Варвара просила:
   – Петер, расскажи о старинных героях вашей земли.
   Петер усаживался рядом с горящим камином в свое удобное кресло, вытягивал к огню ноги и долго молчал. Надежда сидела за столом и, улыбаясь, покачивала головой. Она знала, что Петер обязательно расскажет какую-нибудь историю о героях Калевалы. Все ее дети выросли на этих историях, как в свое время вырос Петер. Из рода в род в финских семьях передаются легенды о волшебнике Вяйнямёйнене, о кузнеце Илмаринене, о смелом охотнике Лемминкяйнене, о хозяйке Похьёлы – злой колдунье Лоухи. Наконец, Петер протягивал руку и снимал со стены свое кантеле. Несколько минут друзья наслаждались мелодичными звуками струн.
   Петер начал с истории о мельнице Сампо. Варвару поразила история о волшебной мельнице. Она несколько раз просила Петера рассказать все детали.
   – Неужели есть такая мельница? Намного лучше нашей скатерти-самобранки и волшебного горшочка! – восхищалась она.
   Варвара уже наизусть знала некоторые руны Калевалы:
   В Похьёле, стране туманов,
   Лоухи живет, колдунья.
   Лишь одна она на свете
   Знает, как устроить Сампо.
   – Петер, а как выглядела эта самая Лоухи из Похьёлы? Вот бы с ней познакомиться!
   Варвара вспомнила, что это имя ей называли и Баба-Язя, и Прасковья. Имя колдуньи редкое. И родом нынешняя ведьма Лоухи тоже из се­верной Финляндии. Значит, это не просто совпа­дение!