Жаклин Уэст. Книга теней

   Горацио влетел в раму, будто пущенный из ружья дротик. Олив схватила Мортона под руки и наполовину подтолкнула, наполовину швырнула его следом за котом.
   – Эй! – возмущенно чирикнул мальчишка.
   Потом она схватилась за края рамы, вытолкнула себя из картины и лицом вперед бухнулась на ковер коридора в ту самую секунду, когда тени сомкнулись вокруг нее.
   Горацио сориентировался мгновенно.
   – Сюда! – прошипел он и помчался по коридору.
   К тому времени, как детям удалось подняться с пола, кот уже запрыгнул в картину на стене перед спальней Олив.
   Девочка, впервые толком разглядев своего спутника в электрическом свете, замерла от увиденного на месте. Кожа Мортона, казавшаяся почти белой в лунных лучах, на самом деле была очень бледного персикового оттенка. Но она совсем не походила на настоящую кожу. Олив кинула взгляд на собственную руку. Кожа обычного человека изобиловала мелкими деталями: родинками, веснушками, тоненькими морщинками и волосками. А у Мортона кожа была идеально гладкая и слегка поблескивала. Это была вовсе не кожа. Это была краска.
 

 
   Она тревожно отступила от мальчика в сторону картины, в которую запрыгнул Горацио.
   – Давай, – прошептала Олив, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Я тебе помогу.
   Мортон сделал шаг назад.
   – Нет. Я не хочу.
   – Мортон! Идем же, пока мои родители нас не услышали!
   – Не хочу я лезть в картину. Я только что из одной выбрался.
   Олив хотелось закричать, но она понимала, что нельзя. Поэтому запустила обе руки в волосы и потянула.
   – Тебе здесь не место, Мортон, – сказала она как могла тихо. – Ты нарисованный. Не знаю, что будет, если мои родители тебя увидят, но точно ничего хорошего. Идем!
   Мортон сделал еще один медленный, осторожный шаг назад, а потом развернулся на пятках и кинулся в сторону спальни мистера и миссис Данвуди.
   Девочка бросилась за ним. Преследуемый Олив, Мортон залетел за угол и в спальню, забежал за широкую кровать и остановился за ней, как за барьером.
   – Мальчики бегают быстрее девочек, – заявил он.
   Олив посмотрела на него, не веря своим ушам. Потом прыгнула прямо на высокую кровать родителей и уставилась на Мортона сверху вниз убийственным взглядом.
   – Мортон, прекрати.
   – Мортон, прекрати, – эхом повторил тот.
   – Я совсем не так разговариваю!
   – Я совсем не так раз…
   Девочка бросилась на него. Мортон уклонился влево. Она повторила его маневр, хотя ноги утопали в мягком матрасе. Он нырнул вправо. Олив прыгнула следом.
   – Не поймаешь! – пропел мальчишка и, оттолкнувшись от столбика кровати, вылетел обратно за дверь.
   Олив спрыгнула на пол. В один скачок оказалась на пороге. В другой – уже в коридоре. Последним рывком она выросла прямо на пути у Мортона, и тот прокатился по ковру на животе, прямо как хоккейная шайба.
   Олив упала на него сверху и зажала ему рот ладонью. Пальцы едва не соскользнули с его слишком гладкой кожи.
   – Тс-с-с! – прошипела она.
   На мгновение оба затихли и прислушались. Но в большом каменном доме царила тишина. Родители ничего не заметили.
   По-прежнему зажимая Мортону рот ладонью, девочка рывком подняла его на ноги и потащила к картине, висящей перед дверью спальни, а потом, поправив очки на носу, схватила под тощие ручки и подтолкнула к раме.
   – Эй! Не толкайся! – заныл Мортон, но Олив уже запихивала его в картину, будто мокрое белье в сушилку. Забравшись следом, она почти изящным кульбитом приземлилась на мягкую полевую траву. Мортон распростерся рядом.
   На этой картине было прохладно, но совсем не так холодно, как в лесу. До них не доносилось ни ветерка. Небо нависало над головой, будто бледно-серый купол. Ни луны, ни звезд, ни следа заката.
   Горацио нетерпеливо шагал туда-сюда по траве.
   – Если бы вы двое не тратили время зря, – проворчал он, – мы бы уже давно со всем разобрались. Вставайте и идите за мной.
   Олив с Мортоном поднялись на ноги и отряхнулись, изо всех сил стараясь не глядеть друг на друга.
   – Это нехороший кот, – буркнул Мортон.
   – Ну, ему я доверяю больше, чем тебе, – огрызнулась Олив. – Ты уж точно ничего полезного пока не предложил.
   Мальчик оскорбленно вскинул растрепанную голову и потопал за Горацио.
   Кот провел их по полю к ряду домов; его пушистый рыжий хвостище развевался, как знамя. Трава под ногами Олив была мягкой и слегка влажной от росы. Поле перечерчивали парящие в недвижном воздухе полосы тумана.
   Постепенно Мортон перестал топать и засеменил, оглядываясь вокруг и едва не спотыкаясь о подол ночной сорочки.
   – По-моему, я знаю эту улицу, – произнес он медленно, глядя вперед. – Мне кажется, я тут когда-то был.
   Так гуськом они добрались до края поля, и Горацио провел детей вдоль домов. На картине здания казались крошечными и простыми, но вблизи Олив увидела, что все, стоящие по обе стороны широкой, пустой дороги, постройки как одна – огромные и старые, с резной деревянной отделкой, толстыми колоннами и узорными витражными окнами всех форм и размеров. Двери были плотно закрыты. Никто не играл на лужайках. Не горели лампы в окнах. И все же Олив, кажется, заметила, будто сквозь щели в ставнях и занавесках их разглядывает множество лиц. Но стоило ей повернуться, чтобы проверить, как лица исчезали.
   – Я точно знаю эту улицу, – прошептал Мортон.
   Странно, но Олив тоже ощутила, что знает это место. Улица казалась знакомой, но непривычной, как это бывает во сне.
   – Горацио, – спросила она, – что это за места?
   Кот слегка пожал плечами.
   – Просто места, – сказал он, не оглядываясь. – Иные.
