– Будут, – пообещал секретарь.
Глава 12
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 12
Дон Перес
Кабаре «Донья Исидора», названное так по имени официальной хозяйки и главной артистки кабаре, располагалось в шикарном месте, на Елисейских Полях, в сени цветущих каштанов. Площадка для парковки автомобилей пока была пуста, из кабаре доносились звуки гитар – это репетировало мексиканское трио, выпускники Ленинградской консерватории Семенов, Фриш и Левинский, готовясь к дебюту на парижских подмостках. В Париже было жарко, плюс двадцать восемь.
Фактический хозяин кабаре дон Перес де Гуэйра, он же бывший одессит Яша Чеботарь, сидел в своем кабинете, расположенном за сценой, и пил виски со льдом, развлекаясь стрельбой из пневматического пистолета по игральным картам. Пересу было уже за шестьдесят, крупные черты его красивого лица, морщины на лбу и шрам на подбородке указывали на нелегкий жизненный путь. Когда-то он был подающим надежды сталинским стипендиатом на физическом факультете Ленинградского университета, где учился вместе с Зумиком, потом открыл новую элементарную частицу, за что был исключен из комсомола и университета, а дальше… Об этом можно было написать отдельный роман, но это надолго затянуло бы настоящее повествование, поэтому зафиксируем лишь, что Перес, купивший паспорт на это имя всего три года назад, просто сидел, положив ноги на стол, и расстреливал бубнового валета, зажатого в канделябре на телевизоре Sony.
В настоящее время Перес был занят одной идеей, обещавшей ни много ни мало перевернуть мир, но, к сожалению, как и почти все идеи Якова Вениаминовича Чеботаря, подпадавшей под одну из статей Уголовного кодекса большинства цивилизованных стран. А именно, под статью об изготовлении и продаже наркотиков.
Недавно он впервые изложил свою идею в письме к другу Зумику, не прося, а буквально-таки требуя содействия, и теперь ждал его гонцов, чтобы начать акцию. Кстати, в том же письме он полемизировал со своим старым другом, прекрасно зная его многолетние настроения. Так вот, Перес заметил, что тезис Зумика о том, что Бог создал Россию для евреев, нуждается в некоторой поправке. «Бог создал евреев для России, – написал Перес в письме, – и я собираюсь доказать это на деле». Но в результате так и сяк получалось, что они созданы друг для друга, поэтому Зумик не обиделся.
Дверь кабинета с шумом распахнулась, и в комнату ввалились четверо мужчин: художники Максим и Федор и их парижские друзья Брассон и Тарден. Все четверо вели себя так, как будто были изрядно пьяны – покачивались, глупо хихикали, развязно болтали.
– Вот он! – вскричал Брассон, указывая на Переса. – Дон Перес де Гуйэра, прошу любить и жаловать.
Перес, не снимая ног со стола, невозмутимо прицелился и выстрелил. Бубновый валет получил еще одну дырку в голове. Перес отхлебнул виски.
– Боже мой, Яков Вениаминович! – Федор развел свои могучие руки и сделал два нетвердых шага к Пересу, как бы намереваясь его обнять.
– Мы с вами встречались? – задал вопрос Перес, показывая всем своим видом, что он не желает объятий.
– А то как же! В Иркутске. Я вскрывал вашего подельника, его шлепнули в перестрелке. А вы тогда получили семь лет условно.
Перес поморщился. Как видно, воспоминание было ему неприятно.
– Переменили специальность? – спросил он.
– Всего полгода. Платят мало. Жмуриков много, но перестали вскрывать. Чтобы не расстраиваться, – Федор пьяно захихикал.
– А почему вы пьяны? С какой стати? – недовольно спросил Перес.
– Хуяти! – Федор плюхнулся на диван. – Все эта чертова девка! Кто же знал, что у нее в сумочке паралайзер!
Брассон и Тарден покачивались в дверях, как водоросли. Перес сказал им что-то по-французски, и они уплыли из кабинета.
Максим промычал нечто, вполне невразумительно. Он был пьянее своего друга, поскольку получил самую сильную дозу нервно-паралитического газа, к тому же был субтильней Федора.
– Какая девка? – продолжил разговор Перес.
– Яков Вениаминович, не стоит беспокоиться… Завтра мы ее прикончим – и все! Все!
– Ее зовут Ольга Пенкина… – выдавил из себя Максим.
В кабинет фурией ворвалась донья Исидора в одних трусиках с блестками. На ходу она застегивала лифчик. Донья только что репетировала стриптиз под аккомпанемент мексиканского трио.
– Этот мексиканский жиды мой злость! – выпалила она, плеснула себе виски и сделала глоток. – Он играет «Бесаме мучо», как хоронить оркестр. Кто есть такие тут? – спросила она, заметив Максима и Федора.
Поскольку Максим при виде доньи сразу потерял сознание, отвечал Федор.
– Мы, мым… То есть мэ, мэм… – промычал он.
– Что ты мычать, как коров! – набросилась на него донья.
– Исидора, это люди от Зумика, – мягко проговорил Перес, обнимая донью за талию.
– Почему есть пьян? – спросила Исидора.
– Какая-то девка обстреляла их баллончиком.
– Пара… лайзер, мым, – попытался объяснить Федор.
Максим пришел в себя, бессмысленно озирался по сторонам, пытаясь понять, где он находится.
– Камушки привезли? – спросил Перес.
– Так точно, Яков Вениаминович, – ответил Федор, раскрывая неверными руками этюдник.
– Забудь это имя! – грозно приказал Перес.
– Слушаюсь, господин Перес.
Федор взял один из тюбиков, оторвал нижнюю часть и выдавил краску на лист бумаги. Краска стекла, под нею обозначился бугорок.
– Бриллиант, мым, – объяснил Федор.
– Только он… фальшивый… – пьяно улыбнулся Максим.
Федор взглянул на приятеля диким взглядом.
– Ты что… – начал он, но Перес перебил:
– Я знаю, что фальшивый. Настоящие я не покупаю. Смысла нет. Сколько всего?
– Триста семьдесят два.
– Отлично. Обратно повезете товар, – сказал Перес.
– А деньги?
– Я договорился с Александром Марковичем. Плачу не деньгами, а товаром.
– Товар-деньги-товар, – вспомнилось что-то Максиму.
– А что за товар? – спросил Федор.
– Да так, фигня… Пока сказать не могу. Коммерческая тайна, – улыбнулся Перес.
– Как же мы возьмем вашу фигню, не зная – что это за товар? – развел руками Максим.
– Ладно! Берем фигню! Какую дадите. У нас никакой фигни нет, – отрубил Федор.
– О’кей, – сказал Перес. – Я вам дам сто двадцать.
Донья Исидора прислушивалась к разговору, хотя не очень понимала его смысл. Она тоже не знала, какой товар предлагает гонцам Зумика Перес.
– Чего? Штук? Метров? Килограммов? – допытывались гонцы.
– М-м… – Пересу не хотелось говорить, но он все же нехотя сказал: – Килограммов.
– Ого! Как мы это потащим? – испугался Максим.
– Своя ноша не тянет, – сказал Федор.
Тут Максим вспомнил еще об одном поручении Зумика и рассказал Пересу о двух русских агентах Интерпола. Описал приметы Ивана и Вадима, повадки: при встрече заламывать руки за спину. Перес кивал, он хорошо знал это племя ментов, насиделся в России.
– Короче, хотелось бы их того… устранить, – закончил Максим.
– Это само собой, – кивнул Перес.
– Мокрый акция? – встревожилась донья.
– Для вас – сухая, – успокоил ее Максим. – Нужна техническая помощь: оружие, взрывчатка.
– О’кей.
– А где они сейчас?
– Вот то-то и оно. Мы их потеряли, – вздохнул Максим.
– Когда они прилетели в Париж? – спросил Перес.
– Сегодня, вместе с нами.
– Значит, завтра они попрутся в Лувр. Ищите их там.
Федор хотел было образовать свою излюбленную присказку к слову Лувр, но не сумел. А может, смутило присутствие доньи.
Фактический хозяин кабаре дон Перес де Гуэйра, он же бывший одессит Яша Чеботарь, сидел в своем кабинете, расположенном за сценой, и пил виски со льдом, развлекаясь стрельбой из пневматического пистолета по игральным картам. Пересу было уже за шестьдесят, крупные черты его красивого лица, морщины на лбу и шрам на подбородке указывали на нелегкий жизненный путь. Когда-то он был подающим надежды сталинским стипендиатом на физическом факультете Ленинградского университета, где учился вместе с Зумиком, потом открыл новую элементарную частицу, за что был исключен из комсомола и университета, а дальше… Об этом можно было написать отдельный роман, но это надолго затянуло бы настоящее повествование, поэтому зафиксируем лишь, что Перес, купивший паспорт на это имя всего три года назад, просто сидел, положив ноги на стол, и расстреливал бубнового валета, зажатого в канделябре на телевизоре Sony.
В настоящее время Перес был занят одной идеей, обещавшей ни много ни мало перевернуть мир, но, к сожалению, как и почти все идеи Якова Вениаминовича Чеботаря, подпадавшей под одну из статей Уголовного кодекса большинства цивилизованных стран. А именно, под статью об изготовлении и продаже наркотиков.
Недавно он впервые изложил свою идею в письме к другу Зумику, не прося, а буквально-таки требуя содействия, и теперь ждал его гонцов, чтобы начать акцию. Кстати, в том же письме он полемизировал со своим старым другом, прекрасно зная его многолетние настроения. Так вот, Перес заметил, что тезис Зумика о том, что Бог создал Россию для евреев, нуждается в некоторой поправке. «Бог создал евреев для России, – написал Перес в письме, – и я собираюсь доказать это на деле». Но в результате так и сяк получалось, что они созданы друг для друга, поэтому Зумик не обиделся.
Дверь кабинета с шумом распахнулась, и в комнату ввалились четверо мужчин: художники Максим и Федор и их парижские друзья Брассон и Тарден. Все четверо вели себя так, как будто были изрядно пьяны – покачивались, глупо хихикали, развязно болтали.
– Вот он! – вскричал Брассон, указывая на Переса. – Дон Перес де Гуйэра, прошу любить и жаловать.
Перес, не снимая ног со стола, невозмутимо прицелился и выстрелил. Бубновый валет получил еще одну дырку в голове. Перес отхлебнул виски.
– Боже мой, Яков Вениаминович! – Федор развел свои могучие руки и сделал два нетвердых шага к Пересу, как бы намереваясь его обнять.
– Мы с вами встречались? – задал вопрос Перес, показывая всем своим видом, что он не желает объятий.
– А то как же! В Иркутске. Я вскрывал вашего подельника, его шлепнули в перестрелке. А вы тогда получили семь лет условно.
Перес поморщился. Как видно, воспоминание было ему неприятно.
– Переменили специальность? – спросил он.
– Всего полгода. Платят мало. Жмуриков много, но перестали вскрывать. Чтобы не расстраиваться, – Федор пьяно захихикал.
– А почему вы пьяны? С какой стати? – недовольно спросил Перес.
– Хуяти! – Федор плюхнулся на диван. – Все эта чертова девка! Кто же знал, что у нее в сумочке паралайзер!
Брассон и Тарден покачивались в дверях, как водоросли. Перес сказал им что-то по-французски, и они уплыли из кабинета.
Максим промычал нечто, вполне невразумительно. Он был пьянее своего друга, поскольку получил самую сильную дозу нервно-паралитического газа, к тому же был субтильней Федора.
– Какая девка? – продолжил разговор Перес.
– Яков Вениаминович, не стоит беспокоиться… Завтра мы ее прикончим – и все! Все!
– Ее зовут Ольга Пенкина… – выдавил из себя Максим.
В кабинет фурией ворвалась донья Исидора в одних трусиках с блестками. На ходу она застегивала лифчик. Донья только что репетировала стриптиз под аккомпанемент мексиканского трио.
– Этот мексиканский жиды мой злость! – выпалила она, плеснула себе виски и сделала глоток. – Он играет «Бесаме мучо», как хоронить оркестр. Кто есть такие тут? – спросила она, заметив Максима и Федора.
Поскольку Максим при виде доньи сразу потерял сознание, отвечал Федор.
– Мы, мым… То есть мэ, мэм… – промычал он.
– Что ты мычать, как коров! – набросилась на него донья.
– Исидора, это люди от Зумика, – мягко проговорил Перес, обнимая донью за талию.
– Почему есть пьян? – спросила Исидора.
– Какая-то девка обстреляла их баллончиком.
– Пара… лайзер, мым, – попытался объяснить Федор.
Максим пришел в себя, бессмысленно озирался по сторонам, пытаясь понять, где он находится.
– Камушки привезли? – спросил Перес.
– Так точно, Яков Вениаминович, – ответил Федор, раскрывая неверными руками этюдник.
– Забудь это имя! – грозно приказал Перес.
– Слушаюсь, господин Перес.
Федор взял один из тюбиков, оторвал нижнюю часть и выдавил краску на лист бумаги. Краска стекла, под нею обозначился бугорок.
– Бриллиант, мым, – объяснил Федор.
– Только он… фальшивый… – пьяно улыбнулся Максим.
Федор взглянул на приятеля диким взглядом.
– Ты что… – начал он, но Перес перебил:
– Я знаю, что фальшивый. Настоящие я не покупаю. Смысла нет. Сколько всего?
– Триста семьдесят два.
– Отлично. Обратно повезете товар, – сказал Перес.
– А деньги?
– Я договорился с Александром Марковичем. Плачу не деньгами, а товаром.
– Товар-деньги-товар, – вспомнилось что-то Максиму.
– А что за товар? – спросил Федор.
– Да так, фигня… Пока сказать не могу. Коммерческая тайна, – улыбнулся Перес.
– Как же мы возьмем вашу фигню, не зная – что это за товар? – развел руками Максим.
– Ладно! Берем фигню! Какую дадите. У нас никакой фигни нет, – отрубил Федор.
– О’кей, – сказал Перес. – Я вам дам сто двадцать.
Донья Исидора прислушивалась к разговору, хотя не очень понимала его смысл. Она тоже не знала, какой товар предлагает гонцам Зумика Перес.
– Чего? Штук? Метров? Килограммов? – допытывались гонцы.
– М-м… – Пересу не хотелось говорить, но он все же нехотя сказал: – Килограммов.
– Ого! Как мы это потащим? – испугался Максим.
– Своя ноша не тянет, – сказал Федор.
Тут Максим вспомнил еще об одном поручении Зумика и рассказал Пересу о двух русских агентах Интерпола. Описал приметы Ивана и Вадима, повадки: при встрече заламывать руки за спину. Перес кивал, он хорошо знал это племя ментов, насиделся в России.