   Перед трехэтажным деревянным домом Горацио внезапно остановился. В тусклом свете дом выглядел серым, но днем мог оказаться какого угодно цвета. Его ограждал невысокий деревянный заборчик с негостеприимно запертой калиткой. Дом был тих и, определенно, пустовал. Окна глядели на них, словно зеркала, в которых никогда ничего не отражалось.
   – Зачем мы тут остановились? – спросила Олив.
   – Это мой дом, – тихонько произнес Мортон.
   Горацио молча наблюдал за ними.
   Олив снова посмотрела на дом. Она определенно его раньше видела. И видела множество раз. Это был дом миссис Нивенс.
   Резко развернувшись, она оглядела улицу. Да – вон там, следом, дом миссис Дьюи с широким передним крыльцом. А по другую сторону – кирпичный дом со слуховыми окошками в крыше. Огромный дуб, росший у него на лужайке, здесь был лишь тощим саженцем. Некоторые другие дома тоже казались знакомыми, отличались лишь окраской и мелкими деталями, но были и такие, которых она вовсе не узнала.
   Взгляд Олив остановился на участке рядом с домом миссис Нивенс. Там, где должен был быть старый каменный дом – ее дом, – зияла брешь. Это была Линден-стрит, но очень-очень древняя Линден-стрит, или, возможно, Линден-стрит, которой никогда на самом деле не существовало.
   – Горацио, – начала она, не сводя глаз с пустого участка, – а где наш дом? Почему его тут нет?
   – Он был не нужен, – ответил тот резко. – Олив, нам пора уходить. – И кот повернулся обратно к дороге.
   Мортон схватил Олив за руку. И его ладошка согрела ее замерзшие пальцы.
   – Ты же не оставишь меня тут, правда?
   Олив опустила взгляд на его круглое, бледное и очень испуганное лицо, и раздраженный голос у нее в голове, который противно зудел: «ДЕВОЧКИ умнее МАЛЬЧИКОВ», немного успокоился.
   Она оглянулась на Горацио в поисках поддержки.
   Кот невозмутимо вздернул нос.
   – Ничего более похожего на дом ему уже не найти.
   Олив снова посмотрела на Мортона.
   – Я скоро приду тебя навестить. – Она помедлила. – Если хочешь, конечно.
   Мальчик отступил на шаг назад. На лице его испуг боролся со злостью. Злость победила.
   – Мне все равно, – нахмурясь, пожал он тощими плечами.
   – Ну и ладно, – парировала Олив. – Тогда… прощай.
   – Прощай, – сказал Мортон, демонстративно глядя куда-то в сторону.
   Сердито вздохнув, девочка отвернулась и поспешила следом за Горацио, который уже рысцой двинулся назад. Пройдя половину пути, девочка оглянулась. Освещенный тусклым серым светом мальчишка так и стоял перед своим огромным пустым домом, белея мешковатой ночной рубашкой посреди безлюдной улицы.
   Следуя за Горацио, Олив молча прошла через поле в сторону рамы.
   – Ну что, думаю, ты еще кое о чем догадалась? – спросил наконец кот тоном, который подразумевал, что это вовсе не вопрос.
   – Вроде бы.
   – На твоем месте я был бы поосторожней. Не дай никому понять, сколько всего ты знаешь.
   – В каком смысле?
   Горацио, помолчав, смерил Олив серьезным взглядом.
   – Я неверно сформулировал. Не дай никому понять, сколько всего ты не знаешь. Теперь тебе нужно лишь держаться подальше от неприятностей. Быть может, стоит найти какое-нибудь тихое, мирное увлечение – такое, из-за которого никто не умрет. Например, собирай марки. В филателии весьма редко бывают смертельные случаи. – Горацио отвернулся и поскакал к раме. – Давай, поторопись. Нам нельзя долго здесь оставаться.
   – Погоди… стой! – взмолилась Олив. – В каком смысле: «никто не умрет»?
   Устало вздохнув, Горацио плюхнулся на траву и принялся вылизывать лапы.
   – Во-первых, очки. Ты их нашла. Ты их использовала. Ты знаешь, что они делают.
   – Ну, не совсем…
   – У тебя обычно получается залезать в картины? – огрызнулся он, оторвавшись от умывания. – Для того чтобы попасть внутрь и обратно, нужно, чтобы очки были на тебе. Другими словами, не потеряй их в одной из картин, иначе окажешься в ловушке. Тогда у тебя останется единственная надежда – найти проводника, который тебя выведет. То есть – меня. И не оставайся в одной картине надолго, иначе никогда не выберешься. По крайней мере, до конца.
   – Но почему тебе очки не нужны?
   Горацио поколебался. Задняя нога вдруг потребовала его абсолютного внимания.
   – Никогда не слышала, что кошки умеют видеть то, чего остальные не видят? – ответил он наконец сквозь клок своей огненно-рыжей шерсти.
   – Нет, – сказала Олив, но Горацио к этому моменту был слишком занят вычищением хвоста и не отреагировал.
   – Моя шубка в отвратительном состоянии, – пробурчал он.
   – А мне кажется, ты очень-очень красивый.
   – Правда? – На мгновение Горацио даже прервал гигиенические процедуры. На его морде промелькнуло польщенное выражение, но кот быстро от него избавился. – В общем, ты не самым лучшим образом зарекомендовала себя перед кое-кем, кто за тобой следит. Да еще и то, что ты только что сделала… это было опасно.
   – Ну, я же не знала, что случится, если залезть в картину! – воскликнула Олив. – А потом уже не могла так просто бросить Мортона.
   – Я не говорил, что не нужно было этого делать. Просто сказал, что это было опасно. – Горацио поднялся на лапы и поглядел на Олив снизу вверх. – Ты показываешь, что не станешь легкой добычей. Возможно, даже заставишь его попотеть. Так просто ему своего не добиться.
   – Кому – ему?
   Кот отвернулся и торопливо преодолел последние шаги до рамы.
   – Увидишь, – сказал он, а потом вспрыгнул в коридор. Олив вылезла следом.
   Снова оказавшись в уютном тепле, залитом золотым электрическим светом, Олив оглянулась на картину, изображающую Линден-стрит. На ее глазах в далеком здании зажглось единственное окно. Там в одиночестве сидел Мортон и ждал, когда его спасут.