– Короче, хотелось бы их того… устранить, – закончил Максим.
– Это само собой, – кивнул Перес.
– Мокрый акция? – встревожилась донья.
– Для вас – сухая, – успокоил ее Максим. – Нужна техническая помощь: оружие, взрывчатка.
– О’кей.
– А где они сейчас?
– Вот то-то и оно. Мы их потеряли, – вздохнул Максим.
– Когда они прилетели в Париж? – спросил Перес.
– Сегодня, вместе с нами.
– Значит, завтра они попрутся в Лувр. Ищите их там.
Федор хотел было образовать свою излюбленную присказку к слову Лувр, но не сумел. А может, смутило присутствие доньи.
Глава 14
В Лувре
Иван и Вадим, а также примкнувшая к ним Ольга действительно с утра направились в Лувр.
Иван не хотел: что они там потеряли? Вадим был индифферентен. Однако Ольга настаивала.
– Мы культурные люди или нет? – прямо спросила она.
Вопрос озадачил агентов. Вадим пожевал губами, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы, а Иван хотел честно сказать «нет», но сообразил:
– А ведь правда, надо идти. У них там офигенная сигнализация, поди. Надо посмотреть.
И вот они уже бродили по залам, посвященным искусству итальянского Кватроченто: Вадим с видом эстета, Ольга, недовольная тем, что нельзя фотографировать, и Середа, выискивающий за каждым полотном датчик сигнализации.
Вадим остановился у полотна Боттичелли, потом отошел, прикрыл один глаз, соорудил из пальцев квадратик, что-то вычленил из картины, долго смотрел, восторженный…
Ольга потрясенно смотрела на него. Она не знала, что бывают такие офицеры ФСБ.
Внезапно Вадим зарыдал – тихо, интеллигентно, наедине с совестью.
– Вадим, Вадим… – с жалостью сказала Ольга.
– Не могу смотреть на Боттичелли без слез. Простите, – сказал Вадим. – Вообще, я хотел стать художником, но потянуло в госбезопасность. Она важнее. На данном этапе.
– Да уж, художники… – с сомнением проговорила Ольга, вспомнив Максима и Федора.
– Вы бы, Иван, больше живописью интересовались, – посоветовал Вадим лейтенанту. – Охранная сигнализация здесь в порядке, я вас уверяю.
– Да? – с вызовом спросил Середа и, оглянувшись по сторонам, снял со стены небольшую картину. Перед этим он на мгновение засунул за картину руку. – Это, по-вашему, порядок?
– Как вы это сделали? Картина не охраняется? – удивился Вадим.
– Почему не охраняется? Вот они, датчики, – указал на стену Иван. – Я их отключил. Система примитивная.
– Ванечка, вы собираетесь ее украсть? – испугалась Ольга.
– На фига она мне? Вас, гражданка Пенкина, все на провокации тянет! – укоризненно сказал Иван, вешая картину на место.
После героического освобождения Ольги она и Иван долго выясняли отношения в отеле «Коммодор». Иван укорял Ольгу не столько за позорящий его снимок, сколько за сотрудничество с мафиозным «Курьером», на деньги которого Ольга и сняла номер в «Коммодоре». Постановил впредь, до суда, называть ее гражданка Пенкина. Ольга же по широте души называла его Ванечка или Ваня. Ей всех было жаль, даже милиционеров и бандитов.
Народу в Лувре было немного. Почти сплошь из СНГ. Мимо промаршировала экскурсия русских теток во главе с экскурсоводом, тоже русской теткой.
– Слышь, Вадим, а французы в Париже есть? – спросил Иван, проводив их глазами.
– Есть. Я видела, – сказала Ольга.
– Но русских-то больше…
– Нас и должно быть больше, – сказал Вадим. – Мы – великая нация.
Все трое на секунду присмирели, ощущая себя представителями великой нации. Но дотошный Иван все же спросил:
– А чем мы великие? А, Вадим?
– Всем. Величиной. Отставить разговоры, лейтенант, – приказал старший по званию.
Иван глубоко задумался. Может быть, впервые в жизни.
Они пошли к выходу.
Когда выходили на улицу, Ольга забежала вперед, навела на агентов «Минолту» и нажала на спуск.
– Клевый кадр! Русские агенты Интерпола выходят из Лувра! – похвасталась она. – Все помню, Вадик, глазки вам на отпечатке прикрою черной полосочкой, чтобы не узнали, – поспешила она успокоить Богоявленского, увидев его недовольство.
– Да я не о том, Ольга. Это понятно… Ты нам за каждый кадр сколько обещала?
– По десять баксов на нос. Если нос есть на снимке, – сказала Ольга.
– А когда платить будешь?
– По возвращении. Сейчас у меня денег не хватит. Ты же знаешь, гостиница пятьсот франков в день, а сколько еще тут проторчим – одному Богу известно.
– И все же – запроси свое начальство. Пусть подошлют. У нас тоже деньги скоро кончатся, – сказал Вадим.
Иван слушал недовольно, сопел.
– У бандитов грязные деньги брать не буду, – наконец сказал он. – Пускай гражданка Пенкина их отмывает.
– Так я их и отмою, Ванечка! Еще как отмою! Хочешь, здесь в «Либерасьон» или в «Фигаро» напечатаем ваши фейсы? – спросила Ольга.
– Это другое дело, – проворчал Иван.
За разговором не заметили стоявших у входа в Лувр двух художников в темных очках. Они что-то малевали на холстах, установленных на этюдниках. Когда троица прошла, художники бодро свернули этюдники и устремились следом за нею.
Иван не хотел: что они там потеряли? Вадим был индифферентен. Однако Ольга настаивала.
– Мы культурные люди или нет? – прямо спросила она.
Вопрос озадачил агентов. Вадим пожевал губами, считая ниже своего достоинства отвечать на подобные вопросы, а Иван хотел честно сказать «нет», но сообразил:
– А ведь правда, надо идти. У них там офигенная сигнализация, поди. Надо посмотреть.
И вот они уже бродили по залам, посвященным искусству итальянского Кватроченто: Вадим с видом эстета, Ольга, недовольная тем, что нельзя фотографировать, и Середа, выискивающий за каждым полотном датчик сигнализации.
Вадим остановился у полотна Боттичелли, потом отошел, прикрыл один глаз, соорудил из пальцев квадратик, что-то вычленил из картины, долго смотрел, восторженный…
Ольга потрясенно смотрела на него. Она не знала, что бывают такие офицеры ФСБ.
Внезапно Вадим зарыдал – тихо, интеллигентно, наедине с совестью.
– Вадим, Вадим… – с жалостью сказала Ольга.
– Не могу смотреть на Боттичелли без слез. Простите, – сказал Вадим. – Вообще, я хотел стать художником, но потянуло в госбезопасность. Она важнее. На данном этапе.
– Да уж, художники… – с сомнением проговорила Ольга, вспомнив Максима и Федора.
– Вы бы, Иван, больше живописью интересовались, – посоветовал Вадим лейтенанту. – Охранная сигнализация здесь в порядке, я вас уверяю.
– Да? – с вызовом спросил Середа и, оглянувшись по сторонам, снял со стены небольшую картину. Перед этим он на мгновение засунул за картину руку. – Это, по-вашему, порядок?
– Как вы это сделали? Картина не охраняется? – удивился Вадим.
– Почему не охраняется? Вот они, датчики, – указал на стену Иван. – Я их отключил. Система примитивная.
– Ванечка, вы собираетесь ее украсть? – испугалась Ольга.
– На фига она мне? Вас, гражданка Пенкина, все на провокации тянет! – укоризненно сказал Иван, вешая картину на место.
После героического освобождения Ольги она и Иван долго выясняли отношения в отеле «Коммодор». Иван укорял Ольгу не столько за позорящий его снимок, сколько за сотрудничество с мафиозным «Курьером», на деньги которого Ольга и сняла номер в «Коммодоре». Постановил впредь, до суда, называть ее гражданка Пенкина. Ольга же по широте души называла его Ванечка или Ваня. Ей всех было жаль, даже милиционеров и бандитов.
Народу в Лувре было немного. Почти сплошь из СНГ. Мимо промаршировала экскурсия русских теток во главе с экскурсоводом, тоже русской теткой.
– Слышь, Вадим, а французы в Париже есть? – спросил Иван, проводив их глазами.
– Есть. Я видела, – сказала Ольга.
– Но русских-то больше…
– Нас и должно быть больше, – сказал Вадим. – Мы – великая нация.
Все трое на секунду присмирели, ощущая себя представителями великой нации. Но дотошный Иван все же спросил:
– А чем мы великие? А, Вадим?
– Всем. Величиной. Отставить разговоры, лейтенант, – приказал старший по званию.
Иван глубоко задумался. Может быть, впервые в жизни.
Они пошли к выходу.
Когда выходили на улицу, Ольга забежала вперед, навела на агентов «Минолту» и нажала на спуск.
– Клевый кадр! Русские агенты Интерпола выходят из Лувра! – похвасталась она. – Все помню, Вадик, глазки вам на отпечатке прикрою черной полосочкой, чтобы не узнали, – поспешила она успокоить Богоявленского, увидев его недовольство.
– Да я не о том, Ольга. Это понятно… Ты нам за каждый кадр сколько обещала?
– По десять баксов на нос. Если нос есть на снимке, – сказала Ольга.
– А когда платить будешь?
– По возвращении. Сейчас у меня денег не хватит. Ты же знаешь, гостиница пятьсот франков в день, а сколько еще тут проторчим – одному Богу известно.
– И все же – запроси свое начальство. Пусть подошлют. У нас тоже деньги скоро кончатся, – сказал Вадим.
Иван слушал недовольно, сопел.
– У бандитов грязные деньги брать не буду, – наконец сказал он. – Пускай гражданка Пенкина их отмывает.
– Так я их и отмою, Ванечка! Еще как отмою! Хочешь, здесь в «Либерасьон» или в «Фигаро» напечатаем ваши фейсы? – спросила Ольга.
– Это другое дело, – проворчал Иван.
За разговором не заметили стоявших у входа в Лувр двух художников в темных очках. Они что-то малевали на холстах, установленных на этюдниках. Когда троица прошла, художники бодро свернули этюдники и устремились следом за нею.
Глава 15
Потомственный взрывник
В скором времени мафиози Максим и Федор, следя за неразлучной тройкой, дошли до бульвара Оссман и увидели, что все трое скрылись в отеле «Коммодор». Максим, оставив этюдник на попечение напарника, скрылся за стеклянными дверями отеля, а Федор, положив на каждое плечо по этюднику, принялся прохаживаться по бульвару, всматриваясь в окна отеля.
Под одним из каштанов на бульваре стоял нищий старик. Перед ним лежала кепка. Старик довольно крепким еще голосом исполнял Марш юных нахимовцев.
– Дед, ты еще на свободе? – весело приветствовал его Федор, когда пение кончилось.
Бранко вгляделся в Федора и вдруг бросился на него с криком:
– Фашист! Недобиток! Не дал мне умереть достойно!
Порыв Бранко разбился о могучую грудь Федора. Тот сделал легкий вдох, распрямив торс, и Бранко отлетел на исходную позицию под каштаном. Федор положил свои ручищи ему на плечи и проговорил ласково:
– Бранко, умирай достойно, но в одиночку. Зачем тащить с собой еще триста человек?
– Теперь я здесь один! Нищий! Без единого франка! – кричал старик.
– Да, репертуар у тебя… – задумался Федор.
Из отеля «Коммодор» деловой походкой вышел Максим, приблизился к ним, машинально пожал руку Бранко.
– Они в семнадцатом номере. Вот окно, – указал он на окно второго этажа, которое находилось буквально над ними, вблизи каштана. – А ты что здесь делаешь, отец? – обратился он к Бранко.
– Пою, – мрачно ответил тот.
– И танцуешь? – подхватил шутку Максим.
– Нет, только пою, – не поддержал шутку Бранко.
– И много платят?
– За день – два франка.
– Не густо… – Максим оценивающе посмотрел на старика; в голову ему пришла идея. – Хочешь заработать франки и улететь в свою любимую Тирану? Хотя я лично посоветовал бы Гавану.
– Хочу, – сказал Бранко.
– Только учти, тебя там могут расстрелять.
– Пускай.
Максим вынул из кармана бумажку в сто франков, повертел перед носом старика.
– Это задаток. Выполнишь задание, получишь еще девятьсот франков.
– Какое задание? – Глаза Бранко загорелись.
– Вон за тем окном, – указал Максим вверх, – живут оппортунисты…
– Настоящие недобитки, – вставил слово Федор.
– Они опоганили великого вождя. Лимонка при тебе?
Старик с готовностью выхватил из кармана лимонку.
– Погоди, не так быстро. Федя, дай ему взрыватель.
Федор протянул старику взрыватель, объяснил:
– Вот здесь сточишь надфилем два миллиметра. Тогда сработает. Понял?
Бранко радостно кивал.
– Взорвешь этих, приходи за гонораром в кабаре «Донья Исидора» на Елисейских Полях, – сказал Максим.
– Только чтобы все надежно. Понял? – веско сказал Федор.
– Я потомственный взрывник! – гордо заявил Бранко. – Мой отец взрывал фашистские составы в отряде Тито. Потом взрывал Тито…
– Не слышал что-то, чтобы он его взорвал… – заметил Максим.
– Отца расстреляли, а мы с матерью бежали в Союз…
– Ладно. Свою автобиографию напишешь следователю, – остановил старика Максим. – И гуманнее, старичок, гуманнее! Постарайся, кроме этих, никого не угробить!
– Слушаюсь, гражданин начальник! – вытянулся в струнку Бранко.
Под одним из каштанов на бульваре стоял нищий старик. Перед ним лежала кепка. Старик довольно крепким еще голосом исполнял Марш юных нахимовцев.
Федор сразу узнал в старике Бранко Синицына, но не мешал ему, слушал песню до конца. Старик пел взволнованно, в конце песни по его небритой щеке скатилась слеза.
Солнышко светит ясное,
Здравствуй, страна прекрасная!
Юные нахимовцы тебе шлют привет!
В мире нет другой
Родины такой.
Путь нам осеняет, словно утренний свет,
Знамя твоих побед.
Простор голубой,
Волна за кормой,
Гордо реет на мачте
Флаг отчизны родной.
Вперед мы идем,
С пути не свернем,
Потому что мы Сталина имя
В сердцах своих несем!
– Дед, ты еще на свободе? – весело приветствовал его Федор, когда пение кончилось.
Бранко вгляделся в Федора и вдруг бросился на него с криком:
– Фашист! Недобиток! Не дал мне умереть достойно!