8

   – Отнеси-ка на стол, Олив, – попросила миссис Данвуди, заканчивая приготовления к ужину, и подала дочери зажженную свечу.
   – Я всегда считал, что Олив может осветить любую комнату, – пошутил мистер Данвуди, отчего щеки девочки приобрели цвет ее любимых розовых хлопьев.
   Миссис Данвуди закончила хлопотать, поспешила к столу и, поцеловав дочь и мужа в макушки, опустилась на свой стул. Все трое развернули на коленях салфетки. Олив уронила свою на пол.
   – С каких это пор Олив носит очки? – удивился мистер Данвуди, наколов на вилку кусок мясного рулета.
   – Она не носит очков. Правда, Олив? – Миссис Данвуди неуверенно посмотрела на дочь и еще более неуверенно – на очки, которые висели на цепочке у той на шее.
   – Я просто наверху их нашла, – объяснила Олив. – В старом комоде.
   – А-а-а, – успокоился мистер Данвуди. – Ты об этом эксперименте меня спрашивала? Хотела попробовать их надеть?
   – Ага. Точно. Об этом.
   – Ну, только не носи их долго. А то в итоге придется носить что-нибудь вроде этих. – Он постучал краешком ножа для масла по линзе собственных толстых очков. Раздалось громкое «тук-тук».
   – Будешь фасоль, милый? – спросила миссис Данвуди, поднося блюдо мужу.
   – Да, сорок шесть штук, пожалуйста.
   Она щедро зачерпнула фасоль ложкой и положила ему на тарелку.
   – Сорок шесть фасолин. А тебе сколько, Олив?
   – Не знаю. Немножко.
   – Значит, двадцать четыре. – Миссис Данвуди поставила блюдо обратно и откинулась на спинку стула. – Ты весь день была чем-то так занята, Олив. Я тебя нигде не видела.
   Девочка, не жуя, проглотила несколько фасолин.
   – Просто исследовала второй этаж.
   – Звучит захватывающе. Нашла что-нибудь интересное?
   Олив пожала плечами.
   – Да так, кое-что.
 
   На следующее утро миссис и мистер Данвуди уехали в университет на какое-то собрание. Олив постояла в тишине коридора, вгляделась сначала в темный лес, потом в изображение Линден-стрит. Снаружи, в ярком свете дня картины казались совсем не такими пугающими. В конце концов, они же были приделаны к стене – и никак не могли подкрасться к ней, пока она спала, или похлопать по плечу в темноте. Но все же Горацио сказал, что они опасны. Да и тени, которые преследовали их с Мортоном, Олив себе не придумала. В этом у нее никаких сомнений не было.