Порыв Бранко разбился о могучую грудь Федора. Тот сделал легкий вдох, распрямив торс, и Бранко отлетел на исходную позицию под каштаном. Федор положил свои ручищи ему на плечи и проговорил ласково:
– Бранко, умирай достойно, но в одиночку. Зачем тащить с собой еще триста человек?
– Теперь я здесь один! Нищий! Без единого франка! – кричал старик.
– Да, репертуар у тебя… – задумался Федор.
Из отеля «Коммодор» деловой походкой вышел Максим, приблизился к ним, машинально пожал руку Бранко.
– Они в семнадцатом номере. Вот окно, – указал он на окно второго этажа, которое находилось буквально над ними, вблизи каштана. – А ты что здесь делаешь, отец? – обратился он к Бранко.
– Пою, – мрачно ответил тот.
– И танцуешь? – подхватил шутку Максим.
– Нет, только пою, – не поддержал шутку Бранко.
– И много платят?
– За день – два франка.
– Не густо… – Максим оценивающе посмотрел на старика; в голову ему пришла идея. – Хочешь заработать франки и улететь в свою любимую Тирану? Хотя я лично посоветовал бы Гавану.
– Хочу, – сказал Бранко.
– Только учти, тебя там могут расстрелять.
– Пускай.
Максим вынул из кармана бумажку в сто франков, повертел перед носом старика.
– Это задаток. Выполнишь задание, получишь еще девятьсот франков.
– Какое задание? – Глаза Бранко загорелись.
– Вон за тем окном, – указал Максим вверх, – живут оппортунисты…
– Настоящие недобитки, – вставил слово Федор.
– Они опоганили великого вождя. Лимонка при тебе?
Старик с готовностью выхватил из кармана лимонку.
– Погоди, не так быстро. Федя, дай ему взрыватель.
Федор протянул старику взрыватель, объяснил:
– Вот здесь сточишь надфилем два миллиметра. Тогда сработает. Понял?
Бранко радостно кивал.
– Взорвешь этих, приходи за гонораром в кабаре «Донья Исидора» на Елисейских Полях, – сказал Максим.
– Только чтобы все надежно. Понял? – веско сказал Федор.
– Я потомственный взрывник! – гордо заявил Бранко. – Мой отец взрывал фашистские составы в отряде Тито. Потом взрывал Тито…
– Не слышал что-то, чтобы он его взорвал… – заметил Максим.
– Отца расстреляли, а мы с матерью бежали в Союз…
– Ладно. Свою автобиографию напишешь следователю, – остановил старика Максим. – И гуманнее, старичок, гуманнее! Постарайся, кроме этих, никого не угробить!
– Слушаюсь, гражданин начальник! – вытянулся в струнку Бранко.
Глава 16
Специалист по Бадди Рестлингу
Настроение у Алексея Заблудского было приподнятое, несмотря на обескураживающий прием в посольстве. Денег дали по русским меркам невероятную сумму: почти миллион рублей. Во франках, разумеется. Как-нибудь разберемся с этим Бадди, думал Алексей. Не уроним чести России.
Подходя по адресу, указанному в посольстве, Заблудский испытал некоторое беспокойство. Он понял, что ему и впрямь предстоит что-то необычное. Здание представляло из себя стеклянный дворец, на фасаде которого развевались флаги. Алексей насчитал сто четырнадцать. Среди них – флаг России. Сознание того, что честь этого конкретного флага, в сущности, зависит от него одного, Алексея Заблудского, необыкновенно окрыляло.
Также на фасаде располагалась огромная афиша с изображением молодого человека в одних плавках с невероятным количеством выпирающих из всех частей тела мышц. Даже из тех, где их, по мнению Заблудского, быть не могло. «Бадди Рестлинг, – подумал Алексей. – Вот он какой. Может, он античный поэт? Или философ. На древнего грека похож».
Но Бадди Рестлинг был похож, скорее, на виноградную гроздь. Мускулы выпирали из него, как ягоды.
Алексей вошел внутрь. В фойе было людно. Самое интересное, что и здесь очень часто встречались люди, по комплекции схожие с Бадди Рестлингом. «Последователи», – решил Алексей и подумал, что это правильно. В человеке все должно быть прекрасно – и лицо, и одежда, и так далее – это он знал с детства, хотя у него самого прекрасными были лишь душа и мысли, а лицо и в особенности одежда – так себе.
Особенно поражали поклонницы Бадди Рестлинга – белокожие и темнокожие женщины с мускулами как у ломовых лошадей. Точнее, коней с яйцами, – так подумал Заблудский и застеснялся грубости этого сравнения.
Алексей ходил среди этих огромных фигур, как в лесу, стесняясь спросить. Наконец осмелился и поинтересовался поанглийски у величавого негра размерами с трех Отелло, где регистрация участников.
– Там, – ответил негр и показал пальцем, напоминающим копченую сардельку, на антресольный этаж холла.
Алексей поднялся туда и увидел длинный стол, за которым сидели девушки в униформе. Перед каждой стоял букетик флажков. Заблудский нашел букетик, в котором находился флажок России, и обратился к соответствующей девушке:
– Хау ду ю ду. Ай эм фром Раша. Май нэйм из Заблудский.
– Здравствуй, – с акцентом произнесла девушка по-русски. – Ты тренер, коуч? Менеджер?
Ему было приятно, что она сразу обратилась к нему на «ты». И мускулов на ней было немного, не больше, чем у Алексея.
– Я один. Элоун, – охотно объяснил он. – Участник. Партисипент.
Она порылась в списках, нашла фамилию Заблудского, после чего с нескрываемым интересом уставилась на Алексея.
– Ты участник форума боди-реслинга?
– Да, меня послали… Ознакомиться. От комитета по культуре.
– О’кей, – сказала она и принялась заполнять документы.
Алексей рассматривал сидящих неподалеку гигантов, тоже занимавшихся оформлением документов.
– Вот твоя карточка участника, намбер…
Намбер, то есть номер, был 77. Счастливый.
– Это программа. Здесь места тренировок. Можешь пойти посмотреть. – Она указала куда-то в сторону. – Конкурсный показ послезавтра.
– Показ чего? – удивился он.
– Тела. Боди.
– Чего? – пролепетал он.
– Мус-ку-ла-туры, – по складам произнесла она.
– Так у меня… Нет ее… – произнес он трагическим шепотом.
– Ай си. Я вижу. Покажешь что есть.
Алексей встал со стула и, как в бреду, направился к дверям, указанным девушкой. Там был прекрасно оборудованный тренажерный зал, где атлеты качали мышцы с неукоснительностью автоматов. Алексей застыл в дверях, наблюдая великолепную и пугающую картину блестящих тел, состоящих из узлов мышц. Он знал, что ни одной такой мышцы у него нет. И таких горделивых поз, какие принимали атлеты, ему никогда не освоить.
Так вот он каков, Бадди Рестлинг! Античный философ, мать его за ногу!
У Алексея был вид человека, пережившего жестокий удар судьбы. Одна из участниц, на голову выше Алексея, проходя мимо, улыбнулась и шлепнула Алексея по заднице. Мол, не робей, мужик.
От этого шлепка Заблудский вылетел из зала, как пушинка, и тихо-тихо, бочком покинул место форума. Уходя, оглянулся на флаг России, который гордо развевался на ветру.
Естественно, последующие три часа Заблудский надирался в каком-то дешевом ресторанчике, придумывая ослепительную месть своему начальству, комитету по культуре и отделу виз и регистрации. Пил он кальвадос, как герои Ремарка.
Когда он вышел из ресторанчика, было уже темно. Над Сеной горели огоньки домов, теплый вечер спустился на Париж, пели шансонье. Алексей размяк, тоже мурлыкал что-то. Ему стало все по фигу, а когда все по фигу – лучше не надо.
«И покажу что есть», думал он. По правде сказать, единственный достойный мускул, который мог посоперничать на международной арене, показу не подлежал. Алексей был из тех мужчин, про которых говорят «маленькое дерево в сук растет». Но и сук никаких не наблюдалось.
Он шел по набережной, напевая Высоцкого, «Все не так, ребята», и не заметил, как попал в толпу клошаров, которые, как летучие мыши, в каких-то хламидах, окружили его и принялись галдеть. Он понял, что они говорят между собой, что вот, мол, еще один русский забрел на набережную.
– А кто первый? – пьяно спросил он по-французски.
Клошары увлекли его под мост, где прямо на гранитном парапете что-то обтачивал лохматый человек, окруженный клошарами. Клошары все время пытались отобрать у него надфиль, человек сердился, отпихивал их локтями и бормотал:
– Не мешайте… Вот народ! Одно слово, клошары!
– Бранко! – воскликнул Алексей и полез обниматься.
Бранко испуганно отшатнулся, но потом увидел, что это не мент и не бандит, приобнял Заблудского, похлопал по спине.
– Хочешь выпить? – спросил Алексей, показывая бутылку кальвадоса.
– Не могу. Срочное задание, – сухо ответил Бранко.
Алексей взглянул на парапет, где лежали лимонка, взрыватель и надфиль.
– Все взрываешь?.. А я, брат, так влип, так влип…
Он отхлебнул из бутылки. Клошары окружили его, загалдели, указывая на бутылку.
– На всех не хватит, месье. Самому мало, – твердо заявил Алексей.
Бранко наконец сточил что надо во взрывателе, засунул его в лимонку. Клошары почтительно отступили. Бранко со вздохом сунул лимонку в карман.
– Пошли, что ли? Тебе куда? – спросил Алексей.
– Отель «Коммодор».
– И мне! – обрадовался он. – Пошли вместе. А то в этом Париже… Черт ногу сломит.
Он обнял Бранко за плечи, и они побрели куда-то в темноту по набережной Сены, провожаемые почтительными взглядами клошаров.
Подходя по адресу, указанному в посольстве, Заблудский испытал некоторое беспокойство. Он понял, что ему и впрямь предстоит что-то необычное. Здание представляло из себя стеклянный дворец, на фасаде которого развевались флаги. Алексей насчитал сто четырнадцать. Среди них – флаг России. Сознание того, что честь этого конкретного флага, в сущности, зависит от него одного, Алексея Заблудского, необыкновенно окрыляло.
Также на фасаде располагалась огромная афиша с изображением молодого человека в одних плавках с невероятным количеством выпирающих из всех частей тела мышц. Даже из тех, где их, по мнению Заблудского, быть не могло. «Бадди Рестлинг, – подумал Алексей. – Вот он какой. Может, он античный поэт? Или философ. На древнего грека похож».
Но Бадди Рестлинг был похож, скорее, на виноградную гроздь. Мускулы выпирали из него, как ягоды.
Алексей вошел внутрь. В фойе было людно. Самое интересное, что и здесь очень часто встречались люди, по комплекции схожие с Бадди Рестлингом. «Последователи», – решил Алексей и подумал, что это правильно. В человеке все должно быть прекрасно – и лицо, и одежда, и так далее – это он знал с детства, хотя у него самого прекрасными были лишь душа и мысли, а лицо и в особенности одежда – так себе.
Особенно поражали поклонницы Бадди Рестлинга – белокожие и темнокожие женщины с мускулами как у ломовых лошадей. Точнее, коней с яйцами, – так подумал Заблудский и застеснялся грубости этого сравнения.
Алексей ходил среди этих огромных фигур, как в лесу, стесняясь спросить. Наконец осмелился и поинтересовался поанглийски у величавого негра размерами с трех Отелло, где регистрация участников.
– Там, – ответил негр и показал пальцем, напоминающим копченую сардельку, на антресольный этаж холла.
Алексей поднялся туда и увидел длинный стол, за которым сидели девушки в униформе. Перед каждой стоял букетик флажков. Заблудский нашел букетик, в котором находился флажок России, и обратился к соответствующей девушке:
– Хау ду ю ду. Ай эм фром Раша. Май нэйм из Заблудский.
– Здравствуй, – с акцентом произнесла девушка по-русски. – Ты тренер, коуч? Менеджер?
Ему было приятно, что она сразу обратилась к нему на «ты». И мускулов на ней было немного, не больше, чем у Алексея.
– Я один. Элоун, – охотно объяснил он. – Участник. Партисипент.
Она порылась в списках, нашла фамилию Заблудского, после чего с нескрываемым интересом уставилась на Алексея.
– Ты участник форума боди-реслинга?
– Да, меня послали… Ознакомиться. От комитета по культуре.
– О’кей, – сказала она и принялась заполнять документы.
Алексей рассматривал сидящих неподалеку гигантов, тоже занимавшихся оформлением документов.
– Вот твоя карточка участника, намбер…
Намбер, то есть номер, был 77. Счастливый.
– Это программа. Здесь места тренировок. Можешь пойти посмотреть. – Она указала куда-то в сторону. – Конкурсный показ послезавтра.
– Показ чего? – удивился он.
– Тела. Боди.
– Чего? – пролепетал он.
– Мус-ку-ла-туры, – по складам произнесла она.
– Так у меня… Нет ее… – произнес он трагическим шепотом.
– Ай си. Я вижу. Покажешь что есть.
Алексей встал со стула и, как в бреду, направился к дверям, указанным девушкой. Там был прекрасно оборудованный тренажерный зал, где атлеты качали мышцы с неукоснительностью автоматов. Алексей застыл в дверях, наблюдая великолепную и пугающую картину блестящих тел, состоящих из узлов мышц. Он знал, что ни одной такой мышцы у него нет. И таких горделивых поз, какие принимали атлеты, ему никогда не освоить.
Так вот он каков, Бадди Рестлинг! Античный философ, мать его за ногу!
У Алексея был вид человека, пережившего жестокий удар судьбы. Одна из участниц, на голову выше Алексея, проходя мимо, улыбнулась и шлепнула Алексея по заднице. Мол, не робей, мужик.
От этого шлепка Заблудский вылетел из зала, как пушинка, и тихо-тихо, бочком покинул место форума. Уходя, оглянулся на флаг России, который гордо развевался на ветру.
Естественно, последующие три часа Заблудский надирался в каком-то дешевом ресторанчике, придумывая ослепительную месть своему начальству, комитету по культуре и отделу виз и регистрации. Пил он кальвадос, как герои Ремарка.
Когда он вышел из ресторанчика, было уже темно. Над Сеной горели огоньки домов, теплый вечер спустился на Париж, пели шансонье. Алексей размяк, тоже мурлыкал что-то. Ему стало все по фигу, а когда все по фигу – лучше не надо.
«И покажу что есть», думал он. По правде сказать, единственный достойный мускул, который мог посоперничать на международной арене, показу не подлежал. Алексей был из тех мужчин, про которых говорят «маленькое дерево в сук растет». Но и сук никаких не наблюдалось.
Он шел по набережной, напевая Высоцкого, «Все не так, ребята», и не заметил, как попал в толпу клошаров, которые, как летучие мыши, в каких-то хламидах, окружили его и принялись галдеть. Он понял, что они говорят между собой, что вот, мол, еще один русский забрел на набережную.
– А кто первый? – пьяно спросил он по-французски.
Клошары увлекли его под мост, где прямо на гранитном парапете что-то обтачивал лохматый человек, окруженный клошарами. Клошары все время пытались отобрать у него надфиль, человек сердился, отпихивал их локтями и бормотал:
– Не мешайте… Вот народ! Одно слово, клошары!
– Бранко! – воскликнул Алексей и полез обниматься.
Бранко испуганно отшатнулся, но потом увидел, что это не мент и не бандит, приобнял Заблудского, похлопал по спине.
– Хочешь выпить? – спросил Алексей, показывая бутылку кальвадоса.
– Не могу. Срочное задание, – сухо ответил Бранко.
Алексей взглянул на парапет, где лежали лимонка, взрыватель и надфиль.
– Все взрываешь?.. А я, брат, так влип, так влип…
Он отхлебнул из бутылки. Клошары окружили его, загалдели, указывая на бутылку.
– На всех не хватит, месье. Самому мало, – твердо заявил Алексей.
Бранко наконец сточил что надо во взрывателе, засунул его в лимонку. Клошары почтительно отступили. Бранко со вздохом сунул лимонку в карман.
– Пошли, что ли? Тебе куда? – спросил Алексей.
– Отель «Коммодор».
– И мне! – обрадовался он. – Пошли вместе. А то в этом Париже… Черт ногу сломит.
Он обнял Бранко за плечи, и они побрели куда-то в темноту по набережной Сены, провожаемые почтительными взглядами клошаров.
Глава 17
Авось образуется
Дело в Париже было вечером, делать в Париже было нечего. Ольга с друзьями играли в подкидного дурачка в номере на двоих, принадлежащем Ивану и Вадиму.
На холодильнике стоял стеклянный графин с засунутым в него кипятильником.
В графине варились три яйца.
– Тебе сдавать. – Ольга передала колоду Ивану. – Ты опять дурак.
– М-да… – задумчиво протянул Вадим.
Иван понял намек старшего группы. Мол, с таким помощником далеко не уедешь. Он потемнел лицом и принялся яростно тасовать колоду.
В углу номера работал телевизор. На экране появился диктор, принялся что-то говорить по-французски.
Ольга с надеждой посмотрела на Вадима. Но тот медлил, не переводил, хотел, чтобы его попросили.
– Вадик, ну, пожалуйста… Что говорят?
– На Багамах задержана крупная партия наркотиков, – перевел Вадим.
– Наши работают? – спросил Иван.
– Ваши, – саркастически ответил Вадим.
Иван обиделся еще пуще.
– Значит, скоро вернутся, – сделала вывод Ольга.
– Скорее бы, деньги кончаются, – сказал Вадим.
– Вы, товарищ капитан, все о деньгах… – с укоризной проговорил в пространство Иван.
– Я забочусь о группе. Группу надо чем-то кормить, – парировал капитан.
– Кстати, кипит! – Ольга указала на графин.
Иван отложил колоду, подошел к холодильнику и выдернул шнур нагревателя. Затем распахнул холодильник. Тот был набит едой и выпивкой. Иван вздохнул.
– Может, возьмем чего? Не заметят, а? – спросил он.
– Не роняйте чести офицера, Иван, – сказал капитан. – Нам не расплатиться.
– Ванечка, давай сюда яйца, давай… – Ольга уже поставила на столик блюдца, резала хлеб.
Иван извлек ложкой из графина яйца, сложил их на тарелку. Партнеры, обжигаясь, принялись сдирать скорлупу.
– А-а, была не была! Угощаю! – Ольга направилась к холодильнику, широким жестом распахнула его, достала большую бутылку виски. – Надо выпить за знакомство и начало работы!
Она поставила бутылку на столик, а рядом фужеры.
Иван с готовностью разлил виски, получилось каждому ровно по фужеру.
– Вот ведь делают, и отмерять не надо! – радостно удивился Иван.
– Ну, мальчики, за успех нашего дела! – подняла фужер Ольга.
Они чокнулись, и Ольга молодецки заглотила весь фужер разом: была уже привычна, много раз ходила на презентации, где нужно успеть за считанные секунды выпить и закусить, иначе все будет сметено со стола ордой голодных журналистов.
Вадим интеллигентно отхлебнул глоток и поставил фужер на место. Иван же, глядя на Ольгу, тоже допил до дна.
Закусили яйцом, помолчали, ожидая действия шотландского напитка. И он подействовал очень скоро, так что вторая бутылка оказалась на столике ровно через десять минут, – ее достал Иван – а третья незамедлительно последовала за второй. Само собой, с тою же быстротой перемещались из холодильника на столик изысканные закуски: патэ разных сортов, сыры камамбер и горгонсола, селедочка в винном соусе…
Вадим недолго исполнял роль кавалергарда, вскоре он так же молодецки высасывал фужеры до дна, правда, не удержался и попытался-таки испортить настроение Ивану.
– Учтите, лейтенант, расплачиваться за все это придется вам…
– Ой, напугал! – рассмеялась Ольга.
– Ничего, авось образуется… – сказал размякший, захмелевший Иван. – А виски все-таки дрянь в сравнении с водкой.
– Так не пили бы, – заметил Вадим.
– Как же не пить… когда вот оно, полный холодильник!
Ольга закурила, положила ногу на ногу, так что ее круглые коленки невольно привлекли внимание мужчин и потребовали традиционного тоста, который офицеры выпили стоя, отведя локотки в сторону, после чего принялись лобызать Ольгу.
Тут же все перешли на «ты» и еще дальше.
Иван направился в туалет, оттуда раздавались его восхищенные восклицания: «Ну, еб твою мать! Чтоб я так жил!» Вадим же, подсев к Ольге и думая совсем недолго, направил свою тонкую аристократическую ладонь ей под юбку, за что тут же получил увесистый удар по морде. Капитан отлетел, удивленный.
– Ты чего?! – обиделся он.
– А ничего! На хуя мне это надо. Я девственница! – гордо заявила Ольга.
– Пардон… – слегка отрезвел капитан.
Иван вернулся к компании и долго пытался рассказать о том, что он увидел в туалете. Слов не хватало даже с привлечением ненормативной лексики.
Ольга вынула блокнот из сумки.
– Ша, мальчики! Хватит пиздеть. Пишем второй репортаж из Интерпола. Первое событие, то есть мое освобождение, я уже описала.
– Больше событий не было, – развел руками Иван.
– Надо изобрести событие, – сказала она.
– Можно пойти в эмигрантский клуб, – предложил Вадим. – Там много моих бывших подследственных. Будет о чем поговорить. Наверняка случатся события.
– Типа: морду набьют, – прокомментировала Ольга.
И тут из-за стены донеслось глухое и заунывное пение:
Они повскакали с мест, причем Иван предусмотрительно прихватил с собою бутылку виски и фужеры, и гурьбою выскочили в коридор. Пение доносилось из-за двери соседнего, шестнадцатого номера. Вадим безо всяких церемоний распахнул дверь…
Посреди комнаты на ковре, поджав по-турецки ноги, сидел Алексей Заблудский и самозабвенно выпевал Есенина, прикрыв глаза.
Перед ним на ковре стояла полупустая бутылка кальвадоса и фужер.
– Алеша! – выдохнула Ольга, бросаясь к нему. – Он же летел с нами, помните? Из Публички, от комитета по культуре… – напомнила Ольга друзьям.
– Культурист, значит? – то ли пошутил, то ли всерьез спросил Иван.
Услышав это слово, Заблудский заплакал и повалился на ковер.
Его подняли, но он твердил лишь одно – «Бадди Рестлинг». Ему догадались дать виски, Алексей успокоился, обвел новых друзей печальными пьяными глазами и сказал:
– Мне-то ничего, фиг со мной. А вот Россия…
– Да объясни ты, что стряслось с Россией! – потребовала Ольга.
– Стряслось! – проговорил Алексей, и в ту же секунду где-то совсем рядом громыхнул страшной силы взрыв. Стена гостиничного номера обвалилась, обнажив соседнюю комнату, где только что сидели Ольга, Иван и Вадим. Она была страшна – мебель переломана, в ковре выжжена дыра, холодильник вдребезги.
На холодильнике стоял стеклянный графин с засунутым в него кипятильником.
В графине варились три яйца.
– Тебе сдавать. – Ольга передала колоду Ивану. – Ты опять дурак.
– М-да… – задумчиво протянул Вадим.
Иван понял намек старшего группы. Мол, с таким помощником далеко не уедешь. Он потемнел лицом и принялся яростно тасовать колоду.
В углу номера работал телевизор. На экране появился диктор, принялся что-то говорить по-французски.
Ольга с надеждой посмотрела на Вадима. Но тот медлил, не переводил, хотел, чтобы его попросили.
– Вадик, ну, пожалуйста… Что говорят?
– На Багамах задержана крупная партия наркотиков, – перевел Вадим.
– Наши работают? – спросил Иван.
– Ваши, – саркастически ответил Вадим.
Иван обиделся еще пуще.
– Значит, скоро вернутся, – сделала вывод Ольга.
– Скорее бы, деньги кончаются, – сказал Вадим.
– Вы, товарищ капитан, все о деньгах… – с укоризной проговорил в пространство Иван.
– Я забочусь о группе. Группу надо чем-то кормить, – парировал капитан.
– Кстати, кипит! – Ольга указала на графин.
Иван отложил колоду, подошел к холодильнику и выдернул шнур нагревателя. Затем распахнул холодильник. Тот был набит едой и выпивкой. Иван вздохнул.
– Может, возьмем чего? Не заметят, а? – спросил он.
– Не роняйте чести офицера, Иван, – сказал капитан. – Нам не расплатиться.
– Ванечка, давай сюда яйца, давай… – Ольга уже поставила на столик блюдца, резала хлеб.
Иван извлек ложкой из графина яйца, сложил их на тарелку. Партнеры, обжигаясь, принялись сдирать скорлупу.
– А-а, была не была! Угощаю! – Ольга направилась к холодильнику, широким жестом распахнула его, достала большую бутылку виски. – Надо выпить за знакомство и начало работы!
Она поставила бутылку на столик, а рядом фужеры.
Иван с готовностью разлил виски, получилось каждому ровно по фужеру.
– Вот ведь делают, и отмерять не надо! – радостно удивился Иван.
– Ну, мальчики, за успех нашего дела! – подняла фужер Ольга.
Они чокнулись, и Ольга молодецки заглотила весь фужер разом: была уже привычна, много раз ходила на презентации, где нужно успеть за считанные секунды выпить и закусить, иначе все будет сметено со стола ордой голодных журналистов.
Вадим интеллигентно отхлебнул глоток и поставил фужер на место. Иван же, глядя на Ольгу, тоже допил до дна.
Закусили яйцом, помолчали, ожидая действия шотландского напитка. И он подействовал очень скоро, так что вторая бутылка оказалась на столике ровно через десять минут, – ее достал Иван – а третья незамедлительно последовала за второй. Само собой, с тою же быстротой перемещались из холодильника на столик изысканные закуски: патэ разных сортов, сыры камамбер и горгонсола, селедочка в винном соусе…
Вадим недолго исполнял роль кавалергарда, вскоре он так же молодецки высасывал фужеры до дна, правда, не удержался и попытался-таки испортить настроение Ивану.
– Учтите, лейтенант, расплачиваться за все это придется вам…
– Ой, напугал! – рассмеялась Ольга.
– Ничего, авось образуется… – сказал размякший, захмелевший Иван. – А виски все-таки дрянь в сравнении с водкой.
– Так не пили бы, – заметил Вадим.
– Как же не пить… когда вот оно, полный холодильник!
Ольга закурила, положила ногу на ногу, так что ее круглые коленки невольно привлекли внимание мужчин и потребовали традиционного тоста, который офицеры выпили стоя, отведя локотки в сторону, после чего принялись лобызать Ольгу.
Тут же все перешли на «ты» и еще дальше.
Иван направился в туалет, оттуда раздавались его восхищенные восклицания: «Ну, еб твою мать! Чтоб я так жил!» Вадим же, подсев к Ольге и думая совсем недолго, направил свою тонкую аристократическую ладонь ей под юбку, за что тут же получил увесистый удар по морде. Капитан отлетел, удивленный.
– Ты чего?! – обиделся он.
– А ничего! На хуя мне это надо. Я девственница! – гордо заявила Ольга.
– Пардон… – слегка отрезвел капитан.
Иван вернулся к компании и долго пытался рассказать о том, что он увидел в туалете. Слов не хватало даже с привлечением ненормативной лексики.
Ольга вынула блокнот из сумки.
– Ша, мальчики! Хватит пиздеть. Пишем второй репортаж из Интерпола. Первое событие, то есть мое освобождение, я уже описала.
– Больше событий не было, – развел руками Иван.
– Надо изобрести событие, – сказала она.
– Можно пойти в эмигрантский клуб, – предложил Вадим. – Там много моих бывших подследственных. Будет о чем поговорить. Наверняка случатся события.
– Типа: морду набьют, – прокомментировала Ольга.
И тут из-за стены донеслось глухое и заунывное пение:
– Наши! – воскликнул Иван.
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым…
Они повскакали с мест, причем Иван предусмотрительно прихватил с собою бутылку виски и фужеры, и гурьбою выскочили в коридор. Пение доносилось из-за двери соседнего, шестнадцатого номера. Вадим безо всяких церемоний распахнул дверь…
Посреди комнаты на ковре, поджав по-турецки ноги, сидел Алексей Заблудский и самозабвенно выпевал Есенина, прикрыв глаза.
Перед ним на ковре стояла полупустая бутылка кальвадоса и фужер.
– Алеша! – выдохнула Ольга, бросаясь к нему. – Он же летел с нами, помните? Из Публички, от комитета по культуре… – напомнила Ольга друзьям.
– Культурист, значит? – то ли пошутил, то ли всерьез спросил Иван.
Услышав это слово, Заблудский заплакал и повалился на ковер.
Его подняли, но он твердил лишь одно – «Бадди Рестлинг». Ему догадались дать виски, Алексей успокоился, обвел новых друзей печальными пьяными глазами и сказал:
– Мне-то ничего, фиг со мной. А вот Россия…
– Да объясни ты, что стряслось с Россией! – потребовала Ольга.
– Стряслось! – проговорил Алексей, и в ту же секунду где-то совсем рядом громыхнул страшной силы взрыв. Стена гостиничного номера обвалилась, обнажив соседнюю комнату, где только что сидели Ольга, Иван и Вадим. Она была страшна – мебель переломана, в ковре выжжена дыра, холодильник вдребезги.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента